Текст книги "Государство и революции"

Автор книги: Валерий Шамбаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 59 страниц)

Поскольку этот савинковец заложил ряд соратников и был хорошо «повязан», его сочли возможным послать за границу, снабдив богатыми разведывательными материалами, вроде бы, переданными от «Либерал-демократов». Он прибыл в Вильно к уполномоченному НСЗРиС Фомичеву, а оттуда в Варшаву, где доложил областному комитету столь ценную информацию. Там Зекунов узнал о посылке еще нескольких эмиссаров в Россию их сразу арестовали, чтобы доказать ненадежность каналов, не связанных с «ЛД». Во вторую поездку с Зекуновым отправился Федоров. Он рассказал Варшавскому комитету о своей организации, и савинковцы для проверки решили послать в СССР Фомичева. Его не тронули – пользуясь "связями ЛД", он вместе с Федоровым и Зекуновым свободно добрался до Москвы. С его участием провели несколько заседаний "руководства подполья" и забросили хитрую удочку – на заседаниях некоторые члены ЛД стали выражать скептическое отношение к НСЗРиС – мол, вряд ли эта организация представляет реальную силу, и контакты с ней если и имеют какое-то значение, то только моральное, из-за личного авторитета Савинкова. Фомичев клюнул, принялся доказывать обратное и высказался за необходимость объединения. Что чекистам и требовалось.

Савинков инициативу подчиненного одобрил, и летом 1923 г. состоялась поездка Федорова в Париж. Он встретился с Савинковым, его помощниками Павловским и супругами Деренталь, а также Сиднеем Рейли. Провел он игру хорошо. Раскрывая "свои карты", вынуждал собеседников к ответной откровенности. И Савинков согласился возглавить объединенное руководство НСЗРиС и ЛД. А по поводу якобы имеющихся финансовых трудностей тут же выдвинул план «эксов» – по дореволюционному эсеровскому примеру организовывать налеты на банки и кассы, для чего обещал прислать своих специалистов.

Все же он был опытным волком, и вдогонку Федорову отправил в Москву Павловского. Тот пересек границу по неизвестному ЛД каналу и нагрянул вдруг с проверкой к Шешене. Опасаясь, что он что-нибудь пронюхает или уже пронюхал, его взяли. Павловский не смирился, попытался бежать из тюремной бани, оглушив конвоира, однако вырваться так и не смог. За обещание сохранить жизнь его заставили сотрудничать с чекистами. Под их диктовку он написал письмо, где закидывалось еще несколько удочек в расчете на слабые струнки Савинкова. Мол, образован "временный ЦК НСЗРиС", заочно избравший зарубежного лидера председателем. Писалось, что "только в России настоящая работа", в то время как в эмиграции "толкут воду в ступе", и сам Павловский, дескать, целиком ушел в здешнюю живую деятельность. А чтобы подтолкнуть Савинкова к приезду, придумали историю, будто в организации возникло два течения – «активисты», призывающие к немедленным действиям, и «накописты», требующие выжидать и набираться сил. И это разделение, мол, способно расколоть движение, если не будет авторитетного вмешательства.

Тем не менее, Савинков все еще осторожничал и потребовал приезда Федорова, Шешени и Павловского. Отправились двое – отсутствие Павловского объяснили подготовкой крупного «экса» и побега из тюрьмы его брата. Борис Викторович сразу насторожился. Согласился с необходимостью прибыть в Россию самому, но сперва намеревался все же дождаться. Павловского – дескать, нужно обсудить с ним кое-какие заграничные дела. А пока опять послал Фомичева. И снова пошла игра. Перед Фомичевым инсценировали заседания с участием Павловского, который старался мирить между собой ругающихся «активистов» и «накопистов». Там же он высказал просьбу оставить его пока в России для проведения «эксов», и "ЦК удовлетворил его просьбу". Чтобы усыпить бдительность Фомичева, его тоже избрали на ответственный пост уполномоченным по Тверской, Брянской и Тульской губерниям, и отправили в поездку по провинции, а его отчет и письмо Павловского с обещанием скоро приехать отвез в Париж чекист Сыроежкин. Через некоторое время Фомичеву сообщили, будто Павловский ранен при нападении на поезд, представили его в перебинтованном и загримированном виде, и «ЦК» постановил отправить для доклада Фомичева и Федорова. Сообщалось, что Павловскому с помощью Фомичева в какой-то мере удалось сгладить противоречия в организации, но теперь из-за ранения все опять может пойти кувырком. И Савинков решился.

