Текст книги "Заговор красных генералов"

Автор книги: Вадим Хлыстов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Начальник особого отдела покрутил вокруг головы пальцем и прохрипел:

– Чисто?

Председатель ОГПУ в ответ усмехнулся. Этот всегда схватывал быстрей всех:

– Три часа назад проверяли, перед тем как вас сюда привести. Говори смело, Марк Исаевич.

Контрразведчик повернул свое в кровавых разводах лицо к Артузову:

– Что с парижским резидентом? Все шло через него, как я понимаю?

Начальник ИНО равнодушно махнул рукой:

– Резидент и сотрудник, курировавший «Иванова» с «Фермершей», срочно отозваны. Оба сейчас сидят в соседнем крыле. В одиночках. Здоровье у них сегодня ухудшится. С летальным исходом. Так что утечки не будет.

Начальник особого отдела, поморщившись, вздохнул:

– А я-то, дурак, все не мог сложить этот пасьянс. Теперь все встало на свои места. И непонятное поведение Берзина с его тайнами и невозможностью отследить его разговоры по телефону, – он указал пальцем на подшивку рапортов по «Седому», – и активность высшего руководства РККА, о которой я докладывал. И все их разговоры и непонятные встречи. Как, оказывается, просто… Коминтерн и армия, которая выполнит силовое прикрытие операции. Все сходится. Красиво задумано. И выхода Усач нам не оставил. Или мы его, или он нас…

Думающий в это время о чем-то своем начальник секретно-политического отдела, взглянув исподлобья на председателя ОГПУ, внезапно спросил:

– Информацию перепроверяли?

Менжинский внезапно разозлился по-настоящему:

– Хрена ее проверять, Жора? Ты что, совсем… – он попробовал подыскать слово, потом махнул на это рукой, – по стране взрывы идут, обкомы горят как свечки, милиционеров убивают профессиональным ударом рукой в сердце. Заметь, рукой, а не ножом. Таким ударам только люди из нашей особой группы обучены. Остальных этому просто не учили. Вон тебе перепроверка, иди, посмотри на Пассаж, полюбуйся. Одни головешки торчат. Какие еще факты нужны?! Тебе скоро под кресло бомбу положат или вон на этот крюк повесят уже по-настоящему, – он пальцем ткнул в потолок, с которого свешивалось на цепи нечто похожее на громадный рыболовный крючок, – а ты о какой-то долбаной перепроверке говоришь. Честное слово, Жора, я думал, ты умнее…

Молчанов примиряющие поднял ладони:

– Да понял я уже все, Вячеслав Рудольфович, понял. И за науку спасибо, что показал, что нас в итоге всех ждет.

Председатель в ответ сардонически усмехнулся:

– Не стоит благодарности, всегда пожалуйста, товарищ Молчанов. Обращайтесь, если что…

Начальника секретно-политического отдела внезапно затрясло. Сказалось нервное напряжение. Он ощерился осколками выбитых зубов и захохотал:

– Простите, – прохрипел он, – не сдержался – но какая же все же Усач сука… Ну и кому после этого верить?

Он встряхнул головой и несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул, беря себя в руки.

Менжинский равнодушно взглянул на подчиненного:

– Да ладно, не демонизируй его. Просто это прекрасно задуманная и качественно выполненная комбинация. Профессионально выполненная. Учись. Как профессионал я просто аплодирую задумке и исполнению. Какие масштабы, выверенность. Это тебе не слухи собирать и за них сажать.

Командир ОДОН, до этого молчавший, внезапно произнес:

– Я тоже согласен. Что я должен делать?

Серебрянский, внимательно наблюдающий за всеми троими и анализирующий их поведение, расслабился. Начальник особой группы получил однозначный и недвусмысленный приказ председателя, что сомневающиеся выйти из камеры живыми не должны.

