Текст книги "Сингапурский квартет"

Автор книги: Валериан Скворцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Тем временем Клео небольшими партиями предлагает акции обеих компаний Амоса на бирже, до зуда расчесывая к ним интерес. «Ребята горячих денег» снова скупают их, опять продают и так несколько раз, пока не спровоцируют устойчивую уверенность у фондовиков, что эти акции, если и не стабильны, то только в смысле повышения спроса на них. Цикл покупка-продажа продолжается. Это привлечет внимание финансовых газетчиков, для которых самая фантастическая наличность – ничто, а тысчонка, сменившая владельца, уже событие. Кое-кто из дотошных писак побывает на месте и, увидев названия «Голь и K°» и «Ли Хэ Пин» вместе с известной фирмой, примется терзать оказавшийся на стройке в пределах досягаемости «источник», то есть клерка, скажем, из «Голь и K°». Клерк заявит, что не уполномочен разговаривать с прессой, поскольку глава фирмы намерен сам выступить с заявлением, которое, как краем глаза приметил клерк, – «вы уж меня не выдавайте!» – он готовит с юристом…

План показал признаки жизненности.

Биржа отреагировала. Акции, хотя и тяжеловато, но поднялись до двух долларов. Клео, как опытный пастух, перегнал чуть подальше от этих акций свое организованное стадо «ребят горячих денег», а на их место ринулись алчные дикари. Бумаги «Голь и K°» и «Ли Хэ Пин» закрутились в обороте сами по себе.

Джеффри лично проинструктировал клерка на стройке – разумеется, никакие работы не велись, – как вести себя дальше. Он разрешил утечку информации. Клерк якобы не сможет совладать с припадком тщеславия, когда настойчивый писака в следующий раз пристанет с расспросами. Президент компаний «Голь и K°» и «Ли Хэ Пин», один из крупнейших пайщиков «Ассошиэйтед мерчант бэнк» господин Амос Доуви обещал клерку повышение на новом месте… Крупные строительные заказы продолжают поступать…

Через неделю акции стояли на отметке сорок пять долларов за штуку.

Джеффри предусмотрел практически все. Кроме одного. Что в мутной воде биржевой игры акции компаний «Голь и K°» и «Ли Хэ Пин», обещающие стать сверхприбыльными, притянут огромную рыбу. И она подошла, чтобы принюхаться к добыче. И от прожорливости не разобралась, что акции – не добыча, а только наживка. Нуган Ханг вбил накопления Сети в закупку акций, не стоивших и типографских расходов.

Возможно, чутье и разум президента «Нуган Ханг бэнкинг груп» за несколько лет пребывания на посту оказались вытравлены сознанием собственного могущества и значимости. Возможно, что он слишком доверился журналистам, которых покупал весьма неразборчиво. Особенно таким, которые вопросы считают важнее ответов и занимаются изложением домыслов, окутывая их публицистическим паром, то есть таким журналистам, которые ни на минуту не сомневаются, что за гонорар могут разобраться во всем на свете… В самой же Сети в условиях крайней секретности Ханг не сталкивался с независимыми мнениями, отучился сдерживаться и осторожничать. Сначала потерял власть над собой, а теперь потерял и деньги Сети…

Джеффри не мог и на секунду представить, что Хангу, запроси он данные относительно Амоса Доуви, президента «Голь и K°», Сеть не предоставила бы информацию об его аресте некоторое время назад. Как можно было вложить средства в акции компаний-призраков? Все яйца в одну трухлявую корзину!

Пиватски спросил:

– Нуган, когда ты решал покупать акции «Голь и K°» и «Ли Хэ Пин», ты советовался с кем-нибудь относительно репутации этих клочков использованной туалетной бумаги?

– У меня имелись солидные брокерские рекомендации…

– От кого? От кого именно, Нуган?

– Я советовался с людьми, которые сами хватали эти акции. Я им полностью доверяю и сейчас. Насколько мне известно… они тоже потеряли много на этих же бумагах. И хотя я не вправе называть тебе этих людей, я сделаю это…

– Обстоятельства чрезвычайные. До щепетильности ли? Сделай…

– Я сделаю это… Но сделаю потому, что мне необходимо исчезнуть из-за тех показаний, которые сейчас дает в Австралии предавший Сеть подонок… Ты последний, кого я решил увидеть, перед тем как закопаться в ил… Я предлагаю тебе взять на себя формальное руководство «Нуган Ханг бэнкинг груп».

