Текст книги "С автоматом в руках"

Автор книги: Вацлав Янечек

Соавторы: Рудольф Кальчик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Янечек Вацлав Кальчик Рудольф
С автоматом в руках

Янечек Вацлав, Кальчик Рудольф

С автоматом в руках

Перевод с чешского Л. Каганова

{1} Так отмечены сноски на примечания. Примечания после текста книги.

Аннотация издательства: Повесть посвящена тревожным будням чехословацких пограничников в тот сложный послевоенный период, когда в стране происходила народно-демократическая революция 1948 года. Авторы умело рисуют образы пограничников, показывают их верность своему долгу по защите рубежей молодой республики от происков реакционных сил. Увлекательный сюжет книги держит читателей в постоянного напряжении. Этому способствует живой и красочный язык повести. Книга рассчитана на массового читателя.

Предисловие

Перед тобой, читатель, повесть о чехословацких пограничниках, об их самоотверженном ратном труде по защите государственной границы своей социалистической родины. Ежегодно 11 июля трудящиеся и воины ЧССР отмечают День пограничных войск, установленный в связи с принятием в 1951 году закона об охране государственной границы. Однако история пограничных войск ЧССР начинается гораздо раньше.

С первых дней после освобождения страны от фашизма Коммунистическая партия Чехословакии проявляла большую заботу об укреплении охраны границ страны. Это было необходимо в интересах защиты суверенитета и предотвращения вмешательства во внутренние дела Чехословакии со стороны империалистических держав. Именно поэтому в пограничные районы сразу же были направлены отряды "революционной гвардии", а с июня 1945 года – подразделения Ударного полка Корпуса национальной безопасности, созданного по инициативе коммунистов из бойцов партизанских отрядов и участников антифашистского движения Сопротивления. Летом 1946 года были сформированы специальные части Корпуса национальной безопасности, предназначенные для охраны государственной границы.

Приграничные районы Чехословакии, особенно в первые послевоенные годы, стали одним из важных участков острой классовой борьбы. Защищая интересы трудового народа и народно-демократического государства, чехословацкие пограничники не раз вступали в этот период в жестокую борьбу с бандами террористов и прочими подпольными фашистскими организациями, действовавшими в ряде районов Чехословакии.

На первых порах чехословацким пограничникам не хватало опыта. Остро ощущался недостаток в преданных народу кадрах. Все эти проблемы решались постепенно. На примере одной из пограничных застав авторы повести "С автоматом в руках" фактически показывают, как создавались и закалялись в борьбе пограничные войска новой Чехословакии.

Трудна и ответственна была задача пограничников в те годы. По существу, они вели непрерывную войну с тайным, коварным и жестоким противником, вели ее днем и ночью, в любую погоду, на любой местности. Чтобы находиться в полной боевой готовности к вооруженному столкновению с врагом, мало было владеть воинским мастерством. Для этого требовались высокая политическая сознательность, подлинное мужество, самоотверженность.

Читатель видит, как в борьбе с врагами мужали молодые пограничники Вацлав Яниш, Иван Олива, Вацлав Храстецкий и их боевые друзья, впервые прибывшие на заставу в июле 1946 года. На наших глазах они становятся опытными, бесстрашными воинами-пограничниками, преданными бойцами Коммунистической партии Чехословакии, которым по плечу любые задачи.

Одно из достоинств повести – ее историческая достоверность. Жизнь небольшого пограничного гарнизона в Лесове, судьбы героев книги развертываются на фоне бурных исторических событий, потрясавших Чехословакию в 1946-1949 годах. Это был период, когда трудящиеся страны под руководством коммунистов вступили в последнюю, решающую схватку с буржуазией.

Своеобразие политической обстановки состояло в том, что после освобождения от фашизма власть в центре и на местах осуществлял Национальный фронт чехов и словаков – блок демократических антифашистских сил, созданный по инициативе КПЧ. В него, помимо коммунистической партии, входили также буржуазные политические партии: национально-социалистическая, народная и словацкая демократическая. Эти партии имели своих представителей в правительстве и органах народно-демократической власти – национальных комитетах.

