Текст книги "Паутина миров(СИ)"

Автор книги: Валерий Марьин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

"Пробежимся, вспотеем, и, что?" – подумала девушка. – "Надо придумать что-нибудь другое. По правилам это допускается!"

– Ну, уж нет! Бегать по лесу я не намерена. Предлагаю – заплыв!

"Заодно фигуру его атлетическую внимательно рассмотрю, и свои прелести продемонстрирую!" – сообразила Лариса.

– Заплыв? – удивился Ранецкий. – А это по правилам?

"Дурак!" – тут же обругал себя молодой человек. – "Она разденется до купальника, и всё сразу станет видно. Да и мне есть, что показать!"

– По правилам, – успокоила его прекрасная полонянка. – Предлагаю Блошиное озеро.

– На каких условиях? – стал уточнять Алекс.

– Что значит на каких? – удивилась Лариса, заранее собираясь проигрывать.

– Ну, если я тебя не догоню, тогда ты свободна. Это понятно. А если – догоню?

"Попробуй только не догнать!" – Лариска улыбнулась. Однако задумалась. Ей очень хотелось, чтобы этот красивый парень поймал её. Девушке очень нравился его накаченный пресс, распределённый по животу рельефными кубиками, развитая грудная клетка, эффектно выделяющаяся на теле, и сильные руки с размерами бицепсов и трицепсов гораздо больше среднестатистических. Но! Если уж позволить себя догнать, надо, чтобы всё выглядело естественно, и при этом честь девичью сохранить, и гордость женскую сберечь. Тяжёлая задача!

И тут Саша пришёл девушке на помощь.

– Вон видишь песчаная отмель, метрах в ста от берега?

– Где? – Лариска подошла к Алексу вплотную. – Не вижу.

Сашка взял девушку за талию, и повернул лицом к объекту. При этом, окончив разворот, руки не убрал.

– Прямо перед тобой.

– Ага! Теперь вижу,– многозначительно произнесла красавица. – И, что дальше.

– А дальше, – Алекс привлёк девушку к себе, и, глядя в васильковые глаза, поставил задачу. – Кто первый приплывёт, тот и победил! А, кто второй, тот попал в плен.

"Какой умница!" – подумала про Ранецкого Лариска, и спросила:

– А дальше что? Пытки, избиения и истязания?

Сашка обнял Лариску за талию, при этом девушка сделала вид, что ничего не произошло, и смотрела Алексу через плечо.

– Я не знаю, что со мной сделаешь ты, если я проиграю. Ну, а если выиграю я, то тут же начну выпытывать у тебя военную тайну.

– Каким образом, интересно? – воспоминания о девичьей чести и женской гордости заставили её, наконец, отстраниться. – Что это ты рукам волю даёшь? – Правда, сверкнуть возмущённо глазами, на этот раз не удалось.

– Извини, забылся слегка, – Алекс галантно поклонился.

"Как он мил!" – сделала окончательный вывод Лариса.

– А что касается выпытывания военной тайны, – продолжил Ранецкий, – то мой метод прост: я полезу к тебе целоваться, ты, естественно, этому воспротивишься, и чтобы я не позволил себе большего, всё мне расскажешь!

"Какой он умный!" – подумала Лора, а вслух сказала:

– Хитренький какой! Пользуешься тем, что я слабая девушка!

– Предложи лучше! – пожал плечами Санька, совершенно не понимая, как всё-таки эта девушка относится к нему.

"А лучшего и не надо!" – решила Лариска, и дала согласие:

– Ладно! Будь по-твоему. Будем надеяться, что я плаваю быстрее.

– Но, если быстрее буду я, пощады не жди! – радостно воскликнул Ранецкий, уверенный в победе.

– Ты сначала обгони, а потом стращать будешь! К барьеру!

Раздевались медленно, как неопытные стриптизёры, однако каждый успел рассмотреть всё, что ему нужно. Осмотр привёл обоих в восторг. Ранецкий готов был прямо сейчас броситься в воду, чтобы быстрее победить. А Лариса всё более утверждалась в мысли, что заплыв этот ни к чему, и надо бы сдаться без боя, но девичьи и женские условности не позволили разрушить ритуал, и заплыв состоялся. Естественно победил Саша.

