Текст книги "Темная комната"

Автор книги: Валерий Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

И вот – число я хорошо запомнил, потому что было это накануне Первого мая, – лежал я на диване, как обычно. Объелся за ужином блинов, а точнее, оладьев. Пошевелиться не мог. Глаза сладко слипались.

И вдруг звонок! Абсолютно некстати!

И появляется, ясное дело, Гага, кто же ещё? Кто же может ещё настолько некстати появляться?!

И по глазам его вижу – вернее, даже по одному его глазу: он ко мне профилем сел, – что появилась у него очередная безумная идея!

– Спишь? – с безразличием спрашивает.

– Сплю, – говорю. – А что? Лучше спать, чем делать глупости!

– Думаешь?

– Уверен!

– Прости, что я тебя поднимаю, – изысканно-вежливо Гага говорит, – но, может быть, выйдем на секундочку во двор?

– А дальше?

– Нет, только во двор. Этим и ограничимся.

Встал я, оделся, хотя не очень-то верил, что он двором ограничится. Вышли во двор. Во всех почти окнах свет горит: понятно, завтра праздник, люди готовятся. Вот в моём окне, на втором этаже, бабушка показалась. В другом окне, тоже на втором этаже, Гагина мать встала на подоконник, свесилась, какую-то банку между стёкол поставила. Всё обыкновенно. Спрашиваю:

– Ну что? Гага говорит:

– Здорово, а? Почти все окна горят!

Посмотрел я на него с изумлением: совсем уже, что ли, умишком ослабел, вытащил меня во двор, чтобы я посмотрел, как окна светятся в доме?!

– Да… здорово горят! – чему-то радуясь, Гага говорит. – Одно только не горит… Не знаешь, это в моей квартире или в твоей?

Посмотрел я: действительно, одно окно на нашем этаже тёмное. Ну и что?

– Не знаю, – говорю, – в чьей это квартире, в твоей или моей, какая разница. Я у соседей редко бываю у своих, а тем более у твоих, так что точно не помню, чьё это окно. Судя по расположению, примерно посредине, оно и к твоей квартире относиться может и к моей. Могу идти?

– Да… Интересно, – Гага говорит. – А видел ли ты когда-нибудь, чтобы в окне этом свет горел?

– А почему бы ему там не гореть? – спрашиваю. Но сам начал уже вспоминать…

Вообще, часто так было, что мы во дворе играли до темноты, видели, как в окнах начинал свет зажигаться, в одном, после в другом. И тоже мне стало вдруг казаться, что окно это, в самой середине окон второго этажа, всегда тёмным было.

– Ну и что? – Гагу спрашиваю.

– Не знаю, – он плечами пожал.

– То есть ты хочешь сказать, что это особенное какое-то окно?

Гага долго молчал, потом спрашивает:

– Не знаешь, случайно, сколько окон в нашей квартире, всего?

– У нас в двух комнатах – три окна, в кухне – одно и у Лидии Григорьевны с Борисом Ефимычем два. Шесть.

– Так. – Гага говорит. – У нас – три, в кухне – одно и у соседа-кочегара – одно. Складываем твои окна с моими, получается одиннадцать. Теперь сосчитай, сколько всего окон на втором этаже.

– …Двенадцать! То есть ты хочешь сказать, что одно окно лишнее?

– Ну может, и не лишнее, – Гага говорит. – Но ясно, что оно ни к моей, ни к твоей квартире не относится.

– К чему же оно относится? Где же эта комната расположена, которая ни к моей, ни к твоей квартире не относится?

Гага только плечами пожал.

– Как же в эту комнату попасть? – спрашиваю.

– А думаешь, надо попадать? – Гага спрашивает.

«Так, – думаю, – всё ясно! Гага новую загадку изобрёл, и непонятно, в общем-то, что можно ему возразить!»

– Так… – говорю. – А какие окна рядом с этим тёмным окном находятся?

– Со стороны твоей квартиры – крайнее окно вашей комнаты, со стороны моей квартиры – окно кочегара. Но я смотрел, и с той и другой стороны никакого продолжения дальше нет, стена.

– Какого кочегара?! Того?

– Ну, который в кочегарке сидит, – спокойно на это Гага говорит.

– Та-ак… значит, между нашими квартирами какая-то комната, вход в которую неизвестно откуда?

