Текст книги "Паутина миров(СИ)"

Автор книги: Валерий Марьин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Сашка подошёл к столу.

"Что получается?" – он налил себе рюмку дяди Сэма, положил кусок сала на пампушку, мазанул с одной стороны горчицей, а с другой – аджикой, и, выпив в охотку огненной воды, смачно закусил многослойным бутербродом.

– Ухх! – сказал он вслух, и подмигнул себе в зеркало. – Так что же получается?

Ранецкий лёг на диван, заложил руки за голову, и закрыл глаза.

"Получается, что выбора-то у меня и нет вовсе. Потому что, если я собираюсь здесь в Глуховке прочно осесть, то проблему Чёрной Курицы и её прихвостней необходимо решать незамедлительно. Значит..."

В этот момент до ушей Алекса донёсся странный для местных окрестностей звук. Это были голоса. Человеческие. И эти голоса – пели! Пели песню в два голоса. Мужской и женский. Что-то о лошадях.

Эх, мороз, мороз! Не морозь меня.

Не морозь меня. Моего коня.

"Вот чёрт! Кто это?"

Сашка вскочил с дивана и направился к двери. Оказавшись на крыльце, прислушался. Краем глаза заметил, что Лариса прекратила кормёжку, и тоже слушает. Звуки песни под гармошку раздавались где-то рядом.

– Кто там живёт? – Алекс посмотрел на Лору и указал ей на источник звука. – Кажется вон в том доме на противоположной стороне. Тот, что ближе к Блошинке.

– Так то ж дом Изольдовых! – неуверенно и удивлённо пробормотала Лариса. – Не может быть!

– Это Васькин, что ли?

– Ну да, – Лариса озадаченно прислушивалась к источнику звуков. – Но там же никто не живёт. Все умерли.

– Может, бродяги?

– Вполне возможно.

– У тебя есть оружие?

– А как же! – Лариска подбоченилась и выпятила вперёд объёмную грудь. – Одинокой женщине, да без винтовки! Это тебе не Морельск. Это – Глуховка.

– Неси! – Алекс глянул в сторону дома Изольдовых. Песнь продолжалась. На этот раз о Стеньке Разине и его челнах. – Пойду на разведку схожу. Мало ли!

– Я с тобой. – Лариса Петровна упрямо смотрела на Ранецкого. – Одного не пущу.

– Тогда возьми топор на всякий случай.

– Это ещё зачем?

– Для самообороны.

– А... Я мигом!

К дому Изольдовых подошли тихо и настороженно. Внутри продолжала играть гармошка и звучала песня о неразделённой любви. В два голоса. Мужской и женский. Теперь стало ясно, что голоса ещё и пьяные. Взойдя на низкое крыльцо Алекс с Лорой остановились. Конечно, дом и хозяйство не выглядело ухоженным, что не подразумевало рачительных хозяев, однако по двору ходили куры, огромный кот сидел на подоконнике, а в загоне хрюкал поросёнок.

– Ничего не понимаю! – сокрушалась Лариса. – Откуда всё это?

– Здесь никто не жил?

– Я же говорю: все поумирали. – Женщина пожала плечами. – Старуху Изольдову лет пять, как на погост снесли. А она была последней в роду.

– Значит всё-таки бродяги.

– Нет, милый, здесь что-то не то. Куры вон бродят, порося на откорм взяли, деревья плодовые цветут, картошки целая плантация. Клянусь, ещё вчера здесь этого не было: двор бурьяном зарос, ставни были закрыты, а двери и окна досками заколочены. А теперь вот на тебе! Ничего не понимаю!

– Так что, зайдём? – Ранецкий снял ружьё с плеча.

– Конечно. Ведь мы уже здесь. – Лариса задумчиво смотрела на поросёнка. – Уж больно интересно, что здесь и как.

Алекс громко постучал кулаком в дверь. Гармонь пискнула печально и замолчала. Песнь о любви оборвалась.

– Кто там? – раздался хриплый мужской голос. – Кого там ещё несёт? – Мужчины был изрядно пьян, груб и невоспитан. – Давай, мимо проходи, нечего там...

Александр постучал ещё раз. В ответ послышалась ругань. Гармонь взвизгнула резко и за стеной раздались тяжёлые шаги. Дверь скрипнула и открылась. На пороге стоял пожилой седовласый мужчина с такой же седой недельной небритостью. Он оказался изрядно толстым, глаза его были пьяны и замутнены, а в руке он держал тесак для разделки мяса.

