Текст книги "Вторая Книга. Друзья и Враги. Демоны наших сердец. Том Второй. Сердце власти (СИ)"

Автор книги: Вадим Вятсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Теперь Комис посмотрел на свои руки, и на левой предательски обозначился этот самый «паучий палец».

Да, если бы он продолжил бег и выпил бы ансортии, как хотел, то отходняк и не наступил бы. Хотя, если честно, Комис уже не знал, где его нормальное состояние, а где состояние оборотня, или, как их еще называли по самоназванию – тафгуры – «серые воины».

Но когда Нэй увидел у него паучий палец?

Комис снова убрал левую руку за спину, чтобы не светить пальцем, о котором он и забыл уже давно, и не придавал его появлению вообще никакого значения, а вон, оказывается, как дела обстоят!

Убрал, спрятал руку и спросил:

– А когда ты увидел у меня паучий палец? – и названия он этого не знал – «паучий палец», но вот смысл понял сразу. Отец с бабушкой даже и словом не обмолвились, есть и есть. Даже, кажется, рады были, когда он у него прорезался. Ведь несколько раз пил ансортию и с трудом, но во что-то там перевоплощался, но при отходняке все было нормально. А в раз четвертый или пятый мизинец наконец щелкнул четвертой фалангой. Правда, тогда Комис обучался перевоплощаться руками, может, поэтому и появился этот предательский или спасительный мизинец…

– За столом в трактире. Ты даже внимания на него не обращал, как и мои друзья – ни Сэм, ни Файнс. Хотя, может, ты обладаешь отводом взгляда? Поэтому никто не видит. Даже Изабелла?

И в самом деле Изабелла никогда не отмечала эту странность за Комисом. Сырое мясо – да, но не паучий палец. Не сказать, что она любопытная, жизнь в Ночной гильдии заставляет быть осторожным, а не любопытным, но очень внимательная, это точно. Но не разу не спросила. А вот Нэй все видит.

А почему у него в трактире палец прорезался?

– Перед салоном Изабелла решила в тот раз насладиться сексом, вот я и принял глоток ансортии, конечно, вне ее внимания. Но тут ей на глаза попалась записка одного из моих охранников о том, что я посетил салон этой, как ее, – задумался на секунду, стукнул себя по лбу, вспомнив: – Норы Мун. Вполне себе приличный салон, но, как потом рассказала мне Белла, когда-то Нора перебежала ей дорогу в одном деле, и с тех пор Белла не переносила ее на дух. И ей показалось, что она позвала меня, чтобы сделать Белле больно, ну, или вообще отбить меня у нее. Даже не понял, какая муха ее укусила. Поэтому я накинул куртку – еще не полностью разделся, страсть не началась – и сбежал, думая, что поброжу пару часов и вернусь, а она уже остынет, и мы спокойно поговорим. Но тут с тобой столкнулся, сам себя в зеркале видел, поэтому как в зеркало заглянул, а если считать, что ночью в полутьме знак сошо почти не виден, только в свете, то сам понимаешь, каково мое удивление.

Нэй усмехнулся:

– Ну, видимо, это судьба! – и уже более серьезно: – Что такое ансортия?

– Отец называл эту штуку катализатором превращения, не очень красиво, но довольно точно. Можно и без нее перевоплощаться, и, как я знаю по рассказам отца, есть среди нас такие существа, но, как я понял, это высшая форма нашего существования, – Комис пока старательно избегал названия своей расы. Расы? Интригу держал? Поэт, ха-ха. – Ни отец, ни я этой ступени не достигли. Хотя, может, бабушка и была этим высшим воином. Не знаю. В общем…

Проговорил и снял с пояса двухгорлышковую флягу, металлическое подобие бутылки, но с двумя горлышками и еще имеющая явно соединение посередине, и протянул Нэю; тот взял довольно аккуратно, открутил одну из крышек – редкость, кстати: в мире Каракрас предпочитали больше пробки, даже для бутылок и фляг для питья в походе – и принюхался и тут же сморщился от запаха:

– Ну и гадость, – и даже всем телом передернулся.

