Текст книги "В мире исканий(изд.1949)"

Автор книги: Вадим Охотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

– Однако сильное это самое излучение, раз до сих пор еще не установилась радиосвязь. Ведь мы прошли уже большое расстояние! – проговорил Дорохов, снимая наушники.

Забыв выключить радиоприемник, Дорохов взял груз, приходившийся на его долю, и присоединился к товарищам, уже вылезавшим из люка.

– Нехорошо… – бормотал Дорохов, с трудом поднимаясь по наклонной поверхности тоннеля. – Оставить машину… Я виноват…

– Совсем вы не виноваты! – успокаивал его профессор. – Ваша машина прекрасно выдержала испытание.

– Но все же не вышла на поверхность!

– Вы же не могли предусмотреть, что встретитесь с радиоактивным излучением, разрядившим аккумуляторы.

– Настоящий инженер все должен предусмотреть,– сокрушался Дорохов.

Где-то далеко раздался приглушенный собачий лай.

– Джульбарс! – крикнул Костя.

Но собака продолжала лаять, видно не трогаясь с места.

– Что там такое? – произнес Полозов. – После всего происшедшего я, признаться, полюбил этого пса… Может быть, с ним что-нибудь случилось?

Люди остановились в нерешительности. Костя еще несколько раз позвал собаку, но она с остервенением лаяла по-прежнему где-то вдали.

– Возможно, захлопнулся люк и она осталась в кабине! – предположил Дорохов.

– Я считаю своим долгом вернуться, – глухо проговорил Полозов. – Собака спасла нас от гибели. Мы должны ей помочь!

И все трое молча тронулись обратно, сгибаясь под тяжестью своих нош.

Но собака не нуждалась в помощи.

Дольше всех задержавшись в кабине, она услышала, что из наушников, лежащих у включенного радиоприемника, неожиданно раздался тихий, дребезжащий голос. Это Люда, вернувшись к своему передатчику, начала монотонно повторять позывные. Собака насторожилась и стала обнюхивать, с ее точки зрения, странный предмет. Она залаяла.

К тому времени, когда Костя заглянул в люк, Люда выключила передатчик и сняла наушники.

Ей показалось, что где-то совсем недалеко от палатки лает собака Кости, и она решила пойти посмотреть.

***

Проход становился все уже.

Вскоре каменные стены сменились известковыми. Все чаще и чаще приходилось итти нагибаясь и пускать в ход лопаты.

“Соединяется ли ход с поверхностью? Удастся ли нам выйти?” мучила идущих людей неотвязчивая мысль.

Наконец появился грозный признак: впереди показалась глиняная стена.

Тщательные поиски привели к тому, что было обнаружено отверстие, но настолько маленькое, что в него даже ползком не мог пролезть человек.

– Все… – грустно проговорил Дорохов, усаживаясь на землю.

Его примеру молча последовали Костя и Полозов.

– Дальше будем пробиваться лопатами и кирками, – пробовал подбодрить товарищей Костя. – В оставленной машине много запасов продовольствия. Вода также есть. Я берусь доставлять все необходимое. Правда, Джульбарс? – обратился он к собаке. – Будем ходить к машине?

Собака ответила коротким лаем и стала настороженно смотреть в сторону, откуда они только что пришли,

– Что там такое, Джульбарс?

Собака тявкнула еще раз и пошла осторожным шагом, высоко подняв уши.

– Что-то чует… Надо пойти посмотреть, – проговорил Костя и последовал за собакой.

Обратно Костя вернулся бегом.

– Вода! Вода! – закричал он еще издали. – По проходу поднимается вода. Машина давно затоплена… Вода медленно приближается к нам… – продолжал он задыхаясь.

Полозов и Дорохов быстро вскочили и схватились за кирки.

– Действует! – произнес профессор, нанося удар в рассыпчатую глину. – Заграждение работает! – продолжал он, нанося последующие удары.

– Какое заграждение? – растерянно спросил Дорохов.

– То, которое мы устроили завалом колодца с помощью взрыва. Вода не уходит к вулканическому очагу. Поэтому и поднимается к нам. Разве вам теперь непонятно? А я, старый дурак, раньше об этом и не подумал!