– Ну, что надо? – грубо поинтересовался он, глядя недобрым взглядом на Алекса и Лору. – Кто такие?

– Васька?! – вскрикнула Лариса. – О, господи! – она прикрыла рот рукой. – Но, как же это? – Лариса Петровна посмотрела на Ранецкого. – Я ничего не понимаю.

Алекс тоже ничего не понимал.

"Кого же я лопатой искромсал этой ночью? На части изрубил!"

– Ваша фамилия Изольдов? – поинтересовался он. – Василий?

– Да, – кивнул мужчина, – собственной персоной.

– Кто там? – послышался из дома пьяный женский голос, и, не услышав ответа, гаркнул во всю мощь: – Васька, чего молчишь?!

– К нам делегация, Настюха!

"Настюха!?" – Ранецкий вздрогнул. – "О, господи! Неужели..."

Василий тем временем громко рассмеялся, продолжая говорить сквозь смех:

– С ружьём и топором! Ха! Ха! Ха! Носилок не хватает.

– Шутишь? – донеслось из глубины дома. – Какая ещё делегация?

– Ну, подойди, подойди. – Изольдов махнул рукой в темноту. – Убедись сама! Ха! Ха! Ха! – продолжал веселиться Василий, и вдруг осёкся. – О! Лариса Петровна! Ты, что ли?

– Я, – Лора кивнула. – Вот, навестить пришла.

– С топором? Очень мило! – Васька кивнул на Алекса. – А это кто?

– Гость из города.

– Хахаль, что ли?

Лариса неожиданно смутилась и покраснела.

– Угадал.

– А чего с ружьём?

– Мы подумали, что к вам кто-то забрался. Ну, бомжи там, бродяги всякие, а то и беглые какие, не приведи господь.

– А! – Изольдов закивал. – Тут ты права. Ходют тут всякие, а потом куры пропадают. – Он уставился на Алекса, и долго смотрел на него, ощутимо пошатываясь, и держась за дверной косяк. – Где-то я тебя видел.

– Может быть, – дипломатично ответил Ранецкий. – Мир тесен.

– Это – точно! – Изольдов кивнул, и протянул руку. – Василий.

– Александр. – Алекс ответил крепким рукопожатием.

– Так кто там, Васька? – послышался пьяный женский голос.

– Лариска с хахалем.

– А! – из темноты появилась неопрятная взлохмаченная женщина. – Давно пора. Сколько же можно траур носить. Привет, Лариска!

– Здравствуй, Настя.

– Меня зовут Анастасия! – женщина полностью вышла из полумрака. – А вас?

"Настя!" – Алекс смотрел на пьяную неопрятную женщину, внешность которой носила следы былой красоты, и ничего не понимал. – "Ты же умерла!" – хотелось крикнуть ему, но вместо этого он представился:

– Александр, – он взял Ларису за руку. – Я знакомый Ларисы Петровны.

– Знакомый! – передразнила Анастасия и вульгарно рассмеялась. – Знаем, знаем! – а далее, прекратив смеяться, спросила: – Надолго к нам?

– Может и надолго, – Алекс пожал плечами. – Жизнь покажет.

– У Ларисы остановился? – поинтересовался Василий.

– Да нет, – Ранецкий усмехнулся. – У меня здесь свой дом.

– Это какой же свой? – удивилась Настя. – У нас в Глуховке?

– Там Соколовы жили, – Саша качнул головой в сторону дома. – Я их внук.

– Что?! – одновременно воскликнули Настя с Васькой. – Ты же...

– Что я?

– Ну, – Настя первая пришла в себя. – Ты же это... – она посмотрела на Ларису. – Да скажи ты ему!

– Не понимаю о чём ты, – Лора пожала плечами. – Поясни!

– Да как же? Ты что не помнишь?

– Нет.

– Вот чёрт! – Анастасия посмотрела на Ранецкого. – Вы действительно Александр, внук бабы Ани?

– Конечно.

– Но... – Анастасия замялась и посмотрела на Василия. – Ну, что молчишь, скажи!

– А чо тут говорить? – Вася повернулся к Алексу. – Ты же в яйце остался! – пояснил он. – Чёрти сколько лет назад. Настя вышла, а ты так и не вернулся. Тебя долго ждали, но – бестолку. А теперь ты взял, да объявился! Ну, дела!

