Текст книги "В мире исканий(изд.1949)"
Автор книги: Вадим Охотников
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Геворкян любит рассуждать сам с собой. Бурный темперамент этого человека не выдерживает ни минуты покоя. Оставаясь наедине, он продолжает чувствовать себя в окружении множества воображаемых собеседников. Главный инженер мысленно спорит с ними, доказывает, спрашивает у них совета и сам же за них отвечает. Эта своеобразная форма творческого процесса, присущая некоторым людям, обострена у него до крайности.– Такие возможности!.. А мы? Что делаем мы!.. – продолжает он, ускоряя шаг.
Затем, резко повернувшись, направляется к выходу из кабинета.
Широко распахивается массивная дверь. Она остается открытой – Геворкян часто забывает ее закрыть, точно не желает преграждать дорогу своим воображаемым многочисленным собеседникам. Дверь прикрывает маленькая девушка, секретарь, хорошо знающая привычки своего начальника. Она некоторое время прислушивается к удаляющимся шагам, а затем медленно усаживается за свой столик.
Но вот вскоре из коридора доносятся еще чьи-то шаги. Они резки, уверенны, но не так торопливы, как у главного инженера. Открывается дверь. На пороге появляется приземистый, широкоплечий человек – секретарь парткома Батя.
Собственно, настоящая его фамилия – Хвыля, что по-украински значит “волна”. Григорий Тимофеевич Хвыля. Но дружеская кличка “Батя”, данная ему рабочими, его товарищами, за степенную рассудительность и добродушный вид, укоренилась за Хвылей очень давно.
– Добрый вечер! – говорит Батя, задерживаясь у дверей. – У себя?
– Добрый вечер, Григорий Тимофеевич… Только что вышел, – отвечает секретарша, подымаясь из-за стола.
– И куда же это он?
– Бродить пошел. – А-а-а…
Выражение “бродить пошел” хорошо известно обоим: это означает, что инженер ходит в раздумье по опустевшему институту, заглядывая во все уголки.
– Разыскать его?
– Не надо, – медленно говорит Батя. – Спокойной ночи.
Между тем главный инженер уже проходит по просторному залу, слабо освещенному дежурными лампочками. Он внимательно присматривается к сложным механизмам, расставленным на столах и специальных стендах. Некоторые машины видны лишь как контуры, поблескивающие никелем отдельных деталей. Главинж задерживается почти у каждой машины.
Медленно переходит он от одной машины к другой. Он напоминает полководца, осматривающего ночью расположение позиций и спящих бойцов. Завтра полководец появится среди войск во всем своем величии военного руководителя. А сегодня под покровом темноты он бродит, предаваясь размышлениям и строя планы будущих славных дел.
Пневматический бур… Гидротурбинный бур… Много других механизмов, расположенных в зале, предназначены для того, чтобы сверлить землю, углубляясь в нее как можно дальше.
У одной из машин главинж задерживается особенно долго.
– Корпус расширим… Так… – говорит он, разглядывая машину со всех сторон. – Очень неплохо…
Поднявшись на второй этаж, Геворкян идет по длинному коридору. Двери, ведущие в кабинет и лаборатории, медленно проплывают мимо него, одна за другой.
– Люди… Нужны люди… – бормочет он. – Как работают эти трое? Ребята, видно, неплохие. Может быть, поручить им? Правильно!
***
Новое, необыкновенное дело предстоит осуществить институту.
Именно поэтому главинж бродит ночами, не находя себе времени для отдыха.
В общих чертах проект новой машины почти готов в его голове. Это будет мощный турбобур, способный проникнуть на огромную глубину в толщу земли. Но не в этом только его преимущество перед остальными бурами. Он будет снабжен специальным радиолокационным прибором, вмонтированным в головку бура. Вместе со штангой на многие километры в глубь земли потянутся провода, соединяющие радиолокатор с поверхностью. Таким образом, находясь на поверхности, можно будет наблюдать на экране картину подземного мира. На тридцать-пятьдесят метров вокруг буровой скважины разойдутся радиоволны локатора, пронизывая толщу земли. Отраженные от геологических слоев, они вернутся к локатору, и на поверхность земли побегут по проводам электрические сигналы, превращающиеся здесь в видимое на экране изображение…
В конструкторском бюро, большой и хорошо освещенной комнате, главинж медленно обходит все столики. Над некоторыми из них на минуту склоняется, внимательно рассматривая чертежи. Иногда он берет в руки карандаш и делает какие-то пометки на толстой бумаге, приколотой кнопками.
