Текст книги "Правда в глазах смотрящего"

Автор книги: Вадим Проскурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Моя мама – очень хорошая женщина, но иногда она ведет себя слишком эгоистично.

– Завтра я вас осмотрю, – пообещала Зина, – в крайнем случае, послезавтра.

– Ой, как здорово! – обрадовалась мама. – А то у меня почки больные, а лекарства только на четыре дня осталось. А лекарства нынче такие дорогие! А у вас исцеления хорошо получаются?

– Пока никто не жаловался, – улыбнулась Зина.

– Тогда я в аптеку не пойду, – решила мама, – куплю лучше конфеток каких-нибудь, чайком побаловаться.

– Зина! – вспомнил я. – Деньги остались у Дмитрия?

– У него, – Зина помрачнела. – Завтра придется опять идти... может, ты что-нибудь другое придумаешь?

– Так это вы супермаркет ограбили? – заинтересовалась мама. – Людка с девятого этажа говорила, что там то ли инопланетяне были, то ли вурдалаки какие-то, прости господи, – она перекрестилась. – Так это, значит, вы были?

– Ну да, – призналась Зина, – только мы на самом деле не такие злые, как там показали, это просто маскировка была.

– Это правильно, – неожиданно легко согласилась мама, – в таких делах главное – страху побольше нагнать. Вы бы лучше вампиров изобразили, вот третьего дня по телевизору про них фильм показывали, такая жуть!

– Как раз их мы и изображали, – сказала Зина. – А вы не знаете, где еще можно взять много денег? А то снова в тот же супермаркет идти как-то не хочется.

– Как же не знать? Конечно, знаю! Вот на шестом этаже у нас живет один азер, так он в соседнем доме продуктовый магазин держит, цены у него, кстати, непомерные, как у всех у них, у нехристей нерусских. И отдела для ветеранов у него нет, и без очереди пенсионерам не отпускает ничего. А машина у него, что твой автобус!

– Где точно он живет? – спросила Зина.

– Ты что! – вскинулся я. – Тебе нельзя, ты еще не восстановилась!

– Уже можно, – отмахнулась Зина, – для этого дела много сил не понадобится. Принять невидимость да пройти сквозь стену, вот и все.

Мама подробно и многословно объяснила расположение квартиры несчастного азербайджанца, а когда объяснения стали повторяться, Зина сказала "спасибо" и растворилась в воздухе.

– Послушай, мама, – сказал я, – а тебя не смущает, что мы с Зиной теперь преступники?

– Вы с Зиной теперь волшебники, – заявила мама, – а значит, законы вам не писаны. Ты теперь не простой человек, ты теперь слуга божий. А бог велел делиться. Знаешь, что он говорил про тех, кто стяжает и не делится? Стяжать и не делиться плохо, и потому забрать деньги у богатого – не преступление, а богоугодное дело. А раз богоугодное, значит, хорошее.

– Эдак можно под все подряд базу подвести. Бог велел не поклоняться другим богам, значит, я должен пойти на рынок и всех хачей перебить?

– Не всех, а только тех, кто другим богам молится. Армяне, например, тоже православные.

– А мусульман убивать – богоугодное дело?

– Зачем сразу убивать? Пусть уезжают в свою Мусульманию и живут там, как хотят, а нам не мешают. Ты сам посуди – на рынке одни черные, ни одного русского лица за прилавком!

– А украинцы?

– Хохлы тоже как черные, только лицом на нас похожи, а на деле такие же мерзавцы. Ты новости по телевизору давно смотрел?

– Давно. А что они сделали?

– Да они постоянно все русское притесняют! То одно запретят, то другое... вот на днях во Львове памятник Степану Бандере поставили, вот ты скажи, ну разве ж это дело?

– Это не дело.

– То-то же!

– Мама, так ты серьезно считаешь, что для меня сейчас главное – очистить Москву от приезжих?

– Это не главное. Главное для тебя... да я не знаю, ты же волшебник, значит, умный! Так подумай своей умной головой, что вокруг исправить надо. Пенсии поднять или чтобы лекарства подешевле стали ...

– Все лекарства или только те, которые тебе нужны?