Коммунистическая партия Чехословакии, опираясь на революционную активность трудящихся масс и используя свой огромный авторитет, завоеванный в борьбе против фашизма, занимала важные позиции в правительстве, государственных учреждениях, в армии и органах государственной безопасности. Однако в силу сложившихся исторических условий рабочий класс и его авангард – КПЧ были вынуждены временно сотрудничать с определенной частью антифашистски настроенной буржуазии. Преодолевая противодействие реакции, колебания и непоследовательность временных союзников, рабочий класс под руководством коммунистов сумел добиться в первые послевоенные годы ряда социально-экономических преобразований. Была проведена национализация крупных промышленных предприятий, банков и шахт. Земли, леса и собственность крупных помещиков и изменников родины были конфискованы и переданы в руки безземельных и малоземельных крестьян. Все это укрепило народную власть.

Осуществление революционных преобразований проходило в условиях острой классовой борьбы. Реакция и ее предводитель президент республики Э. Бенеш стремились в конечном счете восстановить в стране старые, домюнхенские порядки. Реакционные силы опирались на значительные позиции в экономике, торговле, на транспорте и пользовались широкой поддержкой империалистов Запада.

В феврале 1948 года реакционная буржуазия предприняла попытку повернуть колесо истории вспять путем государственного переворота. 20 февраля двенадцать буржуазных министров вручили президенту Бенешу заявление об отставке. Таким образом они рассчитывали вызвать политический кризис в стране и устранить правительство, которое возглавлял Клемент Готвальд.

В ответ коммунистическая партия обратилась к народу с воззванием, разоблачающим действия министров-реакционеров. По всей стране прокатилась волна митингов и демонстраций. Народ поддерживал политику КПЧ и требовал очистить правительство от реакционеров. Чтобы защитить народно-демократический строй и подавить возможные вылазки реакции, отряды Корпуса национальной безопасности вместе с созданными в эти тревожные дни вооруженными отрядами народной милиции установили охрану предприятий, учреждений и других важных объектов. В Прагу были направлены части пограничных войск. С заявлением в поддержку народа выступил министр национальной обороны генерал армии Людвик Свобода. 24 февраля состоялась всеобщая политическая забастовка, участники которой потребовали покончить с происками реакции.

Под давлением трудящихся масс президент Бенеш был вынужден принять отставку министров-реакционеров и утвердить новый состав правительства, ведущее место в котором заняли коммунисты. Вскоре и сам Бенеш ушел в отставку. Первым рабочим президентом республики стал вождь чехословацких коммунистов Клемент Готвальд.

Сложный, насыщенный классовыми битвами период 1947-1948 годов нашел свое отражение в повести В. Янечека и Р. Кальчика. Одни пограничники лесовской заставы принимают участие в ликвидации бандеровских банд в Словакии, другие выполняют ответственные задания во время февральских событий в Праге. И везде молодые воины проявляют высокое классовое самосознание, беспредельную преданность народу.

Действия воинов Корпуса национальной безопасности в февральские дни получили достойную оценку со стороны трудящихся и Коммунистической партии Чехословакии. 28 февраля 1948 года, выступая на Староместской площади в Праге, Клемент Готвальд говорил: "Дорогие друзья, мне вспомнились лозунги, которые произносились недавно на демонстрациях: "Да здравствует Корпус национальной безопасности!" Я думаю, стоит об этом сказать особо. Скажите, можно ли себе представить, чтобы лет пятнадцать назад на Вацлавской площади вдруг раздался возглас: "Да здравствует полиция!"? Видимо, такого человека прохожие посчитали бы за дурака, или же он попробовал бы резиновой дубинки за издевательство над полицией.

