Текст книги "Государство и революции"

Автор книги: Валерий Шамбаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 59 страниц)

24. Война и зарубежная Россия

Еще раз стоит подчеркнуть, что среди русской эмиграции союзниками и сотрудниками нацистов стало подавляющее меньшинство, а большинство сочувствовало антигитлеровской борьбе или становились ее участниками. И это тоже вполне понятно. О злодеяниях сталинского режима здесь если и знали, то на расстоянии многое воспринималось абстрактно, невольно преуменьшалось. Зато режим Гитлера тут видели воочию, ощутили его на себе задолго до советских граждан и понимали, что «освободителем» России он быть не может. Множество эмигрантов воевало во французской, британской, американской армиях – учесть их количество невозможно, поскольку официально они в тот момент уже не считались эмигрантами, получив иностранное гражданство.

А те, кто оказался на территории оккупированных стран, искали связи с подпольем или создавали собственные организации. В Париже в 1940 г. возник "Союз русских патриотов", организованный гардемарином Г. В. Шибановым. Печатались листовки для эмигрантов и военнопленных, с 1943 г. стала выходить газета "Русский патриот". В июне 1941 г. в Ницце была создана "Русская патриотическая группа" под руководством И. Я. Германа и Л. А. Сабанеева. Русская подпольная организация во главе с В. А. Андреевым и В. Б. Сосинским образовалась на острове Олерон. Существовала армянская организация Сопротивления. Более 100 эмигрантов-подпольщиков героически погибли во Франции – среди них Г. В. Шибанов, И. И. Троян, К. А. Радищев, В. А. Оболенская – после ареста она подверглась зверским пыткам, но получила от гестаповцев прозвище "княгиня ничего не знаю" и была обезглавлена в немецкой тюрьме. Среди погибших были и Е. Ю. Кузьмина-Караваева – знаменитая "мать Мария", в концлагере пошедшая в газовую камеру за другую женщину, А. Скрябина – дочь известного композитора, А. П. Максимович, Т. Волконская – неуловимая "красная княгиня", за которой долго охотились оккупанты.

А всего в отрядах «макизаров» и группах французского Сопротивления сражалось более 30 тыс. русских. На территории Франции было создано 50 русско-советских партизанских отрядов из эмигрантов, бежавших пленных и тех же самых «власовцев», переброшенных сюда. Если эти солдаты готовы были драться против Сталина и коммунистического режима, то во французах они не видели врагов, да и местные жители относились к ним иначе, чем к немцам. И переходить к партизанам тут было даже удобнее и безопаснее, чем где-нибудь в Белоруссии, где в каждом отряде имелись свои особые отделы и службы СМЕРШ. Поэтому бегство приняло массовый характер, а пропагандистскую работу среди них часто вели эмигранты. Одним из лучших агитаторов считалась "красная княгиня" Тамара Волконская – благодаря ее доверительным беседам, например, только за один день в отряды «маки» ушло 85 чел. А те бойцы «Остгруппен», которые оставались в строю, потом при первом столкновении зачастую сдавались англичанам и американцам целыми подразделениями, порой перебив при этом немецких командиров. Западные державы они тоже не считали своими врагами, и быть "пушечным мясом" Германии отнюдь не желали. Что сыграло, кстати, определенную роль в быстром успехе союзников при освобождении Франции.

