Текст книги "Туунугур (СИ)"

Автор книги: Вадим Волобуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава седьмая

Открытие кампании

Дома Киреева застал ответ из института на его письмо. Ответ этот, собственноручно подписанный Степановым, был шедеврален. Естественно, вузовское начальство и не думало признаваться в грехах. Самой мякоткой являлось утверждение, что ни пятидневная, ни шестидневная рабочая неделя на преподавателей не распространяются, и более того, у них даже нет установленных выходных дней. Мамбет, похоже, действительно полагал, что если преподаватели и отдыхают, то исключительно его милостью.

Киреев позвонил Бажанову, договорился занести ответ ему на дом.

Красный юрист жил с родителями. Квартира у него оказалась такой же планировки, что и у Киреева, но производила впечатление старой избы: ободранные покосившиеся шкафы, допотопные (и, скорее всего, пережившие реальный потоп) обои, пыль и запустение. Зато компьютер был оформлен в чём-то анимешно-игровом – то ли Дота, то ли Варкрафт: эльфы, орки и всё такое. Киреев не удивился бы, если б и Бажановский Word был украшен фигурами в доспехах и прочей жанровой ерундой.

– Вам надо будет ещё... рассчитать исковое требование, – сообщил юрист, принимая у Киреева институтское письмо. – Ну, то есть, заявление. Составить сумму.

– Сделаю, – пообещал Киреев.

С заданием он справился за неделю: не только составил расчёт, но и добавил к нему пояснения, выделив их фиолетовым, дабы Бажанов ориентировался в вопросе. На сей раз юрист сам пришёл за документами к клиенту.

– Торопиться не будем, – сказал он, отрешённо озираясь, точно осматривал своё будущее жильё. – Всё равно судьи сейчас уехали... в отпусках... бегемоты. Я ознакомлюсь.

Киреев пожал плечами. Специалисту виднее.

Неожиданно позвонил Вареникин. Пригласил на междусобойчик в музей. «Расскажете о сплаве. А я вам – о последних событиях в нашем гадюшнике. Авось пригодится». Киреев удивился. В музей? С чего бы? Могли ведь засесть в какой-нибудь забегаловке, если уж так неймётся. Экономит что ли политолог?

Но отказываться не стал.

Разместились в директорском кабинете – втроём: Киреев, Вареникин и сам Голубев. Сидя у серванта, в котором аккуратно были разложены доисторические черепки, привезённые Голубевым с верхнего Алдана, Киреев попивал коньяк и слушал саркастические излияния Вареникина:

– Наш мамбет включил в штат бабу из Якутска – она числится на кафедре строительного дела как кандидат технических наук, а на нашей – как кандидат экономических. Туда же, на строительное, он устроил двух кандидатов сельскохозяйственных наук из Благовещенска. Сельскохозяйственных!

– Как же они будут читать лекции? – спросил Голубев.

Вареникин насмешливо переглянулся с Киреевым. Тот объяснил наивному музейщику:

– Приезжать будут раз в семестр, на недельку. Вычитают пару лекций, заполнят документы, и уедут. В расписании, само собой, их занятия будут проставлены на весь год. Так решается проблема повышения окладов – один человек работает в одном месте, а числится и получает зарплату сразу в трёх. Всего-то и надо уволить лишних.

– Ага, – поддакнул Вареникин. – Остепенённость в норме, указ о повышении зарплат выполнен. Скоро в институте вообще останется только пара профессоров, которые будут числиться на всех кафедрах докторами сразу всех наук.

– Да ваш директор – просто Остап Бендер какой-то, – сказал Голубев то ли с осуждением, то ли с восхищением.

Вопреки прогнозам, беспощадная метла оптимизации вымела из института не оппозиционера Джибраева, а всегда преданного начальству Вареникина. Вернее, ещё не вымела, но было недалеко до этого: Александр Михайлович перешёл на временную ставку методиста с перспективой сокращения. Причина такой несправедливости оказалась проста: Джибраев представил полный текст диссертации (хотя и недоработанный), а у Вареникина ещё и конь не валялся. Не помогла даже аспирантура в Иркутске, на которую он возлагал такие надежды – по чьему-то недосмотру (по недосмотру ли? – задавался вопросом Вареникин) в институтском отчете она прошла как заочная.

