Текст книги "Туунугур (СИ)"

Автор книги: Вадим Волобуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Они уже, можно сказать, сидели на чемоданах, когда грянул звонок от Белой, и Светке пришлось срочно явиться в институт. Вернулась она угрюмая, молча прошла на кухню, поставила чайник, села за стол и закрыла лицо руками. Киреев проследовал за ней, остановился в проёме входа, прислонившись к косяку.

– Ну хоть без трупов? – спросил он.

– Надо составить отчётность, – ответила Светка, не глядя на него. – Перед новой аттестацией.

Киреев выругался.

Управленческую манеру Белой он помнил очень хорошо. Новая-старая завкафедрой всегда смело бралась за всё. Любое распоряжение сверху она тут же бежала исполнять, постоянно шумя, что ей почти никто не помогает. Мудрость предков "не спеши делать – отменят" была ею попрана и забыта. Из-за этого на кафедре постоянно возникали скандалы. Территорией дружбы когда-то оставалась разве что мужская половина: там сотрудникам нечего было делить, а если что и находилось, они это разливали поровну. Но теперь, судя по всему, вихрь бешеной деятельности начальницы захватил всю кафедру.

И вот грянул финальный аккорд. Поступил приказ срочно подбить кучу документов, ради чего из отпусков вызвали всех, кто не успел спрятаться. Без всякой компенсации, разумеется.

– Вот и отдохнули, – зло подытожил Киреев.

Светка налила себе чаю, стала молча пить, по-прежнему избегая киреевского взгляда.

– И надолго у вас это? – спросил Киреев. – Может, за два-три дня управитесь?

– Ты будто вчера родился.

Киреев засопел.

– Я давно предлагал тебе уволиться, – сухо напомнил он.

– И куда идти? – резко спросила Светка повернув к нему лицо. – Всех сокращают, зарплаты задерживают... А цены? Ты давно в магазин заходил? Загляни как-нибудь. Удивишься.

– Вообще-то я тоже по магазинам хожу, – пробурчал Киреев.

– Ага, за пивом. Или водкой.

– Да уж cколько не пил-то!

– Целый месяц. И как же ты продержался-то, а? Бедный.

Киреев тяжело посмотрел на взбешённую Вишневскую.

– Свет, ты чего?

– Да ничего! Достало меня всё! И институт этот, и Белая, и Степанов, и ты. Все!

Она опять спрятала лицо в ладонях. Киреев подошёл к ней, присел на корточки, погладил её запястья. Потом поцеловал в лоб.

– Давай я к тебе переберусь. Будем вместе жить. Вместе справляться с трудностями.

Светка отняла руки от лица. Глаза её были сухими.

– Нет. Не сейчас.

– А когда?

– Не знаю! – рявкнула она.

Киреев отошёл, уставился в окно.

– Что там с твоими исками? – прогнусавила вдруг Светка, шмыгнув носом.

Киреев обернулся к ней.

– В разработке.

– Что-то долго. Говорил же, что Степанов от тебя не уйдёт.

– Не всё так просто. Здесь рука руку моет. Пришлось обратиться в Якутск.

– Можно подумать, там будет по-другому!

– Может быть, по-другому, – повысил голос Киреев. – А может быть, и нет. Проверить надо.

– Дурость какая-то, – сказала Светка со злостью. – Понятно же, что ничего ты не добьёшься.

– Угу. Братьям Райт тоже, наверно, так говорили.

Светка лишь покачала головой.

– Ладно, – сказала она. – Пойду переодеваться.

В середине сентября Киреев получил долгожданное заключение трудовой инспекции. Чиновники не подкачали. Без всяких экивоков и расшаркиваний Кирееву было заявлено, что он не может претендовать на компенсацию ввиду пропуска сроков. К документу была прикреплена распечатка постановления какого-то суда на Сахалине по аналогичному делу в качестве обоснования («У нас в стране ведь не прецедентное право, верно?», – вспомнилось Кирееву).