– Если получится, то все, нечего жидиться, надо и о других думать, тогда и они о тебе подумают. Это евреи только о себе думают, мы, русские, должны быть щедрыми.

– А если не получится, чтобы для всех, тогда только для себя?

– И для близких, о близких тоже забывать нельзя.

– Близкие – это ты?

– А кто же еще? Или для тебя Зина ближе родной матери стала? Так она и сама о себе позаботится, она волшебница не чета тебе. Ты ей не изменяй, пока она тебя всему не научит, она хоть и страшная, да с лица воду не пить. О других бабах даже не думай! А то обидится, да и превратит тебя в лягушку какую-нибудь, тогда вспомнишь, что мама говорила.

– Вы преувеличиваете, Марина Федоровна, – сообщила Зина, материализовавшись посреди кухни, – я совсем не ревнива. Между прочим, я умею менять облик. Сергей, хочешь, чтобы я стала красавицей?

Я пожал плечами.

– Да какая разница? Ты мне нравишься не потому что ты красивая.

– Это правильно, – закивала мама, – главное, чтобы человек был хороший. Деньги-то нашла, дочка?

– Я вам не дочка, – отрезала Зина, – у меня своя мама есть. Точнее, была. А деньги я нашла, только какие-то они непонятные.

С этими словами Зина вытащила на свет божий толстую пачку долларов, на первый взгляд, в ней было тысяч пять.

– Это доллары, – пояснил я, – американские деньги. Их можно обменять на наши в любом... короче, это нормальные деньги.

– Тут много? На сколько хватит?

– Если много не тратить, то на год.

– Здорово. Сергей, ты чай не поставишь?

– Я сама поставлю, – засуетилась мама, – сейчас вареньица достану, сама делала в позатом году. Кушай, Зиночка, для тебя ничего не жалко.

3.

Мы с Зиной сходили к метро и обменяли тысячу долларов на рубли. Баксы оказались нормальными, не фальшивыми, и никаких проблем с их обменом не возникло. Несмотря на то, что мама, провожая нас, постоянно твердила, что с такой суммой в кармане надо быть осторожными, никто на нас не напал и вообще никаких неприятностей не произошло.

На обратном пути мы зашли в супермаркет (не тот, который ограбили, а другой) и закупили целую гору разнообразной снеди. Икра двух видов, семга, осетрина, креветки, копченая колбаса, дорогой алкоголь, хорошие сигареты... если в кармане приятно шуршит толстая пачка, хотя бы рублей, жизнь в Москве может быть великолепна. Сегодня у нас будет роскошный ужин, маму надо порадовать, ей так много довелось испытать за время моего отсутствия, что организовать роскошный стол – самое меньшее, что я могу для нее сделать.

Мама обрадовалась нашему возвращению, но не потому что мы принесли столько вкусностей, а потому что ей не терпится, чтобы Зина занялась ее исцелением. Они закрылись в гостиной, а я остался на кухне разгребать сумки и ждать окончания процедуры.

Процедура заняла меньше часа. Зина нашла у моей мамы два камня в почках, один из которых довольно большой, два десятка холестериновых бляшек среднего размера в артериях и микроскопическую раковую опухоль на поверхности селезенки. Насчет опухоли она посоветовала не беспокоиться, в пожилом возрасте это нормальное явление, организм наверняка справится, а даже если не справится, серьезные проблемы начнутся не раньше, чем через два-три года. Холестериновые бляшки большой опасности тоже не представляют, их можно рассосать за пару месяцев, но лучше этого не делать, потому что процедура эта неприятная и опасная и без крайней нужды к ней прибегать не следует. Единственная серьезная проблема камни в почках, их ликвидировать можно и нужно, но лучше к этому приступить дня через два или три, потому что в ходе лечения рекомендуется поститься.

– Дня через три у меня лекарство кончится, – недовольно заявила мама.

– Ничего страшного, – успокоила ее Зина, – лекарство вам больше не потребуется.

– А если завтра начать? Чтобы время не терять.

– Лучше послезавтра. Можно и завтра, но тогда сегодня вечером ничего не ешьте.