В общем, Вареникину нужна была диссертация, для чего он и заманил на разговор Киреева. Голубев же был ему необходим как парашют на время, пока будет писаться этот труд – Александр Михайлович просил устроить его "на должность ну хотя бы вахтёра". По этому поводу был поставлен коньяк и неплохая по меркам туунугурской интеллигенции закуска. Оба потенциальных благодетеля смотрели на эти потуги скептически.

– Ставок-то у меня нет, – извиняющимся тоном сказал Голубев, опорожняя рюмку с вареникинским коньяком.

– А я не буду писать диссер полностью. Отредактирую, разве что, – с такой же интонацией произнёс Киреев.

Открылась входная дверь, и на пороге возникла секретарша Голубева.

– Анатолий Сергеевич, я уже не знаю, что в отдел писать... – начала она.

У Киреева отвисла челюсть. Он узнал секретаршу. Это была Светка Вишневская – бывшая его коллега. Киреев когда-то помогал ей составлять лекции по экономическим дисциплинам. В те времена Вишневская была связана скоропалительным браком с начальником заготконторы металла и утиля, за которого вышла, как сама говорила, "не помня себя".

– Светочка, – смущаясь, прервал её Голубев. – Сколько раз я вас просил стучаться перед тем, как войти? А если я здесь в трусах? Или без оных?

Светочка окинула взглядом собравшихся, поджала губы и произнесла:

– Извините, что мешаю вам распивать спиртное на рабочем месте.

И гордо удалилась.

Голубев вздохнул.

– Вот как мне с такими быть?

– Анатолий Сергеевич, – вымолвил Киреев. – А с каких это пор у вас Вишневская подвизалась?

– Да с тех самых, как у вас кавардак начался. Хотя у вас всегда кавардак...

Киреев поставил рюмку на стол.

– Прошу прощения, я сейчас вернусь.

Он направился в туалет, потом заглянул в секретариат.

– Ну привет, Светка. Как жизнь?

Та подняла на него карие глазищи, оторвавшись от монитора.

– Привет.

– Что, из института ушла?

Секретарша опустила взгляд на экран компьютера.

– Зачем же? – сказала она, не глядя на Киреева. – Я здесь на полставки.

– Потянуло на археологию?

Светка подпёрла подбородок кулаком.

– Ну жить-то надо.

– Говорят, мамбет продолжает зверствовать?

– Как всегда.

– И что, будешь защищаться?

– Да я бы и так защитилась, – она улыбнулась. – У меня давно диссертация готова.

– Ну успехов!

– Спасибо.

Вообще, со Светкиной внешностью можно было не забивать себе голову пустяками, вроде работы. Само её появление придавало статусности потенциальному мужу. Но Светкины амбиции не позволяли оставаться на положении красивой куклы. Она честно защитила диплом и честно написала диссертацию, даже не запрыгивая на "конвейер". Со сборщиком металлолома у неё жизнь предсказуемо не сложилась (говорят, он так и не научился отличать леди Диану от леди Гамильтон), а Белая совратила Вишневскую перейти на должность институтского экономиста. С тех пор они с Киреевым пересекались лишь эпизодически.

И вот теперь, встретив её в музее, Киреев безмерно удивился – неужели даже Вишневскую попёрли? Да нет, куда там! Разве Вишневскую попрут? Небось, ещё сделают лицом института. Разве может Степанов отказаться от такого актива?

В директорском кабинете тем временем уже кипели политические страсти. Демократ и антисталинист Голубев, язвительно усмехаясь, говорил:

– Этот состав Думы хорош уже тем, что его можно расстрелять поголовно.

Вареникин по старой памяти вступался за коммунистов, хотя и не возражал против массовых расстрелов в принципе.

Киреев сходу включился в дискуссию.

– А я ведь коммуняк на Степанова натравил, – проинформировал он, кратко поведав о своей борьбе.

– Вы – молодец, Толя, – вскричал Вареникин. – Так с ними и надо. Морально я с вами. Не отступайтесь!

Голубев тоже со своей стороны выразил ему поддержку как защитнику справедливости, но не одобрил сотрудничества с КПРФ.

– Это всё равно, что одних бесов науськивать на других. Так и так победят бесы.

