Текст книги "Женская собственность. Сборник"

Автор книги: Валентин Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Многие министерские чиновники покупали впрок кирпичи, доски, цемент для строительства будущих дач.

Он не верил, что государство вдруг обесценит все деньги, ведь у населения не было больших денег, все копили годами, не могут ведь всех сразу сделать нищими.

Татьяна не знала о сумме его вкладов. Он решил посоветоваться с Ольгой.

– У меня есть кое-какие вклады, – сказал он Ольге.

– Мать о них знает?

– Не знает.

– Я так и думала. – Ольга усмехнулась. – Вы, крестьяне, ведь без запаса не можете.

– Не можем, – подтвердил он. – И нам не хотелось бы, чтобы деньги, заработанные тяжелым трудом, обесценились в один день.

– Как будто нас спрашивали когда-нибудь, что вы хотели бы и чего вы не хотели бы! Неужели ты не понимаешь, что в этом государстве может быть все.

– Но это затронет миллионы людей.

– Ну и что? Мне рассказывала бабушка, что Хрущев законсервировал займы на двадцать лет. Какие-то рабочие на каком-то заводе выступили с такой инициативой. Всегда найдутся несколько мудаков, готовых выступить с любой инициативой. И ничего. Миллионы молча проглотили эту инициативу и молчат по сей день.

– А что говорит Мишель по поводу всей этой ситуации в нашей стране?

– Ему плевать на ситуацию в нашей стране, у него есть своя страна. А рубли он давно перевел в доллары.

– А что делать мне? Я даже не знаю, кто у меня купит рубли за доллары?

– Никто. На сегодня таких дураков нет.

– Что же мне делать?

– Спускай рубли. Покупай все, что еще можно купить.

– В магазинах уже ничего нет. В жилищных кооперативах рубли не принимают. Все ждут обвала.

– Значит, обвал будет.

Обвал произошел раньше, чем его ждали. Печатались новые деньги. Можно было расплачиваться и старыми, но обесцененными в сотни раз.

Из всех ценностей, которые хоть что-то стоили, у него была довольно новая кожаная куртка, которую он купил у Мишеля, часы «Полет», советский хронометр с секундомером, со шкалой часовых поясов, самые дорогие часы в СССР, стоимостью в сто двадцать рублей – месячная зарплата инженера.

Диван-кровать, телевизор, музыкальный центр, которые он купил, останутся, конечно, в доме у Татьяны. Ее квартиру он никогда не считал своим домом.

В несколько дней он стал если не нищим, то таким же, как все. Но все так не работали, как он, по четырнадцать часов в сутки.

И партию запретили, потом, правда, разрешили вместе с другими партиями. Но в министерстве партком ликвидировали, в партии теперь состояли по месту жительства, в основном при жилищно-коммунальных конторах.

Партия сжималась. Каждый день из нее выходили десятками тысяч. Партийные билеты бросали у входа в райкомы. Он не выбросил партийный билет, положив его вместе с дипломом. Так, на всякий случай – если коммунисты снова вернутся к власти или если решат вернуть хотя бы часть партийных взносов.

И все-таки он успел вложить часть своих денег в подъемник, который продавался в таксопарке. Потом этот подъемник он установил в гараже.

По-прежнему он каждое утро ехал на работу в министерство. Когда его спрашивали:

– Зачем тебе работа в министерстве? Ты же талантливый механик!

– Хочу стать министром, – отвечал он.

Но в министерстве он не собирался оставаться надолго, хотя и довольно быстро стал начальником отдела и заместителем начальника управления. Теперь он мог прийти к Лене и рассказать, что он живет в Москве и работает в министерстве, и обязательно, чтобы при этом разговоре присутствовала мать Лены, которая его ненавидела и не верила, что он чего-то может добиться.

Он знал, что Лена и ее муж работают в научно-исследовательском институте. Предполагая, что она будет на одной из научных конференций, он надел свой лучший итальянский костюм и попросил у Ольги ее «шевроле». Лена обрадовалась, увидев его. Рассказала о своих детях, мальчике и девочке, что отец умер через полгода после перевода в Москву и они живут вместе с матерью впятером в трехкомнатной квартире.