Ряд видных представителей эмиграции, которые по возрасту или иным соображениям не могли стать активными участниками Сопротивления, также отказывались от сотрудничества с нацистами и в своих кругах вели агитацию против такого сотрудничества – И. А. Бунин, Д. Л. Любимов, Г. Раевский. Посильную работу против гитлеровцев вел 70-летний А. И. Деникин. В начале войны его семья бежала из Парижа и обосновалась в поселке Мимизан на Атлантическом побережье. Книги и брошюры генерала попали в разряд запрещенных, он жил впроголодь, занимаясь огородничеством на крошечном участке, обитал в неотапливаемом бараке. Неоднократно ему наносили визиты высокопоставленные немцы, делали заманчивые предложения о переезде в Германию, обещая там комфортабельные условия для жизни и работы, но Деникин всякий раз отвечал отказом. Слушая с женой радио, он распространял запретную информацию среди крестьян, продолжал агитацию среди эмигрантов, даже придумывал для нее новые формы – скажем, из газет и радиопередач делал подборки из наиболее откровенных высказываний нацистских руководителей по русскому вопросу, которые распространялись среди соотечественников. Генерал много общался с «власовцами», перебрасываемыми на Атлантический вал, советуя им переходить на сторону англо-американцев. Он собирал материалы о нацистских зверствах и положении русских пленных, был одним из первых в Европе, кто заговорил о двойной трагедии этих несчастных, преданных собственным правительством и уничтожаемых фашистами.

Подпольная борьба эмигрантов шла не только во Франции. Многие из них участвовали в итальянском Сопротивлении. Так, одна лишь организация А. Н. Флейшера содержала 40 конспиративных квартир и организовала побеги 182 пленных. В группах чехословацкого Сопротивления боролись с немцами руководитель Трудовой Крестьянской партии С. С. Маслов, лидер евразийцев П. Н. Савицкий, секретарь совета русских писателей А. А. Воеводин, погибший в застенках гестапо. Значительное количество эмигрантов взялось за оружие и сражалось во время Словацкого и Пражского восстаний. Сотни русских действовали в подполье и в партизанских отрядах в Болгарии. Разительный контраст проявился в Югославии. С одной стороны, партизанским движением тут руководили коммунисты, поэтому сражавшиеся против них "Охранный корпус" и казачья дивизия Паннвица рассматривали свою войну как продолжение "Белого дела". Но с другой стороны, в условиях немецких зверств и развернувшейся межнациональной резни движение Тито стало общенародным, и сжившиеся с югославами эмигранты часто шли в его отряды. В Белграде действовала подпольная организация "Союза советских патриотов" во главе с Ф. Выстропским, разгромленная немцами. Бывший полковник Ф. Е. Махин стал генерал-полковником Народно-освободительной армии. Генералом, начальником инженерной службы этой армии, стал белоэмигрант В. Смирнов.

Очень резкое разделение произошло и на Дальнем Востоке. Здесь прояпонскую позицию занимали атаман Семенов, руководитель "фашистской партии" Родзаевский, в ожидании столкновения с СССР начал формироваться Захинганский казачий корпус генерала А. П. Бакшеева (правда, до корпуса далеко не дотянувший, в нем было всего 5 полков и 2 отдельных дивизиона). И в то же время, подавляющее большинство эмигрантов ожидало здесь войны с Советским Союзом совсем по другой причине – ждали, когда же "наши всыплют япошкам". Чему немало способствовала оккупационная политика Токио. Население было обложено огромными налогами, по сути представлявшими собой систему полного выкачивания прибыли. Скажем, крестьяне и казаки, обосновавшиеся в Китае, вынуждены были отдавать все, что производят, им оставляли лишь необходимое для поддержания хозяйства и личного пропитания, да и то на минимальном уровне (запрещалось, например, без ведома администрации забивать свой скот и есть мясо). В марионеточном государстве Маньчжоу-Го русские оказались людьми даже не второго, а третьего или четвертого сорта, после японцев, корейцев и китайцев. И в условиях нормированного снабжения военного времени обеспечивались продуктами в третью очередь и третьей категории. Так что за объяснением здешних настроений далеко ходить не приходится. И проявлялись эти настроения настолько определенно, что упомянутые части Захинганского казачьего корпуса сами же японцы почли за лучшее расформировать.