Перед Джеффри сидел растерявшийся генерал. Командир, потерявший управление, бросающий солдат на произвол судьбы и милость своих победителей. А солдаты, ничего не ведая, по-прежнему держат фронт и будут держать, пока не погибнут.

– Знаешь, Нуган, я бы принял штурвал компании… Но ведь потом дело будет выглядеть так, будто банк обворовали у меня, а не у тебя… В денежных делах дружба и верность тоже имеют цену. Тебе бы следовало понимать такие вещи… Так кто же посоветовал брать акции?

– Бруно.

– Лябасти?

Матерый, высочайшего ранга военный разведчик Нуган Ханг и не подозревал, какой он дурак и дилетант в финансовых комбинациях. Видимо, генералам все же следует ограничиваться простейшим видом экономической деятельности – использованием казенного имущества и дармовым солдатским трудом. На шахматных досках играют шахматисты, боксерам место на ринге. Это разные миры…

Последнюю точку в затее с «Голь и K°» и «Ли Хэ Пин» Джеффри Пиватски ставил, в буквальном смысле работая локоть к локтю с Бруно Лябасти и Клео Сурапато. Они сами, не доверяя никому, уничтожали следы липовых компаний на восемнадцатом этаже высотки на Батарейной улице. За окнами по реке Сингапур сновали переполненные веселящимися пассажирами джонки – по случаю профсоюзного праздника суда были украшены драконами и красными фонарями. У подоконника три перегревшихся от многочасовой работы шреддера мелко изжевывали ножами-челюстями переписку двух компаний и все остальное, что документально свидетельствовало об их существовании. Бумажную крошку приходилось уже руками трамбовать в пластиковые мешки для мусора.

Бруно, ловко заклеивая мешки скотчем, прижимал плечом к уху телефонную трубку и диктовал своей секретарше в Индо-Австралийском банке:

– Миссис Нго, передайте нашему адвокату мое распоряжение уничтожить в его конторе не только переписку, имеющую любые намеки на связь «Голь и K°» и «Ли Хэ Пин» с «Ассошиэйтед мерчант бэнк», но и любые её признаки. Скажем, записи о поступлении и отправке писем или чего бы там ни было в его книгах регистрации входящей и исходящей почты… Да вы знаете что сказать. Немедленно и без остатка!

Клео в той же манере по другой телефонной линии наказывал сыну:

– Лин Вэй, слушай родительский приказ! Мчишься в здание «Стрейтс трайдент»… это номер девять здесь же, на Батарейной… в контору «Ассошиэйтед мерчант бэнк». Не пользуйся лифтом. Поднимайся пожарной лестницей… Покажи, что ты отличный футболист… Никто, даже вахтеры, не должны тебя видеть. Магнитная карточка к двери черного хода у тебя есть, код замка в контору ты знаешь. Код входа в базу данных банка запомни: «кейджи» – задница… Да, именно так, задница… Сотрешь в компьютерах банка все и любые сведения о его причастности к операциям компаний «Голь и K°» и «Ли Хэ Пин», в особенности об отношениях нашего торгово-финансового дома с Амосом Доуви, председателем обеих компаний. Не торопись, время у тебя есть… Не забудь в завершение стереть след-регистрацию своего входа в компьютер. Затем просмотри соответствующие подшивки бумаг, их немного, в основном, они касаются русских дел… Как почему? Потому что русские избегали электронной почты… Сложно им было! Да хватит задавать вопросы! Действуй!

Джеффри поручалось командовать отступлением «ребят горячих денег» на бирже. Приходилось кричать в радиотелефон, стоя у самого окна, поскольку от портального электрокрана, таскавшего внизу, на берегу реки, стальные сваи над котлованом будущего метро, исходили какие-то помехи.