Он предложил подвезти Лену до дома. Она увидела «шевроле» и сказала:

– А у нас старенькие «Жигули», совсем разваливаются, но новые пока потянуть не можем.

Она по-прежнему была бесхитростно откровенной.

– Может быть, заедем за матерью, нам по дороге, – предложила она.

– Конечно, – согласился он и даже обрадовался. Одно дело, когда Лена расскажет о «шевроле», на котором ее подвезли, другое – если мать сама увидит эту замечательную машину, она наверняка разбирается в хороших машинах.

– А где работает мать? – спросил он.

– Преподает в школе английский язык. К сожалению, она не успела воспользоваться связями отца и смогла устроиться только учительницей в школу.

Значит, ей пришлось опуститься на уровень рядовой школьной учительницы.

Она его сразу узнала.

– Номер машины московский. Вы живете в Москве? – спросила она.

– Да.

– А где работаете?

– В министерстве сельского хозяйства, – ответила за него Лена. – Мы встретились на конференции.

– А в какой должности?

– Заместитель начальника управления.

– Ваш тесть министр или заместитель министра?

– Мой тесть учитель, сейчас на пенсии.

– А как же вы попали в министерство?

– Я несколько лет проработал в подмосковном совхозе.

– Тогда непонятно, откуда такая роскошная машина?

– У меня кооператив по ремонту иномарок.

– А если государство снова все отберет?

– Уже вряд ли. Еще одной экспроприации Россия не выдержит.

Его пригласили на чашку кофе.

В трехкомнатной стандартной квартире было тесно от детей и мебели, перевезенной из псковской квартиры, он хорошо запомнил ту мебель. В разговоре он был спокоен и уверен. Он немногого добился, но они добились еще меньшего, хотя возможностей у них было намного больше.

Теперь, после девальвации, нищими стали все, и он, и они. Надо было все начинать сначала. Ему с детства внушили, что никто не живет без запаса на черный день. Даже собака зарывает кость впрок, если она сыта, на случай когда еды не будет.

Городские люди вкладывали излишки денег в золото, более просвещенные – в картины, в антикварную мебель, покупать дома и землю при той власти не мог никто. Он был слишком недолго городским жителем. И жил он в городе только с одной мечтой: накопить денег на собственную квартиру, на свой дом. Его отец все вкладывал в свой дом, вместо шифера покрыл крышу оцинкованным железом, построил сарай, перестроил хлев. В доме отца не было никаких ценностей. Он пользовался ламповым приемником, купленным еще тридцать лет назад, и велосипед у него был еще со времен, когда он ухаживал за матерью.

На случай неурожая у отца хранился стратегический запас зерна и круп, засоленного и копченого сала. На продажу, чтобы получить деньги, у отца ничего бы не нашлось. Кому нужны старый телевизор, радиоприемник, велосипед? Наверное, у отца была сберегательная книжка, но, сколько на ней лежало денег, отец никогда не говорил, может быть, верил, что потерянные вклады когда-нибудь компенсируют.

После финансового обвала что-то изменилось в его отношении к деньгам. Он перестал копить деньги. Покупал по случаю доллары, понимая, что в любой момент может выйти постановление правительства или указ президента о закрытии всех обменных пунктов, а покупка валюты может быть приравнена к преступлению, как было недавно.

– Этого уже не будет, – говорила Татьяна. Она верила в демократические и окончательные преобразования. Он не верил. Татьяна увлеклась политикой и все чаще после работы ездила на какие-то совещания «Демократической России».

Ольга взяла академический отпуск в университете и собиралась уезжать со своим негром вначале в Африку, а потом в Англию.

Он предчувствовал беду. В очередной раз, когда он уходил от Ольги, она как-то странно посмотрела на него.

– Ты хочешь о чем-то меня спросить? – сказал он.

– Я хочу тебе что-то сказать. Наверное, мы видимся с тобой в последний раз.