Это была невиданная хуцпа. Компенсация компенсацией, но инспекция по идее обязана была сначала проверить факты нарушений Трудового кодекса, и, в случае подтверждения, наказать виновных. Однако, все тщательно собранные Киреевым данные были просто проигнорированы. Получалось, что инспекция целых два месяца искала способ, как бы половчее его отфутболить.

Он принес письмо Клыкову. Тот, хотя и не первый день работал в юридической системе, впал в ступор и нервно гыгыкнул.

– Отписка? – спросил Киреев.

– Конечно.

Колдунство Степанова и его покровителей в Якутске оказалось намного сильней какого-то там правосудия.

Но с ответом Трудовой инспекции надо было что-то делать. Клыков решил натравить на Киреева новую сотрудницу – тоже молодую, да ещё вдобавок обладавшую феноменальным бюстом. Грудь её рвалась из декольте как комсомольцы на строительство БАМа. Кирееву стоило больших усилий не сваливаться туда взглядом.

С напором базарной торговки сотрудница убеждала его, что ответ из инспекции написан не в Якутске, а здесь же, в Туунугуре, и она даже знает, чьих это рук дело, поскольку сама там работала, и теперь надо просто написать на авторов данного творения кляузу по инстанции, в Якутскую инспекцию. Киреев засомневался – в письме черным по белому значился Якутск и даже имелся шестизначный номер телефона (в Туунугуре – пятизначные). Он спросил, не ошибается ли она насчет роли местных деятелей. Но натиск грудастой юристки был столь несокрушим, что Киреев махнул рукой и сказал, что будет ждать от неё проект нового заявления. Та обещала подготовить всё до завтра.

Через неделю Киреев позвонил и спросил, как продвигаются дела с обращением в инспекцию. "Ой, – затараторила девушка. – Я вам до завтра всё обязательно отправлю, там нужно только кое-что поправить".

Через пару недель Киреев лично явился к Клыкову и наябедничал на сотрудницу, которая так ничего и не прислала. Тот был мрачнее тучи и распекал всех подряд. "Я что теперь должен из штанов выпрыгивать, чтобы восстановить сроки?" – орал он в коридоре на новенькую секретаршу. Его контора становилась все более чужим и враждебным местом. Старая секретарша, ранее дежурившая у входа и отвечавшая на звонки, была вежливой и доброжелательной, к тому же слушала приятную электронику. Новенькая, хоть тоже была молоденькой, оказалась какой-то курвой.

Киреев решил, что теперь с "Консультантом" каши не сваришь, и начал сам готовить очередную кляузу, на этот раз – в Рособрнадзор. В ноябре должна была состояться аттестация вуза, и Киреев хотел подгадать прямо к ней.

По странному совпадению Вареникин прислал Кирееву свой труд в день предзащиты Джибраева. Фрейдун Юханович, выйдя с предзащиты именинником, обещал Кирееву проставиться на выходных. Киреев скинул сообщение об этом Светке, чтоб имела в виду. Светка не ответила – зависала на работе.

Весь день Киреев мусолил опус Александра Михайловича. Вареникин, как выяснилось, страдал той же болезнью, что и Джибраев: копировал стиль советских передовиц. Но если кафедральный османофоб испытывал крен в сторону политических штампов, то Вареникин по необходимости отдал должное производственным сюжетам с их трафаретной цветистостью. Закусив удила, Киреев начал беспощадно вымарывать фразы, вроде "далёкий северный край внес достойную лепту" и "первый исторический урок усвоен".

Вечером он, как обычно, пошёл к Светке. Позвонил в дверь, но ему не открыли. Киреев позвонил ещё. Без результата. "Телевизор, наверное, смотрит", – подумал он.

Он набрал Светкин номер.

– Да, – ответила та как-то нервно.

– Привет! Чего дверь не открываешь? Я тут стою и звоню.

– Я ещё на работе. Ты можешь сегодня дома переночевать?

– Могу, конечно, – оторопело сказал Киреев. – Ты что, до ночи задержишься?

– Ну да.

Опечаленный Киреев побрёл обратно. Опять, небось, Белая нагрузила. Вот сука!