В США, где количество русских эмигрантов резко выросло в предвоенные и военные годы, возникло "Американско-Русское общество взаимопомощи", собиравшее средства для Красной Армии. Активное участие в его деятельности принимали скульптор С. Т. Коненков, композитор С. В. Рахманинов, генерал В. А. Яхонтов, митрополит Вениамин. В Канаде также возникли "Русские комитеты помощи родине", просоветская "Федерация русских канадцев", насчитывавшая 4 тыс. активистов. (А кстати, любопытно, куда же все-таки пошли их средства? Ведь из Америки поставки велись по ленд-лизу, а за производство танков и самолетов в СССР, на которые якобы собирались деньги, советское правительство расплачивалось со своими работниками отнюдь не валютой, а хлебными карточками и ничего не стоящими бумажками…)

В разных странах Европы продолжал свою деятельность НТС. Он пытался установить контакты с западными державами, его члены тоже участвовали в отрядах Сопротивления. Велась агитация среди пленных, угнанных на работу в Германию «остарбайтеров», власовцев. В Варшаве больших успехов добился эмиссар НТС А. Э. Вюрглер, руководивший заброской активистов в СССР. Действовал он очень хитро и профессионально, сумел поставить под свой контроль даже эсэсовский «Зондерштаб-Р», созданный для наблюдения за партизанами – и использовал этот штаб для собственных контактов с партизанами, для получения нужных документов, для связи с организациями НТС в России.

Но удары гестапо, начавшиеся в 1943 г., продолжились по нарастающей. Вюрглер был убит прямо на улице. 12. 6. 1944 г. захватили 44 члена НТС в Бреслау. Крупные аресты прошли в Чехословакии, Польше, Австрии. 24. 6. 44 г. взяли 50 человек в Берлине, в том числе председателя Союза В. М. Байдалакова и все Исполнительное бюро – Д. В. Брунста, К. Д. Вергуна, В. Д. Поремского. В организации был предусмотрен такой вариант, и тут же включилось в работу запасное Исполбюро – Е. Р. Романов (Островский), М. Л. Ольгский, Г. С. Околович. Но 13. 9 и оно было захвачено в следующей волне арестов. НТС-овцам ставилось в вину создание нелегальной организации, антигерманская пропаганда, связь с партизанами. Около 150 чел. погибли в тюрьмах и концлагерях. Другие дожили до освобождения, кому повезло западными союзниками, кому нет – советскими войсками, чтобы сменить одни лагеря на другие.

Но если НТС или, например, Деникин, продолжали последовательную линию "борьбы на два фронта", то значительная часть старой эмиграции под влиянием советских побед к концу войны стала склоняться к другим взглядам. Сами масштабы этих побед уже заслоняли собой все преступления коммунистического режима. В Сталине начинали видеть национального вождя, сумевшего возродить сильную Россию, и противопоставляли его разрушителям страны – Ленину, Троцкому и иже с ними. Получалось, что имели некий высший смысл и коллективизация, и индустриализация, и репрессии против "врагов народа" тем более что как раз этих "врагов народа" в эмигрантских кругах хорошо знали по их злодеяниям в гражданскую и жалеть никак не могли. Теперь все ужасы коммунизма, социальные и хозяйственные эксперименты, выглядели как бы "исторически оправданными", раз уж только Советская Россия смогла одолеть военную машину Гитлера, шутя громившую французов, поляков и англичан.