– Наше министерство поддерживает контакты с английским министерством сельского хозяйства. Так что я смогу бывать в Лондоне.

– Извини. Все закончилась. Теперь я покаюсь за грехи свои, может быть, меня и простят.

– Никакого греха нет, – ответил он. – Вместо матери в совхоз на уборку картошки могла приехать ты, и у нас начался бы роман, и я предложил бы выйти за меня замуж, потому что я был влюблен в Татьяну мальчишкой. А потом мне нравились только женщины, похожие на нее. Я был влюблен в свою одноклассницу Марину. А ты похожа и на мать, и на мою девушку Марину.

– Прости меня, – попросила Ольга.

– За что?

– За все, что было, и за все, что будет.

– А что будет?

– Я думаю, все будет хорошо, – ответила Ольга и отвела глаза. Она приняла какое-то решение, а какое, он сразу понял, когда на следующий день вечером Татьяна, не снимая сапог и плаща, прошла в комнату, села в кресло и сказала:

– Поговорим?

Он знал, что она скажет, и все-таки спросил, как спрашивают миллионы мужчин своих жен, попадая в подобные ситуации:

– Что случилось?

– Ты спал с Ольгой?

Мужчины, которые изменяют своим женам, всегда ждут этого вопроса, и женщины, которые изменяют своим мужьям, тоже ждут этого вопроса, и у мужчин и женщин подготовлены ответы на этот случай. Но вопрос, постоянно ожидаемый, всегда почему-то бывает неожиданным.

Наверное, он затянул с ответом.

– Значит, спал, – сказала утвердительно Татьяна.

– Запоздалый симптом ревности? – спросил он.

– Ревности нет, – ответила Татьяна. – Есть омерзение.

– Наверное, если есть омерзение, переубеждать бессмысленно. Ты же все равно не поверишь?

– Я поверила Ольге. Она хамка, маленькая сучонка, но не врушка. Ты можешь сегодня переночевать где-нибудь? – спросила Татьяна. – Мне нужно побыть одной.

Он вышел из дома, шел дождь, и от этого было особенно неуютно. Он стал перебирать знакомых, у которых мог бы переночевать, и удивился, что у него не было знакомых и друзей, к которым можно заехать, выпить и даже не советоваться, а просто рассказать о случившемся. Его семейные знакомые по министерству жили в малогабаритных квартирках. Конечно, поставили бы раскладушку на кухне, но знакомых по министерству не хотелось посвящать в свои семейные проблемы. Да и как позвонить и что сказать? Пустите переночевать. Почему ты не ночуешь дома? Поругался с женою? Можешь лечь в другой комнате или так же поставить раскладушку на кухне.

Проблему с ночевкой он перенес на более поздний срок, вечер еще только начинался. Оставался главный вопрос: почему или зачем Ольга рассказала Татьяне. Он еще надеялся, что не рассказала, а просто могла спросить мать:

– А ты уверена, что он ни с кем не спит?

– А с кем он может спать? – могла спросить Татьяна.

– Со мною, например, – могла ответить Ольга и посоветовать матери: – А ты спроси его сама.

Татьяна спросила, и он выдал себя или почти выдал себя.

Он дошел до телефона-автомата и позвонил Ольге.

– Мне надо с тобой поговорить.

– Поздно уже. Мы завтра с Мишелем уезжаем.

– Тем более. Я сейчас приеду.

– Приезжай…

Они сели с Ольгой на кухне. Она заварила кофе, налила побольше сливок, как он любил.

– Ты рассказала матери? – спросил он.

– Рассказала, – призналась Ольга.

– Зачем?

– Сейчас объясню. Ты спал со мною, так?

– Так. Но это ты пришла ко мне в постель.

– А это неважно, кто к кому пришел. Важно, что пришел. И потом ты приходил по первому моему требованию, вернее, по первому телефонному звонку. Так ведь?

– Предположим, так.

– Если ты мог переспать со мной, следовательно, ты можешь переспать и с другой.

– Между мужчинами и женщинами это иногда случается.