На отмели, как и грозился, Саня осторожно привлёк мокрую девушку к себе, и нежно поцеловал в губы. Однако бури, которую ждал Ранецкий, так и не состоялось, ибо Лариса на это была уже не способна. Её сердечко в груди застучало быстрее и сильнее. Ей очень хотелось ответить на поцелуй, но в многотысячелетний ритуал взаимоотношения мужчины и женщины это не входило.

– Что теперь? – поинтересовалась она, потому что не знала, что предпримет Алекс.

– Ты мне расскажешь, где прячутся твои соратники!

– Что, прямо здесь? – Лора указала на песчаную отмель площадью пять на пять метров. – Кстати, уже темнеет.

– Значит, мы поплывём обратно.

– Ну, уж нет, дорогой мой пленитель. Так не пойдёт. Ты меня поймал, ты меня на тот берег и должен доставить. Сама я не поплыву.

Алекс только этого и ждал, но следуя правилам игры, поджал губы, и высказался в том смысле, что, ну у вас и порядки!

Далее, он взял юную пленницу на руки, и, войдя в воду, пошёл к берегу. Глубина здесь не превышала полутора метров. Пока добрались до пляжа, он ощупал все интересующие места девушки своей мечты. Естественно, следуя всё тому же ритуалу, Лариска брыкалась, дергалась, брызгалась водой, кричала: "Противный!", высказывалась, что: "Мы так не договаривались!", грозилась рассказать старшим братьям, но потом эмоциональный заряд истощился, девушка утомилась, и, повиснув на шее Ранецкого, притихла. Она прикрыла васильковые глаза, прижалась гораздо больше необходимого, и приоткрыла свои влажные цвета спелой клубники, губы.

Удержаться было невозможно, и Сашка поцеловал эти прекрасные сладкие губы долгим медовым поцелуем, за что получил звонкую пощёчину, и встретил едва выдавленный испепеляющий взгляд. Однако девушка продолжала обнимать Ранецкого за шею, и спрыгнуть с рук не торопилась. Она лишь отвернулась, изображая обиду. Наверное, она не догадывалась, что отвернулась совсем чуть-чуть, что не помешало Сашке увидеть, что Лариса улыбается, довольная происходящим.

Потом они вышли на пляж, где остались их вещи, и в тот же миг из леса выскочила команда Лариски, и теперь уже Ранецкий угодил в плен, и вынужден был (по правилам), выдать некоторые тайны своего коллектива. Уже в темноте Сашка проводил Ларису домой, и возле забора она позволила ему ещё один поцелуй, а на следующий день они договорились встретиться.

Возможно, их знакомство могло перерасти в нечто гораздо большее, однако, человек предполагает, а Бог располагает. На следующий день у Ларисы погиб отец, и сказка закончилась. Начались похороны, поминки, траур. Саша видел Лору ещё пару раз, но это был уже ни тот контекст. Так и расстались они на долгие годы, вплоть до вчерашнего вечера.

Первым проснулся Алекс от того, что весь промок. Раскрыв глаза, он увидел над кладбищем небо, затянутое тучами, услышал шелест дождя по листьям и шлёпанье капель по лужам. Шёл сильный дождь, который не накрыл их лишь благодаря густой листве дерева, и, глядя на часы (время показывало 20.30), понял, что проспали они почти пять часов. В этот момент сверкнула молния, и, через несколько секунд, грянул гром. Огненная ломанная линия долго буравила землю, а потом резко погасла. Стало неожиданно темно. Теперь проснулась и Лариса.

– О, Господи, Сашка, давай собираться, и побежали ко мне.

Помолодевшие от взаимности, мужчина и женщина, бросились сворачиваться, однако их торопливость была прервана двумя роковыми звуками, прозвучавшими поблизости:

– Ко-ко-ко!

– Каррр!

Услышав их, Ранецкий вспомнил про карабин СКС, оставленный в доме, про охотничье ружьё с зарядами из крупной дроби, про немецкий "Браунинг" с двумя полными обоймами, найденный в лесу Сашкой-промокашкой ещё во времена среднего школьного возраста. Весь этот немалый арсенал находился в доме, хотя что-то обязано было бы быть здесь.

"Эх, Ранецкий! Когда же ты поумнеешь!" – подумал о себе Алекс. – "Как же быстро ты забыл, где находишься! Или это секс на работу мозгов повлиял?" – Однако заниматься самобичеванием было поздно. – "Надо собираться, и сваливать".

