Текст книги "Путь хирурга (СИ)"

Автор книги: Валерий Гуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Традиции, конечно же, – охотно ответил Демид. – Незаконнорожденные должны пройти очищение. Чем больше трудностей, тем чище становится твоя кровь и твой путь. Ты что, совсем ничего не понимаешь?

– Не-а, – уверенно признался я. – Вот, например, понятия не имею – было вообще такое, чтобы здесь учился обычный человек… ну, вроде меня?

Глаза Демида округлились от удивления.

– Ты чего? Конечно, нет! Никогда. Я и сейчас не представляю, как это будет объяснять Астахов. Обычным людям вход сюда запрещен, это же очевидно.

Ответ окончательно подтвердил мои опасения, что я оказался здесь исключением.

– Понятно, – заверил я.

– Пойдем уже, понятливый! А то так до вечера тебе буду экскурсию проводить.

Мы вышли из комнаты и двинулись по коридору, в обратном направлении. Снова проходя мимо зеркала и двери в комнату «нулевых».

Демид резко остановился перед дверью, толкнул, открывая проход и указывая внутрь.

– Вот твоя часть, – сказал он будничным тоном. – Здесь на двадцать человек. Хочу, чтобы ты почувствовал разницу!

Я заглянул в комнату. Передо мной было совершенно пустое помещение, где на полу виднелись лишь четко размеченные границы, обозначающие небольшие участки. Видимо, личное пространство учащихся.

Ни кроватей, ни матрасов, вообще ничего. Просто каменный пол с разметкой.

– А спать где? – спросил я.

– Спать стоя научишься, – ответил Демид на полном серьезе. – Кроватей вам не положено, как и других удобств. Вы сюда не прохлаждаться приходите! Здесь ты должен думать только о потоках.

Не похоже, чтобы он шутил. Спать стоя… а почему не стоя на голове? Они тут совсем с ума посходили?

Я продолжил осматриваться и заметил у каждого очерченного места небольшие ниши, похожие на алтарики, почти такие же, как в комнате учеников повыше уровнем.

Но здесь ниши были пустыми.

В остальном понятно – здешние условия не просто вызывали неудобство, а были направлены на слом личности. И если я вовремя не вырвусь, то рискую стать таким покорным и бессознательным инструментом, каким меня хотят видеть здешние наставники. Уверен, что для меня учёба отнюдь не будет простой прогулкой.

Демид вывел меня обратно в коридор, и мы молча прошли несколько поворотов. Вообще изнутри здание напоминало огромный лабиринт. Во все стороны вело множество длинных коридоров.

Демид остановился возле небольшой двери, запертой на массивный замок. Даже не двери… скорее, какой-то форточки, в которую сможет протиснуться далеко не каждый крепкий мужчина.

– Вот сюда, – он резко ткнул в дверку пальцем, но будто бы издалека, – лучше не попадать ни при каких обстоятельствах, – Демид аж поежился, будто ему стало холодно.

– А что там?

– Штрафной изолятор. Я не знаю, что там творится, и знать не хочу… Один после недели там вернулся с седыми висками. И то ничего не рассказывал. Теперь молчит постоянно, и взгляд у него пустой, будто его изнутри выжгли.

Я взглянул на замок – основательный, навесной. В изоляторе явно закрывали наглухо. Понятно, дай угадаю мелодию с одной ноты? Готов биться о заклад, что скоро я узнаю, что находится за этими дверьми.

Следующим «пунктом назначения» стали массивные двери библиотеки. Перед входом висел огромный плакат со схемой, и я невольно остановился, пораженный масштабом.

– Только тихо, – едва слышно прошептал Демид, наклоняясь ко мне. – Не дыши лишний раз, библиотекарь у нас уж больно злой.

Я кивнул, ощутив странную тревогу внутри. Демид осторожно приоткрыл массивные двери, и я заглянул внутрь.

Библиотека оказалась поистине гигантской. Огромные, массивные стеллажи, выточенные прямо в скале, сотнями рядов тянулись в глубину, теряясь там. Оттуда сочилась полная, непроглядная тьма.

– А почему света нет? – спросил я, пытаясь хоть что-то разглядеть во мраке.

Вроде бы, читать без света не сподручно.

– Библиотекарь не любит свет, – уклончиво ответил Демид.

Я уже собирался задать следующий вопрос, но в этот момент Демид вздрогнул и схватил меня за рукав, тыча пальцем дрожащей руки в темноту.

