Текст книги "В мире исканий(изд.1949)"

Автор книги: Вадим Охотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Нет, не сильно обиделся инженер. Даже трудно сказать, в состоянии ли этот человек на кого-нибудь сильно обижаться.

Да, сказанное Баяновым было невероятно. Во всяком случае, Витовский уже давно не слышал ни от кого чего-либо подобного. Он даже перестал подозревать, что кто-нибудь осмелится высказать ему какие-либо сомнения по поводу успеха его работы. Задержка? Сорваны сроки, обещанные им? Да ведь работа-то экспериментальная! Разве можно все предвидеть! И вот какой-то малозаметный молодой инженер, да при том еще не имеющий прямого отношения к строительству машины, осмелился сказать ему… Да еще в то время, когда он, Витовский, пришел к нему, больному, отдать товарищеский долг… Больной человек… Да, больной. И только, может быть, поэтому все простительно… Только потому, что он больной, приходят ему в голову эти дерзкие мысли. Экспансивный… Да, очень экспансивный, такой вот именно и может ни с того ни с сего обидеть… Да, такому, пожалуй, простительно. “Вот закончу машину, тогда прямо ему так и скажу: “Обидели вы меня, товарищ Баянов. Хорошо, что у меня характер такой – кроткий… А то другой бы на моем месте… представляете!..”

Витовский подошел к окну и отдернул штору. Гроза понемногу стихала. Среди быстро гонимых ветром туч кое-где появлялись серебристые проблески лунного света.

“Нет, – продолжал думать Витовский, м я не скажу ему, что он меня обидел. Лучше я сделаю так: как только начнутся первые успешные испытания, я приглашу его. Буду обращаться с ним чрезвычайно любезно, советоваться с ним буду. Он поймет. Парень не дурак. Поймет, и будет ему очень стыдно. Да…”

Витовский отошел от окна и уселся в мягкое кресло перед своим письменным столом. Необходимо было собраться с мыслями, для того чтобы произвести небольшие математические вычисления. Он открыл блокнот и привычным размахом пера вывел на бумаге несколько цифр. Но дальше этого дело не пошло. Какой-то неприятный осадок мешал ему работать.

“В чем дело? – с досадой подумал Витовский, откидываясь на спинку кресла. – Кажется, все ясно! Все случившееся просто пустяк!”

Неожиданно его взгляд упал на глянцевую, попугайно красочную обложку толстого заграничного журнала. Это был тот самый номер, в котором он обнаружил перевод своей статьи.

Витовский улыбнулся и взял в руки тяжелый журнал.

Но вместе с радостью созерцания собственного имени на странице зарубежного журнала откуда-то издалека к сердцу подступило странное чувство. Опять вспомнились слова инженера Баянова.

“Это чорт знает что такое! – проносится в голове у Витовского. – И тут он меня упрекал!.. За границей, может быть, завидуют, что именно у нас, в Советском Союзе, ведутся такие работы. Советская техника прославляется… А он говорит: “Зря опубликовали…” Да потом, что ж, я, что ли, посылал материал в заграничный журнал! Сами ведь перепечатали, без моего ведома!”

Инженер с досадой бросил журнал на стол и принялся снова ходить по комнате. Удивительное дело: кажется, решительно всюду он прав, все обстоит, по его мнению, хорошо, но почему все-таки так неспокойно на душе?

Снова подходит к окну. Сильный ветер уже очистил половину неба. Яркий свет луны заливает теперь огромные институтские строения, отбрасывающие длинные тени на землю, покрытую блестящими лужами. Совсем недалеко виднеется лес, кое-где прорезанный лунными светлыми прогалинами.

Но что это виднеется у входа в институтский парк? Витовский прикладывает лоб к холодному, влажному оконному стеклу, стараясь рассмотреть странную фигуру.

По полю идет маленький человечек. Он хромает и явно передвигается с трудом. Человек закутан в черный плащ, блестящий от лунного света. Что-то знакомое чудится Витовскому в этой фигуре.