– Где же они сидят?.. Ага! – тихо говорит он, направляясь к трем столикам, стоящим несколько в стороне от остальных.
Он усаживается за одним из них и начинает просматривать бумаги.
– Что! – несется по залу его удивленный возглас. – Почему? Нет другого дела?
На бумаге с начатым чертежом он видит странное изображение, не имеющее никакого отношения к технике. Какое-то уродливое животное нарисовано в углу. Внизу, под чертежом, опять то же животное, оскалившее зубы.
У двух соседних столиков он видит опять на чертежах изображения непонятных животных. Как будто все трое сговорились нарисовать одно и то же. Это приводит главного инженера в ярость.
– Безобразие! – бормочет он, выходя из конструкторского бюро. – Возмутительно!
***
Вскоре главинж, как и ожидал Батя, действительно вошел в помещение парткома.
– Безобразие! – было его первое слово. – Игрушками у нас народ занимается во время работы!
– Притвори дверь-то сначала, – спокойно проговорил Батя, приподымаясь навстречу своему другу. – Кто, говоришь, занимается игрушками?
– Ты понимаешь, у меня не хватает людей! – продолжал главинж, расхаживая по комнате. – Вот эти трое, что недавно прибыли на практику… я на них надеялся. А они в рабочее время занимаются тем, что рисуют на чертежах каких-то, бегемотов.
– Бегемотов? – удивился Батя.
– Да, бегемотов… В зоологический сад их нужно было бы направить, а не к нам.
– И хорошо нарисованы? – улыбаясь, продолжал Батя.
Геворкян остановился на минуту, внимательно посмотрел на Батю, пожал плечами и начала снова ходить по комнате.
Он принялся излагать Бате все трудности, с какими уже встретился и, наверное, встретится в дальнейшем, при осуществлении нового проекта. Трудностей было так много, что говорить о них можно было бы очень долго. Но неожиданно в дверь постучали, и на пороге появился дежурный вахтер.
– Товарищ главный инженер, – проговорил он, косясь на Батю, – тут вот из окна видно, как двигается скелет… В шестой лаборатории…– Что? – удивился Геворкян.
– В неурочное время работают, – продолжал вахтер, хорошо известный всему институту старик Панферыч. – В темноте сидят и этим самым скелетом занижаются.
Геворкян вышел из комнаты вслед за вахтером.
Они проходили по длинному и слабо освещенному коридору. Гулко разносилось по нему эхо, повторяя шарканье шагов и пыхтение Панферыча. Наконец у одного из окон Панферыч остановился.
Остановился и Геворкян.
Напротив была видна темная стена соседнего корпуса, расположенного совсем рядом. В больших квадратных окнах здания кое-где отражались звезды. По-видимому, начинала всходить луна, так как соседняя крыша уже серебрилась слабым, чуть розоватым светом. В одном из окон, внизу, было отчетливо видно зеленоватое фосфоресцирующее сияние. Черные сильно увеличенные тени иногда появлялись в окне и быстро исчезали.
Но не фосфоресцирующее сияние и не тени удивляли главинжа. Его поражало нечто другое. В глубине комнаты виднелся скелет, зеленый, светящийся.
Позвоночник, ряд ребер и маленький череп беспрерывно двигались. Особенно широкими пульсирующими движениями извивался позвоночник. Череп же через равные промежутки времени совершал однообразные повороты. Геворкяну показалось, что он видит даже оскал зубов.
– Что за чертовщина! Пойдем туда, – проговорил он.
Они почти бегом спустились по лестнице. Но ближайшая выходная дверь оказалась закрытой. Пришлось снова подыматься наверх, бежать по коридору и опять спускаться по другой лестнице.
