Текст книги "Паутина миров(СИ)"

Автор книги: Валерий Марьин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Только трупы кругом.

В огороде на заднем дворе Алекс накопал картошки и лука. В доме нашлась соль и прочие пряности. На кухне обнаружил посуду, ложки и вилки, сковородки и кастрюли. Ничего не пропало. А вот электричества не было. Зато отыскались две керосиновые лампы и канистра с керосином. В колодце имелась чистая вода, удобства во дворе никуда не делись, а стол и стулья так никому и не понадобились.

Ранецкий нажарил картошки с луком, достал остатки дорожной еды, нашёл в погребе запасы самогона, неиспользованные ещё после поминок по Сергею, и сел поужинать на свежем воздухе. С одной стороны, он планировал работы по дому и на кладбище, с другой – учитывал присутствие оживших покойников, ну, а с третьей, допускал наличие яйца, чёрной курицы и древнего ворона. Слишком много обстоятельств – подумал Сашка, и тут же увидел, как со стороны леса к нему кто-то приближается.

– Пожрать не дадут! – возмутился Ранецкий, и пошёл в дом за карабином. Зарядив его, он сел за стол, и продолжил ужин, замахнув для смелости соточку дяди Сэма.

Приглядевшись повнимательнее, Алекс понял, что это не приведение и не оживший труп. Это была типичная крестьянка, годами далеко за сорок, в типичной крестьянской одежде и такой же внешности. Узнать в ней знакомую глуховчанку с такого расстояния не удалось, и Сашка стал ждать её прихода, ибо был уверен, что мимо она не пройдёт. Так и вышло. Женщина остановилась возле калитки.

– Добрый вечер!

– Здравствуйте, красавица, проходите. Разделите мой скромный ужин.

– Спасибо за красавицу! – женщина слегка смутилась. – Вот только не пойму, кто вы. Дом Соколовых-то мне знаком, а вот кто вы им?

– А вы проходите. Может вблизи и узнаете. Я ведь здесь не посторонний.

Женщина зашла во двор и подошла к столу.

– Присаживайтесь! – Санька галантно подвинул стул. – Проголодались?

– Да не откажусь, – ответила селянка, всё пытаясь идентифицировать Ранецкого.

– Выпьете?

– С удовольствием.

Пока Сашка раскладывал еду и разливал самогон, женщина всё время изучала его, а потом вдруг шлёпнула себя по лбу.

– Ну, конечно, кто ж ещё? Вы – Александр, внук бабы Ани.

– Прямо в десятку! – обрадовался Ранецкий, ибо тоже узнал женщину.

Это была Лариса. В те времена ей было лет шестнадцать, и жила она на несколько домов ближе к кладбищу. Точно!

"И, по-моему, я ей нравился!" – радостно констатировал внук бабы Ани. – "Теперь ей нет и сорока, а выглядит на шестьдесят. Вот, что с женщинами делает сельское хозяйство".

– А я вас тоже узнал!

– Да ну?

– Вас, красавица, зовут Лариса!

– Точно! – красавица залилась краской, и, чтобы снять смущение, схватилась за рюмку. – Со свиданьицем!

– За вас, Лариса! – поддержал тост Ранецкий. Хотел добавить: Петровна, но не стал. Пусть остаётся красавицей Ларисой. Ей это обращение, судя по всему, очень даже понравилось.

– Приехали посмотреть: что и как? – поинтересовалась красавица Лариса.

– Да, – кивнул Алекс. – Могилки подправить, дом подремонтировать. Поживу немного. От городской суеты отдохну.

Лариса посмотрела на Алекса и кивнула головой. Потом она той же головой покачала по поводу чего-то. А далее, упёршись подбородком в кулак, она задумалась о чём-то своём, чисто женском. Морщины на лице её разгладились, глаза вдруг стали васильково-синими, а из под платка кокетливыми пружинками стали выбиваться светло-каштановые волосы. С рыжиной. В это мгновение Лариса Петровна стала вдруг выглядеть на свои тридцать девять с половиной.

Алекс улыбнулся, понимая, что мысли в голове очень часто влияют на внешность. Особенно у женщин. Осталось догадаться, о чём думала красавица Лариса в этот краткий миг.