Васька почесал затылок. Он уже не раскачивался, а глаза приняли нормальное выражение. У Насти же перестал заплетаться язык. Они явно протрезвели. Оба.

– О, господи! Что ж вы в дверях стоите, проходите в дом. – Настя распахнула дверь.

– По этому поводу надо выпить, – решил Василий. – Будете? – обратился он к гостям.

– Будем! – кивнул Алекс. – Надо бы мозги прополоскать.

Внутренняя обстановка в доме оказалась примерно такой же, как у Ранецкого в Морельске, поражая запущенностью и неухоженностью. Пол был грязен, стёкла немыты, с потолка свешивалась паутина. Половицы скрипели под ногами, у стола отсутствовала ножка, а двуспальная кровать была застелена сомнительной чистоты простынью.

В доме пахло чем-то несвежим и кислым. Некая смесь дешёвого табака, бражных паров и грязных носков. В углу находился пыльный телевизор, на котором стояла сковородка с остатками яичницы. Древний советский шкаф гигантских размеров скособочился неравномерно, и отклонился от стены под гораздо большим углом, нежели Пизанская башня.

На столе стояла четверть браги и нехитрая закуска: сало, картошка в мундире и варёные яйца. Ещё имелся хлеб домашней выпечки, лук, чеснок и солёные огурцы. Всё, как у всех.

– Прошу за стол! – Анастасию явно не смущал беспорядок в доме.

– Спасибо! – ответили Алекс с Ларисой, и присели на табуретки.

Василий тут же разлил брагу по стаканам. Мутная жидкость расплескалась по стеклу.

– Ну, что, за встречу! – кратко тостонул Изольдов.

– За встречу! – хором повторили остальные.

Какое-то время шёл процесс закусывания, а потом Вася спросил:

– Значит, ты всё же выбрался из яйца?

– Получается, что так, – уклончиво ответил Ранецкий. – Я же здесь.

– Когда? Я имею в виду, через сколько дней?

– Да я уж и не упомню.

– Что ж у бабы Ани не объявился?

– Не помню, – Алекс пожал плечами. – Из головы вылетело.

– А она тебя ждала! – с упрёком произнесла Настя.

Лариса вопросительно глянула на Ранецкого. Тот в ответ лишь покачал головой, мол, сам ничего не понимаю.

"Надо что-нибудь соврать", – решил Александр. – "Что-нибудь правдоподобное".

– У меня в армии была сильная черепно-мозговая травма. Память отшибло напрочь. Так что из своего детства и юности я мало что помню. Может, расскажете?

– Что, совсем ничего? – удивилась Анастасия. – Ничегошеньки?!

– Ни то, чтобы совсем, но воспоминания мои о той поре разрознены и фрагментарны. Помню, как перед армией, летом, ездил сюда в Глуховку. Помню, как познакомился с тобой, Настя, на озере.

Женщина улыбнулась чему-то своему, и кивнула.

– Да, было дело.

– Вечером того же дня с тобой Василий познакомился. Возле Настиного дома.

– Ага, точно!

– Помню, как мы втроём пошли к яйцу, а дальше, – Алекс покачал головой, – словно отрубило. Следующее воспоминание было связано уже с посттравматическим периодом.

Лариса кивнула Александру, мол, правильно делаешь, на что Ранецкий подмигнул ей.

– Так что же было дальше? – поинтересовался он.

Василий посмотрел на Настю. Та пожала плечами.

– Да говори уже, как есть.

– Ну, в общем дальше мы все пошли к яйцу, – Василий говорил, и одновременно разливал бражку, – но в само яйцо я не пошёл. Струхнул маленько. – Изольдов виновато потупился. – А вот вы с Настюхой вошли в него. – Васька похабно ухмыльнулся. – Что уж вы там делали, мне неведомо. Пускай жёнушка моя расскажет.

Анастасия Романовна всё это время рассматривала Алекса, как явного выходца с того света. Она не верила глазам своим, потому что узнала в этом мужчине своего Сашу, который пропал много лет назад, и всё это не укладывалось в её голове и не складывалось в мозгу. Она была шокирована увиденным не менее Ранецкого с Ларисой, и только Ваське было всё по фигу.

– Ты действительно ничего не помнишь? – тихо спросила она.

Алекс покачал головой.

– Полный вакуум.