Мать встретила его с удивлением.

– Ты чего? Не пустила?

– На работе она сегодня. Сказала, до ночи не жди.

– Бедненький. Ну проходи.

На следующий день Киреев получил ответ из Рособрнадзора. Учитывая весь опыт общения с различными инстанциями, такая оперативность его изумила. Впрочем, суть от этого не поменялась: очередная госшарага полностью проигнорировала список выявленных Киреевым нарушений.

Если развернуть ответ шире, чем просто "идите к чёрту", то аргументация чиновников сводилась к двум моментам: 1) несколько лет назад мы уже нашли недостатки, но институт их устранил и предоставил нам кучу бумажек, в соответствии с которыми у него сейчас всё ОК; 2) а по нарушениям трудового законодательства – это вообще не к нам.

Киреев, может, и согласился бы с мнением ведомства, если бы не закон, который предписывал в этом случае передать заявление в Роструд, чего сделано не было. А значит, позиционные бои продолжались.

Полный язвительности и желчи, он взялся обдумывать следующий ход и параллельно уродовал диссертацию Вареникина. Вечером, посвистывая, опять направился к Светке. Дверь снова оказалась заперта. На звонки Светка не отвечала. Киреев послал ей sms: "Ты где? Всё в порядке?". Минут через пять пришёл ответ: "Я занята".

Такая лаконичность озадачила Киреева не меньше ответа из Рособрнадзора. В расстроенных чувствах он вернулся к матери, дав себе зарок не звонить больше Светке, пока та первая не отзовётся. "Могла бы хоть предупредить, блин. Что я шатаюсь зазря туда-сюда?".

На следующий день была пятница, и Киреев мужественно устоял перед искушением позвонить Светке снова. А в субботу у него была намечена встреча с Джибраевым, на которую тот явился в сопровождении своего заклятого друга Вареникина.

Джибраев находился в приподнятом настроении и сыпал шутками, а точнее, тем, что он полагал за таковые:

– Место Степанова не думаете занять? Он на повышение пойдёт, а вы – к нам. Будете эксплуатировать нас как негров на плантациях. Ах да, забыл: у вас же степени нет. Не беда. Плюньте на философию, пишите по истории. А я буду вашим научником. Не хотите?

Киреев стоически усмехался и потягивал пиво. Алкоголь как правило примирял его с действительностью и джибраевским юмором. К тому же, сегодня мысли его были заняты странным молчанием Светки, и на Джибраева ему было, в общем, наплевать.

Вареникин начал дотошно расспрашивать его о своей диссертации. Киреев отделывался односложными ответами. Джибраев рассказал о последних событиях в институте – Киреев слушал краем уха, никак не реагируя.

"Вечером опять к ней зайду, – наконец, решил он. – Что за хрень творится?".

И тут Джибраев сразил его вопросом:

– А что, с Вишневской у вас уже... мм... всё? Вы извините, если я лезу не в своё дело.

Киреев остолбенел.

– Вы о чём, Фрейдун Юханович?

– Ну... кхм... я вчера видел... вы извините, конечно... как из института её провожал Голубев.

Киреев медленно отставил бутылку в сторону. Несколько мгновений приходил в себя, потом криво усмехнулся.

– Ну что ж! Так тому и быть.

Его вдруг постиг экзистенциальный кризис: Киреев осознал бессмысленность человеческого бытия в трезвом состоянии и принялся торопливо накачиваться спиртным. Он опорожнял одну бутылку за другой, но не чувствовал расслабления. Роковые слова точно сжали его тисками – тело одеревенело, любое движение давалось с трудом.

Джибраев быстро смекнул, к чему идёт дело, и свалил – напиваться в хлам сегодня ему не совсем хотелось. Вареникин же, в силу неизлечимого оптимизма, а также закоснелости в семейной жизни, горячо поддержал киреевский порыв. Более того, выступил инициатором повышения градуса. Предложение было принято с восторгом.

– Ну а что там с вашей борьбой? – спросил Вареникин, разливая водку.

