Текст книги "Сингапурский квартет"

Автор книги: Валериан Скворцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

– Превратить банк в самодостаточную систему без подпитки извне, исключить постороннее, в том числе и правительственное вмешательство. Уплата налогов – вот и все отношения с администрацией, с нацией, если хотите. Только в этом случае, господин Севастьянов, ваше дело останется вашим, а ваши люди останутся вашими людьми… Кажется, вы уже делаете нечто подобное в России?

– Абсолютная финансовая монархия…

– Метко сказано. Отец утверждает, что существование такой системы сбережет жизненность и независимость банков. И нам, деловым людям, не придется по-солдатски воспринимать фельдфебельские команды правительств, которые сами все глубже погрязают в долгах. Дурь бюрократов не будет калечить реальный мир реальных интересов и забот, пусть даже эту дурь нашептали прямо в ухо премьер-министру…

– И что же, ваш отец следует своим намерениям?

– Мы говорим о теоретических посылках, господин Севастьянов, а не о намерениях Индо-Австралийского банка, верно? – сказал Жоффруа и, доставая из бумажника кредитную золотую карточку, поманил официанта, чтобы расплатиться, не спрашивая счета.

Из «Шангри-Ла» Севастьянов, сняв галстук и сунув его в нагрудный карман сорочки, пешком пошел в джазовый бар «Сахарная хибарка». До него было рукой подать. Он ни о чем не думал. Просто пил бочковое и слушал музыку.

…В полночь он вышел из такси за квартал от гостиницы, напротив Тридцатого переулка Сукхумвит-роуд, в этот поздний час безлюдной и продуваемой влажным ветерком. Зеленые, красные и синие всполохи ещё не выключенных реклам бликами отражались на крышах редких автомобилей.

«Подведем итоги первого дня?» – сказал себе Севастьянов.

С подворья буддийского храма, где, возвышаясь над оградой, стоя спал слон, едко несло хлевом и воскурениями. Слон раскачивался взад-вперед, пошевеливая в такт лопастями ушей. Тягучий и заунывный гул гонга возник, разросся и ушел куда-то за цементные коробки, на задворки, где начинались заболоченные пустыри.

Человек в махровой панаме и футболке, поверх которой болтался камуфляжный армейский жилет, преградил дорогу.

– Молодые леди скучают, сэр. Вот фотографии…

– Я дурно болен, братец, – ответил Севастьянов. На Востоке впрямую не отказывают.

Как и ему никто и ни в чем не отказывал весь этот день. Ни в любви, ни в деловом партнерстве.

Понурый гонг ещё слабо гудел вдали, когда портье «Амбассадора» услужливо открыл Севастьянову дверь.

В номере, приняв душ, он сел за составление послания своему оператору. Закончив, соединил ноутбук с телефоном и передал сообщение о состоявшейся встрече в Индо-Австралийском банке. Судя по электронному адресу, который он получил в Шереметьево от своего оператора за несколько минут до отлета, его послание адресовалось кому-то в Бангкоке. Связник был в этом городе, рядом. Возможно, и наблюдал сегодня за ним…

Глава третья
ЧЕШУЯ ДРАКОНА

1

Джеффри Пиватски, бывший пилот, дважды с перерывом в три минуты приметил, как самолет ложился на правое крыло. Вписывались в коридоры. В общеевропейском доме воздушные пути прокладывались для своих и чужих. Для чужих – углами, уводившими нежелательных соглядатаев в сторону от военных объектов, будто давным-давно не летали спутники… В его эскадрилье один пилот до перехода в бомбардировочную авиацию водил истребитель, приспособленный ослеплять космических шпионов. Просто сбивать их запрещало международное право.