Кондратьев был последним, кто принял решение. Остальные, это было видно, решение приняли сразу, прочитав шифровки из Франции. Менжинский, получив незаметный сигнал своего диверсанта, что все в порядке, проговорил:

– Если вы все поняли и осознаете, что в случае бездействия вернуться сюда, – он небрежно обвел рукой камеру, – это просто дело времени для нас всех, то я предлагаю вам следующий план…

Я закончил смотреть последние кадры записи совещания в кабинете у Менжинского и повернулся к Стасу:

– Похоже, что во внутренней тюрьме он им сделал предложение, от которого невозможно отказаться?

Нога согласно кивнул головой:

– Очень похоже. «Аналитики» с «психологами» говорят, что с вероятностью девяносто восемь процентов, председатель ОГПУ сознательно назвал вещи своими именами, зная особенность человеческой психики скрывать от себя правду. Поставив так вопрос, он дал подчиненным почувствовать, на краю какой пропасти они стоят. Судя по внешнему виду, когда они все вернулись из подвала, разговаривали с ними простыми и грубыми, но действенными способами.

– Тогда делаем вывод, что наш план сработал и они начали свою игру. Но нам нужно подстраховаться. Я думаю, что Серебрянский и Эйтингон для этого подойдут.

Стас вопросительно поднял брови:

– Ты о чем?

– Я о том, господин подполковник, что этим двоим, по сути, глубоко неинтересно, кому они служат. Почитай их биографии. У обоих написаны как под копирку. Вон как резво из эсеров в большевики перешли. Они всегда на стороне сильнейшего. Тянутся к власти, и им безразлично, кто власть сейчас представляет. И если им как перспективу предложить служение более сильному, то они могут согласиться. Жаль будет, если такой материал, как Серебрянский и Эйтингон, пропадет. Уж больно хороши. Хотелось бы с ними побеседовать. Ну, а на нет и спроса нет. В расход, и все. Потом меньше головной боли будет.

Стас деловито произнес:

– Везти к нам?

– Нет, не надо. Поговорим с ними вначале в привычной для них обстановке. Привычными для них методами. Иди, прорабатывай со своими орлами детали. Сколько тебе надо времени?

– Сутки. Все их данные есть в архивах, нам только детали останется отшлифовать.

– Ладно, давай двигай. И пусть мне принесут запись беседы Сталина с теми мужчиной и женщиной, которые появились сразу после Пятницкого. Это же серьезно, Стас.

Двое суток после устроенного Менжинским испытания для своих подчиненных начальник Особой группы ОГПУ и его заместитель были заняты. Свободное время поговорить у них выдалось только под вечер третьего дня. Серебрянский предложил пойти к нему поужинать на Мархлевского, благо от места службы было недалеко. Эйтингон согласился. Его жена была в командировке в Палестине, и идти в пустую квартиру было неохота. Разговаривая о пустяках, они вошли в дом для высшего руководства ОГПУ, показали пропуска охраннику на входе и не спеша стали подниматься на третий этаж.

– Опять комендант лампочки экономит, – проворчал Серебрянский, когда они вступили на площадку перед его квартирой. – Не знаю, как тебя, Наум, но меня, когда возвращаешься ОТТУДА, вот эти самые выкрученные лампочки раздражают больше всего. Можно смириться с нехваткой вещей и продуктов, понимая, что это временные трудности, но когда не работает то, что должно работать… – говоря это, он открыл ключом дверь в квартиру и потянулся было включить свет в холле. Но договорить не успел. Темнота впереди и сбоку ожила шорохом, и Серебрянского, а вслед за ним и Эйтингона чьи-то сильные руки одним рывком втащили в квартиру, захлопнув дверь. Оба матерых диверсанта попытались сопротивляться, и Наум Исаакович вроде даже достал кого-то из нападающих пару раз, тем самым, по-видимому, разозлив окончательно. Через минуту они лежали на полу, с завернутыми за спину руками, скованными необычными наручниками, которые начинали сдавливать зубцами сильнее, если начинаешь шевелиться, и собственными галстуками во рту вместо кляпов. Их сноровисто обыскали и забрали все оружие.