15. 8. 1924 г. перешел границу, его привезли в Минск на конспиративную квартиру, где, не упустив возможности позабавиться, ждали под видом местных подпольщиков сам Артузов, руководители Белорусской ГПУ Пиляр и Медведев. И лишь после доверительной беседы сообщили, кто они такие. Над Савинковым разыграли судебный процесс, используя состояние его морального шока, чтобы вынудить «признание» советской власти. И приговорили к расстрелу, который великодушно заменили 10-летним заключением. Правда, лишь для того, чтобы сфабриковать от его имени покаянные письма к соратникам и родным. А, сделав дело и выжав все, что можно, из его громкого имени, инсценировали самоубийство – 7. 5. 1925 г. Савинкова сбросили в лестничный пролет на Лубянке. Похоже, он предвидел такой вариант расправы и сумел передать записку сыну, где призывал не верить, если пойдут слухи о его самоубийстве.

Параллельно с «Синдикатом-2» разворачивалась операция «Трест». Для ее осуществления в Москве были завербованы действительный статский советник А. А. Якушев (он же Федоров) и генерал М. Н. Потапов, служившие в советских учреждениях. Их, видимо, круто обработали в ОГПУ (по некоторым данным, Якушева обвинили в антисоветской деятельности и пригрозили расстрелом), запугали возможными репрессиями против родных и сделали из них послушных и толковых агентов. Для пущего правдоподобия добавили арестованного савинковца Опперпута (он же Стауниц, он же Касаткин), об участии которого в борьбе с коммунистами могли что-то знать за границей. Согласно легенде, они представляли большую организацию под названием "Монархическое объединение Центральной России" (МОЦР), имеющую колоссальные возможности и внедрившую своих людей на многие руководящие должности. Своей целью она ставила подготовку переворота, для чего хотела заручиться поддержкой западных держав и эмиграции – в первую очередь, РОВС.

Ну а чекисты с помощью «Треста» намеревались выявить каналы связи между Россией и зарубежьем, узнать планы противников, внести раскол в их ряды, при удаче – устранить лидеров. И главное – защитить коммунистическое руководство от возможного террора. Точно так же, как "Либеральные демократы" в своей программе резко осуждали индивидуальный террор, и лишь на этом условии соглашались вести переговоры с Савинковым, так и «Трест» должен был убедить верхушку эмиграции, что террор и диверсии несвоевременны и вызовут ответные репрессии, способные разрушить их отлаженную организацию.

С такими задачами Якушев отправился в Берлин, где встретился с руководством Высшего Монархического Совета, установил через него контакты с деятелями, близкими к Врангелю – В. В. Шульгиным, Н. Н. Чебышевым, начальником контрразведки Е. К. Климовичем. И игра началась. В следующую поездку Якушев побывал в Париже, увиделся с Кутеповым и великим князем Николаем Николаевичем, сумев завоевать их доверие. Для ознакомления на месте с организацией «Треста» в Россию послали эмиссаров РОВС, Радкевича и племянницу Кутепова Марию Захарченко (она же Шульц, Стесинская). Они прибыли в Москву в 1923 г., и ОГПУ смогло их убедить как в существовании МОЦР, так и в его силе. Чтобы удобнее было принимать таких гостей, сразу же беря под контроль, в 1924 г. было специально организовано чекистское «окно» на финской границе, где свободный проход обеспечивал якобы подкупленный начальник заставы Тойво Вяхя. Для доказательства «надежности» этого окна по нему переправили за рубеж кого-то из дальних родственников Врангеля.