– В-вон он… библиотекарь!

Из глубины тьмы, медленно и бесшумно, появился старик в темной, длинной рясе с худощавым и мертвенно-бледным лицом. Старик как старик, если бы не два «но». Он не шел, а плыл в воздухе, явно не касаясь пола ступнями. А в глазницах у него не было глаз – именно так, обоих. Вместо них зияли две черные, провалившиеся ямы. Не тьма, как у Астахова, этим меня уже было не удивить, а именно отсутствие глаз.

Куда они делись? В руках он держал большую стеклянную банку, в которой, словно жуткие экспонаты, поблескивали два живых глазных яблока. Они медленно вращались, словно сами собою наблюдая за происходящим вокруг.

Старик-библиотекарь вдруг резко повернул голову в нашу сторону, будто почувствовав мой взгляд, хотя глаз у него не было.

– Не дыши, не шевелись…

В абсолютной тишине я отчетливо услышал его слова, сказанные хриплым, леденящим голосом. От его голоса у меня буквально оцепенели мышцы, и я застыл, словно парализованный. Ощущение было такое, будто темная энергия библиотекаря проникает прямо под кожу, пронизывая меня насквозь.

Но никаких потоков я не видел.

Затем он медленно отвернулся и, мягко скользя над полом, поплыл дальше между стеллажами, растворяясь во мраке.

– Пойдем, – Демид резко закрыл массивные двери.

Оцепенение мигом спало. И правда, жутковатый тип. С таким не захочешь встречаться в темном переулке.

– Слушай, Дема, а откуда вообще взялись все эти подземелья? – спросил я, когда мы пошли дальше.

Демид резко остановился, и я за малым не влетел в его спину. Он обернулся, и в его глазах мелькнуло предупреждение. Едва заметный кивок вверх указал на небольшие камеры, едва заметные под потолком.

– Давай не будем об этом.

Намек понят, замолкаю.

Мы пошли дальше, чуть попетляли по коридорам. Я заметил в одном из тупиков старую, покрытую паутиной дверь, которую явно не открывали со времен царя Гороха. Прошел бы мимо, но нос отчетливо уловил запах лекарств.

– Дема, погоди, а там что? – спросил я.

– Там… – Демид явно задумался, видно, это место было ему без надобности. – А! Вспомнил, тут у нас всякое старье хранится, которое не доходят руки списать.

Я подошел, дернул на себя дверь и заглянул внутрь. Увиденное заставило меня внутренне вздрогнуть.

Внутри действительно была навалена куча всякого барахла, давно никем не разбиравшегося. Но помещение явно не было предназначено под кладовую. Нет, очевидно, здесь когда-то было нечто наподобие медпункта, напоминавшего советский госпиталь начала двадцатых прошлого века. Старые, проржавелвшие койки стояли вдоль стен, прямо на них ворохами лежали вещи – они использовались в качестве стеллажей. Как и скрипучие шкафы с разбитыми стеклами, где некогда хранились лекарства, теперь были забиты старыми тряпками. Но даже несмотря на это, я отчетливо чувствовал запах больницы, буквально въевшийся в стены.

– Так, а нормальный медпункт есть? – спросил я.

– В смысле нормальный? – озадачился Демид. – Это зачем он тебе, вместо музея, поглазеть? Вот ещё. Вообще-то медицина – псевдонаука. Кто умеет управлять энергетическими потоками, в ней просто не нуждается. Тело само регенерируется… а что? Или у вас, у сбившихся, всё по старинке? Опера-а-ации там, рентгены?

Я не ответил. Чуть раньше я несколько раз слышал о медпункте в Приюте. Потому теперь был немного шокирован, что медицины тут нет. Как говорится, Юра, мы все прое… ладно, не будем о плохом.

Что до «псевдонауки», то гниль, поселившаяся внутри приютских, явно показывала, что как раз медицины-то здесь остро не хватает. Может, и не «по старинке», как выразился Демид, а в принципе.

Демид вдруг огляделся, приметил, что камера висит далеко, и зашептал:

– На самом деле порой всякие штучки «по старинке» – отлично помогают. Мы натягали себе всяких обезболивающих… – признался он. – После тяжелых тренировок вообще неохота ждать, когда энергетические каналы сами восстановятся. Да и вот…

Он замялся, слегка поколебавшись, но всё же приподнял край своей робы, показывая свежий глубокий надрез чуть выше бедра.

