355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валентин Черных » Взрыв Секс-бомбы » Текст книги (страница 5)
Взрыв Секс-бомбы
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 21:41

Текст книги "Взрыв Секс-бомбы"


Автор книги: Валентин Черных



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– И бедного.

– Сегодня никто из девчонок не мечтает выйти за бедных, ленивых и больных.

– Учитывая, что ты наш семейный бизнес собираешься держать в своих ручках, займись проектом Секс-символа.

– Тебя что-то беспокоит?

– Еще не знаю что, но беспокоит. Почему наша жена (с этого момента о жене он будет говорить, как о «нашей жене») так интересуется проектом Секс-символа? Они давно и стойко не любят друг дружку, и я подумал, что она собирается чем-то напакостить Секс-символу. Надо узнать, не собираются ли возобновить съемки фильма, где снималась наша жена? Характеры главных героинь в обоих сценариях похожи, и, возможно, наша жена пытается эту ситуацию разрулить. Или кто-то пытается свести счеты со мною. Я уже прокололся на двух предыдущих проектах, и третья неудача переведет меня из продюсеров первой пятерки в продюсеры первой десятки.

– Что я должна делать?

– Все, – просто ответил он.

Она улыбнулась. А если она просчитывает еще и свой отдельный вариант? С двумя детьми она сможет претендовать на половину имущества. К тому же она будет знать так много о не всегда законных финансовых операциях, что вполне сможет воспользоваться и его связями, и наработанными технологиями ухода от налогов. Если она так хорошо просчитала вариант на двоих, с таким же результатом может просчитать и на себя одну. Ведь и Поскребыш готовила документы, чтобы владельцами Актерского агентства стали он и она, но зарегистрировала агентство только на свое имя.

Продюсер уехал домой далеко за полночь.

Поскребыш

Отснятый материал для фильма «Пансионат для богатых» она попросила перегнать на видеопленку и перед встречей с режиссером просмотрела несколько раз.

Фильм запустили в прошлом году с опозданием, поэтому до осенних дождей успели снять только несколько ее проходов с влюбленным в нее врачом пансионата.

Режиссер хотел снять историю о том, как исчезают санатории и пансионаты для всех – последние преимущества социализма, и как они превращаются в пансионаты для богатых, чтобы у зрителя возникли ассоциации с чеховским «Вишневым садом».

Она перечитала сценарий, в котором никак не объяснялось, почему ее героиня вдруг решила восстанавливать пансионат. В реальности на этом месте, где велись съемки, еще недавно существовал санаторий, размещенный в бывшей барской усадьбе, в которой, по преданиям до революции жил обрусевший барон. Господский особняк в двадцатые годы прошлого века сделали домом отдыха наркомата рыбной промышленности, потом перепрофилировали в профсоюзный санаторий по сердечно-сосудистым заболеваниям. Барский особняк сохранился до сегодняшних дней, в нем размещалась администрация санатория и несколько врачебных кабинетов.

Она решила в биографию своей героини вложить эту легенду. После окончания медицинского института молодая докторица узнает, что есть место врача в пансионате, который размещается в бывшей усадьбе ее бабки-баронессы. О своем замысле она рассказала режиссеру, который начинал снимать фильм.

– Героиня – баронесса? Полное фуфло, – уверенно заявил режиссер.

– Почему? – удивилась она.

– Посчитаем, – предложил он. – Если даже настоящая баронесса-бабка родилась, предположим, накануне революции, в девятьсот семнадцатом году, то следующая баронесса, мать, должна родиться не раньше тридцать седьмого года, следующая, уже внучка, в пятьдесят седьмом году, а правнучка – в тысяча девятьсот семьдесят седьмом.

– Пусть будет правнучка, – согласилась она. – Значит, в две тысячи пятом году ей двадцать восемь лет. Я выгляжу старше, прибавляем пять лет, тогда мне будет тридцать три года, следовательно, институт я закончила в девяносто четвертом году. Советской власти уже нет, все начинает разваливаться и за десять лет развалится окончательно.

– Мне нравилась героиня парвенюшка, плебейка, провинциалка. Почему ты хочешь, чтобы она была обрусевшей немкой?