– Ко-ко-ко! – раздалось уже значительно ближе.

– Это они! – испуганно воскликнула Лариса, прижимаясь к Ранецкому. – Что будем делать.

– Беги, ты им не нужна! – крикну Алекс. – А я как-нибудь отобьюсь.

– Ты, Сашка, с ума сошёл! – Лариса крепче прижалась к нему. – Я без тебя никуда не пойду.

– Не дури, Лора, беги! – Алекс отстранился от женщины. – Ты пойми, мне одному легче будет!

– Не будет тебе легче, как ты не поймёшь? – Лора взяла Ранецкого за руку. – Это не стая волков или бродячих собак, от которых можно отбиться. В этом случае – я была бы тебе помехой. Согласна. Но это иная опасность. И тут дело не в количестве и наличии оружия. Против НИХ нужны иные методы.

– Всё равно, беги! Какой смысл рисковать обоим?

– Эх, Алекс! Глупая твоя мужская башка! Я с тобой женщиной себя почувствовала. Впервые в жизни. А попробовав один раз, я на меньшее

уже не согласна. Так что, либо жизнь с тобой, либо...

Лариса Петровна не успела договорить, когда сверху на них что-то прыгнуло. Это была одна из неведомых тварей, обитательниц яйца. Что-то среднее, между обезьяной и ящерицей. Сущность верещала, плевалась, и попыталась схватить Ларису за руку. От прикосновения с тварью женщина так закричала, что Алекс почти машинально схватил лопату, и перерубил тварь надвое. Лариска успокоилась, а обитательница яйца стала испускать специфическое зловоние.

– Бежим скорее! – Лариса схватила Сашку, и потащила за собой.

– Куда? – Алекс понимал, что надо бежать, но, куда конкретно?

– На кладбище! – уверенно крикнула Лора.

– Почему туда? – удивился Ранецкий.

– Кладбище – многократно освящённое место. Твари туда не сунутся!

– К тому же, там церковь! – подхватил мысль Александр.

– Правильно! – подтвердила Лариса Петровна.

– Хватай вещи!

– Да ну их! – Лора оказалась хладнокровной женщиной. – Если всё закончится нормально, то вернёмся, и заберём их, а если нет, то зачем нам лишний груз?

– Молодец! – Алекс был восхищён разумностью решений этой женщины. Сам бы он до этого не додумался, и потащил бы всё с собой. – Какая ты у меня сообразительная.

От словосочетания "у меня" у Лариски перехватило дыхание, однако времени на сентиментальность и романтику уже не осталось.

– Я возьму столовый нож, – сориентировалась женщина, – и большую вилку. А ты...

– У меня всегда с собой мой незаменимый нож, которым я когда-то курицу подрезал. Ещё наберу камней для метания, захвачу лопату, и вперёд!

– Побежали быстрее!

– Ко-ко-ко! Каррр! – неслось им вслед.

Мужчина и женщина рванули в полумрак, где в плотной пелене дождя ориентиром им служил едва заметный силуэт церкви. Лариса разулась, и шлёпала по лужам босиком, и, на удивление самой себе была счастлива этому необычайному приключению, рядом со своей припозднившейся влюблённостью. Алекс не разувался, однако был удивлён собой не менее, ибо стремление совершать подвиги и выпендриваться перед женщиной являлись чувствами изрядно подзабытыми им.

Как только они выбежали из лесополосы на дорогу, отделяющую их от ограды кладбища, наперерез им выскочил отряд кентавров.

– Ой! – испуганно вскрикнула Лариса.

– Беги к ограде! – приказал Ранецкий. – Я сейчас!

Выхватив из сумки заранее прихваченный камень, Сашка, с криком: "Ложись!", бросил его в самую гущу полулюдей, и – О,чудо! – кентавры бросились врассыпную, кто – куда, кто – сюда, многие попадали в грязь, свернулись калачиком, и закрыли голову руками. Они вели себя так, как солдаты, идущие в атаку, и это подсказало Ранецкому, что слово "граната" для этих существ не пустой звук.