– Да не такая уж, – усмехнулся Комис. – Пахнет Аркетом, вот точь-в-точь!

Нэй удивленно посмотрел на Комиса, снова принюхался, хмыкнул:

– И в самом деле, милый добрый Аркет. Совсем я что-то в комфорте разнежился, – усмехнулся: – Странная фляжка. Причем, как я понимаю, двойная?

– Да, – Комис взял флягу в руки, резко крутанул, и в его руке оказалось уже две половинки с горлышками, и у той, которая была горлышком вниз, можно было заметить странный комок, на вид грязи, но это и была ансортия – странная ткань странных существ. – Воды нужно наливать чуть меньше, чтобы ансортия не намачивалась постоянно; кстати, это у меня последний лоскут, думаю, может, больше не понадобится? Когда нужно попить, отвинчиваешь верхнюю пробку и пьешь воду, которая проходит через ансортию, пару глотков, не больше. И потом оставляешь уже это горлышко вниз, даже если перевернул, чтобы пробку закрутить. Можно и просто взять этот лоскут, в воду опустить и нацедить в стакан этой ансортии.

– Ну это… покажи что-нибудь, – Нэй рукой так махнул.

Комис вздохнул как-то слишком задумчиво или чуть грустно и сделал один небольшой глоток уже из открытого горлышка, закрутил пробку, перевернул и повесил флягу на пояс.

Отошел на пару шагов и глаза закрыл.

Нэй только бровью дернул на такое поведение друга, а потом у него отвисла челюсть от удивления. Да, и Нэя можно было удивить:

– Твою… – только и промолвил, а потом так вскочил резко, в восхищении: – Абалдеть! – именно с «А» и с ударениями на обе «а» буквы.

А удивиться и восхититься было чему.

После того, как Комис сделал глоток, он начал меняться; не сразу, но довольно быстро. Немного расширился визуально – свободная одежда как раз этому способствовала, – даже кажется, выше ростом стал, но главное изменение затронули его руки, точнее, руку, правую – пальцы, которой вдруг удлинились, блеснули серым цветом и вытянулись за какие-то секунды, в длинные, сантимов в двадцать пять, серые, но уже матовые лезвия.

– Абалдеть! Фредди Крюгер и Росомаха в одном флаконе! – подошел и потрогал лезвия, проверяя, настоящие ли они. Настоящие.

– Один глоток – это всегда быстрые точечные изменения любой части тела, и откат быстрый, и отходняк недолгий.

– Хм… И ниже пояса?

Комис неожиданно покраснел, что было видно даже в темноте и свете звезд:

– Можно, я об этом не буду говорить. И ты не говори уж Изабелле. Пожалуйста.

– Ну, она мне уже говорила о твоих странностях, поэтому еще и этот момент стал причиной нашей встречи в столь любопытном месте.

– Ага. Чтобы убить без свидетелей? – Комис снова отскочил, еще увеличив расстояние между собой и Нэем.

Нэй усмехнулся:

– Знаешь, я умею убивать, но не люблю убивать. Это ведь только кажется, что это круто, но на самом деле убийство не приносит ни радости, ни грусти, вообще никаких эмоций, если ты, конечно, не маньяк какой-нибудь, но оно всегда отнимает частичку тебя. Поэтому хотя я и говорил и говорю, что любому вырву сердце за своих женщин, за друзей, я скорее дам этому человеку второй шанс, чем убью, если, конечно, его деянием не была смерть кого-то из моих знакомых и друзей. И убивать нужно сразу! А не размышлять и бегать из угла в угол, думая о… – неожиданно махнул рукой. – Не трону я тебя. Убивать тебя нужно было там, в пакгаузе, когда ты мне чуть шею не сломал, а сейчас мне просто нужна твоя история и понимание, кто ты и что ты.