– Понятно, – ответил Дорохов и злобно, со всего размаху ударил киркой в стену.

***

Походив некоторое время по лагерю и заглянув во все палатки, Люда наконец убедилась, что собаки нигде нет. Ее это мало удивило, так как собака, тосковавшая по своему хозяину, могла снова убежать неизвестно куда. Люда вернулась к радиостанции и просидела возле нее до наступления вечера.

Снова послышался лай собаки, на этот раз совершенно отчетливо, и радистка выбежала из палатки.

Действительно, по лагерю носился Джульбарс, громко лая и подпрыгивая на всех четырех лапах.

– Где ты был? – обратилась девушка к собаке, стараясь поймать ее за ошейник.

Удалось это сделать с большим трудом. Пойманная собака продолжала вырываться и жалобно скулить.

– Джульбарсик, дорогой, успокойся, – шептала девушка. – Ты друг Кости, и я его друг… Понимаешь? Ну, куда ты рвешься?.. Ты голодный? Я накормлю тебя… Пойдем…

Визжащую собаку Люде с трудом удалось затянуть в палатку.

– Ешь, Джульбарс, ешь… – говорила Люда, одной рукой придерживая собаку за ошейник, а другой поднося ко рту кусок хлеба.

Наконец собака смирилась и стала жадно жевать, растянувшись на животе и положив на хлеб обе передние лапы.

Но это продолжалось лишь несколько секунд. Собака оставила хлеб и, подняв голову кверху, неожиданно завыла так жалобно, что у Люды сжалось сердце.

– Джульбарсик, милый… – зашептала девушка, чувствуя, как у нее на глаза набегают слезы. – Мне тоже жаль Костю. Прошу тебя, не плачь…

Собака вскочила на ноги так быстро, что девушка еле успела снова схватить ее за ошейник.

– Ну, я пойду с тобой… Ну, куда ты? – продолжала она шептать, следуя за собакой.

Настойчивость, с которой собака тянула вперед, удивила Люду. Ей показалось, что пес не может так рваться, не имея для этого какой-то причины. И девушка, увязая в песке, покорно пошла за собакой.

Они быстро приближались к каменным руинам, возвышавшимся угрюмой громадой на фоне багряной зарницы.

“Там мы сидели с Костей и мечтали о превращении пустыни в цветущий край, – вспомнила Люда, увидев высоко над собой знакомую площадку. – То были мечты… А сегодня…”

Собака подвела Люду к провалу, остановилась, завиляла хвостом и стала внимательно смотреть девушке в лицо.

Люда узнала провал.

Они вместе с Костей заглядывали в него, видели там змею и еще какое-то белое облако.

Устав от быстрой ходьбы, Люда присела на маленький камень.

– Ты куда, Джульбарс? – закричала она, видя, что собака собирается спускаться в провал.

Но собака, не обращая внимания, поползла вниз. И вот тут-то произошла непонятная вещь. Люде показалось, что она слышит какие-то приглушенные удары. Девушка прислушалась. Но звук осыпающихся камней заглушил все.

Девушка вздрогнула и оглянулась. Нет, это не могла быть пластинка… До лагеря было далеко. Да и после несчастья с экспедицией никто не решался заводить патефон.

Люда услышала далекую, глухо, словно из-под земли, доносившуюся знакомую мелодию: Мы не опустим паруса, Пусть кричат нам альбатросы…

Люда хотела подняться, но не смогла этого сделать. Теперь уже совсем ясно до ее слуха донесся новый куплет.

Наклонившись над отверстием, Люда окончательно убедилась, что приглушенная песня доносится именно оттуда.

– Костя! Товарищи! – дико вскрикнула Люда и испугалась своего голоса, возвратившегося из подземелья рокочущим эхом.

Внизу радостно и звонко залаяла собака. А когда утих ее лай, Люда совершенно отчетливо услышала стук кирок о камень.

– Я здесь! Мы спасем вас! Товарищи!.. – снова, надрываясь, прокричала девушка и, вскочив, помчалась к лагерю, сшибая на своем пути камни, падая и снова поднимаясь.