Пока полукони разобрались, что их просто обдурили, Алекс с Ларой успели добежать до кладбищенской ограды. Однако, оторвавшись от кентавров, они угодили в компанию к стае болотной нечисти из яйца, разных пород и обоего пола. Они кричали, визжали и пищали на все тона и лады, а минимальное количество мозгов давало понять, что вариант с псевдогранатой с ними не прокатит.

И тут Сашка вспомнил про свой нательный серебряный крест, который ему ещё перед армией надела бабушка Аня, и с тех пор он его не снимал (благо в партию никто не звал). Носимое уже более двадцати лет распятие стало с некоторых пор частью Сашкиного тела, и в подобной ситуации могло иметь силу. Алекс быстро снял крест, обмотал цепочку вокруг ладони, и сунул распятие в самую гущу нечисти.

Болотно-яичные твари недовольно заурчали, зарычали, забубнили. Их рожи перекосило, гримасы выражали отвращение, а в глазах застыл страх. Стая всей массой подалась назад, но, прижавшись к ограде, далее не отступали. Оценив ситуацию на помощь Сашке пришла Лариса, у которой тоже имелся крестик, и она, совершив те же манипуляции, что и Алекс, сунула второе распятие в морды болотной нечисти. Раздался единый вой, и плотные массы тварей раздвинулись, освобождая проход. Сашка взял Ларису за руку, и они вошли в образовавшийся смердящий коридор. Пахло омерзительно. Мужчина и женщина шли, едва не касаясь болотного сброда, но им было хорошо вдвоём, ибо Сашка воображал, что совершает подвиг, а Лариса была счастлива, что Алекс рядом с ней.

Так они без помех дошли до ограды. Коснувшись мокрого металла, и убедившись, что это она, что в данной ситуации было не лишним, Ранецкий сказал Ларисе:

– Я буду удерживать их крестом, а ты попробуй перелезть. Сможешь?

– Куда ж деваться?

Лариса Петровна глянула на частокол стальных труб высотой полтора метра, и тяжело вздохнула:

– Попробую.

Внимательно осмотрев забор, Лора поняла, что спасением для неё могут стать треугольные и квадратные узоры, выполненные из тех же труб, и приваренные к ограде примерно на середине высоты. Примерившись одной ногой, и помолившись наскоро, женщина приступила к восхождению. Что помогло ей, неизвестно: то ли бог молитву услышал, то ли сброшенные четверть века дали знать, то ли осознание того, что Сашенька на неё смотрит, но Лариска перемахнула через забор в течение нескольких секунд. Поправив халатик и причёску, она просунула свой крест между трубами ограды, и крикнула милому-любимому:

– Давай, Сашка, я уже здесь, мой хороший. Прыгай, пока они не расчухались.

Дождь усилился, превратившись в ливень. Потоки воды неслись от кладбища вниз к Глуховке, и далее к озеру Блошиному. Дренаж на кладбище сделали качественно и с умом, иначе посмывало бы половину могил. Главный и самый мощный поток воды упирался в основание кладбища, и, разделившись, обтекал его. Далее, за кладбищем, он вновь сливался в единое целое, выводил из берегов Блошинку, и затапливал Глуховку.

– Мой дом, скорее всего, затопило, – вслух констатировал Ранецкий.

– Сашка, давай быстрее, чего ждёшь! – вернула к реальности Лариса. – Их всё больше и больше! Ты, что, уснул?!

Алекс одним махом преодолел ограду, поздравив себя с таким высоким спортивным результатом.

"И Лариска видела!" – между делом подумал он.

"Какой он у меня!" – восхитилась Лора между делом.

– Надо быстрее попасть в церковь! – торопливо заговорила Лариса. – Не было бы поздно.

– Зачем? Мы же уже за оградой.

– Ты не понимаешь, Сашенька, – терпеливо объясняла Лариса. – Если бы сейчас не было туч и дождя, то ещё светило бы солнце.

– И, что?

– Милый, ты, что Гоголя не читал?

– А при чём здесь Гоголь?

– "Вий" помнишь?

– Помню.

– Ты думаешь, Николай Васильевич эти события из пальца высосал?

– А ты считаешь, он стал их свидетелем?

– Не думаю. Однако я уверена, что определённые правила существуют, даже если их наука не признаёт.

– Что ты имеешь ввиду?