– Можешь не только переспать, но и уйти от матери к другой, и это может случиться в ближайшие годы, когда меня не будет рядом с ней и я ничем ей помочь не смогу.

– Это всегда может случиться или не случиться. Или я могу уйти, или она.

– Шансов, что ты уйдешь, больше. Ты намного моложе ее. Подвернется девочка с хорошей попкой, ты вначале начнешь с ней спать, потом она забеременеет, а ты, конечно, хочешь и сына, и дочку, чего мать тебе уже вряд ли сможет дать. У нее с этим проблемы после нескольких абортов. Сейчас у нее вроде наладились отношения с отцом. Это не он уходил от нее, а она от него, когда он пил и не зарабатывал. Сейчас он тоже не зарабатывает, но не пьет. У них общая молодость, общие друзья, общие интересы в политике, они шестидесятники, а ты не из их компании. Объяснять дальше?

– Не надо. Ты ей рассказала обо всем и в подробностях, как ты это любишь?

– В общем, да.

– А конкретно?

– Я рассказала, что ты приезжал, как только я тебе звонила.

– А ты не думаешь, что после всего рассказанного тобой мать может тебя возненавидеть?

– Вряд ли… Мы дочь и мать.

– Я знаю случаи, когда отец и сын ненавидят друг друга.

– Это отец и сын. Они самцы. Они всегда чего-нибудь охраняют, то ли женщину, то ли территорию, то ли свои принципы, у женщин это редко бывает. Сейчас она на меня злится, но мы помиримся. Она тебе сказала: пошел вон?

– Почти…

– Ты можешь пожить пока в нашей квартире, я скажу консьержке. Новый владелец приедет только через неделю. А за неделю ты чего-нибудь найдешь. Сейчас народ обнищал, многие живут за счет сдачи квартир. Надеюсь, мы с тобою расстанемся друзьями, все-таки несколько лет прожили под одной крышей.

– Не думаю.

– Не говори глупостей. Я тебе передам свой лондонский адрес, будешь в Англии, неужели не зайдешь? Ты же не идиот.

– Вот в этом я теперь не уверен.

– Мы улетаем через три часа. Ты нас проводишь? А то, если не будет тебя и матери, Мишель подумает, что у нас ссора. А я его не хочу посвящать в свои семейные дела.

Он поехал с ними в аэропорт, расцеловался с Ольгой и Мишелем, вернулся в их квартиру, у него оставалась неделя для решения всех своих проблем. Он понимал, что вряд ли вернется к Татьяне в ближайшее время, и она этого не позволит. Начну снова с нуля, сказал он себе и тут же поправился – уже не с нуля. Кое-что у него все-таки осталось. Работа в министерстве, например. Московская прописка. А квартиру он снимет. В конце концов, большая часть людей в мире не имеет своих квартир и домов. Некоторые снимают всю жизнь. Нет, всю жизнь он снимать квартиры не будет, он купит свою. Он не знал только, когда это произойдет, но знал, что не будет суетиться, откладывая каждый заработанный рубль. Ему предстояло пересмотреть многие истины, по которым он жил до сегодняшнего дня.

На следующее утро он начал свою новую, пятую жизнь. Первой он считал деревенскую, второй – учебу в институте, третьей – работу в совхозе, четвертой – переезд в Москву и женитьбу на Татьяне, теперь начиналась пятая жизнь, в которую он решил внести все необходимые коррективы.

Он всегда принимал решения, исходя из обстоятельств, в которых оказывался. После окончания средней школы он мог пойти учиться в военное училище, в педагогический или сельскохозяйственный институт. Все парни из их деревни вращались в этом бермудском треугольнике. Его и в школе не привлекала общественная работа, потому что надо было убеждать или переубеждать упрямых, глупых или вздорных. Ему легче было сделать самому, чем убеждать кого-то или, еще хуже, кому-то приказывать, поэтому сразу отпали и педагогический институт, и военное училище. Он выбрал сельскохозяйственный и подчинился правилам и требованиям в этом институте. И взбунтовался, только когда не получил направления на практику в подмосковный совхоз.