– Странно. – Настя Соболева закурила. – Значит, о том, что произошло внутри яйца, ты, ни сном, ни духом?

– Абсолютно!

На какое-то время Анастасия замялась.

– Не знаю, могу ли я говорить это при Ларисе?

– Да говори уж, не дети, поди. – Лариса грустно усмехнулась. – Только вот Василий-то захочет ли слушать?

– А я догадываюсь! – Васька пьяно рассмеялся. – Давай, Настёна, трави о своих похождениях. Только, – он погрозил ей пальцем, – без подробностей.

– Без подробностей все и так знают, что там произошло.

– Кроме меня, – соврал Ранецкий.

– Ах, да! – Анастасия улыбнулась. – У тебя же память отшибло.

Настя быстрыми затяжками докурила сигарету, и затушила окурок в пустой консервной банке.

– Странно там было в яйце этом, – и Анастасия Романовна повторила историю, которую Алекс хорошо знал и всегда помнил. Всё сходилось вплоть до того момента, когда они обессиленные любовью уснули на тёплом песке.

Лариса словно окаменела. Из её глаз текли слёзы.

Василий налил полную кружку браги и залпом выпил.

Алекс молчал.

Настя тоже замолчала.

Всё было сказано, и каждый воспринял услышанное с разной степенью приятности.

– А дальше? – Ранецкий прервал затянувшуюся паузу.

– А дальше я проснулась в совершенно ином мире. – Анастасия потянулась к стакану. Её руки дрожали, глаза наполнились слезами, она нервно кусала губы. Было видно, что женщина, будто заново переживает события из прошлого. – В общем, проснулась я совершенно одна.

– А где же был я?

– Тебя не было рядом. Я долго искала тебя, звала, но ты так и не появился. Зато я обнаружила неизвестную могилу. Ни креста, ни надписи, ни даты не было на ней. Лишь холмик осыпающейся земли, и... – Настя замолчала, пытаясь сдержать слёзы.

– И что? – спросил Алекс, когда спазм у женщины прошёл.

– И твой магнитофон на этом холмике. Ржавый, истлевший, развалившийся на части. Будто он пролежал здесь десятки лет. Однако я узнала его, и всё поняла, решив тогда, что ты умер. Не знаю, почему я так подумала, но этот магнитофон подсказал мне, что в могиле лежишь ты. Уже не помню, сколько я проплакала тогда над этим холмиком, но мир стал меняться вокруг меня. Солнце скрылось за чёрными тучами. Океан превратился в зловонное болото. Пальмы исчезли, а вместо них появились корявые деревца, какие растут в тундре. В общем, я поняла, что нужно возвращаться.

– И ты вернулась?

– Да, я вернулась.

– Тебе никто не мешал по дороге?

– А почему ты спрашиваешь?

– Ну, – Алекс замялся, – мало ли? Мир ведь стал другим.

– Нет, – Настя покачала головой. – Мне никто не мешал.

– Что было потом, когда ты выбралась из яйца?

– Ничего особенного, если не считать того, что ты не вернулся. – Анастасия Романовна тяжело вздохнула. – Вот так.

– Мне очень жаль, Настя!

Алекс был искренен в своём сожалении, и Лариса, почувствовав это, отвернулась. Её глаза потемнели, она кусала губы, чтобы только не расплакаться.

– А уж как мне жаль! – Настя куталась в платок. Её знобило. – Да и тебе должно быть не всё равно. – Женщина потянулась за сигаретами, и, закурив, продолжила. – Примерно через месяц от сердечного приступа скончался твой дедушка. Не перенёс старик твоей пропажи. Баба Аня пережила его на год, и тихо угасла от тоски и безнадёги. Ну, а Сергей утонул ещё года через три, когда в пьяном виде ловил рыбу на Блошином озере. Вот такое кино.

Анастасия Соболева замолчала, быстро затягиваясь, и пуская дым перед собой. Василий захрапел, уткнувшись лицом в тарелку с огурцами. Лариса Петровна смотрела в окно остановившемся взглядом. А Ранецкий курил, и думал, рассказывать ли Насте уже свою историю о событиях в яйце.

И он рассказал, посчитав, что не поведать об этом нынешней Анастасии Романовне, было бы не честно по отношению к той прекрасной девушке Насте, которая умерла в каком-то ином мире, от любви к нему, Александру Ранецкому.