– Нэй…

– Знаю, – снова махнул рукой. – Я просто человек. Поэтому и дерусь на тотализаторе время от времени, чтобы энергию израсходовать и не уйти во все тяжкие. Давай уж рассказывай свою историю, а то скоро утро, а мы не завтракали, – и улыбнулся. Улыбка у него была всегда удивительная и притягательная. Кажется, не человек, а сама доброта улыбается.

Но вот в глазах зияла бездна.

И этой бездне солгать очень сложно.

========== 03. История Комиса ==========

История Комиса ди Комиса…

Больше половины своей сознательной жизни, а сейчас Комису двадцать шесть лет стукнуло, вот в феврале (уль) как раз, он прожил в блистательной Порте, городе на северном берегу Бамбатура – столице заморских владений Рошанского Королевства.

Если быть точным, то до пятнадцати лет. По словам отца, он там и родился, но при этом матери своей он никогда не видел, не знал, и отец просил, даже слово взял с Комиса, что тот никогда не будет искать ее. Впрочем, женщина в их жизни была. Только вот не мамой ее называли, а бабушкой, даже отец, хотя по возрасту она казалась ровесницей Комису-старшему. Иногда он называл ее странным именем Ан, но было не понять, полное ли это имя или сокращенное, и имя-ли это вообще. Ну, а Комис-младший называл ее всегда бабушка и бабушка, но относилась она к нему, как к родному сыну, даже бывало проговорит так: «Сыночек мой», слезу пустит, и тут же ее голос сухим становится, и как будто не было этой минутной слабости.

Когда Комис остался один, об этом еще будет сказано дальше, он часто вспоминал эти минутные слабости, глаза бабушки и странные движения. И что самое интересное пришел к выводу, что она не была его матерью. Конечно, после встречи с Изабеллой у него была мысль попробовать понять, кто же она такая, так как у Изабеллы были довольно обширные связи, которые и сейчас оставались, но он решил держаться слова, данного отцу. Хотя иногда очень хотелось понять и узнать правду о себе.

Впрочем, и того, что Комис о себе знал, лучше вообще не знать, поэтому более глубоко копать он не начинал именно еще и по этой причине. Ему достаточно было и того, что есть, как говорится, пусть все идет, как движется. А там посмотрим.

Блистательная Порта была городом достаточно большим, если считать, что колониальные городки и форпосты насчитывали от силы несколько тысяч человек как переселенцев, так и военных. В самой же Порте проживало более двадцать тысяч человек вместе с трехтысячным гарнизоном. Вокруг города, несмотря на пустынные пространства, было довольно много обработанной земли, которая вполне обильно кормила жителей как самой Порты, так и была возможность продажи другим городкам по побережью, но при этом все крестьяне жили в самом городе.

Что касается орков, то их не видели здесь, кажется, сотню лет, не меньше. Вроде, как рассказывал отец, у Рошана с местными племенами орков был заключен некий мирный договор. Рошан выплачивал определенную сумму, ну, а орки не нападали на города. Но, видимо, обозы в этот договор не входили, поэтому охранные команды были здесь в почете, и очень многие сорвиголовы искали именно в Порте применения своим умениям и возможностям.

Но все равно история освоения Бамбатура – это отдельная тема, и если бы не орки, то континент был бы уже давно освоен людьми с Каракраса, и вполне возможно, торговые пути уже давно достигали бы земель черных людей – нубаров – которые жили в нескольких таинственных и загадочных королевствах, если так можно назвать их образования, на южной оконечности Бамбатура, за пустыней Сах, которая расположилась в центре этого удивительного и огромного континента.