Начав с должности механика, он довольно быстро стал главным механиком отделения и главным механиком станции технического обслуживания автомобилей, потому что этого хотел. Новые должности давали резкое увеличение денег.

И с женщинами он решал сам.

Отец, конечно, многому ему научил, давая советы впрямую, но еще большему он научился, наблюдая за решениями, которые принимал отец, никогда сразу ни с кем не соглашаясь, но и никому сразу не отказывая. Решение готовилось, рассматривалось, учитывалось, как оно повлияет на благосостояние и авторитет. Но если решение принималось, оно выполнялось, даже если на достижение результата уходили годы.

И даже после того, как Марина вышла замуж, он знал, что не женится на племяннице директора. В деревне тем, кто обманывал один раз, не верили всю оставшуюся жизнь. Он не смог бы доверять женщине, которая скрывала, что у нее есть ребенок.

Он довольно быстро понял, что не сделает карьеры в райкоме партии. В министерстве он охотно ездил в командировки, писал отчеты, докладные записки, но получал удовольствие только в гараже. В ремонте автомобильных двигателей не надо служить стоящему выше по должностной лестнице, не надо, чтобы тебе служили стоящие ниже на этой самой лестнице. На какую бы ступень ты ни поднимался, ты зависел и от выше стоящих, и от ниже расположившихся. Нижние стремились вверх, объединялись против соперников, и надо было постоянно определяться, поддерживать одних против других.

В гараже он был на самом верху. В работе над двигателем он ставил диагноз и, как главный хирург, делал основную работу, а ставили на место агрегаты, смазывали, завинчивали, закрепляли слесаря-мальчишки.

Он приготовил яичницу, выпил стакан апельсинового сока и полдня в министерстве затратил, чтобы узнать, где собираются те, кто хотел бы снять квартиру или комнату, и те, кто мог сдать квартиру или комнату.

Москвичи предпочитали жить рядом с метро, чтобы окна квартиры выходили не на улицу, а во двор, чтобы дом не стоял на переполненных автотранспортом улицах.

Он знал, что это жилище временное, поэтому не ставил никаких условий, кроме единственного: квартира должна быть в микрорайоне, где он жил с Татьяной. В этом районе был гараж, и основные деньги шли оттуда. Он не уходил из министерства, понимая, что квартиру он вряд ли там получит, для этого надо проработать с десяток лет, но на комнату с подселением в коммунальной квартире после развода можно рассчитывать. Потом можно эту комнату обменять на квартиру какой-нибудь одинокой и нищей старушки, приплатив. Этот вариант обходился почти в два раза дешевле, чем покупка новой квартиры.

Он позвонил Татьяне. К телефону подошел бывший, а теперь и нынешний ее муж. Они встретились с Татьяной в ресторане, поужинали, как давние друзья, обсудили проблемы развода. Собственно проблем не было, он не претендовал ни на совместно нажитое имущество, ни на квартиру. Он уже снял однокомнатную квартиру рядом с гаражом.

Продав свой «УАЗ», он купил подержанный «мерседес» и пригнал его на станцию технического обслуживания «мерседесов». Он хотел проверить машину на профессиональной аппаратуре. Разговаривая со слесарями, он задавал такие точные квалифицированные вопросы, что, услышав их, к нему подошел механик смены, немец, который совсем недавно устанавливал на станции всю диагностическую аппаратуру, а сейчас доучивал русских механиков и слесарей.

Он вполне прилично говорил по-русски. Оказалось, что русский он выучил от своей жены, немки из Казахстана.

– Хочешь поработать у нас? – спросил он, когда узнал о его высшем образовании и опыте по ремонту автомобиле.

– Хочу, – сразу же согласился он.

В Москве все больше появлялось «мерседесов», «фольксвагенов», «опелей». Это потом южные корейцы заполнили российский автомобильный рынок.

Он понимал, что кооперативные мастерские превратятся в частные, а механики, всю жизнь ремонтировавшие «Волги», на которых стояли не слишком модернизированные «фордовские» моторы пятидесятилетней давности, быстро не переналадятся. Он решил, что перепрофилирует гараж на ремонт иномарок.