Сначала, Лариса Петровна хотела что-то сказать, но промолчала. Потом, ей захотелось о чём-то спросить, но она не решилась. А далее, заметив, как Ранецкий смотрит на неё, смутилась ещё больше, и Алекс предложил выпить ещё. Лариса Петровна согласилась.

Выпили понемногу. Потом ещё. И ещё. Когда красавица Лариса опьянела, она прекратила смущаться, и пристально посмотрела на Сашку.

– Угостите сигареткой!

Закурив, она всё-таки задала вопрос, который весь вечер вертелся у неё на языке. Но вопрос этот предназначался не Ранецкому, а так, вообще.

– До сих пор не понимаю, как можно умереть от любви?!

Алекс пожал плечами. Лариса Петровна была пьяна, а спорить и дискутировать с пьяными женщинами, Ранецкому не позволял один из основных его жизненных принципов.

– Я понимаю, когда умирают от горя неразделённой любви, – продолжала Лариса, – или, когда тебя бросает любимый человек. С этим всё ясно. Но, как можно любить мужчину, заниматься с ним этим самым сексом, а потом взять, и умереть от наслаждения. От оргазма. – Лариса Петровна смотрела на Ранецкого пьяным взглядом. – В голове не укладывается.

– Сердце не выдержало, – ответил Алекс, – и до него, наконец, дошло, что диагноз, то есть причина смерти Анастасии Соболевой, известен в Глуховке всем, от мала до велика. И, что причина её смерти есть Сашка Ранецкий – тоже знают все. И это надо учитывать.

– Так бывает! – выдавил из себя убийца Насти. – Очень редко, но бывает.

– Счастливая она, твоя Настя! – с надрывом проговорила Лариса Петровна, и разрыдалась.

– Кто знает? – неопределённо пробормотал Саша Ранецкий.

Сквозь обильно бегущие слёзы, сквозь спазмы и сопли, Лариса Петровна произнесла фразу, которую Алекс уже какое-то время ожидал от красавицы Ларисы:

– Да я бы всю свою грёбаную жизнь отдала, чтобы умереть вот так, как Настя. Налюбилась бы всласть с милым-любимым – и на погост! – Лариса посмотрела на Алекса. – Что ещё женщине надо?

– Не знаю. Я ведь не женщина.

– Нальёшь ещё? – спросила тётя Лариса, ибо теперь выглядела на свои шестьдесят.

– Пожалуйста. – Сашка потянулся к бутылке. – Могу и с собой дать.

– Добрый ты человек, Саша! – искренне произнесла пьяная Лариса Петровна.

– Это тебе со стороны так кажется, – Алекс наполнил рюмки. – За Настю!

– Пусть земля ей будет пухом! – добавила Лариса.

Похрустев лучком, чесночком и редиской Лариса Петровна продолжила:

– К Настюше нашей пол района сваталось, даже из райцентра. Можешь себе представить, сын ихнего Первого секретаря сватов присылал. Золотые горы обещал. Мол, принцессой будешь у меня ходить. Не знаю, может она и согласилась бы на принцессу, но тут появился ты. Увидела родимая тебя, и всё – любовь с первого взгляда. Это она мне в тот день днём рассказала, когда вы с ней на речке купались вместе.

Лариса Петровна налила себе и выпила.

– А после первой сладкой ночки, от любви у неё останавливается сердце. – Продолжила Лариса Петровна.

– Ага! – кивнул Ранецкий.

– А дальше, в гроб и на кладбище. Судьба-а.

Вечерело. Сквозь остатки туч проглядывало низкое вечернее солнце. Сумерки сгущались. Алекс подбросил дров в костёр. Вспыхнувшее пламя разогнало темноту.

– Одна живёшь? – осторожно поинтересовался Саша.

– Одна! – с тяжким вздохом ответила Лариса, откровенно поглядывая на Ранецкого.

– Дети, наверное, есть? – продолжил разговор Алекс.

– Есть, как не быть. Только в городе они, слава богу, а муж умер пять лет назад.

Лариса Петровна, как женщина, всё больше начинала привлекать Ранецкого, а это означало, что с самогоном надо завязывать. Сама же красавица Лариса смотрела на Алекса всё похотливее и похотливее. Сашка, как мужчина, её ощутимо привлекал, она раскраснелась, глаза заблестели, Лариса сняла платок и тряхнула своими густыми длинными волосами. Возраст женщины с огромной скоростью приближался к тридцати пяти.