П. Н. Милюков в 1943 г., незадолго до своей смерти, написал статью, распространявшуюся в перепечатках и оказавшую значительное влияние на умы. Он писал, что укрепление государственности, создание мощной армии, развитие экономики – это несомненная заслуга коммунистического правительства. "Народ и в худом, и в хорошем связан со своим режимом, огромное большинство народа другого режима и не знает". И поэтому эмиграция призывалась "пересмотреть прежние оценки" советской власти. На аналогичную точку зрения встал бывший посол во Франции В. А. Маклаков. В июне 1944 г., после высадки союзников в Нормандии, он распространил воззвание так называемой "Группы действия русской эмиграции", где указывалось, что "после всего, что произошло, русская эмиграция не может не признать советское правительство в качестве русского правительства". Возникла "теория конвергенции", авторами которой стали Маклаков и известный социолог П. Сорокин. Согласно этой теории, между государствами антигитлеровской коалиции неизбежно пойдет постепенное сближение в политических, общественных, социальных формах, особенно после того, как они сокрушат врага и встретятся, вступив в более тесные взаимные контакты. Маклаков писал: "Никто не знает, какой Россия будет после войны. И не только Россия… Глубочайшие трансформации происходят повсюду, пропасть между Советской Россией и миром очень уменьшилась; но это сближение их происходит с обеих сторон, обе стремятся к какому-то синтезу".

После освобождения Парижа и открытия там советского посольства его посетили Маклаков, бывший министр Временного правительства Вердеревский и заместитель председателя РОВС адмирал Кедров, который в своем выступлении сказал: "Советский Союз победил, Россия спасена, и спасен весь мир. Новая государственность и новая армия оказались необычайно стойкими и сильными, и я с благодарностью приветствую их и их вождей".

Посол А. С. Богомолов сделал ответный реверанс: "Мы могли ожидать, что немцы в борьбе с Россией используют эмиграцию, но этого не случилось. Тех, кто пошел на службу к фашистам, было сравнительно мало. Наоборот, в разных странах эмиграция проявила свои симпатии к советскому народу".

Но все же посол счел нужным подчеркнуть и разъяснить наивным эмигрантам разницу между русским и советским патриотизмом: "Последний шире первого, и его сущность заключается не только в любви к России, но и в признании всех тех изменений, которые в ней произошли".

Ведь надежды на эволюцию большевистского режима рождались и раньше. И тоже многим казалось, что теперь-то уж неизбежна какая-нибудь «конвергенция». Только вот сами коммунисты никогда так не считали…

25. Еще раз о штирлицах и мюллерах

Как уже отмечалось, запутанная специфика советско-германских и нацистско-коммунистических отношений давала порой плоды самые разнообразные. И если русские люди искренне шли порой служить к немцам, а сотрудники НКВД становились отличными сотрудниками гестапо, то наблюдались и явления противоположного свойства. Пожалуй, пример германских коммунистов, которых ради войны обласкали, вернув из ссылок и лагерей, будет не совсем корректным, как и пример военнопленных, завербованных в комитет «Свободная Германия» и работавших на советскую пропаганду под руководством и контролем политуправления РККА. Но можно назвать действовавшую в Германии группу добровольцев под руководством подполковника Генерального штаба Шульце-Бойзена. В нее входили и другие лица, занимавшие довольно высокие посты – советник министерства экономики Харнак, первый секретарь министерства иностранных дел фон Шелиа, полковник инженерной службы Беккер, пять человек из главного штаба Люфтваффе и др.

Они были завербованы советской разведкой в 1935-36 гг., перед войной и в годы войны развернув активный шпионаж в пользу СССР. Но эта организация была отнюдь не обычной агентурной сетью – люди, представлявшие уникальные источники стратегической информации (скажем, Харнак ведал в министерстве вопросами планирования и распределения сырья, Беккер имел доступ к разработкам новейших боевых самолетов) в нарушение всех правил конспирации считали нужным по собственной инициативе заниматься совершенно несвойственным и противопоказанным разведке делом – изготовлением и распространением листовок, просоветской агитацией среди знакомых, рискованными пропагандистскими акциями. Известен случай, когда Шульце-Бойзен посреди улицы выхватил пистолет и угрожал расстрелом на месте одному из подручных за невыполнение агитационной миссии на каком-то заводе. После ареста подобные странности разъяснились: участники группы оказались не платными агентами, не просто какими-нибудь оппозиционерами-антинацистами, а убежденными и фанатичными коммунистами. Хотя, пожалуй, для этой молодежи из богатых аристократических семей, «идейный» уход в коммунизм был сродни революционным увлечениям сынков русских дворян XIX в.