***

Это случилось совершенно неожиданно в тот момент, когда почти все сотрудники поисковой партии, столпившись на небольшом песчаном возвышении, наблюдали, как прибывает вода.

Отверстие, из которого прошлой ночью были извлечены отважные исследователи подземной реки, уже не было видно. Вода, вырывавшаяся из него могучим потоком, разливалась так быстро по песчаной низине, что люди еле успевали убирать палатки.

Вдоль берега маленького недавно образовавшегося озера, вздымая песчаную пыль, носился Джульбарс. Он злобно рычал и лаял на воду.

– Чего лает! – угрюмо заметил Горшков, стоявший с перевязанной головой среди зрителей. – Собака так и останется собакой – существом глупым, – продолжал он, обращаясь к Косте. – Вот чем она недовольна? Воду в пустыне приветствовать надо… А она – лает!

Афанасию Кондратьевичу еще не было известно, сколько неприятностей доставила собаке вода под землей.– Теперь воды хватит даже на десять рудодобывающих предприятий! Как вы думаете? – обратилась Мария Ивановна к профессору Полозову, одетому в безукоризненно опрятный костюм и потому снова производившему вид кабинетного ученого.

– Конечно, конечно… А остальные пути выхода пара на поверхность мы так и не проследили… не проследили… А было бы очень интересно! – ответил Полозов рассеянно.

– Вам, наверно, жалко вездеход, оставшийся под землей? – продолжала Мария Ивановна, обращаясь к Дорохову. – Не следует грустить. Вы думайте о результатах вашего путешествия. Они стоят тысячи ценнейших машин.

Дорохов с удивлением посмотрел на нее.

– Я ведь собирался все равно сломать эту машину и строить новую. Она меня совершенно не удовлетворяла. Возьмите хотя бы коробку скоростей… А упорные лопасти?.. А вы почему-то думаете, что мне жалко,– немного обиженно ответил он.

Костя и Люда стояли немного в стороне от остальных.

– Удастся ли когда-нибудь сделать так, чтобы вместо пустыни тут снова был цветущий край?.. Помните, как восемь веков назад…

– Для наших людей ничего невозможного нет, – гордо ответил Костя. – Люди у нас замечательные… Иногда сразу и не видно, насколько они замечательные. Вот возьмите хотя бы профессора. Помните, я думал, что он белоручка и трус? А что оказалось!..

В этот момент со всего ходу невдалеке остановилась гусеничная автомашина. Из нее выскочил человек и бросился бежать к стоящим на песчаном бугре. Это был один из участников спасательной экспедиции, отправлявшейся к тому месту, где река уходила под землю.

Человек не добежал нескольких шагов до собравшихся, остановился, задыхаясь, и закричал:

– Товарищи! Река Янгиер вышла из берегов… Вода постепенно заполняет прежнее русло… Значит, недалеко то время, когда река вернется сюда, в пустыню!

В воздухе, сухом и удушливом, пронеслось громкое и радостное “ура”.

Люди представили ясно вместо раскаленного песка – зеленеющие берега, покрытые буйной субтропической растительностью.

ПУТИ-ДОРОГИ

Темные, свинцовые тучи, почти касавшиеся земли, поминутно прорезались яркими лентами молнии. А раскаты грома следовали один за другим настолько часто, что иногда все сливалось в сплошной гул.

У открытого окна стояли двое.

– Погода подходящая, – проговорил один.

– Надо следить внимательно, – добавил второй, пристально вглядываясь в густую пелену дождя.

Из окна было видно поле. Где-то вдали смутно вырисовывалась зубчатая стена леса, серая, покрытая полупрозрачной дымкой. Мелкие брызги дождя, заносимые ветром. Врывались в окно.

Вдруг послышался громкий, радостный возглас:

– Есть!.. Вон, за…

Но трескучий удар грома заглушил окончание фразы.

– Вон, за бугром! Чуть в стороне от проселочной дороги! – быстро заговорил один из стоявших у окна, когда утихли последние громовые раскаты. – Ты заметил?

– Идем!

– Немедленно?

– Именно немедленно…

Спустя несколько минут они уже шли под проливным дождем, в открытом поле.