– Рану эту после боя с тобой заживляю… без таблеток бы чокнулся!

Я внимательно посмотрел на рану и сразу нахмурился. Края ее были неровными, с воспалением вокруг, явно заметны признаки начинающегося заражения.

– Что ты так смотришь, что не так? – насторожился Демид. – Сдашь меня?..

– Все не так. Во-первых, края надо было сразу обработать, у тебя тут грязь и воспаление. Сейчас надо тщательно очистить рану и продезинфицировать.

Я понимая, что мои слова для Демида – своего рода «белый шум», потому просто взял и зашел в заброшенный медпункт. Огляделся, заприметил в одном из шкафчиков покрытый паутиной флакон, в котором только чудом оказался спирт. Тряпку получилось найти быстрее – ветоши здесь было хоть отбавляй.

Я взял флакон, понюхал, убедившись, что это действительно спиртовой раствор, и достаточно крепкий. Затем вылил немного на ткань и начал аккуратно очищать края раны ученика.

Демид едва заметно вздрогнул от резкого жжения, но терпеливо молчал.

– Теперь слушай внимательно. Рана должна дышать, и обязательно должна быть чистой. Если увидишь снова воспаление – вот такое красное, припухшее – то обязательно промой и обработай повторно. Запомнил?

Он молча кивнул, внимательно следя за моими движениями и явно удивляясь моим знаниям. Через несколько секунд, когда я закончил, облегченно вздохнул и опустил робу.

– Спасибо! А ты… откуда это всё знаешь?

– У нас, «сбившихся», – с легкой иронией ответил я. – Многое «по старинке». Иногда это реально спасает жизни. В следующий раз не стесняйся сразу спрашивать.

Иногда лучше старомодное лечение, чем гнить изнутри, как некоторые здешние «продвинутые» ребята. Но вслух последнее я говорить не стал. Лечились ли так сбившиеся, я пока не знал, но и уличить меня тут пока что некому.

– А что именно ты пьешь из таблеток? – спросил я. – Стянули какие-то, говоришь?

Он снова оглянулся и аккуратно достал из потайного кармана слегка помятую упаковку.

– Вот, это. Нашел в старом шкафу.

Я взял блистер в руки и прочитал название. «Ибупрофен». Просрочен почти на два года, но это ещё не смертельно, хотя эффект, конечно, будет уже не тот.

– И часто принимаешь? – уточнил я.

Демид пожал плечами.

– По инструкции написано – таблетку за раз. Ну, вот и пьюдва раза в день.

– Пьешь день, да? – уточнил я.

Ведь дрались-то мы с ним совсем недавно.

– Ну… нет… – признался Демид. – Я уже пью их где-то месяц. Ну блин, когда всё болит после тренировок – помогает!

– Не-не-не, это много, – сразу же скорректировал я. – Побочки ты до сих пор не чувствуешь, просто потому что препарат просрочен. Но поверь мне, такой прием не приведет ни к чему хорошему. Выпей еще два дня по одной таблетке три раза в день, если совсем плохо. И лучше – после еды, чтобы желудок не повредить. А потом заканчивай, это же лекарства, а не конфеты.

Он слегка удивлённо посмотрел на меня, явно впечатлённый моей уверенностью.

– А… Понял.

– А где, говоришь, таблетки взял?

Демид указал на старый металлический шкафчик. Я подошел и не без удивления обнаружил, что роль замка, удерживающего дверцы, выполняет… скальпель. Его просто сунули между ручек, чтобы дверцы не распахивались. Скальпель, в отличие от другого железа, не проржавел.

Я достал скальпель, тут же заменив его ложкой-заточкой. Не должно добро вот так пропадать, да и мне настоящий скальпель явно рано или поздно пригодится.

Внутри шкафчика действительно оказалось несколько старых, пыльных упаковок таблеток с незнакомыми названиями. Но, быстро пробежавшись глазами по составу, я сразу понял, что где. Одна упаковка содержала «Амоксициллин», старый, но мощный антибиотик. В такой ситуации он был на вес золота.

– Вот это бери обязательно, – сказал я, передавая упаковку Демиду. – Пей по одной таблетке три раза в день, пять дней.

Глава 12

Из «медпункта» Демид подвел меня к очередной двери.

