Текст книги "Взрыв Секс-бомбы"

Автор книги: Валентин Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Елизавета постулаты маршала-отца восприняла буквально на первом же фильме. Режиссер возмущался, а она села рядом с монтажницей, вырезала все, что предписали вырезать, но тут же написала на главного редактора студии главному редактору Комитета по кино свое особое мнение, то есть выполнила приказ нижестоящего начальника и обжаловала этот приказ вышестоящему, охарактеризовав нижестоящего самодуром, пошляком, ничего, кроме вреда, не приносящим советскому кино.

На следующем фильме, получив замечание от главного редактора Комитета, она написала на него в Центральный Комитет партии, так как главный редактор Кинокомитета был номенклатурой ЦК партии.

И руководство к фильмам, где она была редактором, стало относиться с особым вниманием – никому не хотелось, чтобы в жалобе его назвали идиотом и вредителем. Зато режиссеры приглашали ее редактором в свои фильмы, потому что ее присутствие было гарантией, что к материалу не будут придираться по мелочам. Единого мнения о Елизавете в кино не сложилось. Одни считали ее дурой, другие – хорошо просчитывающей варианты.

Елизавета давно знала Поскребыша. Если та пригласила ее на фильм редактором, значит, от нее требовались определенные услуги. Раньше она знала, что, если режиссер приглашает ее редактировать фильм, этого режиссера и его фильм она должна защищать везде и всегда, даже если режиссер прав только отчасти и не прав во многом или если вообще не прав. Изучая историю кино, она уяснила: даже ошибка художника сегодня завтра может стать открытием в кино. Но теперь, когда все решали продюсер или инвестор, который давал деньги, Елизавета не знала, кого защищать, продюсера от режиссера или режиссера от продюсера. Она знала только то, что, если эту работу ей устроила Поскребыш, она должна внимательно выслушать ее пожелания.

– Мне интересно твое мнение о проекте, – сказала Поскребыш.

– Чего ты хочешь? – напрямик спросила Елизавета.

– Ты ведь знаешь, что я не только жена Продюсера, но и владелица Актерского агентства.

– Знаю, – подтвердила Елизавета.

– Мне бы хотелось, чтобы актеры моего Агентства получили роли в этом фильме.

– Если хочешь, значит, получат, – не отрицая, но и не утверждая, ответила Елизавета. Наверное, в этот момент Поскребыш подумала, что Елизавета не так уж и глупа.

Они помолчали, покурили, прихлебывая кофе. Первой все-таки не выдержала Елизавета и спросила:

– Кого ты толкаешь?

– Никого конкретно.

В это Елизавета не поверила.

– А кого неконкретно? – спросила она, попытавшись вспомнить, что слышала о Поскребыше в последние месяцы. И только сейчас осознала, что никогда не слышала о любовниках Поскребыша. Только о ее мужьях. В кино в последние годы что-то менялось – актрисы реже выходили замуж за актеров. Выходили замуж за модных хирургов, за крупных государственных чиновников, за деловых и крутых. Наверное, любовники тоже были из этих же кругов. Или Поскребыш стала исключением и влюбилась в молодого актера, которому собиралась протежировать? Если это так, то этот актер сейчас и вычислится.

– А неконкретно я хотела бы, чтобы главную роль получил Стас.

В сценарии были две главные роли: для Секс-символа и актера пятидесяти лет. Стас Мамин стал известным, исполняя роли тинэйджеров, и сейчас в свои двадцать пять выглядел на восемнадцать.

– Для него нет главной роли, – ответила Елизавета, но тут же поправилась: – Можно, конечно, для него и дописать роль.

– А почему он не может быть влюблен в Секс-символа? – поинтересовалась Поскребыш.

– Не может, – отрезала Елизавета, потому что он моложе ее на пятнадцать лет, а выгладит моложе на все двадцать.

– На десять, – поправила Поскребыш.

– Секс-символ и по роли, и по жизни не будет связываться со щенком.

– Она не будет, а щенки будут, – возразила Поскребыш. – Щенкам нравятся взрослые суки.

– Ты не собачница и не знаешь, что, если суку достает щенок, она так может тяпнуть, что мало не покажется.

– А кобель? – спросила Поскребыш.

– Кобель никогда не тронет ни суку, ни щенка.