– Видимо, – Гага плечами пожал.

– И что же там происходит?

– Откуда я знаю? – Гага говорит.

– И что ж это за комната такая, неизвестно? – спрашиваю.

– Я расспрашивал осторожно старожилов нашего дома, – Гага говорит, – Никто из них даже не догадывается, что одно окно в нашем доме всегда тёмное.

– Значит, это ты первый заметил?

Гага плечами пожал:

– Видимо, я.

– Ну и что теперь будем делать? – спрашиваю.

– Думаешь, надо обязательно что-нибудь делать? – Гага спрашивает.

– Ладно, не притворяйся! – Я разозлился. – Не просто же так ты меня во двор вытащил, явно хотел что-то мне предложить!

– Ну, неплохо бы, вообще, заглянуть в эту комнату, – Гага говорит. – Но вход, видимо, в неё замурован. Когда, с какой целью и что в этой комнате замуровано, вот на какие вопросы хотелось бы получить ответы, – Гага говорит. – Проникнуть через стену в эту комнату вряд ли удастся, вряд ли твоя преподобная бабуся позволит стену в вашей комнате проломить!

– Бабушка? – обрадовался я – Она позволит! Пойдём, честно ей всё расскажем, она разрешит!

– Да нет, – Гага говорит. – Не стоит лишних людей в нашу тайну посвящать. Думаю, самим удастся разобраться. Завтра Первое мая, все почти на демонстрацию уйдут, и мы спокойно с тобой в комнату эту проникнем.

– Но как?

– Думаю, на крыше за трубу верёвку привяжем и один из нас по этой верёвке до окна спустится.

– Ты это называешь «спокойно»?

– А что? По-моему, мы уже спускались на верёвке с высоты, по-моему, дело проверенное!

– Ну, там хоть не видно было, какая высота, а тут ясно, грохнешься, всё переломаешь!

– Пожалуйста, – Гага говорит, – я спущусь, ты будешь на крыше находиться, за верёвкой следить.

«Нет уж, – думаю, – это не пройдёт: не позволю я ему таким надменным быть!»

– Ну почему же, – говорю, – можем жребий вытянуть, кому спускаться!

– Ну хорошо, – Гага говорит, – завтра в девять часов я зайду за тобой, с верёвкой.

Вернулся я поздно уже, лёг спать. Но всю ночь не мог заснуть.

«Надо же! Думал, что никаких больше тайн нет во всей вселенной, а оказалось, вот тайна, под боком, рядом с моим диваном, – замурованная комната!»

Так и заснул я под утро, думая о ней, и приснился мне страшный сон про неё. Будто бы встаю я с дивана, вылезаю через форточку на подоконник, потом, за раму держась, пытаюсь свеситься подальше, чтобы в ту соседнюю комнату заглянуть, но нет, сбоку не видно ничего, только оконный переплёт.

Вдруг решившись, я отталкиваюсь от своей рамы вбок, лечу и оказываюсь на подоконнике той комнаты! Чуть не сорвался, но успел ухватиться кончиками пальцев за оконный переплёт. Потом прижался лбом к холодному стеклу, стал смотреть. Тут, к счастью, над двором луна появилась и всё стало мне видно в той комнате: продолговатая пустая комната, на полу чёрные тени от рам, в углу цилиндрическая железная печка до потолка. И всё! И ничего больше в этой комнате нет. И даже двери нет, вот что поразительно! Комната есть, печка есть, а никакая дверь в эту комнату не ведёт, ни открытая, ни закрытая!

Передвинулся немножко по подоконнику, ладонью форточку толкнул. Она заскрипела вдруг страшно громко в тишине и сдвинулась. Ещё нажал, она почти полностью открылась и вторую форточку, во второй раме, сдвинула.

Подтянулся я, скорчился и стал в эту форточку протискиваться. Пролез, повисел в комнате вниз головой… Чёрные тени рам на полу, тихо, только слышится громкое моё дыхание.

Потом ступил руками на подоконник в комнате, потом сделал переворот и ногами встал на пол. Всё!

Прошёл по всей комнате, стены осмотрел. Дверь всё-таки есть, в той самой дальней стене, где печка. Чуть выступает под обоями высокий прямоугольник.