– Я убеждена, что существует раздельно время сил добра и сил зла. И эти времена не пересекаются. Днём властвует добро, ночью – зло. И ничего поменять нельзя. По крайней мере, в таких местах, как наше. Пока солнце не зашло, мы в безопасности, и ты ведь видишь, они на нас не нападают, только пугают. Но, как только солнце зайдёт, нам станет очень нелегко.

– И, что тогда случится?

– Кладбищенские кресты их вряд ли остановят. Единственное наше спасение – старая церковь. Это священное намоленное место. Туда они не посмеют войти.

– Но в "Вий"...

– Сашка! Не воспринимай всё буквально. Если надо, то и круг заколдованный нарисуем, а пока побежали к церкви

– Хорошо, красивая моя, ты меня убедила!

– Спасибо, мой милый!

Когда они побежали к церкви, нечисть у забора недовольно загомонила. На этот гомон явилась огромная чёрная курица, и, стоя у ограды, смотрела на Алекса долгим ненавидящим взглядом.

"Не дай бог ей в лапы попасться!" – подумал Александр Сергеевич.

"Ничего, в церковь она не сунется!" – успокаивала себя Лариса Петровна.

Со времени их последней встречи, курица отъелась, растолстела, располнела и разжирела, став раза в полтора больше, мощнее и крупнее. Думать о том, что произойдёт, если эта чёрная дьяволица клюнет Ранецкого в голову, совсем не хотелось.

А у курицы на спине сидел ворон, у которого, после меткого Сашкиного выстрела резко пошатнулось здоровье, у него парализовало оба крыла, он еле передвигал лапами, и страдал приступами птичьей эпилепсии. Передвигался он на спине у чёрной курицы, либо его перевозили кентавры. Короче – инвалид!

Церковь постепенно ветшала и разрушалась. То, что оказалось не по зубам пламенным ленинцам, сотворило время, лишний раз доказывая, что перед ним любые намерения и нетленные мировые идеи меркнут, мельчают, и выглядят достаточно убого, даже будучи вооружённые фундаментальными теориями, классовым самосознанием, и диалектикой мышления.

Стены разваливались. Размытые дождём и тающим снегом, а затем высушенные солнцем, они постепенно вспучивались и трескались. Старая, ещё царских времён штукатурка отслаивалась, а затем отваливалась, оставляя проплешины и язвы, в которых селилась всякая живность, откладывала там яйца, плодилась и гадила, от чего язвы увеличивались, а проплешины росли, разрушая стену, и уничтожая церковную роспись.

Клочья грязной пыльной паутины с вкраплением тел высушенных насекомых, шершаво топорщились по углам бесформенными кучами, свисали волосатыми гроздьями с капителей, упруго лохматились на стыках.

На полу, вперемежку с битым кирпичом, обвалившейся штукатуркой, и рухнувшими балками, имелся и современный мусор: винно-водочные бутылки и пивные банки, пластиковая тара и пустые пачки сигарет, старые газеты и полиэтиленовые пакеты.

А возле загаженного птицами подоконника, на торчащем обломке рамы, словно символ современности или неудачная реклама о необходимости предохраняться, пыльным перекрученным жгутиком, почерневший, словно шнурок висельника, колыхаемый лёгким сквозняком, болтался иссушённый временем и одиночеством презерватив.

– Ой! Прости, Господи! – воскликнула Лариса, увидев резиновый жгутик, и быстро перекрестилась. – Что ж за люди!

– Люди везде одинаковые.

– Как же это объяснить?

– Воспитание!

Гроза разбушевалась не на шутку. Раскаты грома сотрясали стены, а каждый следующий удар казался громче предыдущего. В пределах же самой церкви, хоть и полуразвалившейся, и с обрушившемся куполом, срабатывал ещё сохранившейся акустический резонанс, от чего гром внутри звучал ещё внушительнее, чем снаружи. После очередного залпа стены дрожали всё сильнее, чернота трещин вибрировала, от чего казалось, что они становились шире и протяжённее, вздувшаяся штукатурка мелко дребезжала, вспучивалась ещё более, а потом, после очередного раската, надламывалась, переставала дребезжать, и, шелестя, обваливалась, соскальзывая по стенам вниз.

Алекс снял куртку, вывернул её наизнанку, и, заложив плоский камень у стены сухими досками, застелил его сверху курткой.

