Текст книги "Женская собственность. Сборник"

Автор книги: Валентин Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

На полу оказалось холодно, дуло из плохо заклеенных на зиму окон, и он поторопился закончить, поняв, что напряженная Татьяна не расслабится.

На следующее утро Татьяна позвонила в институт, сказала, что поехала в ветеринарную академию на кафедру травматологии, где работала ее приятельница, которая всегда могла ее прикрыть.

Они сидели на кухне, пили кофе и обсуждали его проблемы.

– Ты где бы хотел работать? – спрашивала Татьяна.

– Там, где нужны механики.

– В Москве на данный момент необходимо пять тысяч механиков в две тысячи мест. По какому принципу ты будешь искать это место?

– А какие принципы существуют у москвичей, когда они ищут работу?

– Работа должна быть как можно ближе к дому, чтобы не тратить слишком много времени на дорогу. Лучше, если работа недалеко от метро, чтобы не делать несколько пересадок. Чтобы работа давала не только зарплату, но и левый приработок, потому что на зарплату, даже министерскую, прожить невозможно. И чтобы были перспективы для роста.

– Например?

– Если ты пришел механиком, то смог бы стать старшим механиком, а потом главным механиком всего Советского Союза.

– И все можно просчитать заранее?

– Не все, но многое.

– А если мне захочется чего-то невероятного?

– Я тебя уже немного знаю, ничего невероятного тебе не захочется. А если захочется, будем искать пути исполнения желаний.

Он решил поколебать уверенность Татьяны и сказал:

– Я бы хотел работать в министерстве сельского хозяйства.

– Но это же работа для клерков.

– Вначале для клерков, – согласился он. – Но я покажу, на что способен, и смогу, как ты говоришь, стать главным механиком Советского Союза.

– А наукой не хочешь заняться? – спросила Татьяна.

– Не хочу.

– Ладно, – согласилась она. – Министерство так министерство. Будем искать проходы в министерство.

Его всегда удивляла способность москвичей всюду находить знакомых, которые могли бы помочь и посодействовать в обход всех очередей, указов и постановлений.

Татьяна открыла большую телефонную книгу. В министерстве сельского хозяйства никто из ее знакомых и сокурсников по ветеринарии не работал. Схема обзвона была примерно одинаковая с небольшими вариациями. Кате, Любе, Тамаре, Вере задавался один и тот же вопрос:

– У тебя есть свой человек в министерстве сельского хозяйства. Надо устроить туда мужика, с которым я сплю. Потом расскажу. Может быть, за него выйду замуж.

К концу вечера нашлось несколько референтов, начальников главков и один заведующий сектором в ЦК партии, с которым Татьяна встречалась на днях рождения одной из подруг. Заведующий сектором вот уже три года был у той в любовниках. Он тоже учился в ветеринарной академии, только на три курса старше. Татьяна позвонила ему домой.

– Псковский сельскохозяйственный. Главным механиком в совхозе «Восход», да, в Подмосковье. Да, член партии. Его даже приглашали на работу в райком партии. Почему не согласился? Ты об этом сам его спросишь. Завтра в девять пятнадцать? Спасибо! Чтобы не забыл партийный билет? Напомню, – и Татьяна продиктовала фамилию, имя и отчество.

Он приехал на Старую площадь в ЦК партии на полчаса раньше, еще не умел рассчитывать время поездок на метро.

Он увидел, как через проходную шли работники аппарата в ратиновых или суконных пальто с каракулевыми воротниками, в норковых шапках. Дубленки, модные уже несколько лет и очень дефицитные, почти не встречались. Потом ему объяснили, что в партийных органах ценили консервативность, потому ни дубленки, ни женские брючные костюмы не приветствовались. Одно время женщин в брючных костюмах заворачивали и предлагали приходить в нормальных юбках и кофтах.

Он бывал на районных партийно-хозяйственных активах и отметил, что районные руководители ничем не отличались от цековских. Та же упитанная плотность давно не работающих физически и не занимающихся спортом мужчин, те же серые и черные пальто с каракулевыми воротниками.

