Текст книги "С автоматом в руках"

Автор книги: Вацлав Янечек

Соавторы: Рудольф Кальчик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

– Руки вверх! Выходи! Быстро, не то я вас в два счета достану!

Яниш со страхом осознал, что стоит там, куда должна была угодить очередь Ивана. Это знал и Олива, поэтому он и тянул время, чтобы дать возможность Цыгану переместиться. Яниш отскочил назад. Олива тотчас же дал предупреждающую очередь. Раздались крики:

– Не стреляйте! Не стреляйте!

Из кустов один за другим выходили солдаты.

– Кругом, лапы вверх!

Их было четверо. По косогору на помощь Цыгану и Оливе бежал еще один вахмистр. Это был шофер Густа. Он подоспел в тот момент, когда Цыган, забравшись в кусты, вытаскивал оттуда оружие и походные мешки. Там оказался настоящий арсенал. Шофер связал задержанных ремнями их вещевых мешков. Солдаты были сержантами. Они испуганно смотрели на вымокших до нитки, разъяренных вахмистров.

– Куда ты шел? – кричал Цыган, обращаясь к одному из них. – К немцам? К американцам? Это твой авто мат? Лагерь и судьба агента – вот что тебя ждало! Больше ничего. И дорога обратно, и пуля или веревка. И стрелял бы ты в меня, герой. Кто твой отец?

– Кондитер.

– В какой он партии?

– В народной. Бог...

Цыган взял в руку один из захваченных автоматов.

– Это был твой, ты, христианин? А теперь говори, где подпоручик и эта женщина? Обманывать грех, ты ведь знаешь.

– Ну, давай! – взорвался Олива, видя, что тот молчит.

– Не знаю, – ответил тихо сержант. – Я вообще не знаю, где мы.

– Дома. В Чехии, ребята! – резко сказал Цыган и обернулся к подходившим пограничникам.

– Мы взяли всех! – обрадовались ребята. – Кроме женщины. Вы слыхали, какая здесь была канонада?

– Иван отведет их на заставу, – принял решение Яниш. – А мы пойдем снова. Я хочу отыскать эту даму.

Иван рассказал, как он обнаружил этих четверых. Они зарылись в листья и ждали, пока цепь пограничников пройдет мимо. Только плохо замаскировали сапоги, а Иван их не просмотрел. Теперь пограничники отправились обратно.

– Осматривать все кусты, канавы, ямы от поваленных деревьев. Держаться друг от друга в пределах видимости. Вперед!

В это время прибыло подкрепление из Тахова. Вернулся и Карлик. Вдруг откуда-то издалека со стороны границы раздался выстрел, потом второй и послышалась очередь, которую повторило эхо. Храстецкий вытер лоб:

– Кто это там дурака валяет? Неужели вздумали стрелять в женщину?

– Стромек при охране границы шутить не будет, – заметил кто-то. – Это наверняка он. А может, кто-нибудь из немцев?

Ребята опять помчались к границе, к тому месту, где находился Стромек. Увидев приближавшихся пограничников, он направился к Цыгану.

– Скандал, друг! – закричал он издалека. – Пред ставь себе... Когда о наших делах узнали в Тахове, один сотрудник контрразведки направился прямо сюда, на свой страх и риск. И вот я вижу: выходит человек из лесу, в руках автомат, одет в гражданское. Я крикнул ему, а он пустился бежать через луг. Ну я и дал парочку предупредительных повыше его макушки. Он сразу же оказался на земле. Когда я к нему подошел, он встал, достал Удостоверение и заявил, что будет жаловаться. Потом ушел с Пепиком Репкой.

– Надо же как получилось! – вздохнул Цыган.

– Я, конечно, не стал бы стрелять в него. Я бы его догнал. Он был у меня на прицеле, как заяц... А как дела у вас?

– Не хватает только дамы.

– Ну так пойдем к границе, к тому месту, где мы подстрелили одного из них. Там должны быть следы.

– Ты прав. Все ко мне! – приказал Цыган.