– Здесь мы медитируем, делаем духовные практики, – охотно пояснял он.

Хотя я, признаться, уже не слушал. Замер на пороге, оглушённый… м-м… странным зрелищем. Медитация и духовная практика у меня всегда ассоциировались с чем-то… ну, как минимум полезным. На гвоздях постоять, посидеть в позе лотоса под звуки природы.

Здесь же зал для медитаций, скорее, напоминал камеру пыток. По периметру было расставлено нечто, похожее на средневековые инструменты инквизиции. Гвозди я вспоминал? Ну, гвозди тут тоже были. У стены слева – большая платформа с буквально сотнями металлических гвоздей, тускло поблескивающих в свете… факелов. Да-да, вместо ламп здесь были самые настоящие факелы.

Чуть дальше находилось несколько массивных деревянных конструкций – я сразу узнал древний тренажёр «правило», в последнее время вновь обретавший популярность в мире, откуда я оказался здесь.

Возле противоположной стены находились столы, над которыми висели странные приспособления, из которых медленно и монотонно капала вода. Судя по всему, для испытания концентрации.

Рядом расположились небольшие аппараты с проводами, тут я тоже понял без подсказки – явно бьют током тех, кто терял бдительность.

Какое-то БДСМ…

Мое внимание привлекло движение в центре зала. Там прямо сейчас проходил испытание один из учеников. Он стоял под медленно падающими каплями воды. Его тело мелко дрожало, но взгляд оставался твердым и устремленным в пустоту. Вокруг него на полу лежали несколько учеников, уже потерявших сознание – очевидно, не выдержавших испытания.

С каждой новой каплей воды ученик вздрагивал сильнее, его лицо искажалось, но он продолжал стоять. Упрямый, тут ни убавить, ни прибавить.

– Зачем он это делает? – спросил я.

– Испытание такое… – пожал плечами Дема. – Тебя оно тоже ждет.

– И часто такое бывает?

– Каждый день, – ответил Демид, пожав плечами. – Иначе поток не почувствуешь. Через боль он становится яснее.

– И сколько надо стоять? – уточнил я.

– Пока поток не почувствуешь. Вот этот, – Дема кинул на ученика, единственного, кто стоял на ногах, – стоит третий или четвертый день. Ден, ты там сколько торчишь, напомни?

Ученик, которого аж трясло, естественно, не ответил.

– Вода – это так, фигня, – продолжил Демид, теперь уже обращаясь ко мне. – Здесь есть штучки ку-у-уда серьёзнее.

Я боковым зрением заметил, как Демид и сам поёжился после этих слов. Видимо, от штучек посерьёзнее у него остались не самые приятные воспоминания.

Внезапно с другой стороны зала донесся хриплый, полный боли крик. Я резко повернулся и увидел парня, растянутого на массивном тренажёре «правило». Здесь его явно использовали не для здоровой растяжки перед зарядкой. Руки и ноги парня были зафиксированы веревками, натянутыми до предела. Парень отчаянно пытался терпеть, лицо его уже покрылось испариной, но тренажер будто затягивал верёвки ещё сильнее.

– Поток требует боли. Если я хочу стать мастером, надо терпеть, – цедил ученик.

Потом закричал снова, и я непроизвольно сделал шаг вперёд, желая вмешаться и как-то ослабить тренажер. Но Демид мгновенно остановил меня, крепко схватив за плечо.

– Не вздумай, – прошептал он. – Здесь каждый сам должен пройти испытание. Если поможешь, то сделаешь только хуже.

Ученик снова вскрикнул и резко обмяк, потеряв сознание. Тренажер прекратил натягиваться, ослабил веревки и бессознательное тело упало на пол. Никто даже головы не повернул.

– Жестко тут у вас, – сухо прокомментировал я.

– Ну теперь для тебя это не «у вас», а у нас. Ладно, пойдем… – вздохнул Демид.

Мы вернулись в коридор, шли минут пять по бесконечным проходам. Я, как показалось, помнил эту часть здания. Так и есть, когда мы подошли к массивной двери, я сразу узнал зал для тренировок. Тот самый, где я очнулся после попадания в новое тело.

Открыв дверь, Демид бросил равнодушный взгляд внутрь.

– Тут ты уже был. Смотреть особо нечего. Просто зал боев. Обычно тренируемся здесь, когда плохая погода.

– Разве вчера была плохая погода?