Потом стал разглядывать более подробно: какие-то вещи, видно оставленные старыми жильцами, валяются на полу; старая самодельная кукла (чулок, набитый песком, с нарисованными глазами и ртом), металлический милицейский свисток с катающимся шариком внутри, ещё «маялка», для подбрасывания ногой, сшитая из материи, вспомнил я, с медной бляхой внутри. Я вдруг понял, что знаю все эти вещи, – это были детские «сокровища» моего отца, про которые иногда, в минуты задушевных бесед, он рассказывал; и вот они как-то оказались здесь, в закрытой этой комнате, на полу. Главное, эти «сокровища» были у отца совсем в другом городе, во время эвакуации – и вдруг как-то странно оказались здесь. Я почему-то испугался, быстро оглянулся назад: открыта ли форточка? – потом посмотрел вперёд и увидел, что заклеенная дверь трясётся под чьими-то ударами, кто-то хочет войти в эту комнату! Потом обои криво порвались, и дверь стала медленно открываться.

С бьющимся сердцем я отскочил к окну… и проснулся у себя на диване. Но долго ещё не мог понять, что то был всего лишь сон, – настолько явственно всё было в той комнате.

Потом раздался звонок, и в комнату в сопровождении бабушки вошёл Гага.

– Всё спишь? – сказал он. – Что, разве ракеты смотреть не пойдём?

При этом он подмигнул так, что посуда на столе дребезжала.

– А… ракеты смотреть! Пойдём! – сказал я, с трудом соображая.

Я поднялся – и увидел на плече у Гаги свёрнутую верёвку… значит, сон мой не так уж далёк от действительности, во всяком случае, в ту комнату мы сейчас полезем.

Мы поднялись по лестнице наверх, открыли дверь на чердак. Сгибаясь под низкими наклонными балками, мы шли к слуховому окну. День был солнечный, в слуховое окно входил толстый луч солнца. В луче солнца светились тучи пыли. «Как, – подумал я, – планеты во вселенной». Вдруг быстро промелькнула золотая муха. «Как комета», – подумал я. Гага вошёл в пыль, закашлялся, и в освещённом столбе пыли далеко пошли волны кашля.

Через слуховое окно мы вылезли на грохочущую крышу.

– Ну, на какой трубе делаем петлю? – деловито спросил Гага, проводя своей верёвкой вверх-вниз по своей спине, почёсывая между лопаток.

– Думаю, на этой! – сказал я.

Мы подползли к краю крыши, посмотрели, куда свесится верёвка, – да, приблизительно над той комнатой. Мы привязали верёвку вокруг трубы, подёргали – нормально!.. Сбрасывать пока не стали, чтоб какие-нибудь жильцы третьего этажа, случайно оставшиеся дома, не заметили вдруг верёвку и не подняли крик.

– Ну, кто? – спросил я.

Я почему-то был твёрдо уверен, что в комнате той всё именно так, как я видел во сне, – поэтому, честно говоря, сильно боялся.

– Видимо, мне придётся? – сказал Гага.

– Что значит «придётся»? – разозлился я. – Будем тянуть жребий, как договорились. Спички есть?

– С вредной привычкой курения покончил во втором классе, – насмешливо сказал Гага.

– Ну, тогда считаться будем, ясно?!

Пришлось вспоминать малолетскую считалку: «Эники, беники, си, колеса, эники, беники, ба!»

Выпало, конечно, спускаться мне.

«Ну что ж, – усмехаясь про себя, думал я, – один раз уже влезал в эту комнату, во сне, второй раз влезать будет уже легче!»

Гага обвязал верёвку мне за пояс, ещё раз обвязал вокруг руки.

– Только помни, в чём главная опасность! – сказал Гага.

– Думаю, в том, что можно грохнуться! – стараясь улыбнуться, сказал я.

– Да нет, – с досадой сказал он. – В том, что рядом с тем окном – окно комнаты кочегара! Наверняка он за нами следит. Я думаю, что как-то он с замурованной комнатой связан.

– Ах, вот, оказывается, в чём опасность-то! – насмешливо сказал я, но Гага, как мне кажется, насмешки не почувствовал.

– Ну, мне пора! – я махнул рукой и осторожно на четвереньках полез к краю.

Потом осторожно слез, повис, держась руками за ржавый край. Сердце билось, как пойманная рыба. Потом в глазах моих потемнело, потом я почувствовал боль в животе и плече: отпустив край крыши, я болтался в воздухе, как кукла, верёвка стискивала плечо и живот.