Но, как уже было сказано, уже лет сто орки и близко не подходили к городам-колониям, время от времени грабя обозы и караваны, при этом, что самое удивительное, почти не убивая людей. Да и тут они действовали избирательно: если у обоза была хорошая охрана, они просто провожали такой обоз взглядом, даже не пытаясь напасть, ну, а если кто сэкономил, тот и поплатился. Орки появлялись, забирали, что хотели, и уходили. Вот что они умели делать, так это прятаться в пустыне. Впрочем, в Сахе было очень много и каменных нагромождений, в которых можно было хорошо спрятаться и переждать жаркий пустынный день. Причем располагались они так, как будто их кто-то так расставил специально, поэтому эти камни еще прозвали «шагами Одарков» так как для всех историков и ученых Каракраса виделось, что только эта великая раса была способна на столь грандиозные постройки, пусть с виду и хаотичные, но при этом дающие и тень, и пристанище любому путнику, застигнутому ночью или жарким днем, в пустыне. При этом в каждом таком «шаге» существовало правило «перемирия»: никто и ничто не имело права в этих камнях выяснять отношения. И это перемирие неукоснительно выполнялось даже орками. Единственное – «шагов» не было на несколько сотен верст на юг от Змеиного языка, на перешейке, соединяющем Каракрас с Бамбатуром.

Может, подробности и не так важны, но с ними был связан непосредственно рассказ Комиса.

Пока Комис был маленький, его воспитание было вполне обычным. Правда, в школу он не ходил, да и не было школ в Порте, а обучался у бабушки, которая оказалась на редкость всезнающим, разумным и отличным преподавателем. Она и зародила в Комисе любовь к стихам. Но, если честно, большая часть того, что Комис знал и читал, это не его стихи, а бабушки. Он просто немного их переделывал. Хотя были и его. Но он их никогда не читал, так как они совершенно не были похожи на бабушкины. Чтобы, так сказать, не стали думать о его таланте. Но пойти учиться на факультет Слова и Письма ему посоветовала именно бабушка. Сказала, что это будет очень интересно и увлекательно. Ну да, если считать, сколько девушек училось на этом факультете.

Э… что-то все не о том разговор. А о девушках потом.

В общем, в двенадцать лет Комис понял, что их столь странная семья не совсем человеческая.

До этого момента он помнил постоянные исчезновения отца. Месяца на два, не больше, но каждый год. После этого он появлялся потрепанным, разбитым, но и в чем-то удовлетворенным.

И вот в двенадцать лет отец и бабушка решили открыть Комису правду. Точнее, были вынуждены открыть.

Хотя, может, они все специально устроили. Комис и раньше видел, что отец что-то пьет – странную, какую-то уж больно вонючую и грязную жидкость, причем делает ее из довольно чистой воды. Но при этом он никогда не оставлял ее на видном месте, да и сам исчезал после этих глотков и появлялся только через несколько часов.

А в тот день по какой-то причине принялся ругаться с бабушкой; Комис совершенно не помнил, о чем был разговор, и это было, кажется, единственный раз, когда они ругались. И, начав ругаться, отец оставил стакан с ансортией на расстоянии вытянутой руки от Комиса-младшего, который делал какие-то задания по математике.

Мальчишке двенадцать лет, любопытство всегда есть и будет. Ну, он и понюхал, а потом и глоток сделал. Ну вот не устоял. А сделав глоток, после ничего не помнил.

При этом, когда он очнулся, никто его не ругал и не требовал больше так не делать. Они даже, кажется, улыбались, что и привело Комиса к мысли, что сделали они это намеренно. К мысли, которая появилась много позже само собой.

Впрочем, как понял Комис, чуть погодя, они были явно обескуражены очень уверенным обучением и восприятием Комисом их оборотнической природы. Чуть позже будет понятно, почему, отец как-то сказал ему, что лучше бы он эту ансортию никогда бы не пил.

Но что сделано, уже не вернуть.

Да и все равно пришлось бы ее выпить, так как события заставили покинуть этот, казалось бы, тихий уголок жизни.

Блистательную Порту.

Поэтому, может, все и правильно было сделано.

С двенадцати лет Комис стал тренироваться, оборачиваться – возвращаться. Вот что ему не давалось дольше всего, это руки и пальцы-когти-лезвия. Но после удачных превращений он все-таки старался ими особо не светить, упирая в превращениях на основное тело.