Теперь положение изменилось. Когда реакционеры – проводники домюнхенской политики помещиков и капиталистов попытались атаковать наш народно-демократический строй и когда народ выступил против их замыслов, Корпус национальной безопасности стоял вместе с народом, вместе с представителями заводов, шахт и учреждений. Корпус национальной безопасности, уже отличившийся ранее в борьбе против спекулянтов и шпионов и заслуживший за это ненависть реакции, в эти исторические дни стоял в едином строю с народом, чтобы вместе с ним защитить республику и завоевания нашей национально-демократической революции".

Мы расстаемся с героями повести после февральской победы, в конце 1949 года, когда молодая республика стала набирать темпы в строительстве социализма. Однако мы видим, что классовые битвы в стране, в том числе и в пограничных районах, отнюдь не утихли. Внутренняя реакция, международный империализм, зарубежные империалистические шпионские центры по-прежнему испытывают прочность народной власти и государственных границ. Все это, как в зеркале, отражается в жизни отдаленного пограничного гарнизона, в судьбах его воинов.

Лесовские пограничники овладели воинским мастерством, идейно выросли в борьбе с врагами и заслуженно получили повышение по службе. На их место прибыли молодые воины. Органы государственной безопасности разоблачили и обезвредили хитрого и коварного врага Карлика. Вместо него начальником заставы был назначен преданный народу коммунист Яниш. Окрепла дружба пограничников с местным населением.

Читатель закроет книгу с чувством глубокого уважения к защитникам границ Чехословацкой Социалистической Республики, к тем, кто первыми с честью выполнял свой воинский долг по охране передовых рубежей своей страны и всего социалистического содружества.

Полковник С. М. Соколов

Там, еде Влтава-река

Под горою бежит,

Молодой пограничник

На страже стоит.

С автоматом в руках

Зорко вдаль он глядит,

Мир и счастье страны

Он своей сохранит.

Старая песня пограничников

I

– Разойдись!

Конечно же, на учебном плацу остался только их, второй взвод. Обливаясь потом, они опустились на вытоптанную, увядшую июльскую траву, достали из карманов сигареты и закурили. За ними была граница, их отделяло от нее всего лишь несколько часов быстрого марша. Над их опаленными головами висело знойное солнце. У вахмистра Риляка подметки ботинок, как всегда, скрипели. Спокойный и довольный, он раскачивался из стороны в сторону и, казалось, был далек от того возбуждения, которое испытывал второй взвод вот уже дня три. Младший сержант Стромек перевернулся на живот и продекламировал:

Двадцать две буквы на плакате: "Сегодня уж в последний раз!"

– Ох как не хочется на границу пражанам! – сказал малорослый, немного косоглазый Вашек Гула.

– Там, говорят, вервольф?

– Конечно. Это мне и нравится.

– С семейными дело обстоит хуже. Жены будут бояться.

– Так ведь мы же холостые, все отделение! – рассмеялся Ярда{1} Роубик. – Нам не надо упрашивать штабного вахмистра Вигналека, чтобы он вместо границы послал нас куда-нибудь в один из внутренних районов.

Это известие явилось совершенной неожиданностью и поразило слушателей школы КНБ{2}: курс будет выпущен

досрочно, а всех слушателей отправят на границу, чтобы усилить ее охрану и навести порядок в пограничных областях, где полно невыселенных немцев.

Риляк посмотрел сначала на часы, а потом на сидевших перед ним курсантов. Да, пограничники из этих молокососов, которым нет еще и двадцати, будут что надо! Он затоптал сигарету.

– Кончай курить!

Они в последний раз шли по улицам этого старого городка, где немецкие надписи на магазинах и учреждениях были наскоро стерты и прогуливались девушки в немецких национальных костюмах. С девушками ребята здесь не встречались: времени у них не было – все занятия и занятия. А теперь они маршировали, распевая свою любимую песню. Сегодня песня получалась не лучшим образом. На узких улочках было душно, и мысленно каждый находился уже на границе. Их отделение считалось одним из лучших в школе. И теперь они с сожалением думали о том, что скоро придется расстаться, что разъедутся они в разные места и дружбе, зародившейся в школе КНБ, придет конец. Вся их надежда была на Вигналека – командира школы, да, пожалуй, еще на вахмистра Риляка. Сумеют ли они так устроить, чтобы все остались вместе?

