Текст книги "Дарю игру"

Автор книги: Вадим Лейбовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Никто не спустился.

…Эта маленькая история начинается почти как анекдот. Встречаются в Москве два незнакомых грузина, один из которых живет в столице, а другой приехал в командировку.

Москвич расспрашивает приезжего о родном городе, где давно уже не был, с удовольствием вслушивается в грузинскую речь, охотно отвечает на вопросы.

– А ты почему живешь в Москве? – спрашивает новый знакомый.

– Так жизнь сложилась, – уклончиво отвечает тот.

– Ну, и хорошо тебе здесь?

– В Тбилиси лучше.

– А чем занимаешься в Москве?

– Юриспруденцией. И еще спортом немного.

– Спортом? Слушай, кацо, а ты не знаешь такого спортсмена – Мшвениерадзе, в водное поло играет?

– Да, слышал, а что?

– Хочу, понимаешь, увидеть его. Коренной тбилисец, а удрал в Москву, предал свой народ.

– А ты его знаешь?

– Еще как знаю. Друг детства был. Но больше не друг. Я его, можно сказать, плавать учил, мяч держать в руках учил, а он предал. Ох, увидеть бы мне его разок, попадись он мне только!

И снова сдержал себя Петр, это был, конечно, он. Не сказал ни слова. Он приучил себя не отвечать на запрещенные приемы.

…Другая маленькая история почти как анекдот закончилась. А начиналась она так.

Однажды в разгар игр очередного чемпионата страны на трибуне водного стадиона «Динамо» появилась крупного телосложения дама. Густой волной своих эмоций она мгновенно накрыла всю трибуну, а акцент и характер восклицаний свидетельствовал о том, что дама прибыла из Грузии и была ярой болельщицей любого спортивного коллектива своей республики.

И вот увидев, что ее земляк играет не за тех, за кого надо, дама разразилась негодующими возгласами, призывая к мести, к расправе над ним и всей его командой. Почему-то больше всего ей нравилось слово «мясник», коим она то и дело одаривала динамовского капитана.

Однако во втором тайме дама повела себя уже спокойней, а под конец игры и вовсе стихла. И непонятно было, то ли она устала, то ли так подействовала на нее игра бомбардира. На следующий день она появилась вновь. Сидела молча, но вдруг, увидев, как во время очередной атаки Мшвениерадзе был грубо атакован сразу двумя защитниками, вскочила с места и закричала:

– Судья, что они делают! Куда же ты смотришь, судья? Почему не выгонишь этих хулиганов?

Видя безрезультатность своих усилий, она что-то громко крикнула по-грузински своему теперь уже любимцу, и тогда прогремел над водой раскатистый хохот капитана.

И на третий день дама пришла – уже с цветами. Во время представления команд она величаво подошла к капитану и вручила ему букет.

Такова, стало быть, великая сила искусства.

Воспоминания о Грузии

Однако эпизод на том исчерпан не был, потому что стоявший рядом с Петром вратарь Георгий Харебов сделал шаг вперед и взмахнул по-дирижерски руками. Этот жест был мгновенно подхвачен трибунами – раздались бурные аплодисменты. Харебов ритуально проводил болельщицу до места, вручил ей невесть откуда взявшийся апельсин и поцеловал руку. Она ответила поцелуем в темя и перекрестила его. В общем, начало игры отнесли минут на пять, пока все не успокоились.

О Георгии Харебове надо рассказывать особо, потому что не было среди друзей Петра Мшвениерадзе более удивительного человека, чем Харебов.

Если сказать, что в «Динамо» его любили, это значит ничего о нем не сказать. Сказать, что он был душой всей команды, – точнее, но и этого мало. Харебов излучал безмерную доброту и тепло, а темперамента он был безудержного, взрывного. Он мог прогнать любое уныние – от неудавшейся игры, ссоры с любимой, промозгло-холодного дождя, усталости.

В семьдесят седьмом году он умер от рака поджелудочной железы. Было очень много людей на похоронах. Они говорили, что нет, не может быть двух других более несовместимых понятий, чем Харебов и смерть.