– А ты не боишься одна жить?

– Привыкла! – пожала плечами молодеющая селянка. – Конечно, без мужика тяжело, но я управляюсь.

– Может, помочь чего надо? – ляпнул Ранецкий, и тут же прикусил язык, но Лариса Петровна мгновенно подхватила мысль.

– Да не помешало бы, Саша, кой чего подправить, – Лариса расправила плечи. – Так я вознагражу! – глаза женщины засверкали огнями и искрами. – В любой форме. – Она так смотрела на Алекса, что он еле выдержал этот взгляд обделённой любовью женщины. – Ты подумай. Я не жадная. Я для тебя всё...

Поняв, что дала маху, Лариса замолчала. Смутилась и покраснела. Но взгляд остался прежним.

– Давай ещё по чуть-чуть?

– С удовольствием! – Ранецкий разливал дядю Сэма, и пытался предположить, о чём сейчас думает Лариса Петровна, если машина времени унесла её к тридцати четырём.

"Может это я слишком много выпил?" – подумал Алекс, однако тут же по-философски рассудил: – "А какая разница? Я ли много выпил, или Лариса слегка перебрала, или мы оба позволили себе слишком много?"

– За твою неувядающую красоту! – произнёс Ранецкий пьяным голосом.

– За нас! – как о свершившимся факте объявила Лариса, и, выпив, полезла целоваться.

Алекс посадил селянку к себе на колени, и какое-то время они жадно целовались, забыв обо всём. Единственное, что отметил Сашка, было наличие ожившего удава, который всем своим телом рвался из трусов.

Оторвавшись, наконец, друг от друга, мужчина и женщина, тяжело дыша потянулись к сигаретам, чтобы чем-то занять трясущиеся руки.

– Ты, кстати, будь осторожен! – совершенно трезвым голосом произнесла Лариса Петровна.

– А чего мне бояться? – Саша указал на карабин. – Я при оружии.

– От этого карабин не поможет, – покачала головой Лариса.

– От чего? – Саня полез Ларисе под юбку. – Говори, Лариска!

Селянка обняла Алекса за шею, и впилась в губы. Через несколько минут, оторвавшись, и тяжело дыша, Она сказала:

– От курицы хромой и кривого нелетающего ворона.

– А они ещё здесь?

– А где же им быть? – подтвердила Лариска, начиная раздеваться. – Здесь они. Говорят, это ты их изувечил. – Прошептала симпатичная тридцатидвухлетняя женщина.

– Пусть говорят! – шепнул Ранецкий и укусил Лариску за ухо.

Женщина ойкнула и начала раздевать Сашку-промокашку. Окончив приготовления, Алекс понёс женщину в дом.

– Опасайся ты их, – жарко и бессвязно шептала Лариса. – Они, поди, знают, что ты приехал, и козни строят супротив тебя, мой милый.

– Думаешь? – спросил Алекс, кладя Ларису на просторную лавку.

– Уверена! – простонала Лариса, и потянула Сашку на себя. – Не томи, любимый, я этого всю жизнь ждала. – Именно этого, а завтра, хоть в могилу!

Деревня Глуховка, осень 1982 года.

После длительного интимного общения с оголодавшей женщиной среднего возраста, Ранецкий уснул под утро, как убитый. И словно в упрёк за прошлое, приснился ему сон о том, как перед самым призывом в армию, он тайно посетил Глуховку. Тайно – это потому, что об этой поездке никто не знал. Родителям сказал, что на три-четыре дня поедет в Столицу, с другом детства проститься. Вернее – попрощаться. Ну, а ещё потому – тайно, что, будучи в Глуховке, он не собирался посещать бабушку, дедушку и дядю Сергея.

Осень в тот год выдалась тёплая и сухая. Листва на деревьях красиво увядала, окрашиваясь всем осенним разноцветьем, от жёлтого и оранжевого до багряно-красного. Опавшие листья тихо шуршали под ногами. Небо раскрасилось в бледно-голубые тона, было светлым и ясным. Мандариновое солнце отдавало последнее тепло.