– Тогда давай послезавтра.

На этом и порешили.

Ужин удался на славу, кажется, никогда в жизни я еще не ел одновременно столько деликатесов. Если бы еще мама не рассказывала непрерывно про то, каким хорошим ребенком я был в детстве и как трудно ей было растить меня одной без отца...

– Ну и как тебе моя мама? – спросил я Зину поздним вечером, когда мы уже лежали в постели.

– Ты хочешь правдивый ответ или вежливый? – уточнила Зина.

– Уже никакого.

Зина тихонько рассмеялась.

– Христос не зря говорил о почитании родителей, – сказала она. – Дело даже не в том, что почитать их хорошо, а не почитать плохо, дело в том, что природа человека такова, что родители всегда хорошие. Можно идти наперекор собственной природе, обычно у человека достаточно мозгов, чтобы делать глупости, но недостаточно, чтобы их не делать... но лучше не бороться с самим собой, это опасно и неприятно. Ты понимаешь, что твоя мама не самая идеальная женщина на свете, но для тебя она всегда будет самой лучшей. Это закон природы, ты в силах изменить его, но лучше этого не делать.

– Самая идеальная женщина – это ты, – возразил я.

– Следуешь советам мамочки? Так делать не стоит, опытный волшебник легко чувствует ложь.

– По-твоему, я лгу?

– Нет, не лжешь. Ты пытаешься убедить себя в том, что говоришь, и притом довольно успешно. В этом нет ничего плохого, ты сам решаешь, во что верить и кого любить, и я не считаю возможным вмешиваться в твой выбор.

– Тех, кого любят, не выбирают.

– Это распространенное заблуждение. Те, кто сделал неправильный выбор, оправдывают себя этими словами.

– Ты считаешь мой выбор неправильным?

– Я не могу ничего считать. Это твой выбор и твоя душа, даже ты сам не можешь познать ее в полной мере, и тем более это невозможно для меня. Никто не сделает выбор за тебя и никто не оценит твой выбор точнее, чем ты сам.

– Ты грузишь. Я так и не понял, ты будешь учить меня заклинаниям?

– Я уже учу тебя.

– Почему-то я осваиваю новые заклинания только после кормления.

– Таков путь вампира, каждое кормление дает новые силы. Вначале ты делаешь большие шаги, потом они становятся все меньше и, наконец, наступает момент, когда ты перестаешь прогрессировать. Если ты параллельно не развиваешь свою душу другими способами.

– Молитвами?

– Хотя бы. Почему ты так скептически относишься к молитвам?

– Мне кажется глупым стоять на коленях и молить бога о всякой ерунде. Это какое-то жульничество – вот я, маленький мальчик, попрошу большого мальчика, и он побьет другого маленького мальчика, отберет у него мороженое и даст его мне.

– Ты что, думаешь, что на молитвы отвечает бог? – удивилась Зина. – Тот босой бородатый старец в белой хламиде, что сидит на облаке и играет на арфе?

– А кто же еще? Если бог не отвечает на молитвы, то молитвы бессмысленны.

– Бог отвечает на молитвы, но это не тот бог, который на небе, а тот, который в тебе. Ахим брахма аси, если я ничего не путаю.

– Что это значит?

– "Я есть бог". Одна из буддийских мантр.

– Буддийских чего?

– Мантр. Это такие слова, которые, будучи услышанными, а еще лучше, произнесенными, воздействуют на душу в нужном направлении, пробуждают внутренние силы...

– Волшебные слова, как в сказках?

– Не как в сказках, а как в реальности. Кстати, этим же свойством обладают хорошие стихи.

– Поэзия у вас из-за этого запрещена?

– Именно. Простой необразованный смерд, совершенно неразвитый духовно, услышав хорошее стихотворение, может случайно обрести просветление и стать диким монахом.

– А что это за дикие монахи, кстати?

– Дикий монах – человек, равный силой монаху, но монахом не являющийся. Дикие монахи умеют колдовать и не признают никаких ограничений. Со временем они чаще всего становятся на темную сторону.