Вместе с Петром они играли за тбилисское «Динамо», Георгий в ту пору – совсем еще неважно. Годом раньше Петра он уехал в Москву учиться. Про водное поло совсем забыл, играл в русский хоккей – стоял в воротах. Потом, с приездом друга в Москву, вернулся в бассейн, встал в ворота.

Играл Георгий за «Динамо» до пятьдесят седьмого года, стал хорошим вратарем, несколько раз выступал за вторую сборную СССР. Большего не достиг, хотя задатки были замечательные. Зато он стал хорошим детским тренером. И хорошим судьей, много раз выезжал за рубеж судить крупнейшие международные соревнования.

Азартен он был с детства, сколько его Петр помнил. Обладал удивительной реакцией, острым восприятием, прекрасной памятью. Много читал, свободно владел несколькими языками: кроме грузинского и русского – армянским, азербайджанским, греческим. Хранил в себе несметное множество историй как доподлинных, так и им же выдуманных. Однажды в мальчишеском детстве Жора привел Како к пещере и горячо убеждал его в том, что здесь под камнем зарыто оружие Чингисхана. Таким выдумщиком остался навсегда. Но все его сочинительства были безобидными, от них веяло добротой.

Как-то Петр очень торопился к себе домой, на Смоленскую. Неловкость чувствовал, знал, что дома собрались гости. Лифта ждать не стал, через три ступеньки взлетел на пятый этаж, готовый выпалить тысячу извинений.

Дверь в квартиру оказалась незапертой, но вдруг что-то остановило его порыв. Наверное, то, что вместо ожидаемого гула он услышал голос всего лишь одного человека – Жоры Харебова. Петр тихо подошел к комнате и заглянул через чье-то плечо в открытую дверь. Встретился взглядом с Рубеном Николаевичем Симоновым, выдающимся режиссером. Тот вместо приветствия сделал Петру страшные глаза и приложил палец к губам. Все слушали Харебова, который в этот момент, увидев друга, воскликнул:

– Ну вот и наш Како пришел. Заходи, дорогой, гостем будешь. Нателла, положи ему что-нибудь на тарелку, сам он, я знаю, никогда поесть не попросит, робкий очень.

Чуть позже Рубен Николаевич подошел к Петру и сказал:

– Если б вы знали, какой артист пропадает, какой артист!

По сей день ветераны водного поло, собираясь вместе и вспоминая счастливые годы большой игры, то и дело говорят: «А помнишь, как Жора…» Никого столько не вспоминают.

Тренировался Харебов самозабвенно. В наши дни этим уже вряд ли кого удивишь, даже стали газетным штампом слова: «Его приходилось силой выгонять с тренировки». Но именно так тренировался Харебов.

Однако порой приходилось применять ту же силу, чтобы Георгий явился на тренировку – так тоже бывало. Отважный вратарь московского «Динамо» не был человеком сильного характера. Любил он сладко поесть, а потому был склонен к полноте. Иногда позволял увлечь себя в разудалую компанию, после чего являлся на тренировки совершенно «разобранным». Знал, что это никуда не годится, что ему достанется от Петра. И ему действительно доставалось. Он клялся, что это в последний раз, что ничего подобного впредь не повторится. И действительно, не повторялось, иногда по нескольку месяцев. Держал себя в руках и хорошо играл. Потом снова срывался…

Петр, не любивший баню, вынужден был регулярно ходить в парную, чтобы помочь своему другу согнать несколько лишних килограммов.

– Ну что с тобой делать, Жора? – говорил он ему, охаживая веником. – Ведь завтра ты снова выпьешь бочку лимонада. Как мне с тобой быть? Почему ты у своей мамы такой неудачный получился?

– Всё, Како. Еще два стакана боржоми, и начинаю становиться молодым и стройным. И таким же сильным, как ты. Ну почему у меня нет такой силы воли, как у тебя?

– Так очень удобно говорить – нет силы воли. Так легко жить. Ах, бедный! Оправдываешь себя? А ты говори: есть у меня сила воли. Говори себе: я сильный. Ты хороший вратарь. Но не самый лучший. А нужно быть самым лучшим. Гойхман лучше тебя. А ты говори себе: я буду лучше Гойхмана.