“Баянов? Но почему? Ведь он прикован к постели! Растяжение связок, температура! Куда же он может направляться в такую пору?..”

Витовский отходит от окна. Он стоит некоторое время посреди комнаты в глубоком раздумье. Затем снова приближается к окну и приникает к стеклам.

***

Несмотря на поздний час, в кабинете директора института горел свет.

Пожилая женщина с вьющимися волосами, уже тронутыми сединой, расхаживала по кабинету, бесшумно ступая по мохнатому ковру, покрывавшему почти весь пол комнаты. Это была секретарь парторганизации Лидия Михайловна Конева.

– Конечно, машина Витовского не является центральным местом в работе нашего института, – говорила она, обращаясь к человеку с коротко подстриженной бородой, директору института. – Есть дела и поважнее… Но тут обстоятельства складываются так, что тянуть с этим; делом дольше не следует. Надо принимать все меры к; быстрейшему окончанию.

– Неужели ты думаешь, что этот вопрос меня мало беспокоит? – ответил директор, протягивая руку к рулону чертежей, лежавших на столе. – Посмотри сюда…

Директор развернул рулон и разложил на столе плотную бумагу, все время стремившуюся свернуться обрат но в трубку.

– Вот здесь, – продолжал он, – наиболее скользко место в машине Витовского. Это электроды, прижимающиеся к земле. Мне кажется, да и в министерстве многие держатся такого же мнения, что все неудачи Витовского кроются именно тут. Вот, посмотри! В том, что земля, смоченная раствором, превращается под влиянием электрического тока в твердую массу, сомнений никаких нет. Это уже неоднократно подтверждалось опытом. Но вот электроды! Достаточно ли они плотно прилегают к земле во время хода машины? Можно ли при данной конструкции добиться того, чтобы вся поверхность дороги обрабатывалась электрическим током?

– И тебе кажется, что все неудачи Витовского вытекают только лишь из этой технической неясности? – спросила Конева, присаживаясь рядом на стул.

– Ну да! Ведь если бы вопрос с электродами был решен, то что еще могло бы помешать быстрому окончанию дорожной машины! Вот несколько дней назад Витовский отменил намеченное по плану испытание в поле. А все из-за чего? Электроды!

– А я уже давно пришла к мысли, что не только электроды… – проговорила Конева.

– Очень интересно! Ну давай, выкладывай свои соображения, в чем тут дело.

Конева снова поднялась со своего места и принялась расхаживать по комнате.

– Дело очень простое и в то же время трудное… – начала она, заложив руки назад. – Кто такой Витовский? Огромный технический авторитет. За последнее время с ним не только считаются, но и боятся ему возразить даже в мелочи. Ведь верно же я говорю? Конечно, больших заслуг Витовского никто отрицать не может, никто не может сказать, что Витовский бездарный или мало знающий инженер. Но у нас получается так, что, боясь возразить Витовскому, некоторые наши товарищи оставляют его, таким образом, без товарищеской критики, товарищеской помощи…

– Это, конечно, есть, – сказал директор. – Только ты немного сгущаешь краски…

– Неладное что-то творится с Витовским, – продолжала Конева. – О том, что он самолюбив, – это, конечно, известно тебе прекрасно.

– Он самолюбив и любит бесконечно хвастаться своими заслугами и прошлыми успехами, – вставил директор.

– Все дело в границах этого самолюбия, – продолжала Конева. – Когда самолюбие человека переходит некоторые общественные границы, оно может превратиться в нечто другое…

– Ничего не понимаю, что ты говоришь!

– А вот сейчас поймешь.

С этими словами Конева быстро подошла к столу и, развернув лежавший на краю стола газетный сверток, протянула директору толстую тетрадь в глянцевой красочной обложке. Это был номер заграничного журнала, в котором была перепечатана статья Витовского.

– Вот, поинтересуйся… На тридцать пятой странице… Перепечатали… Тебе, конечно, должно быть ясно, что ежели перепечатали, то неспроста. Эти люди не делают ни одного лишнего движения, которое не обещало бы им новой наживы.