– Темная сторона, светлая сторона – в этих словах есть какой-нибудь смысл или это просто демагогия? Я видел, как во имя дела света вырезали целую деревню...

– Свет может творить зло, а тьма – творить добро. Нельзя говорить, что свет хорошо, а тьма – плохо. Сила света позволяет призывать тварей, способных стирать с лица земли целые города, а сила тьмы – останавливать зло, творимое во имя света.

– Сила тьмы позволяет творить чистое добро? Не останавливать зло, а именно творить добро?

– Нет. Все чары тьмы направлены на разрушение и ослабление, созидает только магия света. Но именно силами света создаются самые страшные монстры.

– Вампиры стоят на стороне тьмы?

– Такова наша природа.

– Ее можно изменить?

– Говорят, можно, но я еще не видела никого, кто бы это сумел. Возможно, ты станешь первым, я надеюсь на твой крест.

– В последнее время он почти не разговаривает со мной.

– Чем сильнее ты становишься, тем меньше необходимости в разговорах.

– Логично. Так ты не ответила, ты будешь учить меня заклинаниям?

Зина хихикнула.

– А чем, ты думаешь, мы занимаемся? – спросила она.

4.

Мама не утерпела и потребовала приступить к исцелению уже на следующее утро. Зина пыталась упираться, она говорила, что процедура, начатая после обильной еды, будет болезненна, но мама не обращала на ее слова никакого внимания.

– А если твои чары не подействуют? – говорила она. – Если у меня лекарство кончится, ты, вообще, знаешь, как без него больно?

– Пока будут действовать чары, больно будет по любому.

– Ничего, я потерплю. Сережку рожала – терпела, так что же я, теперь не потерплю, что ли?

Я не стал дожидаться, чем закончатся их препирательства, потому что начал чувствовать голод. И у меня появилась забавная идея насчет того, как его утолить.

Я дошел до метро, купил телефонную карту и позвонил по телефону, указанному на визитке Евгении Быстровой, специального корреспондента "Птички кря-кря". Судя по характерным гудкам в трубке, это был мобильник с коротким номером. Евгения сняла трубку после третьего гудка.

– Алло! Слушаю вас, – сказала она жестким и грубоватым голосом, и мое сердце заныло от нетерпения, скорее бы обнять ее, припасть к шее и...

– Кто это? – спросила Евгения.

– Сергей. Вампир. Вы мне дали визитку в супермаркете.

– Где вы?

– Через полчаса буду в... – я описал расположение одного скверика в паре километров отсюда. – Жду вас у входа. Не опаздывайте.

– Я не успею за полчаса! – крикнула журналистка. – Давайте хотя бы через час.

– Я буду ждать пятнадцать минут, – сказал я, – постарайтесь успеть, другого случая не представится.

И я повесил трубку.

5.

Евгения появилась только через пятьдесят четыре минуты и она была не одна, ее сопровождал бородатый и суетливый мужик лет сорока, закутанный в шарф по самые уши. Неприятный сюрприз, но не существенный.

Я подошел к ним, сформировал клыки и переключился в ускоренный режим. Короткое движение рук, и капюшон Евгении полетел в сторону, вырванный с мясом, второе движение, и шарф... нет, шарф не отправился за ним, эта стерва завязала его каким-то хитрым узлом, должно быть, морским... Развязать? Не успею до того, как она среагирует, придется с ней бороться, это привлечет внимание зевак, еще этот мужик... придется разорвать... как бы не убить ее раньше времени... не поддается... он, похоже, из какой-то особо прочной ткани, даже вампирской силы не хватает, чтобы разорвать.

За шиворот потекла холодная вода, которая сразу же начала замерзать на двадцатиградусном морозе. Я обернулся. Мужик лил на меня воду из пол-литровой пластиковой бутылки, что-то приговаривая с искаженным лицом, я не понял, что именно, в ускоренном режиме звуки человеческой речи практически неразличимы. Что он делает?

Спустя мгновение до меня дошло, и я бы расхохотался, если бы челюсти успевали за ходом мыслей, все-таки ускоренный режим неудобен, в нем даже не посмеешься как следует. Этот мужик поливает меня святой водой! Идиот! Увидел бы он крест, висящий у меня на шее, вот бы у него лицо вытянулось.