Посланцев до поры до времени не брали, знакомили с "активистами подполья", демонстрировали разветвленные структуры и большие возможности. Заваливали РОВС ценными разведданными, и очень быстро вся разведка Кутепова фактически замкнулась на «Трест» – такие источники информации ей прежде и не снились. Была налажена регулярная «нелегальная» переписка. Парижу сообщали обо всех успехах организации, а в ответ просили помочь деньгами кстати, просьба далеко не безобидная, финансирование всегда было больным местом эмигрантских группировок, и чекисты, выпросив с трудом добытые деньги, лишали противника возможности для действий в иных направлениях. Но главное, постоянно требовали осведомлять о делах за рубежом – это, дескать, повышает дух героев-подпольщиков и позволяет координировать внутреннюю работу с внешней. И Кутепов наивно шел на поводу, посылая периодические сводки о деятельности эмигрантских организаций и их взаимоотношениях.

Успехи «Треста» вызывали интерес и в других группировках, с которыми прямо или косвенно был связан РОВС. В орбиту провокации постепенно втягивались ВМС, Торгпром, "Лига Обера", движение евразийцев, иностранные спецслужбы. Многие исследователи отмечают, что чекисты старались вбить клин между Врангелем и Кутеповым. Например, донесения «Треста» наполнялись потоками неумеренной лести в адрес Александра Павловича. Писалось: "Вы и только Вы спасете Россию, только Ваше имя пользуется у нас популярностью, которая растет и ширится".

Но можно смело предположить, что дело тут не только в желании поссорить руководителей РОВС. Похоже, Кутепова просто пытались заманить в Россию по схеме Тютюнника и Савинкова. Так, инсценированный в присутствии эмиссаров из-за рубежа «съезд» из нескольких сот человек единогласно избрал Кутепова почетным председателем. Точно так же, как перед этим "временный ЦК НСЗРиС" избрал председателем Савинкова.

Однако генерал по своему складу отличался от руководителя боевиков и лезть в чуждую для него обстановку подполья явно не собирался. Поэтому чекистам пришлось довольствоваться фигурами более мелкого масштаба. Одной из жертв стал Сидней Джордж Рейли. Авантюрист по натуре, он решил рискнуть и посетить организацию, о которой уже ходили легенды. Осенью 1925 г. его провели через «окно» Тойво Вяхя, проводили в Ленинград, а потом в Москву, дали отправить по почте весточку за границу. 27 сентября устроили его совещание с руководством «Треста», а прямо оттуда отвезли на Лубянку. 5 ноября он был расстрелян. Чтобы не обрывать на этом игры, на границе инсценировали «случайную» перестрелку, и чекист, загримированный под Рейли, изобразил его гибель на глазах финских пограничников. Сам разведчик был в тот момент еще жив – пытаясь деморализовать и вынудить давать показания, чекисты предъявили Рейли газету с описанием его смерти. Так же заманили в Россию и взяли видного монархиста князя П. Долгорукова. А летом 1926 г. в Париже при загадочных обстоятельствах исчез генерал Монкевиц, ведавший в разведке РОВС вопросами внешних связей – в частности с "Трестом".