Кто-то насмешливо произнес:

– Вооружились-то, вооружились-то, ну прям целый арсенал на каждом.

Чья-то тяжелая ступня, одетая, судя по ощущению, в ботинок с ребристой подошвой, подбитой металлом на носке, наступила Серебрянскому на шею так, что дышать можно было через раз, и спокойно-равнодушный голос сверху произнес:

– Ты против меня как плотник супротив столяра. Лучше не трепыхайся. Если услышал, пошевели каким-нибудь пальцем.

Пересиливая боль в запястьях, Серебрянский задвигал мизинцем, про себя удивляясь, как можно что-то увидеть в кромешной темноте.

Тот же голос произнес:

– Очень хорошо. Как ты понимаешь, если бы мы хотели вас убить, то уже убили бы. Отвечай.

Серебрянский опять двинул пальцем.

– Молодец. Теперь слушай. С вами хотят поговорить. Поговорить и не больше. Сделать предложение. Надеюсь, вы понимаете, что будь мы людьми Сталина, то никто не стал бы устраивать это дурацкое представление с ожиданием в твоей, товарищ начальник Особой группы, квартире. Вы бы сейчас оба сидели в подвале под светом настольной лампы и умельцы-анатомы с пристрастием откручивали бы вам причинные места. Соображаешь?

Серебрянский зашевелил сразу всеми пальцами рук.

– Прекрасно. Тогда вас сейчас отпустят, но только не делайте резких движений, а то я рассержусь. Договорились?

– Договорились, – прохрипел Яков Исаакович, пытаясь говорить сквозь галстук, забивший рот. Несмотря на невнятность речи, его поняли. Ботинок перестал давить на шею, чьи-то сильные и ловкие руки подняли их рывком с пола. Кто-то включил свет. Перед глазами Серебрянского и Эйтингона возникли еле видные силуэты пятерых человек, присутствие которых угадывались только боковым зрением. Внезапно они стали более реальными, и перед хозяином квартиры и его гостем возникли люди, одетые в непонятные комбинезоны со шлемами, полностью скрывающими головы. Одна из фигур первой стянула шлем, и перед изумленными чекистами появилось лицо обычного человека в странной черной шапочке, натянутой на коротко стриженую голову. Глаза человека смотрели на них с иронией.

Серебрянский попытался сразу определить опасность этих пятерых, как он это всегда делал с незнакомцами, полагаясь только на свои инстинкты, которые никогда не подводили. Инстинкт самосохранения просто завопил об опасности. Он кричал Якову Исааковичу, что он находится рядом со смертельно опасными хищниками. Начальник Особой группы ОГПУ, сам готовивший людей для террора, диверсий и убийств, вдруг непонятным образом осознал, что эти пятеро могут и видели гораздо больше, чем все его люди вместе взятые. Что ЭТИ давно перешли за грань понимания добра и зла, что они живут истинами, к пониманию которых Серебрянский только начал искать пути. И ему, как профессионалу, до жути захотелось сесть с ними за один стол и попросить научить его, террориста и убийцу, этим истинам…

Тихо скрипнула дверь, ведущая в гостиную. Чекисты одновременно повернули головы. В проходе стоял улыбающийся мужчина средних лет. Он весело поздоровался:

– Добрый вечер, господа. Позвольте представиться. Андрей Егорович Егоров. Я, собственно, и есть заказчик творящегося сейчас в стране безобразия. Нам надо поговорить…

Сталин не спал вторую ночь. Он взглянул на настенные часы – было четверть пятого утра. Машинально бросил взгляд на настольный календарь – 8 ноября 1933 года. Генсек устало повел плечами, потом встал из-за стола и начал прохаживаться по кабинету. Три дня назад он получил сводную аналитическую записку по фактам исследования документов, находящихся в четырех громадных ящиках, добытых для него «Хароном». Никому не доверяя, генсек поручил охрану архивов «внутряку». Начальник охраны подчинялся ему лично и обладал чрезвычайными полномочиями.