– Спускай всю ораву с поводка, Джимми! По моим данным, из двухсот тысяч акций «Голь и K°» и «Ли Хэ Пин» около шестидесяти тысяч штук значатся за «Лин, Клео и Клео»… Сбрасывай все и помни, что времени у тебя почти нет… Теряй в цене, не колеблясь!

– Потери-и-и… Поте-ре-ре… – неслось в ответ из биржи по радиотелефону, и больше Джеффри ничего не мог разобрать. Да, в общем-то, и не нужно было.

Но в этот момент оператор крана, наверное, выключил мотор лебедки, и голос старшего брокера Джимми прорвался:

– …начнутся после выброса первых десяти тысяч штук. Но я постараюсь, господин Пиватски! Хотя один процент и с потерь, и с прибыли в любом случае мой, вы знаете, если следует постараться ради вас, я не подведу! Мой привет господину Клео!

– Поменьше философии, Джимми…

– …и побольше наличных, как вы справедливо говорите, господин Пиватски, сэр! Я приступаю немедленно…

Отступление справедливо считается наитруднейшей по исполнению операцией в битвах, и в финансовых, конечно, тоже. Но что такое в действительности потери от сброса шестидесяти тысяч акций компаний «Голь и K°» и «Ли Хэ Пин»? Стоимость изготовления акций, включая бумагу, плюс накладные расходы по поддержанию видимости бурной деятельности на восемнадцатом этаже покидаемого помещения, кое-какие налоги и доплаты за сверхурочную работу Нго. Мелочь по сравнению с отхваченными сокровищами.

Теперь в ресторане сингапурского аэропорта Чанги перед Джеффри сидел тот самый человек, у которого в конечном счете и отхватили сокровища. В цепи биржевых сделок всегда есть последний, который последним и платит. Им стал Нуган Ханг, отныне и вовеки растратчик средств Сети. Ханг, оказавшийся в этом положении по подсказке Бруно Лябасти, в предприятии которого «Деловые советы и защита» работает большинство специалистов Сети, то есть тех, для кого «Нуган Ханг бэнкинг груп» – это корпоративный денежный сундук, место, где хранится священный общак.

Полчаса Джеффри в деталях растолковывал Нугану, как проводилась операция, превратившая всемогущего владыку Сети в ничто.

Для себя же Пиватски не находил ответа на один вопрос. Примерно такой же, какой задавал себе и в Белграде. Почему Бруно Лябасти поступил столь нелепо и на этот раз, прямым советом подтолкнув «Нуган Ханг бэнкинг груп» к краху, то есть приведя к финансовой гибели ту самую Сеть, в преуспевании которой он заинтересован самым непосредственным образом? Почему?

Джеффри попросил официанта принести к столику телефонный аппарат, набрал номер старшего брокера Клео Сурапато и спросил:

– Джимми, здесь Пиватски… Старина, мне нужны десять тысяч штук «Ли Хэ Пин»… Да, да, это я говорю… Какие сомнения…

Он протянул трубку через стол Нугану, чтобы тот выслушал ответ. На побелевшем лице лиловый жировик сделался ещё заметнее.

– Спасибо, Джимми, – сказал Джеффри в трубку, вытянул её из пальцев Нугана и положил на аппарат.

– Спасибо, сэр, – сказал официант, унося телефон с подсунутой под него десяткой.

– Теперь ты поверил мне? – спросил Джеффри. – Вот что с тобой случилось, Нуган, на самом деле…

– На самом деле случилось совсем, совсем другое…

– Что же именно? – поинтересовался Джеффри, почувствовав вдруг усталость и скуку от никчемного теперь разговора.