Вероятно, все еще не теряя надежды заманить Кутепова, чекисты в конце 1925 – начале 1926 гг. устроили поездку в СССР В. В. Шульгина. Его под контролем ОГПУ провезли через Ленинград, Москву, Киев, целым и невредимым вернув за границу. На него произвела огромное впечатление сила организации, с «деятелями» которой он повсюду встречался, и агенты которой якобы оберегали его безопасность. И впрямь оберегали – среди тех, кто с ним встречался, был сам Генрих Ягода. А чтобы закрепить успех и распространить впечатление Шульгина на всю эмиграцию, обнаглевшее ОГПУ само же подбросило ему мысль написать книгу о своей поездке и помогло с подбором материала. Книга вышла в Берлине под названием "Три столицы", однако в данном случае чекисты переиграли сами себя. Когда деятельность подполья была таким образом разрекламирована в открытой печати, а «Трест», несмотря на это, не понес ударов и продолжал функционировать, многие заподозрили неладное. И иностранные разведки, и многие эмигрантские группировки, пользовавшиеся услугами «Треста», стали избегать контактов с ним. Кутепов еще колебался, но тоже оборвал некоторые «линии», вызывавшие наибольшие подозрения.

А окончательно развеялись сомнения в апреле 1927 г. Из России в Финляндию бежал Опперпут, покаялся в работе на ОГПУ и разоблачил всю грандиозную провокацию. Он выразил горячее желание отомстить коммунистам и делом доказать свою искренность, и через месяц вместе с активистами РОВС Марией Захарченко и Вознесенским отправился в СССР для совершения теракта. В начале июня они пытались устроить диверсию в Москве, подложить бомбу в общежитие ОГПУ, но попытка не удалась, и группа стала уходить к западной границе. Под Смоленском они попали в облаву, в которой погиб Опперпут. Захарченко и Вознесенский захватили машину, вырвались на ней из кольца, однако водитель испортил автомобиль. Они продолжали путь пешком, у станции Дретунь напоролись на засаду и в перестрелке были убиты. Впрочем, это только официальная версия. В эмигрантских кругах выдвигалась и другая – что Опперпут просто отвел агентов Кутепова в ловушку, а появлялся за границей и делал разоблачения тоже по заданию ОГПУ. Поскольку доверие к «Тресту» пошатнулось, то для чекистов было вполне логично свернуть операцию, но громкий скандал при этом наносил дополнительный удар по Кутепову, подрывая его авторитет.

Проводились и другие аналогичные операции – «Синдикат-3», «Синдикат-4» и др., только результаты их оказались намного скромнее, поэтому и сведений о них почти не имеется – в 60-х годах, когда КГБ решил приоткрыть некоторые тайны прошлого, для героизации и популяризации, естественно, были выбраны самые успешные дела. Но кроме создания фиктивных организаций, в распоряжении ОГПУ имелись и иные методы. В 1926 г. в Париже евреем Ш. Шварцбадом был застрелен С. Петлюра – якобы из личной мести за антисемитские погромы петлюровцев на Украине. И французский суд даже счел мотив заслуживающим снисхождения, убийцу оправдали. (Что можно считать одним из типичных примеров заштампованности западного "общественного сознания", поскольку сам Петлюра ни малейшего отношения к еврейским погромам не имел. Он всегда запрещал их своими приказами и наказывал за них – но имел слишком мало возможностей для реального контроля за своими буйными подчиненными).

В том же году из Китая похитили атамана Б. В. Анненкова и его начальника штаба генерала Н. А. Денисова. Атаман, успевший много претерпеть на чужбине и ни за что посидеть в китайской тюрьме, вообще отошел от политики и занимался разведением породистых лошадей. Когда в ходе гражданской войны провинция Кансу, где он жил, была занята революционными войсками маршала Фэн Юйсяна, ставленника Москвы, Анненкову приказали явиться для переговоров о переходе на службу к маршалу. А в гостинице г. Калгана его и Денисова захватили чекисты во главе с советником Фэн Юйсяна "товарищем Лином" (В. М. Примаковым). От имени атамана выпустили покаянные воззвания к эмиграции – якобы он добровольно решил вернуться в СССР. Но особого впечатления они не произвели, многие сразу усомнились в их подлинности. Над Анненковым и Денисовым в 1927 г. был разыгран показательный суд в Семипалатинске ("открытый" – но конечно же, с подсадной публикой), навешавший на них всех собак, в том числе и массовые казни, осуществлявшиеся самими красными в период "тотальной зачистки" Восточного Казахстана. И конечно, Анненков с Денисовым были расстреляны.