Теперь им осталось пересечь большой институтский двор, чтобы обогнуть корпус, из которого они только что вышли. Вот уже и вход в лабораторию. Главинж резко дергает дверную ручку. Но дверь не подается: она закрыта на ключ!
Через несколько минут, когда на место происшествия прибыл начальник институтской охраны с ключами и Геворкяну наконец удалось проникнуть в закрытое помещение, в нем никого не оказалось.
ГЛАВА ВТОРА Я
“ ТРИ МУШКЕТЕРА ”
Рано утром перед дверью в приемную главного инженера остановились трое.
– Ты начнешь, Ермолай? – спросил один из них.
– Нет уж! Идея в основном твоя, – ответил второй грубоватым баском, делая ударение на “о”. – Как ты думаешь, Гога? – добавил он через некоторое время.
– Гм… гм… – произнес Гога, внимательно разглядывая потолок.
– Вот видишь, Сашенька! – радостно пробасил Ермолай. – Гога со мной согласен. Придется начинать тебе.
Затем все трое, один за другим, вошли в приемную и, стараясь не шуметь, уселись на диване.
“По ранжиру сидят”, подумал, взглянув на них, ожидавший своей очереди начальник институтской охраны.
Действительно, самый высокий из друзей, Александр Корелин, юноша с голубыми мечтательными глазами, сидел с краю. Посредине находился Ермолай Богдыханов, широкоплечий и грузный, с лицом немного озорным и хитрым. Ниже всех ростом был Гога Шереметьев, юноша очень серьезный и сосредоточенный. Даже теперь, всего только рассматривая потолок, делал он это необычайно внимательно и с глубокомысленным видом.
Все трое были студентами машиностроительного института и недавно прибыли сюда на практику.
– Ну, как нравится вам у нас работать? – спросила секретарша, обращаясь к студентам.
– Ничего, спасибо, – ответил Корелин. – Мы очень довольны. Разве вот…
Корелин запнулся, так как из кабинета послышался голос главинжа. Геворкян, видно, с кем-то спорил и говорил так громко, таким тоном, что практикантам показалось, будто хозяин кабинета чем-то очень недоволен.
Встревоженные студенты переглянулись. Между тем секретарша продолжала сидеть совершенно спокойно, не обращая внимания на крики.
– Десять километров? Что?!. Ерунда!.. – несся из-за двери зычный голос руководителя института. – Воз-вр-р-р-ратится!.. Что?.. Возвр-р-р-ра-атится!..
– Скажите, пожалуйста… – осторожно спросил Корелин, обращаясь к секретарше, – скажите… что, главный инженер сегодня не в духе?
На лице секретарши появилось строгое выражение, говорившее одновременно о недоумении и легком пренебрежении к новым посетителям.
– Почему не в духе? – спокойно проговорила она. – Наоборот! Разве вы не слышите, как он бодро разговаривает!
– Слышу, – согласился Корелин. – Однако…
Но в это время дверь из кабинета распахнулась и на пороге появилась девушка в синем рабочем халате. К удивлению студентов, девушка приветливо улыбалась.
– Вот, – гордо проговорила она, протягивая какую-то бумажку секретарше, – Арам Григорьевич просил передать вам для приказа. Тут благодарность лаборатории электроразведки и лично мне.
– Гм… – тихо прошептал при этом Богдыханов, обращаясь к Корелину.
Следующим пошел в кабинет к главинжу, грузно стуча сапогами, начальник институтской охраны. Массивная, обитая черной клеенкой дверь с шумом захлопнулась за ним.
Вскоре друзья заметили, что секретарша начала проявлять явные признаки беспокойства. Она стала внимательно прислушиваться к еле слышимым звукам, доносившимся из кабинета. Лицо ее приняло очень серьезное выражение. Наконец она поднялась из-за своего столика и тихонько, почти на цыпочках, приблизилась к черным дверям.
Как ни старались три друга угадать причину, взволновавшую секретаршу, но так и не могли догадаться. Из кабинета слышался тихий и совершенно неразборчивый разговор.