Холодный ветер валил с ног. Поле превратилось в глинистое месиво. Увязали ноги.

– Холодно, Миша! Брр-рр-ррр… – проворчал один из путников, высокий, грузный.

– Ер-р-р-р-р-рунда! – закричал второй бодрясь. – Осталось немного.

Это был маленький, щупленький человечек, закутанный, так же как и его товарищ, в блестевший под дождем черный плащ.

– Открытое поле… Гроза… – продолжал грузный.

– Ер-р-р-р-р-рунда! – снова отозвался щупленький в промежутке между двумя раскатами грома.

Но тут одновременно с оглушительным грохотом возникла ни с чем не сравнимая по яркости завеса огня. Горячая волна воздуха с силой толкнула в грудь.

– Миша! Жив? – закричал его спутник, поднимаясь с земли.

Рядом послышался тихий, протяжный стон.

Удушливый дым, пропитанный запахом горящей серы, быстро рассеивался…

***

Посетителей конструкторского бюро Дорожно-строительного института поначалу обычно удивляло поведение начальника бюро Владимира Александровича Витовского.

Не так было удивительно, что этот не молодой уже человек так бурно и порывисто передвигается по просторной комнате, заставленной чертежными столами. Пожалуй, ничего особенного не было и в том, что при разговоре с сотрудниками он непременно жестикулировал. Не всем же начальникам конструкторских бюро быть степенными и медлительными! Поражала улыбка инженера Витовского, сияющая, неудержимо радостная, добродушно, как и все его круглое ребячески розовое лицо.

Можно было подумать, что именно сейчас произошло что-то удивительно хорошее, радостное, необычайное, и это привело в возбуждение маленького добродушного человека. Вся его чуточку полная фигура и даже небольшая розовая лысина говорили именно об этом.

А ведь ничего особенного не произошло. Владимир Александрович всегда такой…

– Изумительно! – несется по залу его звонкий тенорок. – Вы просто душенька… Этот рычаг!.. Да что тут говорить! Вы рассчитали его чудесно… Еще бы чуточку закруглить… закруглить самую малость, вот в этом месте. Павел Павлович! А Павел Павлович! Ну подойдите же, дорогой, сюда. Вы только взгляните!..

Конструктор Павел Павлович, седой и долговязый, неторопливо приближается.

– Вот здесь также допуска укажите, – сухо говорит он, тыкая карандашом в чертеж соседа.

– Обязательно! Это же само собой разумеется! – радостно продолжает инженер Витовский, быстро поворачивая голову то к одному конструктору, то к другому и необыкновенно быстро потирая руки.

Оставив конструкторов договариваться насчет допусков, Витовский мчится быстрыми и мелкими шажками в противоположный конец зала, к другому столику.

– Как у вас дела, дорогой? Разрешите-ка взглянуть!.. Ничего себе гроза, а! А дождь! Право, чудесный дождь!

Новый собеседник Витовского с явной тоской поворачивает голову к окну и мельком смотрит на потоки воды, омывающие мутные стекла.

– Вот такая же приблизительно погода была, когда мы испытывали в присутствии министра путеукладочную машину “Вперед”, – продолжал Витовский, немного понизив голос. – “Не боитесь простудиться?” говорю я министру, а он, представьте себе, вылезает из машины и отвечает мне…

Инженер Витовский усаживается на стул. Теперь собеседнику не миновать рассказа о железнодорожном путеукладчике – когда-то давно сконструированной Витовским машине, получившей в свое время очень высокую оценку. Он любит вспоминать о ней, в сотый раз рассказывая, по его мнению, “новые” подробности. Это привело к тому, что в институте появилась поговорка: “Пишов голова рассказывать, як вин виз царицу”. Однако когда Витовский узнал о существовании такого сравнения, то не только не обиделся, а даже обрадовался.

– Да ведь это же Гоголь! – воскликнул он. – Какая прелесть! Неужели я действительно напоминаю голову? Как это мило!

Гроза усиливалась. В просторном помещении конструкторского бюро воцарился полумрак.