Любопытно, что примерно в это же время была попытка заманить в СССР другого атамана – Семенова. Ему, жившему в Японии, тоже было предложено пойти на службу в китайскую революционную армию с обещанием амнистии и высоких постов по возвращении на родину. Однако он оказался хитрее. Дав предварительное согласие, потребовал себе должность не ниже командира корпуса или дивизии, и чтобы гарантии такого назначения были вручены ему в письменном виде. А сам повел переговоры с японскими предпринимателями. Ссылаясь на будущий высокий пост, обещал им устроить выгодные концессии в Сибири, только просил за это комиссионные с предоплатой. Разумеется, никуда он ехать не собирался, но увидел возможность подзаработать на чекистском обмане, переадресовав потом претензии бизнесменов к советской стороне, по вине которой не состоялось бы назначение Семенова. Когда советское посольство в Токио узнало о начавшемся торге и прикинуло, какие счета ему могут выставить, оно поспешило публично дезавуировать все предложения, сделанные атаману.

8. Курс на террор

В 1927 г. обстановка вокруг СССР серьезно обострилась. В феврале мощный удар по обнаглевшей и раскинувшей обширные сети советской разведке был нанесен во Франции – было арестовано более 100 чел. во главе с резидентами Узданским и Гродницким. В это же время и Англия наконец-то решила всерьез отреагировать на подрывную работу большевиков. 23. 2 последовала нота британского МИД с требованием прекратить коммунистическую пропаганду в британских владениях под угрозой разрыва дипломатических отношений. Как на это отреагировала советская сторона, хорошо известно по знаменитым плакатам «Наш ответ Чемберлену». Нужда и то сказать – подобные ноты неоднократно появлялись и раньше без каких-либо практических последствий. Но на этот раз Лондон проявил решительность. 12. 5 английская полиция произвела обыск в советско-британской фирме «Аркос», через которую осуществлялся основной объем торговли между двумя странами. И которая служила в Лондоне легальной «крышей» для ОГПУ, Разведупра и Коминтерна. Правда, некоторых важных документов, которые, по данным английских спецслужб, должны были находиться в представительстве, так и не нашли, но все же по сумме набралось достаточно, чтобы разорвать отношения и выслать из Британии советские дипломатические и торговые миссии.

Странно, не правда ли? Уж, казалось бы, что вытворяли за границей советские спецслужбы в 23–25 гг., и все им сходило с рук. А к 27-му уже взяла верх линия на строительство социализма в одной стране, взрывы по Европе больше не гремели, отряды боевиков не создавались – и вдруг такая реакция? Ответ прост. Во-первых, к этому времени окончательно провалилась концессионная политика, и надежды британского капитала взять под контроль российский сырьевой рынок оказались похороненными. А во-вторых, как уже отмечалось, главным направлением внешней экспансии коммунистов стало восточное. И представляло теперь опасность традиционным сферам интересов Англии. По сути, речь шла о реанимации все того же исторического лозунга "русской угрозы" с одной лишь поправкой – при царском правительстве эта угроза чаще была мнимой. Усилия по расширению геополитического влияния, конечно, предпринимались, но далеко не в тех масштабах, как это рисовала западная, в первую очередь британская, пропаганда. А вот при большевиках, куда более напористых и энергичных, чем прежняя власть, к тому же и совершенно неразборчивых в средствах, угроза английскому влиянию стала приобретать реальные черты.

Еще дальше англичан и французов пошли китайцы, у которых понятия о «законности» были куда более условными. По приказу Чжан Цзолиня был захвачен советский пароход, курсировавший по Сунгари, а затем полиция обыскала советское полпредство в Пекине. Китайские власти сочли такое нарушение международных норм вполне адекватной мерой, поскольку и СССР с этими нормами ничуть не считался – из посольства шли финансовые потоки, подпитывающие революционеров, рассылались военные директивы и инструкции. В условиях гражданской войны оно практически стало экстерриториальной базой для разведывательной, диверсионной и пропагандистской работы. Вслед за этим китайские власти организовали налеты с обысками на советские консульства в Шанхае и Кантоне. И везде были обнаружены различные компрометирующие материалы, свидетельствующие о подрывной деятельности СССР.