Письмо, полученное от Сергея, просто шокировало Алекса. Подробности расследования смерти Насти, и медицинская экспертиза её тела, однозначно указывало на то, что это он убил её. Вернее, стал причиной смерти девушки. Сашка неделю прибывал в прострации, а потом решил, что просто обязан съездить на могилу, ещё до того, как его призовут в армию. Ранецкий долго откладывал поездку, но когда после областной медкомиссии, стала точно известна дата, Санька решился. Решился ещё и потому, что до конца не верил в то, что произошло, а потому, должен был сам увидеть могилу, взять горсть земли с неё, и всплакнуть, если получиться.

А чтобы глуховчане там его не похоронили методом самосуда, надо было ехать тайно. Чтобы никто ничего не знал, не ведал и не догадывался. Да и Серёга в том же письме предупреждал: не вздумай приезжать; ситуация немного разрядилась, но всё равно в мозгах глуховчан виновник смерти Насти – ты! Мол, иди, исполняй свою почётную обязанность, а там будет видно.

Естественно, Сашка никого и слушать не хотел. По его вине умерла самая прекрасная девушка на свете, а он, как последний трус, будет в армии прятаться? Нет уж, это не в стиле Алекса Ранецкого. Однако, как туда добираться? Прежним, испытанным путём через село Раздольное, а далее на автобусе, не пойдёт, его обязательно заметят. Через лес тоже опасно, кто знает, как там поживают чёрная курица и древний ворон. Значит, оставался путь на перекладных: в объезд, десятой дорогой, через Рио-де-Жанейро. Шутка!

Внимательно изучив маршрут, и заранее позаботясь о билетах в оба конца, Саша Ранецкий без всяких приключений добрался до Глуховки, только с другого конца. Оттуда, откуда никакой транспорт отродясь не хаживал.

Далее, возник вопрос о том, в какое время суток лучше идти на кладбище. Ночью посещать погост не имело смысла – темно, а значит, ничего не найдёшь. Если же включить фонарь, то это привлечёт внимание, а любопытствующих в Глуховке, страдающих бессонницей, хоть пруд пруди. Значит, либо рано утром, либо перед закатом. Однако, перед закатом, тоже рискованно, ибо кто знает, во сколько сегодня в Глуховке зайдёт солнце? Получается, единственное удобное время – на рассвете.

Разобравшись со временем, Алекс забрался в заброшенный сарай с протухшим сеном, и приготовился ждать. Где-то в стене периодически пиликал сверчок. Сквозь подсвеченное одинокое облако светила Луна. Лягушки организовали концерт по берегам озерца, в которое впадает Куринный ручей. Мыши шуршали где-то под полом. Одинокая птица села на дверь, и она, открывшись, скрипнула.

Сашка спустился к двери, и закрыл её. Птица упорхнула. А когда Ранецкий обернулся, то увидел Настю. Девушка сидела в нескольких шагах от него на охапке сена, одетая в ту же одежду, что и в тот день.

– Настя! – только и смог произнести Саня.

– Да, Саша, это – я!

– Но, ты же...

– Да, мой милый, я умерла. Ты сильно рискуешь. Тебя могут увидеть.

– Но я не мог иначе, о, боже, я так люблю тебя!

– Я тоже люблю тебя, Сашенька, но я умерла, и с этим ничего не поделаешь.

– От чего ты умерла?

– От счастья! – Настя улыбнулась. – Мне не было больно, любимый, просто сердце остановилось, не выдержав столько любви.

– Настя...

– Ничего не поделаешь, так бывает, хотя и очень редко.

– А если...

– Что, мой хороший?

– Если я себя убью, мы встретимся с тобой?

– Нет! – воскликнула испуганно Настя. – Даже не думай об этом. Самоубийство – страшный грех, и если ты это сделаешь, тогда мы точно никогда не увидимся.

– Я скучаю по тебе! – Алекс сделал шаг по направлению к девушке.

Настя вскочила, и отошла на несколько шагов.

– Мы не должны касаться друг друга. Это опасно для тебя.

– Настя, но что же нам делать?

– Теперь уже поздно что-то делать. Я тоже скучаю по тебе, мой Сашенька, но изменить ничего нельзя. Как видишь, сильно любить, иногда вредно для здоровья. Однако я хочу, чтобы ты знал: я ни о чём не жалею!

– Там – хорошо?

– Там – никак. Там ничего нет. Только темнота.

– Но, как же ты появилась здесь?

– Меня выпустили ненадолго, потому что ты пришёл.

– Кто выпустил?