Ну это… На самом деле сложно объяснить тем, кто не несет в себе частичку оборотня. Хотя. Хм… Как это Нэй вырастил у себя паучий палец?

– Не отвлекайся, рассказывай, – только и сказал Нэй, а в глазах скакали смешинки.

Ну, хорошо.

Начав тренировки, Комис-старший и Комис-младший начали бегать, причем убегали на несколько дней вглубь Бамбатура, отдыхая и пережидая особо жаркие часы в каменных «шагах», охотясь на пустынных тварей, поедая их в сыром виде, и после возвращались в Потру. Такие забеги длились от натиры до десяти дней, и почти каждый месяц.

Предоставленные самим себе, они могли особо не стесняться превращений, а отец как мог объяснял сыну все странности и секреты метаморфоз. Но, как понял Комис, его отец на самом деле не был полноценным тафгуром, вот и появилось это слово, так как родился он уже вне племени и тоже, как Комис-младший, в блистательной Порте.

И, конечно, Комис-старший и рассказывал и об истории тафгуров, что знал, и тоже эти знания неполные. Но что есть, то есть.

Ну, в общем, можно отвлечься и рассказать немного истории.

Так кто Комис такой?

Тафгур! Ну или почти тафгур, так как никогда не жил в племени или расе, поэтому и не мог сказать, что является истинным тафгуром. Но на самом деле не все так просто, как казалось.

В общем, тафгуры – это их самоназвание.

Но в обиходе больше прижилось имечко когтистые – как говорил отец, они сами почему-то не любили название «тафгур» а вот «когтистые», или на их языке «хуфы», встречалось на каждом шагу – из-за того, что их пальцы на руках были способны очень быстро превращаться в длинные острые когти-кинжалы, что Комис и продемонстрировал Нэю, которыми когтистые орудовали очень умело, жестоко и смертельно, от чего их пальцы рук имели очень жесткую кожу, были грубыми и сильными, без излишней нежности, даже у женщин-тафгуров. У Комиса ладони тоже оказались грубыми и было понятно, почему он царапал тело Изабеллы. При этом на ногах когти такой метаморфозе не подвергались – если было нужно, то и здесь можно было вырастить пальцы-когти-кинжалы, но при этом они могли, как у кошки, скрываться в теле пальцев даже в обычном человеческом облике.

И этого Изабелла не видела? Нэй только головой покачал, а Комис снова отскочил от него на несколько шагов.

Тафгуры, когтистые, хуфы – очень сильные, ловкие, быстрые – обладали хорошей способностью к регенерации, поэтому были довольно живучи и не боялись прямых столкновений с менее жизнестойкими противниками – правда, без ансортии эта способность была только чуть выше человеческой. Способны в некоторых обстоятельствах менять, правда, в ограниченных пределах, свой облик – лицо, волосы, даже цвет кожи. То есть тафгуры-когтистые-хуфы – это оборотни, но меняющие свой облик не спонтанно или под воздействием Луны, а осознано.

Тафгуры – это единая раса, существующая как единое племя и как единый организм. Со своей иерархией, кланами и властью. Впрочем, точно Комис не знал о структуре тафгуров, так как отец ограничился общими фразами, сославшись на то, что эту историю поведала ему его мать. Но можно было предположить, что Комис-старший знал все-таки больше, чем рассказывал сыну. Ведь как будет понятно из дальнейшего рассказа, отец сам, лично, не прерывал общение с племенем, просто делал это тайно. И они, Комис-старший и Комис-младший, даже один раз были возле Черного замка! Отец все-таки решился показать сыну место, где племя тафгуров существовало в этом мире. И это произошло, когда они уже жили в Аркете, и…

Здесь Комис сделал паузу, шмыгнул носом, даже слезу пустил, но продолжил саму историю, а не что произошло после «и».

Мать отца как таковой тафгуром не являлась. Можно было подумать, что Миранда, так ее звали, являлась рабыней племени, так как была человеком, почти всю свою жизнь до побега проведшая среди тафгуров. Но и это не совсем правильно.