Демид коротко глянул на меня, удивленно вскинув бровь.

– Ну так-то в тот день, когда ты сюда попал, была сильнейшая гроза. Редкость для этого времени года… но она и шла минут десять. Прикинь, в наш резонатор молния попала!

– Это куда?

– Ну резонатор, такая большая хрень, как антенна на крыше главного корпуса. Ну, на башне.

Я, признаться, ничего подобного не видел. Но я и не везде пока что был в Приюте.

–. А зачем он нужен? – как бы между прочим спросил я.

– По названию не понял? – покосился на меня Демид. – Он обеспечивает резонанс между остальными приютами и школами.

Ах да, резонанс между остальными приютами и школами, как же я мог забыть? А ещё если и не знал…

– И что же, он как-то пострадал, когда ударила молния? – я всё-таки решил утолить свое любопытство.

– Ну-у… формально – не пострадал, но выходит так, что сразу после этого удара учитель объявил в приюте карантин, – пояснил Демидов. – Опять же, официально – по другой причине. Ладно, – голос у него тут же поменялся на преувеличенно бодрый, – нас это не касается! Хватит тут стоять. Пойдем одежду получать, а то у меня сердце кровью обливается, когда я вижу тебя в этих лохмотьях.

Сказал, конечно, для красного словца, но всё-таки немного он мне явно сочувствовал. Мы пошли дальше по коридорам, а я невольно задумался над словами Демидова. Может, именно буря и была причиной моего попадания? Или удар молнии в этот самый резонатор? Еще вариант – наоборот, это я мог стать причиной этого удара. Как бы то ни было, учитель-то, получается, серьёзно струхнул, раз собрал срочный совет.

На пути к складу одежды мое внимание привлек странный шум за поворотом. Я замедлил шаг, аккуратно выглянул из-за угла и увидел двух учеников постарше, стоящих спинами ко мне. Они нервно шептались, один дрожащими руками достал из кармана пачку таблеток, быстро выдавливая по паре пилюль себе и приятелю.

– Быстрее давай, – торопил его второй, испуганно озираясь. – У меня все тело болит… а я не закончил практику!

Они одновременно закинули таблетки в рот и поспешно спрятали коробку с обезболом, пряча следы «преступления».

Вот же идиоты… делать себе больно, затем ужираться таблетками… чтобы сделать себе еще больнее. Допинг какой-то получается.

– Не обращай внимания, – шепнул Демид, выросший у моего плеча.

– Ага.

Ну да, ну да, я помню. Медицина под запретом и всё такое. Демид привёл меня на небольшой склад, заставленный стеллажами с одеждой. За длинным деревянным столом, перебирая стопки серых роб, сидел какой-то мужик, по меркам моего мира – лет сорока. Сколько ему было на самом деле – мне даже страшно было подумать.

– Филипп Бедросович, нам бы форму для нового ученика получить.

Ох ты ж, какое имя-отчество интересное. Я невольно пристальнее присмотрелся к кладовщику. Небольшого роста, фигура, как груша, когда нижняя часть раза в два шире плеч. Вовсе не высокий и не статный – да и в молодости, наверное, не был. Борода растёт клочьями, уже седая. Наверное, неудивительно, учитывая, какая нервная работа у мужика.

Когда он поднял взгляд и увидел меня, его лицо исказилось явным отвращением.

– Ты что, серьезно, Демидов? – презрительно процедил он, брезгливо рассматривая меня с ног до головы. – Вы меня в этом году решили на тот свет отправить такими шуточками? Это же…

Он запнулся, будто не в силах произнести это слово. На лице появилась такая мина, как будто он съел кислую дольку лимона, да ещё не по своей воле.

– Сбившийся, – наконец, процедил кладовщик.

Мой взгляд невольно упал на длинный острый штырь, торчащий из стола прямо перед Филиппом. На него были наколоты несколько бумажек.

Что за бумажки, я понял, когда Демид достал ещё одну такую же и положил на стол перед Филиппом.

– Нет, Филипп Бедросович, на этот раз все серьезно. Вот его допуск, – прокомментировал Демид. – А раз он теперь ученик, то ему положена наша форма.

– Охренеть… – кладовщик взял листок, и тотчас нанизал его на штырь.

Причём проткнул он талончик с таким ожесточением, будто насаживал на штырь не бумажку, а меня.

– Мой отец перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что эти сбившиеся уроды теперь учатся наравне с нами.