– Извини, любимый, но ты этого не поймёшь. Да и рано тебе.

– Не хочешь рассказать?

– Всё, Сашенька, мне пора. Прощай, мой милый!

– Последний вопрос.

– Спрашивай.

– Если я приду к тебе на могилу, ты увидишь меня?

– Увижу!

– Тогда жди. Я приду. Прощай.

Настя исчезла.

В предрассветной полутьме Ранецкий был уже возле ограды кладбища. Куда идти, он примерно знал, ибо хоронили в Глуховке по строго определённому плану. Древний погост заволокло туманом, но посыпанные мелким щебнем дорожки уже были хорошо различимы. Пройдя по центральной аллее сотню метров, Алекс свернул в сторону последних захоронений. Вот и нужный поворот. Здесь.

Саша остановился. Комок в горле стал огромным и мешал дышать. От ощущения полной безнадёги защипало в носу. Глаза застилала пелена наворачивающихся слёз, и Сашка-промокашка почувствовал бесконечную пустоту внутри. Тело сковал холод.

Всё!

Всё-таки до последнего мгновения в нём теплилась надежда на чудо. Пусть вопреки всему и несмотря ни на что. Однако теперь надежда испарилась. С памятника на Сашку смотрела улыбающаяся Настя, и её красота, здесь, на кладбище, казалась настолько неестественной, что Санька не выдержал. Его словно прорвало. Он опустился на землю и разрыдался. Сашка плакал, а Настя смотрела на него откуда-то издалека, из другого мира, и взгляд этот уже ничего не обещал. Она действительно умерла.

Так просидел он несколько часов, а туман, словно специально не уходил, чтобы скрыть присутствие главного виновника её смерти от мстительных глуховчан. Он сидел в оцепенении, отключившись от всего, что происходило вокруг. Слёзы кончились, глаза высохли, и лишь застывший спазм в горле напоминал Сашке о напрасных чаяниях, несбывшихся надеждах и так безвременно похороненной любви.

Ну, всё, пора! Санька поднялся, и, положив на могилу цветы, остановился ещё на мгновение.

– Прощай!

Затем, развернувшись, он медленно побрёл прочь, заклиная себя не оглядываться. Да где уж там. Конечно, он обернулся.

Ветер шелестел в кронах деревьев, туман истончался, и Саня в последний раз взглянул на неё. Настя продолжала улыбаться ему, и Алекс вдруг, сам не зная почему, улыбнулся ей в ответ. Как тогда, в первый раз, на речке.

– Прощай, Настенька!

Деревня Глуховка, 2000-е годы.

Когда Алекс проснулся, позднее утро было в полном разгаре. Через настежь открытые окна солнце озаряло всю комнату, и светило прямо в лицо. Кусок яркого голубого неба, видимого через то же окно, обещал тёплый погожий день. Перевернувшись на бок, Ранецкий внимательно осмотрел комнату. Следов Ларисы не обнаружилось. Алекс рассмеялся: значит, не умерла от любви и счастья. Однако тут же осёкся: нашёл над чем смеяться.

Вставать не хотелось. Отодвинувшись, чтобы солнце не светило в лицо, Сашка ещё немного полежал на лавке, размышляя о событиях вчерашнего вечера, чудес ночи и перипетиях ночного сна, пытаясь угадать, есть ли между ними связь.

Изменил ли он Насте? Нет, конечно. Столько лет прошло, а от неё ОТТУДА ни слуху, ни духу. А вот стоило ли начинать с Лариской – это вопрос!

Ранецкий закурил. Вопрос с Ларисой Петровной был очень актуален. Ведь если идея о переезде в Глуховку укоренится не только в голове, но и начнёт приобретать некоторую практическую сторону, связанную с переездом сюда родителей, то лучшей кандидатуры на роль жены придумать невозможно. Тихая деревенская жизнь, родители под боком, продукты натуральные, а главное, любящая жена, которая не будет требовать от тебя невозможного. Что может быть прекраснее? Ничего! А пока надо вставать.

Сашка поднялся. Есть не хотелось. Рука тянулась к дяде Сэму, но Алекс зарёкся не опохмеляться, и решил, что первая рюмка будет только в обед. Тело после Ларискиных объятий и ласк ломило, как после борцовской схватки. Ранецкий улыбнулся, вспоминая некоторые эпизоды прошедшей ночи.