В эмигрантских кругах затеплилась надежда, что западные державы наконец-то осознают свои прежние ошибки и окончательно разорвут отношения с большевистским режимом, поэтому деятельность РОВС и других антисоветских группировок резко активизировалась. Наложился и скандал с разоблачением «Треста» – провокацию ОГПУ Кутепов воспринял как пощечину, нанесенную лично ему и всем белогвардейцам. И сделал именно то, от чего его так настойчиво удерживал «Трест» – взял курс на террор против коммунистов. Целью этих акций он считал "разрушить миф о неуязвимости советской власти". Его поддержали такие лидеры эмиграции как Гучков, Струве, полагающие, что для борьбы надо искать "новые пути", и пришла пора "конструировать террористическую организацию". У РОВС остались «окна» в границе, неизвестные «Тресту», и в СССР одна за другой пошли группы боевиков. Как уже отмечалось, неудавшуюся диверсию пытались совершить Захарченко и Вознесенский. А 7. 6. 1927 г. по большевикам было нанесено сразу три удара, хотя очевидно, такое совпадение было случайным.

В Варшаве 17-летний Борис Коверда застрелил полпреда Войкова – одного из организаторов и главных исполнителей уничтожения царской семьи. Кстати, на дипломатической работе Войков проявил себя далеко не лучшим образом. Он считал, что цареубийство создает ему "демонический ореол", притягательный для дам, и волочился за ними напропалую, нарываясь на скандалы. Вел широкий образ жизни, брал взятки, совсем развалил торговлю с Польшей, наконец, был уличен в пропаже крупных сумм посольства, и ему грозила Центральная Контрольная Комиссия. В Наркоминделе говорили: "если бы не Коверда, быть бы Войкову в советской тюрьме, а не в кремлевской стене".

В тот же день в Белоруссии был убит видный чекист И. Опанский. А еще один юноша, Виктор Ларионов, несмотря на то, что ОГПУ было предупреждено о нем и вело розыски, устроил взрыв на собрании в ленинградском партклубе, в результате чего было убито и ранено около 30 чел. После диверсии группа Ларионова сумела благополучно выбраться из СССР, но чекисты объявили, будто виновные пойманы. По обвинению в ленинградском взрыве судили других людей Строевого, Болмасова, Сельского и Андеркаса. Возможно, это были члены других террористических групп РОВС, схваченных большевиками, а может, просто нашли козлов отпущения среди «бывших» или «возвращенцев». Над ними разыграли шумный пропагандистский процесс, доказывавший, что белогвардейцы работают на Англию, и приговоривший всех к смерти. (И между прочим, Англия настолько испугалась обвинений в покровительстве терроризму, что даже отказала Врангелю во въездной визе, когда он хотел приехать в Лондон для переговоров с британскими политиками).

Вскоре вскрылась еще одна попытка теракта в посольстве СССР в Варшаве – взрывное устройство обнаружили в дымоходе. Хотя в данном случае причастность белогвардейцев выглядит очень сомнительной – скорее, это была просто провокация, чтобы подтолкнуть польские власти к гонениям на эмигрантов, которые и без того начались после убийства Войкова. Но надо отметить, что после первой, во многом неожиданной для ОГПУ атаки лета 1927 г. эффективность белого терроризма быстро упала. Идти на такие задания обычно вызывались самые молодые, горячие и самоотверженные. Но они росли и воспитывались в эмиграции, а в обстановке советской России оказывались совершенно чужими, выделяясь и манерами, и стереотипами поведения, и даже разговорным языком. Если пользовались какими-то старыми связями, то многие из них были «засвечены» во времена «Треста» и держались под контролем чекистов. Если пробовали обойтись своими силами, то в обстановке общей шпиономании и слежки быстро попадали на подозрение. Мы даже не знаем, сколько их было, этих молодых идеалистов, ринувшихся в активную борьбу, как мотыльки на огонь.