Потом, шурша об острый край крыши, верёвка стала удлиняться, я начал опускаться. С каждым метром я чувствовал колоссальное облегчение, почти счастье: всё-таки на один метр спустился, если падать – всё-таки уже с меньшей высоты!

Потом я оказался напротив окна третьего этажа. К счастью, в комнате никого не было, но зато на подоконнике среди цветов сидела кошка, та самая, чёрная, с белой головой, которую мы встретили на «необитаемом острове»! Она сидела среди цветов, спокойно и, как мне показалось, насмешливо глядя на меня.

«Так. Ещё одну глупость придумали!» – казалось, говорил её взгляд. Потом я болтался уже ниже окна, но этот насмешливый взгляд кошки продолжал преследовать меня.

«Права ведь. Очередная глупость. Опять я поддался дурацким идеям Гаги и вот вишу, полузадушенный, между третьим и вторым этажом! Чтоб я когда-нибудь ещё ему поддался!»

Наконец я нащупал ногой внизу углубление, окно, скоро я уже висел в нём по пояс, извиваясь на верёвке как червяк, пытаясь заглянуть вниз, в это окно, верёвка толчками спускалась, и вот уже моя голова на уровне закрытой форточки.

Стекло отражало белые облака и синее небо, пришлось долго двигать головой, чтобы увидеть внутренность комнаты.

Так! Обычный стол. Диван у стенки… Около окна – аквариум, фикус… Таинственная комната, к которой я с таким риском спускался, оказалась точным повторением моей!

Некоторое время я размышлял над этим загадочным совпадением: зачем кому-то понадобилось эту комнату делать полным повторением моей?!

Потом вдруг я узнал и золотых рыбок в аквариуме, одна совсем золотая, другая – буро-ржавая… Это же мои рыбки!

И тут я с диким приступом злобы понял, что никакая это не другая комната, это именно моя комната, и для того я с такими трудностями спускался с крыши, чтобы увидеть собственную свою комнату! Не рассчитали, болваны, и теперь я вишу совершенно не там!

К тому же я стал крутиться, к сдавленности ещё прибавилось головокружение. Когда я оказывался лицом к окну, носками ботинок я пытался дотянуться до ржавого подоконника, встать за него, немного отдохнуть. Наконец это мне удалось, я схватился за термометр, укреплённый на окне, выпрямился. Я стоял тяжело дыша, глядя внутрь своей комнаты. Конечно, можно было постучать в стекло, бабушка вошла бы в комнату и открыла, но я представил, что с ней будет, когда она увидит меня за окном, на уровне второго этажа висящего на верёвке! Ладно уж, лучше перетерплю! Рыбки с удивлением тыкались носом в аквариум, видимо удивляясь моему появлению с неожиданной стороны. Чуть отдышавшись, осторожно держась за градусник, я откинулся – не удастся ли как-то перебраться на подоконник того окна, но нет, оно отсюда казалось очень далеко, а стена между окнами казалась очень отвесной.

Тут я испугался, что бабушка войдёт в комнату и увидит меня за окном, и я быстро дёрнул верёвку три раза, что означало по нашему уговору: «Спускай вниз!»

Верёвка пошла, и скоро я с облегчением ступил на твёрдый асфальт, с трудом развязал узлы. Верёвка поползла вверх и, мотнув растрёпанным кончиком, скрылась на крыше.

Я не успел ещё отдышаться, как прибежал Гага.

– Да… промахнулись немножко! – сказал он. Как всегда, всё уже знал!

– А хоть чуть-чуть… заглянуть в ту комнату не удалось? – с надеждой спросил он.

– Если бы у меня была шея, как у жирафа, тогда, может быть, и заглянул! – со злобой сказал я.

– Ну ладно, – сказал Гага, – короткий отдых! Всё-таки праздник сегодня, имеем право.

Мы вышли со двора, добежали до Летнего сада и там, стоя на парапете, руками держась за решётки, смотрели, как по набережной идёт современная техника: танки-амфибии, зачехлённые огромные ракеты на специальных автоприцепах, потом пушки с толстым высоко поднятым дулом. Стоял грохот, всё дребезжало, когда шла мимо нас очередная колонна, Гага что-то пытался мне говорить, но только открывал рот, ни слова не было слышно!