– Это возмутительно… – проговорила секретарша, медленно усаживаясь за свой стол. – Врачи запрещают Араму Григорьевичу чрезмерно волноваться, а на этой неделе вот. уже третий случай, когда он буквально выходит из себя… Что там произошло?
– Простите… Я вас не понимаю… – скромно заметил Корелин. – Откуда вы знаете, что главный инженер сильно взволнован?
Секретарша опять окинула студентов взором, выражающим недоумение. Она еще раз внимательно прислушалась к разговору, доносившемуся из кабинета, подождала немного и лишь затем ответила:
– Вы совершенно не знаете Арама Григорьевича. Разве не слышно, что он молчит! В нормальном состоянии он говорит громко, кричит. А это что?! Вы только прислушайтесь. До чего довели человека!
Проникшись уважением к такому необыкновенному объяснению секретарши, студенты молчали. Только теперь они обратили внимание на то, что из кабинета действительно слышался только голос начальника институтской охраны. Начальник, видно, в чем-то оправдывался. Голоса же главинжа не было слышно совсем.
Неожиданно среди наступившей тишины послышалось какое-то странное пыхтенье. Это Богдыханов, сидевший посредине между своими товарищами, начал ворочаться, почему-то торопливо хватаясь за боковой карман своей куртки.
– Вот дьявол… Вырывается… Ну, что ты будешь делать! – послышалось его приглушенное бормотанье.
– Держи его, Ермолай, – тихо прошептал Корелин.
– Что там случилось? – заинтересовалась секретарша.
– Да нет… ничего… – смущенно произнес Корелин. – Это, просто, так… у Богдыханова такая привычка, что ли. Вы не обращайте внимания, с ним это бывает…
Секретарша подозрительно посмотрела на Богдыханова, уже принявшего непринужденную позу, и полсала плечами. Она вспомнила фразу “держи его”, и у нее мелькнула страшная мысль, что Богдыханов, может быть, страдает припадками.
– И часто это у вас бывает? – теперь уже с ужасом глядя на Богдыханова, спросила она.
– Вчера было, – грустно пробасил Богдыханов. – Вот, тоже, засунул руку в карман… Забываешь… А он как хватит!
– Кто хватит? – испуганно спросила секретарша, приподымаясь со своего места. – Я вас не понимаю…
Но ответа не последовало. Дверь из кабинета отворилась, и в приемной появился начальник институтской охраны. Некоторое время он смотрел в какую-то неопределенную точку, как бы что-то вспоминая, окинул студентов немного подозрительным взглядом и медленно направился к выходу из приемной.
– Пойду искать виновников, – тихо проронил он на ходу.
В отделанный под дуб кабинет главинжа студенты вошли в том же порядке, как и в приемную, – гуськом. Впереди шел высокий и стройный Александр Корелин, гордо подняв голову. За ним следовал, немного покачиваясь, широкоплечий Ермолай Богдыханов. Гога Шереметьев передвигался медленно, уставившись в пол.
– Садитесь. Что за срочное дело? Я вас слушаю, – скороговоркой произнес главинж, подымаясь из-за стола и пожимая вошедшим руки.
– Вы не представляете, Арам Григорьевич, какое необычайное дело привело нас к вам! – произнес Корелин, усаживаясь в кресло.
– Очень интересно. Я вас слушаю, – спокойно ответил главинж, откидываясь на спинку кресла.
“Тихо говорит – значит, не в духе”, мелькнуло в мыслях Корелина.
– Вы, конечно, знаете, какое огромное значение имеет природа в жизни человека, – продолжал Корелин, сильно волнуясь. – Нет… простите, не в жизни человека, поскольку человек есть часть природы, а в науке и технике… Ну да, в науке и технике! Я могу вам привести тысячи примеров. Возьмите птиц, парящих в безбрежных воздушных просторах… Возьмите, наконец, рыб, резвящихся в глубине океана…
Корелин запнулся; он почувствовал, что от волнения говорит что-то не то, а главинж смотрит на него не особенно дружелюбно.