Заведующий сектором оказался сорокалетним, спокойным и уверенным, в темно-синем костюме при малиновом галстуке. Эта была почти партийная униформа. А при коричневом костюме полагался темно-серый галстук.

Заведующий расспросил его о совхозной жизни, назвал директора по имени и отчеству, то ли была хорошая память, то ли успели подготовить нужную ему справку.

– Какое, кстати, у вас мнение о директоре? – спросил заведующий.

– Он на своем месте.

– Но, наверное, претендует на большее?

– Думаю, что не претендует. Ему осталось работать до пенсии пять лет.

– А вы претендуете на работу в министерстве?

– Я не претендую, – уточнил он. – Но мне было бы интересно поработать в министерстве.

– Сейчас рассматривается вопрос о моем назначении заместителем министра…

– Рад за вас.

– Значит, поработаем вместе, – закончил беседу заведующий.

И он понял, почему его так быстро принял заведующий. Перед уходом из ЦК он уже собирал в министерство верных или хотя бы обязанных ему чиновников.

===

Над его внедрением в Москву Татьяна работала целенаправленно, по известным, вероятно, только москвичам принципам. Дом Татьяны стоял в глубине микрорайона, примыкавшего к Ленинскому проспекту. А Внуковское шоссе и Ленинский проспект считались правительственной трассой, поэтому все, кто селился рядом с трассой, проверялись.

– Мы москвичи, и на нашу проверку ушло около месяца, – сказала Татьяна. – Не москвичей проверяют до двух месяцев.

– Чего меня проверять? – удивился он. – У меня только учеба в институте и одно место работы.

– Вот и запросят уполномоченных КГБ там, где живут твои родители, где учился, где работал, с кем общался, не привлекался ли, не сидели ли твои родители. Но прежде чем сдать твой паспорт на прописку, необходимо наш брак зарегистрировать. Брак можно регистрировать во Дворце бракосочетаний, для тех, кто в брак вступает в первый раз. Ты вступаешь в первый раз, поэтому имеешь право на Дворец бракосочетаний, но там очередь месяца на три. Можно зарегистрировать в обычном районном загсе, туда у меня есть ход, и нас зарегистрируют через два дня.

– Тогда в загсе.

Свидетелем с его стороны согласился быть космический муж Маруси, через два месяца он стал свидетелем со стороны космического мужа, когда тот регистрировал свой брак с Марусей.

После регистрации вчетвером зашли пообедать в ресторан «Гавана». Он заплатил в два раза больше, чем рассчитывал. Он взял чек, прихватил и меню. Вечером просчитал на калькуляторе и убедился, что его обсчитали ровно на треть. После этого случая он всегда проверял ресторанные счета.

Ольга поздравила их. Следующий день был выходным, Татьяна рано ушла на рынок. Он завтракал вместе с Ольгой.

– Ты не обращай внимания, что тахта скрипит, – сказала как бы между прочим Ольга. – На полу ведь неудобно, и дует из окна.

– А ты откуда знаешь, что дует из окна?

– До тебя у мамы был доцент, они тоже трахались на полу. Доцент жаловался маме, что после каждого визита к ней у него всегда начинается приступ радикулита. Перегородка между комнатами очень тонкая, я все равно все слышу. Теперь я не могу уснуть и жду, когда вы переберетесь на пол, а потом – когда вернетесь на тахту.

Он промолчал. Как вести разговоры об интимном с хоть и очень взрослой, но девочкой, он не знал и рассказал Татьяне об этом.

Теперь они с Татьяной занимались любовью только по субботам, потому что у Татьяны был выходной, а Ольга в субботу уходила в школу.

В субботу они не торопились. Они занимались этим перед завтраком, потом после завтрака, иногда у них до прихода Ольги получалось и по три раза. Он настолько привык к такому графику любви, что, уже уйдя от Татьяны, он к своим любовницам приезжал только в субботу утром, а когда женщина предпочитала встретиться в будни и вечером, он не мог перестроиться и не получал удовольствия вечером.