Люди начали оборачиваться, это нехорошо, есть вероятность, что я не успею управиться до того, как соберется толпа и придется устраивать настоящую бойню. Что ж, перейдем к плану Б, как любит говорить то ли Джеймс Бонд, то ли Лесли Нильсен.

Резким движением я выбил из рук мужика бутылку с остатками святой воды, перехватил ее и с силой ударил о его голову. Бутылка разбилась, мужик начал оседать, а у меня в руках появилась замечательная розочка. Я широко размахнулся и с силой ударил мужика в лицо. Розочка разлетелась на мелкие и бесполезные осколки, а мужик получил сквозной разрез на щеке, через который было отчетливо видно, что он лишился примерно четверти всех зубов. Вырвать нижнюю челюсть мужика и подставить рот под фонтан свежей крови было делом двух секунд.

Вот оно! Жизненная сила хлынула в меня... ее концентрация ниже, чем в прошлые разы... очевидно, часть энергии рассеивается в воздухе... надо бы приложиться к ране губами... я весь запачкаюсь... я уже запачкался... какая, к черту разница...

Мужик окончательно завалился на землю, я упал на него и попытался прижаться губами к кровавому месиву. Ничего из этого не получилось, если не считать того, что я получил хороший удар по голове чем-то тяжелым. В голове помутилось, и если бы не порция кровавой энергии, не успевшая еще рассеяться в организме, я бы, несомненно, потерял сознание.

Еще одна пол-литровая порция святой воды вылилась на мою многострадальную голову. Я обернулся и увидел, что Евгения тычет мне в лицо здоровенным серебряным распятием с нехилым гимнастом посередине.

Удар, и гнутое распятие улетело в сугроб. Захват, бросок, и Евгения отправилась вслед за ним. Периферическим зрением я отметил, что на дистанции метров в пятьдесят начала формироваться толпа зрителей. Ничего, успею.

Я успел. Наклонившись над мужиком, так и оставшимся неизвестным, я успел выпить достаточно крови до того, как его сердце остановилось. Это заняло почти минуту, и на этот раз кормление было менее приятным, чем обычно, и даже чуть-чуть мучительным. Потому что этот деятель густо намазал шею тертым чесноком и еще повесил на шею чесночную гирлянду. Хорошо, что я кусаю его не непосредственно в шею, а сверху, через разорванную глотку. Оказывается, бульварные книжки не лгут, чеснок действительно отпугивает вампиров. Они только умалчивают, что свежее дерьмо отпугнуло бы вампира гораздо эффективнее.

Все, энергия получена, пора сматываться. Мир повернулся вокруг меня, сила (в мозгу всплыло непонятное слово "ткинсу") начала усваиваться и преобразовываться, мир стал четким и понятным, все вокруг стало прекрасным. Такой мир можно любить и я люблю его, я люблю все вокруг, начиная от бесчувственного тела, совсем недавно бывшего тем, кто дал мне силы просуществовать еще несколько дней, и заканчивая бактериями на моей коже. Эта любовь может показаться странной, но темную сторону силы всегда трудно понять тем, кто считает себя стоящим на светлой. Расслабьтесь, ребята, мне не нужно понимание, меня не волнует, что вы обо мне думаете, и что вы думаете о том, что я только что сделал. Я самодостаточен.

Хочется взлететь и раствориться в ясном морозном дне, в воздухе, который должен быть прозрачным, но подернут туманной дымкой, потому что над Москвой не бывает по-настоящему прозрачного воздуха. Хочется стать частью прекрасного мира, прекрасного, несмотря ни на мороз вокруг, ни на кровь под ногами. Тьма не в силах испортить мир, без тьмы мир неполноценен, ведь если нет тьмы, то что есть свет?

Я взлетел и направился домой. Стало холодно и я обрел нематериальность, а заодно и невидимость. Летать, оказывается, забавно.

6.