Спутники давно привлекали внимание Джеффри как возможный объект финансового обслуживания. Скажем, страхование гражданских спутников. В том числе и от ослепления. Экспертиза рисков и правовое обеспечение. Кажется, эта деловая ниша достаточно свободна… Почему бы и нет? Собственное дело. Первоначальный капитал взять у Бруно и Клео, которые, возможно, войдут и в долю, потому что ума не приложат, как отмывать изобильные наличные, низвергающиеся обвалами со всех сторон. «Спейс Иншуранс» – отличное название! А специалистов он наберет…

В иллюминаторе «боинга» облака застыли, будто заснеженные гряды гор, которые Джеффри с курсантских времен называл Клондайком, хотя в настоящих горах никогда не бывал, а о безлюдных холодных пространствах знал из романов про золотоискателей. Казалось, игрушка-самолетик подвешен над «Клондайком» на невидимой нити, раскручивающейся то в одну, то в другую сторону. Нитка удлинилась, «боинг» продавился сквозь облачность, и Джеффри наблюдал теперь плоские поля. Внизу тянулась Сербия на подходе к Белграду. Как и во Вьетнаме, который он бомбил, деревни жались к церквям, неизменно торчавшим на перекрестках.

Джеффри представил, как под черепичной крышей одного из домов, среди мрачноватых, неряшливых и плохо выбритых славян в овчинах, ютились предки его жены, фамилию которой он теперь носил. Отупляющая работа в поле, пастьба скотины, церковная служба и кабак как единственное развлечение для людей, из поколения в поколение производящих зерно и мясо, возможно, ещё сыр и вино. Такой ли вспоминает Ольга прародину? Какие драмы разыгрываются вон под той отполированной холодным дождем кровлей?

Впрочем, это вполне могло относиться и к его собственной семейной жизни, в которой рядом с наивной, чистой сердцем, отважной и умной Ольгой он постоянно чувствовал свою закомплексованность. Сноб-технократ, искушенность которого парализует побуждения и чувства. Чем он-то отличается от туповатых, грубых, простодушных или злобных, кто их разберет, увальней, бравших в жены прабабок Ольги? Галстуком и блейзером? Ну, а у тех овчинные жилетки и пестрый шнурок под вышитым воротником… Какая разница?

Нет, времена не меняются. Меняется человек, но и то лишь внешне и не полностью, внутренне всякое существо неизменно. Непоколебимо желание владеть, подчинять, размножаться, одурманиваться. Время – это океан вроде того бескрайнего простора, который открывается из иллюминатора «боинга». Океан, в котором плавают люди-рыбки… Люди-рыбки в извечном, Богом данном океане времени.

Он пристально всматривался в приближающуюся землю одной из бывших последних коммунистических стран, на которую впервые залетел без боевого задания обнаружить и уничтожить цель. Здесь эту работу делали уже ребята другого поколения.

«Боинг» чиркнул шинами по взлетно-посадочной полосе и понесся мимо контрольной башни. Промелькнула груда кое-как поставленных авиеток, за которыми серо-зелеными тушами выделялись на серой бетонке останки «дакот» и русских Ли-2 времен второй мировой войны. У аэровокзала приподнималась на лапах гигантская черная черепаха – укрытие, под которым стоял зачехленный истребитель-спарка. Русский МИГ?

Джеффри вспомнил, как перемещались на экране локатора осы, пробивавшиеся сквозь облака, чтобы отогнать его Б-52 от Хайфона… А он пропахивал математически точно нацеленными бомбами пятикилометровые борозды по рисовым полям, дорогам и порту.

Направляясь к автобусу, который должен был перевезти пассажиров в аэровокзал, Джеффри с любопытством рассматривал солдат почетного караула в салатовых мундирах, собиравшихся кого-то встречать. Перчаток им не выдали. Желтые ремни топорщились на плечах. Барабанщик отбивал жидковатую скучную дробь, под которую музыканты военного оркестра врассыпную тащились на построение. Последним семенил пожилой второй барабанщик, на ходу поправлявший на спине портупею лакированной колотушкой. Этот жест, такой домашний и мужицкий для человека в военной форме, разочаровал Джеффри. Он порадовался бы, скорее всего, если бы ощутил нечто зловещее в облике вражеского солдата.