– Дорогой мой, – продолжал инженер Витовский после того, как он закончил воспоминания о случае с министром, – я глубоко уверен, что эта машина принесет мне не меньшую славу. Вы только подумайте!.. – Он пододвинул к себе несколько больших рулонов чертежной бумаги и принялся их осторожно разворачивать. – Ну-с… Возьмем хотя бы вот этот узел. Какие могут быть сомнения? Уверяю вас, никаких. В конце концов, ведь это обыкновенная повозка, приводимая в движение мотором. Дизельная электростанция – тоже не в счет. Вращающиеся диски для разрыхления земли? Да разве, дорогой мой, нам впервые приходится строить приспособления для того, чтобы крошить землю! Все это будет работать надежно… О-о-о! Да у вас уже готовы форсунки для разбрызгивания жидкости! Только, позвольте… позвольте… не слишком ли редко вы их расположили?

На круглом розовом лице инженера Витовского появилось несколько мелких морщин. Но через мгновение они исчезли.

– Ах, простите меня, пожалуйста! – проговорил он, продолжая лучезарно улыбаться. – Я не обратил внимание, что вы ставите их в два ряда. Тогда понятно… Еще раз прошу вас извинить меня… Кстати: что же это такое? Вот посмотрите в окно…

С последними словами он быстро встал и подошел к окну.

Сквозь большие квадраты стекла, залитые потоками воды, на темном фоне свинцового неба он увидел две фигуры в черных плащах, медленно приближающиеся к институту. Тот, что повыше, почти тащил второго, маленького.

– Да ведь это же наши! – воскликнул Витовский. – Из соседней лаборатории. Баянов и Петров… Что же с ними?

И он торопливо помчался к выходу.

***

Свет настольной лампы освещал небольшое пятно на письменном столе.

Маленькая комната было погружена в полумрак.

В окно неустанно барабанил дождь.

На диване лежал человек, укрытый теплым ватным одеялом. Его маленькое бледное лицо было неподвижно. Черный, горящие болезненным блеском глаза смотрели в одну точку на потолке.

Это был инженер Баянов, один из участников странного похода в открытое поле во время грозы.

– Неужели лежать пять дней? – тихо проговорил он, поворачивая голову к своему другу, Петрову, сидевшему рядом.

– Ты благодари судьбу, – ответил Петров, – что у тебя только растяжение связок, а не перелом.

– Я понимаю, что рисковать своей жизнью не следует, – тихо продолжал больной. – Но где же тут был риск? Гроза? Смешно говорить… Случай! Молния может ударить и в комнату, где мы сейчас с тобой находимся. Согласен? Но зато как здорово все вышло! Перед самым носом ударила! Ведь это же замечательный факт! А если бы наблюдали из окна, вряд ли нашли бы мы то место, куда попала молния.

В дверь тихо постучали, и на пороге появилась округлая фигурка Витовского.

– Какое несчастье! А я, понимаете, гляжу в окно… Вижу – идете… “Что же могло случиться?” думаю. И в самом деле, как вы очутились в поле? В такое время! – быстро, немного задыхаясь, затараторил Витовский, обращаясь то к больному, то к сидящему рядом Петрову.

– Совершенно случайно… Это все пустяки, Владимир Александрович, – ответил Баянов, стараясь приветливо улыбнуться.

– Нет, братцы мои, с грозой в открытом поле шутить нельзя! – продолжал Витовский, усаживаясь на стул. – Ну, скажите пожалуйста… Я слышал, что молния ударила совсем рядом. Представьте себе, что приблизительно такая же погода была, когда в присутствии министра испытывался мой путеукладчик “Вперед”. “Смотрите, – говорю я министру, – как бы вам не простудиться”. А он, представьте себе, вылезает из машины и отвечает…

Дальше последовал рассказ, нашедший, правда, на этот раз новых слушателей. Инженер Баянов и инженер Петров приехали на работу в институт совсем недавно, и повествование Витовского для них было ново.

– А машина, которую я строю сейчас, это дело, должен вам сказать, товарищи, имеет еще большее значение для нашей страны, – продолжал Витовский. – Вы, надеюсь, уже в курсе моей работы?