Заведующий сектором ЦК уже перешел в заместители министра, поставил визу на его заявлении, а он не мог прийти в отдел кадров без паспорта: несмотря на все усилия Татьяны, его проверяли два месяца. За это время он несколько раз снимал деньги со сберегательной книжки, чего раньше никогда не делал. Наконец он получил паспорт с московской пропиской, пришел в отдел кадров, и его направили в управление тракторной промышленности. Так он стал куратором Минского тракторного завода, который выпускал, кроме продукции для Советской армии, и совсем неплохие тракторы «Беларусь» для советского сельского хозяйства.

Теперь, когда он стал ее законным мужем и начал работать в министерстве, Татьяна решилась пригласить его на семейный обед. Они приехали на их старую квартиру, в которой он побывал двенадцатилетним мальчишкой.

Квартиру занимала младшая сестра Светлана, его ровесница. Она удачно, как считали Татьяна и Ольга, вышла замуж за австрийского бизнесмена. Австриец купил две двухкомнатных кооперативных квартиры, в одну отселил отца с матерью, в другую – Татьяну с Ольгой. Отец с матерью теперь жили в Бибирево, а Татьяна с Ольгой в конце Ленинского проспекта в 38 квартале, названий для кварталов не хватало, и им присваивали номера.

Бизнесмен понимал, что офис должен быть в центре. Вначале в бывшей генеральской квартире был офис и жилая комната, потом он расселил соседнюю коммунальную квартиру, предложив соседям три однокомнатные квартиры в Теплом Стане, и занял еще одну, четырехкомнатную квартиру.

Австриец, невысокий, сухопарый, старше своей жены лет на двадцать, расцеловался с Татьяной и Ольгой, похлопал его по плечу и предложил перед обедом выпить виски.

Светлана превратилась в ухоженную молодую женщину. Она внимательно осмотрела его и сразу же спросила:

– Мы с вами когда-нибудь встречались?

– Конечно. Я даже запомнил вашу клетчатую юбку из черных и красных клеток.

– Да, юбка была, – подтвердила Светлана. – Мне ее сшили из пледа, когда я ходила в четвертый класс. Но по школе я вас не помню. Вы учились в нашей или соседней школе?

– Я учился не в московской школе.

– Пойдем делать салаты, – предложила Татьяна Светлане.

Сестры ушли на кухню, и, хотя они говорили не очень громко, он слышал каждое их слово, потому что хотел слышать.

– Мне он не понравился, – говорила Светлана. – Загадочными хотят казаться только пошляки.

– Я думаю, он один раз соврал, а теперь не может признаться, – не согласилась Татьяна. – При нашей первой встрече он так хорошо рассказывал обо мне и моем любимом платье джерси, потом тебе из него юбку сделали, я поняла, что он в меня влюбился еще мальчишкой. Конечно, он у нас бывал, но почему-то не говорит с кем. Может быть, его мать была школьной уборщицей, она убирала и у нас в квартире, с ней иногда приходил мальчик, ее сын. Может быть, он стесняется признаться, что у него мать уборщица?

– Тот мальчик был черный и кудрявый, тетя Таня понесла его от армянина. Этот почти ариец. Тебе с ним хорошо?

– Да.

– А спать с ним хорошо?

– Очень.

Потом он многое прощал Татьяне за эти слова.

– Чего он хочет в жизни? – спрашивала Светлана.

– Работать в министерстве сельского хозяйства.

– Он что, дебил?

– Твой Питер торгует маргарином и счастлив. А мой хочет работать в министерстве. Может быть, он хочет быть министром.

– Ты ему объяснила, что министр – это очень временная должность и очень зависимая? Кстати, когда у вас свадьба?

– Мы зарегистрировали брак, но я вряд ли буду устраивать свадьбу. У меня очень туго с деньгами.

– Я тебе займу.

– Я тебе и так должна.

– Отдашь, когда будут. Я же с тебя проценты не беру. А у него деньги есть?

– Я не спрашивала. Но вряд ли.

– Он насколько моложе тебя?

– На двенадцать лет.

– Это много.

– Твой Питер старше тебя на двадцать лет. Это много или мало?