С момента появления документов на ближней даче генерального секретаря в Подмосковье в стране, для непосвященных, произошел ряд казалось бы совсем ординарных событий.

Академия наук СССР вдруг озаботилась переподготовкой специалистов по дактилоскопии. И специалистов именно из глубинки, занимающихся исключительно уголовными делами и не связанных с делами по безопасности. Через партийные органы на местах такие специалисты получали предписание убыть в служебную командировку в Ленинград, в распоряжение Института экспериментальной биологии, созданного еще в первые годы Советской власти.

Литературному институту имени Максима Горького, созданному в 32 году еще при живом классике, внезапно срочно потребовались графологи и почему-то фотографы для изучения уникальных архивов библиотеки при институте. Библиотека была громадной и включала в себя литературную периодику, сборники, издания XVIII–XIX веков, труды русских и зарубежных литературоведов, произведения иностранных и отечественных писателей, в том числе и народов СССР. Партийные органы, конечно, не смогли отказать в такой просьбе уважаемому институту, и опять-таки из глубинки такие специалисты были предоставлены.

По странному стечению обстоятельств проездные документы, полученные специалистами, были составлены так, что едущие в Ленинград обязательно должны были проезжать через Первопрестольную. На вокзале, в толпе, к тянущему тяжелый чемодан командированному подходили трое неприметных мужчин, вежливо представлялись и показывали какую-то бумагу, после просмотра оной эксперт безропотно отдавал свой чемодан одному из троих, и они все вместе тихо и незаметно садились в поджидавшую машину и удалялись в неизвестном направлении.

В результате все затребованные и Институтом экспериментальной биологии, и Литературным институтом имени Максима Горького люди оказались на неизвестной даче под Москвой, которая усиленно охранялась.

На даче все прибывшие были разбиты на три независимые группы, каждой из которых были предоставлены некие документы и фотографии. Мужчина с невыразительным, быстро забывающимся лицом, представившийся как Иван Иванович, поставил перед экспертами задачу – найти соответствия или несоответствия в отпечатках пальцев, в почерке между полученными документами и выданными образцами. Для объективности получения данных и соблюдения режима секретности все фамилии в документах были тщательно заклеены, а всем документам присвоен буквенно-цифровой код. Специалистам по дактилоскопии также были выданы сравнительные таблицы отпечатков пальцев, опять-таки просто пронумерованные. Экспертам-фотографам было поручено тщательно исследовать фотографии и сделать заключение – настоящие это фото или поддельные. Причем все три группы должны были перепроверять друг друга. Срок на исполнение задания им дали месяц и ввели жесточайший режим проживания. Общаться можно было только во время работы. В остальное время они жили каждый в отдельной комнате под тщательным наблюдением охраны. Даже завтракали, обедали и ужинали по отдельности.

Сталин, равномерно вышагивающий по кабинету, подошел к окну и тяжело оперся на подоконник. Он вспомнил, как в первую очередь приказал проверить причастность Пятницкого к возможному заговору. Если бы тот оказался под подозрением, всю работу по проверке документов пришлось бы строить совершенно по-другому и брать оперативное управление внешними и внутренними группами Коминтерна немедленно на себя. Секретарь Коминтерна оказался чист как слеза ребенка, и это существенно облегчило всю дальнейшую работу.

Сейчас он находился тут же, в кабинете, и в который раз перелистывал толстую папку с рекомендациями аналитиков Коминтерна.