"Если я здесь останусь, Лора будет отличной женой. Страстная, знойная, ненасытная, и в то же время податливая, как воск, лепи, что хочешь! И-эх!" – Алекс изобразил руками неприличный жест. – "Однако хватит о сексе, работать пора!"

Сашка собрал необходимый инструмент, какое-то время ещё смотрел на бутылку самогона, но потом резко развернулся, и отправился на кладбище.

После вчерашнего дождя грязь подсохла, лужи просели, а от леса шёл сладковатый запах мокрой листвы. Солнце начинало припекать, полусырая земля трескалась, а в небе неподвижно повисли несколько косматых облаков.

Вот и кладбище. План Алекс выработал такой: "Сначала к родичам, они похоронены все вместе, потом схожу к Насте. А за Васькой пусть ворон с курицей ухаживают. Покойничек оживший, ядрить твою на лево!"

Вот и они: мать, отец и сын, ну, а для Саньки, бабушка, дедушка и дядюшка. Алекс разложил инструмент, и работа закипела. Он почистил и помыл памятники, где нужно подкрасил их, вскопал землю, посадил полевых цветочков – а вдруг приживутся. Зачистил наждачкой, а потом покрасил всю оградку. К обеду весь самогон вышел с потом. Оставалась приятная усталость от выполненной работы, помноженная на ночные усилия над ненасытной Лариской.

Ранецкий уже начал было жалеть о том, что не прихватил с собой дяди Сэма, как вдруг увидел, что к нему кто-то приближается. На этот раз напрягаться не пришлось. В радующем глаз женском силуэте Ранецкий тут же признал Ларису Петровну. Хотя, какая там Петровна? Просто, Лариса! Женщина в самом начале Бальзаковского возраста.

Она действительно очень изменилась в сравнении со вчерашним вечером. Немного косметики на лице. Ухоженные ногти (когда успела?). Халатик, явно не для полевых работ Пышные и длинные, слегка волнистые и немного рыжеватые, светло-каштановые волосы были распущены и лишь перехвачены синей лентой под цвет глаз. Колечки и серёжки, браслетики и часики, золото и бриллианты. Вот так.

Лариса подошла вплотную, и остановилась сантиметрах в десяти. От неё тонко пахло парфюмерией. Подготовилась чертовка! Ни слова не говоря, женщина обняла крепко, прижалась жарко, поцеловала сладко, и только потом произнесла шёпотом, кусая мочку уха:

– Здравствуй милый!

– Привет, дорогая, как спалось?

– Шутишь? – искренне удивилась Лариса.

– Почему? – так же искренне не понял Ранецкий.

– Как только ты уснул, я тихонько встала, и ушла домой.

– Зачем?

– А коровы? А куры с козами? Им-то не объяснишь, что у хозяйки роман любовный с прекрасным мужчиной. Так что...

– Так что?

– Любовь – любовью, а коз надо подоить, курей покормить, а корову с телятами на выпас отвести. Ну, и... В общем, тебе не интересно.

– Почему, не интересно? Я тут пожить собираюсь.

– Поживи, Сашенька! Поживи, мой хороший. Я хоть женщиной себя почувствую. Пусть даже на малое время. – Лариса разрыдалась вдруг, и Алекс ещё долго успокаивал её, гладя по пышным волосам, целуя зарёванные глаза, и массируя аппетитную попку.

– Ну, прекрати, Лора! – повторял он, как мантру. – Я останусь здесь, по крайней мере, до холодов.

– А потом? – поинтересовалась Лариска, немного успокоившись.

– Ты забываешь, что у меня ещё родители живы, да и дети внимания требуют. – Соврал про детей Ранецкий.

– А у тебя есть дети? – с ноткой удивления спросила Лора.

– Сын и дочь.

– Понимаю, но я ведь не знала. Извини, мой милый.

Лариса отвернулась, достала зеркальце и ещё что-то, и через три минуты на лице не осталось ни единого следа от слёз. Саша смотрел на Ларису, и, сравнивая её с той селянкой, что повстречалась ему вчера вечером, просто диву давался той метаморфозе, что произошла с женщиной за половину суток. Ведь за это время она помолодела на четверть века. И это при том, что за эти сутки она и глаз не сомкнула.