– Так, так… – хмуро произнес директор, внимательно рассматривая страницу. – Перепечатали… Судя по названию, это статья, опубликованная Витовским в прошлом году.

Директор еще некоторое время разглядывал журнал, а затем, положив его на стол, обратился к Коневой:

– В этой статье не открывается никаких, так сказать, производственных секретов. Статья общетеоретическая. По ней не построишь машины при всем желании. Конечно, немного странно, что они перепечатали ее год спустя после того, как она была опубликована в нашей печати…

– А вот тебе другой заграничный журнал, – проговорила Конева, подсовывая директору тоненькую тетрадку с золотистой обложкой. – Тут сказано нечто другое… Вот, в этом месте… Маленькая заметка, но как много она говорит! Информация о том, что известная фирма приступила к конструированию автоматической дорожной машины, как видишь по описанию, очень схожей с нашей.

– Вот оно что… – проговорил директор, подымаясь со своего места.

– Я представляю себе это дело следующим образом, – начала Конева, немного волнуясь. – Предприниматели заинтересовались машиной. Начали строить модель по принципиальным данным, опубликованным в нашем журнале. Встретились с теми же неудачами, что и мы. И вот срочно публикуется перевод статьи инженера Витовского. Все это делается для того, чтобы после мелких видоизменений протрубить на весь мир: “Посмотрите, мол, наша машина совсем другая! Она ничего общего не имеет с советской… Видите ли, советская имеет вот такие детали, она подробно описана в таком-то нашем журнале, а в нашей машине детали совсем другие… Она, видите ли, не походит на советскую или даже мало имеет с ней чего-либо общего…” Это утонченный способ воровства идей, – закончила Конева, приподымаясь и хлопнув ладонью по столу.

– Совершенно верно! – горячо поддержал директор. – Самое настоящее воровство, с которым мы встречались уже неоднократно.

– Удивительное дело! – продолжала Конева, расхаживая по кабинету. – Огромное большинство дореволюционных русских изобретений имело именно такую судьбу. Слабо развитая промышленность не успеет освоить изобретение, а за границей – пожалуйста, все готово. Только уже считается не наше, а какого-нибудь там Маркони или Эдисона… Ну, а теперь я вас спрашиваю, зачем торопиться, когда наша промышленность может освоить немедленно все, что хотите! Зачем публиковать то, что не получило еще применения в нашей стране! Чем можно объяснить поспешность с публикацией, как не желанием прославиться как можно больше и как можно скорее! А ты говоришь – самолюбие, авторитет! Надо принимать самые срочные меры к быстрейшему, окончанию машины. Почему Витовский не хочет слышать о каких-либо других технических решениях, кроме тех, которые он предлагает сам? Тоже самолюбие? Надо экспериментировать как можно шире, как можно больше…

Директор молча нажал кнопку, укрепленную на его письменном столе. В комнате рядом задребезжал электрический звонок. Через несколько секунд в дверях появилась секретарша.

***

Баянову приходилось итти против ветра.

Мокрая земля клеилась огромными комьями к просторным резиновым сапогам. Глухой, тянущей болью ныла нога.

– Не растворилась… – тихо шептал про себя Баянов, вытирая с лица капельки пота, охлажденные ветром. – Не должна раствориться… Еще успею…

Вот уже близко знакомое место. Оставалось идти совсем немного.

Странные вещи происходят, когда у человека высокая температура. Иногда мысли путаются, сознание проваливается и все представляется в необычайном, неестественном свете.

Бывает и наоборот. Четко и необыкновенно остро работает мысль. Вспоминаются давно забытые вещи в мельчайших подробностях. Именно это происходило с Баяновым, когда он поднялся с постели.

Мысль, родившаяся только что, казалась такой реальной и ощутимой, что он забыл о своей высокой температуре и боли в ноге.

Ему казалось, что нужно проверить немедленно, и он решил сейчас же отправиться в поле. Именно немедленно! Боль в ноге? О, это пустяк…

Конечно, Баянов не совершал ничего героического, но то, что он делал, было продиктовано благородным порывом – желанием как можно скорее принести пользу своей родине.