С песней вошли во двор казармы. Сразу бросилось в глаза, что выглядел он иначе, чем обычно...

На посту стоял Храстецкий. Прищуренными, чуть сонными глазами он следил за оживлением во дворе казармы. Из здания в здание с документами бегали командиры, просветработники и связные. У каптенармусов работы было по горло: они выдавали новое обмундирование и оружие. Подъезжали запыленные автомашины. Через открытые окна доносились телефонные звонки. Курсанты сновали по двору с уложенными походными мешками, тащили куда-то соломенные тюфяки и железные койки. Эту картину дополняли хриплые голоса:

– Квилда, ко мне! Те, кто отправляются на Квилду!..

– Эти ребята едут в Сушицы!

– Пан вахмистр, вызывает Фольмава!

Храстецкому было жарко. Он со своими ста килограммами тяжело переносил жару. "Забыли меня здесь, – с досадой подумал он, – наверняка быть мне последним. Почти все уже собрались". Из казармы доносились песни и смех. К часовому подошел Риляк и, раскачиваясь из стороны в сторону, заскрипел своими подметками.

– Храстецкий, вы можете идти. Я распорядился, что бы вас сменили.

– Пан вахмистр... Вам что-нибудь уже известно?

– Да. Какой-то Лесов, район Марианске-Лазне. Курорт, надушенные барышни, променад, – усмехнулся вахмистр. – Все под боком.

– А кто?..

– Наше отделение было лучшим. Так что – все.

– Пан вахмистр, – пришел в восторг командир отделения, – очень вам благодарен, пан вахмистр!

– Желаю тебе всего хорошего, Храстецкий! – много значительно произнес Риляк более тихим, чем обычно, голосом и, повернувшись, пошел. Внезапно он остановился. – Ты слышишь? – И махнул рукой в сторону окна, откуда неслась походная песня. – Вот черти! Никогда еще так не пели!

Храстецкий перебежал двор и ворвался в комнату. Ребята сидели на походных мешках, прислонившись к соломенным тюфякам, сложенным у стены.

– Значит, порядок, ребята?! – закричал он. И они дружно рассмеялись. Здесь были Роубик, Яниш, Гула и другие.

– Да, Храстецкий. Мы ведь тут сидели и ждали, когда ты нам сообщишь, что мы все отправляемся в Лесов. Был здесь уже Старик. На-ка, выпей. Ром солдатский напиток.

Храстецкий вытер рот.

– Мне еще надо собраться. Во сколько мы отправляемся?

И опять все расхохотались, а маленький косоглазый Вацлав Гула указал ему на походный мешок, на котором никто не сидел:

– Знай, какие у тебя товарищи! На, догоняй нас.

– Лесов, – вздохнул Яниш, – мне это название кажется несколько подозрительным. Лес... да. Это, конечно, не Вацлавская площадь{3}.

– Что поделаешь? Главное: мы будем все вместе, – ответил малыш Гула.

– Встать! – закричал вдруг кто-то. Они вскочили и встали по стойке "смирно". Командир роты штабной вахмистр Вигналек строго спросил:

– Храстецкий, что вы здесь делаете? Вы же должны быть на посту.

– Меня сменили, и я пришел собрать вещи, пан вахмистр, – доложил младший сержант. Храстецкий стоял по стойке "смирно", руки по швам, с зажатой в одной из них бутылкой.

– Вот и собирайте вещи, а ром хлестать нечего! Младший сержант набрался храбрости:

– Пан штабной... Ведь это в последний раз. Вигналек сначала оцепенел, но затем вдруг взял бутылку и, отхлебнув из нее, вернул Храстецкому:

– За вашу новую службу! Ни пуха ни пера! А пить кончайте. Здесь не место для этого.