Входя домой, я больше всего боялся попасться на глаза маме. Да, она отнеслась к моему превращению с пониманием, но, если она узнает всю правду, это станет для нее ужасным потрясением, одно дело – узнать, что твой сын стал темным магом, и совсем другое дело – узнать, что он стал вампиром, принужденным сосать человеческую кровь, чтобы оставаться в живых. Да и вообще, один взгляд на меня, залитого кровью с ног до головы, может довести ее до инфаркта.

Мои опасения оказались беспочвенными, маме сейчас не до меня. Зря она потребовала начать исцеление немедленно, ей следовало внимательнее прислушаться к словам Зины, потому что Зина не врала, процесс исцеления, действительно, очень и очень болезненный.

Мама валялась на кровати и тихо стонала, выглядела она жутко – пожелтевшая кожа, осунувшееся и заострившееся лицо, бессмысленный взгляд невидящих глаз. Кроме того, в квартире ощутимо попахивало мочой.

Несмотря на невидимость, Зина сразу меня заметила.

– Покормился? – спросила она.

– Покормился.

– Чему научился?

– Летать.

– Хорошо. Иди, умойся.

– Что с мамой?

– Пока все нормально. Один камень наполовину рассосался, второй я пока не трогала и, наверное, в этом сеансе вообще трогать не буду, организм может не справиться со шлаками.

– Она жутко выглядит.

– Еще бы! Ты бы еще посмотрел на ракового больного, попавшего к целителю на поздней стадии.

– Ты и таких исцеляешь?

– Как повезет. Исцелить можно все, главное, чтобы больной не загнулся в процессе. Главное – определить силу воздействия так, чтобы здоровье восстановилось быстро и без излишних мучений. Будешь действовать слишком напористо – организм захлебнется в продуктах распада, заражение крови, аллергический шок, гангрена... неприятная картина, одним словом. А если действовать слишком медленно и осторожно, у исцеляемого может не хватить выносливости, это как собаке отрезать хвост по частям.

– В сказках исцеление происходит не так.

– В сказках все происходит не так. Знаешь, почему? Потому что сказочники никогда не вдумываются в детали. Сейчас я рассасываю камень, образующее его вещество переходит в растворимую форму и понемногу выводится с мочой. Часть солей попадает в кровь, видишь эти красные прожилки? Я не могу полностью предотвратить кристаллизацию, только мессия смог бы справиться с этим процессом, сейчас часть соли выпадает в осадок, закупоривающий мелкие сосуды, как при отравлении синильной кислотой. Но не бойся, я контролирую ситуацию, твоя мама не умрет.

– Надеюсь. Но выглядит она как умирающая. Какая-то высохшая...

– Это от обезвоживания. Нет смысла поддерживать водно-солевой баланс, это даже опасно, слишком большая нагрузка на вторую почку. Не волнуйся, она не умирает, это только внешнее сходство.

– От нее пахнет денатуратом. Или мне кажется?

– От нее пахнет ацетоном. Сахарный баланс тоже сместился, это побочный эффект заклинания, я не знаю, как от него избавиться. Есть и другие эффекты, но они проявляются, только если слишком затянуть сеанс.

– Сколько длится лечение?

– Мы начали минут через десять после твоего ухода.

– Сколько еще осталось?

– Я планирую закончить к утру, больше ее организм не выдержит. Потом недельная пауза и второй сеанс.

– Мама не согласится на второй сеанс.

– Не думаю. Она потеряла сознание в самом начале и не обретет его, пока все не кончится, она не будет ничего помнить.

– А как же весь этот бардак? Запах?

– Ты все вымоешь. В принципе, я могу и сама убраться...

– Я уберусь. А она точно не будет ничего помнить?

– После хирургической операции пациент тоже ничего не помнит. Знаешь, чем отличается целитель от хирурга?

– Чем?

– Хирург полагается на себя, а целитель на бога.

– На бога в себе?

– Естественно. Другие проявления бога недоступны для практического использования. Если, конечно, ты не мессия.

– Ты так часто употребляешь это слово... что оно вообще означает?