Говорят, что люди при высокой температуре очень часто открывают свои сокровенные мысли. На этот раз больной открывал свои сокровенные чувства.

Вскоре Баянов увидел впереди себя черное, как бы обожженное место, заметно выделявшееся среди светлых коротких стеблей, оставшихся от скошенной ржи.

Инженер ускорил шаг и, хромая, приблизился к черному пространству. Он наклонился и, превозмогая боль, начал внимательно присматриваться.

Его внимание остановилось на небольшом каменном слитке, как бы врытом в землю. Вокруг камня чернела земля, опаленная и превращенная в жидкую грязь, от которой сильно пахло гарью пожара.

– Это он! – пробормотал Баянов, наклоняясь над каменным слитком.

Поверхность камня блестела и искрилась в лунном свете тысячами мелких искр. Казалось, что ее посыпали бертолетовой солью, как это часто делается на елочных украшениях.

– Превосходно! – радостно вскрикнул Баянов, ощупывая камень рукой. Затем из кармана был извлечен перочинный ножик, и камень был испробован на прочность. Стальное лезвие беспомощно скользило по твердой поверхности.

– Превосходно! – еще раз закричал Баянов и принялся с ожесточением наносить удары ножом по стекловидной поверхности. Из-под руки инженера замелькали мелкие брызги красных искр. – Вот какие у нас будут дороги! Вот какие!.. – не унимался Баянов, наклоняясь все ниже и ниже. – Каменные будут дороги! Каменные! Вечные!

Дул сильный осенний ветер, подымая мелкую рябь в холодных лужицах. Глухо разносились вокруг цокающие удары. Стоя на коленях посреди поля, инженер продолжал бить по камню.

Наконец он поднялся и тихо поплелся по направлению к институту.

Хромая, он прошел через проходную будку мимо удивленного вахтера и направился на территорию, названную почему-то “задним двором”. Тут находилось целое скопление различных дорожных машин, давно прошедших испытания и переделки и большей частью уже негодных. Только некоторые из них хранились под навесом, большинство же лежали под открытым небом, полуразобранные и заржавленные.

Баянов внимательно осмотрел кладбище механизмов, освещенное ярким лунным светом, и наконец остановился перед одной громоздкой и сложной машиной.

Это была одна из последних неудачных моделей инженера Витовского. Баянов долго ходил вокруг машины, разглядывая ее со всех сторон. Иногда он приближался к ней вплотную, прикасался руками к рычагам, пытаясь стронуть их с места.

Он не знал, что из окна рядом стоящего жилого корпуса за ним внимательно наблюдает инженер Витовский.

***

Совещание, собранное в просторном кабинете директора, не было многолюдным. Тут находились лишь самые необходимые люди. И поэтому странным показалось Витовскому, что среди присутствующих находятся Баянов и Петров – инженеры, не имеющие прямого отношения к разработке его машины.

– Владимир Александрович, прошу вас! – провозгласил директор.

Инженер Витовский обвел присутствующих своим добродушным и лучезарным взглядом и начал доклад:

– Вот уже прошел почти месяц с тех пор, как мы последний раз собирались с вами по поводу моей машины. Что, собственно говоря, изменилось за это время? А изменилось, товарищи, за это время очень многое… Я не буду останавливаться на всех трудностях, с какими мне приходилось сталкиваться. Трудностей много, и вы их отлично понимаете. Они неизмеримо сложнее тех, которые мне приходилось преодолевать при конструировании железнодорожной путеукладывающей машины “Вперед”. Там было совсем другое дело…

– Владимир Александрович, может быть, вы лучше расскажете о трудностях, с которыми вы встречаетесь сегодня? – вежливо прервал его директор.