В качестве примера из другого общественного среза можно привести гауптштурмфюрера СО Вилли Лемана. По окончании Первой мировой он являлся сотрудником контрразведывательного отдела берлинского полицай-президиума, а с 1920 г. занимал должность начальника канцелярии, в частности, обеспечивая наблюдение за посольствами. С 1927 г., симпатизируя русским, он связался с ними через своего друга, тоже полицейского, а через 2 года стал постоянным советским агентом (кличка "Брайтенбах"). Его знал и ценил Геринг и в период организации гестапо привлек в эту организацию. В 1934 г. Леман вступил в НСДАП и СС, в свите Геринга участвовал в событиях "Ночи длинных ножей". И постоянно информировал советских товарищей о контрразведывательных операциях против них, в результате чего за 12 лет русские не имели в Берлине ни одного провала. Перед войной Леман был назначен в отдел гестапо IVe (контрразведка), отвечал там за противодействие экономическому шпионажу. Но затем пошла свистопляска репрессий в московских структурах, в 1937 г. был отозван и расстрелян легальный (т. е. действовавший под дипломатическим прикрытием) резидент Б. Гордон, работавший с Леманом, за ним отозван и снят с должности нелегальный резидент В. Зарубин (оперировавший под именем чешского инженера Кочека). Какое-то время связь еще поддерживалась через "почтовый ящик" – квартиру некой Клеменс, ее осуществляли сотрудники «легальной» резидентуры Эрвин и Мария (тоже отозванные) и А. И. Агаянц. Но неожиданно Агаянц умер из-за болезни, и с весны 1939 г. связь оборвалась совсем.

После вступления СССР в союз с Германией в Берлин был направлен А. Кобулов, личный ставленник Берии, и в 1940 г. Леман напомнил о себе, подбросив письмо в советское полпредство. Кстати, при последующей безоговорочной «анафеме», которой был предан Берия, был автоматически затушеван и вычеркнут из истории и ряд его несомненных заслуг. В частности, только благодаря предпринятым им экстренным и грамотным мерам смогла в столь короткий срок возродиться советская разведка, фактически разгромленная и уничтоженная в междоусобицах 1937-38 гг. Он снова привлек к работе отстраненных мастеров своего дела, таких как Зарубин, Судоплатов, Короткое и др., по их заявкам скопом освободил всех ценных сотрудников, очутившихся за решеткой, провел очень энергичные организационные мероприятия, и к началу войны разведка снова обрела боеспособность, удостоившись высочайшей профессиональной оценки как союзников, так и противников. Хочешь не хочешь, а в этом неоспоримая заслуга Лаврентия Павловича.

Но к вопросам оценки его личности мы еще вернемся в соответствующем месте, а в 1940 г. как раз в плане развернувшихся операций по восстановлению разведывательной сети в Берлин был послан один из асов шпионажа, А. Коротков. Он и восстановил оборванные связи, сумел заново наладить контакты и с группой Шульце-Бойзена, и с Леманом. Дальше работал с ним резидент Б. Н. Журавлев, и Леман передавал информацию высочайшего класса, которая составила 14 томов в архивах Лубянки. Во время подготовки нападения на СССР он не только сообщал об этом в Москву, но и воспользовался реорганизацией Абвера, усиливавшего подразделение, нацеленное на Россию, и постарался устроить туда несколько своих друзей. И получил нагоняй, когда 19. 6. 1941 г. передал экстренные данные о дате и времени начала операции. А затем связь опять оборвалась – из-за сталинского неверия в скорую войну разведка не подготовила вовремя запасных каналов, и с отъездом из Берлина советских представительств, в том числе и действовавших под их крышей резидентур, возможность передавать информацию исчезла. Контакты с Леманом попытались восстановить в 1942 г., для этого в Германию был заброшен агент-парашютист Ганс Барт (Бек), однако он попался и выдал явки гестаповцам. В результате Леман был арестован и расстрелян.