– Садись, Лора! В ногах правды нет.

– А ты, Сашенька?

– Будем по очереди сидеть, – успокоил Ранецкий Ларису Петровну, – ночь нам длинная предстоит.

– И то верно! – согласилась женщина.

Сашка набросил ей на плечи свой охотничий плащ, и Лариса, сморённая нервными переживаниями, забегами и преодолениями препятствий, мгновенно уснула, прислонившись к сухой стене. Ранецкий же закурил, и приготовился ждать.

Паутина по углам успела скукожиться от влаги, обмякнуть, и уменьшиться в размерах. Будто выпуская воздух, она повисла вдоль стен пожухлыми разводами намокших нитей. Стены заливала вода. Отовсюду капало, и, чтобы не намокнуть, Алекс встал в нишу рядом со спящей Ларисой. Пахло затхлой сыростью и дождём. Сброшенный порывом ветра презерватив, весь размокший и оплывший, лежал на загаженном птицами подоконнике, словно дохлая медуза на причале. Крупные капли дождя метко били по нему, он топорщился и судорожно извивался от этого, расплющивался понемногу, как тесто на разделочной доске, и, наконец, сброшенный с подоконника, канул в небытие среди окурков и каменной крошки.

Иззубренные зигзаги молний впивались в землю причудливыми ломаными линиями, ослепляя яркостью вспышек, и освещая пространство снаружи желтоватым сиянием, в котором почти ничего невозможно было разглядеть, кроме блестящих струй дождя, и размытых пятен в низине, в которые превратились дома в Глуховке.

Вдруг, во время одной из вспышек природного огня, Сашка увидел, как из противоположного угла что-то блеснуло.

"Осколок стекла", – машинально подумал он. – "Или вкрапление кварца в битом камне".

Грянул гром, и после очередной молнии из того же места опять что-то сверкнуло, Ранецкий отметил, что блеск стало видно лишь тогда, когда он занял место рядом с Ларисой. Когда же через минуту блеснуло ещё раз, Алекс выбрался из ниши, и, осторожно ступая по скользким обломкам, направился к месту блеска. Идти оказалось нелегко. Переплетения труб и арматуры, почерневшие и расслоившиеся от коррозии, торчали из под камней острыми зазубренными гранями. Где-то смятые, где-то обломанные, а где-то вывернутые и перекрученные неведомой силой в немыслимые узлы и узоры они возвышались над камнями, словно змеи, готовые к прыжку.

Через минуту Алекс был на месте. Он точно зафиксировал ориентир, и теперь находился рядом с ним. К тому же, сверкающие беспрерывно молнии уже не давали отсвета, и были бесполезны для обнаружения. Алекс нашёл ровную палку, достал носовой платок, обмотал его вокруг деревяшки, побрызгал на платок бензином из зажигалки, и поджёг. Получилось нечто вроде факела. Установив его между камнями, Сашка сел на корточки, и стал внимательно осматривать отмеченное место. Он отодвинул мешающий камень, разгрёб весь мусор вокруг, даже дунул несколько раз, чтобы убрать сухую пыль, и приступил к осмотру с ощупыванием освободившегося пространства. Так продлилось несколько минут, и, наконец, Сашкины пальцы нащупали что-то торчащее из грунта не более чем на сантиметр. Он потянул предмет на себя, но находка сидела плотно, не вытянешь. Тогда Ранецкий начал осторожно расчищать место вокруг. Работа продвигалась медленно. Каменная крошка слежалась и спрессовалась неравномерными слоями, и теперь очень неохотно отделяла один от другого. Чтобы не повредить предмет, Алекс начал его обкапывать со всех сторон, и вскоре в руках у него оказался кусок спёкшейся каменной крошки, величиной с большую грушу. Ранецкий потёр его пальцами, и слегка постучал по ладони. Он сначала осыпался понемногу, а затем, после очередного простукивания, весь рассыпался у Сашки в руках. Алекс держал предмет на ладони, смотрел на него внимательно, и не понимал, как реагировать на его появление.

Потому что это было пенсне, словесное описание которого очень походило на то, что принадлежало главному большевику из губернской столицы. Того, что в кожаном пальто и с маузером на боку, трагически погибшего под церковными завалами, то есть, отдавшего жизнь за борьбу с религиозными культами в 20-е годы прошлого века.