Возможно, из-за неосознанного раздражения, первый вопрос, который он задал встречавшему его человеку, был о билете на самолет до Франкфурта, откуда он и планировал затем вылететь домой, в Сингапур. Высокий брюнет с красноватыми пятнами на щеках – видно, наспех побрился электробритвой говорил по-английски с итальянским акцентом. Он был в пальто с откинутым капюшоном, не имел галстука и шаркал резиновыми сапогами. В Белград приехал специально из Триеста. Звали его Титто и, когда брюнет представился, губы Джеффри тронула улыбка.

– От известного президента этой страны меня отличает только лишнее «т»…

Титто был резидентом фирмы «Деловые советы и защита» в Триесте, через который проходила завершающая часть финансовой тропы, начинавшейся в Сингапуре, – через третьи банки или юридические конторы, переводами или посылками с наличностью на номерные счета в швейцарских банках. Тропа, принадлежавшая Бруно Лябасти, приносила обильную выручку. Титто, будучи последним в цепочке, сводил данные о вкладах и передавал их в электронную память фирмы, в которой они классифицировались лично Бруно Лябасти. Дальнейшее Титто не касалось.

Компетенция итальянца предполагала, что за его работой наблюдает «глаз», известный одному Бруно. Будучи профессионалом, умудренным многолетним опытом предыдущей работы в итальянской военной разведке, резидент определенно знал это, и его предложение встретиться на территории, лежавшей за пределами «тропы», ничего, кроме желания повидаться с Джеффри вне досягаемости «глаза», означать не могло. Недружественная или нейтральная земля – например, Белград – в таких случаях наиболее безопасна. Так это дело растолковал для себя Джеффри, когда согласился сделать немалый крюк и потратить полтора дня в ответ на приглашение, протелеграфированное Титто во Франкфурт. Стародавний способ выхода на контакт в обход электронной почты триестского резидента лишь подтверждал догадку.

– Где поселимся? – спросил Джеффри.

Титто уверенно направил красную «альфа-ромео» по окраине огромного поля, примыкавшего к аэродрому. Под колеса неслись обрывки бумаг, какое-то тряпье, к черным деревьям липли грязные пластиковые пакеты. Отворачиваясь от пронизывающего ветра, вдоль кювета топтались полицейские в синей форме, выстроенные для охраны ожидавшейся персоны.

– Гостиница «Славия». Улица Светог Саве. Шестой этаж. Окна во внутренний двор. Человек, с которым я предлагаю вам поговорить, придет в банк на улице князя Милоша завтра в девять тридцать утра. Ваш самолет во Франкфурт в двенадцать без четверти.

– Вы не сказали, какой именно банк на улице князя…

– Милоша… Здесь нет других банков, занимающихся валютными операциями, кроме государственного, – сказал Титто.

– Контакт?

– Если вы захотите, чтобы он состоялся, обратитесь за советом относительно обмена мексиканских долларов на динары к человеку, который, рассматривая доску с курсами валют, будет тыкать тростью в линию, обозначающую стоимость местных денег в немецких марках. Здешние деньги и называются динары… Он сделает это несколько раз, как бы по бестолковости, соображая и высчитывая.

– Допустимо ли махать тростью у табло с валютными курсами? Жест мог бы быть поскромнее, что ли… незаметнее.

Титто передернул плечами, удобнее устраивая капюшон между спиной и сиденьем.

– В банке на улице князя Милоша курсы пишут мелом на черной доске. Курс утверждается начальством раз или два, может, три раза в течение банковского дня. В табло нет необходимости… Я думаю, где-то в недрах банка, где сидят эти начальники, табло, видимо, есть. Но оно для посвященных.

Титто деликатно замолчал, уважая раздумья начальника.

А мысли Джеффри, спровоцированные рассказом о порядках в белградском банке, крутились вокруг новости о возвращении в Сингапур Севастьянова. Русский сам воспитывался на подобных диктовках валютных курсов для грифельной доски.