– Потому что национальные черты характера передаются на генном уровне и с семейным воспитанием. Немка – это в первую очередь четкость и «орднунг». – Она вспомнила это немецкое слово потому, что в поселковой школе на Украине два года изучала немецкий язык и ей нравилась учительница немецкого языка из херсонских немок. Под Херсоном с времен Екатерины были поселения немцев-колонистов.

– Про немку я снимать не буду, – заявил режиссер.

– Значит, вместо тебя снимет другой режиссер, – ответила она.

– Это еще надо найти такого дурака, который согласится снимать с половины уже отснятого фильма. К тому же существует корпоративная солидарность. Трудно тебе будет найти такого дурака.

– Не трудно, – сказала она.

После очередной катастрофы, а разводы она относила к катастрофам, она особенно тщательно демонстрировала себя и просчитывала каждого встреченного мужчину. И совсем необязательно разведенных и вдовых. Не отвергались старые, уродливые, пьющие. Главное, чтобы это был востребуемый профессионал, даже и не очень богатый, потому что, если профессионала правильно настроить и поставить ему конкретную цель, он всегда что-нибудь да заработает, а к уродливому можно привыкнуть, пьющего – вылечить…

Ей повезло. В первый же день, когда она зашла в Дом кино, она встретила режиссера, у которого когда-то снялась в двух фильмах, правда, не в главных ролях. У них был короткий экспедиционный роман, и она даже рассматривала его как потенциального будущего мужа.

Режиссер поцеловал ей руку, и она почувствовала запахи водки и селедки.

– Свободен? – спросила она режиссера.

– Женат, – ответил тот.

– Успокойся, я замужем и счастлива. А ты все с той гримершей?

– Другая. Эта теперь занимается бизнесом.

– В кино?

– Держит на рынке киоск, торгует клинскими колбасами.

– Тогда ты богатый и счастливый.

– На водку и селедку хватает.

Пока они говорили, она вспомнила, что режиссера недавно отстранили от съемок телевизионного сериала – он не выдерживал телевизионных темпов.

– Надо доснять фильм, – сказала она.

– Кому надо? – спросил режиссер.

– Мне. – Она решила ничего не скрывать. – Я выкупила материал фильма.

– У тебя в этом фильме главная роль?

Не идиот, значит, не надо ничего объяснять.

– Сама будешь снимать? – продолжал он расспросы.

– Сама.

Начиная этот разговор, она еще не знала, что будет снимать сама. А что? Снимет не хуже, чем большинство режиссеров. Но и не лучше. Она это тоже понимала, не рассчитывая на большой успех в кинопрокате. Хорошо, если этот фильм купят телевизионные каналы. А почему бы не купить почти семейный фильм, в котором не будет откровенного секса и политических обличений? Будут красивые пейзажи, красивые актрисы в белых халатах и, может быть, любимые народом песни. По сюжету в пансионате может же отдыхать известная певица, которая будет петь по просьбе отдыхающих новую песню.

– А я тебе зачем нужен? – спросил режиссер. – Если фильм частично отснят, значит, найдено какое-то стилевое решение.

– С профессионалом всегда спокойнее, – призналась она.

– Когда начинаешь?

– Сейчас ремонтируют главный корпус – барскую усадьбу, русский классицизм восемнадцатого века. Оператор ведет съемки ремонта, чтобы зрители увидели, какой усадьба была и какой стала, когда героиня приложила к ней свои ручки.

– Разумно, – согласился режиссер.

– Я оставлю тебе сценарий на вахте Дома кино.

– Оставляй, – сказал он.

Это было почти согласием.

Поскребыш и Редактор

Она запомнила тот день, когда возненавидела Секс-символ десятилетия. Она тоже снялась обнаженной, в «Московском комсомольце» напечатали заметку, что в стране появился Секс-символ-2, и в этот же день ей передали, что Секс-символ назвала ее Поскребышем. Кличка прилепилась и закрепилась. Может быть, из-за ее небольшого роста.

Сценарий, написанный для Секс-символа, она прочитала ночью, когда Продюсер уже спал, и поняла, что в нем многое верно просчитано. Офисных фильмов у нас еще не снимали. Раньше снимали производственные фильмы, в которых герои что-то строили, выплавляли, переделывали. У них были противники, консерваторы. Но проигравшие в этих конфликтах ничего не теряли, а победившие ничего не выигрывали.