И вот теперь, Ранецкий смотрел на диоптрические стёклышки в золотой оправе и пытался рассуждать о бренности бытия. Вещи, как известно, живут дольше людей. Хозяина пенсне уже много лет, как сожрали черви, а его вещь, неотъемлемый атрибут его личности, до сих пор цел и невредим.

"И вот, я держу в руке пенсне", – думал Сашка, – "рассматриваю его, верчу в руках, могу надеть и поносить. А его хозяин, нелепо погибший под обвалившемся куполом, лежит себе где-то в гробу, истлевший и разложившийся, с отросшими ногтями и волосами, в лохмотьях вместо одежды, но, что самое обидное, без пенсне!"

– Ко-ко-ко! – прозвучало за спиной, и Ранецкий вспомнил, где находится.

– Каррр! – полностью вернуло его к реальности.

Алекс обернулся. Огромная курица, еле видимая из-за своей черноты, стояла в проёме окна, однако пересечь незримую границу церкви, дьяволица не смела. Лариска укуталась в Сашкин плащ, и, кажется, крепко уснула, потому Алекс не стал будить её.

Из подручных средств Ранецкий изготовил рогатку, набрал камней, удобных для метания, и уложил их в кучу. Приготовил лопату и нож. Устроившись рядом со спящей Ларисой, закурил промокших сигарет, и стал ждать.

Через несколько минут, нечисть начала штурм церкви по всем направлениям. Часть тварей полезла в окна, но бестолку билась лбами о невидимые стёкла. Кентавры всей массой бросились к центральному входу, но их тела словно наталкивались на невидимую стену. Зверолюди бились головами, и Сашка видел, как по воздуху к земле, будто по стеклу, стекала кровь. Кентавры ломали руки и выворачивали копыта, им было больно, и они кричали человеческими голосами, но грозное "Ко-ко-ко!" и "Каррр!" гнало их на приступ снова и снова. Сверху пикировали птеродактили и археоптериксы, но они не могли опуститься ниже границы бывшего купола. Огромные динозавры всей своей многотонной массой с разбега прыгали снаружи на стены храма, но это приводило лишь к лёгкому сотрясению и осыпанию облупившейся штукатурки. Так продолжалось около часа, но привело лишь к тому, что они разбудили Лариску, а ещё через полчаса решили сменить тактику.

После передислокации, штурм возобновился, но вёлся по-другому. Сначала, одна из тварей, выкопав из могилы деревянный крест, бросилась в проём центрального входа, держа его перед собой. Алекс с Ларисой затаив дыхание, следили за бегущей нечистью.

– Набери воды из лужи в пластиковую бутылку, – попросил Саша.

– Зачем? – удивилась Лора.

– Набери, будет не лишним, – повторил просьбу Алекс.

– Объяснить можешь? – заупрямилась Лариса Петровна.

– Вода находится внутри храма, значит, может сойти за святую.

– Не богохульствуй!

– Делай, что тебе говорят! – стальным голосом произнёс Ранецкий.

– Сейчас сделаю, Сашенька! – покорно согласилась Лариса.

Тем временем, тварь с крестом поравнялась с границей входа, и... преодолела его, влетев в церковь. Снаружи раздался одобрительный рёв, однако крест в руках твари тут же задымился сизыми клубами, начал тлеть отдельными участками, и, наконец, вспыхнул ярким пламенем. Алекс подскочил к твари с лопатой, и выбил у неё крест.

– Лей воду! – крикнул он Ларисе.

Женщина проворно подбежала, и начала тушить распятие. А тварь нечистая, лишённая крестной защиты, завизжала диким голосом, и бросилась обратно в сторону кладбища.

Через несколько мгновений огромная обезьяна величиной с Кинг-Конга ворвалась в церковь, держа в лапах уже металлический крест. Как только примат пересёк сакральную линию, крест начал раскаляться. А так как делал он это в геометрической прогрессии, то прыжков через пять, крест раскалился до того, что обезьяньи лапы задымились. Кинг-Конг взвыл, однако продолжал двигаться. Ещё прыжка через два, крест раскалился до красна. Примат визжал от боли, лапы его загорелись, и он, наконец, выронил крест. Издав дикий рёв, обезьяна развернулась, и через секунду, скрылась в пелене дождя.