Насколько Джеффри помнил покойного Петракова и его молчаливого помощника Севастьянова, этим ребятам нельзя отказать в финансовом целомудрии и операционной дисциплине. Но, анализируя действия обоих в пору их активности на кредитном рынке, Джеффри пришел к бесспорному выводу: рывок в финале операции всегда отличался замедленностью, русские словно топтались перед целью, когда до неё уже рукой подать и она фактически достигнута…

Психороботы русских банкиров не указывали на отсутствие смелости. Оставалось предположить другое: кто-то сбивал их с толку, а может, и останавливал, не давая санкции на действия. В их стране права финансистов нуждались в такой же защите от олигархов, как и права человека от диктатуры бюрократов.

Кто такой Севастьянов? Чтобы выжить после потери ста восемнадцати миллионов, он подписал вместе с Петраковым документ, объясняющий, почему обстоятельства на кредитном рынке в Сингапуре сложились хуже, чем предполагалось. Корпоративная двойная бухгалтерия сработала: петраковское дело списано финансовым холдингом, хотя деньги зависли в неизвестности. Их не потеряли ни Петраков, ни Севастьянов, поскольку русские работают не за проценты или премиальные. Им начисляются твердые оклады соответственно должности. Остальное они воруют. Назначение Севастьянова, очевидно, свидетельствует о понижении доверия к нему из-за неудач покойного Петракова. И если допустить, что Севастьянов вознамерится тронуть «старые струны», Москва сама же его осадит.

Джеффри зевнул. Титто тихонько насвистывал шлягер времен вьетнамской войны «Для влюбчивого сердца впереди опасность».

Гостиница оказалась на площади, сползавшей к Дунаю. Ветер остро пропах весенней рекой. Шаркая сапогами, Титто обошел «альфа-ромео» и, вытащив из багажника чемодан Джеффри, поставил на асфальт. Привратник в расстегнутом мундире с галунами оценивающе присматривался к машине, сапогам Титто, его пальто с капюшоном, дорогому чемодану и роскошному кожаному футляру персонального компьютера. Нехотя спустился на две ступени и рукой показал, куда подтащить вещи.

– Я поставлю машину на стоянку, это во дворе гостиницы, – сказал Титто.

– Дайте ключ привратнику, он отгонит…

– Тут этого не делают. Подождите несколько минут…

Запах реки смешивался с ароматом какой-то острой пищи, дымом очага, топившегося углем. Стеклянные двери ресторана при гостинице запотели, и Джеффри заметил, что через окошко, протертое рукавом в мутном стекле, его рассматривает усач с сигаретой.

Пиватски поднял воротник плаща под пронизывающим ветром. Он начинал злиться, и это долгожданное чувство принесло облегчение. Титто отнес его чемодан к двери номера. Кивнул коротко и сказал:

– Через пятнадцать минут вы услышите стук кулаком в стену с моей стороны. Я обитаю в соседней комнате. Через минут пять после этого спускайтесь в вестибюль.

Примитивные средства сигнализации – перестукивание и подмигивание – в век электронной слежки восстанавливались в правах. Джеффри улыбнулся, немедленно вызвав ответную улыбку Титто. Резидент фирмы «Деловые советы и защита» обладал чувством юмора и умением устанавливать взаимопонимание. Свидетель и информация, которую он хотел сообщить, обещали быть интересными.

Титто припарковал «альфа-ромео» перед узкой улочкой, заставленной вынесенными из кафе столиками, за которыми люди в дешевых куртках и плащах несмотря на ветреную погоду распивали пиво. Отсюда начиналась пешеходная зона. Старинные дома и магазинчики на первых этажах напоминали фильмы из жизни французской провинции. И Джеффри не удивился, когда у входа в парк пришлось обходить памятник солдатам первой мировой войны с французскими надписями.