– Не задирайся, я же любя.

– Я тоже любя.

Когда они возвращались домой, он спросил Татьяну:

– Как будем устраивать свадьбу? На сколько персон?

– Ни насколько.

– Ты не хочешь афишировать свое замужество?

– Не могу. Дорого. Я не платила за квартиру три месяца. Извини за банальные подробности, но я в институте получаю только сто восемьдесят, это все мои доходы, и еще тридцать рублей алиментов.

Никогда не говори сразу, подумай, взвесь все, учил его отец. И он промолчал.

Татьяне звонили каждый вечер. Не очень близким подругам она отвечала неопределенно.

– Да, возможно, выйду. О свадьбе сообщу дополнительно.

Для более близких ответов было несколько.

– Позову на свадьбу, если не сбежит до этого времени.

Или:

– Какая свадьба! Я каждый месяц занимаю деньги до зарплаты.

Или:

– У меня уже была одна свадьба. Хватит.

Или:

– Послушай, иди в жопу! У тебя других забот нет, чтобы думать о моей свадьбе?

После таких разговоров у нее портилось настроение. Она уже дважды отказывалась пойти на девичники, зная, что ее будут расспрашивать о нем. И он решился и спросил ее однажды утром:

– Сколько помещается в комнате людей?

– В каком смысле?

– В прямом. Когда ты, например, устраиваешь дни рождения?

– Человек двадцать.

– Значит, тридцать. Ты в тридцать гостей сможешь уложиться?

– Родственников шесть, нас трое. Сколько будет твоих?

– Нисколько.

– Почему?

– Если ты меня выгонишь, мне придется вернуться, и я не хотел бы, чтобы все узнали о моем поражении.

– Неужели ты об этом думаешь?

– Конечно. Ты можешь сказать: пошел вон! И я пойду. В твоем доме я бесправный.

– А когда кончается ощущение бесправия у таких закомплексованных идиотов, как ты?

– Когда построю свой дом.

– Объясни, что это такое?

Он уже понял, что сказал лишнее. Он еще не знал выхода из этой ситуации: как построить квартиру, чтобы ее ни с кем не делить. Юрист ему объяснил, что все нажитое совместно имущество делится пополам с женою. Татьяна будет иметь право на половину его будущей квартиры, а он в ее квартире абсолютно бесправный первые пять лет. Для иногородних, которые женились на москвичках, был установлен пятилетний испытательный срок. В течение пяти лет женщина могла доказать, что брак был заключен в корыстных целях, для получения жилплощади. Тогда брак считается фиктивным и аннулируется. А он хотел, чтобы у него был свой дом и чтобы он мог ввести в него женщину, а не женщина его. И если у них не сложится жизнь, он может сказать ей:

– Уходи!

А не она ему:

– Пошел вон!

– Я хочу построить большую и хорошую квартиру, – сказал он.

– Я тоже хочу, – ответила Татьяна.

– Значит, наши желания совпадают. А пока займемся приготовлениями к свадьбе. Все-таки я женюсь в первый раз.

Он не хотел продолжать разговор о квартире.

Директор совхоза, узнав, что он работает в министерстве сельского хозяйства, распорядился, чтобы забили подсвинка и продали ему мясо по себестоимости, получилось раз в пять дешевле. Из совхоза он привез два десятка забитых кур, сотню яиц. Из подвала своего еще коттеджа достал ведро огурцов, ведро квашеной капусты, моченой брусники, мешок картошки, банки со смородиновым и малиновым вареньем.

В это время развернулась уже антиалкогольная кампания, водку отпускали по талонам, а когда выбрасывали в свободную продажу, у винных магазинов скапливались очереди в несколько сот человек. Директор совхоза достал талоны в райисполкоме, сам поехал с ним на местный ликероводочный завод, и ему в машину погрузили три ящика водки, не обычной, а отборной, многократно очищенной, которая предназначалась для руководства области, гостей и подарков нужным людям в Москве. Литровые подарочные бутылки ценились особенно.

Татьяна с Ольгой и Марусей нажарили бифштексы, кур, наделали салатов и морсов.