Такая постоянная педагогическая работа с Харебовым свои плоды все же приносила. Но порой они, так и не дозрев, оставались зелеными на дереве, пока их не прихватывал мороз. Так и не стал Георгий Харебов лучшим вратарем Советского Союза, хотя нередко творил чудеса.

Однажды в игре против тбилисского «Динамо» был назначен пенальти в ворота москвичей, которые защищал Харебов. Пока не прозвучал свисток судьи на исполнение броска, Петр подплыл к Георгию и хотел подсказать, как и куда вероятнее всего сейчас ударит Нодар Гвахария. Однако Нодар, видя это, нервно крикнул Петру: «Ар митхра!» (Не смей говорить!) Капитан усмехнулся и действительно промолчал. Только бросил Нодару: «Как скажешь, дорогой». Гвахария ударил в правый верхний угол, но вратарь прекрасно среагировал и парировал мяч.

Вскоре в ворота москвичей был назначен второй пенальти, бить который приготовился Чхиквадзе. Мшвениерадзе опять было направился к Харебову, однако вновь был остановлен окриком Гвахария, на который ответил тем же: «Как скажешь». Мяч, посланный Чхиквадзе, Харебов тоже взял.

И вот в третий раз назначили четырехметровый московским динамовцам. Приготовился бить Гиви Чикваная. Теперь Гвахария решил промолчать. Мшвениерадзе тоже. Чикваная ударил, но Харебов был в этот день непробиваем.

Однако бывало и по-другому. В тот год, когда Петр выступал за команду ВВС, играл он как-то матч на первенство страны против своих бывших и будущих одноклубников. Перед игрой Харебов подошел к нему и спросил:

– Како, скажи честно, как другу: если назначат пенальти в наши ворота, куда будешь бить, в какой угол?

– Хорошо, Жора, как другу скажу: в правый, а вниз или вверх не скажу, чтоб ты совсем не разучился играть.

И вот – пенальти в ворота Харебова. Мшвениерадзе бьет в правый верхний угол, но Харебов, подозревая друга в хитрости, заранее бросается в левый и пропускает гол.

Потом назначают второй пенальти в ворота динамовцев. Георгий, будучи теперь еще более уверенным, что Петр направит мяч в левый угол, вновь наказывает себя.

Третий пенальти – снова бьет Мшвениерадзе. Уж теперь-то Харебов и вовсе не сомневается, что тот ударит в левый угол.  Но Мшвениерадзе свое слово по-прежнему держит и опять забивает. Так он забил четыре пенальти, все в правый угол.

После матча Георгий подошел к Петру и сказал:

– Никогда не думал, что ты такой обманщик.

…Однажды, когда игры всесоюзного чемпионата проводились в бассейне Центрального стадиона имени В. И. Ленина, там в те же дни давал представление цирк на воде.

Закончилась очередная игра, ватерполисты ушли в раздевалку, выходят, а над водой уже канат натянут, да высоко – метрах в восьми от поверхности.

– Ну что, Како, – сказал Харебов, – может быть, и нам с тобой в водяную феерию податься?

– Тебе это подойдет, Жора. Нарядить тебя в шкуру морского льва и выпустить перед зрителем. Будешь мячи ловить. Ты хорошо мячи ловишь, когда несильно бросают.

– Смеешься, да? А знаешь, какой во мне цирковой талант гибнет? Ай какой талант! Вот видишь канат, Како? Хочешь, я пройду по этому канату?

– Хочу. Не пройдешь.

– Я тоже хочу. И пройду.

– Весь канат пройдешь?

– Весь – не знаю, а до середины пройду.

– А как же обратно?

– Нет, обратно я пока не научился.

– Ты и до середины не пройдешь.

– А если пройду?

– Я исполню любое твое желание.

– Договорились, только нужно спросить разрешения. А вот и конферансье идет. Здравствуйте, товарищ Брунов. Перед вами новый большой цирковой талант.

– Здравствуйте, товарищ большой талант. Чем могу быть полезен?

– Талант хочет самовыражаться. Хочет, чтоб его увидели и оценили. А потом осветили лучами славы. Хочу пройти по этому канату.