Лариса стала поливать крест. Распятие зашипело, вода охлаждала железо, и превращалась в пар. В этот момент в церковь вошёл Василий. Это был скелет, обтянутый кожей, с вытекшими глазами, отросшими ногтями, и длинными седыми волосами. Как и в прошлый раз, на нём был костюм, галстук и шляпа. Джентльмен из преисподней! Войдя без помех в храм, он направился прямо к Ранецкому. Васька гремел костями, его соединения и стыки громко елозили друг о друга, а ступни без туфлей, цокали по камням, как женская обувь на высокой шпильке.

Лариска закричала, и выронила бутылку, однако Алекс не растерялся. Он схватил лопату, примерился, и дал Василию штыковой частью по шее. Череп отлетел, звякнул о булыжник, и застрял между камней. Но покойничек продолжал движение. Тогда Ранецкий ударил Ваську сначала по одному, а потом – по другому плечу. Руки отлетели, бренча по кирпичам, но мертвяк двигался вперёд. Далее, Сашка отрубил скелету ногу, однако тот запрыгал на другой, и лишь кости загремели громче и ритмичнее. Когда Васька лишился второй ноги, то движение не остановил, а прыгал на отсохшем детородном органе. Пришлось отсечь и его. Обрубок Васьки упал, но, то, что осталось, выползло из пиджака, и продолжило движение, похожее на то, как двигается тюлень по пляжу. Алекс ударил плашмя лопатой по позвоночнику. Ух! Васька рассыпался в труху.

Наступила тишина. Снаружи шелестел дождь. Гроза уходила в сторону, гром стал тише, а молнии менее яркими. Однако потоки воды по сторонам кладбища продолжали шуметь, словно горные реки, затапливая нижнюю часть Глуховки. Ранецкий не заметил того момента, когда у входа появилась Настя. Она была пронзительно молодой и ослепительно красивой. В узкой мини-юбке и в туфлях на высоком каблуке. С глубоким декольте на блузке и с красиво распущенными длинными волосами.

– Здравствуй, Саша! – грустно произнесла она. – Давно не виделись.

– Да, пожалуй! – еле выдавил из себя Ранецкий. – Давненько.

– Что ж ты там стоишь, милый? Иди ко мне.

– Я не могу, Настенька.

– Почему, любимый?

– Ты же сама говорила, что нам нельзя прикасаться.

– А теперь можно!

– Разве что-то изменилось?

– А разве ты не видишь что это я, твоя Настюша!

– Вижу, Настя, но ведь ты умерла!

– Ну и что? Разве ты забыл, как мы любили друг друга?

– Конечно, помню!

– Я умерла от любви к тебе, а ты даже не хочешь подойти ко мне. Это не честно.

– Ты умерла, Настя!

– Это – ничего! Ты приходи ко мне, и мы вместе уйдём в наш мир.

– Это возможно?

– Конечно! Надо, чтобы ты решился, и мы вечно будем вместе!

Внутри Сашки что-то надломилось, и он сделал шаг вперёд.

– Стой! – молчавшая до этого Лариса, схватила Ранецкого за руку. – Не слушай её!

– Но это же Настя!

– Твоя Настя умерла двадцать три года назад, – чётко проговаривая каждое слово, сказала Лора. – А что это за штучка, одному дьяволу известно.

– Вы ведь были подругами, опомнись!

– Ты посмотри, в чём она одета. Разве в этом хоронят? Мини-юбка, высокие каблуки, декольте. Приди в себя, Сашка!

– А в чём должны хоронить молодую девушку?

– Ты вспомни Ваську! Вот он был одет именно так, чтобы отправиться на тот свет.

– Но ведь это Настя! – воскликнул Саша.

– Зачем ты ей, старый дурак! – разозлилась Лариска. – Ты глянь, какая она красавица. Ей принца подавай. А у тебя есть я. Или ты хочешь меня опять одну оставить? Поманил пальцем, и бросил? Сволочь ты, Ранецкий!!!

Лора хотела разрыдаться, но быстро передумала, и, схватив Алекса за руку, закричала:

– А ну давай в нишу! Иж, на молоденькую потянуло! – и потом более спокойно. – Она умерла, Саша, угомонись. Тебя её образом хотят наружу выманить. Неужели не понимаешь?