Текст книги "Правда в глазах смотрящего"

Автор книги: Вадим Проскурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

– Ну, не знаю... эти твои ребята, что-то они не похожи на ФСБшников. Какие-то они неправильные, бабы в телевизор уставились, начальник Сталиным зачитывается... что-то не то здесь творится. Ты ведь все мне рассказал?

– Абсолютно.

– Все равно чего-то я не понимаю. Будь осторожен.

15.

Наутро мы с Зиной отправились пополнить финансы. Все оказалось предельно просто – мы зашли в супермаркет, я объяснил Зине, где в кассах лежат деньги и как они выглядят, Зина обрела нематериальность, сформировала клыки и подошла к кассе. Когда она прошла прямо сквозь загородку, немолодая полная блондинка, сидевшая за кассой, вздрогнула и начала часто моргать, а у высокой тощей девицы фотомодельного вида, извлекавшей покупки из тележки, выпала из рук упаковка йогурта.

Зина повернулась лицом к кассе, нагнулась, и ее задница, обтянутая в черные джинсы, частично совместилась с головой кассирши. Кассирша захрипела что-то неразборчивое, попыталась встать, но провалилась по плечи в нематериальное тело вампирши и в ужасе рухнула обратно. Почувствовав движение, Зина обернулась и улыбнулась лучезарной вампирской улыбкой. Это стало последней каплей, кассирша потеряла сознание, а фотомодельная девица побледнела и стала медленно и плавно отходить назад. Не утруждая себя открыванием кассы, Зина собрала крупные купюры, на мгновение застыла на месте, напряглась, и деньги в ее руках утратили материальность.

Охранник супермаркета, двухметровый лысый жлоб, смешно выглядящий в строгом черном костюме и белой рубашке, радостно ринулся наперерез. Видимо, не разобрался, в чем дело. Не меняя выражения лица, Зина прошла сквозь него и толстые пальцы-сосиски бестолково клацнули в воздухе, безуспешно пытаясь вырвать из рук вампирши толстую пачку денег. В этот момент до охранника дошло, с чем он столкнулся, он уронил дубинку и выставил перед собой руки открытыми ладонями вперед. Дубинка звонко ударилась об пол, покупатели и сотрудники магазина дружно обернулись, но Зина не обратила на происшедшее никакого внимания. Она спокойно опустошила вторую кассу, а затем и третью, еще двое охранников попытались ей воспрепятствовать, но сумели только немного побить друг друга, когда дубинки прошли сквозь нематериальное тело, не встретив препятствия.

Кто-то из посетителей начал фотографировать происходящее. Только этого еще не хватало! Я подошел к толстому парнишке лет пятнадцати, увлеченно щелкающего фотоаппаратом, сформировал клыки и хлопнул его по плечу. Мальчик обернулся и хлопнулся в обморок, фотоаппарат ударился об пол, что-то звякнуло. На всякий случай я подобрал фотоаппарат и положил себе в карман. Потом выкину при случае.

Фотомодельная девица незаметно оказалась рядом со мной.

– Простите, вы тоже вампир? – спросила она.

– Да, а что?

– Можно взять у вас интервью?

– Что?!

– Интервью. Интервью с вампиром, – она нервно рассмеялась и я тоже улыбнулся, я тоже смотрел этот фильм.

– Хорошо. Пойдемте к выходу.

Зина как раз управилась с последней кассой и сейчас неторопливо шла к выходу, строя рожи охранникам. Увидев рядом со мной незнакомую девушку, она удивленно вскинула брови.

– Это еще кто такая?

– Евгения Быстрова, – представилась девушка, – я работаю в "Птичке кря-кря". Не читали нашу газету?

Зина отрицательно помотала головой.

– Чего тебе надо? – спросила она. – Тебя укусить?

– Не надо, – быстро проговорила Евгения, непроизвольно отступив на шаг. – Я просто хочу взять у вас интервью.

– Что взять?

– Она хочет поговорить с нами, – пояснил я. – А потом написать об этом в газете.

– А это еще зачем? Иди отсюда, подруга, пока мы сытые.