Но наверное, самым любопытным, а кое в чем, даже характерным примером нацистско-большевистских контактов в годы войны, стал сам начальник IV управления РСХА, то бишь гестапо, группенфюрер СС Генрих Мюллер. Правда, большинство утверждений о его работе на русских основаны на мемуарах Шелленберга, которым доверять можно далеко не всегда и с очень большой оглядкой, да и там они приводятся бездоказательно. В 90-е эта сенсация несколько раз всплывала в нашей периодической печати и в телевизионных передачах – если не ошибаюсь, НТВ. Как помнится, даже показывали могилу на одном из московских кладбищ, где он якобы похоронен под чужой фамилией. Но такие «источники» объективными и достоверными тем более не назовешь. И все же доказательства, если не совсем строгие, то достаточно весомые, что Мюллер, по крайней мере на заключительном этапе войны, был действительно связан с советской разведкой, найти можно; и ниже я намерен их привести.

Однако для начала отметим, что по своему складу Мюллер куда больше соответствовал «коммунизму», чем экзальтированные молодые аристократы из кружка Шульце-Бойзена. Происхождения он был самого, что ни на есть «пролетарского», родился в 1896 г. под Мюнхеном в очень бедной крестьянской семье и с детства мечтал лишь об одном – выбиться в чиновники, чтобы к старости выслужить твердую пенсию. Поэтому и пошел в полицию, начав с рядового сыщика, мерз и мок в засадах, сбивал ноги в облавах и слежках. Особенных криминальных талантов в нем не отмечалось. Так что киношный Мюллер в исполнении Броневого – проницательный, тонкий, лично ведущий сложные расследования – весьма отличается от оригинала. Возможно, Ю. Семенов и авторы сериала приписали ему некоторые черты коллеги, начальника V управления РСХА (криминальная полиция) Артура Небе, по праву считавшегося одним из самых блестящих криминалистов своего времени. А Мюллер был работником другого сорта. По свидетельствам современников, "малоинтеллигентный, но чрезвычайно упорный и упрямый". Он "как опытный ремесленник преследовал свою жертву прямолинейно, с упорством сторожевого пса, загоняя ее в круг, из которого не было выхода".

Но и эти качества – опыт, цепкая память, слепое подчинение дисциплине, поистине крестьянское трудолюбие – оказались очень ценными в полицейской работе, позволяя ему постепенно продвигаться по службе. К 1933 г. он считался в своем деле профессионалом высокого класса и занимал должность начальника политической полиции г. Мюнхена. В этом качестве нанес немало чувствительных ударов по нацистам, а после прихода Гитлера к власти стал в той же должности и столь же ревностно служить ему. Внимание на него обратил Гейдрих, назначенный в 1933 г. полицай-президентом Мюнхена. Несмотря на желание многих видных нацистов, испробовавших бульдожью хватку Мюллера на собственной шкуре, поквитаться с ним, Гейдрих трезво рассудил, что такие профессионалы на дороге не валяются. Принял во внимание и его полную беспринципность, отсутствие каких бы то ни было "комплексов совести", и походатайствовал за него перед Гиммлером, указывая, что подобный человек станет перед новыми хозяевами проявлять еще большее рвение, желая загладить прошлую работу против них. И Мюллер не только сохранил службу, но вскоре выдвинулся на повышение – с 1934 г. Гейдрих встал во главе гестапо и перетащил Мюллера своим заместителем, именно как специалиста по борьбе с нелегальными политическими организациями. В 1935 г. он становится фактическим, а с 1936 г. и официальным начальником этой организации.