Ребята улеглись на тюфяки и, охваченные нетерпением, принялись ждать. Только к вечеру, часов в шесть, было объявлено построение без оружия. Это был последний приказ по школе, последний и самый важный. Никто не запомнил его номера и того, о чем говорилось в вводной части. Все ждали, когда речь пойдет о заставах на государственных границах и будут названы фамилии. Наконец дело дошло и до них:

– На заставу КНБ Лесов, район Планы у Марианске-Лазне: младший сержант Роубик Ярослав, младший сержант Мачек Ярослав, младший сержант Яниш Вацлав, младший сержант Храстецкий Вацлав, младший сержант Стромек Владимир, младший сержант Гула Вацлав!

Шесть раз прозвучало громкое "Есть!", и все вышеназванные с облегчением вздохнули и перестали слушать перечисляемые фамилии. Их интересовала лишь заключительная часть приказа, где указывалось точное время отправления каждой из групп. Лесовчанам предписывалось отправиться в одиннадцать часов вечера. Возвращаться в опустевшую комнату никому не хотелось. Они улеглись в тени под развесистыми деревьями в углу казарменного двора. Это было единственное место, где сапоги курсантов еще не вытоптали редкую траву. Теперь, когда ребята знали, что по-прежнему будут вместе, волнение улеглось, и они молча курили, лежа в траве. Как будет там, на границе?

Стемнело. С гор подул прохладный вечерний ветер. Они сидели тесной группой, почти не разговаривая. Лишь около десяти часов был получен следующий приказ. Они поднялись, пошли в комнату, взяли вещевые мешки и оружие и начали строиться во дворе. В последний раз. Уходила сразу целая рота. За воротами бойцы затянули песню. Окна домов распахнулись. Люди махали руками. Около кинотеатра, откуда как раз выходили зрители, послышались громкие приветствия.

На вокзале в полутьме стояло несколько девушек. Они пришли попрощаться со своими знакомыми. Курсанты хотели лишь одного – побыстрее оказаться в поезде. Они заняли маленькое купе в старом вагоне, сложили вещи и улеглись. Было тихо и тепло. Поезд тащился медленно. Кругом – поросшие лесом горы, скрытые во мгле. Малыш Гула погасил в купе свет, обмотал ремень автомата вокруг запястья, будто делал это уже тысячи раз, и пристроился рядом с гигантом Храстецким на полке, где оставалось немного места. Ему и этого оказалось достаточно.

Это было 5 июля 1946 года.

Рассвело. Приближалась конечная станция, станция их назначения. Стали выбрасывать пустые консервные банки и остатки еды. А кругом – только лес. Ничего, кроме леса... На каждой станции выходила группа товарищей из их роты. Последняя партия рассталась с ними в Тахове. Лесовчане вытащили в коридор вагона свои вещевые мешки. Вот и маленькая станция. Перебрались через железнодорожный путь, поднялись на платформу и сложили в кучу свой багаж. Огляделись. На вокзале – ни души.

– А где же торжественная встреча? – засмеялся Стромек.

– Не нужна она нам, а вот машина в такую жару пригодилась бы, проворчал Храстецкий.

– Надо узнать у начальника станции.

Из здания станции вышел стрелочник и не спеша направился к группе курсантов с красными нарукавными повязками, помеченными буквами "КНБ". Прибывшие были весьма пестро одеты: одни в мундиры, оставшиеся от жандармов или полицейских, на большинстве же была форма немецкого Африканского корпуса Роммеля. Видимо, где-то был захвачен большой склад этого обмундирования. Только ремни и советские автоматы у всех были одинаковые...

– Вам куда, ребята?

– Да вот... какой-то Лесов. А. как туда попасть, мы не знаем. Автобус не ходит?

– Какой там автобус... Только пешком. Километров двенадцать четырнадцать.

– Тьфу ты! – плюнул Храстецкий и сдвинул пилотку на затылок.

Стрелочник пожал плечами.

– Хоть бы какую-нибудь повозку раздобыть.

Они вышли на площадь перед станцией. У сложенных штабелями бревен стояла повозка. На козлах сидел пожилой человек с замызганной белой повязкой на рукаве. Такие повязки носили немцы.