– Предположим, что я возьму птиц и возьму рыб. Дальше что прикажете с ними делать? – вставил главинж, пользуясь паузой Корелина.– Анатомировать, – глухим и не допускающим возражения тоном вставил Гога Шереметьев.
Главинж сделал большие глаза и повернулся к Гоге.
– Он вам недостаточно ясно изложил свою мысль, – забеспокоился Корелин. – Хотя Леонардо да-Винчи тоже анатомировал голубей…
– Ты не то говоришь, Саша, – вмешался Богдыханов. Ты объясняй проще… Голуби тут ни при чем, Арам Григорьевич. Мы имеем в виду другое животное, так сказать более близкое нашим интересам…
– Что? – произнес главинж, подымаясь из-за стола. – Вы пришли сюда дурачить меня загадками? Вы думаете, что я не видел бегемотов, нарисованных у вас на чертежах!.. Что это за балаган?
– Да, это не бегемоты, Арам Григорьевич! Уверяю вас, что не бегемоты! – забеспокоился Корелин. – Сейчас вы узнаете… Ермолай, прошу тебя…
Главинж увидел, как Богдыханов принялся торопливо ощупывать боковой карман своей куртки. Затем он издал возглас удивления и зачем-то быстро сунул руку в карман своих брюк.
– Да объясните же человеческим языком, в чем дело! – произнес главинж.
– Арам Григорьевич! – продолжал Корелин, все еще не оправившись от смущения. – Ведь разведку земных недр можно вести при помощи животных… то-есть, простите, подобий…
Корелин не смог закончить свою фразу, так как дверь неожиданно с шумом растворилась и в комнату быстро вошел пожилой человек с портфелем.
– Арам! Не ожидал? – закричал он еще с порога. Это был инженер из центра, неожиданно прибывший в институт по срочному делу.
Сразу за ним в кабинет вошел Батя.
– Всё, товарищи! – быстро проговорил главинж, обращаясь к студентам. – Сейчас мне некогда с вами заниматься. Следующий раз приходите с четкой формулировкой того, чего вы хотите… Ничего не понимаю! – весело проговорил главинж, когда за студентами захлопнулась дверь. – Нельзя сказать, чтобы это были слишком робкие ребята, а вот в течение целых десяти минут не смогли толком объяснить, зачем пришли.
– Ты, наверное, отчитывал их за бегемотов? – улыбаясь, заметил Батя. – Вот они и перепугались.
– Кстати, ты знаешь, как они объясняют появление бегемотов на своих чертежах? – продолжал главинж. – Они пришли ко мне с предложением использовать каких-то животных для геологической разведки. Позже придется разобраться.
– Животное для геологической разведки? – удивился гость. – Это теперь, когда в нашем распоряжении имеется столько совершенных приборов! Вы меня простите, но я невольно вспоминаю барона Мюнхгаузена. Тот в свое время предлагал летать на гусях…
– Вообще у нас в институте в последнее время творятся странные вещи, – продолжал главинж, обращаясь к гостю. – Можешь ли себе представить: прошлой ночью, например, я видел собственными глазами двигающийся скелет! А? Как это тебе нравится?
– Какой, скелет? Что ты говоришь… – забеспокоился гость. – Я приехал сюда говорить о серьезных вещах… Кстати, Арам, я считаю, что тебе необходим отпуск, и в ближайшее время.
– Ладно, ладно, – ответил Геворкян улыбаясь. – Сейчас мне отпуск не нужен. А что касается скелета, то ты не думай, что мне показалось. Ты ведь не знаешь, о каком скелете я говорю. Да я сам толком не знаю, что это было. Сейчас начальник охраны разбирается в этом деле. Вскоре в кабинете наступила нормальная рабочая обстановка. Главинж начал горячо спорить с приехавшим инженером, расхаживая по комнате и сильно жестикулируя.
– Трубы? Да, вы должны их прислать на самолете… А как же иначе! Ты сам посуди… Что!.. – слышался его громкий голос.
Иногда голос главинжа стихал, и его заменяла тоже громкая, но неторопливая и обстоятельная речь Бати. Приехавший из центра говорил тихо.