– А вот что… Совсем не то, что ты пытаешься мне втолковать, Джефф. «Нуган Ханг бэнкинг груп» – не банкрот. И Сеть не потерпела финансовый крах. Их просто захватил новый хозяин. Бруно Лябасти… Он использовал Клео и его биржевых брокеров, а затем свою близость ко мне, чтобы в нужный момент подать дружеский и исполненный вполне конкретного интереса совет… Он захватил капиталы «Нуган Ханг бэнкинг груп», но само предприятие не утопил, потому что как раз сейчас и забирается на его капитанский мостик…

Разваливающийся физически, стареющий на глазах от пережитого потрясения разведчик все ещё не утратил способности смотреть на вещи профессионально, в корень, шире, чем Джеффри. На минуту Пиватски ощутил горечь за Нугана: столько вложено сил и личных средств, столько было проб и отступлений, новых проб и отступлений, затем побед, чтобы Сеть стала Сетью и «Нуган Ханг бэнкинг груп» пришла к процветанию, а в результате… Ясно, что Бруно Лябасти теперь потребует общего собрания акционеров «Нуган Ханг бэнкинг груп», объявит о крахе и потере общака, обвинит Нугана в превышении власти и злоупотреблении секретностью, а потом сообщит потрясенным компаньонам о спасении им совместной наличности, за что и будет выбран президентом «Нуган Ханг бэнкинг груп». Сеть тоже станет его. И окончательно перестанет быть тем, для чего создавалась, прекратит свою деятельность как подвижническая частная организация борьбы с преступностью и выродится в финансовую банду по страхованию грязного бизнеса в этом перегретом и запуганном захолустье мира, символе экономического эрзац-чуда…

– Мы деградировали, Джеффри, мы стали чем-то вроде пиратов Южных морей, вот что я тебе заявляю, – сказал Нуган. – Потому что мы ушли с правительственной службы… Расплата именно за это. Отныне главари назначают себя сами, сокрушая стареющего вожака в поединке… о, нет, не на палашах… на бумажках! Только и всего!

– Мне нужно идти, – сказал Джеффри.

За промытым до прозрачной недействительности окном аэродромного ресторана загорелись оранжевые фонари на стальных мачтах. Электронные датчики врубили освещение, уловив не доступное ещё глазу наступление сумерек. Как и всегда на исходе дня, накатила неясная грусть, которая вытеснила все тревоги, вызванные сначала разговором с Клео, а потом встречей с Нуганом. Да и какие тревоги? Что ему, Джеффри, до этих забот Бруно и Клео?

– Посиди ещё немного, – попросил Нуган. В его тоне не чувствовалось самоунижения. Он подозвал официанта и попросил принести бутылку «Олд Парр».

Приземистый индус неторопливо налил виски в стакан Ханга.

Нуган сделал ему знак не отходить. Одним глотком выпил и попросил налить снова.

– Наложение дисциплинарного взыскания на виновного, находящегося в нетрезвом состоянии, как и получение от него объяснений, откладывается до отрезвления, – сказал Нуган. Рука индуса дрогнула, и он невольно перелил.

– После чего принимается решение об ответственности, – докончил Джеффри параграф из военного устава. – Мне, наверное, действительно пора…

Ничего не скажешь, Нуган Ханг умел встречать гибель.

– А дальше что там говорится?

Он сделал знак официанту налить снова.

– Не помню, – сказал Джеффри.

– Дальше говорится об изъятии оружия, боеприпасов, документов, вещей и ценностей, составляется протокол, который подписывается помощником военного коменданта и лицами, доставившими на пост военной полиции нетрезвого военнослужащего. При этом последний подписывает протокол после отрезвления…

Нуган защемил пальцами жировик на скуле, словно пробуя, насколько тот увеличился.

Свой стакан Джеффри не трогал, он не хотел приезжать к Ольге с запахом виски. Мысли крутились о возможных последствиях смерти Иенсена – не Бруно ли его и убил? – и вполне вероятном уходе Ханга из жизни тоже. Обе кончины будут расценены как самоубийство, ибо такой исход устроит всех. Роберт Иенсен канет в небытие, как канули в Лету две войны в Индокитае французская и американская, а вместе с ними и их «герои», включая Ханга. Шторм пронесся давным-давно. Осталась пена, грязная и густая. И отравленная… Убийство Иенсена или его подстроенная гибель, переход «Нуган Ханг бэнкинг груп» под контроль Лябасти и его полная смычка с Клео Сурапато означают окончательное прощание Сети со старыми политическими связями, идеями и уж вне сомнения – с серьезными деловыми и политическими кругами. Будут крепнуть отношения с подпольем. А по этой части у Бруно и Клео опыт есть. Первые свои деньги Лябасти сделал на спекуляции индокитайскими пиастрами и французскими франками в канун ухода его соотечественников из Вьетнама, Камбоджи и Лаоса. Так что, спустя сорок с лишним лет удача повторилась на том же месте и почти на том же навозе, только теперь американском?