Титто достал из кармана пальто пластиковый пакет, постелил его на влажную скамейку, жестом пригласил сесть. С обрыва открывался Дунай, представлявшийся Джеффри шире. С ним сливалась другая река, поуже. На водном перекрестке в борьбе с течением и ветром выбивалась из сил самоходная баржа. Она почти стояла, вонзив ржавый форштевень в грязный бурун. Под крепостной стеной парни в дутых куртках состязались в глупой игре, суть которой состояла в отгадывании, под каким из трех спичечных коробков окажется горошина. Совали друг другу в карманы мятые банкноты, сторожко оглядывались. Вероятно, азартные игры в общественных местах здесь, как и повсюду, возбранялись.

Титто вытянул из-за голенища резинового сапога пленку, вставил в портативный магнитофон, присоединил к нему провод наушника. Предупредил:

– Одновременно со звуком идет стирание. Текст не касается технического обеспечения операций, проводимых через Триест, господин Пиватски. То есть к вашим прямым обязанностям отношения не имеет. Речь не идет и о моей работе…

Титто подбирал слова.

– Я слушаю, – подбодрил его Джеффри.

– Мне кажется, обнаруживается серьезная утечка информации из конторы господина Лябасти в Сингапуре. Я не рискнул сообщать это обычным каналом, опасаясь перехвата сообщения лицом… лицом, обеспечивающим утечку.

– По вашему, злоумышленник проник в наши ряды?

Титто пожал плечами, достал из внутреннего кармана пальто журнал.

– Выводы такого рода не в моей компетенции, господин Пиватски. Желаю всяческих наслаждений от этой музыки…

Голос итальянца, записанный на пленке, сообщал следующее.

Обеспечивая транспортировку документов, наличности, золота и других ценностей через швейцарскую границу частными авиетками, Титто обязан постоянно следить за режимом на кордоне. Естественно, его внимание привлек арест в Базеле, на швейцарской территории, двух секретных агентов французской таможенной службы Бернара Рюи и Пьера Шульце. Оба обвиняются в нарушении суверенитета нейтральной страны, так как действовать на швейцарской территории они не имели права. Французы пытались добыть список соотечественников, которые с целью уклонения от налогов держат средства на анонимных счетах в банках Цюриха. Поскольку эти банки являются также адресатами финансовых ценностей, безопасность пересылки которых из Сингапура через Италию и Югославию обеспечивает он, Титто, базельский случай немедленно был поставлен им на контроль. Действия французских агентов вполне могли по касательной тронуть интересы его сингапурских патронов, поскольку какая-то часть ценностей, за переправку которых в Швейцарию отвечал Титто, могла также принадлежать гражданам Франции.

Из сведений, полученных Титто за взятки, явствовало, что Бернар Рюи и Пьер Шульце обладали серьезными полномочиями вплоть до применения оружия, скрытого фотографирования и инструментального подслушивания телефонных разговоров. Они могли вызывать вертолеты и быстроходные катера. Но для Титто самым главным представлялось другое: высокопоставленные агенты распоряжались по своему усмотрению, то есть совершенно свободно, ассигнованиями на платных осведомителей.

Титто немедленно прошел «вниз по течению» – прозвонил связи собственных осведомителей, пытаясь выявить, не работают ли они на французскую таможенную службу. Через этих осведомителей французские финансовые контрразведчики могли выскочить и на финансовую тропу Лябасти. Титто действовал через частные сыскные конторы – его стараниями туда обратились несколько ревнивых жен, подозревающих мужей в похождениях на стороне. Мнимые мужья были осведомителями Титто.

Как удалось узнать Титто, на закрытом следствии по делу Рюи и Шульце выяснилось, что французы несколько месяцев назад выкрали один список потайных счетов сограждан в Цюрихе. Этим людям предъявили во Франции иски, взыскали крупные штрафы за сокрытие доходов и заставили вернуть швейцарские вклады домой. Ответная мера последовала незамедлительно. Подставной швейцарский агент пообещал французам второй список, заманил их в буфет на базельском вокзале, и Рюи с Шульце были схвачены за руку в момент передачи им сведений.