Лариса вышла во двор, чтобы не слышать о чужом счастье и несчастье. Василий проснулся, и потянулся к бутылю, ибо плохо понимал, о чём разговор. Настя сидела ошарашенная услышанным, и полностью протрезвевшая после того, как узнала, от чего она умерла в другой жизни.

– Вот такой апофегей! – подвёл итог Алекс.

– Чёрт возьми! – после долгого молчания прошептала Анастасия. – И как мне к этому относиться?

– А мне? – Ранецкий пожал плечами. – Представь, что я почувствовал, кода увидел тебя?

– Кто ж знал, Саша? – тихо ответила Настя. – Если бы я точно знала, что сегодняшний день когда-нибудь наступит, я бы попыталась дождаться этого дня.

– Я бы тоже попытался! – честно признался Алекс.

Василий хватанул очередную порцию бражки, и перегнулся через стол за гармошкой. Его пальцы перебирали чёрно-белые кнопки, а расстроенный инструмент в ответ пиликал что-то из репертуара звёзд Сан-Ремо. Потом Изольдов вдруг прекратил музицировать, и замер на стуле, напрягшись всем телом. Далее он отбросил гармонь, резко подскочил, и быстро направился к двери.

– Пойду, отолью! – проинформировал он.

Настя с Алексом остались вдвоём. Через окно было видно, как Лариса ходит по двору, и о чём-то разговаривает сама с собой. Василий споткнулся, и громко выругался в том смысле, что, мол, понаставили тут. Послышался металлический лязг катающегося ведра. Издалека, словно из другой жизни, донёсся нарастающий звук летящего самолёта.

– Ты замужем? – нарушил молчание Алекс, хотя догадывался, каков будет ответ.

– Как видишь, – равнодушно ответила Настя.

– Значит, теперь ты Изольдова?

– Выходит, так. – Анастасия посмотрела на Ранецкого. – Расскажи о себе.

– Я тоже был женат. Когда-то давным-давно. У меня двое детей, – похвастался Ранецкий, хотя теперь, после произошедших метаморфоз, уже не был уверен в этом. Они – взрослые уже. Парню вот двадцать лет стукнуло, а дочке – семнадцать. Живут с моей бывшей женой. Видимся, к сожалению, очень редко. В общем, не заладилось у нас.

– А я вот не сподобилась на детей, – дрогнувшим голосом произнесла Настя, и Алекс понял, что она тихо плачет. – Я ведь любила тебя, а потом ждала. Долго ждала, и всё к яйцу ходила. Мечтала, что когда-нибудь откроется оно, а оттуда ты выйдешь. Но – нет! Наша сказка оказалась слишком короткой: всего лишь один день.

– Сказки всегда короткие! – Ранецкий смотрел на Анастасию, и пытался отыскать в её лице черты той Насти. – Если, конечно, это сказка. Длинными бывают только южноамериканские сериалы.

– Молодёжь постепенно уезжала из Глуховки, – словно не слыша Алекса, продолжала Настя, – пока не разъехалась совсем. Остались лишь старики, и такие вои как Васька. Ну, и я с ними. Сама бы уехала, да некуда и не к кому. Потом, в течение года умерли мои родители, и осталась я совсем одна. Прошло несколько лет после твоего исчезновения, и я поняла, что Изольдов теперь и есть моя судьба. Он, в принципе, неплохой человек. Добрый, покладистый, и меня любит. Только слабохарактерный слишком: чуть что – за стакан. Поженились мы, и, видит бог, я не видела в жизни более счастливого человека, чем Вася. Вначале, я пыталась отвратить его от пьянства, но эти попытки привели к тому, что сама начала пить. Сначала – понемногу, а потом – втянулась. Теперь вот вдвоём употребляем. И, знаешь, – Настя улыбнулась доброй искренней улыбкой, – я по-своему счастлива. Потребности у нас минимальные, сад, огород, животина – всё своё. Куры да яйца в изобилии. Держим коз, молоко да мясо имеем. Порося вон взяли на откорм. К холодам заколем. А дальше, как бог даст. Нам ведь много не надо, да и привыкли мы.

– А я вот решил у вас поселиться, в Глуховке.

И Алекс рассказал про свои планы о жизни на свежем воздухе, о натуральном хозяйстве, охоте и рыбалке, о больных родителях и о фантастических романах.