Свадьба удалась. Веселились до глубокой ночи. Потом они рассматривали подарки: от сковородок до особых, лазером заточенных хозяйственных ножей.

Так началась его новая московская жизнь. Пока получалось все, как он планировал. Не сразу, но перебрался в Москву. Начал работать в министерстве сельского хозяйства, просчитав свою карьеру на несколько лет вперед. Года три у него уйдет, чтобы стать хотя бы заместителем начальника управления, потом с этой должности может уйти на учебу в высшую партийную школу, а если повезет, то и в академию общественных наук. Тогда, через три года, после защиты диссертации, он вернется в министерство, перепрыгнув, как минимум, две должности, построив к этому времени кооперативную квартиру. Он узнал стоимость кооперативных квартир в разных районах Москвы. При внесении сразу полной стоимости он мог получить квартиру в течение месяца, но у него пока не было денег на полный взнос. Он потратился на свадьбу, и за те два месяца, пока он не работал, тоже ушло довольно много денег. Его министерской зарплаты хватало только на еду и бензин для машины. Произведя подсчеты, он понял, что без дополнительного заработка не скоро скопит на полный взнос в кооператив и будет, как большинство министерских мужчин, получать от жен по пять рублей на обед и сигареты. В министерстве он подрабатывать не мог, но после семи часов вечера у него оставалось еще, как минимум, четыре часа безделья, за своим столом в управлении он физически не уставал. В это вечернее время в деревне обычно делается вся работа по дому и огороду. Огорода не было, а в доме за месяц он вбил все гвозди, починил все, что можно починить.

Он прошелся по ближайшим гаражам. Теперь, когда разрешили кооперативную деятельность, в гаражах открылись авторемонтные мастерские с автоподъемниками и мойкой. Он поговорил с владельцем мастерской ближайшего от него гаража.

– А что ты можешь делать? – спросил владелец.

– Могу все. Но больше занимался электрооборудованием. Я был главным на станции технического обслуживания.

Он назвал адрес совхозной станции и оставил свой домашний телефон.

– А этот бронетранспортер сам собрал? – спросил владелец, кивнув в сторону «УАЗа». Собранная собственными руками машина была его лучшей визитной карточкой.

Владелец мастерской позвонил через неделю, по-видимому собрав о нем всю необходимую информацию.

– А почему не хочешь начать собственное дело? – спросил владелец.

– Я могу работать только после основной работы, вечерами.

– А зачем тебе эта работа в министерстве, платят ведь гроши.

– Пока мне эта работа необходима.

– Тебе жить. Можешь попробовать у меня.

Он попробовал, и у него сразу появились постоянные клиенты. Он все делал быстро и хорошо. На диагностику у него уходили минуты. Неисправности в электрооборудовании советских автомобилей были стандартными, в зависимости от срока эксплуатации автомобиля. Инженерные знания и интуиция делали его хорошим работником. Через три месяца он сказал, что заслуживает увеличения своей оплаты. Владелец не согласился. Прежде чем завести разговор о прибавке, он просчитал и отказ, поэтому договорился с владельцем другого гаража, который согласился платить ему больше, потому что с ним пришли и три десятка постоянных клиентов.

В те годы все только зарождалось. И первые кооперативы, и первый примитивный рэкет. Владелец первой мастерской решил его проучить.

В вагоне метро ему вжали в спину заточку, заточенную стальную спицу, которой легко протыкался человек.

– Приходи в полночь к старым гаражам, – предложили ему.

Он пришел, зная по деревенским дракам, что поддаваться нельзя. Приглашающие его на встречу не учли, что этот недавний сельский инженер может оказать реальное сопротивление.

Еще в совхозе он купил за бутылку водки у местного алкоголика охотничью двустволку, сделанную в Туле пятьдесят лет назад.

Он обрезал стволы, сделал вместо приклада револьверную рукоятку, не зная, что точно такие же сооружения были любимым оружием мафий всего мира. От патронташа он прикрепил с обеих сторон ружья еще по три патрона, получилась обойма из восьми патронов двенадцатого калибра. Четырех перезарядок по два патрона хватало для любого короткого боя.