– Немного… Но очень ею интересуемся.

– Ах, вот даже как! – вспыхнул Витовский. – Очень приятно. Очень приятно. Я могу рассказать вам некоторые подробности… Ведь это же будет удивительный дорожный комбайн! Даже не комбайн, а, скорее, нечто другое, – продолжал Витовский, все более и более увлекаясь. – Представьте себе, что по полю движется на гусеницах мой агрегат. Движется себе машина, а за ней остается совершенно законченная, прочная дорога. Никакого тебе асфальта не нужно, никаких работ по укладке камня! Прочное дорожное полотно получается в результате обработки моей машиной поверхности земли, по которой следует машина. Специальная электролитическая обработка… Поверхность земли немного разрыхляется машиной, затем смачивается специальным раствором и тут же, на ходу, подвергается электролизу. После прохождения тока через почву на ней образуется такая твердая корка, что, скажу вам прямо, асфальт не может итти ни в какое сравнение. Разве мыслимо асфальт стелить непосредственно на грунт! Конечно, нельзя! Корка асфальта непрочная – она вогнется в мягкий грунт и сломается под колесами первого же грузовика. Ведь обычно, прежде чем лить асфальт, на мягкую землю укладывается подстилка из камня… Вы это знаете, конечно… Моя машина оставляет на земле такую твердую поверхность, что о какой-либо каменной подстилке даже говорить смешно. Она же полотно дороги, она же сама себе служит подстилкой!.. Или возьмите канавы вдоль пути, служащие для стока воды, так сказать обязательное оформление дороги. Тоже будут изготовляться одновременно! С помощью двух канаворежущих агрегатов, непосредственно соединенных с моей машиной…

– А в чем у вас задержка с окончанием машины? – спросил Баянов, стараясь приподнять голову как можно выше.

Такой вопрос явно не понравился инженеру Витовскому. Жизнерадостное лицо его на мгновение помрачнело. Но только на мгновение. А потом сразу озарилось обычной сияющей улыбкой.

– Совершеннейшие пустяки, товарищ Баянов, – сказал он. – Электролиз земли – дело новое, необычное в технике. Немного не ладится… Вот, бьемся, понимаете, меняем форму электродов, тех, что прикасаются к земле. Одним словом – экспериментируем!

– Что-то уж очень долго, – опять тихо заметил Баянов, опуская голову на подушку. – Может быть, в самом принципе электролиза заложен какой-либо дефект?

– Говорят, что вы еще в прошлом году обещали закончить вашу машину, – робко произнес Петров, до сих пор сидевший молча.

Витовский вздрогнул, не теряя, однако, улыбки.

– Вам ли корить меня, товарищи! – воскликнул он. – Ведь у меня опыт какой! Сколько благодарностей получил в своей жизни! Как было с разработкой прошлой машины? Пишу докладную записку министру. Получаю ответ: “Приезжайте, Владимир Александрович, ко мне на прием. Обсудим”. Так и теперь. Когда я представил теоретические обоснования, то в министерстве их признали блестящими. Мало того, я вам скажу… – Витовский придвинулся ближе к больному и понизил голос: – Вы понимаете, какое дело, – продолжал он, немного задыхаясь от волнения. – Заграница признала! Да, да! Представьте себе, раскрываю я вчера “Меканикс” и что же вижу? Перепечатали мою статью, опубликованную мною еще в прошлом году в журнале “Дорожные машины”. Мало того, что перепечатали, так еще приписка есть: “Известный (заметьте: “известный”) советский инженер Витовский надеется найти способ получения хороших шоссейных дорог путем электролитической обработки почвы специальной, конструируемой им машиной, движущейся со скоростью обычного трактора”. А! Каково?

– Вот как! – заметил петров. – Значит, интересуются.

– Еще как интересуются! – теперь уже более спокойно продолжал Витовский. – Идея ведь необычайно оригинальная. У них, видно, ничего подобного не существует.

– Вы меня простите, Владимир Александрович, но мне кажется, что вы немного поторопились с публикацией в печати, – вставил Баянов.

Витовскому стало как-то не по себе. Но ничего не выдало его внутреннего волнения и обиды.