– Нам нехватает людей! – горячился главинж. – Сейчас будут мобилизованы все… Люди! Понимаете, люди нам нужны! Нехватает людей… Вот, например, эти трое… три мушкетера, как кто-то их у нас назвал… Разве я могу на них надеяться? Что мне прикажете с ними делать?
– Да подожди, Арам, что ты на них раньше времени ополчился! – вставил Батя. – Ребята молодые. Видно, носятся с какой-то новой идеей. Надо разобраться. Завтра воскресенье, а в понедельник, возможно, займусь с ними сам.
– Я же не говорю, что они вообще плохие работники, – продолжал главинж. – Нужно иметь в виду, что они именно носятся с какой-то своей идеей. Бредовой или нет – это мне неизвестно. Но все равно, сейчас надо выполнять порученное нам задание. – Главинж прекратил хождение по комнате, уселся на свое место. – Бур применим самый обыкновенный. Локационную установку смонтируем вблизи режущего инструмента. Вас интересует радиус обзора? Пожалуйста… Пятьдесят метров уже можно гарантировать… Но это еще не все! Я думаю, что и до семидесяти метров дотянем. Представляете! Сидя вот в этом кабинете, мы будем видеть на экране все, что делается на глубине трех–четырех километров. Ведь сейчас же мы фактически слепые…
Мы не видим, что делается вот тут, под нами, совсем близко…
Главинж резко взмахнул рукой и направил указательный палец вниз, к полу.
– Действительно, не видим, – подтвердил Батя с загадочной интонацией в голосе. – Вот только посмотрите… – При этом он указал на большой ковер, лежавший посредине комнаты.
Главинж и гость с удивлением принялись рассматривать место, указанное Батей. С ковром происходило нечто непонятное: он вздулся посредине небольшим бугром; бугор перемещался в разные стороны, все время меняя направление.
– Что это может быть? – спросил главинж.
– Я думаю – крыса, – безапелляционно заявил гость.
– Откуда же в моем кабинете может быть крыса? – обиделся главинж. – Нет, это просто интересно… Надо посмотреть.
С этими словами он вскочил из-за стола, подошел к ковру и принялся его отворачивать ногой.
На обнаженном полу показалось маленькое животное с лоснящейся черной шкуркой.
– Крот! – воскликнул Батя. – Самый настоящий крот! Как же он тут появился?
– Это чорт знает что такое! – грозно прорычал главинж, осторожно носком переворачивая неуклюжее животное на спину. – Что это за шутки?.. Куда его девать?..
– Только не выбрасывать, – вступился Батя, приближаясь к кроту. – Подожди, подожди… Дай-ка мне сообразить… Ну да! Животное очень полезное. В некоторых случаях, конечно. Знаешь что? Я возьму его с собой. А пока пусть тут погуляет. Животное безвредное, не укусит…Вскоре главинж уселся за свой стол и, подперев голову руками, задумался, продолжая следить за кротом, ползающим по комнате.
– А-а-а! Понимаю… – продолжал он через некоторое время. – Начинаю, вернее, понимать. На чертежах у них, наверное, были нарисованы кроты, а не бегемоты. Так-так… Это они притащили с собой. То-то Богдыханов что-то долго искал у себя в кармане! Нечаянно выпустил, наверное… Это они мне принесли показать. Так-так… То-то они мямлили! Теперь все ясно. Наши уважаемые практиканты собираются предложить вести геологическую разведку с помощью дрессированных кротов. Как вам это нравится?
– Я же говорил, что ваши практиканты хотят уподобиться барону Мюнхгаузену! – обрадовался гость, до сих пор молча наблюдавший всю сцену. – А потом, – продолжал он, – существует уже не вымышленный, а настоящий пример. Вы, наверно, слышали, что один физик дрессировал тюленей, чтобы они выслеживали неприятельские подводные лодки. Но только ничего из этого не вышло.
– Не вышло-то не вышло, – вставил Батя, – но благодаря этой затее, насколько мне известно, этот физик усовершенствовал приборы для подслушивания шумов под водой – гидрофоны. Он скопировал ушную раковину тюленей, зная, что они очень хорошо слышат под водой.