Мачек подмигнул Стромеку:

– Ты ведь был в Германии, знаешь немецкий. Так что действуй!

Стромек подбежал к повозке. Остальные наблюдали. Дискуссия между Стромеком и возчиком носила, видимо, не вполне мирный характер. Младший сержант махал руками у немца перед носом и говорил повышенным тоном. Наконец старик проворно вскочил на повозку и, объехав бревна, направил ее к курсантам.

– Я ему покажу, сукину сыну! Времени у него, видите ли, нет! возмущенно проговорил Стромек и первым бросил свой вещевой мешок на повозку. Немец тронул с места упряжку. За станцией каменистое шоссе поднималось в гору и терялось в лесу. Утомленные жарой лошади шли потихоньку. Храстецкий и Яниш соскочили с повозки и, держась за нее, пошли пешком. Они уже давно сняли куртки. Всех так сильно мучила жажда, что даже курить не хотелось. Проехали несколько деревень, но не встретили там ни души. Кое-где уже поспели хлеба, и на полевых дорогах виднелись крестьянские подводы.

Храстецкий сорвал у маленькой часовни еще зеленые яблоки и бросил их ребятам на повозку. Лошади еле плелись. Проезжали какое-то непривлекательное село. Здания домов казались чужими. Совсем к другим привыкли ребята в своих чешских деревнях во внутренних областях страны.

Выехав из этой деревни, они увидели вдали, на холме, Лесов. Немец молча показал в ту сторону кнутом. Аллея из старых деревьев поднималась на холм к селу с башенкой церкви. Да, в этих лесах, раскинувшихся вокруг, будет их дом. Здесь их ждет граница.

Они поехали по кленовой аллее, которая тянулась до самого села. Прохладный зеленый свод укрыл их от солнца. Миновали несколько хорошо ухоженных особнячков, а там, где аллея кончалась, шоссе переграждал красно-белый шлагбаум. Около него стояли три пограничника. Все были небольшого роста, в сапогах "тропико", с тяжелыми пистолетами на боку и повязками КБ. Со второго этажа особнячка спустились еще три будущих пограничника. Они с интересом рассматривали всех, приехавших на повозке. Храстецкий сунул немцу в руку банкноты. Тот снял фуражку и сказал "данке".

– Вот вы и на месте, – начал один из пограничников. – Я Хлоупек командир отделения. А это Олива и Гаек – тоже командиры отделений.

Все обменялись рукопожатиями, с интересом рассматривая друг друга.

– Здесь хорошо, – продолжал Хлоупек. – Жилищные условия сносные. Начальник заставы сейчас дома. Дайте мне свои предписания, и я отведу вас на квартиры. Там уже все готово. Вы все из школы?

– Да-, – ответил Яниш. – Наконец-то мы добрались. Замучила жажда!

– Охотно верю, – улыбнулся Олива.

Хлоупек и Олива сразу же понравились ребятам. Только Гаек показался хмурым. Он молча помог им перенести вещи.

– Теперь нас, как апостолов, двенадцать, – удовлетворенно произнес Олива. – Должны приехать еще десять человек. Ну, время еще есть. К восьми соберутся все. Те, кто еще не приехал, прибудут со станции КНБ.

Хлоупек повел их к общежитию. Они прошли мимо школы. Там расположились саперы. Они что-то строили на границе. Их было человек пятнадцать. Командовал ими поручик. В Лесове им предстояло пробыть около недели. Новички с интересом рассматривали хозяйственные постройки на перекрестке, где жил лесовский председатель Киндл, и магазин, где продавщицей была его сестра Вршкова. Вот и общежитие.

– Ну вот, ребята. Раньше здесь был трактир. Жить вам пока придется всем вместе в зале, потом найдем что-нибудь получше.