– Простите, пожалуйста. Меня, представьте себе, все время тянет на сравнение. По правде сказать, оно понятно: ведь работа с машиной “Вперед” считается классической. Да… Так вот, значит, о трудностях… Никак не могу добиться, чтобы электроды равномерно и плотно прилегали к земле. Дорожное полотно, оставляемое машиной, благодаря этому получается непрочным, пористым и местами весьма рыхлым. Да, именно рыхлым! Вот тут недавно назначалось очередное испытание.

Так я, представьте себе, отменил. Отменил потому, что, подумав внимательно, пришел к заключению – опять получились электроды неудовлетворительной формы! Все это не то… Надо конструировать другие, более обтекаемые. Да… Так вот я и говорю: как только преодолеем все эти мелочи, так сразу дело у нас сдвинется с мертвой точки…

Витовский безмятежным и радостным взглядом еще раз оглядел всех присутствующих, словно говоря: “Милые вы мои, как приятно иметь дело с такими хорошими людьми! И я хороший, и вы хорошие, и все кругом хорошо”.

Однако не очень любезными выглядели на этот раз эти милые и столь хорошо знакомые Витовскому люди. Некоторые отворачивались, встречаясь взглядом с Витовским. Другие смотрели на него холодно.

– Ваш доклад, Владимир Александрович, к сожалению, не носил инженерного характера, – осторожно заметил директор. – Мы ждали от вас технических деталей и подробностей, изучив которые можно было бы оказать вам нужную помощь.

Круглое лицо Витовского поскучнело, правда на одну секунду, а потом оно опять засияло ласковой улыбкой.

– Помощь! – воскликнул он, удивленно всплеснув руками. – Приятно слышать! Но какую, собственно говоря, помощь можете вы оказать в данном случае? Опыта в конструировании подобных машин ни у кого нет. Даже и заграница, как вы знаете, в этом призналась. Кто же, вы меня простите, будет указывать, как изменить ту или другую деталь? Пожалуйста! Я рад! Существуют по этому поводу какие-нибудь предложения?

– Разрешите мне, – раздался громкий голос.

– Пожалуйста!

Баянов поднялся и обвел присутствующих внимательным взглядом.

– Мне кажется… – начал он. – Мне кажется, что инженер Витовский прав…

Сияющее лицо Витовского повернулось к оратору и расплылось в торжествующей улыбке.

– Инженер Витовский прав в том отношении, – продолжал Баянов, – что опыта по конструированию подобных машин нет ни у кого. Это верно. А поэтому нужно расширить опыт работ, привлечь к этому делу как можно больше людей… Я имею в виду людей, желающих вести разработку самостоятельно, быть может даже и другим путем, чем тот, который избрал товарищ Витовский.

– Правильно! – раздался чей-то голос. Витовский, до сих пор внимательно наблюдавший за говорившим, начал обводить присутствующих, недоумевающим взглядом.

– У вас есть конкретные предложения? – спросил директор, обращаясь к Баянову.

– Есть, и я могу их изложить сейчас.

– Прошу вас!

– Метод цементации почвы при помощи электролиза, – начал Баянов, – Не подлежит никакому сомнению. Это неоднократно подтверждалось опытами. Путь, избранный инженером Витовским, правильный. И мне кажется, что, несмотря на все трудности, связанные с отсутствием опыта при строительстве подобных машин, инженер Витовский справится с этой задачей… Но вот что хотели предложить мы… это, значит, инженер Петров и я…

Баянов остановился и немного смущенно посмотрел на сидящего рядом с ним инженера Петрова, как бы ожидая от него подтверждения своих слов.

– Превращать поверхность земли в твердый покров, очень прочный, не размываемый водой и, конечно, не изменяющийся со временем, можно еще другим способом. Мы предлагаем использовать для этой цели мощные электрические разряды – поток искр, обжигающих землю, благодаря чему глина, всегда находящаяся в почве, будет спекаться, превращаясь в кирпичный покров… Иными словами, спекать землю электрической дугой…

– Очень смело… – неожиданно протянул инженер Витовский.

– Мы беремся с инженером Петровым быстро провести все необходимые опыты, – продолжал Баянов. – Мы много уже думали над этим вопросом… Почему же, собственно говоря, будучи уверены в блестящем окончании работы Витовского, мы предлагаем вести еще работу, направленную к тем же конечным результатам?