Генсек еще раз тяжело вздохнул. Факты, которые открылись, потрясали своим масштабом и цинизмом. Оказалось, что его не просто водили за нос, как первого человека в партии и государстве, а системно готовили конец СССР как страны. Пока он тратил основные силы на борьбу то с правой, то с левой оппозицией, то на дискуссии со своими соратниками о путях развития державы, пока каленым железом выжигал троцкизм, в стране проводилась не просто операция по смещению его, Сталина, как генерального секретаря. Это ладно, как говорится. На то и политическая борьба. Готовилась настоящая реставрация монархии. И делалось это системно, исподволь, с планированием не только самого переворота, но и подготовкой настоящих параллельных органов власти на местах. То есть сразу после его устранения заговорщики становились реальной властью не только в Москве и союзных столицах, но по всей стране, вплоть до последнего района. Получаемая вертикаль власти была жестка и эффективна. Этим фактам совершенно не хотелось верить, но тройная проверка доставленных архивов, подтвердившая подлинность находящихся в них документов, и выводы аналитиков говорили, что эти факты есть, и с ними надо считаться.

Все началось двенадцать лет назад, с привлечения Железным Феликсом для работы против белой эмиграции бывшего шефа Отдельного корпуса жандармов Империи, генерал-лейтенанта Джунковского. Владимир Федорович к тому времени почему-то тихо-мирно сидел в Советской России и якобы увлеченно работал над своими воспоминаниями для публикации их в издательстве братьев Сабашниковых в серии «Записи прошлого».

Генсек в сердцах стукнул кулаком по раме окна. Пятницкий, до того внимательно читавший документы, захлопнул папку, вскочил со стула и четко, по-военному, развернулся в сторону генсека.

Сталин несколько мгновений невидяще смотрел на секретаря Коминтерна, потом поморщился:

– Ну чего ты скачешь, чего ты скачешь, Осип, – акцент его стал заметнее, – ты лучше себе вот такую картину представь. Выпускник Пажеского корпуса в Петербурге, отставной гвардеец лейб-гвардии Преображенского полка, генерал-лейтенант, флигель-адъютант Императора, шеф Отдельного корпуса жандармов, в распоряжении которого находилась вся государственная полиция Империи, человек с громадными связями в «сферах», у которого на каждого из нас, повторяю – на каждого – имелось и где-то наверняка имеется досье, почему-то легко и непринужденно сидит и пишет у нас книжку. Заметь, никуда не уезжает и уезжать не собирается, в то время как гораздо более мелкие сошки ведут с нами непримиримую борьбу насмерть. И ТАКОЙ человек вдруг начинает «консультировать» нашего славного Феликса по ключевым операциям, напрямую связанным с эмиграцией, – «Трест» и «Синдикат». Вот скажи, у нашего несостоявшегося иезуита где мозги были?

Пятницкий криво улыбнулся:

– Его опекал Артузов, Иосиф Виссарионович, который был в то время начальником контрразведки. Он и «пробил» через Дзержинского во ВЦИК неприкосновенность Джунковскому. А потом Менжинский и Артузов банально «подвели» бывшего шефа Отдельного корпуса жандармов к Феликсу Эдмундовичу.

Сталин хмуро кивнул головой, соглашаясь:

– Правильно говоришь. Да и документы на это указывают. Менжинский с Артузовым красиво именно «подвели» бывшего шефа жандармов к Феликсу, а тот, – Сталин выругался по-грузински, – Торквемада наш холодноголовый, развесил уши, думая, какой он умный, что завербовал бывшего шефа Отдельного корпуса жандармов. Ах, ах, какой проницательный главный чекист…

Генсек прошел из одного конца кабинета в другой, потом сел за рабочий стол:

– Давай, Осип, еще раз пройдемся по фактам и выводам. И пока прекращай со своей показной субординацией. Не до этого сейчас. Надо быстро и решительно принимать меры. Иначе сожрут нас и не подавятся. Надеюсь, ты понимаешь, что если все это, – он постучал пальцем по толстой папке, – действительно правда и все это исполнится, то для всех нас, левых и правых, троцкистов и сталинистов конец будет один – петля. Начинай докладывать, всегда полезно еще раз пройтись по известным фактам.