Три месяца он работал на станции технического обслуживания «мерседесов» во вторую смену по договоренности с немецким механиком, пока подошло время развода. Сразу после развода он подал заявление о получении жилищной площади в профком министерства и через полгода получил комнату в коммунальной квартире в Крестовском переулке рядом с Рижским вокзалом.

За эти полгода у него возник только один роман. Женщина лет тридцати с хорошей спортивной фигурой. На «Мерседесе-190» она приехала почти к закрытию мастерской. Слух, что в гараже качественно ремонтируют иномарки, уже распространился и без рекламных объявлений. Все слесари торопились домой и предложили женщине приехать завтра. Он отпустил слесарей и начал менять шаровую опору.

– Почему все отказались, а вы согласились? – спросила она.

– Все торопятся домой, а я не тороплюсь.

– Почему?

– Я живу один.

– Вы не женаты?

– Я разведен. К тому же вы моя соседка. Я живу в первом корпусе, а вы во втором.

– Вы давно живете здесь?

– Три месяца.

– И запомнили меня?

– Вы запоминающаяся женщина.

Он запомнил «мерседес», который появился у соседнего дома недавно, немецкие номера еще не успели снять.

– Или вы, как профессиональный механик, заметили, что возле дома появилась новая машина?

Умна и наблюдательна, отметил он тогда. И хотя самые умные женщины клюют на самую грубую лесть, он внес коррективы в свой окончательный ответ:

– Вначале я заметил вас, потом «мерседес», а сейчас совместил вас и машину в единое целое.

– И как вы расцениваете единое целое?

– Вы в великолепной форме, с автомобилем у вас будут проблемы.

– Я к ним готова.

Она подвезла его и сказала:

– Я могу предложить вам легкий ужин.

– С удовольствием соглашусь.

Большую часть ее однокомнатной квартиры занимала огромная тахта.

Они поужинали на кухне холодной курицей и овощным салатом, он выпил водки, она немного вина. Все произошло, как происходило всегда потом, с небольшими вариациями. Пока он сидел и рассматривал журналы «Плейбой» трехлетней давности, предназначенные, вероятно, для гостей-мужчин, она вышла из ванной в легком халате и сказала ему:

– Ваше полотенце крайнее слева желтого цвета.

Когда он вышел из ванной, тахта была расстелена. Он был нежен и отметил ее опытность. И все-таки, занимаясь с ней любовью, он вспоминал Татьяну и Марину. Потом у него будут другие женщины и даже одновременно сразу три любовницы, но ни одной похожей на Татьяну или Марину.

Однажды он в метро встретил женщину, похожую на Марину, и, хотя не умел и не любил знакомиться в транспорте и на улице, заговорил с нею. Женщина возвращалась с дня рождения подруги, явно выпила чуть больше и, может быть, поэтому была легкомысленна и раскованна. Он проводил до ее дома, напросился на чашку кофе. Это была замечательная безумная ночь, и он решил, что добьется, чтобы она ушла от мужа. Она не скрывала, что замужем и муж лечится в санатории, а сын в деревне у бабушки. Утром она сказала ему:

– Я тебе благодарна за это безумие. Женщине такое безумие иногда необходимо. Но никакого продолжения не будет. Я люблю мужа и не хочу его потерять.

Она не сказала ему номер своего телефона. Несколько вечеров он сидел возле ее подъезда и наконец увидел ее. Она возвращалась с мужчиной, по-видимому мужем, тридцатилетним, белобрысым, щуплым, такими могут быть только мужья. Она заметила его. Он был уверен, что она посмотрит из окна квартиры, убедится, что он по-прежнему ждет, и найдет повод выйти.

Она вышла и говорила так жестко, что он понял: у него нет никакой надежды.

И в этот же вечер позвонил отец и сказал, что в деревню вернулась Марина с дочерью и что она уже два года как разведена с мужем.

На следующий день он начал искать повод для командировки. И через сутки выехал в Псков.