– Я вижу свою главную ошибку…

– Что ты сказал? – переспросил Джеффри.

Нуган сглотнул, дернув кадыком. Возможно, у него болело горло. Нервная лихорадка в тропиках начинается именно так…

– Я говорю, моя вина в том, что новые времена наступили слишком быстро. Я сознательно тянул с реорганизацией Сети, наслаждался тем, как она отлаженно работала… словно война и не кончилась. Я знаю, что ты думаешь. Что я смаковал старые победы, дряхлел, окружал себя серыми подхалимами, пренебрегал такими, как ты и Бруно… Словом, сделался тираном и гробил дело. А ведь я не стремился к абсолютной власти. Я был счастлив, понимаешь, Джефф? Рядом были старина Роб, старина Марк, старина Питер… Все, как во время войны… И как у римлян давным-давно. Я где-то видел в кино… Тиран, создавший дело и начинающий его стопорить, будет прикончен ужасным образом. Я нечто вроде Калигулы, так ведь, Джефф? Вот что происходит теперь, Джефф!

Нуган допил виски в стакане. Индус отошел, и ему пришлось самому сыпать добавочный лед и лить на него «Олд Парр».

– Я тебе выскажу сокровенную догадку, Нуган… Бруно совершил переворот. Он расчетливый, терпеливый и ловкий интриган. Его режим в Сети будет ещё более тираническим, чем твое руководство, но фасад-то, фасад!

– Какой ещё фасад?

– Фасад-то будет иным… Все будут восхвалять его как умника и новатора за то же, за что тебя поносили как грубого давилу… Вот так это и случается, Нуган, дружище Нуган…

Джеффри все-таки отхлебнул из своего стакана.

Ох уж этот Лябасти! Какие-то собственные таинственные пересылки денег и ценностей через Триест в Швейцарию. Это раз. Наглая самоуверенность в отношении угроз всемогущей мафии «Бамбуковых братьев». Это два. Олимпийская невозмутимость перед неясной по масштабам опасности, нависшей над состоянием Клео Сурапато, близкого компаньона, да и личного друга. Это три. Скрытая с необыкновенной ловкостью от Клео и Джеффри, от всезнающего Нугана и остальных влиятельных товарищей по Сети операция по захвату «Нуган Ханг бэнкинг груп». Это четыре. Смерть Роба Иенсена, то есть отсечение Сети от контроля любой из правительственных спецконтор – американской, британской, австралийской или какой там ещё из тех, которым продолжал служить Иенсен. Это пять…

Таковы подвиги.

Но как же хладнокровно использован навык финансовых наскоков Клео Сурапато и как точно предвосхищена инстинктивная реакция алчного китайца на возможность получить доступ к деньгам «Нуган Ханг бэнкинг груп»! Тщеславие и мнимое превосходство над заморскими чертями, столь присущее Клео, Бруно держал на хорошем пару, вовремя подкинув золоченый кулак «боксеров»… Просто, вовремя и метко, а потому – успешно.

– Я тебе советую, Нуган, – сказал Джеффри, – поехать допивать свою бутылку в отель из недорогих, скажем, «Слоани корт» на Болморэл-роуд… Потому что в дорогих тебя примутся искать в первую очередь… Но, скорее всего, искать тебя уже некому. Потому что у тебя уже несколько часов нет ни власти, ни денег. После Бруно Лябасти я стал вторым, кому это известно. Самое печальное, что ты в этой очереди – третий, старина Нуган… Ты, матерый разведчик, прозевал севшую на твои усы муху… Возможно, его французское превосходительство Лябасти ещё и захочет переговорить с тобой. Возможно, оно, я имею в виду превосходительство, отстегнет тебе что-то… Постарайся напиться. Учитывая твою закалку, тебе понадобится на это продолжительное время, и ещё более продолжительное – на протрезвление. Двое суток у тебя есть. Вперед! И – прощай…

Джеффри отстоял минут пять в очереди на такси, случай в Чанги небывалый. Он с раздражением подумал, что уже два часа крутится на аэродроме, в сущности, безо всякого дела.