– Спасибо за консультацию по собакам, – поблагодарила Поскребыш, и переменила тему разговора. – Секс-символ – по сценарию учительница, а Стас вполне мог быть ее учеником. Он закончил институт или университет, стал экономистом и работает в компании, которая досталась Секс-символу по наследству. Мальчик когда-то, вернее, совсем недавно был влюблен в учительницу математики. Он влюблен в нее и теперь помогает ей даже тогда, когда от нее почти все отвернулись. Это же трогательно. Она, конечно, сопротивляется вначале, а потом тоже влюбляется.

– Понятно, – сказала Елизавета. – Она переспит с мальчишкой и наконец разденется и покажет свои сиськи.

– Да, – согласилась Поскребыш. – Зритель с самого начала будет ждать: разденется или не разденется? Зрителей нельзя обманывать.

– Мальчик будет выглядеть почти как ее сын. Нехорошо, когда мать спит с сыном.

– Он спит с учительницей. Миллионы мальчишек хотят переспать со своими учительницами.

– Я поняла, – сказала Елизавета.

– Что ты поняла?

– Что надо поддерживать Стаса, а не этого старого мудака.

– Никого не надо поддерживать, – рассердилась Поскребыш. – Я тебя хочу убедить, что Стас – лучшая кандидатура, ради него можно и переписать эту любовную линию, потому что Стас как актер выше и Секс-символа, и ее партнера.

– А кто против Стаса? – поинтересовалась Елизавета.

– Никто.

– Для чего тогда ты меня убеждаешь?

– Для того, чтобы убедить.

– А если я не убежусь?

– Тогда Стас не будет играть в этом фильме.

– Мое мнение так важно?

– Конечно, – уверенно произнесла Поскребыш.

Елизавете вдруг захотелось прилечь на диванчик возле окна. Когда она чего-то не могла понять, ей хотелось спать. Наверное, защитная реакция организма. Надо принимать решение, а оно не принимается, и организм просит передышку.

– Стасу сценарий показывали? – спросила она.

– Нет конечно. Ему еще нечего показывать. Роль на него еще надо переписывать. А как переписать, это ты должна внушить Сценаристу. Мне кажется, он тебе когда-то нравился, да и ты ему по-прежнему нравишься, я это поняла, когда увидела, как он смотрел на твою задницу.

– Когда? – удивилась Елизавета.

– На обсуждении сценария.

– Да я старая.

– Как это старая, мы с тобою ровесницы, а я собираюсь еще раз выходить замуж, и этот раз может быть не последним.

– Ты думаешь, что секретарша?.. – спросила Елизавета.

– Чего тут думать, если даже ты почувствовала, хотя видела ее не больше двух раз!

– Три раза. Они все спят с секретаршами, но не все женятся на секретаршах, – заметила Елизавета.

– Не все, но многие…

– Раньше, когда мужик женился на секретарше, то ставил на себе вечное клеймо: «Что с него взять, он же женился на секретарше». У таких людей прекращался карьерный рост.

– Сейчас на это никто не обращает внимания.

– А если я ему скажу: давай обсудим сценарий, а он мне ответит: а пошла бы ты, Лиза, подальше, когда напишу, тогда и обсудим?..

– А ты не говори, что надо обсудить сценарий. Скажи, что надо встретиться.

Ассистент по актерам

Пухленькая, голубоглазая, с белокурыми кудряшками, со вздернутым носиком, она в пятилетием возрасте бойко читала стихи, в десять лет пела «Валенки» из репертуара певицы Лидии Руслановой, и родители верили, что она станет артисткой. К семнадцати годам, когда заканчивала школу, она вытянулась и уже носила лифчик четвертого размера, до которого добирались только сорокалетние и родившие по двое-трое детей.

Может быть, ее взрослое тело и привлекло старого актера, который набирал курс в Институте кинематографии. Он понял, что ошибся, в конце первого курса, но она уже понимала, что нравится актеру, и, найдя повод, приехала к нему домой, зная, что его жена, актриса, на киносъемках в Ялте. В общежитии ее научили надежным способам предохранения. Так она стала любовницей мастера актерского курса. Он не отчислил ее и после второго курса. Два оставшихся года она протянула; в дипломном спектакле мастер дал ей роль, где нужно было петь, и за неплохое пение ей многое простили и выдали диплом.

Она показывалась в пяти московских театрах, но ее не взяли нигде. Некоторое время она получала актерскую зарплату в Театре киноактера и озвучивала монгольские и вьетнамские фильмы: у нее был высокий голос, а режиссеры дубляжа считали, что такими голосами должны говорить восточные женщины.