– С ватерпольным мячом? И сверху забить гол?

– Нет, я серьезно. Разрешите?

Брунов рассмеялся, пожал плечами:

– Лично я готов вам аплодировать. Но разрешение мое вас не спасет.

– Хорошо, товарищ Брунов. Придется мне самому спасать себя. В конце концов, не я первый сказал, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. А еще мне поможет вот этот усатый важный человек, – он показал на Петра.

Харебов удалился в раздевалку и почему-то задержался там минут на десять. Когда же он вышел на бортик бассейна, то очень удивился. Вместо ушедшей с соревнований публики появилась другая. Оказывается, к этому моменту на Большой спортивной арене закончился футбольный матч и зрители перекочевали в бассейн посмотреть цирковую программу.

Так Харебов неожиданно оказался перед массовой аудиторией. Но в каком виде! На нем были обрезанная до локтей рваная тельняшка и немыслимой длины черные сатиновые трусы. И где только за десять минут он успел все это раздобыть? А публика прибывала.

– Что будем делать, Жора? – развеселился Петр. – По-моему, представление нужно отменять.

– Ни за что! Не таков Георгий Харебов. Пусть смолкнет оркестр и зазвучит мерная, напряженная дробь барабана. Георгий Харебов вступает в высокое искусство. Прощайте, спортсмены! Помните Георгия Харебова!

Тут вся динамовская команда дружно зааплодировала, а публика, приняв все это за прелюдию к представлению, последовала ее примеру. Харебов полез наверх.

Приветственно помахав публике рукой, он сделал первый шаг. Потом второй. Третий. Трибуны затихли. Неуклюже дергаясь, готовый в каждую секунду сорваться, Харебов двигался по канату. Было видно, что он твердо намерен дойти до конца, не ударить лицом… в воду. Но нет. Ударил. Да только не лицом, а принципиально другим местом. Правда, перед полетом успел-таки сделать прощальный жест.

Когда хохот на трибунах стал медленно стихать, а Харебов, приходя в себя, сидел на скамье, подошел милиционер.

– Кто вы такой?

– Я молодой артист цирка.

– Ваши документы.

– Какие документы у голого человека, товарищ милиционер? На мой номер никакие документы не нужны. Это же уникальный номер в мировом цирке.

– Ваша фамилия?

– Моя? Мшвениерадзе. Все равно не запомните, запишите – я продиктую. Только не пытайтесь повторять, бесполезно.

– Хорошо. Где ваш руководитель?

– Вот, пожалуйста, – он показал на Петра. – По одному виду ясно, что он – руководитель. Фамилия его Харебов. Пусть он вам и отвечает, а я пошел.

– Нет подождите. Значит, вы руководитель? – повернулся милиционер к Петру.

– Я? Какой я руководитель? Я спортсмен, участвую в соревнованиях по водному поло. А этого человека никогда не видел. Хулиган какой-то, маньяк. И к тому же по канату ходить не умеет. Даже до середины не дошел.

– Как не дошел?! – вскричал «артист». – Зачем так шутишь над пострадавшим?

В этот момент подошел Борис Брунов и вместе со всей динамовской командой упросил милиционера отдать самозванца на поруки.

…Сборная нашей страны приехала в Белград на турнир сильнейших команд Европы. Перед началом игр – традиционный прием для участников, судей и журналистов. Уже произнесены все речи и приветствия, а в зале все еще царит чопорная, официальная атмосфера. Все чувствуют себя скованно. Хотя соревнования и весьма высокого ранга, такое начало – не в традициях.

И вдруг грянула музыка. Грузинская. Оказалось, что Георгий Харебов – судья из Советского Союза – привел из соседнего зала оркестрантов. Он сбросил пиджак и понесся по залу, выделывая такое, что охнули бы солисты из знаменитого ансамбля Сухишвили – Рамишвили.

«Серьезный человек всегда ходит в шляпе», – говорил острослов и душа динамовской команды вратарь Г. Харебов

О Харебове можно б отдельную книжку написать…

Так совпало, что племянник Харебова играет в одной юношеской команде тбилисского «Динамо» с сыном Джабы Иоселиани – ближайшего друга Петра Мшвениерадзе. Но так ли уж это удивительно? Можно догадаться, почему Джаба Константинович Иоселиани, профессор театрального института, человек весьма далекий от спорта, отдал сына в водное поло. Племянник Георгия Харебова тоже, судя по всему, забрел в бассейн не случайно.