"Или это общение со мной её так омолодило", – не без гордости предположил Ранецкий. – "Или я в женщинах совершенно не разбираюсь". Думая так, Алекс улыбнулся. Однако Лариса восприняла его улыбку по-своему.

– Удивлён, что не умерла от любви?

– Прекрати, я думал совсем о другом.

– Чуть не умерла! Честное слово! – Лариса смотрела на Саню своими яркими, омытыми после слёз васильковыми глазами. – Дожила почти до сорока, а не знала, что так бывает!

– Как?

– Сладко, Сашенька! Сладко, как в сказке.

Лариса взяла Ранецкого за руку:

– Пойдём, милый! Отдохнёшь, перекусишь. Я там, в тенёчке, тебе завтрак сообразила. Ну, и сама поем. Ведь с утра, ни маковой росинки.

– С удовольствием!

От ощущения того, что всё так хорошо складывается, настроение подскочило на высшую точку. Ранецкий подхватил Лариску на руки.

– Куда нести?

– Под то раскидистое дерево, – указала Лариса рукой, и прижалась к Алексу. – Боже! Как хорошо!

В прохладной тени деревьев Ранецкого ждал лёгкий завтрак из хлеба, масла, молока, сыра и ветчины. Имелись фрукты, овощи и зелень. Всё – своё, натуральное.

– Я тут бутылочку бражки захватила, будешь?

– Обязательно! – Алекс с такой благодарностью посмотрел на Ларису, что та, забыв налить, бросилась мужчине на шею, и исцеловала везде, до куда можно было достать. Её губы имели вкус помады. От тела женщины пахло кремом и духами. Её халатик имел много лишних расстёгнутых пуговиц. Вверху, это позволяло рассмотреть пышную грудь цвета сливок, а внизу, давало возможность увидеть границу загара на ногах гораздо выше круглых красивых коленок.

– Ну, что, бражки? – глаза Лариски приобрели вчерашние сапфировые огни и сыпали васильковыми искрами. Она уже и не смущалась, и не стеснялась, а лишь хотела, чтобы всё повторилось вновь.

– Не откажусь! – ответил рассеянно Сашка. Он жадно рассматривал Ларискину грудь и коленки, и не знал, с чего начать.

Взволнованная женщина, наконец, разлила бражку по стаканчикам.

– За нас! – был краткий тост, и Саша понял, как он сильно ещё и проголодался. В нём проснулся зверский аппетит. Пока этот аппетит утолялся, Саня подумал, как всё-таки хорошо иметь рядом женщину, которая обо всём подумает, обо всём позаботится, и всё предусмотрит.

Потом выпили ещё немного, и немного поели, а застёгнутых пуговиц на халатике стало ещё меньше.

Сашка, как у него часто бывает поле опохмеления, ощутил такое желание и страсть, что еле сдерживал себя. Лариса, тем временем, сняла с себя все украшения, убрала их в сумочку, разулась, и сняла халат. Потом медленно раздела Сашку. А далее они занялись любовью в тени развесистого дерева, названия которого Алекс не знал.

После ударной работы на кладбище, обильной домашней еды и длительного занятия основными позициями Камасутры, Ранецкого сморило на сон. Уже засыпая на расстеленном одеяле, он почувствовал, как Лариса накрыла его мягким покрывалом, и шепнула на ухо: "Спи любимый!"

Сама же Лора прибралась после завтрака, сходила к водонапорной колонке, и помыла посуду. Всё протёрла и вытерла. А после этого забралась к Сашке под покрывало. Они уснули, и им обоим приснился один и тот же сон о том, как они когда-то давно познакомились. Это действительно случилось давно. Тогда Саньке было семнадцать, а Лариске едва исполнилось пятнадцать.

Глуховка, начало 80-х.

В тот год Сашка окончил школу, и, решив проблемы с поступлением в училище, приехал на пару недель в Глуховку. Погостить. Настя тогда жила в селе Раздольном, и потому знакомства с ней не состоялось. А Васька служил в армии, и значит, в тот год их дорожки тоже не пересеклись.

Надо признать, что Глуховка тех лет была полноценной деревней, потому что о строительстве дамбы областные умники ещё не додумались, а перестройка пока не началась. У власти находился "дорогой Леонид Ильич", и молодёжи в деревнях было видимо-невидимо. Многих ребят Сашка знал ещё по детским забавам, с другими быстро сдружился в процессе общения, а третьи сами были не прочь наладить отношения с городским фраером.