– А вот тут я с вами не согласен, Анатолий Сергеевич, – завёлся Вареникин.

И пошло-поехало. Словопрения продолжались до девяти вечера.

Выползая из музея (Вишневская давно ушла), Вареникин чуть не столкнулся с каким-то якутом. Того качало, точно судно в шторм, на одежде отпечатались следы многочисленных падений. Вареникин, сам едва ворочавший языком, проводил его глазами.

– Запомните, Толя, – сказал он, подняв указательный палец. – Мамбетов не кормить, не дразнить, но главное – не поить! Это вам и Фрейдун Юханович подтвердит. Уж сколько он навидался их у себя в общаге. Везут, понимаешь, сельскую шпану, а нам – дрессируй...

– Двести восемьдесят вторая статья по вам плачет, Александр Михайлович, – усмехнулся Киреев, поддерживая его.

– Да она по всем плачет, – откликнулся с другой стороны Голубев, придерживая политолога. – Живи сейчас тут Гашек, сто пудов замели бы. Помните, как он мадьяр песочил?

"Швейка" Голубев очень любил и мог цитировать бесконечно.

– Мадьяр песочил не он, а сапёр Водичка, – заметил Киреев. – И вообще, Гашек у нас бы спился.

К недоумению и досаде Киреева коммунисты вообще никак не использовали собранный им компромат на Степанова. Директор был словно заговорённый – в продолжение избирательной кампании никто не сказал о нём ни единого худого слова.

Когда Киреев явился на избирательный участок, чтобы исполнить гражданский долг, он к изумлению своему заметил среди наблюдателей Бажанова.

– Ну что, вбросов не было? – полушутливо осведомился он, подойдя к юристу.

– Мы следим за этим, – серьёзно ответил тот, сверкнув очками.

На его груди блестел маленький значок с Лениным на фоне развевающегося красного знамени.

– А что с судом?

Бажанов вскинул на него тревожный взгляд.

– Исковое я это... составил. Судьи-то ещё в отпусках... бегемоты. Ничего, успеем.

– То есть вы ещё не подавали? – поразился Киреев.

Бажанов облизнул губы.

– Но так можно! Всё нормально со сроками. Если отсчитывать от дня... когда ответ пришёл... ну, из института. Три месяца ещё не истекли.

– Хм, ну ладно, – пробормотал Киреев и пошёл голосовать.

Возвращаясь домой, он встретил возле ларька с фаст-фудом Джибраева. Тот, загораживая собой надпись "халал" за стеклом, поглощал подозрительного вида сендвич, запивая чаем в маленькой пластиковой кружке. Невзирая на то, что сентябрь выдался теплым, мерзлявый Фрейдун Юханович был в тёплой куртке с поднятым меховым воротником.

При виде Киреева он заулыбался и первым делом спросил, как продвигается дело с его, джибраевской, диссертацией.

– Идёт потихоньку, – заверил его Киреев. – Лихо вы столкнули с подножки Александра Михайловича! Он до сих пор проморгаться не может.

– Сам виноват. Связался с какими-то евреями, они его и облапошили. А вы как?

Киреев рассказал – как.

– Уныло без вас стало, – признался Джибраев. – И всю оппозицию со стен пришлось снять. Миннахматов не одобряет.

– Да вам-то с чего горевать? Вы ж теперь поддерживаете директора. Или нет?

– Степанов много хорошего принёс институту. Его можно понять. Сверху давят, требуют. Куда ему деваться?

– Ну да, действительно. Всем жить охота, а ему ещё и получить стульчак в Ил-Тумене надо. Несчастный человек.

Джибраев поёжился.

– Мне тоже не всё нравится, Анатолий Сергеевич. Вот, например, сегодня: подняли всех студентов в общежитии и погнали голосовать за Степанова. Комендантша лично ходила. С подчинёнными. Меня за компанию разбудили. Я уж не говорю о разнарядке по агитации. Вот, полюбуйтесь, какие материалы учащимся раздают.

Он выкинул пустую кружку в мусорное ведро, расстегнул сумку и достал из неё листовку.