Когда Петр Мшвениерадзе приезжает в Тбилиси, он идет на Глданское кладбище. К матери своей и Георгию. Их могилы рядом. Так получилось.

В олимпийский Мельбурн в ноябре 1956 года наша ватерпольная сборная летела за медалями. К этому времени она набрала уже достаточный опыт международных встреч. Наигрывался состав команды и, что не менее важно, завоевывался авторитет, тот самый, о котором говорил Бела Райки.

Незадолго до Игр в «Советском спорте» появилась статья одного из самых авторитетных специалистов водного поло А. Ю. Кистяковского, в которой он оценивал соотношение сил на международной арене. В частности, автор обращал внимание на то, что венгры не очень сильны в единоборстве, что для них характерно стремление во что бы то ни стало вырваться вперед и сыграть с ходу, не принимая силовой статической борьбы. Югославы же, предупреждал Кистяковский, менее маневренны, сильнее физически, массивнее, а потому охотно идут на силовую борьбу. Вывод напрашивается сам: нужно уметь играть разнообразно, в зависимости от стиля игры соперника. К этому и готовилась команда, в составе которой осталось лишь четыре прежних олимпийца – Борис Гойхман, Валентин Прокопов, Юрий Щляпин и Петр Мшвениерадзе. Зато в расцвете сил был Нодар Гвахария, прочно заняли ведущие места в команде хотя и новички, но уже опытные ватерполисты Вячеслав Куренной и Петр Бреус, все уверенней чувствовали себя второй вратарь Михаил Рыжак, полевые игроки Виктор Агеев, Сурен Маркаров, Георгий Лезин.

Сборная СССР 1958 г. Слева направо: В. Семенов, П. Мшвениерадзе, Б. Гойхман, П. Бреуз, В. Куренной, А. Карташов, В. Прокопов

Перелет в Австралию был крайне тяжелым. Согласно «научно обоснованным» рекомендациям, в целях постепенной акклиматизации отдыхали по пути в Ташкенте, Дели, Рангуне, Сингапуре, Дарвине. В Рангуне была жара и почти стопроцентная влажность, а потому с непривычки состояние игроков было близким к глубокому и затяжному обмороку. Ненамного легче они чувствовали себя в Дели и Дарвине. Стало ясно, что нужно было сразу лететь в Мельбурн и проходить акклиматизацию на месте.

В предварительном турнире нашими соперниками оказались сборные Югославии, Румынии и Австралии. Жребием остались довольны. Еще бы – самые сильные из этой тройки югославы, а с ними незадолго до Олимпиады наши игроки встречались и победили с крупным счетом.

Однако соперник вышел на игру неузнаваемо преображенным и собранным. С первой же минуты югославы стали обстреливать ворота Гойхмана с любых дистанций. Тот держался достойно, но все же пропустил три гола, причем третий как-то нелепо: били несильно и издалека. Однако гол этот оказался решающим, наши спортсмены забили два, оба – Мшвениерадзе.

Он же забросил почти все мячи в двух последующих встречах – с румынами (4:2) и австралийцами (3:0). Так сборная СССР вышла в финальную шестерку, правда, с одним поражением.

Начались игры финала. Мшвениерадзе продолжал забивать голы, готовя себя к главной встрече – с венграми. Еще были шансы выиграть Олимпиаду.

Однако сборная СССР потерпела поражение. Счет того трудного матча – 4:0 в пользу команды Венгрии.

Оставалось теперь бороться лишь за бронзовые медали. Для этого нужно было победить объединенную германскую команду. Но и здесь игра пошла невезучая, вязкая. Соперник сразу повел – сначала 1:0, потом разрыв увеличился.

Но разыгрался Нодар Гвахария. Он забил подряд два мяча. Игра выровнялась. Резко активизировался Мшвениерадзе.