Водитель, открывший багажник рычагом со своего места и не потрудившийся выйти, чтобы загрузить чемодан, оказался корявым китайцем, плохо понимавшим английский. Изнервничавшийся и усталый Джеффри, у которого белградская простуда после глотка виски переплавилась в головную боль, наорал на него, выскочил из машины, потом снова сел и заставил по справочнику искать свою улицу – Сандерс-роуд. Когда её иероглифическое обозначение обнаружилось против английского, таксист невозмутимо сказал:

– Потом сэр говорить тогда надо Изумрудный Холм… Тогда потом говорила сэр Изумрудный Холм… Ха-ха!

Сигнализатор превышения скорости попискивал с панели приборов, над которой раскачивались три красных гирлянды из шерстяных ниток. Львиная голова, драконья морда с ослиными ушами и шестигранный фонарик мотались на них, обещая владельцу амулетов и его десяти тысячам потомков процветание, если судить по надписям, десять тысяч раз по сто лет. Китайцы на меньшее не соглашаются.

Заезда с Изумрудного Холма на Сандерс-роуд не существовало, был только выезд по причине одностороннего движения, и, чтобы попасть на требуемую улицу, следовало заехать на Кэйрнхилл-серкл, а потом развернуться у огромного дома, где живет Клео. Но Джеффри не сказал об этом водителю, чтобы избежать новых пререканий. Китаец был явно чем-то встревожен. Может, именно поэтому, не обратив внимания на два запрещающих знака перед въездом на Сандерс-роуд, круто взял вправо, ослепив фарами шарахнувшегося мотоциклиста, и задним ходом подал к подъезду. Вытаскивать чемодан тоже не стал, полученные пятнадцать долларов комком сунул в нагрудный карман.

Странное что-то творилось с такси в городе. Сначала ожидание на стоянке, потом грубость…

Джеффри набрал код внутренней связи в подъезде.

– Слушаю вас внимательно, – ответил из квартиры мужской голос. Джеффри узнал торжественную манеру, в которой портной его жены общался с другими сожителями на планете Земля.

– Где Ольга?

– Мадам дома, господин Пиватски… Где же ей находиться? Мы не ожидали сегодня вашего появления. Вы ведь не предприняли ничего, чтобы предупредить… А я посчитал своим долгом все эти дни находиться при леди. Ее несколько необыкновенное состояние требовало этого… Я прошу вас повременить минут десять… Мы сейчас приведем себя в порядок, я только оденусь…

Джеффри Пиватски замычал, замотал головой.

В темной низине улицы возле выезда на Изумрудный Холм вспыхнули круглые стоп-сигналы притормозившего на повороте такси, которое он только что отпустил.

Из почтового ящика высыпался ворох конвертов, которые пришлось подбирать. Джеффри вскрыл первый подвернувшийся и, чтобы протянуть время, принялся читать слишком правильно написанный английский текст на меловой бумаге с грифом неизвестной адвокатской конторы, выведенным готическими буквами у верхней кромки:

«…студент Франкфуртского университета с успехом взломал систему электронной защиты компьютера, которой пользуются многие банки и министерства. Студент – староста франкфуртского клуба «Компьютерный хаос», в котором состоит примерно сотня хулиганов из наштампованных за последние пять лет нашими университетами интеллектуалов, которые одержимы манией проникновения в банки данных различных учреждений вплоть до органов внутренних дел.

Фриц Доэл выступил на совещании экспертов по защите компьютерных данных в Париже. Он привел доказательства о проникновении его группы безобразничающих молодцов в банки данных десятков фирм и организаций, включая Национальное управлению по аэронавтике и исследованию космического пространства США…»

В портфеле, который Джеффри держал в руках, лежала записная книжка с телефоном Фрица Доэла, бородатого молодца, который просился на службу к Джеффри во время встречи во франкфуртском «Хилтоне».