В будущем фильме героиня могла потерять или выиграть все, но побеждала, потому что была умна, хитра, расчетлива. И большинство женщин видят себя такими. Да, не красавица, зато умна, хитра, надежна и сексуальна, если надо, она в постели может взорваться получше любой секс-бомбы.

И то, что любовь – не главное в фильме, тоже было достоинством замысла. Не надо женщине в сорок, хотя и выглядит на тридцать, играть любовь. Эти тридцать – для неопытных и молодых зрителей, а женщины – зрительницы ее возраста, приметливы и понятливые. Они запомнили, когда они впервые появились на экране, могут просчитаться на год, максимум на два, но не на десять.

Когда в кинотеатрах начинали показывать фильмы с ее участием, она покупала в кассе билет и заходила в зал в самый последний момент. Ее узнавали, но не так уж часто. Чтобы узнавали всегда, надо было сыграть в двух-трех популярных и хотя бы в одном очень популярном фильме и чтобы этот фильм показывали лет тридцать по телевидению, и еще постоянно мелькать на кинофестивалях, кинопремьерах и вообще там, где снимает телевидение, чтобы потом снятое показать в новостях.

Она смотрела на экран, но слушала реплики сидящих рядом зрителей и запомнила суждения об актрисе, которую она не любила, но которой хотела бы подражать. Актриса, как и она, приехала из провинции, прославилась сверхтонкой талией и умением петь и танцевать. Потом были годы забвения, а потом, через четверть века, когда обычные женщины, у которых уже выросли дети и подрастают внуки, грузнеют, она снова начала петь и танцевать, поражая темпераментом и стройностью тела.

– Какая тоненькая! – похвалила зрительница.

– Старушки с возрастом или подсыхают, или разбухают, – ответила другая.

– Но она не старушка!

– Старушка, старушка, – возразила другая. – Когда она начинала, мы были школьницами, а сейчас пенсионерки.

Актрисы, получившие признания в любви от поклонников и поклонниц, думают, что их любят все и будут любить всегда. Кто-то любит, конечно, но очень многие завидуют, потому что тоже хотели стать Актрисами, и тоже считают себя красавицами, только артисткам повезло, а у них не получилось. А они совсем не хуже: и спеть смогут, и станцевать, и, если бы очень захотели, то и фигуру имели такой же стройности. А разъелись на макаронах и картошке, потому что не для кого держать такую фигуру, и так радостей мало от постоянно пьющего мужа, и зарплата маленькая, и сын хамит, и сапоги нужны не элегантные, на шпильках, а зимние, прочные на меху, потому что актрис возят на автомобилях, а им приходится ждать автобус на морозе.

Конечно, Секс-символ деловая и сможет сыграть деловую женщину, но и она, Поскребыш, сможет, и даже лучше. Она более деловая. У нее свое дело – Актерское агентство. Но Продюсер не заберет этот сценарий у Секс-символа, да и забрать невозможно, – Сценарист расторгнет договор, потому что в договоре есть отдельный пункт о том, что сценарий написан для Секс-символа, и эта роль не может быть отдана другой актрисе, если только Секс-символ не откажется сама. Продюсер после скандала со своими партнерами по ППШ стал осторожным. Он понял, что репутация зарабатывается годами, а рушится за один день. Может быть, поэтому он и не рекомендовал ее режиссерам, с которыми работал. Продюсер разумен и расчетлив. Эта разумность пугала ее. Конечно, Продюсер только наполовину еврей, но известно, что еврейские мужчины чадолюбивы, они одержимые отцы. Она не может родить Продюсеру сына, а секретарша может, и Секс-символ тоже могла бы. В тридцать семь лет, если это не первый ребенок, родить легко, а учитывая, что она всегда вела здоровый образ жизни, не пила, не курила, ребенок будет здоровый. А ее совсем немногое связывает с Продюсером, который, когда они регистрировали брак, попросил подписать контракт, в котором перечислялось все, что он имел до женитьбы и что не подлежало дележу при разводе. Агентство, конечно, он оставит ей, но вполне возможно, заставит заплатить половину стоимости. Чаще всего мужчины уходили от жен, приближаясь к пятидесятилетнему рубежу, понимая, что карьера сделана, дети, если они есть, выращены. Но многие уходили и после сорока. Министр иностранных дел, например, женился на собственной секретарше. Она начала припоминать известные ей разводы и поняла, что надежных супружеских пар, еще с институтских времен, не осталось, все уже прошли по два круга, а многие и по три.