Обрез он привез из совхоза и держал на антресолях в старом приемнике, которой из-за своей громоздкости вряд ли выкинули бы без него на помойку.

Он пришел на пустырь за гаражами. Его ждали трое парней, больше жирных, чем мощных. Ему поставили условие:

– Уйдешь из мастерской, где работаешь. Мы тебе запрещаем работать в любой автомастерской нашего района.

– А кто вы такие?

– Узнаешь, если не выполнишь условия.

– Очень сожалею, но выполнить условия не могу. Я зарабатываю собственными руками.

– Не выполнишь условия, пришьем!

– Начинайте сейчас, чего откладывать.

Парни вынули заточки и пошли, уверенные, что он не выстрелит. Они опять его недооценили. Он выстрелил вначале вверх, потом им под ноги, быстро перезарядил обрез.

– Чтобы не оставлять свидетелей, мне придется пришить вас всех троих.

– Ты чего стреляешь? – спросил один из нападающих. – Сейчас сюда милиция наедет. А у тебя обрез. Незаконное хранения оружия.

– А это не мое оружие. Я отобрал у вас и вынужден был защищаться.

– А отпечатки твоих пальцев?

– Когда я вас пристрелю, на обрезе будут отпечатки ваших пальчиков. Кому поверят? Мне! Я нормальный инженер, работающий в министерстве, член коммунистической партии, а вы местная шелупонь.

Вдалеке, в конце улицы начала подвывать сирена милицейского автомобиля.

– Поговорим в следующий раз. – Нападающие спрятали заточки и направились к дыре в заборе.

– Стоять! – приказал он. – Будем ждать милицию.

– Давай разойдемся по-мирному, – теперь уже упрашивали его перепуганные нападающие.

– Сегодня разойдемся, – согласился он. – Но если что, я вызову своих областных!

Он знал, что областные для москвичей стали более опасными, чем московские группировки. Конечно, он блефовал. Но потом, анализируя эту ситуацию, он понял, что мог выстрелить, и его посадили бы в тюрьму на следующий день, и тогда зачем все эти многолетние старания, чтобы попасть и закрепиться в Москве.

Некоторое время он боялся, что на него напишут анонимку о незаконном хранении оружия, опытному оперативнику потребуется не больше получаса, чтобы обнаружить обрез. Он обернул обрез в пленку, смазал солидолом и закопал под площадкой для контейнеров с мусором, где не проходили ни трубы, ни телефонные кабели.

Через неделю новый владелец мастерской сказал ему:

– Уходи…

– На тебя нажали? – спросил он.

– У них сила…

Он зашел в райком партии к заведующему административным отделом, который отвечал за подбор кадров в милицию, и рассказал почти всю правду, не упомянув только об обрезе и стрельбе.

– Теперь главная сила в районе бандиты? – спросил он.

– Все жалуются, а никто в милицию идти работать не хочет. Вот ты пойдешь?

– Я бы пошел, – ответил он. – Но сами видите, в стране еды не хватает, а я сельское хозяйство обслуживаю.

– Тоже верно, – согласился заведующий и пообещал: – Разберемся.

– Мне написать заявление с изложением фактов? – спросил он.

– Не надо.

– А может быть, мне написать заявление в городское управление внутренних дел или сразу в МВД? Может, районная милиция прикрывает бандитов?

– Никому и ничего писать не надо, – сказал заведующий. – До конца недели разберемся.

Он знал, что любое руководство и в совхозе, и в районе не любило, когда писали заявления. Заявления оставались, регистрировались и потом рассматривались как недостатки в работе администрации.

Через два дня он узнал, что гараж отказал в аренде первому владельцу мастерской, и он вывозит из бокса свое оборудование. А когда он возвращался с работы в метро, к нему подсел сорокалетний сухопарый мужчина в новом костюме, новых ботинках, новом галстуке, новой, ни разу не стиранной сорочке. По взгляду, по полному отсутствию малейшей жировой прослойки он понял, что этот во всем новом – недавно из заключения, в совхоз часто приходили устраиваться на работу похожие на него недавние заключенные.