– То тюлени, а то кроты, – заметил главинж. – Предположим, что мы привяжем к кроту какой-нибудь измерительный или сигнальный прибор. Ну, и на какую глубину может спуститься крот? Пять метров? Десять метров, не более? Кому это нужно! Правда! Никчемная идея… Я предлагаю больше не терять времени на глупости. Давайте лучше заниматься делом.
В кабинете опять воцарилась деловая обстановка.
– Можешь заверить, что телебур мы построим в срок. Так и передай! – волновался главинж. – Но трубы я все-таки требую выслать на самолете, немедленно… Понятно? Все мобилизуем! Все экспериментальные работы приостановим, но к сроку сделаем… Только вот люди. Почему не присылаете пополнение?
Дальше разговор пошел о нефти.
По далекому геологическому прогнозу, в местности, где был расположен институт, у одного из предгорий Кавказа, предполагалось местонахождение нефти. Однако до сих пор нефть еще не была обнаружена. Хотя практическое испытание машин, разрабатываемых институтом, и проводилось с успехом в ближайших нефтяных месторождениях Кавказа, руководству и всем сотрудникам все же хотелось самим видеть результаты своих трудов. Институт конструировал машины не только для поисков и эксплуатации нефти. Задачи были более широкие. Тут создавались машины и для поисков рудных месторождений и для разведки угля и калийных солей. Расположить научно-исследовательский институт в таком месте, где бы сразу находились всевозможные месторождения, было немыслимо, да и не нужно. Но в данном случае, если бы нефть нашлась, первое практическое испытание своих машин сотрудники института могли бы провести сами.
– Телебур поможет нам добраться до нефти, – говорил Батя. – Это будет его первое практическое испытание. Вот если бы…
Батя не успел договорить фразу, так как в кабинет быстро вошел начальник институтской охраны. Он подошел к главному инженеру и что-то тихо сказал ему на ухо.
Главинж стал мрачнее тучи.
– Это возмутительно… – медленно проговорил он, глядя куда-то в сторону.
ГЛАВА ТРЕТЬ Я
КРОТ
Несмотря на воскресный день, три друга проснулись раньше обычного.
– Довольно дрыхнуть! Просыпайтесь! – заорал Богдыханов, стремительно вскакивая с постели.
Он подскочил к кровати, на которой спал Корелин, и принялся его трясти. Такая же участь постигла и Гогу Шереметьева, издававшего чуть слышный храп.
Комната, уже хорошо освещенная ярким весенним солнцем, наполнилась ворчаньем и вздохами людей, разбуженных от сладкого сна. Затем послышался скрип открываемого окна, а за ним разноголосый уличный шум.
– Все-таки ты страшная мямля, Саша, – говорил Богдыханов, натягивая брюки. – Рыбы резвящиеся… Птицы парящие… Леонардо да-Винчи… – продолжал он, подражая певучему голосу Корелина. – Надо было бы говорить просто! Так, мол, и так, для разведки земных недр мы предлагаем…
– Ты тоже хорош, – огрызался Корелин, сонно потягиваясь. – Главинжа обидел? Крота выпустил? Как ты думаешь, Гога, кто из нас больше виновен?
– Гм… гм… – ответил Гога, по своему обыкновению внимательно посмотрев на потолок. – Оба…
– Неужели… – продолжал Корелин, делая гимнастическое движение, – неужели я не должен был начать с объяснения гармонически целого природы и техники, внушить главинжу высокую закономерность нашего предложения… Вот какую задачу я ставил перед собой, – закончил он, приседая и делая “выдох”.
– А я бы начал иначе, – не унимался Богдыханов. – Я бы сказал: “Вот вам, товарищ главинж, крот. Животное невзрачное. А тем не менее обратите внимание на его глупое стремление жить под землей. Что из этого следует?..”
– Это у тебя самого “глупое стремление”… Кто же так говорит! – огрызнулся Корелин, делая “выброс” правой ноги. – Ты лишен не только художественного воображения, но и умения правильно излагать свои мысли…
Слово “художественного” Корелин произнес с особым ударением.