В те дни Сашка впервые увидел Лариску. Девушка была настоящей деревенской красавицей, во всяком случае, такой, как себе это представлял выпускник городской школы в свои семнадцать лет. Лора была высокая и сильная, но это не значило крупная и толстая. Просто работа и жизнь на свежем воздухе сделали её именно такой: с прекрасной спортивной фигурой, с сильными стройными длинными ногами, и с привлекательной аппетитной попкой. Деревенская красавица обладала роскошной грудью, полными, цвета клубники губами, густыми, светло каштановыми волосами и огромными васильковыми глазами. Девушка знала о своих прелестях, догадывалась, что красива, и уже начинала пользоваться этим.

В те годы была у местных ребят популярная игра, чем-то похожая на казаки-разбойники. Компания делилась на две команды, договаривались о каких-то военных тайнах, границах, территориях, и, разбежавшись по лесу, бегали и искали противника, чтобы взять его в плен, и эти самые тайны узнать.

И вот одним вечером, Сашка пришёл к месту сбора, чтобы принять участие в игре. Лариску, девушку пышных форм, и бесконечного перечня женских прелестей, он сразу приметил. А когда поделились на две команды и выяснилось, что они оказались в противоположных, задался целью пленить прелестницу. Ну, а дальше, как карта ляжет, – подумал он, используя фразеологию прожженных пиратов и разбойников.

Лариса тоже приметила Саньку, который во многом отличался от местных ребят. Во-первых, тренированной атлетической фигурой. Во-вторых, умением хорошо драться, не боясь при этом местного хулиганья более старшего возраста. В-третьих, отличительным городским жаргоном, которым Сашка козырял при каждой возможности. Ну, а в четвёртых, яркими зелёными глазами, похожими на два изумруда.

В общем, Лариске понравился Алекс, а Алексу очень понравилась Лариска. И когда по команде судьи (был и такой) ребята начали разбегаться по лесу, то Сашка первым делом приметил, в какую сторону направилась Лариса. Лариска же, поймав горячий взгляд Алекса, поняла, что ситуация под контролем, и уже не сильно торопилась убегать. Впервые в жизни ей захотелось попасть в плен, хотя ранее такие мысли ей в голову не приходили.

Наступил тихий тёплый августовский вечер. Низкое солнце уже коснулось

вершин деревьев. Небо было чистым и ясным, ни облачка, ни тучки. Лёгкий ветерок едва морщил медленные воды Блошиного озера. Лариса легко отделалась от "своих", и теперь оказалась одна. Греховные мысли и желания нахлынули на юную шалунью, и впервые в жизни они возникли ни вообще, а были направлены на конкретного человека. Лариска чувствовала, что влюбляется, и ей было легко и радостно от этих новых чувств, в особенности потому, что она своим девичьим чутьём догадывалась, что эта влюблённость взаимна. К лицу девушки прилила краска, внизу живота возникла сладкая истома, она тяжело дышала.

Лариса чувствовала, что Алекс где-то рядом. Возможно, он видит её и тайно наблюдает за ней. Чувствуя этот жаркий взгляд, она старалась идти, как ходят актрисы из кинофильмов, совершать движения, как признанные мировые красавицы, и вертеть попкой, как это подсказывала ей природа.

Алекс быстро разыскал девушку своей мечты, в которую стремительно превращалась Лариса, и долгое время наблюдал за ней, любуясь и вожделея. Однако он не знал, как действовать дальше, ибо, в отличие от Ларискиного девичьего чутья, чутьё молодого человека ему ничего не подсказывало. Он находился в полном неведении по поводу чувств девушки по отношении к себе.

Не придумав ничего умнее, он неожиданно выскочил из кустов, и уверенно объявил:

– Руки вверх, девушка, вы взяты в плен!

"Какой красавчик!" – восхитилась Лора, однако вслух сказала:

– Да прям! Руки ему вверх! Может ещё снять чего-нибудь из одежды? – васильковые глаза гневно сверкнули. – Ты поймай сначала!

– Ну, что ж, давай пробежимся наперегонки, – легко согласился Сашка, – потому что новых мыслей у него так и не появлялось. К тому же он играл в первый раз, и тонкости жанра ему не были знакомы.