"Что должен сделать лично я для нашей общей победы? – прочитал Киреев: – 1. Показать друзьям этот чек-лист в своих соцсетях. 2. Составить список родственников для агитации. 3. Составить список знакомых и коллег для агитации. 4. Связаться с ними, напомнить про выборы и рассказать, почему нужно голосовать за Степанова. 5. По результатам составить список тех, кому нужно напомнить прийти в день голосования. 6. Поддержать (а можно и инициировать!) любой разговор о политике и сообщить, за кого планируете голосовать. 7. Убедиться, что сделали 100 %, чтобы родители и бабушки голосовали за Степанова. Все методы хороши. 8. Распечатать, повесить в подъезде и разложить по ящикам как минимум одну листовку с сайта http://пора-перемен.рф/депутат Степанов. 9. Подумать, хватит ли смелости, чтобы поагитировать незнакомых людей. Если да, то обойти 3 квартиры в своём подъезде и поговорить с 3 людьми в своём дворе в субботу накануне выборов. Если запас смелости велик, то поагитировать ещё десяток-другой незнакомых людей. Прогуляться по району для этих целей. 10. Написать в субботу в соцсетях, за кого вы планируете голосовать. 11. Утром в день голосования отправить смс по списку тем, кому нужно напомнить о выборах. 12. Пойти проголосовать в воскресенье. По пути на участок и обратно как можно большему количеству людей сообщить, за кого вы проголосовали".

– С каких это пор победа Степанова стала нашей общей? – риторически заметил Киреев, складывая листовку и возвращая её Джибраеву. – И кто стоит за этим художеством? Неужто из Якутска спустили?

– Зачем? Сами студенты. Есть там такой Макар Хомак, не помню, с какого курса. Главный заводила. В молодежном парламенте состоит. И в других организациях. Кадровый резерв. Получит диплом – сразу в городской администрации сядет. Попробуй теперь его срежь на зачёте. Степанов лично вмешается. Раве это дело?

Киреев вздохнул. Что тут обсуждать?

Позвонил Миннахматов. Попросил разобраться с какой-то дрянью, заразившей кафедральный компьютер.

– Ты же рубишь в этих фишках. А на лицензионный антивирус, сам понимаешь, у нас денег нет.

Киреев пришёл по старой дружбе. Директора встретить он не опасался – тот со всем ареопагом сидел в новом корпусе, сданном несколько лет назад, кафедра же находилась в старом. Но всё же в знакомый серпентарий Киреев окунулся не без содрогания. Тем более, что искомый компьютер находился в "женской" половине кафедры.

Однако отнеслись к нему неожиданно любезно. Даже Салтыкова изволила снизойти с трогательными расспросами о жизни. Киреев не стал распространяться о своих юридических мытарствах, отвечал скупо и уклончиво.

Миннахматов включил компьютер, начал объяснять, что там и как.

– Посмотри, вот что при запуске вылезает. Ничем не можем убрать. Не смотри так, здесь на нем только почту проверяют...

В другое ухо ему бренчала Салтыкова:

– А вы бы мне тоже технику починили, Анатолий Сергеевич. А то барахлит, не знаю, к кому обратиться. Что вам стоит?

Киреев рассеянно кивал.

С компьютером он разобрался за три часа. Пришлось изрядно помучить поисковики и пошарить в системном реестре. Кафедра уже давно опустела, Миннахматов временно убежал по своим делам, и только Салтыкова, вернувшись с лекции, продолжала висеть над душой, приставая с навязчивой заботой.

– Угощайтесь чайком, Анатолий Сергеевич. У нас тут и конфетки есть. И печенье.

Вывалила на него все институтские сплетни, по привычке пнув Белую, которая уже месяц как вернулась в институт, и теперь возглавляла другую кафедру.

К счастью, скоро вернулся Егор.

– Ну как?

– В порядке. – Киреев расслабился и, откинувшись на спинку стула, добавил: – С тебя бутылка. – Егор кивнул, а Киреев рассмеялся: – Да ладно, забей. До сих пор помню, как морочился, когда впервые увидел "винду". Ту самую, древнюю. Так получилось, что рядом никого не было, а я понятия не имел про двойной клик. В нортоновской оболочке такого не было. Я почти час щёлкал по значкам то левой, то правой клавишами, естественно, без толку. Отчаяние моё не описать: я выделял папки, выбирал пункты контекстного меню, но идея двойного клика так и не посетила мою голову.