Баянов остановился, как бы подбирая слова, и принялся мять в руках и без того скомканный кусок бумаги.

– Нужно соревнование, товарищи, – наконец произнес он. – Именно соревнование… творческое соревнование… Тогда дело пойдет веселее.

– Разрешите мне сделать несколько замечаний? – воскликнул инженер Витовский, обращаясь к директору. – Творческое соревнование вещь очень хорошая, можно только радоваться. Да, именно радоваться! Но, позвольте, очень трогательно и то обстоятельство, что инженер Баянов, насколько мне известно, только лишь вчера встал с постели, оправившись, так сказать, от тяжелой болезни, и уже сегодня, так сказать… Но, позвольте, ведь он и товарищ Петров не являются непосредственными специалистами в области строительства подобных машин. Ведь верно же я говорю? Вот, я и думаю… Их предложение не является каким-либо абсурдом… Да, именно… Над подобным способом я думал когда-то сам… Но ведь требуется еще математическое обоснование! А есть ли оно у них? Затем необходимо еще опытное подтверждение идеи. Имеется ли на руках у товарищей хотя бы крохотный кусочек земли, затвердевший под влиянием электрических искр? Ведь от идеи до первых, хотя бы немного обнадеживающих практических результатов – огромное расстояние, товарищи!

Витовский вытер пот с лица и уселся на свое место.

– Товарищ Баянов, продолжайте, – проговорил директор.

– Вот практическое обоснование, вы можете все его видеть, – тихо произнес Баянов, выкладывая на стол какой-то кусочек камня. – Опыт проделан самой природой… Этот камень образовался в результате удара молнии в сырую почву. Это земля, спекшаяся под влиянием электрического разряда…

В комнате наступило молчание. Несколько рук одновременно потянулось к кусочку камня. Его стали рассматривать, пробовать, царапать, взвешивать на ладони.

– Не хотите ли посмотреть? – обратился к Витовскому сосед, протягивая ему остроугольный осколок.

– Да… да… Очень интересно… – пробормотал Витовский.

Он взял камень и начал вертеть его в руках. Многие при этом обратили внимание, что он почти не смотрит на него. Его взгляд блуждал по сторонам и чаще всего останавливался на сидящем напротив Баянове.

– Очень интересно, – продолжал Витовский. – И самое интересное тут, понимаете, не в самом камне… Да, именно не в самом камне. Я имею в виду нечто другое… Поразительная вещь! Просто поразительная!.. Может быть, вы расскажете нам подробно, при каких именно обстоятельствах вам пришлось наблюдать удар молнии? – обратился он к Баянову.

– Никаких особенных обстоятельств при этом не было, – немного смущаясь, ответил Баянов. – Мы шли с Петровым во время грозы в открытом поле. Ну, и молния ударила рядом…

– Да, совсем рядом, – смущенно подтвердил Петров. – Мы ручаемся, что этот кусочек образовался именно в результате удара молнии. Да ведь это и не ново, в сущности ведь это известно давно! Мы не предлагаем ничего оригинального. Просто лежащий перед вами камень дает, так сказать, толчок для исследования и развития технической мысли, так сказать, в этом направлении… – окончательно смутившись, закончил Петров.

– Значит, вы случайно находились в поле, когда молния ударила рядом с вами, – сказал Витовский, как-то особенно внимательно присматриваясь к инженеру Баянову. – Насколько мне известно, вы даже чуть было не поплатились жизнью при этом… А дальше что было? Этой же ночью…

– Я не понимаю вашего вопроса, – тихо ответил Баянов.