И вот при счете 4:4 удаляют нашего игрока. Тем не менее его товарищи перехватывают мяч и идут в контратаку, ясно осознавая: если не забьем, непременно получим гол в свои ворота, ведь у соперника численное преимущество, а у нас оголены тылы.

С подачи Прокопова капитан команды из труднейшего положения точно бросает в ворота, а еще через несколько минут забивает последний гол. Команда Советского Союза впервые становится бронзовым призером Олимпийских игр, а Петр Мшвениерадзе – заслуженным мастером спорта СССР.

Глава 7 ИТАЛЬЯНСКОЕ КАПРИЧЧИО[1]1
  Каприччио, Капри́ччо (итал. – каприз) – виртуозное музыкальное произведение, изобилующее сменой настроений, неожиданными эффектами, импровизацией. (Толковый словарь русского языка)


[Закрыть]

Со второй своей олимпиады сборная команда нашей страны вошла в элиту мирового водного поло. Сборные Венгрии, Югославии, Италии и СССР в последующие четверть века делили между собой награды едва ли не всех крупнейших международных турниров. Даже провал на Олимпиаде-76 в Монреале, явившийся следствием явных тренерских ошибок, вряд ли изменил истинное соотношение сил в группе сильнейших, что и подтвердили последующие годы.

250 игр провел за сборную своей страны ее бессменный капитан Петр Мшвениерадзе, участвуя в десятках международных соревнований. Чаще всего игру его называли блестящей, превосходной, реже – хорошей. Бывали и неудачные игры.

Он считал, что никому не должно быть дела до его настроения, здоровья, душевного состояния, если он капитан. И никто не знал, что порой выходил он на игру совершенно больным, с пылающим горлом и температурой. Не будем огульно восхищаться такими поступками, потому что спорт – не война, где победа имеет другую цену. Но таков Петр Мшвениерадзе, безмерно веривший в свое могучее здоровье, силу духа и считавший, что, позволив себе слабость один лишь раз, отступишься и в другой. И никто не знал, почему иногда он играл хуже, чем обычно.

…Этот турнир стал лучшим в его жизни. Никогда и нигде не играл он так ярко, изобретательно, мощно, искрометно, никогда не изумлял соперников и зрителей столь неожиданными и остроумными решениями. Все лучшее, чем одарила его природа, что обрел он к этому времени, он представил здесь, в Югославии, спустя год после Мельбурна – на турнире «Трофео Италия», участвовать в котором были приглашены шесть сильнейших команд Европы: «большая четверка», а также Нидерланды и Румыния.

Ему нравилось выступать в Югославии, где водное поло любят едва ли не так же, как футбол. Знал и чувствовал зрителя, его тонкое понимание игры. Ну и, конечно, ощущал свою популярность. И щедро платил за нее.

В эти августовские дни весь Загреб жил водным поло. Флаги и флажки стран-участниц мелькали по всему городу – в автомобилях и витринах магазинов и киосков, на одежде гостей и журналистов, приехавших из тридцати стран.

Наша команда прибыла на турнир хорошо сыгранной, сбалансированной. Все игроки знали: сильнее могут оказаться только венгры, до той поры ими ни разу не побежденные в настоящих, боевых официальных встречах. Выигрыш в пятьдесят третьем году на фестивальном турнире в расчет можно было не брать – венгры прислали тогда второй состав.

За месяц до начала турнира в Загребе давние соперники встретились в Москве, в решающем матче турнира III Всемирных игр молодежи. Советская сборная отыграла тот матч неважно. Лишь дебют она провела азартно, в острых атаках. На седьмой минуте Мшвениерадзе открыл счет. Но тут же удалили Семенова, и Маркович с подачи Карпати выровнял положение.

С той минуты игра у нашей сборной просто разладилась. Маркович совсем отключился от атакующих действий своей команды, занявшись только опекой главного бомбардира советской сборной, и на этот раз небезуспешно. В итоге ничья – 5:5, которая устраивала венгров, так как, набрав одинаковые с нами очки, они стали победителями по соотношению мячей.

Мшвениерадзе плохо сыграл в том матче. Готовился к нему очень серьезно, настраивался. Но не пошла игра. Его спрашивали потом, в чем дело? Он лишь разводил руками: если б знать!