– Посылают из одной конторы в другую, – пожаловался Киреев. – Нет правды на земле!

– Но правды нет и выше, – напомнил Вареникин.

– Выше только Верховный суд и Страсбург. Но я и туда дойду.

– Вы прямо как капитан Ахав, – усмехнулся политолог, демонстрируя неожиданное знакомство с американской классикой.

– А вы откуда знаете "Моби Дик", Александр Михайлович? – ошалел Киреев. – В школе-то его не проходили!

– А друзья подкинули. Посмотри, мол, откуда у Хэмингуэя ноги растут.

– Так вы и Хемингуэя читали? А как же ваш советский патриотизм?

– А при чём тут патриотизм?

– Настоящий коммунист должен читать только соцреализм и прогрессивных писателей, типа Лондона и Драйзера. А не этих ваших... Хэма с Меллвилом.

Вареникин беззлобно усмехнулся.

– Я вам расскажу историю про советский патриотизм. В школе я был председателем совета отряда, выступал на политинформациях с докладами о международном положении. Мы же все тогда были идейно подкованные, пламенные борцы и всё такое. Но при этом – внимание! – целых шестеро моих одноклассников загремели на нары. Причём, один из них был в числе тех, кто угнал самолёт из чульманского аэропорта в Пакистан. Помните, наверное?

– Значит, недоработали вы по идеологической линии, Александр Михайлович, – лукаво укорил его Киреев.

– Нет, я-то работал на совесть. Просто эти идиоты плохо слушали мои доклады. Иначе угнали бы самолёт в другую страну.

– Вот из-за этого и профукали державу, – разошёлся Киреев. – Не предатели профукали, а обычные советские граждане, вроде вас. Поддались тлетворному влиянию Запада. Вы, может, и джаз любите? И "Эммануэль" смотрели?

– Смотрел, – осклабился Вареникин.

– А как же моральный кодекс коммуниста? Куда вы его засунули?

– По-моему, вы хотите меня обидеть, Толя.

Киреев помолчал, отдуваясь.

– А не махнуть ли нам на улицу, Александр Михайлович?

– Неплохо бы.

Они вышли на мороз и зашагали куда-то сквозь метель. Вареникин сказал:

– Между прочим, журналисты пронюхали про Степановские махинации. Не слыхали? Вчера читал на сайте одной якутской газеты.

– Да ну?

– Да. Кто-то накапал, что мамбет оформлял на свои структуры госзаказы по снабжению педколледжа. Степанов, конечно, обвинил во всём замглавы района. Дескать, зарится на его место, справоросс проклятый. И, скорее всего, он прав. Вот так дела делаются, Толя! Сначала столбят место в госаппарате, а потом скидывают вышестоящих, занимая их посты. Потихоньку-полегоньку, а не как вы – с головой в омут.

– У нас только так дела и делаются, – процедил Киреев. – Верно сказали в ЖЖ: третья династия Ура на дизельной тяге.

– А по-другому никак!

Снег лез в глаза и налипал на ресницы. В белых вихрях проступали жёлтые фары машин, похожие на светящиеся глаза огромных собак из сказки Андерсена. Наверху из молочной ряби выпрастывались голые, будто чугунные, кроны тополей.

Кирееву вдруг срочно захотелось в туалет. Метель как назло прекратилась, и в кристальной прозрачности ясных сумерек вспыхнули фонари. Он томительно огляделся.

– А вы зайдите в подъезд, – насмешливо посоветовал Вареникин. – Не хотите здесь – вон Харбин рядом. Там этим никого не удивишь.

– Я – культурный человек, – с достоинством ответил Киреев. – Отливаю только на помойках.

Взгляд его выхватил кинотеатр. Подсвеченные афиши блестели как новые суперобложки.

– Туда, – сказал Киреев, протягивая руку в ленинском жесте.

Но внутрь без билета не пускали. Пришлось взять два билета, даже не посмотрев, что за фильм.