Вернулся Василий и снова взялся за гармонь. Пришла и Лариса. Она посмотрела на Алекса, потом – на Настю, и молча села. Конечно, Лора знала, о чём они разговаривали наедине, но не считала возможным открыто обижаться. Слишком уж мало ещё связывало их: Сашку и Лариску.

Дальнейший разговор не клеился, затухая в самом начале. Брага не пьянила, превращаясь в организме в воду. Близился вечер, а вопрос с ночёвкой никак не разрешался. Учитывая это, Алекс с Ларисой начли прощаться.

– Теперь будем чаще встречаться! – обрадовался Вася. – У меня скоро ещё партия бражки дойдёт.

– Да ладно тебе! – Настя шутливо хлопнула мужа по спине. – Будет уже. Всё бы тебе о браге да о бражке.

– Ну, мы пошли! – Лариса крепко взяла Ранецкого под руку. – У нас тут дела ещё.

– До свидания! – Алекс взял оставленное у входа ружьё. – Хорошо, что не пригодилось.

– Заходите, будем рады!

– И вы не проходите мимо!

– Пока – пока!

После посещения Изольдовых Алекс с Ларисой направились к дому Соколовых, который находился в низине, и мог пострадать от наводнения. Вода отступила, приняв свой нормальный уровень по береговой линии Блошиного озера. Подсыхающая грязь увесистыми комьями липла к обуви. В огромных лужах с неподвижной водой отражалось лишь небо с редкими всклоченными облачками. Омытые дождём заросли бурьяна приобрели ярко зелёные тона, и теперь контрастно выделялись на фоне чёрной земли и серых заброшенных домов.

Ноги вязли и скользили по жирному чернозёму. Алекс забрал у Ларисы топор и заткнул за пояс.

– Держись за меня, красавица!

Лора схватилась за руку Ранецкого и крепко прижалась.

"Вот так бы до конца жизни! Рука об руку!" – мечтательно подумала женщина. – "С милым-любимым!"

Лариса вспомнила вдруг, как тогда, в другой жизни, там, где Настя умерла, она, узнав, что Саша приехал погостить к бабе Ане, ждала его весь день, то заглядывая в окно, то выбегая во двор, то выскакивая на улицу. Потом приходила Настя, и, едва сдерживая возбуждение, рассказала о том, что утром познакомилась с красивым городским парнем на озере. Говорила о том, как он ей понравился, каким взглядом он рассматривал её, и радостно объявила, что вечером он придёт к ней, и будет петь серенады. Настя даже имени его не назвала, но Лариска поняла, о ком идёт речь. Ей стало грустно и обидно, но что же тут поделаешь? На следующий день Настю нашли мёртвой в лесу, а Сашка вынужден был бежать из Глуховки.

А что теперь? – возник естественный вопрос. А теперь, в каком-то другом мире, Лариса Петровна идёт под руку с Александром Сергеевичем, Настя с Васькой живы-здоровы, и ныне они муж и жена, а сильно помолодевшая Лариса влюблена по уши в Сашеньку, и чувствует себя на те же семнадцать лет, что было ей в какой-то иной жизни.

"О чём это я?" – удивилась Лариса, совершенно не контролируя возникший поток сознания. – "Главное – теперь все живы, и на том, Слава богу!"

Уже на подходе к хозяйству Соколовых стало ясно, что в доме царит полный разгром. Забор оказался снесённым по всему периметру. Разбитый вдребезги туалет ощетинился сломанными досками. Крышу дома испещряли рваные сквозные отверстия, словно её бомбили с большой высоты мелкими камнями. По всему двору виднелись глубокие отпечатки огромных куриных лап и многочисленные вмятины, по форме напоминающие лошадиные копыта. Имелись следы, похожие на человеческие, но значительно больших размеров, а также отпечатки ног и лап неизвестного происхождения.

"Вот уроды!" – возмутился Алекс, и с этой мыслью шагнул во двор.

Входная дверь в дом отсутствовала, стёкла в окнах были выбиты, а ставни оказались вырванными вместе с петлями. Ранецкий взвёл курки двустволки и отдал Лоре топор. Женщина крепко схватилась за древко обеими руками. Лариса Петровна не испытывала страха, хотя ситуация настаивала именно на этом. Наоборот, она ощущала лёгкость в теле, упорядоченность в мыслях и уравновешенность в чувствах. Всё очень просто: Лариса была влюблена, мужчина её мечты отвечал ей взаимностью, а то, что случилось раньше, произошло в другой жизни.