Да, ее похитили почти в младенчестве, но относились к ней как к члену племени или расы, и она не испытывала особых издевательств от истинных тафгуров.

Впрочем, такое к ней отношение будет понятно, когда станет ясна цель тафгуров в отношении нее. И не только ее.

И тут снова нужно войти в исторические дерби тафгуров, которые Комис знал только со слов отца.

Тафгуры – раса пришлая, появившаяся в мире Каракраса лет четыреста назад, ослабленной и малочисленной.

Все дело в том, что в родном мире они слишком возвысились, слишком усилились и стали слишком опасны. Впрочем, как и всё в рассказе – это только слова отца со слов его матери, может, все и не так было.

Их противники, или люди, или еще какая-то раса, никому сейчас не известная, ждать у моря погоды не стала и призвала Охотников на Демонов! Ни больше ни меньше!

Не сказать, что тафгуры были расой паразитов – а встречались среди демонов такие сущности, – но особых рассуждений и изучений никто не проводил, да и Охотники на Демонов опасность почуяли и…

Впрочем, справедливости ради, нужно сказать, что сначала Охотники пытались все же мирно разрешить конфликт между тафгурами и их противниками. Ведь на самом деле тафгуры не демоны, не паразиты, и Охотникам до них не было никакого дела.

Но оказалось, что демон среди них все-таки был!

Точнее, сущность демонская, хотя уже много веков эта сущность была оторвана от демонского мира и существовала во вполне определенной реальности, и возвращаться в мир демонов не стремилась и желания не имела.

Именно благодаря ей, этой сущности, тафгуры и превратились в опасных и жестоких существ. Они всегда были такими, просто эта сущность усиливала их потенциал силы и зло, ими создаваемое.

Имя этой сущности – реньюр расы, вождь, руководитель, властитель, вершитель судеб тафгуров. Причем эта сущность являлась переходящей, то есть обладала полной памятью всех реньюров расы до вновь рождённого вождя. Что достигалось посредством некоего сосуда – фюргеи, – в котором и хранилась вся сила и сущность реньюра расы. И при гибели или смерти очередного реньюра расы – тафгуры долгоживущая раса, но не бессмертная: смерть от старости у тафгуров лет шестьсот в среднем, доказанная часть их существования -, содержимое сосуда-фюргеи, после определенных ритуалов, просто переливалось в сосуд плоти, то есть в еще не рожденного младенца, находящегося еще в утробе матери. Реньюр расы раз в несколько лет проводил ритуал заполнения фюргеи своей памятью, поэтому после его смерти какая-то часть прежнего реньюра расы переходила и к будущему реньюру расы.

Вот тут рассказ подошел к самому любопытному и главному в повествовании…

Комис-старший как раз и был таким сосудом плоти для возрождения очередного реньюра расы!

При отступлении в этот мир молодой реньюр расы, еще не вошедший в силу, был убит и не успел воссоздать на новом месте ни алтаря, который стал бы питать силами воинов(1) – их среди тафгуров как раз и называли: хуфы или когти – ни, само собой, повести тафгуров на завоевание нового мира.

Отец Комиса рассказал, точнее, почти ничего не рассказал, почему реньюра расы так и не возродили за триста лет существования тафгуров в мире Каракраса – с момента рождения отца Комиса прошло ведь почти сто десять лет, то есть Комис-младший родился, когда отцу было восемьдесят три года! Единственное, что было известно Комису-старшему, это то, что в этом мире, в мире Каракраса, существует какая-то странность по возрождению реньюра расы, от чего возможности открываются лишь через определенное время, как было подсчитано тафгурами, раз в сто шесть – сто тринадцать лет. И сейчас, кстати, как раз открывалось такое окно возможностей, по подсчётам отца Комиса. Был ли период времени для возрождения реньюра расы в родном мире тафгуров, неизвестно, это знание было закрыто для Комиса-старшего.