Потом, когда парад прошёл, мы вернулись во двор и разошлись по домам: я знал, что бабушка печёт мои любимые пирожки с маком. Когда я пришёл домой, бабушка, возбуждённая и даже какая-то радостная, ходила по комнате, а у окна стоял наш квартуполномоченный милиционер Кац.

– Что произошло? – находясь ещё в весёлом настроении, спросил я.

– Обокрасть нас хотели! – сказала бабушка, почему-то торжествуя.

– Как?

– Так! Через окно влезть хотели! – сказала бабушка. – Да не получилось, меня, наверно, увидали, испугались! Сопляки какие-нибудь! Это что! Помню, вскоре после войны в городе «попрыгунчики» орудовали, спрыгивали на пружинах с крыши и запрыгивали в какое хотели окно, вот те действительно были ловкачи!

Бабушка возбуждённо заходила по комнате. Видимо, воспоминания о том времени, когда она была ещё молодая, были ей приятны.

– А это так, балбесы какие-то! – сказала она. – Хотели было залезть – да не залезли!

«Вот это новость!» – я был потрясён.

– Вообще, отпечатки пальцев на стекле с той стороны похожи на детские, – оборачиваясь к бабушке, проговорил Кац. – Впрочем, часто квартирные воры используют детей. Дети влезают в форточки, а потом отпирают им дверь, так что картина довольно типичная! Придётся нам за вашим домом установить наблюдение!

Вот это событие!

Не утерпев, я побежал к Гаге делиться этой новостью.

Гага выслушал меня спокойно.

– Ну и ты думаешь: откуда эти воры взялись? – иронически усмехаясь, спросил он.

– Неужели… из тёмной комнаты? – догадка поразила меня.

– Разумеется! – высокомерно усмехаясь, сказал Гага. – Проникают каким-то образом в ту комнату, а оттуда уже рукой подать до любого окна.

– Представляешь, и какие-то ребята с ними! Кац сказал, что отпечатки пальцев на стекле похожи на детские!

– Ладно! Разберёмся, – спокойно сказал Гага.

Я пошёл домой, продолжая думать об этом деле:

«Да! Ловко придумали преступники! Проникли в пустую тёмную комнату, обосновались там и оттуда обшаривают соседние квартиры! Ловко! Да ещё детей вовлекают! – Я всё не мог успокоиться, ходил по комнате. – Ну скоро придёт этому конец! Скоро мы с Гагой разберёмся с таинственной этой комнатой!»

Потом вдруг в мозгу у меня всё чаще стала всплывать фраза, сказанная Кацем: «…отпечатки пальцев… похожи на детские». «Ну и что?» – отвечал я. И снова появлялась: «…похожи… на детские».

И вдруг я остановился. Всё осветило как будто молнией! Я понял вдруг, чьи это детские отпечатки! Мои! Когда я болтался подвешенный у моего окна, я несколько раз ткнул рукой в стекла, надеясь: вдруг окно откроется и я попаду к себе домой! Оттуда и отпечатки, мои собственные!! И надо же, из-за этого теперь открылось целое дело, пришёл милиционер, установили даже наблюдение за нашим домом! А вдруг бы он узнал, что это я был с той стороны стекла?!! Да-а… Дурацкая история! Только под руководством такого человека, как Гага, может произойти что-то подобное! Всё! Хватит! Сколько раз я клялся не иметь с ним никаких дел и всякий раз опять попадался! Но всё, этот спуск на верёвке, – от которого, кстати, до сих пор ломит руку и шею! – этот спуск точно будет последним делом, которым я занимался вместе с Гагой!

Придя в расстройство от своей глупости и невезучести, я лёг на диван и неподвижно пролежал на нём до темноты.

Было уже совсем темно, я спал, как вдруг меня разбудили отчаянные звонки.

Потом в комнате зажглась лампа, и возле меня оказался красный, взъерошенный Гага. Его обычное хладнокровие исчезло без следа. Глаза сверкали, рука, которой он всё время поправлял причёску, дрожала.

– Свет… в том окне! – тяжело дыша, проговорил он.

Я подскочил на диване, потом быстро оделся, и мы выбежали во двор.

Мы задрали головы, но видно было плохо. Тогда мы быстро пошли в тот конец двора, к высокой глухой стене, с той стороны закрывающей двор, – отсюда окна третьего этажа были видны хорошо.