Чтобы суд вынес обвинительное заключение, список иностранных анонимных вкладчиков, которым манипулировал швейцарский агент, должен был быть подлинным. Лишь в этом случае вступал в действие закон 1934 года, согласно 47-й статье которого нарушение тайны анонимного вклада влекло уголовную ответственность – в данном случае для французских агентов. Имена вкладчиков могли знать только члены совета директоров банка.

Титто немедленно принялся добывать копию списка, послужившего приманкой. Если документ покинул сейф банкиров, теоретическая возможность его перехвата существовала. Титто воспользовался знакомствами в швейцарской службе безопасности, где его знали как «практикующего юриста», способствующего приумножению азиатских вкладов в цюрихских банках. Титто был уверен, что не найдет в списке новых для себя имен. Он полагал, что знает всех анонимных клиентов швейцарских банков, обслуживаемых фирмой «Деловые советы и защита», и доставал списки исключительно из чувства служебного долга.

«Подстраховывается, – подумал Джеффри о резиденте. – Прикрывает свои действия заявлениями о лояльности, чтобы на него самого не пало подозрение. Показаться излишне любопытным, то есть двойным агентом, – вечный страх профессионала, и всякий из них – всегда двойной, ибо иначе таким, как Титто, не выжить на стыке интересов».

…Титто, как он сообщал в записи, столкнулся, однако, с сюрпризом другого рода. Он обнаружил в списке два счета у одного и того же клиента фирмы «Деловые советы и защита». С первым счетом было все ясно. Титто знал о нем. Второй же был резиденту неизвестен, и именно потому, что средства на него поступали помимо «тропы». Последняя сумма поступила на счет наличными – американскими долларами, – причем, вне сомнения, из Сингапура. Эти деньги пришли – что потрясло Титто окончательно – упакованными в фирменные пакеты Индо-Австралийского банка, принадлежащего Бруно Лябасти, хозяину фирмы «Деловые советы и защита».

Как и первый, второй счет принадлежал некоему Ли Тео Ленгу, которого «Ассошиэйтед мерчант бэнк» намерен по суду объявить банкротом. А «Ассошиэйтед мерчант бэнк», как также известно Титто, является клиентом фирмы «Деловые советы и защита» и, более того, держит часть её акций.

Пленка кончилась. Оставались вопросы.

Зачем Бруно, полновластному диктатору Индо-Австралийского банка, пересылать наличность Ли Тео Ленга втайне от своего резидента в Югославии и Италии, минуя каналы собственной же фирмы «Деловые советы и защита»?

Почему двадцать миллионов франков наличными отправили на второй тайный счет человека, которого сами же намерены объявить несостоятельным должником?

Допустить мысль о том, что это произошло за спиной Бруно, что кто-то использует специальные конверты Индо-Австралийского банка, в которые пакуется наличность, без ведома Бруно, Джеффри не мог. Технически такое не получилось бы.

– Информация интересная, Титто, – сказал Джеффри.

– Спасибо, господин Пиватски, – ответил итальянец. – Вы поняли, почему я посчитал долгом встретиться с вами. В списке, который приготовили швейцарские агенты для приманки французов, указаны действительно крупные суммы…

– Вы проявили профессиональную сноровку, наблюдательность и осторожность. Вы толковый резидент, Титто. Макиавелли гордился бы вами…

– Новый человек в руководстве фирмы, господин Пиватски?

– М-да…

– Итальянцев в таких делах всюду становится больше, – сказал Титто.

Джеффри перекрутил пленку в исходное положение, вновь надавил клавишу воспроизведения. В наушнике послышалось шуршание, каждые три с половиной секунды оно прерывалось щелчком. Стандартный пароль фирмы «Деловые советы и защита» свидетельствовал, что запись стерта и невосстановима.