– Ты чего залупился на быков? Мог бы и без этого хипежа поговорить с пастухом.

– А кто пастух?

– Я, – ответил бывший заключенный. – Возвращайся в мастерскую. Если будут проблемы, ты всегда можешь найти меня на рынке у метро, спросишь у галантерейщика из палатки.

– А кого спросить?

– ППШ. Кликуха такая. А по жизни я Павел Петрович Шмыров. Будь здоров.

– Ты тоже.

Он вернулся в мастерскую. Зарабатывал он в те годы много, но много уходило и на латание прорех в новой семье. Перед зимой выяснилось, что у Татьяны и Ольги чиненые-перечиненые зимние сапоги, немодные и холодные. Он заказал клиенту, и тот ему достал в три раза дороже, чем они стоили бы в магазине, но в магазинах сапог не было. Ольга выросла из своего пальто. Ему в мастерской предложили почти новую дубленку, длинную, модную. Он знал, что Татьяне дубленка будет узковата, но подойдет Ольге, и он купил. Вечером Татьяна вышла к соседке. Ольга обняла его и поцеловала.

– Спасибо, папа, – сказала она.

– Я тебе отчим.

– А как может отблагодарить взрослая падчерица молодого отчима? Хочешь, я тебе отдамся?

– Как говорится, не гневи бога.

– Я думаю, лучше отдаться тебе, чем прыщавому юнцу. Ты ведь умелый. Судя по тому, как вскрикивает мать, ей нравится спать с тобою.

Он не рассказал об этом разговоре Татьяне и потом пожалел об этом.

Обычно он возвращался домой после десяти вечера. Но иногда, когда было много работы, он приходил за полночь. Татьяна и Ольга уже спали, приготовленная еда стояла на плите.

Он ставил еду на небольшой огонь и шел в душ. Однажды, стоя под душем, он скорее почувствовал, чем услышал, что в ванную вошли. Он обернулся и увидел Ольгу. Она рассматривала его.

– Пошла вон, – сказал он почему-то шепотом.

– Я же только смотрю, – так же шепотом ответила Ольга.

– И тебе не стыдно? – спросил он.

– Мне не стыдно. А тебе? – спросила Ольга.

– А если бы я зашел в ванную, когда ты мылась? – спросил он.

– Заходи, – ответила Ольга. – Мне скрывать нечего. У меня все в порядке. Если говорить о размерах, то у меня самая большая грудь в классе. Есть что показать!

– Мать встала! – сказал он.

Ольга мгновенно выскользнула из ванной и быстро прошлепала босыми ногами в свою комнату.

На следующий день он поставил новую щеколду в дверь ванной комнаты вместо старой разболтавшейся, которую он давно уже собирался сменить.

Вход в комнату Ольги был из кухни. Обеденный стол стоял так, что просматривалась большая часть ее комнаты.

Он, как обычно, пришел после десяти вечера. Татьяна быстро сварила ему пельмени и вернулась к телевизору смотреть заседание съезда народных депутатов.

В Тбилиси солдаты били саперными лопатками демонстрантов. Были убитые и раненые. Депутаты требовали разбирательства. Требовали ответа Горбачева. Генеральный секретарь оправдывался, говорил, что ничего не знал о применении силы военными.

Не знал секретарь и того, что псковские десантники штурмовали Вильнюсский телецентр. Раньше не рискнули бы и спросить, теперь спрашивали. Приходилось отвечать и даже оправдываться.

А ведь он вступал в партию, потому что хотел присоединиться к силе, которая никого не боялась и ни перед кем не отчитывалась.

– Они отдали приказ убивать людей! – возмущалась Татьяна.

Может быть, и не было приказа бить, вернее, рубить саперными лопатками. Может быть, солдаты засиделись в закрытых гарнизонах. Их вывезли, и если молодые грузины кричали им нечто оскорбительное, могли ответить и лопатками, потому что саперная лопатка – их штатное оружие. Так его, во всяком случае, учили на военных сборах. Везде ведь есть закомплексованные идиоты, которые особенно смелы в толпе. Он пытался найти оправдание, но оправдывать было трудно, когда восемнадцать убитых и среди них юные парни и девушки. Теперь вся Грузия требовала выхода из состава Советского Союза. До этого, конечно, не допустят. Если разрешить одной, выйдут, пожалуй, все.