Пиватски сел возле лифта в замызганное кресло. Обычно там сидел охранник, но в эту минуту он сачком вылавливал листву, нанесенную ветром в бассейн. Заметив Джеффри, охранник щелкнул каблуками и приложил ладонь к фуражке с перекрещенными ключами на околыше. Алюминиевый черенок сачка приставил к плечу, словно ружье… Джеффри ответил ему, вяло помахав листком, который читал.

Он посмотрел в последний абзац текста:

«После сделанного им сообщения Фриц Доэл был арестован в вестибюле гостиницы, где проходило совещание. Однако трудно утверждать, что у Доэла возникнут осложнения с законом. Его методы взламывания «компьютерных сейфов» юридически не могут квалифицироваться как преступление. Каждый волен сколько ему вздумается крутить телефонный диск, подсоединив аппарат к персональному компьютеру».

Наискосок шла надпись жирным фломастером:

«Уважаемый господин Дж. Пиватски, по просьбе моего клиента Ф. Д. Доэла препровождаю Вам настоящую копию экспресс-почтой, расходы по которой оплачены здесь, во Франции. Надеюсь, что она попадет к Вам одновременно с Вашим возвращением в Сингапур. Искренне Ваш и проч…»

Выходило, что расставшись в «Хилтоне» с Пиватски, бородатый тут же улетел в Париж. Кто же кого дурил? Вот тебе расплата за самоуверенность, подумал Джеффри. Однажды она окажется такой же, как у Нугана Ханга.

Джеффри положил бумагу на стол охранника и уткнулся лицом в сложенные руки.

Лифт, наконец, пришел.

Джеффри ворвался в квартиру, схватил портного за красиво повязанный с ровной складкой под узлом – галстук и затянул шелковую, жирную на ощупь материю до кадыка на тощей шее.

Сведенные от страха в овал тонковатые губы посинели.

– Джеффри? Это ты, Джеффри?

Голос Ольги из спальни был дребезжащим, срывавшимся на фальцет.

Джеффри отпустил портного. Сквозь кашель, высовывая свернувшийся в трубку язык, портной оправдывался.

– Господин Пиватски… сэр… Леди велела мне переодеться в пижаму, лечь рядом и слушать её произведения… Иногда она рыдала над ними! Вот и все, вот и все, сэр… Вы предупреждали меня о таких состояниях, и я помнил ваши рекомендации потакать в таких случаях всему, сэр. О нет, сэр, я отнюдь не считаю, что это «всему» – именно все. Отнюдь нет!

Джеффри вошел в спальню, уткнулся в колени Ольги, тревожно привставшей на кровати.

И все отошло, отошло и не существовало, кроме вот этого, дорогих и единственных коленей женщины, в теле или душе которой нарывал какой-то недуг, говоривший её языком и совершавший свои собственные поступки.

– Я посетил твою родину, Ольга, – мягко сказал Джеффри в колени жены.

Вряд ли она могла правильно оценивать теперь то, что он ей говорил. Но в таких случаях Джеффри неизменно держал себя так, будто ничего особенного не происходило. Он был уверен, что если вести себя с больной таким образом, её душевное здоровье когда-нибудь возвратится насовсем…

Зазвонил телефон.

Ольга сняла трубку и протянула мужу.

Повернувшись так, что щека продолжала лежать на коленях Ольги, Джеффри вяло спросил:

– Кто это? Алло…

– Бруно говорит, старина Джефф… Слава всем богам и привидениям! Клео сказал, что ты уже три с лишним часа в Сингапуре…

Джеффри подумал: «Знает о встрече с Нуганом Хангом или нет?»

– …Контора молчит, твой аппарат дома разговаривает посторонним мужским голосом, ха-ха-ха-ха! Я уж намеревался спустить на этого молодца ребят из «Деловых советов и защиты».

«Значит, знает», – решил Джеффри и сказал:

– В аэропорту на меня налетел Нуган, старина Нуган. Ему понадобилось выговориться… Потом подвернулся озлобленный таксист…

– Китаец? – спросил Бруно заинтересованно, проигнорировав сообщение о старине Нугане.

– Китаец. А в чем дело?

– Да так… Дня три советую не пользоваться этим видом транспорта. Таксисты-китайцы будут злющими! Ха-ха!