– Товарищи Баянов, вы просто прелесть! – отвечал Витовский, быстро потирая руки. – Уж не думаете ли вы, что у меня с машиной ничего не выйдет? Все проверено-перепроверено! Что же касается публикации, так вы меня уж извините… авторское свидетельство у меня есть. Приоритет, значит, наш, советский. Можно только радоваться, что заграничный журнал перепечатывает. Это значит – признание нашего, советского приоритета! Ну, а потом, как вы сами понимаете, по авторскому свидетельству или по научной публикации не посмотришь машину. Вот и у меня, вернее в моей разработке, имеются кое-какие тонкости. А об них я – ни слова. Вот оно какое дело…

Ослышался тихий стон. Как видно, Баянов неудачно повернулся и причинил себе боль.

– Владимир Александрович, – проговорил он через некоторое время, – спасибо, что вы пришли навестить меня. Я очень признателен… Вы меня извините, меня клонит ко сну.

– Да, да, конечно, – заволновался Витовский, переходя на шопот, – вам нужен покой. Выздоравливайте скорее!

Он на цыпочках вышел из комнаты.

– Ушел? – тихо спросил Баянов.

– Ну и говорун! – сказал Петров, поправляя больному одеяло. – Да еще и хвастун. А так, в общем, человек милый.

– Очень милый, но…

Баянов поправил подушку и лег повыше.

– Не нравится мне Витовский, – решительно сказал он. – Понимаешь, Ваня… Специалист он, конечно, большой, работник дельный. Но вот, понимаешь, еще существуют у нас люди, опьяненные своей славой. Дали им славу. По заслугам, конечно. На, мол, тебе, твори дальше… А они…

Баянов застонал от нового приступа боли.

– Да ты не волнуйся, Миша. Охота тебе…

– Нет, Ваня, тут не волноваться нельзя. Смотри, сколько прошло времени с тех пор, как Витовский сконструировал свою машину, прославившую его, а что он сделал с тех пор? Ничего… Третий год работает, и думается мне, не в полную силу работает. Славой прикрывается. Ни один шаг его под сомнение взять нельзя. Сам Витовский, мол! – Баянов закрыл на минуту глаза и продолжал уже более спокойно: – Неправильно он пользуется славой! И, может быть, потому, что слишком влюблен в нее. Ты понимаешь: влюблен! Вот сегодня для меня это стало совсем ясно. Заграница перепечатала его статью!.. Подумаешь, велика важность! Пусть лучше его машина пойдет по нашим полям, оставляя за собой хорошую дорогу. Вот тогда будет чем гордиться! Согласен со мной?

– Конечно.

– Да, чорт возьми, – продолжал Баянов, – пусть сначала машина пойдет по полям! Конечно, тогда будут писать об этом во всем мире. Славу о нашей стране утаить, как ты знаешь, трудно. Но гордиться самим фактом упоминания своего имени в заграничной печати! Это недостойно советского инженера!

Петров молчал. Он хотел пресечь разговор, чтобы не волновать больного. Но Баянов не умолкал:

– Трудно нам будет с ним, ох как трудно… Просто даже неясно, как такому человеку подступиться. Я имею в виду задуманное нами дело.

– Да-а, – протянул Петров. – Будет трудно…

– А ведь нужна нам машина такого рода, очень нужна, – продолжал Баянов. – Удар молнии был замечательный!.. Просто нам повезло…

Петров заметил, что состояние его друга действительно требует полного покоя. На его маленьком лице выступили мелкие капли пота, несмотря на полумрак хорошо заметные.

– Я пойду, а ты спи, Миша, – тихо проговорил Петров.

На цыпочках он вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой немного скрипящую дверь.

***

Больным во время высокой температуры часто сняться кошмары. Иногда бывает, что больной видит длинную нить, с монотонным жужжанием удаляющуюся в неведомую бесконечную даль. Больной пытается встать, оборвать нить, чтобы прекратилось томительное жужжание, но сил нет, он не может встать. И нить гудит, гудит без конца…

Баянову чудится лента. Она бесконечно тянется и гудит. Лента стелется по земле. Гудение напоминает отдаленную работу трактора. Баянов понимает, что это не трактор, это машина инженера Витовского. А полоса – это дорога, которую прокладывает машина. Но – странное дело! – машина неподвижно стоит на месте. Дорога же, наоборот, идет не из-под машины, а движется к ней.