Слова – это всего лишь слова, но он говорил с таким нажимом, что его слова ударили по мне, будто кнутом. Вообще-то не похоже, чтобы этот мужик привык сдерживаться. А надо бы, всё-таки возраст уже немолодой.

Он поднялся из-за стола, тяжело дыша, вес все-таки у Филиппа был приличный и явно лишний.

– Ясно все, Астахов уже совсем… – «что совсем», он не договорил, осекся вовремя.

Выходит, вывод, что рот у него как помело, верен только наполовину. Свою пасть он раскрывал только на тех, кого считал слабее себя. Ну или тех, кто не поставил его на место.

– Так, Демид, помоги-ка, – Филипп снял со штыря всю пачку талонов и протянул Демидову. – Сходи-ка, отнеси Радимову, пока я с… этим разберусь.

На его неприятной харе расплылась улыбка, как у питона, готовящегося поглотить кролика целиком. Ну, это если бы питон мог улыбаться. Я не отвел глаз. Да-да, Демид, сходи… куда там он тебя послал.

Ученик взял листки и вышел из кладовой.

Филипп тяжело оперся о столешницу и впился в меня взглядом свои свинячих глазок.

– Будь моя воля – я задушил бы тебя своими собственными руками, гаденыш, – процедил он. – Я таких как ты…

Я почувствовал, как в груди вскипает волна ледяного гнева. Я убедился, что Демид вышел, быстро огляделся, ища – есть ли тут камеры. Удостоверившись, что «можно», я не раздумывая ни секунды, направил внутренний поток энергии чуть ниже его колена. Поток выбил почву из-под его ног. Он с хрипом завалился на стол, ища опору. Но я, уже руками, схватил его за затылок и припечатал о столешницу. Лицо этого неприятного типа замерло в доле миллиметра от заострённого металлического штыря. Так, что кончик царапнул его шею, точно у сонной артерии.

Филипп замер, даже не решаясь дышать. Широко раскрытые глаза перепуганно смотрели на меня.

Я медленно наклонился к нему и спокойно, почти равнодушно прошептал на ухо:

– Если бы штырь прошел на пару миллиметров ближе, у тебя было бы примерно десять секунд, прежде чем сознание начало бы меркнуть. Через тридцать секунд ты захлебнулся бы своей кровью. Поверь, зрелище неприятное. Ты бы подох до того, как сюда бы прибежали тебя спасать.

Кладовщик едва заметно сглотнул, не в силах пошевелиться. Лицо его посерело, по лбу стекал пот, и весь гонор мгновенно испарился.

Но мужичок явно был не так прост. Он вдруг попытался огрызнуться, неумело скрывая страх за грубостью.

– Ты… ты за это еще поплатишься! Ты не представляешь, какие проблемы тебя ждут!

Я усилил нажим на его затылок, придвинув его горло ещё ближе к штырю, так, что металл больно впился в кожу.

– Проблемы сейчас у тебя, Филя, а я, поверь, справлюсь с любой, которую ты мне устроишь. И советую тебе запомнить, с кем не стоит играть.

Филипп коротко всхлипнул, осознав всю серьезность моего намерения. Он больше не проронил ни слова, затихнув окончательно.

– Ты меня понял, Филя? – спросил я холодно.

– Д-да… – выдавил он дрожащим голосом.

Я выпрямился, убрал руку с его затылка и жестом приказал кладовщику подняться.

– Тогда принеси мне одежду. И побыстрее, только под ноги смотри, а то ты вон какой на ногах неустойчивый.

– Все будет, прямо сейчас… – заблеял Филипп.

Он торопливо кивнул, пытаясь унять дрожь в руках, и на полусогнутых, почти в присяде, бросился внутрь кладовой. Обучаемый все-таки, впрочем, тем лучше для него.

Минута, и Филипп вернулся обратно, держа в руках новенькую робу, такую же, какая была у Демидова и остальных учеников.

– Уровень допуска вам Павел Алексеевич проставит, – прошептал он, укладывая робу на стол.

Так бы сразу! Но ничего, теперь будет как шелковый. В больницах обычно такие санитарки, скажем так, несговорчивые. Оттуда и научился, что стоит на таких разок рявкнуть хорошенько, и сразу по стойке смирно становятся. А то это я делать не буду, то не хочу…

Дверь в кладовую открылась, и на пороге появился вернувшийся Демид. Увидев, что я стою с робой, а Филипп потупил взгляд в пол, ученик даже как-то растерялся, будто не ожидая такого поворота событий.