"Гори оно огнём!" – рассуждала Лора, – "Главное, что Сашенька рядом, а там, хоть трава не расти!"

Оглядываясь и озираясь "молодые" прошли внутрь двора. Никого не обнаружив, обошли вокруг дома. Вроде пусто. Только приблудная кошка сидела на подоконнике, и деревья шелестели молодой листвой. В остальном было тихо: ни пения птиц, ни жужжанья пчёл, ни стрекотанья насекомых. Даже лягушки на Блошинке притихли, прекратив свадебную перекличку.

– Ты стой здесь, а я загляну в дом. – Алекс обнял Лариску за талию. – Глупо обоим рисковать.

– Ну, уж нет! – Лора покачала головой. – Я от тебя ни на шаг.

– Хорошо! – Саша и не ждал иного ответа. – Только держи дистанцию.

Перешагнув дверной проём, Ранецкий заглянул внутрь. Дом встречал нового хозяина гробовой тишиной. Лишь осколки стекла громко хрустели под ногами. Сделав несколько шагов, Алекс остановился. Он напряжённо прислушался, ловя размазанные звуки, но все они доносились снаружи, из окна: скрип несмазанных петель на калитке, шорох лёгкого ветра в бурьяне, мяуканье голодного кота.

Ранецкий оглянулся. В двух шагах от него стояла Лариска с топором, тот самый кот опасливо заглядывал в окно, а в дверном проёме дальняя полоска леса сливалась с небом. В доме ощущался устойчивый запах зверья и животных испражнений.

"Надо переезжать к Ларисе", – тут же решил Алекс, – "а дом спалить к ядреней фене! Чтобы зараза не завелась!"

Пройдя коридор, "молодые" вошли в комнату. Здесь также царил полный разгром и тотальное разрушение. Вся мебель была разбита вдребезги. Повсюду валялись оторванные доски, разломанные стулья и ошмётки обивки. Пол устилали искромсанные обрывки пожелтевших газет и старых журналов, а у стены под окном лежал надорванный пакет с фотографиями.

"Странно, откуда они?" – удивился Ранецкий. – "Я ведь всё вывез после похорон Сергея!"

Он поднял пакет, и стал рассматривать фотки, всё более удивляясь тому, что видел. Почти все снимки были сделаны на фоне древней башни цилиндрической формы, выложенной из едва обработанных камней. Башня находилась на невысоком холме, в нижней части её окружала буйно разросшаяся зелень трав, а верхняя – словно тонула в бездонной синеве небес.

На одной из фотографий Алекс надолго задержался. Здесь, очень красивая девушка стояла между двумя мужчинами, значительно старше её. Юной красавице на вид – не более 18-ти лет. Мужчинам – лет по 30-ть с хвостиком. Девушка держала обоих под руки, и улыбалась той улыбкой, каковую могут позволить себе только самые очаровательные представительницы прекрасной половины человечества. Она просто позволяла им находиться рядом. И оба мужичка, судя по всему, были счастливы этому позволению. По крайней мере, Ранецкий именно так оценил выражения всех трёх лиц на фото.

Один из мужчин являлся типичным кавказцем, именно таким, каковыми джигитов показывают в советском кинематографе. С соответствующим носом и усами, с бакенбардами и лёгкой небритостью, с крупными руками и мохнатой грудью, волосы которой обильно лезли из под рубашки. Второй мужчина походил на славянина или прибалта, имел высокий рост, был худощав, а волосы его уже тронула ранняя седина. Он являлся владельцем маленьких носа и ушей, в противоположность полным, брезгливо искривлённым губам. Мужчины были разные внешне, но пара-тройка штришков их всё же объединяла. Даже с фотографии от них сквозило высокомерие. На лицах отражалось самодовольство. И оба они, естественно, оказались влюблёнными в юную прелестницу.

Ранецкий снова перевёл взгляд на девушку и непроизвольно облизнулся.

"Эх, хороша, девчонка! Само очарование!"