“Неправильно, – думает Баянов в бреду, – так не должно быть… Машина должна прокладывать дорогу, а это какая-то нелепость…”

Он пытается сдвинуться с места, но не может, как это часто бывает во сне.

Вдруг перед глазами возникает ярко-синее пламя и раздается гром.

Баянов просыпается.

“Не утихла гроза”, думает он, слыша отдаленные раскаты грома.

И снова, когда он погружается в сон, он видит тот же кошмар. Опять та же дорога, бесконечно ползущая мимо, но она почему-то расплывается, превращается в жидкость и растекается бурным потоком по полю. Мерно и удивительно монотонно что-то гудит.

Растворяется от дождя…” мелькает в голове у больного.

Снова рокочущий удар грома, и Баянов просыпается.

Рука тянется к стакану воды. Губы пересохли и потрескались. Вода почему-то кажется соленой.

“Растворяется от дождя… растворяется от дождя…” продолжают звучать слова, слышанные в кошмаре.

“Что растворяется от дождя? – вдруг совершенно сознательно подумал больной. – Ах да, дорога…”

Баянов вытер рукой холодный пот и улегся поудобнее. Он решил больше не спать.

– Дорога растворяется от дождя… – тихо проговорил он. – Так, так… Забавный сон…

Вдруг голова его поднялась над подушкой. Несколько усилий, и больной уселся в постели.

– Ну да, так оно и есть… – тихо прошептал он, продолжая что-то мучительно вспоминать. “Может раствориться, и тогда не останется никаких следов. Надо проверить немедленно”, проносится в голове больного.

Снова тянется рука за стаканом воды. Сделав несколько торопливых глотков, Баянов, превозмогая боль, опускает ноги с постели. Стиснув зубы и тяжело дыша, он начинает одеваться.

Наконец он одет. На нем тот же черный плащ. В руках – суковатая палка. Опираясь на нее, пробирается он по темному коридору к выходным дверям, открывает их, стараясь не произвести лишнего шума, и выходит на лестничную клетку, озаренную слабым светом одинокой электрической лампочки.

Через некоторое время его можно было уже увидеть выходящим из ворот институтской ограды.

Он направлялся в поле.

***

Сегодня Инженер Витовский вернулся к себе домой значительно позже обычного.

Наспех поужинав, он сослался на какое-то срочное дело и немедленно заперся в своем рабочем кабинете. На самом же деле никакого срочного дела у него не было. Он принялся ходить из угла в угол, изредка останавливаясь и мучительно размышляя. Обычно жизнерадостное лицо его приняло немного грустное выражение.

Только что ему пришлось отменить небольшое испытание в поле, назначенное на завтра. Собственно говоря, откладывать испытание не было особой необходимости. Оно было подготовлено достаточно солидно. Проверочная аппаратура была выполнена в мастерских с большой тщательностью. Но Витовскому неожиданно показалось, что нужно ко всему подготовленному добавить еще одну, незначительную деталь.

– Давайте проведем испытание с тем, что есть! – уговаривали его сотрудники лаборатории. – После будет яснее, что именно надо добавить.

– Нет, товарищи, вы меня уж простите… – вежливо улыбался Витовский.

Настоящая причина отмены этого испытания лишь очень смутно была ясна для самого инженера Витовского.

“Нельзя выходить больше в поле без полной уверенности в успехе, – мелькало в голове Витовского. – Слишком много неудач подряд. Так нельзя. Это, в конце концов, сказывается на моем авторитете специалиста. На всякий случай необходимо изготовить дополнительную деталь, и тогда вероятность успеха повысится…”

И вспоминал разговор с больным инженером Баяновым, и это воспоминание показалось ему неприятным.

Сильно ли обиделся инженер Витовский? Строит ли он планы, как отомстить человеку, посмевшему ему Витовскому, всеми признанному, талантливому инженеру, сказать дерзость?