Пятницкий откашлялся:

– Через Джунковского руководством ОГПУ была установлена связь с Великим князем Кириллом Владимировичем, проживающим в Париже и с 31 августа 1924, на правах старшего представителя династии Романовых, провозгласившим себя императором Всероссийским под именем Кирилла IV. Великому князю была предложена реставрация монархии, но в новом качестве. Монархия в России должна была стать конституционной. Попросту говоря, ему предложили британский вариант. Менжинский становится Верховным правителем России на пять лет. По прошествии этих лет в стране создается двухпартийная система, и страной начинает управлять премьер-министр.

Сталин на последние слова усмехнулся:

– Пять лет полной и единоличной власти. Представляю, как можно за это время озолотиться. Однако, губа не дура у Вячеслава Рудольфовича. Продолжай, Осип.

Пятницкий поправил очки:

– После воцарения Романова, по планам заговорщиков, в стране объявляется пятилетний переходный период с полным запретом действий политических партий. Структура власти на местах создается из структур ОГПУ, начиная от центрального аппарата и заканчивая районными управлениями. Но при этом же, по договоренности с Романовым, кадровая политика ОГПУ меняется так, что в органы безопасности входят все бывшие сотрудники охранного отделения Империи, оказавшиеся в эмиграции. 20-тысячный русский белогвардейский корпус, фактически стоящий под ружьем, вливается карательной структурой в части ОДОН. Вся бывшая элита возвращается в Россию, и ей передается вся ее прежняя собственность. Великий князь предложение принял.

Документы из архивов подтверждают такие договоренности. Графологическая экспертиза и отпечатки пальцев на документах свидетельствуют, что такая договоренность между Менжинским и Романовым действительно состоялась при полном содействии Артузова и Джунковского.

Сталин устало потер лоб и прикрыл глаза:

– Дальше, Осип.

Секретарь Коминтерна хрипло продолжил:

– Для осуществления своих преступных целей заговорщики решили использовать санкционированные политбюро операции ОГПУ по нейтрализации белой эмиграции – «Трест» и «Синдикат». То есть ввести в эти операции еще один уровень. При этом преследовалось несколько целей. Одна из них – устранение конкурирующих эмигрантских центров. Так «Синдикат» помог полностью выявить и устранить реально работающие в СССР в подполье ячейки Национального союза защиты Родины и свободы Бориса Савинкова. При этом сам Савинков после его прибытия в СССР и ареста самым таинственным образом погибает в Лубянской тюрьме.

Используя операцию «Трест», заговорщики освобождаются от наиболее одиозных фигур белого движении в эмиграции, которые раньше времени могли привлечь к ним внимание. Поэтому они уничтожают генерала Кутепова.

Зная, что теми связями в СССР, которые по легенде предполагали «Трест» и «Синдикат», заинтересуются англичане, и опасаясь, что разведка Великобритании сможет выяснить, что у этих операций есть еще один уровень, Менжинский и Артузов приказывают уничтожить английского разведчика Рейли, который прибыл в СССР для инспекции и также был арестован органами ОГПУ.

Для отвлечения внимания иностранных разведок от монархической организации Романова и показа ее ничтожности в их глазах, заговорщики предлагают советскому руководству начать операцию «Тарантелла», которая в полном объеме отвечает их целям. Как вы помните, Иосиф Виссарионович, «Тарантелла» также утверждалась на заседании политбюро.

Генсек согласно кивнул головой:

– Помню. Очень даже хорошо помню. Ну, ты продолжай, Осип, продолжай.

Пятницкий налил себе воды из графина, потом тщательно вытер губы платком и перевернул очередную страницу в папке:

– Как известно, «Тарантелла» в официальной версии предназначена для дезинформации руководства разведки Великобритании о том, что в СССР успешно выполняются пятилетние планы. Якобы США, Германия и Франция – экономические конкуренты Англии, активно сотрудничают с Москвой в экономической области. И что Лондон может не успеть к раздаче самых прибыльных заказов. Второй задачей «Тарантеллы» является цель убедить руководство западных стран, что после разгрома правой и левой оппозиции советское руководство полностью контролирует обстановку в стране и положение в армии, и поэтому надежды на внешнюю контрреволюцию не имеют под собой основания. Успешно реализовав «Тарантеллу», Менжинский и Артузов полностью достигли своих целей. Интерес западных спецслужб к эмигрантским монархическим организациям упал практически до нуля.