В общем, если все, что известно, собрать воедино, то окажется, что Комис-младший, сын Комиса-старшего, сам в какой-то степени является неким сосудом плоти для реньюра расы! К чему это могло привести, неизвестно, но Комис надеялся, что он уже давно живет отдельно от тафгуров и вообще никак с ними не связан. И ко всему прочему Она дала слово не вмешиваться!

Кто Она?

Вопрос, конечно, интересный, но об этом чуть позже. А пока рассказ вернулся в Блистательную Порту.

В пятнадцать лет Комис уже сносно превращался, отходняки стали более спокойными и уже меньше требовалось водных процедур после довольно серьезных обращений.

Да, стоит отметить, что любое довольно сильное превращение, обращение, метаморфоза тела в отходняке вызывала массу выходящей жидкости – не менее вонючей, чем сама ансортия. Со временем любой тафгур натренировывался на способ выводить эту жидкость через мочепочечную систему, то есть при полном обращении, а потом возвращении в обычное тело, тафгур мог испускать жидкость до тридцати минут не переставая! При этом не спрашивай, где эта жидкость находится в теле, честно говоря, при отходняке кажется, что ты и есть эта жидкость! И только убрав ее из тела, понимаешь, что вернулся в себя.

Поэтому, как говорил отец, тафгуры переходили в полное боевое превращение – «асура» – только в крайнем случае, в большинстве своем тафгуру для сражения хватало и рук-когтей, так как даже в обычном состоянии тафгуры были необычайно сильны, ну разве что регенерация была не настолько быстрой, как при асуре, когда тафгур был почти неуязвим! Это состояние длилось часов шесть-восемь, у самых опытных воинов до десяти часов. Но после на несколько часов тафгуры, даже хуфы, превращались, превращались в почти беспомощных существ. Поэтому в сражениях они всегда шли волнами, чтобы не дать противнику уничтожить тех, кто оказался в отходняке, и сохранить силы для дальнейшего сражения. Впрочем, пока не появились Охотники на Демонов, этих шести-восьми часов когтистым хватало, чтобы сломить любое сопротивление своих врагов. Но Охотники обладали технологиями и силой, способной совладать почти с любым демоном. А так как тафгуры-когтистые демонами не были, то и началось их мировое отступление, приведшее наконец в мир Каракраса.

И снова это дебри истории, которую Комис-младший знал чисто умозрительно.

Вернемся к рассказу.

Сам Комис только трижды переходил в состояния асура, и было это далеко от Блистательной Порты, и особой радости Комису не доставило. При этом опорожнялся он минут по сорок или даже по чаус, после того как возвращался в нормальное тело.

И когда он лежал в лежку во второй раз, а было это ночью, в одном из каменных «шагов» произошло событие, которое резко изменило его жизнь. Точнее, изменило жизнь всех людей на Бамбатуре.

Ночью возле «шага», в котором отдыхали после тренировок Комис-старший и Комис-младший, остановилось огромное войско орков. Везде вокруг «шага», куда ни кинь взгляд, горели костры и слышалась оркская речь. И сомнения не оставалось, куда они собирались, так как пришли с юга и двигались на север.

У орков никогда не было ни учений, ни маневров, и сколько отец здесь жил, он никогда не видел такую оркскую орду. Как уже было сказано, лет сто ни о каких нападениях орков речи не было, даже на обозы – как дань собирали. А тут просто орда!

Комис пытался прояснить этот вопрос, уже учась на факультете Слова и Письма, и несколько книг его заинтересовали. Ну, событие далеким по времени не было, но и оно не вызвало единства у историков. Одни считали, что причина нападения орков на колонии людей заключалась в том, что за полгода до этих событий умер Лорд-Губернатор колониальной провинции Принц Крови Себар асто рис ди Навах, управлявший этими землями лет девяносто точно и имевший личные договоры с племенами орков окружающих колонии. Ди Навах – вообще личность загадочная, даже не понять, из какой ветки он дома Лонгбардов, то есть мало что об этом человеке можно было сказать, но как переговорщик он был отличным, не боялся лично вести все дела и, видимо, поэтому или еще из-за чего, орки его уважали. А уважение у орков, которые мало что чтили, стоило многого. И, видимо, его смерть – даже сколько ему лет было, историки терялись, то ли сто пятьдесят шесть, то ли сто восемьдесят восемь – привела орков к решению, что раз главный хранитель договора умер, то и договора больше нет.