Тем не менее, старых «грехов» ему долго не забывали. Хотя еще в 1933 г., подлаживаясь к новому режиму, он подал заявление о вступлении в НСДАП, однако приняли его только в 1939 г. (Любопытная ситуация, правда? Только представьте, если бы у нас заместителю Ежова или Берии отказывали в приеме в партию!) Но возможно, данная история сыграла немаловажную роль и в дальнейшем – все очевидцы отмечали такое качество Мюллера, как злопамятность.

Старых обид и унижений он не забывал никогда. А попутно отметим и то обстоятельство, что где-то с 1936-37 гг. началось советско-германское сближение, проявившееся прежде всего в контактах НКВД с СД и гестапо. Поэтому можно сказать, весь период руководства гестапо с момента назначения и до войны с СССР Мюллер в той или иной мере взаимодействовал с советскими спецслужбами. И между прочим, как ни парадоксально, но именно для гестапо было характерно очень левое мировоззрение, близкое к коммунистическому. Потому что создавалось оно министром внутренних дел и министром-президентом Пруссии Герингом на базе прусской полиции, а его декретом от 22. 2. 33 г. вспомогательными отрядами полиции объявлялись отряды СА. В предшествующих главах уже рассказывалось, насколько радикально были настроены штурмовики, тем более вобравшие в себя формирования коммунистического "Красного фронта". Но после нацистских чисток «расово-неполноценных» и «нелояльных» сотрудников полиции, когда от старых кадров сохранилась всего одна треть, как раз за счет штурмовиков пошла замена увольняемых, из их среды набирались кадры для расширения и совершенствования полицейского аппарата и для создания новых структур – в частности, учрежденной 26. 4. 1933 г. "гехайме штаатсполицай", то бишь гестапо.

Да и мировоззрение самого Мюллера оставалось вполне «рабоче-крестьянским». По словам Шелленберга, "хотя он и проложил себе дорогу к вершине власти, он никак не мог забыть своего происхождения. Однажды он сказал мне с присущим ему грубым баварским акцентом: "Всех этих интеллигентов нужно загнать в угольную шахту и взорвать!" Впрочем, он позволял себе и куда более откровенные высказывания – говорить он мог все, что угодно, так как в любой момент имел возможность отпереться и сослаться, что провоцировал собеседника. Так, шеф разведки СД в мемуарах приводит его пьяные тирады после одного из банкетов в 1943 г., где он отмечал «сильные» черты коммунистического учения в противовес национал-социализму, поливал руководителей государства – Геринга, Геббельса, Риббентропа, Лея, о которых знал самые неприглядные подробности. И высоко оценивал Сталина: "Подумайте только, что пришлось пережить его системе в течение последних двух лет, а каким авторитетом он пользуется в глазах народа. Сталин представляется мне сейчас в совершенно ином свете. Он стоит невообразимо выше всех лидеров западных держав, и если бы мне позволено было высказаться по этому вопросу, мы заключили бы с ним соглашение в кратчайший срок. Это был бы удар для зараженного проклятым лицемерием Запада, от которого он никогда не смог бы оправиться. Видите ли, говоря с русскими, всегда ясно, как обстоят дела: или они вам снимут голову или начнут вас обнимать. А эта западная свалка мусора все толкует о Боге и других возвышенных материях, но может заморить голодом целый народ, если придет к выводу, что это соответствует ее интересам".

Когда же Шелленберг попытался свести все к шутке и заявил: "Превосходно, господин Мюллер. Давайте сразу начнем говорить: "Хайль Сталин", и наш маленький папа Мюллер станет главой НКВД", тот презрительно усмехнулся: "Это было бы превосходно… Тогда бы вам и вашим твердолобым друзьям буржуа пришлось бы качаться на виселице".