Во всех окнах ярко горел свет, только одно окно – то! – было тёмным… Дождь капал на наши разгорячённые лица.

– Сейчас! – прошептал Гага.

И тут, замерев, мы увидели, как в глубине той комнаты появился маленький красный, дрожащий огонёк. Но вот он, так же дрожа, стал наливаться, разрастаться. Рядом с ним; с некоторым опозданием, росли ещё два огня: жёлтый и зелёный. Вот они разгорелись очень ярко, потом стали блёкнуть, и в комнате снова стало темно. Довольно долго мы ждали, стоя у стены, и снова в той комнате появились странные огни, не похожие ни на лампы, ни на свечи, это было что-то совсем другое! Это повторилось раз десять.

– Надо срочно туда! – прошептал я.

Мы вбежали на чердак, вылезли на крышу. Перевязали верёвку на другую трубу, чтобы снова не оказаться в моём окне, чтобы на этот раз точно уже спуститься к загадочному окну!

– Я спущусь! – схватился за конец верёвки Гага.

– Нет, я! У меня уже опыт есть, а сейчас время терять нельзя!

Любой ценой мне хотелось самому проникнуть в тайну замурованной комнаты, непонятных огней!

Я быстро обвязался верёвкой и ногами вперёд слез с крыши.

От того что я слез с крыши быстро, почти спрыгнул, я стал вдруг раскачиваться взад-вперёд и никак не мог остановить это раскачивание! В окне третьего этажа, мимо которого я спускался, всё было другое, чем в прошлый раз, – значит, другое окно, значит, я спускаюсь теперь верно!

Потом я долго видел перед носом тёмную стену между этажами, потом под ногой появилась впадина – то окно!

Медленно, стараясь не качаться, я опускался и точно встал ногами на край подоконника! Быстро опустив верёвку, я ухватился пальцами за раму и стал смотреть внутрь комнаты.

В комнате сейчас был ровный тёмно-красный свет, и сначала, кроме этого света, я не видел ничего другого. Потом, прижавшись лбом к стеклу, я разглядел, что в комнате никого нет и посередине её стоит большой старинный стол, а у стола кресло с высокой спинкой.

Вдруг прямо из стены вышел человек. Он повернулся лицом к окну, и от страха я чуть было не отпустил раму. Лицо его до самых глаз было скрыто чёрной повязкой!

Не заметив меня, он подошёл к столу, поставил на него медную ступку с пестиком, которую принёс с собой, потом высыпал в неё что-то из маленькой железной коробочки и стал толочь!

Что-то было в нём знакомое, но что, я не мог вспомнить. И вдруг я узнал его, даже сквозь повязку! Кочегар, тот самый, который стерёг подземный ход, оказался сейчас в этой замурованной комнате!

Мне стало страшно, я захотел быстрее слезть с окна, спуститься во двор; но от дождя подоконник стал скользким, ботинок поскользнулся, и, едва успев поднять локти перед лицом для защиты, я с грохотом и звоном стёкол ввалился в комнату.

Вернее, только наполовину, до пояса, а остальная моя часть висела над бездной. Животом я лежал на раме. Кочегар оцепенел. Кто бы он ни был, моё появление, безусловно, его потрясло! Он, наверное, решил, что в комнату влетел знаменитый «попрыгунчик»!

– Что вы тут делаете? – от растерянности спросил я. Для человека, ввалившегося в окно, вопрос этот, как сразу же я понял, был довольно нахальным. К тому же я вдруг безудержно начал чихать. Я чихал, лёжа животом на подоконнике, из глаз моих текли слёзы…

– Как что? Перец толку! – растерянно сказал кочегар. Он показал чёрные горошины в ступке, потом для чего-то снял с лица повязку и тоже вместе со мной начал чихать. К тому времени я разглядел уже комнату и дверь (просто она была в боковой стене и открывалась наружу, поэтому я её и не заметил), и диван, и шкаф с книгами, и тёмно-красную лампу в углу!

Ясно! Снова ошибка! Вместо той комнаты я ввалился в комнату кочегара!

К тому же я вдруг вспомнил, что за домом установлено наблюдение милиции, как раз следят за залезаниями в окна… и конечно же, меня уже успели заметить! Все ужасные последствия моего поступка мгновенно пронеслись в моём мозгу. Конечно же, никто не поверит, что я влез в чью-то комнату с чисто научными целями, конечно, все подумают, что я залез воровать! Всё пропало!