На первый взгляд было трудно объяснить, что объединяет этих трех студентов. Характеры были у них самые различные. Александр Корелин, восторженно, романтически настроенный юноша, любил природу и обожал поэзию. Правда, это не мешало ему также любить науку и технику. Но любил он технику как-то по-своему, тоже романтически. Он мог любоваться машиной или сложной конструкцией, любоваться математическим решением, как красивой игрой человеческой мысли. Даже в самой неприятной на вид машине он видел искусство.
Богдыханов был страстный поклонник техники без всякого предположения, что это искусство. Машину он любил только такую, которая давала хорошую производительность. Математическое решение ему нравилось только в том случае, если оно помогало усовершенствовать какие-нибудь механизмы. Любимым его занятием было строить что-либо своими собственными руками. До стихов и природы ему не было решительно никакого дела.
Полной противоположностью им обоим был Гога Шереметьев. Больше всего на свете он любил математику. О Гоге говорили, что на машины и всю технику он смотрел главным образом как на некий повод для построения формул. Гога был на редкость неразговорчивый человек. Но нужно было его видеть, когда речь заходила о математике: он преображался и, переходя на язык формул, становился красноречивым.
Трудно сказать, как завязалась между тремя столь различными по характеру юношами дружба, начавшаяся еще с первого курса. Ясно было одно: каждый из них видел в двух остальных какую-то особенность, недостающую у него самого. Широкий размах Корелина, практицизм Богдыханова и математические способности Гоги, соединенные воедино, представляли могучую силу. Скоро она нашла свое применение.
Началось с того, что три друга встретили в поле возле института ватагу учеников местного ремесленного училища. Ребята с шумом несли какое-то животное, пойманное в поле.
– Что вы тащите? – заинтересовался Корелин.
– Крота, – ответил маленький ремесленник Петя, державший животное в обнимку.
– Вот гадость! – заметил Богдыханов, присматриваясь к зверьку.
– Позвольте! – воскликнул Корелин. – Товарищи! Товарищи! Ведь это же идея! Посмотрите вот на эту парящую птицу, – продолжал он, указывая в небо. – Что она вам напоминает? А?
– Коршуна! – твердо заявил Богдыханов.
– Да нет, Коля, не то! Чудеснейшая идея!.. Замечательная идея!.. Вы только слушайте меня!
Корелин начал говорить, сильно жестикулируя и высоко подняв голову с развевающейся на ветру шевелюрой. Со стороны могло показаться, что он декламирует.
Затем все трое бросились догонять ремесленников.
Ребята отдали крота не сразу. Только убедившись, что с крота не собираются снимать шкуру, они вручили его студентам.
Вчера друзей постигла двойная неудача. Прежде всего неудачным оказалось первое объяснение с главным инженером. Затем пропал крот, оставленный в кабинете главинжа.
– Надо доставать второго, – предложил Корелин.
– Может, обойдемся, Саша? Главинжу и так можно все объяснить, – не совсем уверенно проговорил Богдыханов.
– Нет, нет, что ты! – возмутился Корелин.– Разве можно!
Гога поддержал Корелина кивком головы и неопределенным мычаньем.
Сразу же после завтрака, перед тем как отправиться в поле, друзья решили зайти за ремесленником Петей, из рук которого они получили крота. Мальчик, интересуясь судьбой животного, несколько раз заходил к студентам.
Вскоре друзей уже можно было видеть на одной из улиц маленького институтского поселка, залитого ярким весенним солнцем.
– Нам необходимо видеть Петю, – сказал Корелин, когда после непродолжительного стука приоткрылась входная дверь в маленьком одноэтажном домике.
– Может, зайдете? Прошу вас, – забеспокоился хозяин, пропуская гостей вперед.
Это был уже знакомый нам старик Панферыч, дедушка Пети.
– Убежал от нас твой крот, Петечка! – сказал Корелин, увидев мальчика, который чинно завтракал, сидя за столом. – Поймал бы ты для нас другого, а?