– Мессия может все. Бытие мира подчиняется его воле. Время придет, он примет корону и его враги расточатся. Он будет лучшим из того, что было, он станет истинным повелителем людей, и когда приблизится судный день, он встанет против зловещего пламени и его сила положит конец всему. Для него нет разницы между желанием, действием и результатом. Для него нет пространства и времени, нет жизни и смерти, для мессии нет невозможного и недозволенного, для него не существует законов природы, он сам себе закон и другим не бывать. Если бы твою маму исцелял мессия, он сказал бы "встань и иди" и хворь отступила бы по его повелению.

– Кроме Христа были другие мессии?

– Будда, еще, возможно, кто-то из китайцев.

– Мухаммед?

– Нет, он слишком увлекся мирской властью. Судя по тому, что известно, он так и не стал равным богу.

– Хорошо, что Усман тебя не слышит.

– Какой еще Усман?

– Неважно. Слушай, я правильно понимаю, бывают обычные монахи, бывают святые, и бывают мессии?

– Абсолютно правильно. По мере духовного развития монах приобретает все больше душевных сил и иногда, очень редко, становится святым, это как бы на полпути к мессии. Святой может многое... подожди, мне надо обновить чары.

Зина забормотала путанные и бестолковые слова заговора, звучавшие в ее устах, мягко говоря, странно. Все эти униженные обращения к святым угодникам хорошо подходят полуграмотной деревенской колдунье, но не образованной и интеллигентной вампирше. Я уже осознал, что вампиры не прокляты богом, что мы можем пользоваться божественной благодатью точно так же, как и обычные люди, но одно дело осознать, и совсем другое – привыкнуть. Да, я понимаю, что слова молитвы не имеют никакого значения, что важна только вера, и совсем не обязательно верить в какого-то определенного бога, можно верить во что угодно, хоть в самого себя, хоть в призрак коммунизма... Интересно, с точки зрения Зины Ленина можно считать святым?

7.

Ночь была ужасна. Мама не приходила в сознание, иногда, примерно раз в час, Зина приказывала ей выпить чуть теплого чая, разведенного до бледно-желтого цвета, мама подчинялась, как зомби, она ничего не говорила, выражение ее лица не менялось, это было ужасно, она казалась большой куклой, оживленной сатанинскими обрядами гаитянских шаманов. Или каких-то еще шаманов. Неужели, когда Христос исцелял больных, это было так же жутко?

– Нет, – сказала Зина, – мессия может просто приказать, и все станет по его приказу.

Кажется, я задал последний вопрос вслух.

Зина так и не спала, она отходила от постели моей мамы только затем, чтобы попить кофе или справить естественные надобности. Несколько раз я предлагал приготовить что-нибудь поесть, но она упорно отказывалась, она говорила, что пища материальная отвлекает от дел духовных и не стоит смешивать одно с другим, пока в этом нет острой необходимости. Я пытался сидеть рядом с ней, мне казалось, что если я включу телевизор или открою бутылку пива, это будет неправильно. Зина одобрительно улыбалась, наблюдая мои терзания, но, когда я спрашивал, чем ей помочь, она говорила, что ничего не нужно. В конце концов я не выдержал и отправился спать, но смог заснуть, лишь выпив сто грамм без закуски.

8.

Первым, что я услышал утром, был голос мамы.

– Знаешь, милочка, – говорила она, – что-то после твоего лечения мне даже хуже стало. Проходить сквозь стены у тебя лучше получается, чем лечить.

Зина молчала и, несмотря на то, что от кухни меня отделяла стена, мне показалось, что Зина улыбается. Нет, мне не показалось, я действительно чувствую это!

– Доброе утро, мама! – сказал я, войдя на кухню. – Как себя чувствуешь?

– Нехорошо как-то, – сообщила мама, – кожа вся в прожилках, болит все, кости ломит. И все время пить хочется. И почки ноют сильнее, чем даже раньше было, боюсь, как бы колики не начались.

– В течение ближайшей недели колики не начнутся, – пообещала Зина, – а потом я осмотрю вас еще раз.

– Нет уж, дорогая моя, спасибо тебе большое, но я уж лучше как-нибудь по-другому, более привычными способами. Наша медицина хоть и дрянная, но...

– Хоть какая-то польза от нее есть, – подсказала Зина.

– Вот именно. То есть, я не то имела ввиду...