Евгения быстро закивала, повернулась и пошла прочь. Перед этим она как бы невзначай сунула мне в карман маленький кусочек бумаги. Визитка, надо полагать.

– Пошли отсюда, – сказала Зина. – Ишь, поговорить ей надо. Да еще слово какое придумала – интервью.

16.

Мороз не утихает, с неба валит снег, погода отвратительная, но мы, четверо пришельцев из параллельного мира, все равно отправились прогуляться по городу. Не ждать же хорошей погоды, которая неизвестно когда настанет. Хорошо, что магия позволяет хотя бы частично избавиться от неприятностей, доставляемых погодой.

Дмитрий поменял щегольскую шубу на арктический пуховик с подкладкой из настоящего гагачьего пуха. Он говорит, что это великолепная одежда и, будь он купцом, обязательно наладил бы импорт таких пуховиков в свой родной мир. Теперь Дмитрий похож не на пришибленного депутата Государственной Думы, а на обычного небогатого бизнесмена. Это хорошо, теперь на нас обращают меньше внимания.

Мы неспешно брели по какому-то тихому переулку в центре Москвы, время от времени переходя в некорпореальное состояние, чтобы согреться. Дмитрий вещал:

– Поразительно, насколько сильно различаются наши миры. Да, здесь от сотворения мира прошло на восемьдесят шесть лет больше, но я готов поклясться, что наш мир не дорастет до такого и через восемьсот лет. Казалось бы, какая мелочь – здесь не действует слово...

– Здесь действует слово, – прервала его Зина, – мы применили его в общей сложности, наверное, уже раз сто.

– Я неправильно выразился, – поправился Дмитрий, – я хотел сказать, что здесь никто не догадался, как можно использовать слово на практике. Мы привыкли считать божье слово благословением, но я смотрю вокруг и начинаю в этом сомневаться. За семьсот лет мы научились многому, наше могущество приближается к божественному, Филарет, например, умеет почти все, что умел Христос... но что-то очень важное мы упустили. Мы привыкли считать, что сила в вере, для нас это кажется настолько очевидным, что глупо думать иначе, но сейчас мы с вами воочию наблюдаем, что возможны и иные пути. И кто осмелится сказать, какой путь истинный? Может быть, нам не следовало стремиться к богу, может быть, улучшая мир, нам не стоило буквально понимать слова Христа о том, что начинать нужно с себя?

– Посмотри вокруг, – сказал я, – обрати внимание на лица прохожих. Они озабочены, напряжены, они страдают, они неспособны найти внутреннее счастье. Счастье всегда внутри, его определяет не то, какими вещами ты владеешь и какое положение ты занимаешь, Христос не зря говорил, что блаженны нищие духом...

– Где бы ты поставил скобки в этой фразе? – прервал меня Дмитрий. – О ком говорил Христос – о тех, чей дух столь убог, что неспособен страдать от собственного убожества, или о тех, кто нищ золотом, но богат духом?

– Разве блаженство духа обычно не проистекает из непонимания происходящего? У нас говорят, что пессимист – это хорошо информированный оптимист.

Дмитрий улыбнулся.

– Твои слова говорят только о том, что ты все еще далек от просветления. Для святого внутреннее счастье столь же неотъемлемая часть мироощущения, как и воздух, которым он дышит. Сколько бы тревоги и опасности ни несло знание, просветленный разум не позволяет себе ни впасть в уныние, ни отказаться от познания. Более того, для истинно просветленного не бывает ни упадка сил, ни ухода в себя, святой открывает себя миру и вбирает мир в себя. Святой не отделяет себя от мира и мир не в силах причинить ему боль, ибо подобное не вредит подобному. Отдай себя боли и боль исчезнет, пропусти горе и страх через себя и пусть они станут тобой, а ты станешь ими, и когда вы сольетесь, спираль бытия совершит новый виток и ты изменишься, оставшись собой, и то, что омрачало твое бытие, вольется в него, станет его частью, и ты познаешь его, и оно познает тебя...

– Сейчас ты введешь Сергея в транс, – вмешалась Татьяна.

– Да, действительно, – согласился Дмитрий, – сейчас не время читать проповеди. О чем мы там говорили... а, вспомнил. Я не могу согласиться с тобой, Сергей. Ты говоришь, что люди вокруг напряжены и озабочены, а потому несчастны, и я признаю, что ты прав. Но с кем ты их сравниваешь? С монахами? Или с жителями деревень и посадов?

– Даже жители трущоб вашего мира более счастливы, – сказал я.

– Но в счастье ли смысл жизни? Ты социалист?

– Я вообще не разбираюсь в политике.

– Я говорю не о политике, а о философии. Ты же не станешь утверждать, что ваши консерваторы, социалисты, коммунисты и фундаменталисты – просто политические партии?

– А что же? Секты?

– Нет, не секты, это гораздо больше, чем секты, я бы назвал это типами мировоззрения. Что в жизни главное?

– Это риторический вопрос?

– Нет.

– Ну... я не знаю... я действительно не знаю!

– А если подумать? Что важнее – счастье или развитие? В чем смысл жизни чтобы было хорошо сейчас или чтобы стало лучше потом?

– Разве можно провести четкую границу?

– Нельзя. Истина где-то посередине. С одной стороны, важно, чтобы хорошо было всегда, но, с другой стороны, никогда нельзя останавливаться на достигнутом. Но стоит ли затянуть пояс сегодня, чтобы сытнее пообедать завтра? Каждый из нас решает этот вопрос и каждый решает его по-своему. Хочешь начать курить опиум?

– Издеваешься?

– Провести всю жизнь в вечной оргии?

– Ты утрируешь!

– Да, я утрирую. А как насчет стать отшельником и посвятить всю жизнь вере, питаясь только хлебом и водой?

– Это несерьезно. Я понимаю, что ты хочешь спросить, но я не знаю ответа. А если бы я знал ответ, ты бы меня не спрашивал. Потому что тогда я спрашивал бы тебя.

Дмитрий рассмеялся.

– А ведь ты станешь святым, Алексей, то есть, Сергей. Дьявол меня поимей, ты наверняка станешь святым! Танюшка, ты помнишь, чтобы кто-нибудь учился так быстро?

– Говорят, Филарет получил просветление одномоментно, – сказала Татьяна.

– Ерунда! Я точно знаю, что это было не так, Филарет на самом деле... но это неважно. Ты очень быстро учишься, Сергей. Даже не знаю, что здесь сыграло главную роль – крест, душевное потрясение при смене миров, вампиризм, или все это, вместе взятое, но я не удивлюсь, если лет через десять ты займешь мое место.

– А ты к тому времени станешь митрополитом?

– Если мы победим католиков, то запросто. Сейчас я примерно четвертый в иерархии, но все течет, все меняется... но вернемся к нашим баранам. Ты говоришь, Сергей, что обитатели этого мира несчастны, да, это так, они несчастны, но загляни в любой хлев, разве может кто-нибудь быть счастливее, чем свиноматка, облепленная поросятами? Но стоит ли стремиться к такому счастью?

– Почему бы и нет? Если ты – свинья, лишенная поросят, то почему бы не мечтать о потомстве?

– Потому что не счастьем единым жив человек. Есть кое-что еще, ты можешь называть это как угодно – верой, развитием, просветлением или как-то иначе, от перестановки терминов суть не меняется. Жители твоего мира имеют все для развития этого чувства, наши смерды не имеют ничего.

– Я даже знаю почему.

– Я тоже знаю. Божье слово – не только благословение, но и проклятие, благословение в просветленных устах и проклятие в невежественных. У вас молитва – просто сотрясение воздуха, у нас – реальная сила. А реальную силу нельзя давать в руки кому попало. Думаешь, я не хотел бы, чтобы все смерды поголовно выучились грамоте? Но я прекрасно понимаю, что из этого выйдет, какая катастрофа произойдет, если хотя бы один из тысячи научится колдовать. А у вас нет колдовства и у вас все грамотны, потому что это не опасно. У вас есть телевидение и никто не боится, что такое обилие новостей поможет кому-то перейти рубеж просветления, ведь истинное просветление у вас невозможно. Это похоже на историю про грехопадение, Адам и Ева тоже были счастливы, пока не познали добро и зло. Вы в своем мире до сих пор не познали самого главного и это дало вам возможность спокойно развиваться, не опасаясь, что развитие сведет вас в могилу. И я не могу сказать, какой путь лучше. Да, ковер-самолет не нуждается в топливе, ковру-самолету не нужен аэродром и диспетчерская служба, но ковер-самолет доступен только избранным. Обученный связист передает новости быстрее, чем телевизор, но услугами связиста пользуются единицы. Наши люди либо прозябают в невежестве, либо становятся сверхчеловеками, а ваши балансируют где-то посередине. Что лучше? Как правильно оценивать общее благосостояние мира – по лучшим представителям или по среднему уровню? И еще один вопрос, самый важный что родится из слияния наших миров?

– Слияния? Какого еще слияния? Как наши миры могут слиться?

– Очень просто. Ты пройдешь путь до конца и обретешь истинную веру, ты сможешь переходить из одной плоскости бытия в другую без помощи креста и ты научишься оделять других этим даром.

– Даром или проклятием?

– Это зависит только от точки зрения, лично я предпочитаю считать, что это дар. Когда каждый день из мира в мир будут переходить десятки и сотни людей, начнется слияние культур.

– Слияние или аннигиляция? – вмешалась в разговор Татьяна.

– Надеюсь, что слияние. Пока я не вижу, как оно может произойти, но Филарет вот-вот достигнет уровня мессии и, возможно, он увидит путь к слиянию. К такому слиянию, которое выведет вселенную на следующую ступень лестницы в небо.

– Разве такое возможно? – воскликнула Татьяна. – Вы представляете себе, что может натворить здесь всего один дикий монах? И что он сможет потом натворить у нас, получив доступ к сокровищам этого мира?

– Я представляю, – ответил Дмитрий. – Я представляю то, что я ничего не представляю. Я не знаю, как сольются наши миры, я знаю лишь то, что вначале будет много горя, крови и слез, так бывает всегда, когда в мир приходит новая истина. Когда пророк Мухаммед явил свое откровение, пролились реки крови, но разве пролитая кровь не оправдала себя?

– Вы верите в пророка Мухаммеда? – удивился я. – Разве вы не православные?

– Мы православные, – усмехнулся Дмитрий, – но вера не зашоривает наши глаза и не мешает видеть очевидное. Когда апостол Фома увидел воскресшего Христа, он не поверил в то, что увидел, потому что воскресение во плоти шло вразрез с его представлениями. Когда Христос явился Фоме, мир Фомы перевернулся и Фома спрятался в собственное неверие, как черепаха прячется в панцирь. Просветленный тем отличается от невежественного, что, столкнувшись с непознанным, не уподобляется Фоме, не отвергает увиденное и не пытается подогнать окружающее под собственные ожидания. Да, Мухаммед извратил учение Христа, да, православная церковь считает его лжепророком, но это не мешает нам относиться к нему с уважением. Лжепророк тоже может творить чудеса и кто, кроме бога, может сказать, кто пророк, а кто лжепророк? Фарисеи считали лжепророком Христа, они ошиблись, но их грех не в том, что они ошиблись, а в том, что они упорствовали в ошибке, не допуская ни малейшей возможности для собственной неправоты. Фарисеи были главной политической силой Иудеи, а где они сейчас? Запомни, Сергей, истинно верующий не тот, кто слепо отвергает чужую веру, а тот, кто размышляет и оценивает. Сердце склонно обманываться и лишь глупец ставит чувства превыше разума. Джордано Бруно взошел на костер, а Галилей отказался, "я могу ошибаться", сказал Галилей, и это были слова истинно верующего.

– У Джордано Бруно не было особого выбора, – встряла в разговор Татьяна, – он сознательно встал на темную сторону, а это не прощается.

– На какую такую темную сторону? – не понял я.

– Джордано возглавлял церковь Сатаны, – пояснила Татьяна. – Ты не знал?

– Во всех учебниках написано, что его сожгли за учение о множественности миров.

Дмитрий и Татьяна дружно расхохотались.

– Да кого волновала эта множественность миров, – начал Дмитрий и осекся.

Я проследил направление его взгляда и увидел приближающегося мента. Еще двое стояли метрах в десяти рядом с УАЗиком-козлом с выключенной мигалкой на крышей, и пристально смотрели на нас. Они были в бронежилетах, а на груди у них висели короткоствольные автоматы. Что-то непохоже это на рутинную проверку документов. Ох, что-то сейчас начнется...

Высокий круглолицый сержант, похожий на толстяка из рекламы одноименного пива, остановился в шаге от меня, неразборчиво представился и потребовал документы. Я машинально полез под дубленку и сообразил, что не знаю, где паспорт. Нет, я знаю, где он – в рюкзачке, что лежит у меня дома. Что делать? Пудрить менту мозги, бежать, хвататься за пистолет или выпускать клыки?

– Господь ждал темноты, – сказал Дмитрий, – и никто не внимал его словам. Ослепленный тишиной, он ждал темноты и время торчало кляпом в его глотке.

– Эээ... – промемекал мент и захлопал глазами, как филин-переросток.

– Когда печаль наполнит твои дни, – продолжал Дмитрий, – ты ускользнешь и завтрашний сон станет явью. Страна обетованная ждет повелителя полночного ветра, что пройдет через врата, с которых улыбаются ягнята. Ступай с миром.

Мент развернулся и бодро потопал назад.

– Зря вы так, владыка, – сказала Татьяна, – это насторожит тех троих.

– Расслабься, – ответил Дмитрий, – если они полезут в драку, Зина оскалит зубки.

Здоровенный сержант достиг товарищей и что-то им сказал. Лица ментов стали вытягиваться. Тощий усатый лейтенант что-то сказал в рацию, обалдевший сержант уселся в машину, а остальные трое ментов двинулись к нам. Они разошлись на дистанцию примерно полтора метра друг от друга и это мне не понравилось.

– Этот мир имеет и свои недостатки, – сообщил Дмитрий. – Стоит только задуматься о вечном, как сразу же появляется какой-то придурок, который все портит. Все-таки всеобщее равенство – ненужная и вредная химера.

– Причем здесь всеобщее равенство? – удивилась Татьяна, Дмитрий открыл рот, собираясь что-то ответить, но его прервал окрик лейтенанта:

– Всем стоять на месте! Руки вверх!

Я поднял руки вверх и утратил материальность, просто так, на всякий случай. Дмитрий скорчил гневную гримасу, сложил пальцы правой руки щепотью и поднял вверх, как будто хотел благословить ментов. Он открыл рот и начал говорить:

– Огонь начинает танец смерти, – но его слова оборвала хлесткая автоматная очередь.

Внутри меня просвистели три или четыре пули, это было довольно странное ощущение. Откуда-то брызнула горячая и липкая кровь, Татьяна тяжело рухнула на землю и ее рука прошла сквозь мое тело. Зина глухо застонала, ее тело, уже успевшее распластаться по заснеженному тротуару, зашевелилось и начало трансформироваться. Один за другим пальцы чернели и отваливались, они меняли форму, покрывались кожными складками, лицо плавилось и разлагалось на глазах, Зина как будто распадалась на множество мелких самостоятельных фрагментов. Внезапно я понял, что так оно и есть, она превращается в копошащуюся кучу каких-то мелких существ. Первое из них расправило крылья и спустя мгновение целая стая летучих мышей с комариным писком взмыла в морозный воздух.

Обалдевшие менты тупо смотрели на происходящее, я взглянул на них, они взглянули на меня и три длинные очереди перекрестили участок пространства, на который проецировалось мое нематериальное тело. В моем мозгу что-то щелкнуло, менты повернулись друг к другу и открыли огонь. Три трупа.

У одного из ментов из кармана выпала сложенная газета, в падении она развернулась и я прочитал заголовок, под которым красовалась цветная фотография удивительно хорошего качества для такой дрянной газетенки. "Вампиры ограбили супермаркет". Свобода слова, мать ее!

Татьяна лежала на боку в нелепой позе, разбросав руки и ноги под немыслимыми углами, снег вокруг нее покраснел, кажется, она уже не дышит. Дмитрий пошевелил руками, хлюпнул ртом и его подбородок моментально стал красным. Движение рук перешло в судорогу и через пару секунд все было кончено.

Вспышка фотоаппарата ослепила меня. Что за черт, кто это нашел время фотографировать? Ага, вот они. Стайка узкоглазых туристов увлеченно щелкала затворами, запечатлевая удивительную картину во всех возможных ракурсах. Хотите острых ощущений, ребята? Их у нас есть.

Я ускорил время и в полсекунды преодолел двадцать метров, отделяющих меня от сумасшедших японцев или китайцев или кто они там есть. Сами собой выросли клыки и я уже готов был вонзить их в первую попавшуюся шею, когда внезапно и резко осознал всю безысходную глупость происходящего. Я плюнул под ноги и широким шагом направился к полуразрушенной церкви, вокруг которой кружили летучие мыши, совсем недавно бывшие моей подругой. С каждым шагом я становился все более прозрачным. Завтра в "Птичке кря-кря" появится еще одна интересная статья. Хорошо, что здесь нет этой чертовой журналистки, убил бы, не раздумывая.

ГЛАВА ПЯТАЯ. ВЕРА. 1.

Первый этап восстановления Зины затянулся почти на два часа. Мы сидели, невидимые, привалившись к облупленной стене церквушки, и наблюдали, как метрах в ста перед нами суетятся менты и журналисты. Зина мелко дрожала, я обнимал ее, стараясь передать ей максимум колдовской энергии или как она там называется, я хотел, чтобы она побыстрее вернулась в нормальное состояние, чтобы прекратились ее мучения, которые я так хорошо чувствовал.

– Почему? – спросила Зина, когда к ней вернулась речь. – Почему они сразу начали стрелять?

– Та девчонка все-таки написала статью для своей гадской газетенки. И еще она как-то сумела нас сфотографировать.

– Нас чего?

– Ну, сделать портрет. Наши с тобой физиономии, украшенные вампирскими клыками, опубликованы в одной из самых популярных желтых газет. Кто-то из ментов узнал нас и захотел приколоться. Им скучно, холодно, хочется развлечься, вот они и решили проверить документы у людей, похожих на вампиров. А потом они поняли, что мы действительно вампиры, и испугались. Кстати, что сделал Дмитрий с этим сержантом?

– Смущение. Это одна из простейших молитв, искажающих психику. Человек перестает понимать, что происходит, в душе пропадают все желания и очищается кратковременная память. Воздействие одномоментно, некоторое время ощущается инерция, но она быстро проходит.

– Понятно. Что там говорил Дмитрий... бог вещал в темноте...

Зина грустно хихикнула.

– Слова молитвы не имеют никакого значения. Главное – не то, что ты говоришь, а то, что чувствуешь. Словесная формула – просто средство привести собственную душу в нужное состояние. Ты творишь заклинание, фиксируешь состояние и произносишь формулу, а потом, когда хочешь быстро сотворить то же самое заклинание, ты произносишь ту же формулу, и это ускоряет воздействие. Формулу, кстати, не обязательно произносить вслух. В общем, формула – как бы ключ к заклинанию.

– Понял. Дмитрий когда-нибудь раньше вел себя так же глупо?

– Иногда он бывал излишне самоуверен и безответственен. На этот раз он превзошел сам себя.

– Его можно воскресить?

– Можно.

– Как?!

– Для начала найти мессию.

– А если серьезно?

– Если серьезно, то нельзя.

– Идиотство! Почему он не убрал материальность?

– Решил, что опасность не столь велика. Эти пищали... их убойная сила ужасна! В них правда нет волшебства?

– Никакого волшебства, одна голая техника. Автоматная пуля имеет своеобразные пропорции, при ударе о первое препятствие...

– Избавь меня от подробностей. Это ужасное оружие! Кто мог представить... почему ты не сказал?

– Что не сказал? Что под автомат нельзя подставляться? Разве это не очевидно?

– Не очевидно. Пищаль не убивает мгновенно, у волшебника есть время регенерироваться, а автомат этого времени не дает. Это важно! Это меняет всю тактику боя, ты должен был сказать об этом!

– Я говорил об этом Агафону. То есть, не совсем об этом, я пытался рассказать, что такое автомат, и знаешь, что он сказал? Он сказал: "Я все понял, автомат – это очень хорошая пищаль, не будем больше говорить об этом". И все! И вообще, ни за что не поверю, что Дмитрий не имел никакого отношения к облаве на меня в Подольске. А если даже и не имел отношения, он по любому должен был знать о том, что там произошло. В конце концов, он сам выдал мне пистолет! А пистолет у меня отняли вместе с автоматом.

– Значит, это была не твоя ошибка, а его. Боевой монах ошибается только один раз. Ох... как же больно...

– Когда ты придешь в норму?

– Я уже почти в норме. Полное восстановление занимает примерно сутки, но я могу вести бой уже сейчас. Пойдем куда-нибудь, а то холодно.

– Ты в материальном теле?

– Естественно. Иначе регенерация невозможна.

– Ты же замерзла совсем!

– Замерзла.

– Может, тебе укусить кого?

– Не нужно. Я не чувствую голода.

– Разве свежая кровь не ускорит восстановление?

– Не ускорит. Пошли отсюда.

Я с трудом распрямил затекшее тело и поднялся на ноги. Странное дело, когда долго сидишь в неудобной позе, ноги затекают, невзирая на нематериальность. А это еще что такое?

Здоровенная кавказская овчарка уверенно шла по моему следу.

– Зина, – выдохнул я, – уходи в нематериальность! Быстро!

– Что... я не могу! Я еще недостаточно восстановилась.

Собака учуяла близкое присутствие выслеживаемой добычи, коротко гавкнула, подняла голову и помчалась прямо на меня широкими скачками. Я ускорил время и одним прыжком преодолел метров пять, сократив дистанцию вдвое. Черт, я же нематериален!

Я успел отменить заклинание в самый последний момент. Тяжелое меховое тело ударило в грудь, я рухнул на спину, больно ударившись затылком, и увидел перед глазами оскаленную слюнявую пасть. Нет, собачка, ты зря радуешься, сейчас тебя ждет сюрприз.

Резкое движение руки, мышцы заныли от невыносимой боли, кость изогнулась, сейчас главное – не сломать собственную руку, ускоренное время – вещь хорошая, она прибавляет сил, но, к сожалению, никак не влияет на механическую прочность тела. Я замедлил движение и изменил его направление, так, чтобы моя рука не преодолевала давление собачьей лапы, а ускользала в сторону. Собака дернула лапой, пытаясь удержать неожиданно скользкую добычу, но собака движется в другом временном измерении, ей меня не удержать.

Я освободил одну руку и подсек переднюю лапу кавказца, пес медленно и неторопливо начал заваливаться на бок. Вторая передняя лапа приподнялась и зависла в воздухе, на морде начало проступать выражение недоуменной ярости. Поймав момент, я выдернул вторую руку и с силой ударил собаку по ушам. Движение получилось слишком резким, кисти рук протестующе заныли. Пес дернулся назад и это позволило мне высвободить ноги, я вскочил на ноги и застыл в нерешительности.

Проще всего убить собаку, но этот пес ни в чем не виноват, он просто выполняет свой долг. Но как я могу спасти себя и Зину, не причинив вреда ни в чем не повинной собаке? Обратить в бегство? Хорошая собака никогда не отступает без команды. Сломать лапу? Его усыпят. Извини, песик, но я не вижу другого выхода.

Удар ребром ладони в основание черепа припечатал пса к земле. Обычно собака такого размера даже не замечает подобного удара, но обычно ее противник не движется со скоростью вампира. Череп хрустнул и пес неподвижно замер, даже не взвизгнув.

– Зина, – тихо позвал я, – ты где?

– Здесь я.

– Пошли отсюда, и побыстрее. И не вздумай отменять невидимость!

2.

– Знаешь, мама, – сказал я, – я должен тебе сообщить кое-что важное.

Мама важно закивала головой.

– Лучше поздно, чем никогда, – сказала она. – Я знала, что ты соберешься с духом и во всем признаешься родной матери. Давай, сынок, облегчи душу, тебе сразу станет легче.

– Хорошо, мама.

Я обрел нематериальность и прошел сквозь кухонный стол. Потом я прошел сквозь маму и уселся на табуретку напротив нее.

– Что скажешь? – спросил я.

– Больше не ходи сквозь меня, ты же знаешь, у меня больное сердце.

– Больше не буду.

– Как ты это делаешь?

– Ты веришь в волшебство?

– Издеваешься?

– Нет.

– Это волшебство?

– Оно самое.

– Что ты еще умеешь?

– Становиться невидимым.

– И все?

– Еще кое-какие мелочи.

– Например?

– Ускорять время.

– Как ты все это делаешь?

– Это волшебство.

– Я поняла, что это волшебство. Ты незаметно говоришь какие-то заклинания?

– Нет, говорить вслух не обязательно. Говорят, это помогает, но я еще не умею пользоваться этой технологией.

– Кто тебя всему этому научил?

– Зина.

– Она волшебница?

– Да.

– А Дмитрий Иванович и Татьяна Пафнутиевна?

– Тоже.

– Где они?

– Погибли.

– Погибли?! Как?!

– По глупости. Нарвались на ментовский патруль, обычная проверка документов, Дмитрий начал колдовать, менты занервничали. Начали стрелять.

– А ты?

– Остался жив.

– Вижу. Господи!

Мама залезла в шкафчик и вытащила бутылку армянского коньяка, которая стояла там с незапамятных времен в ожидании важного повода, который все никак не представлялся.

– Открой, пожалуйста, – сказала она, – здесь пробка очень тугая. Не могу поверить... ты не ранен?

– Нет. Я сразу стал нематериальным и пули прошли сквозь меня.

– Они стреляли в тебя?!

– Да.

– А Зина? Она не ранена? Она так плохо выглядит!

– Она умеет регенерировать. С ней уже почти все в порядке, завтра она будет совершенно здорова.

– Ее ранили? Ну что мне с тобой делать, Сережка, ты постоянно вляпываешься в неприятности! Теперь тебя будут искать еще и эти менты!

– Не будут.

– Почему? Они что... вы их убили?

– Они сами убили друг друга. Очень простое заклинание.

– Еще лучше! Теперь ты еще и убийца! Пособник террористов, колдун, убийца... загубил ты свою грешную душу!

– Это спорный вопрос.

– Ну да, конечно, ты же у нас в бога не веришь...

– Я верю. Я теперь самый настоящий монах и зовут меня теперь брат Алексей.

– Не богохульствуй!

– Я не богохульствую. Я действительно монах, постриг был проведен по всем правилам, проводил его, кстати, владыка Дмитрий.

– Владыка? У вас там что, какое-то святое братство, как в фильмах?

– Можно и так сказать, – я криво ухмыльнулся. – Да, пожалуй, самое настоящее святое братство. И не как в фильмах, а гораздо круче.

– Не богохульствуй!

– Да не богохульствую я! Ты никогда мне не веришь! Ты всегда считала меня ребенком, не способным ничего сделать самостоятельно! И сейчас...

– Подожди, Алексей, – на кухню вошла Зина. Она выглядела бледно и передвигалась немного неуверенно, но ей явно становится лучше. – Не спеши обвинять, не забывай, что говорил Христос по этому поводу.

– Не судите и не судимы будете, – проговорила мама с важным лицом.

– Вот именно. А еще Христос говорил "почитай отца своего и мать свою".

– Насчет отца он погорячился, – пробормотал я.

Я никогда не видел своего отца, он бросил маму, едва узнав о моем существовании. У нас дома даже нет ни одной его фотографии.

– Не понимай эти слова буквально, – уточнила Зина. – Не следует считать святое писание готовой программой на все случаи жизни, оно только указывает общее направление. Христос говорил "не убий", но не запрещал убивать для самообороны.

– А вы правда волшебница? – мама сменила тему разговора.

– Правда, – ответила Зина, – только боюсь, что сейчас я не смогу показать никаких фокусов.

– Ну да, вы же ранены... может, вам скорую вызвать?

– Нет необходимости, – Зина загадочно улыбнулась, – я умею восстанавливаться. К завтрашнему утру я полностью верну силы.

– Хорошо вам... а других лечить вы умеете?