Посетив отхожее место, Киреев глубокомысленно изрёк:

– Что было раньше – туалет или кинотеатр? Вот чем должна заниматься философия.

– Туалет по любому раньше, – ответил Вареникин. – А потом вокруг него выстроили кинотеатр. Разве непонятно?

– Приобщимся к искусству? – предложил Киреев, вертя билет.

– Почему бы и нет? – пожал плечами Вареникин.

Решение было явно скоропалительным. Показывали одну из серий раскрученной британской саги для подростков. Киреев, и без того не очень любивший кино, взирал на действо с чувством тоскливого изумления. В какой-то момент он начал ехидно комментировать происходящее на ухо Вареникину, но какая-то мамаша сзади попросила его быть потише, и Киреев благополучно заснул.

Проснулся он от Вареникинских толчков в плечо.

– Уже конец? – спросил он, сонно озираясь.

Народ тянулся к выходу.

– Конец, – подтвердил Вареникин.

– Я не храпел?

– Храпели. Но никто не услышал из-за гогота ребятни.

Пристыжённый Киреев двинулся к выходу, стараясь ни на кого не дышать. Сзади, сопя, шёл Вареникин.

Они вышли на улицу. Над сугробами по сторонам от тротуаров дымилась пороша. Сосны были как нарисованные – морозная дымка смазывала грани.

– Неплохо расслабились, – подытожил Киреев.

Вареникин сказал:

– Я потом сообразил: Маринка ведь могла детей привести на сеанс. Хорош бы я был.

– Вам эта встреча дома предстоит.

– И не говорите.

На том и расстались.

Киреев начал трезветь – отступившие было печальные мысли снова били как электрошокеры. Он уже не мог думать ни о чём, кроме Светки и неподатливой российской бюрократии. На душе стало так погано, что хоть кидайся в прорубь.

Мать встретила его сама не своя.

– Ты где был? Я вся обзвонилась.

– Извини. Не слышал, – ответил Киреев, снимая шапку. Снег посыпался на пол белой трухой. – В кино зашли.

– В кино? Зачем? Ты сто лет там не был.

Киреев мрачно ухмыльнулся.

– Не буду отвечать на этот вопрос, потому что за ним неизбежно последует другой: "А зачем вы пили?".

– А зачем?

Киреев вздохнул.

– Чтобы забыться, наверное.

Он разделся, прошёл в ванную. Мать, всегда безошибочно угадывавшая его настроение, проследовала за ним.

– Что, со Светкой разругались?

– Да, – ответил Киреев и сам себе кивнул в зеркале. – Разошлись как в море корабли.

Но он ещё не хотел верить в это. Целую неделю ждал звонка или sms, сам порывался позвонить, думал даже нагрянуть к Вишневской домой (не вечно ж она будет от него прятаться), но вспомнил про Голубева, про его жалкий вид, когда тот умолял Светку одуматься, и переборол себя.

На восьмой день Киреев сдался.

Он сидел перед компьютером и тупо пялился в экран, где высвечивался текст вареникинской диссертации. В голове было пусто. За окном то и дело обрушивалась лавина – коммунальщики сбрасывали снег с крыши.

Киреев взял лежавший рядом смартфон, прокрутил контакты, набрал в грудь воздуха и позвонил.

– Алло! – раздался с той стороны бойкий голос.

– Здравствуйте, Оля! Как у вас там компьютер? Не надо подправить?

– Приходите, – коротко ответила Салтыкова.

Неприятности шли одна за другой. В начале декабря Киреев получил бумагу от судебных приставов. В бумаге сообщалось, что в отношении него возбуждено исполнительное производство по поводу взыскания судебных издержек. Теперь Киреев официально стал должником государства и института.

Впрочем, это было даже кстати, потому что напомнило ему про апелляцию. Киреев направил стопы к Клыкову. Тот его ждал. Со скорбным выражением лица юрист проинформировал клиента, что в Якутске оставили в силе решение туунугурского суда.

– Значит, надо идти дальше, – непреклонно ответил Киреев. – С Якутском все понятно, но верховный суд должен решить в мою пользу.