Хотя бы это чиханье не кончалось как можно дольше! Я согласен лежать на подоконнике хоть год, лишь бы события не развивались дальше!

– Так зачем ты ко мне забрался? – чихая и вытирая слёзы со щёк, проговорил кочегар.

– Я не к вам… я по соседству! – чихая, проговорил я.

– Постой-постой! – проговорил он. – Это ты вроде со своим дружком через кочегарку мою куда-то лазил?

Я кивнул.

– А сейчас куда лезешь? – спросил он.

– Я не к вам! – Говорить было трудно со сдавленным животом. – Я… по соседству!

– Куда это?

– В соседнюю комнату… замурованную… – проговорил я.

– А разве… такая есть? – удивился кочегар.

– Ну да. Рядом с вашим окном… замурованная комната. Входа в неё ниоткуда нет. И свет в ней никогда не горит.

– Да? Постой-ка!

Кочегар попытался втащить меня в комнату, но ничего у него не вышло: верёвка не пускала.

– Ну а сегодня, – торча в окне, разглагольствовал я, – вдруг увидели там какой-то свет! Какие-то разноцветные огни появятся, разгорятся, потом исчезнут!

– Разноцветные? – заинтересовался кочегар. – Когда это было?

– Да только что! Только что перед этим, как я к вам… упал, – сказал я.

– Разноцветные? Да это же салют! – сказал кочегар. – Со двора его не видно, а в стёклах второго этажа он отражался.

– Да? А почему же в остальных окнах он не отражался, только в том?

– Потому что в остальных комнатах свет горел! – сказал он. – Только одно тёмное было – поэтому в нём салют и отражался.

«Хитрит! – подумал я. – Слишком простое объяснение, для глупеньких!»

Я поднял кепку и хотел выйти обратно в окно.

– Постой! – Кочегар схватил меня за волосы. – Ты куда?

– Туда.

– Нет уж! – Кочегар стал втаскивать меня в комнату. Слёзы выступили у меня на глазах.

С грохотом я свалился с подоконника на пол. Встал на ноги. Осколки с мелодичным звоном заструились с меня.

Кочегар развязал сдавливающую мой живот верёвку. Ноги у меня крупно дрожали. Я сел на старинное кресло с высокой спинкой. Кресло заскрипело.

– Ну так вот! – зло проговорил кочегар. – Для первого раза я вам прощаю и любознательность вашу одобряю. Но только через меня действовать больше не надо. Я тут, сами понимаете, ни при чём: прохода в тёмную комнату у меня нет. Да – нет! Так что, если хотите – ищите другой путь. Только зачем? Ничего там нет, я уверен, кроме пыли одной!

Тут вдруг раздался грохот и звон, и через вторую половину окна ввалился Гага.

– Так. Ещё один! – недовольно проговорил кочегар.

– Вы извините уж его, – почему-то сваливая всё на меня, бойко и спокойно заговорил Гага (как будто он не свалился с небес, а вошёл в дверь), – он у нас немножечко того! Какую-то тёмную комнату придумал, которая, если и существует, никому не нужна… Он, понимаете, лунатик у нас – по ночам любит лазить по домам. Ну мне как истинному другу приходится его оберегать.

От такой клеветы я чуть не поперхнулся! Это я, оказывается, всё делаю, а «истинный друг», оказывается, оберегает меня!

Я злобно глянул на Гагу, но он незаметно мне подмигнул.

– Так что извините! – снимая кепку, проговорил он. – Простите за беспокойство! А стёкла мы вам завтра же вставим! Мой дедушка был стекольщиком, так что не сомневайтесь!

Одной половиной лица лучезарно улыбаясь хозяину, другой отчаянно подмигивая мне, Гага, пятясь, стал выходить в коридор.

– Извините! – я вышел за ним в коридор его собственной квартиры.

Но Гага потащил меня снова на лестницу.

– Куда? – упираясь, спросил его я.

– На крышу! – проговорил он.

– Нет уж! – Я вырвался.

– Но надо же верёвку снять, чтобы не болталась!

– А-а! – Я обрадовался. – Верёвку! Верёвку отвязать – это можно!

Я первый побежал вверх по лестнице.