Она похвалила Продюсеру роль, предназначенную для Секс-символа, хотела усомниться в сюжете, но не решилась. Лучше, если сомнения выскажет кто-то другой. Кто? Первые сомнения всегда высказывает редактор. Продюсер не держал в штате постоянных редакторов, а нанимал их при запуске фильма. Надо ему подсказать. Так, между прочим. Встретила, мол, Елизавету. Без работы, без мужа, без денег. Елизавета когда-то работала на «Мосфильме», служила истово и честно. Она была надежна в дружбе. Если ей внедряли основную идею, она эту идею отстаивала до тех пор, пока ей не внедряли другую. Если ей внедрить, что у Секс-символа по роли мало любви, она всем будет доказывать, что необходимо больше любви. Если же внедрить, что Секс-символу не надо играть любовь, она будет доказывать это с такой же страстью.

Поскребыш набрала номер телефона Елизаветы.

– Ждет ли Лизавета от друга привета? – спросила она.

– Если ты рядом, заходи, – ответила Елизавета. К ней заходили часто, потому что она жила в высотке на площади Восстания, в огромной четырехкомнатной маршальской квартире. Елизавета была единственной и очень любимой дочерью маршала. И маршал, и его жена, мать Елизаветы, умерли лет двадцать назад, с мужем Елизавета развелась тоже давно и жила одна с тремя бультерьерами.

– Я буду у тебя минут через двадцать…

Поскребышу нравилось бывать у Елизаветы.

Она любила антикварную роскошь, а квартира была обставлена старинной, почти музейной мебелью, вывезенной маршалом из побежденной Германии. И еще всюду стояли мраморные, чугунные, бронзовые бюсты маршала, а на стенах висели сабли, шпаги, ятаганы. Как-то Поскребыш спросила Елизавету:

– Не боишься одна?

– Три бультерьера страшнее трех охранников.

– Собак легко отравить, отвлечь, запереть в комнате.

Елизавета запустила руку в огромную напольную фарфоровую вазу, подарок отцу от китайского маршала, достала из нее маузер с наградной пластинкой и эмблемой ордена Красного Знамени на рукоятке.

– Этот отец получил за Гражданскую войну. Есть еще парочка карабинов, американская помпа на десять патронов. Со своим арсеналом и боезапасом я могу продержаться несколько суток. Чего тебе от меня надо?

Елизавета всегда задавала конкретные вопросы.

– Мы запускаем новую картину. Не хотела бы ты поработать редактором?

– Хотела бы, – ответила Елизавета, – но твой меня вряд ли уже возьмет, сегодня считается, что, если работнику под сорок, он уже вывалился из тележки.

– Это мои проблемы, – ответила Поскребыш.

– Я отслужу, – пообещала Елизавета. – Пойду, сварю кофе, – и она ушла на кухню.

Конечно, хорошо бы купить квартиру Елизаветы, но квартиры в пяти сталинских высотках дорожали с каждым годом. Если Елизавета не продала квартиру и в более дурные для нее времена, значит, она ожидает более выгодных предложений. Хорошо бы, конечно, купить эту квартиру самой, без помощи Продюсера. Но при разводе все совместно нажитое имущество будет делиться пополам, и тогда эту квартиру придется продавать, а если продавать, зачем вкладывать деньги в огромный ремонт и перепланировку?

Если вопрос не решается, отложи его и займись тем вопросом, который можно решить. Но и этот вопрос тоже не решался, потому что она не могла рассказать Елизавете о задуманном. Собственно, ничего задуманного еще не существовало. Пока она только определила, что существуют два сценария с очень похожим сюжетом и почти похожими характерами главных героинь. У Секс-символа роль была лучше. С юмором, с опасностями, подстерегающими героиню, и без стандартной любовной линии. Конечно, зная сценарий и роль для Секс-символа, она внесет необходимые изменения в свою роль, но все равно избежать сравнений невозможно.