Клыков, видно, безмерно устал от него, потому что не захотел общаться лично, а в который уже раз направил к очередной юной особе, дабы та составила кассационную жалобу. Грудь у этой девушки была обычного размера, зато габаритами она почти не уступала Кирееву и напоминала Олю Салтыкову, только без её гиперактивности. Киреев договорился с ней, что зайдёт на следующий день с нужными бумагами.

Сказано – сделано. На следующий день Киреев явился во всеоружии законов и уставов, но девушка, озадаченно поджимая губки, сказал ему, что на сайте республиканского суда она не смогла найти никаких упоминаний про его апелляцию. Пришлось снова ловить Клыкова. Тот снисходительно улыбнулся (молодо-зелено!) и велел сотруднице зайти попозже в его кабинет – он покажет, где искать. У Киреева же на душе заворочался тяжелый червячок сомнения размером с Шай-Хулуда.

Через неделю он дозвонился в "Консультант" с вопросом, как там поживает кассационная жалоба. У девушки был такой испуганный голос, будто Киреев звонил ей с того света. Пришлось опять жаловаться Клыкову. Тот, наконец, осознал пагубность своих иллюзий и сказал, что раз никому ничего поручить нельзя, он сам составит и отправит жалобу.

– Когда мне оплатить? – спросил Киреев.

– Да хоть завтра, – ответил Клыков. – В любое время.

Завтра было 31 декабря.

Солнце масляно светило сквозь морозный туман. "Консультант" встретил Киреева неожиданной тишиной и пустотой. Входная дверь была открыта и это наводило на тревожные мысли. Киреев подошёл к кабинету Клыкова. Изнутри слышались какие-то звуки жизнедеятельности. Киреев постучал.

– Кто там? – спросили его.

Киреев опешил – к идентификации личности он не был готов. Пока соображал, как назваться, дверь распахнулась и перед ним предстал Клыков с весьма помятой физиономией.

– Э... извините, – пробормотал Киреев. – Вы говорили, что я могу сегодня зайти. В любое время. Я готов заплатить. За кассацию. Но у меня со сдачей...

Клыков полез в карман, вытащил оттуда несколько мятых купюр и начал пересчитывать. У него упорно не сходилось. Он махнул рукой:

– Буду должен.

Противоположный дом таращился десятками светящихся окон, словно ячейками фасеточных глаз. За спиной гремел телевизор: на экране мелькала мишура, сыпалось конфетти, искрились бенгальские огни. «С новым годом! – кричали наперебой ликующие актёры и певцы. – С новым счастьем!».

Киреев смотрел на тёмный двор и представлял себе, как где-то там, в этом скованном стужей городе, Вишневская зажигает со старым козлом Голубевым. Пьют дорогое (конечно же, французское) шампанское, заедают севрюжиной и красной икрой (а может быть, и чёрной), поднимают тосты за любовь и успех. Наверняка, у них полон дом гостей и куплены билеты куда-нибудь на Хайнань (если не в Осаку). А он, Толька Киреев, стоит здесь, пялится на панельные "брежневки" и нет у него ни севрюжины, ни чёрной икры, ни хорошего шампанского, даже девушки больше нет, зато есть куча отписок из судов и финансовый долг перед государством.

– Толь, – послышался голос матери. – Ну давай хоть выпьем за новый год. Авось лучше будет, чем старый.

К Кирееву подошла кошка Симка и начала тереться о ногу. Киреев бережно поднял её и посадил на плечо.

– Давай выпьем, – согласился он, поворачиваясь к матери.

– Со Светланой не вышло, может, с Ольгой получится, – произнесла мать, думая, что ободряет его.

– Может, – улыбнулся Киреев.

Он подошёл к столу, отпустил кошку и разлил дешёвое игристое вино.

– Ну, за новый год!

Наступивший год стал для него годом морального разложения и прогрессирующей деградации личности, с полной потерей интереса к какой-либо осмысленной деятельности. Это проявилось, среди прочего, в том, что на составление писульки в трудовую инспекцию, а точнее – в Роструд, он сразу махнул рукой. Но с Рособрнадзором решил всё же разобраться и отправил на него жалобу в Генпрокуратуру.