Однажды ее пригласили сниматься в эпизоде у начинающего режиссера. На режиссера-постановщика она не произвела никакого впечатления, но понравилась второму режиссеру, который выполнял всю подготовительную работу за режиссера-постановщика. Второму режиссеру было за сорок. Невысокий, очень требовательный к другим, он был снисходительным, когда у нее не получалось, и даже репетировал с нею отдельно.

Второй (она так и называла его – Второй) пригласил ее к себе домой в двухкомнатную кооперативную квартиру. Квартира ей понравилась, потому что она снимала комнату в коммунальной квартире и спала на старом диване. У Второго была удобная большая кровать. Она стала жить у Второго, а когда он предложил ей выйти замуж, согласилась. А чего не выйти? Больше не надо было снимать комнату и постоянно думать о заработке. У Второго была хорошая репутация, и его постоянно приглашали на съемки фильмов. Он не пил, был четок, помнил все, что требовалось для съемок, и никогда не конфликтовал с режиссерами-постановщиками, однажды решив, что если он второй, то с первыми, даже бездарными и пошлыми, спорить не стоит. И она стала сниматься – в каждом фильме находилось несколько эпизодов с участием подруг, сослуживиц, соседок главной героини или дальних родственниц главного героя.

На съемках одного из фильмов у нее возник роман с оператором-постановщиком. Она не знала, что у оператора на каждой картине возникает роман с актрисами на неглавных ролях, и почему-то решила, что оператор в нее влюблен и готов уйти от жены. Но оператор от жены не ушел, а Второй не простил ей такой откровенной измены. Они разменяли двухкомнатную квартиру на две однокомнатные. В это время в Ташкенте Режиссер снимал фильм, и ему требовался ассистент по актерам в Москве. Так она стала ассистентом Режиссера. Она связывалась с актерами, отправляла их на съемки, находила замены и показала себя исполнительной и четкой. Режиссер пригласил ее и на другую свою картину. Конечно, она переспала с Режиссером несколько раз, но секс Режиссера привлекал только в промежутках между работой, а когда он не работал, то жил дома, и жена отслеживала каждый час его пребывания вне дома.

Режиссер снимал в основном в Средней Азии, а сниматься в жару в Ташкенте или Душанбе – удовольствие ниже среднего, да и деньги не такие уж большие. Режиссер снимал фильмы, которые на кинофестивали не посылали, премий за них не давали. Но она всегда находила актеров, в основном из Театра киноактера, еще никому не известных или когда-то давно известных всем, а сейчас пьющих или больных. Но если организовать съемки так, чтобы роль можно было отснять за неделю, то неделю выдерживал и алкоголик, и больной.

Сейчас, когда бывшие союзные республики стали самостоятельными государствами и кино снимали национальные кадры, ее Режиссер уже давно был в простое и она тоже. Конечно, она подрабатывала дубляжем, но приглашали редко. Она уже полгода не платила за квартиру и подсчитывала, во сколько ей обойдутся штрафные санкции жилищно-коммунальной конторы.

В начале года, когда начинаются подготовительные периоды на многих картинах, она надеялась, что если кто-то из ассистентов заболеет, то пригласят ее, но никто не заболел, не забеременел, не попал в автокатастрофу. В начале лета начались съемки сразу семи фильмов и пяти на студии имени Горького, но режиссеры были все в возрасте, имели постоянные группы, пробиться в которые было невозможно.

Она и сама держалась за своего Режиссера, который заменял многим одиноким женщинам и мужа, и брата. Когда он начинал снимать фильм, то собирал постоянную свою команду и работа начиналась сразу, все знали слабости и сильные стороны каждого.

Но прошли зима, весна и лето, Режиссер не звонил, а когда звонила она, то он говорил, что пишет мемуары. Впереди были осень и зима, и никаких предложений.

Она продала все, что можно было продать в комиссионном магазине. Ее подруга убирала квартиры у новых русских и устроила ей уборку одной из квартир. Но во время уборки к хозяйке заехала Секс-символ. Она ушла в дальнюю комнату, потом долго мыла ванную и туалет, только чтобы не встретиться с Секс-символом. Она училась с нею и с Поскребышем на одном курсе, поняла, что конкурировать на экране и сцене с ними не сможет, но вот в постели – вполне. Она спала с актером, за которого Секс-символ вышла замуж, она спала и со вторым мужем Секс-символа, Режиссером, а один из мужей Поскребыша хотел даже уйти к ней, но ушел к другой.