У крупных поэтов нет плохих стихов. Неужели не пишут таковых? Пишут, наверное. Но не публикуют. У спортсменов же все выступления «опубликованы» – происходят на глазах у публики.

Неудача в матче с венграми озадачила игроков и тренеров, но не более того. По тренировкам, по всем предыдущим играм чувствовалось: команда на подъеме, нужно еще немного времени и усилий, и она одолеет любого соперника.

После олимпийского турнира изменения в сборной произошли незначительные: вместо Маркарова и Лезина в нее вошли Анатолий Карташов и Владимир Семенов. Вместе с ними в Загреб приехали Борис Гойхман, Валентин Прокопов, Петр Бреус, Вячеслав Куренной, Нодар Гвахария, Игорь Зингер, Виктор Пирейко, Анатолий Дымерец и Мшвениерадзе.

Первая встреча турнира в Загребе – с итальянцами – явно удалась, и больших трудов победа не стоила. Играли легко, раскованно, как на тренировке. Берегли силы, зная, что следующий матч – самый главный. Таким он и стал.

У венгров в составе шесть олимпийских чемпионов – Енеш, Майер, Маркович, Хевеш, Варга, Сивош. С первых минут Майер не может справиться с Мшвениерадзе, да и вряд ли кому другому оказалась бы эта задача по плечу. Капитан двумя сильнейшими ударами со средних дистанций поражает ворота.

Такого начала не ожидали ни соперники, ни, кажется, даже судьи. Во всяком случае, в советской сборной подряд два удаления, и на табло – две двойки, счет равный. На том и заканчивается первая половина игры.

Второй период наша команда начинает столь же бурно. Мшвениерадзе чуть оттянулся назад и удачно разыгрывает комбинации то с Карташовым, то с Куренным. Их усилиями счет становится 4:2. Венгры растеряны, они устали сопротивляться. Игроки сборной СССР это чувствуют, но по опыту знают, что ликовать рано: соперник силен, он еще может взорваться. И снова атака за атакой. Две минуты до конца игры. Мшвениерадзе с двенадцати метров забивает пятый мяч. Но пятым голом он не стал, судья почему-то не засчитал его.

Трибуны встают и начинают скандировать фамилию героя матча. Правда, уже давно югославские болельщики отчаялись с ней справиться, и потому над бассейном несется: «Миши! Миши!» Так его называли по-хорватски.

Победа! И тут же, задолго до окончания турнира, Мшвениерадзе объявлен лучшим его игроком. Выиграли у команды Нидерландов – 8:1, Румынии – 8:4. Остался последний матч – с хозяевами. Он оказался самым трудным. Советские ватерполисты были сильнее и знали это, но эффект родного поля, родных трибун с таким азартным зрителем воздействует и на игроков, и на судей.

В том матче в составе югославской сборной появился новый игрок – Ивкович. Трудно предположить, что перед ним была поставлена именно та задача, которую он выполнял, хотя бы потому, что давние дружеские отношения между игроками обеих команд не допускали нарушения законов рыцарства и взаимного уважения. Несчетное множество совместных тренировок провели советские и югославские ватерполисты и так друг к другу привыкли, что в одной из официальных встреч вратарь Мушкитирович оскандалился: получив мяч, он собрался было ввести его в игру, да увидел перед собой Мшвениерадзе и, забыв, что это не тренировка, по привычке ему и отпасовал. Но тут же, услышав хохот трибун, понял свою оплошность и немедленно изготовился к отражению удара. Бомбардир, однако, не смог не ответить на любезность иначе как любезностью и потому несильно метнул прямо в Мушкитировича. Тот уж такого и вовсе не ожидал и мяч не поймал, а отбил. К мячу бросились двое: югоославский защитник и наш бомбардир, которому пришлось борьбу эту выигрывать и бить по воротам уже всерьез и без промаха. Именно такими дружественными были и остались отношения.