– Ну видел там? – догоняя меня, проговорил Гага.

– Где – там?

– Ну там, у этого якобы кочегара. Дверь в тёмную комнату.

– Где – дверь! – Я остановился.

– Шкафом задвинута, – проговорил Гага. – Думал, не замечу я! Но меня не проведёшь! Так что достаём стёкла, приходим к нему якобы стёкла вставлять, а когда он на смену в кочегарку пойдёт – откроем дверь и проникнем в тёмную комнату.

– Замечательно! – проговорил я.

На следующий день я сидел дома, рассматривал старый журнал «Нива», который я выменял у нашего одноклассника Малова на альбом марок.

Очень приятно было переворачивать старые ломкие зеленоватые страницы с каким-то нетеперешним запахом. Особенно интересна была задняя сторона журнала, где печатались разные объявления.

«75 000 употреблений. Карманный аппарат-спичечница «Электри», новость передовой техники. Действует при всякой дурной погоде и ветре. Полная гарантия за прочность. Адрес: Товарищество «Энергия», Варшава, Новолипки, дом Белостоцкого».

«Как разбогатеть? Ответ на вопрос каждый найдёт для себя в журнале «Богатство». Требуйте бесплатно программу. Москва, Домниковская, 34».

«Небывалый случай! Ввиду огромного запаса мы решили продать музыкальный ящик «Полифон» с туалетным зеркалом и с очень хорошей и приятной для слуха музыкою, играющей громко и долго красивые и весёлые песни (вальсы, марши, польки, оперы, народные песни и так далее). Вместо 15 рублей только 3 руб. 25 коп. Адресовать: склад музыкальных инструментов, товарищество «Жозефин».

Всё было необычно и чуточку смешно. Я взял другой журнал.

«Не кашляй! Мёдо-травяной мальц-экстракт. Цена за бутылку 1 рубль. Техно-химическая лаборатория, Лиговская, 123».

Так это совсем рядом – Лиговка, 123! На глухой белой стене там какие-то старинные буквы – надо разобрать!

Я осторожно перевернул хрупкую страницу.

Наверху были овальные портреты двух молодых людей: он в пенсне и с загнутыми усами, она – с высокой, очень сложной причёской.

«Сенсация! Сообщение о помолвке испанского короля Альфонса XII с принцессой Эной Баттенбергской. В середине января в Биарицце состоялось свидание испанского короля с молодой принцессой, которая в это время гостила у своей родственницы в её вилле «Муриско». Свидание это имело решающий характер, и теперь король Альфонс считается женихом Эны Баттенбергской. Король почти ежедневно ездил в Биарицц из Сан-Себастьяна, где находится его летняя резиденция. Поездки эти не лишены были оригинальности: для визитов к своей невесте королю ежедневно приходилось пересекать по два раза франко-испанскую границу. Ездил он на автомобиле, причём управлял им лично с большой ловкостью. Королю при этих поездках разрешалась огромная, недоступная простым смертным скорость: его автомобиль делал до 50 километров в час…»

Звонок. Я с неохотой поднялся, открыл дверь. Вошёл Гага.

– Вперёд!

– Подожди! Дай только журнал дочитать!

– Давай, только быстро. Хочешь – помогу?

– Как это, интересно, можешь ты помочь?

Я закрыл журнал, осторожно положил.

– Что… значит, в тёмную комнату пойдём?

– Если получится, – сухо проговорил Гага.

– А нет ли там… опасности какой-нибудь?

– Вполне может быть, – ответил Гага ещё более равнодушно.

– Ну ладно… Сейчас соберусь!

Я оделся почему-то по-зимнему, в пальто и в шапку, и мы пошли.

На лестничной площадке томился наш одноклассник Маслёкин с двумя своими взрослыми дружками – Пекой и Тохой. Они «балдели», то есть под громкую музыку магнитофона раскачивались, зажмурив глаза. Нас они не заметили, но я поглядел на них с некоторой завистью. Во, устроились! Сиди, слушай песни на непонятном языке (и хорошо, что на непонятном: не надо думать над содержанием!). Отдыхай! Балдей! И никаких тебе забот!

– Делать людям нечего! – усмехнулся Гага.

Мы спустились, пошли по двору к Гагиной парадной.

– Ну а как ты думаешь, что там – в тёмной комнате этой? – спросил я.