Она встала поздно, выпила кофе и вышла на балкон покурить. Ей вдруг захотелось плакать. Неужели в тридцать семь лет закончилась жизнь и ничего больше не будет? И тут зазвонил телефон. В первой половине дня, когда люди работают, ей звонили редко. Голос Режиссера она узнавала еще до того, как тот произносил первое слово. Он всегда выдерживал паузу, прежде чем сказать это первое слово. Тоже режиссура.

– Приезжай в продюсерскую компанию и возьми сценарий «Деловая женщина» у Толстых.

Хорошему ассистенту не надо объяснять, где находится компания и кто такой Толстых. И совсем не потому, что она училась в институте в те же годы, что и этот толстый тогда мальчик. Она знала всех актеров, которые учились за двадцать лет до нее и через двадцать лет после нее.

Она встала под душ. Ванную комнату вместо плитки она облицевала зеркалами. Со всех сторон на нее смотрела молодая женщина с крепкой и совсем не жирной попкой, округлым животиком, который еще возбуждал мужчин. Конечно, не помешало бы подтянуть грудь и убрать намечающуюся складку под подбородком. Будет работа, будут деньги – сделаю подтяжку, подумала она.

Из душа она вышла молодой и стремительной. Достала легкие шелковые трусики, которые не просматривались под платьем, надела чулки, туфли, которые надевала только раз прошлой осенью, и они смотрелись, как новые.

Кожаная сумка-портфель, слегка поношенная, как и положено быть дорогим кожаным сумкам, часы, к сожалению, советские, стандартные. В сумку побросала сигареты, зажигалку, записную электронную книжку, флакончик пробных духов, гигиенические салфетки, пачку из двух презервативов. Начиналась работа, и надо было быть готовой к неожиданностям, иногда даже приятным.

Она прошла до метро. И экономия денег, и надо как можно больше двигаться. И когда женщина идет одна, не очень торопясь, готовая с улыбкой ответить на вопрос о времени, об адресе ближайшего универсама или подтвердить, что сегодня хорошая погода, может возникнуть неожиданное знакомство. Этот ее маршрут был счастливым. На нем она трижды знакомилась с мужчинами. Нет, знакомилась она с десятком, не меньше, но остались трое, вернее, один остался почти на два года, от одного осталась замечательная поездка на Канарские острова, от другого – старые «Жигули». Он выписал на нее доверенность на три года. Через три года она пыталась найти его, чтобы продлить доверенность, но не нашла. Еще два года она ездила по просроченной доверенности, а потом продала машину за триста долларов на запасные части в автомастерскую во дворе своего дома.

Она шла по аллее. На скамейках сидели пенсионеры, молодые матери с детьми в колясках, вышедшие уже на вторую за этот день прогулку.

Продюсерская компания располагалась в старом здании бывшей фабрики. Большой цех стал центральным офисом для все увеличивающего вещания телевизионного канала.

Пропуск она заказала через секретаршу Продюсера из дома по телефону.

Молодые охранники провожали ее взглядами – она это чувствовала почему-то копчиком.

В приемной Продюсера сидела курносая, сероглазая, с пепельной косой, очень большой, но не силиконовой грудью секретарша. Настоящая русская красавица, таких всегда любили еврейские мужчины.

Красавица улыбнулась ассистентке и сказала:

– Вас просила зайти в Актерское агентство Людмила Ивановна.

Поскребыш имела имя и отчество – Людмила Ивановна. Легкое беспокойство сказалось на частоте пульса. Зачем? Играть?! Она еще в институте поняла, что не станет знаменитой актрисой и вообще знаменитой, и всегда удивлялась, что ее помнили известные теперь актеры и режиссеры, с которыми она, если не училась на одном курсе, то несколько лет встречалась в коридорах общежития, в студенческой столовой или плавательном бассейне «Чайка» – студентам давали абонементы на самые ранние утренние часы и самые поздние вечерние.

Секретаршей у владелицы Агентства была огромная мосластая девица почти двухметрового роста. Или телохранительница, или лесбиянка? Хотя Поскребыш пользовалась даже б о льшим успехом у мужчин, чем Секс-символ десятилетия.

Поскребыш вышла из-за стола и подошла к ней. Тоненькая, в костюмчике от Кардена, она обняла Ассистентку, и они коснулись друг друга щеками, сокурсницы и почти подруги.

– Ты по-прежнему в замечательной форме, – сказала Ассистентка.

– А ты по-прежнему восхитительна в своих формах. Какая грудь! А о такой заднице, как у тебя, можно только мечтать.