– А я долго не мог понять, как войти в интернет, – ответил Миннахматов. – Кстати, слышал, что у нас творится? Бухучёт читает кафедра горных машин, представляешь?

Киреев хмыкнул, без особого, впрочем, удивления.

– Так я на вас рассчитываю, Анатолий Сергеевич. Придёте? – встряла Салтыкова.

– Приду, – покорно сказал Киреев.

Выйдя из кабинета, он заглянул в "мужскую" часть кафедры. Там в одиночестве сидел за столом Джибраев и со зверским выражением лица что-то чиркал в тетрадке. Переворачивал страницу, коротко всматривался, и опять чиркал крест-накрест. Рядом возвышалась идеально ровная стопка таких же тетрадок. Киреев понял, что историк проверяет контрольные.

Появлению бывшего коллеги Джибраев обрадовался, но и насторожился. Видимо, заподозрил, что тот вернулся в институт и теперь будет конкурировать с ним за ареал обитания. Киреев его успокоил.

– Компьютер латал нашим барышням. Егор попросил подсобить.

Джибраев перевёл дух.

Потолковали о всяких пустяках. Киреев окинул взглядом так знакомый ему кабинет – теперь от прежнего хулиганства не осталось и следа. На стенах висели планы, расписания, графики отпусков.

– "Рабыню Изауру" напрасно сняли, – сказал он. – Чем мешала?

– Миннахматов распорядился! – поспешно ответил Джибраев, словно оправдывался. – Я бы оставил. – Он понизил голос: – А как с вашим иском?

– В порядке, – ответил Киреев, поднимаясь.

– Вы не отступайте, – проговорил историк. – Морально я с вами.

– И я тоже, – ответил Киреев и вышел.

Бажанов, наконец, прислал ему по электронной почте проект искового заявления. Почему-то напечатанный экзотическим шрифтом Franklin Gothic Book. Заодно Киреев узнал никнейм своего юриста – Церберус (явно навеянный каким-то аниме). Что и говорить, неординарный человек ему попался.

С небольшими поправками иск был подан, после чего Бажанов ещё раз наведался к Кирееву – передать документы. Заходить в квартиру он не стал, отдал через порог.

– Удачи в бою! – пожелал он с доброй улыбкой.

Киреев машинально пожал ему руку и закрыл дверь. В комнате достал из папки копию искового и вздрогнул: оказывается, Бажанов, не мудрствуя лукаво, просто распечатал полученные от Киреева расчеты вместе со всеми комментариями, и приложил их к исковому заявлению. Хорошо ещё, что Киреев там не выражался матом. Однако, подход юриста к своим обязанностям его удивил.

Вошла мать, спросила, застенчиво улыбнувшись:

– Ну что?

Киреев пожал плечами.

– Буду ждать, когда назначат дату суда.

Мать вздохнула, вытерла ладони о перекинутое через плечо полотенце.

– Зря ты всё это затеял. Ничего же не добьёшься. Ну сам подумай, кто ты, и кто они! Степанов вон уже депутатом стал. С кем тягаться вздумал!

Киреев отложил папку, развёл руками.

– Но надо же пытаться! Под лежачий камень вода не течёт.

– Ну а толку? Выкинешь деньги на ветер – и всё.

Киреев вскочил, начал ходить по комнате.

– Вот потому мы и живём как... как я не знаю где. Всё боимся чего-то! Не верим в себя! Если сами себя не уважаем, кто нас уважать-то будет? У меня все козыри на руках. И закон на моей стороне!

– Да кто его читает, твой закон, – отмахнулась мать.

– Это не мой закон, это наш закон, – угрюмо возразил Киреев.

Мать ещё раз вздохнула и ушла. А Киреев закрыл папку и пошёл кормить Симку.

Стуча каблуками меховых сапог, Светка Вишневская прытко сбежала по облицованному плиткой институтскому крыльцу и скорым шагом направилась в сторону дороги. Кожаная сумка её, которую она несла в правой руке, билась о коленку, едва прикрытую ондатровым полушубком. Наваленные вдоль тротуара сугробы мерцали в свете фонарей.

– Не страшно одной-то идти? – приветливо спросил Киреев, подплывая сбоку.