– Ага… ясно… Для меня все ясно, товарищи, – потупив глаза, проговорил Витовский. – Я думаю… – продолжал он с некоторым трудом, – …я думаю, что предложение инженера Баянова и инженера Петрова представляет интерес, при этом ценность его… – Витовский остановился, как бы подбирая слова. – Да… ценность его заключается не столько в технической идее, сколько в самом факте этого предложения, или, вернее, в некоторых поступках, связанных с этим предложением. Да, именно в поступках…

Никто не понял смысла последней фразы, произнесенной Витовским. Многие полагали, что ее бессвязность вызвана взволнованностью признанного специалиста при посягательстве на его авторитет.Сияющую улыбку точно смыло с лица Витовского. Взгляд его стал рассеянным. Он внимательно прислушивался ко всему, что говорилось, вставлял замечания, но делал это как-то вяло, без свойственной ему жизнерадостности и уверенности.

– Мне кажется, что Владимир Александрович устал, – шепотом заметила директору секретарь партийного комитета Конева. – Может быть, сделаем перерыв? Через несколько минут совещание было закончено.

***

Витовский шел к себе домой, пересекая институтский двор, не обычной, торопливой походкой, а медленно, рассеянно глядя по сторонам.

С Витовским поровнялась Конева.

– Нам, кажется, по пути! Вы домой?

– Да, Лидия Михайловна. Какая отвратительная погода!

– Пора. Октябрь. Недалеко и до снега. А скажите, когда выпадет снег, можно будет продолжать испытания вашей машины?

– Очень трудно… Очень трудно, Лидия Михайловна… И как это мы затянули работу до глубокой осени? Обидно, прямо…

– Да, затянули, конечно. Очень будет жаль, если придется откладывать до весны.

– Да… да… – сокрушенно пробормотал Витовский.

– Владимир Александрович, – продолжала Конева, – а что, если вам, как говорится, тряхнуть стариной? Как говорится, развернуться во всю свою мощь? Мне известны факты почти героических поступков с вашей стороны, когда вы работали над путеукладчиком “Вперед”. Ведь правда же было! Мне рассказывали, что вы не спали ночами, работали в открытом поле под проливным дождем… Я не хочу сказать, что это нужно делать сейчас… Ну, а если вам просто встряхнуться, взять другой темп?

Витовский остановился и внимательно посмотрел на свою спутницу. Они уже находились перед входом в парадное.

– Героические поступки, говорите? Да, вы правы. Было времечко… замечательное времечко… Теперь другие готовы на подвиг… скромный подвиг… А я…

– О ком вы говорите?

– Да мало ли у нас людей, готовых на трудовые подвиги! Разве их всех перечислишь! Я же, видно, старею…

– Бросьте, Владимир Александрович! – продолжала Конева. – Далеко вам еще до старости! Что вы! Задору у вас – хоть отбавляй… Вот послушайте, что я вам скажу. Вот видите этот журнал. В нем существует заметка о том, что за границей приступили к строительству машины, подобной вашей. Ну, может быть, не совсем такой, это вы уж сами разберетесь. Но, понимаете, обидно! Неужели им удастся осуществить раньше, чем нам?

Витовский нахмурился, взял в руки тонкую тетрадь с золотистой обложкой и принялся ее перелистывать. Капли дождя падали на лоснящуюся бумагу.

Они распрощались, и Витовский медленно стал подыматься по лестнице.

Вот наконец рабочий кабинет. Широкий письменный стол, заваленный книгами и чертежами. Удобное кожаное кресло. На стенах висят всё те же картины и фотографии. Одна из них изображает момент окончания сборки путеукладчика “Вперед”.

Витовский подходит к сильно увеличенной фотографии и начинает ее пристально рассматривать.

Он видит себя в окружении нескольких ближайших помощников. Внизу находится четкая, выведенная каллиграфическим почерком надпись: “Владимиру Александровичу Витовскому – на добрую память о нас и о славном дне окончания работы”.

Дальше следуют подписи.

“О славном дне…” – проносится в голове Витовского. – О дне, который принес мне славу… А сегодняшний день? Да только ли сегодняшний?..”

Витовский садится в кресло. Неотвязные, мучительные мысли владеют им.

Да, то был день, принесший ему славу. Но сколько тяжелых дней напряженного труда предшествовало ему! Сколько было неудач, взлетов, падений… Как цеплялся он за малейшую возможность улучшить свою машину, ускорить ее окончание… А что же получилось теперь?