В сценарии для Секс-символа многое было предусмотрено заранее. Ей удавались роли сексуальных, глуповатых, но искренних блондинок, и в сценарии к ней вначале относились как к привлекательной, ограниченной учительнице, а учительница, оказалось, умела хорошо считать. Секс-символ, вероятно, сознательно избегала откровенных любовных сцен, но зрители в кино всегда ждут любовной истории. Это надо внушать Продюсеру, потому что это правда. Пусть в нее влюбится молодой поклонник. Она сразу подумала о Стасе, восходящей звезде, современном, ироничном, спортивном. Рядом с ним Секс-символ будет выглядеть немолодой и коровистой. А редактору и ассистенту надо внушить, чтобы они рекомендовали на эпизодические роли актеров Театра киноактера. Этот театр был создан, когда возникло явное перепроизводство молодых киноактеров, и пожилые актеры писали во все инстанции, что они без работы в кино, и требовали, чтобы их использовали согласно их образованию. В их дипломах, мол, записано, что они актеры кино и театра, и они вполне могут работать в театре. Так был создан Театр киноактера, куда принимали молодых, платили им мизерную зарплату; в труппу театра зачислили и народных артистов, которых тоже снимали редко.

Когда она организовала Актерское агентство, к ней пошли актеры, снимавшиеся в основном в эпизодах. Они надеялись, что через Агентство они смогут получить главные роли. И она брала их, потому что в первый год у нее не было звезд, и к тому же с чего-то надо было начинать.

На главные роли их по-прежнему не брали, и она пристраивала их на эпизоды в фильмы Продюсера, впервые столкнувшись с феноменом долго не снимающегося актера. В каждой роли он приносил больше вреда, чем пользы, потому что вкладывал в нее столько экспрессии и выдумки, что его игра выбивалась из любой стилистики фильма и при монтаже приходилось беспощадно сокращать, оставляя от роли одну-две реплики.

Поскребыш решила, что предложит ассистентке по актерам самых эмоциональных и скандальных, которые своими актерскими находками любую сцену извратят так, что на их роли придется подбирать других.

Это уже было похоже на месть. Пусть месть, согласилась она, и Секс-символ сделала бы то же самое на ее месте, узнав, что сценарии похожи и могут появиться два фильма настолько одинаковых, что над этим критика будет долго изгаляться. Узнав, что сценарии напоминают один другой, она спросила свою приятельницу, которая занималась производством модного трикотажа:

– Что ты делаешь, если узнаешь, что твой конкурент выпускает абсолютно похожую модель?

– Делаю все, чтобы он на рынок попал позже меня.

– И все? И не пытаешься подпортить ему качество пряжи, краски?..

– Это уже уголовное дело, если докажут, что я это сделала преднамеренно, а выйти на рынок быстрее и с лучшей рекламой – это нормальная конкуренция.

Если не задержать съемки фильма Секс-символа, оба фильма выйдут на экраны почти одновременно и критики начнут изгаляться, строя предположения о том, кто у кого и сколько украл. Значит, надо выйти раньше, чтобы ее фильм критики и прокатчики увидели раньше. Тогда фильм Секс-символа окажется вторичным. Следовательно, нужно задержать съемки Секс-символа. Первая задержка – когда выясняется, что не готов сценарий. Вторая – сомнения в правильном выборе актера на роль главной героини или главного героя.

В советские времена, узнав о случившемся, руководство кино запустило бы в съемки один сценарий, а похожий отложило бы, обязательно оплатив. Но сегодня руководство ничего никому не запрещало, памятуя о митингах кинематографистов в начале перестройки.

Продюсер в «Пансионат для богатых» своих денег не вкладывал и в дальнейшем использовании «Пансионата» не заинтересован. Он заинтересован в проекте Секс-символа. Объективно этот проект лучше, потому что яснее и проще.

– Что ты думаешь об ассистенте режиссера по актерам? – спросила Поскребыш Елизавету.

– Из актрис. Вкус дурной и стандартный, но энергична. Сильно обнищала за последние годы.

– Значит, дорожит работой?

– Сейчас все дорожат работой, за которую хорошо платят.

– Будет выполнять твои рекомендации?

– Будет, если поймет, что надо выполнять.

– Ты ей объяснишь.

– Если сама пойму, – сказала Елизавета.

– Я поговорю с Продюсером, – пообещала Поскребыш. – Мне важно, чтобы ты была на этом фильме редактором.