– Ой! – Светка вздрогнула, но, заметив старого знакомого, глубоко выдохнула. – Ну блин, напугал. Нет, не страшно. Мне недалеко.

– Давай провожу.

Светка независимо пожала плечами. Киреев пошёл рядом.

– А ты откуда тут? – спросила она.

– Мимо шёл... – неопределённо ответил Киреев, предоставляя Светкиной фантазии додумать остальное. – Как дела на работе?

– Да как всегда. А у тебя?

– Нормально. Сбросил степановское ярмо – хожу и радуюсь.

– И где теперь?

– Да так, то там, то сям. Халтурю помаленьку.

– Понятно.

Они прошли мимо старых девятиэтажек и ярко освещённых магазинов, нырнули во двор, где был залит самопальный каток. На катке мальчишки гоняли в хоккей.

– У тебя какие жизненные планы? – покряхтев, спросил Киреев.

– Планы? Защищусь, стану главным экономистом.

– А дальше?

– Не знаю. Жизнь покажет. А у тебя?

– Чёрт его знает. Покамест болтаюсь как... поплавок. Вроде, не тону. – Киреев помолчал и спросил, преодолевая себя: – Ну а в личной жизни?

Вишневская покосилась на него.

– А что это ты интересуешься?

– Просто. Интересно.

– Есть предложения? – усмехнулась она.

– Ага, давай встречаться.

Светка замотала головой.

– Не, я это уже проходила. Ничего хорошего.

– Отчего ж так? – с обидой спросил Киреев.

– Да ну... Всё одно и то же. Трясина. Хочется чего-то... яркого. Необычного. А в этом городе такое не водится.

– Неужели?

– Что я, Туунугур не знаю? Всю жизнь здесь...

– А где тогда водится? В Париже?

– Хотя бы в Париже.

Они помолчали.

– Значит, не хочешь? – на всякий случай спросил Киреев.

Она с лёгкой улыбкой помотала головой.

– Нет.

– Ну ладно. Вон твой дом уже. Пока! Удачи!

– Пока!

И Киреев зашагал прочь.

Тащиться к Салтыковой ужасно не хотелось. Киреев хорошо представлял себе эти старушечьи покои, увешанные портретами хамбо-ламы и покойных родственников... «Небось ещё и тараканов полно», – подумал он.

Но поплёлся. Обещал же!

Философиня жила в панельном доме, на третьем этаже. Но дверь открыла не она, а её дочь. Киреев онемел – вот уж кого он не ожидал увидеть, так это Олю Салтыкову.

– Здравствуйте! – гаркнула та. – Давно не виделись. Прошу.

Крупная гиперактивная девочка свободных нравов, Оля вела либертинский образ жизни и меняла клевавших на неё ухажеров как перчатки. Рано родила и была отселена матерью в отдельную квартиру от греха. Закончила педагогический, но после работы с большим количеством детей обнаружила, что терпеть их не может, и поступила в Политехнический институт, как водится, заочно на "финансы и кредит" (самую блатную из вузовских специальностей). Одновременно мать пристроила её на кафедру, где Оля за счёт своих объёмов вытеснила сразу двух совместителей. Позже Лидия Васильевна поступила дочку в аспирантуру и добилась её перевода на должность научного сотрудника – беспрецедентный для института случай. Но к тому времени Оля уже охладела к академической суете, родила второго и ушла в свободное плавание.

Репутация Оли Салтыковой была известна всем. На кафедре передавали за верное, что во время церемонии посвящения в студенты, проходившей в том самом ДК, где располагался краеведческий музей, она игриво обнажилась, показав телеса. Правдивость этой истории ни у кого не вызывала сомнения, хотя Киреев подозревал, что раздевание произошло не в ДК, а в клубе, куда после церемонии переместилась молодёжь.

А ещё на неформальном студенческом сайте, где можно было оставлять отзывы о преподавателях, долгое время висело совершенно неподражаемое обращение к Олиной матери: "уважаемая лидия васильевна вы меня заколибали и задолбали. может быть я и лентяйка. ветренная. но не да какой степени как ваша порядочная дочь Оля. Вы ЛУЧШЕ БЫ СВОЮ энергию на неё потратили бы и её воспитали бы. А то она у вас дешёвая давалка. а меня воспитывать не надо. я свою меру знаю. диплом напишу и институт завершу и своё человеческое лицо не потеряю. пока преставляться не хочу. но в июне или августе может быть и преставлюсь. Хотя вижу ВАС И БЕЗ МЕНЯ мои одногрупники не долюбливают. вы сами виноваты! Простите за резкост. но видно без этого до вас достучатся не возможно! студентка гр. пр-06".