1960 г. Перед игрой с командой Югославии. Слева направо: П. Мшвениерадзе, Г. Чикваная, В. Агеев, В. Семенов, Б. Гойхман, Ю. Григоровский, В. Куренной

И вдруг у югославов появился разудалый молодец, которому, казалось, до мяча нет никакого дела. Он раздавал удары направо и налево – в грудь, в живот, по голове. Да так, что вскоре отправил Валентина Прокопова в глубокий нокдаун. Только тогда Ивкович вспомнил, наконец, о мяче, захватил его, направил партнеру, который и забил второй уже гол в наши ворота. Однако представитель европейского комитета ФИНА остановил игру и гол не засчитали. Вскоре Куренной нанес сильнейший удар по югославским воротам и счет стал равным. На том и закончился этот странный матч, который тем не менее вывел нашу команду в победительницы турнира.

Вечером состоялся прием, на котором Петру Мшвениерадзе было вручено два приза. Первый – командный, «Трофее Италия», за победу сборной СССР. Второй – личный, как лучшему и самому результативному игроку турнира. Позже этой почетнейшей награде суждено было занять место более достойное, по мнению Петра, нежели в его семейной коллекции. Он подарил эту хрустальную вазу одному из самых дорогих для себя людей – Николаю Николаевичу Кецховели.

На традиционной конференции, посвященной итогам турнира, Бориса Гойхмана спросили: «Какая команда окажется самой сильной: та, в которой будут играть шесть Мшвениерадзе, или шесть Куренных, или шесть Бреусов?» На что Гойхман ответил: «Самая сильная – та команда, в которой один Мшвениерадзе, один Куренной, один Бреус, один Семенов, один Карташов и один Прокопов».

– Молодец, Боря, лучше ответить было нельзя, – шепнул капитан своему товарищу, который, несмотря на свои тридцать восемь лет, великолепно отыграл турнир и был признан лучшим вратарем.

Великий рыцарь спорта Борис Гойхман. Он стал известным ватерполистом еще задолго до войны. Теперь же он был уверен, что этот турнир – последний для него. Гойхман собирался уйти и раньше, и впоследствии тоже. Но каждый раз, когда труба трубила сбор, оказывалось, что без Гойхмана нельзя, не получается. Потому что он был последней надеждой команды, и если она не сбывалась, то неудача постигала весь коллектив. Великолепный техник, игрок с прекрасной реакцией и острым чувством позиции, он, так же как и Мшвениерадзе, пользовался абсолютным авторитетом и в своем армейском клубе, и в сборной. «Все ж время вышло и звонок мой прозвенел», – сказал ветеран себе и товарищам. Сказал тогда, в пятьдесят седьмом, в Загребе.

Но год спустя его уговорили вновь занять место в воротах. Предстоял чемпионат Европы в Будапеште, где венграм победить, казалось, сам бог велел, что они и сделали, водворив нашу команду на третье место.

Гойхман после этого не играл даже за свой клуб ЦСКА. Тренировал мальчишек. Но о нем вспомнили опять. Уговорили, уломали. Все то же настоятельное «надо» вернуло его в ворота. На сей раз – в ворота сборной Москвы для участия во II Спартакиаде народов СССР. Победили они в том турнире. И он, и Мшвениерадзе играли прекрасно. Правда, бомбардиру в тот год лишь тридцать стукнуло и на него по-прежнему смотрели как на основную ударную силу команды. Он упорно готовился к третьей своей олимпиаде.

Ну, а Гойхман, который был на десять лет старше своего боевого товарища, все эти три предолимпийских года жил уже иным укладом, иными ритмами. Что побудило старшего тренера сборной Виталия Ушакова в очередной раз попросить Гойхмана вернуться и зачислить его в олимпийскую команду? Богатый опыт вратаря. Его воля и хладнокровие, столько раз вселявшее уверенность в своих игроков и панику в соперников. И все же преградой оставался возраст. Да не оставался, а неумолимо рос, тогда как требования к специальной подготовке и тренированности отнюдь не уменьшались.

Конечно, надо было предвидеть, что большой мастер даже и не в лучшей своей форме способен собраться и «выстрелить», совершить невозможное, но сделать это он может раз или два. Вряд ли больше. Для большего нужна совершенно иная тренированность. И еще: если ошибку полевого игрока могут исправить товарищи, то вратарскую – уже никто. Потому так значительна роль вратаря в команде.