Её длинные густые светлые волосы волнами опускались за спину. Огромные голубые глаза имели яркий насыщенный цвет, как майское небо после грозы. Пухлые губы цвета спелой вишни, казались сладкими, словно намазанные мёдом. Её идеальной фигуре могли обзавидоваться все известные фотомодели в компании с подиумными манекенщицами, знаменитыми порнозвёздами, и прочими гламурными дивами. Она улыбалась изумительной белозубой улыбкой, наполненной радостью жизни и переполненной радостным ощущением женского счастья, которого она имела сверх всякой меры. Девушка знала, что красива, давно привыкла к этому знанию, и умело пользовалась этим. Красавица понимала, что нравится всем мужчинам от десяти лет до ста, знала, что может выбирать кого угодно из числа многочисленных ценителей её неземной красоты, однако, и Алекс очень надеялся на это, не спешила с выбором.

"С чего это я так решил?" – спросил себя Ранецкий, и тут же подумал, что девушка немного похожа на Лариску в юности. Он отметил многочисленные, но едва уловимые схожести в чертах лица. Заметил, что волосы и глаза у двух прекрасных дам один в один походили друг на дружку. А белозубые улыбки, словно делались с единого образца.

"Они похожи так, как могут походить одна на другую мать и дочь".

Саша перешёл к следующим фотографиям, и остановился ещё на одной. На снимке та же девушка стояла рядом с молодым человеком примерно её же возраста. Парень был также хорош, как и его спутница, и выглядел под стать красавице. Он был высок, атлетично сложен, и пропорции тела имел схожие с греческими статуями героев. Его светлые волосы имели стальной оттенок, а зелёные глаза сверкали на солнце, как два изумруда.

"Вот это я понимаю!" – успокоился Ранецкий. – "Парень – то, что нужно! Ни то, что предыдущие дядечки",

Молодые люди держались за руки и с нежностью смотрели друг на друга, не замечая ничего вокруг себя. Ни синего неба с одинокой птицей в вышине. Ни зелени трав, с россыпью ромашек под ногами. Ни древней башни с комьями сухой земли в стыках между камней.

"Кажется у них любовь!" – предположил Алекс, и тяжело вздохнул, глядя на девицу-красавицу, искренне завидуя юному влюблённому. – "Эх! Где мои семнадцать лет?!" – промелькнуло в голове одно из многочисленных несбыточных мечтаний.

– На тебя похож, – услышал Ранецкий голос за спиной. Лора взяла фотку. – Точно! – женщина переводила взгляд с Алекса на снимок. – Такой же, как ты в юности.

– Да ну, – Сашка покачал головой, внимательно рассматривая глянец. – Совсем не похож.

– Ты, даже не сомневайся! – Лариса улыбнулась, вспоминая давно упорхнувшую юность. – Я-то тебя хорошо помню.

– Столько лет прошло. Тебе просто хочется, чтобы так было.

– Ошибаешься, Саша! – Лора погладила Алекса по щеке. – У меня неплохая фотографическая память. Особенно, когда вижу то, что касается того немного, что произошло у нас с тобой в эпоху ранней юности.

"Ну, разве её можно обидеть?" – вдруг про себя подумал Ранецкий, а вслух произнёс:

– В таком случае, девчонка на фотке – это ты!

Лариса Петровна не возражала.

– Знаешь, она действительно похожа на меня, – Лора задумалась, подбирая слова. – Она именно такая, какой бы я хотела стать. Похоже, что кто-то, взяв моё тело, как заготовку, убрал из него всё лишнее, подправил изъяны, и, добавив недостатющее, сотворил этим идеальную внешность.

– Может быть. – Алекс вертел фотографию и так, и эдак, всё более соглашаясь с правотой Ларисы. – Если использовать твою идею о правке внешности, то ведь о парне можно сказать то же самое. Его, то есть – меня, взяли как исходный материал, и доработали упущения природы.

– Вот и я о том же!

– Получается, что на фотке ты и я, только в идеальном исполнении.

– А может, снимок отретушировали? – предположила Лариса Петровна.

– Вполне возможно, только я что-то не припомню, чтобы мы с тобой фотографировались.

– Я – тоже, – согласилась Лариса, и добавила грустно: – К сожалению.

Неожиданно, за их спинами послышались шаги. Раздался хруст битого стекла и скрип половиц. Ранецкий быстро развернулся, выставляя вперёд ружьё.

– Ну-ну, соколик, угомонись! Смотри, бабку пристрелишь.

В коридоре стояла очень старая женщина, одетая, как цыганка, с многочисленными оберегами, крестами и амулетами, в изобилии висящими на её шее. Она курила трубку и улыбалась.