Киреев втайне полагал, что этот опус написал Джибраев – слишком узнаваем был стиль непокорного историка.

И вот теперь поклонница хамбо-ламы столкнула Киреева нос к носу со своей неописуемой дочурой. Столкнула, конечно, не случайно – Киреев просёк это мгновенно. Отступать было поздно, и он принял бой.

– Мама не смогла быть. Попросила меня, – протараторила Оля, как всегда, громким голосом.

"Совсем печально", – подумал Киреев, проходя в комнату.

Квартира Салтыковой оказалась совсем не такой, как он себе воображал. Кругом стояли фигурки китайских и индийских божков (пластиковая подделка, конечно), позвякивали металлические трубочки с прицепленными к ним символами инь и ян на круглых дощечках, висел большой глянцевый календарь со знаками зодиака, а на книжной полке, среди всякой эзотерической белиберды, Киреев заметил коробку с ароматическими палочками. Ни дать, ни взять – прибежище хиппи, приют подпольного неформала.

– Ну что тут у вас? – устало спросил он, медленно подходя к компьютеру, стоявшему на массивном письменном столе.

– Так это... вот, – ответила Оля, указывая на видавший виды монитор, обклеенный по краям жёлтыми листочками-напоминалками. И тут же, уверенная, что Киреев сам поймёт, в чём дело, спросила напрямик: – Может, вам пива принести?

Киреев недоверчиво покосился на неё.

– Не надо, – проскрипел он.

Сел на стул и нажал кнопку на системном блоке.

Дальше начался ад.

Оленька с лёгкостью могла заменить собой работающий на полную громкость телевизор, транслирующий латиноамериканскую мыльную оперу. Минут тридцать Киреев слушал её громогласный трёп о детях, отставных ухажёрах и бывших мужьях. Заодно Оля поделилась своими взглядами на роль секса в жизни Туунугура.

– Я бы в чуме пожила. А что – прикольно. Мужик ушёл со стадом, а ты сидишь одна. Потом мимо один идёт, другой... Я ж его не спрашиваю, с кем он там оленей гоняет! Нормально. И никому никаких претензий. А тут крутишься в четырёх стенах, как дура. И все всё видят. Какое их собачье дело? К окну не подойдёшь – обязательно кто-нибудь в бинокль пялится. Уроды...

Она ещё успевала то и дело бегать на кухню, каждый раз будто случайно задевая Киреева пудовой грудью.

Кирееву это быстро надоело.

– Так, – твёрдо произнёс он. – Давайте разберёмся в вашей технике.

– Да-да, – вскричала Оленька, пристраиваясь за спиной Киреева. – Вот здесь вот, видите? Если вот эту кнопку нажать, то вот что выскакивает. А бывает, что и вовсе ничего. И так – постоянно.

Она перегнулась через плечо Киреева и тыкала толстым пальцем в экран, жарко дыша гостю в ухо.

– Оля, – помолвил Киреев, осторожно снимая её грудь со своего плеча. – Вы бы принесли в самом деле... чайку, что ли. Есть у вас?

– Ага! – откликнулась Оля, чуть не опрокинув Киреева звуковой волной.

Она убежала на кухню, а Киреев оценил ситуацию. Систему и все хранившиеся на диске научные труды по изучению феномена хамбо-ламы защищал древний антивирус с базами трехлетней давности. Он вздохнул и зашел в интернет. С кухни гремел Олин голос:

– А я ведь и не знала, что вы в компьютерах разбираетесь. Знала бы – сама позвала. Да и так заходите. Знаете, где я живу? У меня, правда, дети, но я их в девять укладываю. Так что вы не бойтесь.

Она вернулась, неся по кружке чая в каждой руке.

– А вы порно смотрите, Анатолий Сергеевич?