– Зачем?

– Я заинтересована в доходах от фильма. А доход будет, если Секс-символ снова разденется. Зрители привыкли к тому, что она раздевается.

– Не поздно ли? – усомнилась Елизавета. – Ей уже не открываться, а прикрываться надо.

– Еще не надо. И ей это надо внушить.

– Хорошо. Я постараюсь. Что еще?

– Я составлю список актеров своего Агентства, которых хорошо бы пристроить на картину.

– Это уже не моя епархия.

– Но к твоему мнению прислушиваются. Если тебе кто-то из них не понравится, ты не топи сразу, а скажи мне. Я заменю другим.

– Ты всегда так впихиваешь своих? – спросила Елизавета.

– Не всегда, но иногда приходится, – призналась Поскребыш.

– А не проще это делать через Продюсера? Ночная кукушка всегда перекукует дневную.

– Не всегда. Я думаю, в ближайшее время состоится обсуждение сценария, уже после всех поправок. К этому времени ты уже будешь редактором на фильме. И, естественно, поинтересуются твоим мнением.

– И что я должна сказать? – спросила Елизавета.

– Когда прочтешь сценарий, тогда и обсудим.

– Обсудим сейчас.

– Я думаю, в сценарии требуется доработать любовную линию. Сейчас там Секс-символ любит школьного учителя в возрасте. Это скучно и пресно, надо, чтобы в нее влюбился более молодой, возможно, ее бывший школьник-выпускник.

– И она должна спать с этим бывшим выпускником?

– Совсем необязательно спать. Но ей должен нравиться этот молодой. Обычно старым мужикам нравятся молодые девушки, но и стареющим матронам нравятся молодые, полные сил, с дымящимися членами парнишки. Разве не так? Тебе молодые не нравятся?

– Мне нравятся все, кому нравлюсь я. Но я уже мало кому нравлюсь. Не беспокойся, я сориентируюсь. Ты обрабатывай Продюсера.

– Продюсер уверовал в свой вкус и свое чутье и все меньше прислушивался к моим советам.

Конечно, она еще до разговора с Елизаветой нашла время сказать ему, что Секс-символ может завалить фильм. И предложила: а если попробовать не только Секс-символ, а несколько актрис?

– Невозможно, – ответил на это Продюсер. – Если мы откажемся от Секс-символа, мы должны будем отказаться от проекта. Не хотелось бы. Сценарий хорош. И для рекламы хорошо: Секс-символ в роли деловой женщины.

Она усомнилась в сценарии, и Продюсер насторожился. Но для изменения сценария были нужны дополнительные доводы. Какие, она еще не знала. Хотя, если думать постоянно, что-то придумается. Она всегда придумывала.

Вечером на даче за ужином она сказала Продюсеру:

– Встретила Елизавету. Без работы, без денег.

Продюсер молчал.

– Распродает последнее.

– Коллекцию ножей я бы купил.

– Я знаю. Она просила передать тебе, что согласна на любую работу.

– Это нормально для пенсионерки, – ответил Продюсер и снова замолчал.

Он научился держать паузы. Самые неторопливые или отступали, или меняли свое мнение. Но она тоже умела держать паузу. Так они и молчали до окончания ужина. Она не беспокоилась. Он должен ответить. Или принять предложение, или отказать.

Перед сном они гуляли. Единственная улица дачного поселка хорошо освещалась.

– Надо брать более молодого редактора, – сказал Продюсер.

– Раньше на киностудиях, прежде чем стать редактором фильма, молодые проходили шлифовку в редакторах-организаторах. Конечно, надо брать молодую острую киноведку. И пусть походит один-два фильма в младших. И она присмотрится, и ты присмотришься.

– Убедила, – согласился Продюсер. – Завтра скажу, чтобы Елизавете позвонили, и пусть оформляется.

Поскребыш еще не знала, расскажет ли Елизавете о своей операции по задержке съемок Секс-символа. Пока ей была нужна информация, что происходит в конкурирующей группе, и Елизавета будет приносить эту информацию в своем клюве.

– Я завтра буду в Театре киноактера. Позвоню, загляну к ней, заодно и посмотрю на коллекцию ножей.

– Спасибо, – сказал Продюсер.