Но в общем-то, тут можно отметить и более общую тенденцию – начальники спецслужб гораздо лучше, чем государственные деятели Рейха, были информированы о действительном положении Германии, и намного раньше почувствовали потребность искать выход из тупика. И в конечном итоге изменниками стали они все. Канарис пытался наводить контакты с англичанами еще в 1939 г., а летом 1941, когда пошла война на два фронта, окончательно разуверился в победе. Как и Гейдрих – но только Гейдрих стоял за сепаратный мир не на Западе, а на Востоке, всячески поддерживая попытки Японии выступить посредником в переговорах Германии с СССР. Небе в 1943-44 гг. примкнул к антигитлеровскому заговору и был казнен как его участник. А Шелленберг уже с августа 1942 г. разрабатывал проекты сепаратного мира с англо-американцами и втягивал в них своего нерешительного шефа Гиммлера. Так что все закономерно: если аристократ Канарис или выпускник Боннского университета Шелленберг выбрали демократическую коалицию, то для Мюллера, человека "от сохи", оказался ближе Советский Союз. Тоталитаризм куда больше соответствовал его складу, а ко всему прочему, он был махровым приспособленцем – поменяв хозяев в 1933 г., почему бы не сделать то же самое еще раз? Шелленберг указывает, что контакты с русскими Мюллер установил при расследовании дела "Красной капеллы", хотя ничем не подтверждает свои выводы. Но недостающие факты мы можем найти в самой истории "Красной капеллы".

Руководителем этой организации был Леопольд Треппер, польский еврей по национальности и коммунистический активист, которого Разведупр РККА в 1938 г. отправил в Европу для создания широкой агентурной сети в преддверии надвигающейся войны. Такая сеть была успешно организована под крышей ЭКС "экспортного общества", охватившего своими отделениями Бельгию, Голландию, Францию, Швецию, Данию, Финляндию. В распоряжение Треппера перешло несколько опытных разведчиков, действовавших прежде в Испании – В. Сукулов (он же Гуревич, Кент), М. Макаров (Аламо), было привлечено значительное количество агентуры по линии прежних связей Коминтерна, установлен контакт с местными компартиями.

Но уже на организационном этапе был допущен ряд грубых просчетов – в основном, из-за упомянутого разгрома разведслужб, произошедшего в это время. На место репрессированных профессионалов выдвигались неопытные новички. Шли противоречивые указания; нарушающие правила конспирации. Точно так же, как с разведгруппами в Германии, не были подготовлены на военное время запасные каналы связи – вся информация шла через «легальные» резидентуры советских представительств. А когда хватились, что необходимо предусмотреть радиосвязь, обнаружилась нехватка специалистов. И на сеть Треппера, и без того громоздкую, замкнули еще и самостоятельные разведгруппы капитана Ефремова и Г. Робинсона. Для передачи шифров, инструкций, обучения радистов, начали агентов одних организаций посылать в другие – в швейцарскую группу Ш. Радо, в берлинскую группу Шульце-Бойзена. Словом, получалось, что все знали обо всех.

С началом Второй мировой фирма ЭКС приказала долго жить, а руководство резидентуры перебралось в Париж, где Треппер организовал новую «крышу» фирму по продаже стройматериалов. Разумеется, сначала работа велась против Англии и Франции, а против Германии перенацеливалась лишь по мере ухудшения отношений и в полную силу развернулась только с июня 1941 г. Но с этого же момента из-за высылки советских дипломатов сеть вынуждена была перейти на радиосвязь, поэтому «проявилась» она в эфире во многом неожиданно для гитлеровцев. Первый перехват немцы осуществили уже 26. 6. 41 Был запеленгован мощный передатчик под Москвой, который правильно идентифицировали как станцию разведцентра, а затем один за другим начали обнаруживаться и передатчики по всей Европе, в том числе в Германии. Осенью 1941 г. Гитлер приказал объединить усилия Абвера, гестапо и СД в борьбе с этой сетью, условно названной "Красная капелла". Координация совместной операции была возложена на Гейдриха, а в штаб по ее проведению вошли Мюллер, Шелленберг, Канарис и начальник службы радиоперехвата и дешифровки генерал Тиле.