Тем временем подошли сроки рассмотрения кассационной жалобы, за которую он заплатил Клыкову в канун нового года. Киреев порылся на сайте верховного суда, но опять не обнаружил там никакой информации. Не было её и на сайте республиканского суда. С самыми мрачными предчувствиями он снова отправился в "Консультант".

Это был первый раз, когда в разговоре с Клыковым они перешли на повышенные тона.

– Почему, чёрт возьми, я не могу найти упоминания о моей бумаге? – орал он на юриста.

– Да потому что вы не знаете, где искать, – симметрично отвечал Клыков. – Для юных мозгом объясняю: между республиканским судом и верховным есть ещё президиум суда Республики Саха. Там и ищите свою кассацию.

Но Киреев уже ничему не верил. У него создалось стойкое ощущение, что его в очередной раз дурят. Клыков попробовал его успокоить.

– Да не беспокойтесь вы из-за этой задолженности. Не будут приставы к вам ломиться. Не та сумма, чтобы из-за неё переживать.

– А если я захочу поехать за рубеж? – спрашивал Киреев. – Меня ж не выпустят.

Тут Клыкову нечего было возразить. Чтобы спрыгнуть с неудобной темы, он предложил вернуться к делу Бажанова.

– Хотите, займусь им на льготных условиях? Всего за двадцать тысяч. А с вас возьму вообще десять. Вторую десятку заплатите в случае выигрыша.

– Нет уж. Сначала – кассация, потом – Бажанов.

Клыков сразу сник, но всё же согласился толкать жалобу дальше.

Вскоре пришёл ответ из Генпрокуратуры. Он изумил даже привыкшего ко всему Киреева. Псы государевы вообще не увидели нарушений в присланном списке, о чём и сообщили, не входя в подробности.

Несколько месяцев Киреев поддерживал спорадический контакт с Клыковым, дабы тот не забыл отправить жалобу (Киреев уж и не знал, какую – кассационную, надзорную) в верховный суд. По его расчётам, сроки уже истекали. Но Клыков уверял его, что все в порядке. Дабы пошатнуть киреевские сомнения, он предложил заплатить за составление жалобы в верховный суд – дескать, в этом случае ему, Клыкову, просто некуда будет деваться.

– Сколько? – мрачно спросил Киреев.

– А в прошлый раз сколько вы платили? – запустил Клыков аттракцион невиданной щедрости.

Киреев напряг память, но ничего не вспоминалось. Тогда он ляпнул, не думая:

– Полторы тысячи.

Клыков скривился так, будто ему попали коленом в пах, но приказал секретарше оформить.

Киреев отсчитал полторы тысячи и получил очередную квитанцию. Два месяца прошли совершенно без динамики. Он периодически названивал в "Консультант" узнать, как дела и нельзя ли увидеться с начальником. Секретарша так же периодически назначала время, но потом перезванивала с извинениями, что Юрий Аркадьевич завтра не сможет, он приболел или срочно уехал в командировку, или ещё какая-нибудь неотложная пьянка. В паре редких случаев, когда Киреев с ним пересекался, юрист говорил, что со сроком всё хорошо, время ещё есть. Дежавю было абсолютным, матрица не просто давала сбой, она искрила и дымилась.

В конце июня Кирееву назначили очередную встречу. Поскольку ему никто не перезванивал насчет её отмены, Киреев пришел с твёрдым чувством, что сейчас узнает что-то новое. И не прогадал.

– Простите, Юрий Аркадьевич занят, – сказала секретарша, увидев его. – Он не сможет вас принять, но просил передать вот это.

Она смущенно протянула Кирееву полторы тысячи рублей.

Осторожно ступая по осколкам разбитых надежд, Киреев вышел из "Консультанта".

Спустя пару дней, роясь в интернете, он нашел свежее объявление от «Консультанта» – Клыков искал нового юриста.