Она почему-то вспомнила подслушанный разговор матери с подругой, когда им было примерно столько же лет, сколько ей сейчас. Мать жаловалась подруге:

– Я уже договорилась, что мне привезут дубленку из Монголии, а он не дает на нее денег.

– Чем мотивирует? – спрашивала подруга.

– Что у меня вполне приличная шуба из цигейки.

– Он не дает, и ты ему не давай, – посоветовала подруга.

– На неделе я могу ему сказать, что устала. Но в субботу или воскресенье, когда отосплюсь и отдохну, мне крыть нечем.

– А зачем объяснять – устала, не устала! Не хочу. Он тебя сколько раз в неделю хочет?

– Раз, редко два раза.

– Ты ему два раза откажи, у него на третий раз знаешь как торчать будет! Я когда своему два раза отказываю, он понимает, что я недовольна, и готов сделать все, чтобы только я его в себя впустила.

– И дубленку купил бы? – спросила мать.

– На дубленку у него денег нет. Деньги все у меня. И ты все деньги держи на своей сберегательной книжке.

– Этот момент я упустила, – призналась мать. – Если бы настояла с самого начала…

– Настоять никогда не поздно, – учила мать подруга. – Мы всегда можем, но не всегда хотим, они всегда хотят, но не всегда могут.

– Мой может всегда, – ответила мать.

Поскребыш запомнила материнские слова и всегда обращала внимание на мужчин, похожих на ее отца. Однажды она переспала с одним из таких, уж очень похожим на отца, чтобы понять, что испытывала ее мать. Этот любовник ничем ей не запомнился.

Она попыталась вспомнить, когда в последний раз спала с Продюсером. И не вспомнила. И снова подумала о секретарше Продюсера. Конечно, она все знала о ней. Закончила школу и курсы секретарей-референтов. Ее отец почти ровесник Продюсера, занимался гостиничным бизнесом. Секретарша поступила на экономический факультет Института кинематографии, без помощи и поддержки Продюсера она вряд ли смогла бы туда поступить. Продюсер вел в Институте семинар, и его приглашали заведовать кафедрой. Конечно, его протеже создали режим наибольшего благоприятствования. И разница в возрасте у них не такая уж большая. Через двадцать лет она, Поскребыш, будет почти шестидесятилетней, а секретарша не достигнет еще и сегодняшнего ее возраста.

Продюсер – уже заметная личность в кино, и если несколько лет назад, когда называли его фамилию, то всегда прибавляли, что он ее муж, теперь, когда называли ее фамилию, все чаще добавляли, что она жена Продюсера. Он становился более известным, чем она.

Она знала многих женщин, которые гордились, что были замужем за известными мужчинами. Но ее раздражало, что Продюсер становился все известнее, а она превращалась в дополнение к его известности. Однажды она отметила, что обрадовалась, когда прочла у одного из критиков о продюсерской неразборчивости с напоминанием, что он все-таки кинул своих партнеров. Продюсер решил подать на критика в суд, но юристы продюсерской компании не нашли повода для возбуждения дела: слова критика могли трактоваться по-разному, а раздувать заглохшие давно уже слухи Продюсеру было невыгодно. Она пожалела, что суд не состоялся, – при освещении суда журналисты наверняка в каждом отчете упомянули бы ее имя. Уж она не пропустила бы ни одного судебного заседания. Последний раз ее упомянули в газетах год назад, когда она создала Актерское агентство. Известность по внутреннему ощущению похожа на наркотик. Пока твое имя упоминают, даже неважно, хвалят тебя или ругают, главное, чтобы не забывали. А ее стали забывать. Она каждое утро просматривала всю кинематографическую прессу, театрально-кинематографическую газету, отчеты о презентациях и премьерах. Ее имя упоминали журналисты, давно пишущие о кино, но и в журналистике тоже происходила смена поколений. Для молодых журналистов она была актрисой средних лет. Она начинала сниматься, когда они были школьниками, а сегодня молодые критикессы почти сорокалетних актрис считали чуть ли не старухами.

По только ей известным и знакомым интонациям она поняла, что Продюсер после их разговора явно забеспокоился и назначил новое обсуждение сценария. Значит, подготовительный период будет еще продлен, а съемки «Пансионата для богатых» она начнет значительно раньше.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю