Текст книги "Правда в глазах смотрящего"

Автор книги: Вадим Проскурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

– Больше масса, меньше сила... ангел расширяется... зверь теряет плотность... источник энергии... – и прочий подобный бред.

Но главным потрясением для Агафона стала атомная бомба. Когда он узнал, что существует оружие, способное за считанные минуты стереть с лица земли целый город, он сначала даже не поверил мне, он решил, что я над ним издеваюсь. Мы немного поругались по этому поводу, а потом он стал задавать множество каверзных вопросов, и чем больше я отвечал, тем сильнее мрачнел Агафон. Наконец, он сказал, что больше не сомневается в том, что я говорю правду, потому что придумать столько разнообразных и непротиворечивых деталей не в силах человеческого разума. Он сказал, что эта информация не просто очень ценная, а...

– Перед прочтением съесть, – подсказал я.

– Зачем? – не понял Агафон.

– Это шутка такая. Говорят, что бывают такие секретные документы, что перед прочтением их нужно съесть.

– Не понимаю. Зачем их съедать?

– Да шутка это такая! У шпионов бывает, что нужно срочно избавиться от какого-то документа, сжечь не успеваешь, выкинуть некуда, просто порвать нельзя, потому что враги не поленятся и соберут кусочки. В таких случаях документы жуют.

– Зачем жевать документ перед прочтением? А, понял! Такие документы пишут специальными чернилами, которые невидимы, пока бумагу не пожуешь, правильно?

– Да ну тебя! – я махнул рукой. – Не понимаешь ты наших шуток.

– Не понимаю, – согласился Агафон, – и это естественно. Ты тоже вряд ли станешь смеяться над сказкой о том, как грифон захотел стать казачьей лошадью.

Мы обсудили вопрос о труднопонимаемости юмора одной культуры представителями другой культуры, а потом Агафон вспомнил о каком-то срочном деле, резко засобирался и ушел, очевидно, на доклад к владыке. Должно быть, будет забавно, когда они начнут делать атомную бомбу с помощью молитвы. Нет, ребята, молитва вещь хорошая, но обычная техника тоже кое на что годится.

А потом я почувствовал голод.

4.

Я медленно брел по заснеженной Москве, утопая в сугробах почти что по колено. Жалко, что здесь не принято очищать улицы от снега.

Вампирский голод – странное чувство, больше всего оно похоже на состояние, которое испытываешь, когда хочется курить, а сигареты кончились. Только никотиновый голод бесследно уходит всего за несколько дней вынужденного воздержания, а в отношении вампирского голода я не уверен, что дело обстоит так же просто. Как бы не получилось, что мне предстоит ломка, сравнимая с героиновой. Нет уж, лучше утолить голод пораньше, до того, как он начнет причинять по-настоящему серьезные страдания.

Я сформировал клыки и тут же убрал их. Моей первой жертве не придется так же мучиться, как пришлось Зине, теперь я легко могу прокусить вену с первого раза. С определенной точки зрения, можно даже сказать, что я сделаю благое дело, оборвав никчемную жизнь какого-нибудь нищего. Одним бомжом больше, одним меньше, кто заметит разницу? Вот только как найти бомжа в фешенебельном районе Москвы? Никак. Значит, надо переться до предместья, а по такому снегу путь займет не меньше часа. Если бы я мог летать...

Меня спасла проститутка, совсем молодая девчонка, не старше семнадцати лет, но уже изрядно потасканная, профессионально развязная и чудовищно размалеванная по местной моде. Она предложила свои услуги, я согласился, даже не торгуясь о цене, она повела меня лабиринтом переулков и проходных дворов, и одна из подворотен на этом пути показалась мне вполне подходящей.

– Подожди, – сказал я, тронув ее за плечо.

Девушка остановилась и обернулась, вопросительно глядя на меня. Я развернул ее лицом к себе, и нежно, но твердо взял за плечи.

– Я ничего не имею против тебя, – сказал я, – ты ни в чем не виновата, я не хотел делать это именно с тобой. Это твоя судьба подтолкнула тебя обратиться ко мне и это моя судьба заставила меня сделать выбор. Не бойся, это не займет много времени.

Я сформировал клыки, девчонка завизжала и пнула меня в колено. Оказывается, ее изящный сапожок скрывает вшитую в носок нехилую металлическую пластину, нелишняя предосторожность для ее профессии. Колено взорвалось болью, внутри него что-то хрустнуло, девица вырвалась из моих объятий и побежала, не разбирая дороги и вопя во всю глотку:

– Упырь! Люди добрые, помогите, упырь!

В моей груди словно что-то взорвалось, в одно мгновение я понял, что мои силы гораздо больше, чем казалось раньше. Движение девчонки замедлилось, но не потому, что она стала бежать медленнее, а потому, что я стал жить и чувствовать гораздо быстрее. В доли секунды я ликвидировал трещину в мениске, рассосал ушиб и бросился в погоню. Погоня была короткой, со стороны, наверное, я выглядел как расплывчатая тень.

Девушка заметила меня только тогда, когда я догнал ее, сделал подсечку, повалил в сугроб и рухнул сверху. Она пыталась извернуться и ударить меня, сначала кованым сапожком, а потом тонким аккуратным стилетом, который вытащила из-за голенища. Обе попытки были обречены на неудачу, мы с ней движемся в совершенно разных скоростных режимах, я блокировал ее жалкие попытки еще до того, как она успевала направить удар. Борьба заняла не более двух секунд, а затем я сорвал с нее шарфик и мои клыки впились в тонкую и нежную, почти детскую шейку, резко контрастирующую с увядшей кожей лица, непоправимо испорченной некачественной косметикой.

– Будь ты проклят, – выдохнула она.

– Обязательно буду, – согласился я, – я уже проклят. Только знаешь, чем проклятие отличается от благословения? Точкой зрения. И больше ничем.

Я произнес эти слова, уже выпив четыре глотка свежей крови, терпкой и соленой, теплой и мягкой, крови, которая влилась в мое горло восхитительным водопадом и утолила жажду, терзавшую с самого утра. Восхитительное ощущение. И это ничего, что девчонка не слышала моих последних слов, какая мне теперь разница?

Я обернулся и обнаружил метрах в пяти от себя тощего и чумазого цыганенка лет восьми. Он пялился на меня, широко распахнув глаза, и одновременно сосал грязный палец. Я попытался вытереть рот, неразборчиво выругался, убрал клыки, вытер рот, улыбнулся цыганенку и пошел в его сторону. Нет, я не хотел убивать еще и его, просто он стоял рядом с входом в следующую подворотню.

– Дяденька, – спросил цыганенок, когда я поравнялся с ним, – а вы правда упырь?

– Правда, – ответил я, широко улыбнувшись. Когда выпьешь крови, жизнь становится прекрасной, хочется полюбить всех, вплоть до самого последнего бомжа или вот это цыганенка.

– Вы руку порезали.

Я посмотрел на свои руки и выругался еще раз. На правой кисти наблюдалась царапина, оставленная левым верхним клыком. В следующий раз надо не забыть убрать клыки перед тем, как вытирать рот.

– Ничего страшного, – сказал я, – заживет.

– Правда, что на упырях все заживает, как на собаках?

– Неправда. На нас все заживает гораздо лучше. Только не называй меня упырем, я вампир.

– Ой! Простите, дяденька, я забыл! Тетя Хафиза говорила, что упыря нельзя называть... ой! То есть вампира нельзя называть...

– Я понял. Тетя Хафиза права, слово "упырь" звучит обидно. Это как если бы тебя назвали черножопым.

– Простите, дяденька, я не хотел.

– Верю. Слушай, а ты не боишься разговаривать с вампиром?

– А чего вас бояться? Вы сытый и добрый. Когда уп... то есть, вампир, когда вампир сытый, он добрый, правильно?

– Правильно. Ладно, парень, мне пора идти.

– Да-да, вам пора, а то вас монахи могут поймать. А почему вы монахов не кусаете?

– Укусить монаха не так просто, как может показаться.

– Я так и думал. У монахов святое слово, которого вы боитесь. Жалко. Дяденька, а меня вампиром вы не сделаете?

– Нет.

– А если я вам буду девок поставлять для прокорма?

– Да иди ты!

Я повернулся спиной к гадскому ребенку и пошел прочь. В следующем переулке меня перехватил патруль городской стражи, усиленный двумя монахами в черных рясах. Они потребовали сообщить имя и род занятий, но когда я вытащил из-под дубленки мифриловый крест, вежливо извинились и побежали дальше.

– Эй, служивые! – крикнул я вслед. – А что случилось-то?

– Упыря ловим! – отозвался один из монахов.

Он выжидательно уставился на меня, видимо, надеясь, что я захочу поучаствовать в охоте. Но я только кивнул и пошел дальше.

5.

Новая кровь наполняет меня чем-то новым и неизведанным. "Дорога домой могла быть короче", подумал я, углубляясь в лабиринт переулков, и уже через минуту неведомо как оказался перед воротами монастыря. Я оглянулся назад и не увидел переулка, по которому только что шел. Ни хрена себе!

Монахи-привратники даже не спросили, кто я такой, они смотрели на меня с таким искренним восхищением, с каким бойцы-первогодки смотрят на сержанта, на спор ломающего о собственную голову десять кирпичей подряд. Наверное, мое путешествие по короткому пути сопровождалось какими-то спецэффектами.

Поднимаясь по лестнице, я обратил внимание, что дыхание не только не сбивается, но и не учащается, как будто я иду по ровной поверхности. Я ускорил движение и дыхание чуть-чуть участилось, выходит, я не стал неутомим, просто у меня теперь очень хорошая дыхалка. И сердце тоже хорошее, потому что пульс участился только совсем чуть-чуть.

В келье меня ждал Агафон, он выглядел возбужденным и озабоченным.

– Где вы бродите, брат Алексей? – воскликнул он, едва я открыл дверь. Нельзя так пренебрежительно относиться к своим обязанностям! Я уже начал за вас беспокоиться.

– Извините, – пробормотал я, – я просто вышел прогуляться.

– В следующий раз будьте любезны предупреждать о длительных прогулках заранее. И вообще, если вам надоела Татьяна, лучше скажите владыке и он подберет другую женщину. А по притонам ходить не следует, святое слово не защищает от сифилиса.

– С чего вы взяли, что я ходил по притонам? – удивился я.

– Ауру похоти способен ощутить любой священник, прошедший базовый курс обучения. Вам придется привыкнуть, что в этих стенах ничего нельзя скрыть, многие молодые монахи испытывают от этого неудобства, но на самом деле в этом нет ничего позорного. Главное – понять, что никто не собирается вас контролировать или тем более воспитывать. Думаете, вы очень интересны окружающим? Зря думаете. Да хоть скотоложством занимайтесь, никто вам и слова не скажет, информация, которой вы владеете, гораздо ценнее, чем... гм... извините меня, мне не стоило все это говорить. Вы имеете право развлекаться так, как считаете нужным, главное, чтобы это не мешало работе. В следующий раз, пожалуйста, не заставляйте себя ждать.

– Извините. А что за срочная работа? Разве мы еще не закончили на сегодня?

– Разве я не сказал, что вернусь после доклада? Гм... кажется, не сказал. Извините. Я так разнервничался... эта ваша атомная бомба – такая потрясающая вещь... да, я был неправ. Приношу свои извинения за все, что наговорил. Я действительно не предупредил вас, да, теперь я помню это совершенно четко, вы ни в чем не виноваты, вся вина на мне. Извините.

– Проехали. Что сказал владыка насчет атомной бомбы?

– О, это потрясающая вещь! Стоп... а с чего вы взяли, что я ходил на доклад к владыке?

– Аура владыки оставляет в душах соприкоснувшихся с ней специфический отпечаток, очевидный даже для монаха без году неделя, не прошедшего никакого специального обучения.

– Правда? Никогда не замечал. Вы научите меня видеть этот отпечаток?

– Не научу.

– Почему?

– Это шутка была. Я вообще не умею видеть ауру.

– Странные у вас шутки... – пробурчал Агафон. – Но ближе к делу. Вопрос первый: где находятся известные месторождения урана?

И начался разговор глухого сами знаете с кем. Наивные люди, они надеются сделать атомную бомбу на материально-технической базе позднего средневековья. Хотя, нельзя исключать, что из этого что-нибудь и выйдет, ведь главное в таких делах – вовремя помолиться.

6.

Что скажешь?

Ничего.

Почему?

Мне нечего сказать.

Обиделся?

Я не могу обидеться.

Потому что не обладаешь свободой воли?

Да.

Тебе неприятно мое превращение?

Я не испытываю собственных эмоций, я могу только отражать твои.

Мое превращение закончилось?

В основном.

То есть?

До окончательного завершения процесса остается от двух недель до трех месяцев, более точно я пока не могу определить. За это время тебе предстоит загрызть от одного до восьми людей или от трех до сорока животных. Лучше ограничиться людьми – это положительно влияет на качество превращения.

Выбор людей играет какую-нибудь роль?

Незначительную. При прочих равных условиях лучше загрызать молодых здоровых женщин, но это не обязательно. На роль жертвы годится почти любой человек.

Почти?

Не годятся заразные больные, инвалиды, старики, младенцы. Также не рекомендуется пить кровь беременных, последствия могут быть непредсказуемы.

Тебя не пугает то, чем я стал?

Я не умею пугаться.

Когда я получу магические способности?

Ты уже получаешь их.

То, что произошло на обратном пути, я сделал сам?

Да. Кстати, ты придумал очень изящную формулу.

Какую еще формулу?

Дорога домой могла быть короче.

Я не произносил ее.

Словесную формулу необязательно произносить вслух.

Когда превращение закончится, я обрету волшебную силу в полной мере?

В той мере, какая доступна вампиру.

Разве вампирам доступна не вся магия?

Не вся. Возможности вампиров весьма ограниченны. Ты можешь ускорять течение времени, летать, рейсформироваться...

Чего?

Временно обретать некорпореальность.

Чего-чего?

Нематериальность тела.

Это как?

Некорпореальность позволяет проходить сквозь материальные объекты, и в некоторой степени защищает от материального оружия, а также от заклинаний, направленных на искажение окружающей действительности. Например, от заклинания, разверзающего землю под ногами противника.

Ты имеешь ввиду, что когда я нематериален, я не могу провалиться в яму?

Если захочешь, то сможешь.

Понятно. Что еще?

В некорпореальном состоянии ты не можешь пользоваться короткими путями.

Короткий путь – это вроде того, как я вернулся в монастырь после кормления?

Да.

Что еще?

В некорпореальном состоянии ты не можешь кормиться.

Еще?

Все.

Других магических способностей у меня нет?

Есть.

Какие?

Ты можешь дистанционно управлять млекопитающими весом до килограмма.

Зачем?

Разведка, связь, отвлекающий удар в бою.

Ясно. Еще магические способности?

Больше нет.

Я могу самостоятельно перемещаться между мирами?

Не можешь.

Насколько я силен в волшебном смысле?

Очень слаб. С тобой справится любой боевой монах.

Почему ты не предупредил меня?

О чем?

Что превращение в вампира не так эффективно, как мне казалось.

Я предупреждал.

Ты не говорил ничего из того, что сказал сейчас!

Ты не спрашивал.

Я смогу общаться с тобой, когда превращение закончится?

Да.

Я смогу пользоваться твоей помощью?

Да.

Но сам я никогда не обрету веру. Правильно?

Неправильно. Ты уже обрел ее.

Это не вера, эта магия, причем магия смерти!

Вера и магия – синонимы. А насчет магии смерти ты неправ, доступные тебе силы относятся к трем разным стихиям.

Каким?

Тьма, земля и воздух.

Тьма и смерть – разные стихии?

Нет.

Похоже, я сделал большую глупость.

Нет.

Почему нет?

Вампиризм не сказывается на перспективах личностного роста ни положительно, ни отрицательно. Твой поступок нейтрален.

Я все еще могу обрести нормальную веру?

Да.

Молиться?

Да.

Молящийся вампир – это смешно!

Это нормально.

О чем я буду молиться? Господи, спаси и сохрани мою душу? Я уже погубил свою душу, когда укусил ту шлюху в подворотне!

Ты впадаешь в ересь. Каждый идет к богу своим путем и человеческий разум не в силах определить, чей путь праведен, а чей грешен. Только сам бог способен взвесить душу человека на своих весах и принять решение.

Когда меня поймает патруль, он не станет ждать, пока бог взвесит мою душу.

Бог не вмешивается в дела людей по пустякам, простые случаи он доверяет своим слугам. Не думаю, что владыка Дмитрий прикажет тебя упокоить, твои знания гораздо ценнее жизней нескольких проституток.

Значит, я могу пойти к владыке и признаться, что я вампир, и со мной ничего не будет?

Нет необходимости идти и признаваться, владыка все поймет при первой же личной встрече.

Но Агафон ничего не понял.

Агафон не имеет опыта полевой работы.

А владыка Дмитрий?

Имеет.

Какой опыт?

Не знаю.

Значит, мне ничего не грозит?

Не больше, чем раньше.

Но и не меньше.

Но и не меньше.

7.

– Ну что, покормился? – поприветствовала меня Зина.

– Покормился.

– И как тебе?

– Трудно сказать. Если не вдаваться в моральную сторону дела, то прекрасно. Примерно как хороший косяк.

– Косяк – это что?

– Сигарета с коноплей.

– Ха-ха. Оригинальное сравнение. А если вдаться в моральную сторону?

– Противно. Обрывать жизнь человека только ради того, чтобы научиться десятку забавных трюков...

– Каких еще трюков?

– Ну, что умеют вампиры... приобретать эту... некорпореальность...

– Откуда ты знаешь про некорпореальность? Тебе сказал владыка?

– Нет.

– А кто?

– В прошлый раз, когда я хотел рассказать тебе об этом, ты сказала, что меньше знаешь – лучше спишь.

– В прошлый раз мы с тобой не были братьями по крови.

– Тогда смотри сюда. Это он мне рассказал, – и я вытащил крест из-под рубашки.

– Это... неужели мифрил?

– Он самый.

– Где ты его взял?

– Одна старуха подарила. Это было в другом мире.

– Он разговаривает?

– Мысленно.

– Только с тобой?

– Да.

– Можно, я его надену?

– Не стоит. Не то чтобы я тебе не доверяю... но от этого по любому не будет толка. Крест закрывается от всех, кроме меня, отец Константин не смог даже понять, как работает эта защита, не говоря уже о том, чтобы ее снять.

– Ну если сам Костя не смог ее снять, то мне и пробовать нечего. А ты можешь приказать кресту просто поговорить со мной?

– Не могу.

– Врешь.

– Действительно не могу! Я пробовал, а он говорит, что в глубине души я этого не хочу, и потому он не будет разговаривать ни с кем, кроме меня.

– А если я тебя загипнотизирую?

– Вряд ли это получится, скорее всего, крест воспримет твою магию как угрозу и заблокирует.

– Я не буду применять магию. Смотри мне в глаза и расслабься.

Я посмотрел Зине в глаза и сделал вид, что пытаюсь расслабиться. Нет, конечно, я не собираюсь отдавать ей крест, я еще не настолько сдурел, но грубо отказывать тоже не хочется.

– Ты не хочешь, чтобы я с ним разговаривала, – констатировала Зина.

– Не хочу.

– Ну и наплевать. Иди сюда, обними меня.

Я сел рядом с Зиной, обнял ее за талию, и она прильнула ко мне всем телом. Некоторое время мы целовались, а потом я получил еще одно подтверждение тому, что потенция у вампиров нисколько не хуже, чем у обычных людей.

Когда все кончилось и Зина расслабленно мурлыкала в моих объятиях, я спросил ее:

– Я привлекаю тебя, потому что я тоже вампир?

– Нет, дело не в этом. Просто другие люди мной брезгуют, вампиров у нас не любят. Как и везде.

– Неудивительно.

– Как раз удивительно. Я никогда не убивала священников, это считается преступлением...

– Разве любое убийство не считается преступлением?

– Вампир-священник имеет право на пищу. Если ты решишь открыться Дмитрию, он прикажет увеличить поставки человечины. Если только не прикажет тебя упокоить.

– Это вряд ли.

– Если ты уверен в своих словах, то лучше все ему рассказать. Тебе не поздоровится, если патруль поймает тебя над свежим трупом.

– Я смогу отбиться от двух монахов?

– Как повезет. Лучше не пробовать.

– Когда я уходил от первой жертвы, мне встретился патруль.

– И что?

– Я показал им крест и они меня пропустили.

– Еще бы! Мифриловый крест кто попало не носит, они просто не подумали, что ты можешь быть вампиром. Но будь осторожен, через какое-то время тебя вычислят, и это может произойти очень скоро. Ты не чувствуешь голода?

– Я бы не отказался поесть. Пойдем в столовую?

– Я имею ввиду наш голод.

– Я только вчера кормился!

– В первые дни, пока превращение не завершилось, кормиться приходится очень часто. Ну-ка, покажи клыки. Уже почти нормальные. Ты уже научился что-нибудь делать?

– Я умею ускорять время, регенерироваться и находить короткий путь.

– Короткий путь? Ты уверен?

– Уверен. Когда я возвращался в монастырь после кормления, я подумал, что хорошо бы попасть домой побыстрее, а потом что-то произошло, и я почти сразу оказался перед воротами монастыря.

– Стражники что-нибудь заметили?

– Похоже, заметили. Они так на меня смотрели!

– Кажется, ты попал. Но это даже хорошо, потому что теперь тебе не придется долго мучиться неизвестностью. Приготовься к тяжелому разговору с владыкой.

– Разве только вампиры умеют находить короткий путь?

– Эта магия никак не связана с природой вампиров. Полагаю, тебе помог крест.

– Он говорит, что я все сделал сам.

– Какую-то роль он сыграл. Возможно, ты продвинулся на пути к богу дальше, чем сам предполагал, и превращение ускорило процесс, который и так уже протекал в душе. Или, возможно, превращение как-то повлияло на твое взаимодействие с крестом и ты начал высасывать из него силу. По любому, Дмитрий обязательно заинтересуется этим случаем. С другой стороны, этот случай настолько интересен, что в ближайшем будущем упокоение тебе точно не грозит. В тюрьму тебя тоже вряд ли посадят, содержать вампира в тюрьме – занятие слишком хлопотное. В общем, жди и надейся.

– Буду ждать. Зина, а как ты стала вампиром?

– В результате эксперимента. Мне дали выпить консервированную кровь дикого упыря.

– Зачем?

– Дмитрия давно интересовал вопрос о возможности использования вампиризма на благо церкви.

– И что показал эксперимент?

– Использовать можно, но нецелесообразно, выигрыш в волшебной силе не окупает затрат на кормление.

– Тогда зачем ты заставила меня укусить тебя?

– Я не заставляла, я просто позволила. Ты сам хотел этого.

– Я думал, что сразу получу всю магическую силу.

– Получить всю магическую силу невозможно, всю силу имеет только бог. Ты хотел получить все, что доступно человеку, ты думал, что укус даст тебе максимум из того, что вообще может быть тебе предоставлено. Ты был неправ, на пути к богу нет коротких дорог, если ты не продерешься через тернии, ты не увидишь свет звезд под ногами. Теперь ты понимаешь это?

– Кажется, да.

– Вот видишь! Если бы ты меня не укусил, ты продолжал бы думать, что сможешь обмануть бога и получить желаемое, не заплатив. Ты больше так не думаешь?

– Я не знаю, что думать.

– Уже прогресс. Твое превращение скоро завершится, ты привыкнешь к новой сущности и освоишься с новыми силами. И тогда у тебя появится, над чем поразмыслить, и я полагаю, что новые мысли помогут тебе обрести настоящую веру. Знаешь, в чем твоя проблема, Алексей? Ты мечтаешь обрести не веру, а силу, а это невозможно, ведь если ты ищешь веру и находишь ее, ты обретаешь силу, но если ты ищешь только силу, ты не обретаешь ничего. А если будешь чрезмерно упорствовать на этом пути, ты потеряешь душу. Сила в правде, Алексей, а правда в вере. Не пытайся схитрить и отделить одно от другого, эти вещи, в принципе, разделимы, но лучше их не разделять. Но достаточно, большего ты все равно пока не поймешь. Иди, занимайся своими делами и жди, когда ожидание исполнится.

8.

– Что с тобой происходит? – спросила Татьяна.

– Ничего.

– Нет, с тобой явно происходит что-то ненормальное. Окраска твоей ауры сильно изменилась.

– Это естественно. Время идет, мы меняемся...

– Нет, здесь совсем другое! При обычном развитии личности такими резких перемен не бывает.

– Я попал в совершенно новую среду обитания...

– Первая реакция уже прошла, а для второй слишком рано. Кроме того, вторая реакция не бывает такой бурной.

– Кто ты, Татьяна? Сдается мне, что владыка подложил мне тебя не только для того, чтобы ты меня развлекала.

– Ты прав. Я не только шлюха, но и психолог.

– По-моему, любая шлюха – психолог.

– Но не любая – доктор психологических наук.

– Ты доктор?!

– Непохожа?

– Ну... да. Но зачем доктору...

– Подстилаться под гостей монастыря? Я очень редко это делаю, обычно я работаю за письменным столом, а не в постели, ты стал моим первым клиентом за последние пять лет.

– Дмитрий попросил тебя присмотреть за мной?

– Да. И похоже, что я что-то просмотрела.

– Да ну тебя! Со мной все нормально...

– С тобой не все нормально. Если бы не твой крест, я бы предположила, что ты превращаешься в вампира.

– В вампира? Разве они существуют?

– Существуют.

– И что? Если я превращусь в вампира, я стану бессмертным, буду летать на крыльях ночи, пить кровь беззащитных девственниц, спать в гробу, не отражаться в зеркалах...

– Не смейся над этим, это очень серьезно. Кое в чем ты неправ, вампиры отражаются в зеркалах, они не боятся чеснока и святой воды, они не умеют летать, они одинаково успешно действуют и днем, и ночью. И они действительно пьют кровь, причем не только из беззащитных девственниц. Но ты можешь себе представить, каково это – постоянно жить в готовности убивать? Убивать только для того, чтобы продлить подобие жизни еще на несколько недель? Ты представляешь, какой шлейф насилия тянется за каждым вампиром?

– Догадываюсь. Знаешь, что говорят вегетарианцы про нас с тобой?

– Есть мясо животного и пить кровь человека – не одно и то же! И не иронизируй над этим!

– Хорошо, не буду иронизировать. Убил бобра – спас дерево... все, все, больше не буду! Только давай больше не говорить об этом, а то поругаемся.

– Давай. Иди сюда.

Я подчинился, но на этот раз ничего у нас не получилось, потому что мы оба были слишком раздосадованы неприятным разговором.

9.

Я встретил Агафона на пороге кельи.

– Извините, отец, – вежливо сказал я после того, как мы церемонно раскланялись, – меня ждут неотложные дела. Если вы не возражаете, я бы с удовольствием приступил к занятиям после обеда. Ведь наше дело не настолько срочное?

– Не настолько, – согласился Агафон с некоторым удивлением. – Хорошо, я зайду позже.

Голод снова гнал меня на улицу, на этот раз он был выражен гораздо сильнее и сопротивляться ему почти не было сил. Говорят, что у наркоманов каждая последующая ломка сильнее предыдущей. Господи, во что я влип?

На этот раз я направился в сторону Калужского тракта. Я мог направиться и в любую другую сторону – в двадцатиградусный мороз снять девицу легкого поведения весьма проблематично. Я дошел до того места, где в моей реальности располагается площадь Гагарина, и на всем пути не встретил ни одной потенциальной жертвы. Голод стал нестерпимым и, едва представился подходящий случай, я набросился на первого встречного.

Первым встречным оказался молодой интеллигентный мужчина лет тридцати в роскошной шубе, то ли бобровой, то ли собольей.

– Извините, сударь, – обратился я к нему, и, подойдя вплотную, перевел собственное тело в ускоренный режим и ударил справа в челюсть. Нокаут. Присесть на корточки, наклониться и утолить голод было делом одной минуты. На этот раз я не забыл убрать клыки перед тем, как вытереть рот. Кажется, меня никто не заметил.

Как и в первый раз, меня наполнило ощущение силы, мне казалось, что я как будто стал большим, мудрым и добрым драконом, гигантскими крыльями объемлющим весь мир и спокойно рассуждающим о неисповедимых путях сущего. Я захотел познать, что такое некорпореальность, и я познал это.

Не иметь материального тела довольно забавно. Нематериальность вовсе не означает невидимости, я по-прежнему видим для окружающих, мое тело переступает ногами и размахивает руками, но это только видимость. Я не оставляю следов в снегу, не чувствую холода и вообще, в экстремальной ситуации быть нематериальным более чем удобно.

Убедившись, что никто за мной не наблюдает, тремя длинными скачками я приблизился к забору, огораживающему какое-то частное владение, и просочился прямо сквозь столб. Оригинальное ощущение. Изнутри столб не ощущается вообще никак, если не считать того, что в течение времени, пока глаза находятся внутри твердого тела, зрение не работает. И что-то странное происходит со слухом – одни звуки становятся громче, другие ослабевают до полной неразличимости, наверное, так воспринимают мир замурованные.

Я немного потренировался в просачивании сквозь твердые предметы, даже простоял с минуту неподвижно внутри столба, а потом мне это наскучило. Я подумал было, не стоит ли пересечь двор и попробовать то же самое с настоящими кирпичными стенами, но по здравом размышлении решил не рисковать. В конце концов, всего в трехстах метрах отсюда валяется свежий труп с прокушенной шеей.

Я вышел из столба, вернул телу материальность и сразу же провалился в сугроб почти по пояс. Чтобы выбраться из сугроба, потребовалась почти минута, и похоже, что я привлек внимание двоих прохожих, которые стояли метрах в двухстах впереди, показывали в мою сторону пальцами и, кажется, смеялись. Ну и пусть смеются. Я сформировал короткий путь и отправился обратно в монастырь. Нехорошо заставлять Агафона долго ждать.

10.

Сегодня Агафона интересовала политика. Государственное устройство России, структура власти, организация силовых структур, особенности функционирования преступного мира.

– Вы что, ребята, собрались утащить атомную бомбу из нашего мира? – спросил я и расхохотался. А потом перестал хохотать, потому что понял, что попал в точку.

– А что? – ответил Агафон. – Думаешь, это абсолютно невозможно? Где у вас хранятся атомные бомбы?

– В специальных хранилищах, они жутко засекречены и никто точно не знает, где они расположены. Лет пятнадцать назад, когда у нас была перестройка...

– Перестройка чего?

– Общества. Неважно. В общем, тогда кругом творился полный бардак и однажды группа журналистов...

– Кого?

– Журналистов. Это... как бы сказать... профессиональные сплетники, что ли. Что такое газета, знаешь?

– Знаю. Журналисты – те, кто делает газету? Печатники?

– Нет, печатники печатают, а журналисты пишут статьи, которые печатают печатники. В общем, журналисты пробрались на один склад и нашли там ракету, которую никто не охранял...

– Зачем охранять ракету?

– Как зачем? Ракеты – основное средство доставки атомных бомб к цели.

– Но... для этого нужна очень большая ракета.

– Та ракета была больше фонарного столба. В общем, журналисты нашли неохраняемую ракету и к ней пульт управления. Они начали с ним играться, нажали какую-то кнопку и ракета поднялась вверх и изготовилась к стрельбе. Они испугались и уехали, а потом показали этот случай по телевизору... ну, короче, всем рассказали об этом.

– И что?

– А ничего. Если бы они не испугались, а посмотрели на ракету поближе, они бы увидели, что это было просто бревно. Ложная цель. Правительство тогда урезало деньги на содержание армии, ее начали сокращать и в первую очередь сокращали гарнизоны, обслуживающие ложные цели.

– И к чему ты все это рассказал?

– Чтобы ты понял, какие большие средства вкладываются в защиту ядерных арсеналов.

– Ядерных?