При этом заговорщики обладают полной информацией о том, что происходит на заседаниях Политбюро. Утечка идет через кандидата в члены Политбюро ВКП(б) Петровского, которого Джунковский завербовал лично, когда последний был депутатом 4-й Думы от партии большевиков. Основанием для вербовки стали похождения Петровского в борделях Петербурга и его связи с малолетними проститутками.

Сталин в упор посмотрел на Пятницкого:

– Фотографии проверили?

– Так точно, Иосиф Виссарионович. Троекратная проверка подтвердила подлинность фотографий. На них изображен именно Петровский в интимной обстановке с десятилетними лицами мужского и женского пола. Графологическая экспертиза также подтвердила подлинность почерка Петровского в его заявлении о согласии сотрудничать с охранкой.

Лицо генсека стало наливаться кровью, но он взял себя в руки, пробормотав лишь при этом: «Скотина». Посидев несколько мгновений, Сталин встал и опять начал мерить шагами кабинет. Дойдя до портрета Ленина на дальней стене, долго и задумчиво на него смотрел. Потом повернулся к Пятницкому:

– Давай про их источники финансирования, Осип. Хотя подожди.

Генсек подошел к телефону и поднял трубку:

– Завтрак на двоих. – Он внимательно посмотрел на секретаря Коминтерна. Тот, как и Сталин, не спал вторые сутки и выглядел не лучшим образом. Сталин улыбнулся в усы. – И большую чашку очень крепкого черного кофе. Ты любишь кофе, Осип?

Пятницкий равнодушно пожал плечами. Генсек на это пожимание хмыкнул:

– Значит, будешь любить. Партия приказывает.

Покончив с завтраком, Пятницкий и генсек опять расположились за рабочим столом.

Секретарь Коминтерна открыл папку с аналитической запиской на нужной странице:

– Источником финансирования, судя по документам из полученных архивов, является вновь образованный банк «Росс Кредит», расположенный в настоящее время в Цюрихе и находящийся под патронажем генерала Юденича. Больше нет никакой информации, Иосиф Виссарионович.

Сталин бросил тяжелый взгляд:

– А по нашим каналам что об этом банке удалось выяснить?

– Очень было мало времени, товарищ Сталин.

– Я понимаю, что было мало времени. Что удалось выяснить, лучше отвечай.

Пятницкий позволил себе откинуться на спинку стула:

– Практически ничего. Попытка проникнуть в помещение банка для изъятия документов окончилась неудачей. Вся группа, за исключением одного человека, была уничтожена охраной банка. Служба безопасности у них – это нечто особенное. Практически полностью состоит из бывших офицеров жандармерии, натасканных агентством Пинкертона. Да и, по правде говоря, у нас просто не было времени для тщательной подготовки акции. Все, как говорится, с колес пришлось делать. По информации, полученной из официальных источников, банк владеет золотоносными шахтами в Южно-Африканском Союзе и изумрудными месторождениями в Колумбии. Косвенные данные говорят о прохождении огромных сумм в десятки миллионов американских долларов ежемесячно, но документально такие догадки подтвердить не удалось. Это все на данный момент.

Сталин зло улыбнулся:

– Шеф жандармов в Москве «сотрудничает» с ОГПУ, источники финансирования заговора охраняют бывшие жандармы. Куда ни посмотри, везде натыкаешься на жандармов. Как же мы все это «прохлопали», Осип? Впрочем, не отвечай, вопрос риторический. Давай выводы твоих аналитиков по сложившейся ситуации.