– Филипп Бедросович, а переодеваться где – не подскажешь?

– Д-да, вот прямо за углом, старую одежду можно оставить прямо там, – послушно выдал кладовщик.

Я пошел переодеваться, поймав на себе еще более ошеломленный взгляд Демида, у которого за малым не отвисла челюсть.

Раздевалкой оказался небольшой закуток, прикрытый шторой. Зеркала там не было, да и ничего не было, кроме голой стены.

Я быстро переоделся в принесенную робу, окинул себя взглядом. Все село как надо, по размеру. Ну а что за уровень допуска мне должен дать Астахов – будем смотреть.

Демид молча дождался меня у дверей, продолжая бросать на меня взгляды искоса.

– До свидания, Филипп Бедросович… – бросил он, выходя из кладовой.

А как только закрыл дверь, повернулся ко мне всем телом и уставился выпученными глазами.

– К-как ты это сделал? – произнёс он буквально по слогам.

– Ты про что?

Демид огляделся и, убедившись, что нас никто не видит и не слышит, всё равно придвинулся ближе.

– Ты вообще понимаешь, что сделал? – спросил он, понизив голос. – Филиппа тут все боятся, к нему даже старшие особо не лезут. Я думал, он на тебя бросится, а тут… Он же даже пикнуть не посмел.

– Ну, как видишь, мы с ним нашли общий язык, – я пожал плечами.

Демид снова оглянулся на дверь кладовки.

– Нашли общий язык… Не знаю, что ты там ему сказал, но я первый раз видел, чтобы он так приседал перед кем-то. Обычно он орёт, угрожает и вообще ведёт себя, как полный псих. А сбившихся он особенно ненавидит.

Особенно – значит, не потому, что их, вроде как, принято презирать? Интересно.

– А почему, что они ему сделали?

– У него родители были чистильщиками, – ответил Демид негромко. – Работали в спецотряде, зачищали сбившихся, если те выходили из-под контроля. Он с детства мечтал пойти по их стопам. Но… когда его мать была им беременна, во время зачистки какой-то сбившийся сильно ее ударил. Она чуть не потеряла ребёнка, Филиппа еле спасли, и он остался… неполноценным. С тех пор он всех сбившихся люто ненавидит.

Понятно теперь, почему этот тип такой ожесточённый. Слепая ненависть – сильная штука, особенно если вырос в ней с самого рождения. Но оправдывать я его не собирался.

– Что ж, его прошлое – его проблемы. Главное, чтобы в будущем не лез на рожон, тогда и неприятностей не будет.

Демид удивлённо хмыкнул, явно не ожидая от меня такого холодного прагматизма.

– Ну всё тогда, я тебе всё показал. Пойдем обратно, – предложил он.

Мы двинулись назад по коридорам. Выйдя во двор, я заметил группу сбившихся, которых двое учеников вели в сторону барака. Все они были закованы в тяжёлые, грубые наручники. Я с трудом подавил вспышку гнева. Не смогли справиться честно – решили выместить злость на этих несчастных людях!

Кто их вёл обратно в барак? Конечно же, братья Ивлевы.

Я почувствовал на себе тяжёлый, буквально прожигающий взгляд обоих близнецов. Оба смотрели на меня с открытой ненавистью, давно решив для себя, что я – помеха, которую необходимо устранить.

Я не отвёл глаз первым. Пусть знают, что я не собираюсь уступать. Ивлевы, наконец, повели сбившихся дальше. Демид же, заметив нашу короткую «перестрелку» взглядами, медленно покачал головой:.

– Хочешь мой искренний совет? Держись подальше от них.

Я пропустил такой совет мимо ушей. Может, он и искренний, вот только я совета не спрашивал.

Сбившиеся ещё не скрылись из виду, и я заметил среди них и Владислава, причём его тоже заковали в кандалы. Эй! А вот это уже явно не по правилам. Если Владислав прошёл сверку, то и он заслуживает право на имя и свободу.

Меня буквально накрыло холодной волной гнева и чувства справедливости.

От автора:

Возродившийся в теле бастарда древний воин наследует усадьбу у Пограничья. Хитрые соседи, магия, древние механизмы и немного строительства: /reader/471130