Жилье никому не понравилось. Спальня на втором этаже была буквально забита койками. На одной из них сидел парень, прибывший в Лесов на несколько часов раньше. Он представился: младший сержант Франта Манек. С первого же взгляда было видно – парень что надо. Он писал письмо, вероятно, делился первыми впечатлениями с нового места службы. Вновь прибывшие собрались в углу и держались особняком. Манеку это явно не нравилось. Первым об этом догадался Яниш.

– Послушай, иди-ка в нашу компанию. Вот сюда, поближе ко мне.

Манек, довольный, кивнул и сразу же перенес свои вещи к ним. Потом он показал новеньким во дворе колонку. Все умылись и стали осматривать ближайшие окрестности.

– Здесь будет кухня, – показывал Хлоупек. – А среди вас нет повара или пекаря?..

Все они были квалифицированными рабочими, только Яниш на гражданке покрывал лаком автомашины, а малыш Гула сапожничал.

– В лучшем случае мы можем что-нибудь подогреть, – засмеялись курсанты. – Надо бы позвать кого-нибудь из женщин. А то мы голодные как волки.

Мимо общежития прошли два солдата с девушками. Разговор у них шел на немецком языке.

– Я вижу, здесь гуляют с немками? – обратился Яниш к Манеку, который дневалил и не мог оставить комнату, потому что в ней было оружие.

– А как же. Идут в ресторанчик. Сегодня там вечер. И поесть там можно неплохо.

– Что еще за вечер?

– Ну, танцы. У солдат свой оркестр.

– А девушки эти приезжие?

– Нет, местные. Немки.

– Кто же разрешил проводить такие вечера? – взорвался горячий Стромек.

– Не знаю, мне рассказали солдаты, – ответил Манек.

– Насколько я знаю, общение солдат с немцами запрещено, – продолжал Стромек.

– Пойдем-ка к Хлоупеку, – предложил Яниш и направился к дому командира отделения. Выслушав Яниша, Хлоупек рассердился не меньше Стромека и принялся громко ругаться.

– Я им покажу! – И голос его задрожал. – Разве мы могли танцевать при Гитлере? Пусть и они, такие-сякие, пока подождут.

Уже смеркалось. Они привели себя в порядок, взяли автоматы и отправились к ресторанчику. Он находился на другом конце деревни, почти у самой границы, за ним было лишь здание таможни. По темной тропинке они быстро обошли пруд и лесопилку и уже издали услышали мелодию модной американской песенки. Первым в ресторан вошел Хлоупек, за ним – остальные. Посетители, обернувшись в их сторону, о чем-то зашептались. За столиком недалеко от дверей сидел молодой поручик. Они подошли к нему. Хлоупек отдал честь по уставу и взглядом показал на дверь:

– Можно вас на минутку, пан поручик? – И с ходу задал вопрос: – Нас интересует, кто разрешил устроить этот балаган?

– Хозяин ресторана не имеет ничего против. Вот солдаты и веселятся.

– Хозяин ресторана? – холодно усмехнулся Хлоупек. – И вы тоже?..

– Не вижу в этом ничего плохого.

– А вот мы видим. На танцевальные вечера немцев пускать запрещено. А за порядок в Лесове отвечаем мы. Я замещаю начальника заставы КНБ! Музыкантов от правьте домой. Благодарю вас.

Через полчаса в зале погас свет. Лишь у буфета осталось несколько мужчин. Это были в основном лесорубы. Пограничники попросили смущенного хозяина ресторанчика накормить их ужином. Он присел к ним, а его жена стала подавать одно блюдо за другим, хотя продовольственных карточек у пограничников не было. Хозяин ресторана Киндл доводился братом председателю и пани Вршковой, заведовавшей магазином.

Когда ребята вернулись в общежитие, там было весьма оживленно. Дневальный Манек бегал между койками и, выполняя приказ Оливы, устраивал на ночлег только что прибывших на заставу новичков. Этим повезло: в Плане они достали грузовой автомобиль. Новенькие были из Пльзеньского края, со станций КНБ. Осталось приехать еще троим... Вновь прибывшие, молодые ребята лет двадцати, были одеты как попало. У них можно было увидеть пистолеты самых разных систем и трофейное оружие, захваченное у гитлеровцев.