Пятницкий перевернул последние страницы в папке:

– Происходящие в настоящее время теракты говорят о том, и это подтверждается документами из архивов, что заговор вступил в завершающую фазу. На территорию СССР по каналам ОГПУ уже проведено 2 тысячи боевиков, которые эти теракты и исполняют. Осуществляемые теракты преследуют две цели. Первая – расшатать политическую обстановку в стране. Вторая – усилить власть ОГПУ. Аналитики утверждают, что в ближайшее время Менжинский, поддержанный начальниками отделов, потребует себе больших полномочий, вплоть до того, чтобы власть на местах от партийных органов перешла к органам ОГПУ. Все это будет мотивироваться возрастающей террористической опасностью. Кульминацией заговора должны стать дни работы XVII съезда ВКП(б). При этом, по планам заговорщиков, все участники съезда должны будут быть ликвидированы. Особый акцент в аналитической записке сделан на то, что для успешного противодействия заговору необходимо дождаться начала реализации его завершающей фазы. В противном случае, при аресте верхушки ОГПУ сейчас, страна впадет в хаос.

Сталин раздраженно махнул рукой:

– Это и так понятно, без твоих высоколобых, что надо дождаться, когда они все, до последнего человека, проявят себя. Иначе мы через некоторое время опять получим то же самое.

Пятницкий кивнул головой, соглашаясь, и продолжил:

– Для успешного противодействия заговору, учитывая его масштабы, необходимо использовать вооруженные силы. В одном из архивных документов переписки Менжинского с Романовым председатель ОГПУ заявляет, что он и его люди осуществляли косвенное зондирование высшего командного состава РККА на предмет поддержки заговора. Документы из архивов утверждают, что военные такой заговор поддерживать не будут. Менжинский пишет, что плотный зондаж не проводился в связи с опасностью раскрытия целей заговорщиков.

Пятницкий захлопнул папку и прямо посмотрел в глаза генсеку:

– У меня все, Иосиф Виссарионович.

Сталин в ответ криво усмехнулся:

– Теперь товарищ Джугашвили должен принять решение, правильно, Осип?

Секретарь Коминтерна опустил взгляд.

Генсек опять поднялся из-за стола, подошел к окну и долго в него смотрел. Постучал пальцами по стеклу. Не оборачиваясь к Пятницкому, тихо проговорил:

– Товарищ Джугашвили решение уже принял. Пойдемте в соседний кабинет, товарищ Пятницкий. Нас там ждут.

Когда Сталин с Пятницким вошли в соседний кабинет, то в нем оказалось все высшее руководство РККА. Увидев генерального секретаря, нарком обороны Ворошилов громко скомандовал:

– Товарищи командиры!!!

Генсек внимательно оглядел всех резко вскочивших со стульев. Здесь были все, кто ему был нужен. Все командующие военными округами, начальник управления связи РККА Гапич, начальник 4-го управления штаба РККА Берзин, начальник штаба РККА Егоров, начальник политического управления РККА Гамарник, зам. наркома по военным и морским делам Тухачевский и нарком Ворошилов.

Сталин небрежно махнул рукой:

– Садитесь.

Сам сел во главе большого стола и оглядел присутствующих тяжелым взглядом. Так же продолжая всех рассматривать, раскурил трубку. Затянувшись, тихо сказал:

– Совещание будет коротким. Вам будут поставлены задачи, которые вы выполните со всей тщательностью. Но начнем мы с приятного. Кто был ответственным за парад, посвященный 16-летию Октябрьской Революции, Клим? – Генсек полуобернулся к наркому обороны. Ворошилов было вскочил, но Сталин, поморщившись, остановил его движением пальца. – Сядь на место. У нас мало времени. Докладывай коротко и по существу.

Побагровев, Ворошилов сипло произнес:

– Ответственными за парад были зам. наркома Тухачевский и начальник штаба РККА Егоров, товарищ генеральный секретарь.