– Теперь забудьте эту историю, – сказал Джеффри. – Но приготовьтесь вспомнить, если мне, именно мне захочется повторно услышать данную музыку в вашем личном воспроизведении. Я должен понять, почему столь значительные суммы Ли Тео Ленга, клиента нашей фирмы, идут по параллельному каналу Индо-Австралийского банка из Сингапура в Триест и затем Цюрих…

Особые конверты Индо-Австралийского банка были гордостью Джеффри Пиватски, работавшего над защитой их подлинности несколько недель по прямому заказу Бруно Лябасти. На конверты наносились полоски оптического кода из двух строк с буквами и цифрами, какие компьютерные принтеры печатают на адресных наклейках. Но обычным шрифт казался только внешне. Выполненные особым способом надписи на конверте опознавал только электронный считывающий «глаз» на столе кассира цюрихского или бернского банка. «Глаз» определял также номер счета или сейфа, для которых предназначалось содержимое конверта. Если пластиковую оболочку над листком с оптическим кодом попытались бы надрезать, она темнела от соприкосновения с воздухом.

Величайшая загадка состояла в том, как пакеты Индо-Австралийского банка попадали в Берн, минуя Титто в Триесте. Да ещё иным путем, чем транспортный канал фирмы «Деловые советы и защита», для них же и устроенный?

Бруно Лябасти любил цитировать высказывания великих, надерганные из наставлений для французских унтер-офицеров, считающихся интеллектуалами в глазах своих полковников, которые эти наставления и пишут.

В присутствии Пиватски Бруно как-то сказал Клео:

– Наполеон ценил честность как средство обмана и не терпел лжи, считая её посягательством на свою власть. И я не потерплю мошенничества по отношению к себе даже от тебя, Клео! Ты схватил кусок у вожака стаи… Мне не жалко куска. Но я дорожу своим правом на него!

Бруно случалось, как и многим другим, оказываться жертвой биржевых посягательств закадычного партнера и друга. А Клео ответил:

– Деловые партнеры – как муж и жена, вступившие в брак по расчету. Они делят постель, но не сны… Что ты взъелся, Бруно, на человека, присвоившего несколько твоих тысяч? Я не обещал разделять твоих снов… Уведи у другого в два раза больше и считай, что мы квиты.

– С кем?

– С жизнью.

Бруно и Клео не опускались до личных счетов. Они сводили счеты с жизнью! Условности, именуемые порядочностью или корпоративной этикой, для обоих ничего не значили. И если они не поставили его, Джеффри Пиватски, своего эксперта по электронной безопасности, в известность о каких-то параллельных операциях через Триест, что тут обидного? Но если Титто наткнулся на след этой операции, значит её мог рассекретить и чужой, а случайно или с намерением – не имеет значения.

– Обычно конверты Индо-Австралийского банка из Сингапура вам доставляет пилот «Эр Франс». Так ведь?

– Из рук в руки, – ответил Титто. – Мы знаем друг друга.

– А конверты из этого… ну, бокового канала… через кого поступили они?

– Их получает в Белграде и переправляет через Триест в Швейцарию человек, который завтра будет водить тростью по доске с курсами в банке на улице князя Милоша. На него меня вывели швейцарцы.

– Почему он согласился разговаривать с вами и встретиться со мной?

– Я захватил его в Триесте, одел наручники и привез в свою квартиру. Из своего компьютера вышел на базу данных Индо-Австралийского банка. Банк включился. А если я знаю сверхзасекреченный номер, то, значит, пользуюсь полным доверием Индо-Австралийского банка, который и его нанял пересылать пакеты… Какие у него могли быть сомнения? Он просто подумал, что раз я приказываю ему ехать в Белград, то он и должен ехать.

– А не успел он просигналить тем, от кого получает конверты Индо-Австралийского банка, что вы пронюхали о нем и взяли на крючок?

– Мог. Но если это люди Индо-Австралийского банка, чего мне беспокоится? Я проявил бдительность? Проявил… Это и есть моя работа.

– Допустим.