– И выйдут! – говорила Татьяна. – Зачем им это государство и этот строй, который держится на штыках.

– Пока на саперных лопатках, – поправил он и пошел в кухню взять бутылку пива.

Ольга стояла перед зеркалом голая. Она поворачивалась, будто давала ему возможность рассмотреть себя получше.

Надо поговорить с Татьяной, в очередной раз решил он, но ему нравилось рассматривать Ольгу, которая напоминала ту юную Татьяну, какой он увидел ее впервые двенадцатилетним мальчиком.

Наверное, Ольга это чувствовала. Теперь, когда он возвращался из гаража, садился ужинать и Татьяна, подав ему еду, возвращалась к телевизору, Ольга, совсем голая, проходила мимо него в ванную и всегда спрашивала, не ожидая ответа:

– Правда, у меня классная попка?

Или:

– У меня грудь больше, чем у матери.

В тот вечер, когда он решился поговорить с Татьяной о странном поведении Ольги, случилось то, чего он опасался. Если Ольга провоцировала его, она могла провоцировать и других.

Раздался телефонный звонок. Татьяна сняла трубку.

– Да. Она моя дочь… Да… Я сейчас приеду.

Татьяна положила телефонную трубку, и он впервые в жизни увидел, как может мгновенно бледнеть женщина.

– Что случилось? – спросил он.

– Мне надо съездить в одно место. Я скоро вернусь. – Татьяна встала и упала бы, если бы он не успел ее подхватить.

– Успокойся, – сказал он. – Машина во дворе. Я тебя отвезу.

Он достал валерьянку.

– Лучше валокордин, – попросила Татьяна. – Сорок капель.

Он накапал сорок капель.

– Случилось что-то с Ольгой? – спросил он.

– Да, случилось. Ольгу изнасиловали. Трое. Двоих уже задержали. Меня просят приехать.

…В милиции он сидел в коридоре на деревянном диване, которые, вероятно, изготавливали специально для милиций, судов, прокуратуры. Легче мыть, да и поскоблить можно, если облюют.

В обезьяннике, за железной решеткой, кричали пьяные:

– Фашисты! Душители свободы!

Мимо него провели женщину хорошо и даже модно одетую, с полным, румяным лицом. В совхозе каждая вторая из принимаемых на работу были похожи на эту. Полнота эта – алкогольная одутловатость, а в румянце просматривался синюшность многолетнего каждодневнего употребления алкоголя.

Он попытался определить в обезьяннике мужчин, изнасиловавших Ольгу, но худые, с плохой координацией алкоголики вряд ли справились бы с сильной и спортивной Ольгой.

Наконец из кабинета следователя вышли Татьяна, Ольга и молодой милицейский капитан. Ольга ему улыбнулась, как всегда, будто ничего не произошло.

– Надо съездить в больницу и венерологический диспансер, – сказала Татьяна.

– Наша дежурная машина на происшествии, – пояснил капитан.

Теперь он сидел в холле гинекологического отделения ближайшей к милиции больницы и ждал, пока врачи брали образцы спермы и писали необходимое для милиции заключение.

В кожно-венерологическом диспансере все стулья были заняты молодыми мужчинами, ожидающими своей очереди. Некоторые читали, один удерживал молодую девушку, которая пыталась уйти из диспансера.

– Ты должна провериться! – убеждал мужчина.

– Я тебе ничего не должна. Проверь свою жену!

– Не трогай мою жену!

– Пусти меня!

– Я тебя отпущу, но завтра тебя сюда приведет милиция. Тебе это надо?

– Что будет завтра, я решу завтра.

Капитан вошел в кабинет врача, и почти сразу вызвали Татьяну и Ольгу. В очереди стали возмущаться.

– Почему без очереди? Здесь все равны.