– Какой позор!.. – тихо, почти беззвучно шепчет Витовский.

Он вспоминает, как трудно раньше было ему отстаивать каждый свой шаг. Скольким проверкам в разных комиссиях подвергалось каждое его новое предложение! А в последние годы? Ведь верили каждому его слову.

Блуждающий взгляд Витовского останавливается на другой фотографии, вставленной в массивную дубовую рамку: он и маститый иностранный ученый, стоящий рядом.

Отчетливо проносятся в памяти все подробности посещения гостем научно-исследовательского института. Витовский вспомнил, как он волновался перед приездом, как изысканно вежлив был с ним этот сладко улыбающийся дряхлый старик, сколько лестных слов сказалось инженеру, удивительно остроумных комплиментов пришлось выслушать ему в присутствии многочисленных сотрудников института.

Гость обворожил Витовского.

– Вы необычайно талантливый инженер! О-о!.. Даже более чем талантливый, – говорил старик. – Очень жаль, что я не вправе задавать вам вопросы шире. Я понимаю что это может нарушить секрут вашей фирмы… Будем говорить о мелочах…

“Очень корректный и скромный…” думал Витовский. А жажда похвастаться достижениями, еще более удивить заграничного гостя томила инженера, и он с трудом сдерживал это желание.

Витовский смотрит в окно, туманное от мелких брызг дождя. Ему вспоминается вечер, когда он увидел больного Баянова, идущего в открытом поле.

Только теперь, на совещании, для него стало ясно, что все это значило. Баянов и Петров отправились в сильную грозу, чтобы отыскать место, в которое ударила молния. Они хотели проверить действие молнии на влажную почву.

Теперь у Витовского это не вызывало никакого сомнения. А потом прогулка Баянова в поле ночью…

Витовский отчетливо представляет, как идет, преодолевая боль, хромающий человек… Идет, чтобы найти то место, возле которого он чуть было не погиб… Наверное, он торопился проверить, не размывает ли вода твердый покров, образовавшийся после удара молнии. Витовский все это отчетливо понимает, как никто. Ведь вопросом цементации почвы с помощью электрического пламени он интересовался когда-то сам. Интересовался, но бросил, не довел до самых простых опытов.

“Даже производил какие-то расчеты…” думает Витовский.

Он быстро отодвигает массивное кресло, открывает ящик письменного стола и начинает в нем лихорадочно рыться.

Ну да, так и есть! Вот эти пожелтевшие листы бумаги. Они испещрены цифрами и мелкими заметками на полях.

Усевшись за стол, он внимательно начинает просматривать рукопись.

– Машина получится у них… – тихо, почти беззвучно шепчет Витовский.

Старые, его же собственные расчеты говорили об этом.

“Даже зимой такая машина будет работать, – проносится в голове инженера. – Мощный поток электрических искр, почти всесжигающее пламя вольтовой дуги будет разогревать промерзшую землю и плавить снежный покров. Почему же я не применил сам этот принцип на практике? Надо было бы проверить и его, а не возиться беспрерывно с электролитическим…”

Витовский откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и погрузился в еще более глубокое раздумье.

“Слишком благодушно и слишком спокойно ты стал относиться к своей работе, – отвечал какой-то внутренний голос. – Нельзя работать без горения, нельзя… Вот. человек с высокой температурой отправляется в поле. Больной, он находит еще силы пойти, чтобы посмотреть старую, выброшенную машину. Ему хочется как можно скорее получить материал для будущих своих творческих размышлений. А ты?.. Откладывал испытание из-за каких-то пустяков! Откладывал неоднократно лишь потому, что в чем-то чуточку сомневался. Ты боялся, что новое неудачное испытание может наложить лишнюю маленькую тень на твою прежнюю славу… А надо было не бояться, экспериментировать как можно шире и больше… Нельзя, дорогой Владимир Александрович, оберегая свою славу, бояться неудач и срывов… Вон за границей стараются нас обогнать…”