Какие-то шансы сделать свое дело и уцелеть имелись только у тех, кто спешил совершить мелкие диверсии в приграничной области и вернуться обратно. Но такие акции оставались почти незаметными. В общей картине борьбы их даже нельзя отличить от сопротивления местных крестьян начинавшемуся раскулачиванию. О тех же, кто стремился совершить нечто значительное и погибал, мы знаем лишь по отдельным случаям. Например, члены РОВС Мономахов и Радкевич в 1928 г. сумели добраться до Москвы, намереваясь устроить теракт против кого-нибудь из коммунистических руководителей. Но очень быстро убедились, что к высокому начальству им не подступиться, а задерживаться в столице опасно – они и так кочевали по городу, не зная, где приткнуться и чувствуя, что вызывают подозрения. Поэтому решили сделать хоть что-нибудь, уж что получится. И 6 июня бросили бомбу в бюро пропусков на Лубянке, убив и ранив несколько человек. Часовые задержать их не смогли. На поиск были подняты все войска, милиция, курсанты училищ и школы ОГПУ, по Москве и области пошли повальные облавы. В ночь на 8. 6 патрульная опергруппа чекиста Луферова заметила двух человек на Каширском шоссе, на окрики и выстрелы они ответили огнем. Опергруппа развернула погоню, однако Мономахов и Радкевич оторвались от преследования и ушли. Район тут же был оцеплен. На рассвете белогвардейцы наткнулись на засаду у р. Пахры. Завязался бой, два смельчака отстреливались и отбивались гранатами. Радкевич погиб, Мономахов сумел скрыться, но расстрелял все патроны и был задержан дружинниками из мобилизованных крестьян, которые прочесывали местность.

Эффективность диверсионной работы во многом парализовывалась успехами внешней разведки ОГПУ. Несмотря на прекращение операции «Трест», за время ее проведения (и благодаря полученным данным) были уже подготовлены резервные источники информации в самой верхушке эмигрантских организаций. Так, по свидетельству дипломата Г. Беседовского, парижский резидент ОГПУ Янович в 1927 г. хвастался: "У меня имеется человек возле самого Кутепова, который хорошо освещает его деятельность. Скоро будет еще один, и тогда вся деятельность Кутепова будет проходить перед нами, как под стеклянным колпаком".

Имел он агента и в редакции белогвардейской газеты «Возрождение». Как уже отмечалось, был завербован и председатель Торгпрома С. Н. Третьяков (который, возможно, и был этим "человеком возле самого Кутепова"). Он сохранил в эмиграции какую-то часть прежних капиталов (а может, и Москва помогла), и купил в доме № 29 по улице Рю-де-Колизе три квартиры. В одной жил сам, другую сдавал под представительство Торгпрома, а третью канцелярии РОВС. И в кабинете Кутепова был установлен микрофон для прослушивания, выведенный в квартиру Третьякова. Стоит ли удивляться, что агенты РОВС в России так часто погибали? Был также завербован А. Кольберг, один из руководителей БРП, и чекисты имели исчерпывающие данные и об этой организации.