Вторая версия гласила, что у самих орков сменились племенные кланы и денег, которые платил Рошан, показалось мало, и орки пришли к выводу, что лучше пограбить и взять сразу все, что есть, чем получать мало и долго. Ну, если эта версия верна, то орки одним этим нападением прирезали курицу, несшую им золотые яйца, так как денег в Блистательной Порте оказалось…

Точнее, вообще не оказалось.

В общем, от «шага» до Порты было дня два хорошего бега, или десяток часов в беге в состоянии асура.

Очень быстрый бег.

Хм… не быстрее «буригана».

Что касается передвижения ночью на Бамбатуре, то тут существовали те же законы, что и на Каракрасе – ночью расстояние менялось. Знали об этом орки, знали об этом и отец, и сын.

Но орки на ночь остановились. Они хм… очень плохо видели в темноте. Удивительно, но факт. А вот что делать Комису-старшему, на руках которого в отходняке Комис-младший?

Комис-старший нашел выход. Он вырубил сына, введя того в бессознательное состояние, выпил ансортии, перейдя в режим «асура», взвалил Комиса на плечи и очень быстро побежал через этот оркский лагерь.

И старался бежать там, где не было собак.

Как известно, у орков практически нет нюха. Запахи для них – бессмысленная какофония, они даже пот друг друга не воспринимают. Считается, что таким образом они защищают себя от крови, обладающей очень сильным, прямо-таки бешеным запахом, особенно во время боя. Оркам в бою и так сносило крышу полностью, а если еще запах крови к этому добавить, то они вообще не разбирут, где свои, где чужие. История сохранила случаи, когда у кого-то из орков прорезался нюх, и которые больше одного боя не жили, их убивали свои же собратья.

Но вот собаки, так называемые «орчидавы», величиной с теленка, в запахах очень даже разбирались. Но прирученные не лаять – ну, орки считали, что кто вообще может на них напасть, да и ночью спать нужно, – а выслеживать, они особой опасности не представляли, да и определить их месторасположение труда не составляло: большие костры и клетки – открытые, – в которых и отдыхали орчидавы.

Как отец рассказывал, вроде один такой теленок за ними увязался, но быстро отстал…

Он пробежал еще часть утра, а затем свалился в отходняке. Теперь уже Комису-младшему предстояло выпить ансортии на все превращение, глотков восемь, не меньше, он только-только учился, поэтому ему требовалось больше ансортии.

Кстати, у тафгуров-когтистых тоже нюх чуть выше среднего, видимо, чтобы запах ансортии не сильно мешал для перевоплощения. И поэтому и у когтистых кровь не вызывала особых изменений и желаний.

В общем, днем они уже были в Блистательной Порте. Отец сообщил о виденном, он располагал уважением и влиятельностью в городе, поэтому к его словам прислушались.

Паники особой не было, но насчет эвакуации возникли проблемы, так как в порту Порты стоял всего десяток кораблей, способных принять на борт жителей города. Было еще несколько сотен лодок, но и они не могли принять всех жителей…

Поэтому губернатором города, генерал-майором маркизом Кимом ди Груфом, было принято довольно любопытное решение…

Как известно из истории, было принято решение не защищать город, а тихо и мирно сдать его оркам. Это сейчас и стену строят в нескольких десятках верст от побережья – так называемую Стена Урбана, и гарнизоны усилены. И проведены несколько военных экспедиций в глубь Бамбатура, правда, с переменным успехом, но это потрепало нервы оркам и показало, что договор намного лучше, чем глупая драка.