– Побудки утром не будет, – сказал Олива. – Построитесь по приказу командира.

Они уселись вокруг двух столов на маленькой сцене. Спать не хотелось. Интересно было познакомиться с новыми товарищами. Устроившись за столом, Олива составлял списки. Это была пестрая смесь фамилий. При свете электрической лампочки на груди Оливы сверкал большой значок Ударного полка КНБ. Повернувшись к новичкам, он сказал:

– Послезавтра вы впервые будете нести службу на границе.

– А кто там сейчас? – спросил худой младший сержант из пльзеньской группы.

– Таможенники. Все старички. Их канцелярия рас положена рядом с домом нашего командира. Они приехали сюда после войны с семьями. Есть здесь и станция КНБ. Там, в особнячках, на краю деревни. Ну, да все это вы еще увидите.

– А наш командир?

– Мы знаем его три дня. Как будто ничего. Штабной вахмистр Пачес. Он здесь с женой и двойняшками... В деревне полно немцев, выселения отсюда еще не было. Есть здесь и чехи, и словаки...

– А девушки? Олива рассмеялся:

– Я еще не составил их список. Было половина третьего, когда погасили свет. Младший сержант Манек тихонько вышел в коридор и закончил свое письмо, которое начал писать вечером. Это была его первая дневальная служба на границе.

В восемь часов утра уже все проснулись. Некоторые спустились к колонке, чтобы побриться, но у большинства такой необходимости еще не было. В основном здесь собрались безусые юнцы. Храстецкий, сидя у открытого окна, наблюдал за тем, что делалось во дворе дома напротив. Какая-то словачка кормила там кур. Из окна, куда ни глянь, виднелись леса, а вдали, на холме, какие-то дома. Он поспорил было с Янишем, что это за деревня, но их рассудил сержант Хлоупек:

– Поселок Двур. Относится к Лесову. Мы еще с ним познакомимся как следует... Старик уже на заставе и распределяет вас по отделениям. Первое отделение завтра будет нести службу.

– Пан сержант, – попросил Вашек Гула, – мы хоте ли бы служить вместе с вами. И вы не прогадаете. Мы ведь привыкли друг к другу.

– С этим все в порядке, – успокоил он их. – Мне дали второе отделение, а в нем – вы все. И не обращайтесь ко мне на "вы", я этого не люблю.

Ребята искренне радовались, что попали к Хлоупеку. Он им очень нравился, и особенно пришлось всем по вкусу его предложение обращаться к нему на "ты".

– Значит, мы идем на границу после первого отделения? – спросил Яниш.

– Да. На каждое отделение приходится по двадцать четыре часа, а на границе патрулировать будем по двое. Это приказ по всем заставам, – объяснил им Хлоупек. – А теперь пошли к дому командира!

От дома, где жил начальник заставы, весь Лесов просматривался как на ладони. Отсюда открывался красивый вид на большую часть деревни, окрестные леса и желтеющие поля. По команде Хлоупека пограничники выстроились на заросшей травой площадке у дома начальника заставы. Вскоре вышел Пачес с бумагами в руке, и сержант отдал ему рапорт. Штабному вахмистру можно было дать лет тридцать пять. У него был серьезный, почти суровый взгляд и легкая походка. На нем были жандармский френч, брюки галифе и начищенные сапоги. Он представился, поздоровался со всеми и скомандовал "Вольно".

– Что же, ребята, служба здесь не мед, тяжелая служба. Приказы мои и командиров отделений непререкаемы, ясно? Заместителем начальника заставы является сержант Хлоупек. Это вы, наверное, уже знаете? А теперь садитесь, можно курить. Нам необходимо как-то организовать нашу жизнь. Прежде всего питание. Кто хоть немного умеет готовить и хотел бы этим заняться?

Некоторые рассмеялись, другие втянули голову в плечи. Потом наступила гнетущая тишина.