– Я все поняла. Не волнуйтесь, я не обиделась.

Зина очаровательно улыбнулась и направилась в нашу комнату.

– Тебе действительно стало хуже? – спросил я маму.

Мама пожала плечами.

– Не то, чтобы сильно хуже... но уж точно не лучше! Ты не сходишь в аптеку? Я напишу, какие лекарства купить.

– Конечно, схожу, какие проблемы! Может, тебе еще в магазине что-нибудь купить?

– Ну... – замялась мама, – я бы лучше сама посмотрела...

– Конечно, мама! – воскликнул я. – Пяти тысяч тебе хватит?

– У нас же всего пять тысяч.

– Я имею ввиду рублей.

– Ну... и на этом спасибо...

– Сколько тебе нужно?

– Сколько не жалко.

Я сходил в нашу с Зиной комнату, открыл верхний ящик комода, отсчитал десять тысяч рублей под ехидным взглядом Зины, и выдал их маме. Мама сердечно поблагодарила меня, но все равно у меня осталось ощущение, что я не самый хороший сын во вселенной, а так, средненький, хороший сын дал бы маме чуть-чуть больше.

– Ты не обиделась? – спросил я Зину, когда мама ушла.

Зина тоненько захихикала.

– Было бы на что обижаться. Ты ведь не обижаешься на котенка, который нагадил тебе в ботинок.

– Моя мама – не котенок! Или... для тебя все люди как котята? Да, наверное. Ты умеешь проходить сквозь стены, летать, регенерировать, ты практически неуязвима. Какое тебе дело до обычных людей?

– Обычные люди могут испортить жизнь кому угодно. Не забывай, что Христа распяли обычные люди.

– Разве Христос не добровольно взошел на крест?

– Добровольно. Но кто его довел до такого поступка?

– Иуда.

– Ты евангелие давно читал?

– Давно.

– Перечитай еще раз, там все ясно написано. Иуда здесь совершенно ни при чем, если бы он не предал Христа, священники нашли бы другой способ.

– Давай лучше об этом потом поговорим. Ты знаешь, я, кажется, начал читать мысли.

– Чьи мысли?

– Твои. Когда вы разговаривали на кухне, я почувствовал, что ты улыбаешься.

– Это не мысли, это чувства, их гораздо проще ощущать на расстоянии. Ты чувствуешь только меня?

– Вроде да.

– Это хорошо, это означает, что у нас начинается эмпатия. Следующий шаг любовь.

– Разве вампиры способны любить?

– Чем мы хуже людей?

– Мы убиваем, чтобы жить.

– Все убивают, чтобы жить, только некоторые убивают себя. Не грузись, Алексей, ты уже сделал выбор, теперь поздно менять стиль жизни, лучше сосредоточься на том, чтобы взять от жизни лучшее.

– Я не Алексей, я Сергей.

– Ты отрекаешься от церкви?

– Мне наплевать на церковь! Твоя церковь – сборище мерзавцев, которые думают только о том, как получить себе еще чуть-чуть могущества. А знаешь, почему они думают только о могуществе? Потому что все остальное у них уже есть.

– Верхушка любой большой организации состоит из подобных людей. Это естественный отбор, те, кто не готов посвятить жизнь карьерному росту, не поднимаются высоко, а те, кто готов, обычно имеют своеобразные свойства личности.

– Все равно! Ты меня извини, но твоя церковь меня совершенно не привлекает.

– Меня тоже.

– Как? Ты же...

– Да, я иеромонахиня. Но, думаешь, моя главная мечта – стать настоятельницей? Если ты так думаешь, ты ошибаешься.

– А какая у тебя главная мечта?

Зина улыбнулась.

– Главную мечту не так-то просто сформулировать. Но я попробую. Я хотела бы спокойно жить где-нибудь в тихом месте, рядом с человеком, которого люблю, я бы хотела, чтобы у нас были дети, немного, три-четыре, чтобы был дом и в нем все, что нужно. Чтобы были друзья, с которыми можно было посидеть за чашечкой кофе или стаканчиком вина, и чтобы никто не боялся того, что я вампир.