Киреев чуть не упал со стула. Ну и вопрос! Но теряться перед этой дурой было унизительно, и он, не отводя взгляд от монитора с прыгающими графиками, размеренно произнёс:

– Порно привлекает тем, что наглядно показывает глобализированность мира: пока качаешь у человека, допустим, из Бразилии, у тебя одновременно то же самое скачивают малаец и немец. Глядя на это, можно реально кончить.

Оля с шумом прихлёбывала чай.

– Классно. Вот вы умный! А вы реально кончали на это? Офигеть.

Киреев вздохнул.

– Вы хотите об этом поговорить?

– Ну а что? Не люди, что ли? И Джибраев ваш – порнушник, и Вареникин, и Степанов, да все! Что я, не знаю? Шифруются зачем-то... Как маленькие прямо.

Киреев хотел возразить, что у Джибраева в общежитии есть только мобильный интернет, и на сетевую порнуху ему не хватит денег, но решил не развивать тему.

– Ваша мама когда собирается быть?

– Да никогда, – радостно крикнула Оля. – Она с мелкими осталась.

– А вас, значит, отправила ко мне на встречу.

– Вроде того.

Киреев поднялся.

– Передайте вашей маме, что есть программы для диагностики системы. Я установил одну. Запускайте время от времени и удаляйте всё, что она посоветует. Антивирус и базы я тоже обновил. Сим победиши.

И направился к двери.

– А чего уходите-то? – обиженно вскричала Оленька, кидаясь за ним. – Посидели бы... а то скучно.

– Да нет, благодарю. Мне пора.

Киреев натянул куртку и открыл дверь.

– Порнуха лучше, что ли? – рявкнула Оленька вслед.

– Смотря с чем сравнивать, – ответил Киреев и застучал ботинками по ступенькам.

Глава восьмая

Суд

Наконец, позвонили из суда, сообщили дату предварительного заседания. Киреев набрал номер Бажанова, но телефон юриста находился вне зоны доступа. Тогда Киреев написал тому по электронной почте. Ответ пришел через несколько часов: «Да, вам нужно там быть». О своём участии Бажанов скромно умолчал, но, видимо, это подразумевалось.

Здание суда находилось совсем рядом с киреевским домом, в пяти минутах ходьбы. Заседание проходило в каморке размером с жилую комнату. Из стойки торчали большие флаги России и Якутии. У окна возвышался стол судьи, от которого ножкой буквы Т тянулись столы для посетителей. Вдоль стенок выстроились стулья.

Кроме Киреева в комнатке обнаружились судья и две тетки. Одну из них он узнал: это была Птицына – юридический представитель института. Вторую видел первый раз. На раздумья не оставалось времени: едва Киреев вошёл, ему тут же вручили какую-то бумагу. Он быстро пробежал по ней глазами – это было ходатайство института оставить дело без рассмотрения в связи с пропуском сроков.

– А где ваш представитель? – спросила судья.

Киреев на всякий случай огляделся, но чуда не произошло, и он развёл руками.

Судья назвала дату судебного заседания и с каким-то даже участием посоветовала Кирееву разобраться с ситуацией – куда подевался юрист и где его искать.

Вне себя от ярости, Киреев направился в штаб-квартиру коммунистов.

– А, товарищ! – радушно приветствовал его Песец. – Не хотите ли вступить в партию?

– Где этот ваш... Бажанов? – рыкнул Киреев. – У меня к нему серьёзный разговор.

Песец потупил взор.

– О нём уже вторую неделю ничего не слыхать. Он вообще странный какой-то, на судебных заседаниях часто гонит какую-то пургу. Да и как юрист, честно говоря, так себе. Мы ему доверяем только бумажки подписывать.

– Ну если он объявится, вы мне позвоните, – сказал Киреев.

– Обязательно.

От коммунистов Киреев зашагал к дому Бажанова.

Дверь открыл отец юриста, в штанах и шлёпках. Едва Киреев заикнулся об исчезнувшем чаде, тот принялся бухтеть, что сын уехал из города насовсем, в Якутск, искать работу. Нет, обратно не вернется. Телефон он потерял, поэтому дозвониться нельзя.

– Но я же заключил с ним договор и деньги отдал! – возопил Киреев. – Он что, предупредить не мог?

Папа исподлобья сверкнул зенками и заворчал, что ходют тут всякие, ничего не знаю, ищите сами.