– Если я вляпался во что-то, куда не следует совать нос, что ж… Пусть тогда глубже припрячут концы в воду, чтобы не попадались, как попались мне. Это хорошо, что попались мне, а не кому-либо еще. Я так считаю… В общем, встречаться с этим человеком или нет, решать вам, господин Пиватски. Он приезжает из Триеста ночью, утром будет ждать моего звонка и только за несколько минут до встречи, если она вам будет угодна, узнает насчет явки в банк на улице князя Милоша. Если вам не нравится предложенный мной сигнал идентификации на встрече, он будет заменен по вашему указанию… В любом случае, состоится встреча или нет, я сам отвезу его потом в Триест на машине, итальянская граница открыта…

Джеффри молчал.

– Возможно, господин Пиватски, вы считаете свой приезд в Белград нецелесообразным? – спросил Титто.

От волнения его итальянский акцент усилился.

– Вы поступили правильно, – сказал Пиватски, почти не дав Титто закончить фразу. Он постарался, чтобы его голос прозвучал теплее. – Вы сомневались, а сомнения в нашем деле признак здоровья. Общими усилиями разберемся… Я отправлюсь на встречу с этим человеком на улицу князя Моллюска…

– Это произносится Милош…

– А! Милоша… Спасибо. Вы оставайтесь в гостинице. Как только он вернется из банка в свой номер, увозите его в Триест. Я покину этот город сам по себе. Разговор, как я говорил, забудьте до поры. Свой долг вы выполнили… Отвезите меня теперь в гостиницу и распрощаемся. Больше никакого интереса ко мне. Ясно, Титто?

– Да, господин Пиватски.

Джеффри не ночевал в Белграде. Сразу после прослушивания пленки и разговора с Титто, он вернулся в гостиницу, рассчитался за номер и заказал такси, на котором добрался до аэропорта.

Поглядывая через дребезжащее боковое окно машины, марку которой было невозможно определить, на тусклое освещение славянской столицы, экономившей на электричестве, Бруно пытался собрать воедино свежие впечатления. Но память подсовывала обрывочные образы, из которых общей картины не складывалось. Например, как кассир гостиницы считал банкноты, одновременно разговаривая с портье и рассматривая женщин в холле. Ни Джеффри, ни деньги его, судя по всему, не интересовали. Коротковатые, покрытые черной порослью пальцы, ловко перебиравшие пачку местных денег, на которые пришлось менять доллары, чтобы расплатиться, жили независимой жизнью. Портье, на этот раз подхвативший чемодан, отказался от подачки. Джеффри не покидало странное ощущение, что все служащие гостиницы, с которыми он сталкивался в последние часы, просто изнывали от чувства собственного превосходства и скуки.

Билет он взял на первый западный рейс, оказавшийся лондонским. Из Хитроу вылетел в Сингапур рейсом индийской авиакомпании.

Допустим, что Титто и загадочной личности с тростью нельзя доверять и они, обнаружив его исчезновение из гостиницы, начнут что-то предпринимать. Это произойдет только через десять часов, но Джеффри все равно опаздывал. Истекал временем, как кровью. Титто и тип могли появиться в Триесте раньше, чем он увидится с Бруно Лябасти, поскольку обсуждать полученные сведения по телефону было бы безумием. Да, именно с ним. Не с Клео Сурапато. Ведь не Клео, а непосредственно люди Бруно отправляют в Швейцарию наличность в конвертах Индо-Австралийского банка в обход обустроенного пути, причем охраняемого собственной, их же хозяина фирмой «Деловые советы и защита».

Но – с какой целью?

2

Барбара сбросила туфли, пинком откатила табуретку, на которую в сумерках налетела коленкой, зажгла свет. Оторвала ленту, выползшую из факса. Волоча бумажную полосу по ковру, прошла к дивану.

Большая часть ленты – биржевые сводки. Два заказа на статьи из Джакарты. Дальше шло сообщение, подписанное «Крот-18». Судя по индексу, оно было отправлено с края земли. Какой-то сумасшедший передавал из белградской гостиницы «Славия». Каким чудом в тех краях завелись финансовые новости? подумала Барбара, поправляя прядь.