Любопытно, что незаурядные способности на тайном фронте проявил в эмиграции А. И. Деникин. В отличие от большинства соратников по Белому Движению, любая тайна которых оказывалась видной за версту, он вдруг показал себя превосходным конспиратором. Именно поэтому мы теперь знаем очень многое о «врангелевской», «савинковской», «кутеповской» организациях, а вот о «деникинской» практически ничего. Хотя она действительно существовала – иногда в литературе эта организация фигурирует под названием "комитет Мельгунова" по фамилии другого руководителя, видного историка-антикоммуниста. А вот о ее деятельности не сохранилось почти никаких данных, кроме того, что выпускался журнал "Борьба за Россию", часть тиража которого нелегально переправлялась в СССР, и что именно "комитет Мельгунова" в связи с высоким моральным авторитетом и общепризнанной честностью его лидеров занимался сбором и распределением денег для других организаций, активно борющихся с большевиками. Ни Деникин, ни Мельгунов разговоров на темы своей антисоветской работы никогда и ни с кем не вели, а все записи и документы своевременно уничтожались. И почти все, связанное с этой стороной их жизни так и осталось тайной до сегодняшнего дня.

Надежды белогвардейцев на то, что активизация их борьбы ляжет в общее русло политики иностранных держав, тоже не оправдались. Антисоветская линия Англии была вызвана лишь угрозой ее собственным интересам. Но интересам других государств, не имеющих "сфер влияния" в Азии, попытки коммунистического проникновения туда ущерба не наносили, и наоборот, разрыв отношений с СССР грозил большими убытками. Поэтому Германия, Италия, скандинавские и прибалтийские страны сразу же отказались поддержать британскую инициативу. Франция некоторое время поколебалась – все же скандал с расплодившимися красными агентами был неслабый, да и ущерб они нанесли колоссальный, особенно в области промышленного шпионажа. Но цены, по которым Советский Союз продавал нефть, были чересчур заманчивыми, и 17. 9. 1927 г. Совет министров Франции принял решение: "В настоящее время ничто не оправдывает разрыва дипломатических отношений с СССР".

Последовавшие за этим протесты русской эмиграции, как сами понимаете, внимания не удостоились. А вскоре и Англия пошла на попятную – там в мае 1929 г. после консерваторов пришли к власти лейбористы, политический курс изменился, и дипломатические отношения с Москвой были восстановлены.

Причем восстановлены несмотря на то, что «восточный» курс большевиков вовсе не изменился и даже активизировался. Доходило и до прямого военного вмешательства. В 1928 г. две дивизии красноармейцев под командованием В. М. Примакова, переодевшись "под местных", вторгались в Афганистан. Там шла междоусобица, и предполагалось поддержкой одной из партий добиться кардинального усиления своего влияния в этом государстве. Но во-первых, советское руководство сделало ставку на проигрышную сторону. А во-вторых, вопреки классовой теории, местное крестьянство отнюдь не встретило коммунистов с распростертыми объятиями, а повело борьбу с «неверными». И очутившись в изоляции, устав от бесконечных боев и стычек, контингент Примакова вынужден был ретироваться на свою территорию.

Ну а большая война все же чуть не разразилась. На Дальнем Востоке. По соглашению от 1924 г. СССР и Китай владели КВЖД на паритетных правах. Но для Китая экстерриториальная полоса железной дороги и ее учреждения обернулись "троянским конем", откуда инициировалась и подпитывалась деятельность местных коммунистов и повстанцев. Северокитайский диктатор Чжан Цзолинь еще осторожничал в данном вопросе, не желая кроме многочисленных внутренних врагов наживать внешнего. Но его сын Чжан Сюэлян, заняв место отца, погибшего в 1928 г., решил действовать энергично и вышвырнуть с КВЖД опасных «партнеров». Его полиция и войска заняли телеграф железной дороги, консульство СССР в Харбине – как раз в тот момент, когда там шло совещание с китайскими коммунистами по поводу революции. Начались аресты и высылка советских служащих. В июле 1929 г. отношения СССР с Китаем были разорваны, что вызвало в рядах эмигрантов всплеск радужных надежд. Предполагалось, что в случае большой войны с Китаем Советский Союз будет вынужден провести всеобщую мобилизацию в Сибири. А мобилизованные крестьяне, скорее всего, повернут оружие против большевиков и сбросят советскую власть во всем Восточном регионе.