– Ты хочешь меня видеть сейчас?

– Нет. Завтра вечером. После полуночи. Ты ведь привез слишком много новостей, чтобы нам выслушивать их в спешке…

– И в основном недобрых, Бруно. Есть загадочные… Итак, в полночь у тебя в Индо-Австралийском банке?

– Опять нет. В помещении 8-А здания «Банка четырех океанов» напротив причала Клиффорда. Лифт четыре. Нажмешь кнопку переговорного устройства, и тебя поднимет прямиком ко мне безо всяких переговоров, ха-ха… И держись подальше от таксистов-китайцев! Ха-ха… Присмотри сикха…

Пошли сигналы отбоя.

В отличие от Клео и Ханга, как и в отличие от Джеффри, Бруно пребывал в прекрасном настроении.

5

Бэзил Шемякин обошел клетку с зеленым попугаем, пробовавшим прочность прутьев членистыми когтями. Птицу выставили на тротуар из ремонтной мастерской автопокрышек, примыкавшей к гостинице «Стрэнд», – подальше от чада вулканизационной установки. Напротив, на карнизе брошенного двухэтажного дома с китайской надписью по торцу «Медицинский центр», раскачивались кусты, выросшие в трещинах кирпичной кладки. Ветерок набирал силу на сквере Брас-базар, где размещалась биржа велорикш. За сквером белел викторианский особняк национального музея.

Китаяночка в шортах с высовывающимися из-под них завязками на чулках крик сингапурской моды – обогнала Шемякина, оставив горьковатый запах духов. В Юго-Восточной Азии их аромат на улице уловим толшько в одном городе и только в одном месте. На Орчард-роуд. Магистраль как раз здесь и начиналась. Вне зависимости от погоды и времени дня – в тумане, под моросящим дождичком, залитая солнцем, в оранжевой мути искусственного освещения – главная сингапурская улица неизвестно почему напоминала Бэзилу Сочи, хотя внешнего, да и иного сходства нет и никогда не будет. Просто Сочи в его жизни оказался первым зеленым и чистым городом в России, а Сингапур – в Азии.

В Сочи Бэзил ездил с женой через год после возвращения в Россию.

Удивительно, как города страны, которую они пересекали в машине с севера на юг, походили на Харбин… Бэзил не раз давал себе слово поехать в Барсуки Смоленской области, откуда отец когда-то отправился во Владивосток, а докатился до Харбина. Теперь, на Орчард-роуд, он снова почему-то задумался об этом…

До встречи с Барбарой оставалось больше двадцати минут. Бэзил нырнул в подвальчик «Макдональдс». Замученный работой китаец с серыми мешочками под глазами, кидая синие сингапурские доллары в ящик кассового аппарата, принял заказ на банку «колы» и картонку с ветчинным сэндвичем. На экране телевизора, привинченного к стене, солдат колотил каской какого-то араба, который просяще гладил лицо солдата ладонью… Давали новости.

С Орчард-роуд Шемякин свернул на улицу Изумрудного Холма. Узкий проезд между ухоженными старинными китайскими двухэтажками перегораживал подковообразный прилавок под навесом. Неторопливые ребята в галстуках-бабочках, ловко вращая подносы на растопыренных пальцах, разносили бочковое пиво по столикам, расставленным вдоль тротуара.

Барбару Шемякин увидел сразу. Льняное приталенное платье сероватого оттенка делало её совсем юной. Бэзилу снова показалось, что волосы Барбары отдают рыжиной. Изумрудное ожерелье, наверное, стоило денег, которых хватило бы на покупку одного из домов на этой улице.

– В первый раз на свидании в Сингапуре? – спросила Барбара, приметив пучок фиалок в его нагрудном кармане.

– В первый, – соврал он. Впрочем, леди доступных достоинств, конечно же, не в счет. – И я не верю своей удаче…

Букетик удивительно пришелся к её платью. Барбара пристраивала его одной рукой. Вторая так и не отпустила ладонь Бэзила.

– Представь меня, Барбара, а то получается, что я подслушиваю, сказал коренастый смуглый азиат из-за её плеча.

Она взяла его за локоть и выдвинула вперед.