– Ты свои мечты осуществила самой первой. И остаешься самой первой по-прежнему.

– Второй, – возразила Поскребыш. – Первая у нас – Секс-символ десятилетия. Кстати, сценарий, который тебе дали, написан специально для нее. Прочтешь, позвони. Мне интересно твое мнение.

– Обязательно, – пообещала Ассистентка.

– Завтра между двенадцатью и часом, сюда, в Агентство, – уточнила Поскребыш.

Это был уже приказ. Ассистентка насторожилась. Поскребыш мгновенно поняла, что выбрала неверную тональность, и тут же поправилась:

– Толстых вкладывает деньги в этот проект, поэтому ему, да и мне тоже, не безразлично, что получится в сухом остатке. Исполнители должны быть экстра-класса. Я готова помочь актерами из своего агентства.

– Поняла, – ответила Ассистентка, хотя на самом деле ничего не понимала. Поскребыш готова помогать Секс-символу? Никогда! И почему так важно ее мнение? Ассистент ничего не решает, ее мнение всего лишь рекомендательное, а Поскребыш в рекомендациях не нуждалась.

Тем временем Поскребыш достала из стола коробочку, обтянутую кожей, и протянула Ассистентке.

– Мой презент, – сказала она. – Передариваю. У меня уже есть такие. Швейцария.

Поскребыш достала часы и показала: на ее руке, на точно таком же браслете, была копия плоских маленьких часов из коробочки.

Ассистентка отстегнула толстенькие часы Пензенского часового завода и надела новые.

– Замечательно смотрятся.

На полной руке Ассистентки часы смотрелись сверкающим символом роскоши и богатства.

На протяжении съемок фильма они встречались еще несколько раз, но никогда Ассистентка не видела у Поскребыша точно таких же часов. У нее, конечно, было много часов, и она их никогда не носила подолгу. Ассистентка и подумать не могла, что это особый прием, как шуба с царского плеча. И тогда, как и сегодня, такими подарками гордились.

Ассистентка вышла из актерского агентства взволнованной. Ее помнили, ей сделали подарок, от нее чего-то хотели. Она пока не понимала, чего, а если не понимала, то начинала нервничать. Чтобы успокоиться, она села на скамейку в скверике и закурила. Старики-пенсионеры смотрели на нее с явным осуждением. Одна из старух выждала несколько минут, считая, наверное, неприличным делать замечания сразу, и затем сказала:

– Будешь курить – сбледнеешь с лица.

– Пошла ты, старая, на х… – ответила Ассистентка, зная, что, когда старух посылаешь, они мгновенно замолкают от удивления и возмущения. Потом, правда, начинают кричать и даже пытаются ударить. А почему, собственно, не ударить женщину, которая позволила себе такие слова?

Ассистентка, чтобы предотвратить крик, встала со скамейки, обозвала старуху старой идиоткой и пошла к троллейбусной остановке. Ей была необходима разрядка, и она поехала в Дом кино, прикидывая, хватит ли у нее денег на кофе и стакан минеральной воды.

И хотя в Доме кино еще не начинался вечерний показ новых фильмов, но ресторан и буфеты на этажах работали, в фойе Белого зала за столиками сидели актеры, вернувшиеся с гастролей и киноэкспедиций. Ее обнял типичный эпизодник – большой, толстый, нелепый. От него несло коньяком. Ей тоже хотелось выпить, и она применила старый испытанный прием. Внимательно осмотрев актера, Ассистентка спросила:

– У тебя телефон не переменился? У меня сценарий, мы уже в запуске.

И она встала в небольшую очередь к буфетной стойке.

– Тебе чего? – спросил актер.

– Я возьму сама.

– А я для чего?

Актеру не терпелось узнать, о чем сценарий, на какую роль он может претендовать и кто режиссер. Сам напросился. Ассистентка продиктовала:

– Капуччино, коньяк, бутерброд с семгой.

Конечно, она его выставляла. Но в Москве, без командировки, в эпизоде, она всегда сделает ему две-три киносмены. Актер это знал и за все заплатил.

– Про что сценарий? – спросил актер.

– Ты можешь сыграть все, – ответила Ассистентка. – Тебе дублер не нужен? Ты машину водишь?

– Обижаешь! Хоть на «Формулу-один».

Ассистентка выпила пятьдесят граммов коньяку, достала сигарету, закурила. Теперь она была готова обещать все и всем. И вспомнила главный принцип ассистентов: «Рекомендовать, но не настаивать».