Возле убитого находились уже врач и прокурор. Вахмистры сносили к перекрестку все вещевые мешки, разное обмундирование и пачки патронов, собранные после панического бегства вооруженной группы. Против двенадцати человек фактически был всего один ефрейтор Карел со своей винтовкой. Уже в сумерках Штефан нашел дамскую сумочку. Она лежала у пограничного столба №21 как доказательство того, что ее владелице удалось бежать. Женщина оказалась единственной, кто не поддался панике. Она продолжала идти в западном направлении и перешла границу еще до того, как туда добрался Стромек. Жаль. Однако все равно был одержан несомненный успех. Усталые пограничники группами возвращались к дому командира. Весь Лесов был на ногах. Люди высыпали из своих домов на улицу. У дома командира собралось, наверное, полдеревни. Среди красных с каймой шапок вахмистров выделялась белая повязка на голове Руды Мразека. Ничего серьезного у него не было – всего лишь царапина от осколка гранаты.

Возле канцелярии стояла светло-голубая машина командира пльзеньского отряда. Она была не единственной. Столько машин здесь еще никогда не видели! Автомобиль Густы, покрытый грязью и со всех сторон помятый, скромно примостился у сарая.

Цыган вошел в канцелярию. Майор Бук попросил выйти из комнаты всех посторонних. Яниш хотел было отдать рапорт, но обычно строгий майор только обнял его, а всех присутствующих вахмистров похлопал по плечу. В одной комнате сидели задержанные, в другой было сложено их оружие и вещи, собранные в лесу. Какие-то люди в штатском составляли протокол. Это был прокурор и сотрудники государственной безопасности. На кровати Карлика с обиженным видом сидел перепуганный сотрудник из контрразведки.

– Как же эта женщина смогла у вас проскользнуть? – допытывался Бук у Цыгана.

– Ничего не поделаешь, товарищ майор, – стал объяснять вахмистр. – Мы были заняты в первую очередь теми, кто стрелял. А она прошла напрямик, прежде чем мы смогли принять меры. Шла наугад, одна. А может, ей была известна дорога?.. Надо разузнать, кем была эта женщина.

– Верно, – улыбнулся майор. – Она была врачом из Марианске-Лазне.

– Ну, значит, местность ей была знакома, – заметил Репка. Бук кивнул и больше об этом не говорил. Он сказал другое:

– Все равно с заданием вы справились отлично. К попыткам реакционеров перебраться на ту сторону и оттуда вредить нам мы должны быть готовы в любой момент. Если б вы посмотрели хоть один дневной отчет, сводку о том, что делается по всей границе...

В канцелярию вошел Стромек и попросил разрешения доложить.

– Я хочу объяснить, почему я стрелял, товарищ майор. По-моему, в такой момент никто просто так у границы ходить не должен. Я имею в виду товарища из контрразведки.

– Вы его немного обидели. Так мне, по крайней мере, показалось. Но я ему уже свою точку зрения высказал. Нечего ему было там делать! Вопрос этот считайте исчерпанным. И не дуйтесь друг на друга! Яниш! Ночью обеспечьте тщательную охрану границы. Утром вновь осмотрите местность, может, там что-нибудь еще осталось. Об этом случае будет сообщено в служебной информации. Об убитом не беспокойтесь. Это дело прокурора.

Возле здания остановилась грузовая автомашина. Вероятно, приехал конвой для задержанных.

– Не хотел бы я оказаться на их месте, – сказал Олива. – Солдаты. С оружием. Хотели свободы... а попа ли бы в лагерь и в руки агентов.

Поздно вечером увезли и убитого. До этого времени он лежал в покойницкой маленького лесовского костела.

Была уже полночь, но в канцелярии заставы горел свет и работа шла полным ходом. Карлика, казалось, все это не слишком воодушевляло, вероятно, потому, что не ему пришлось руководить операцией, однако он отдавал четкие и ясные распоряжения и по докладам и документам ориентировался в происшедшем.

Спать легли только около половины третьего.

– Как только вспомню, – вздохнул Храстецкий, – что эта компания была всего в ста метрах от границы и ничего у них не получилось... Сразу видно, что они вообще не знали местности. Эта баба, наверное, указывала им дорогу. И опять этот проклятый участок. Прямо какая-то магистраль...

Героем дня был Руда Мразек.

– Подумать только, – удивился Цыган, – подобрать брошенную гранату и швырнуть ее обратно! Представлял ли он, что делает? Ведь граната могла взорваться у него в руке!

– Он до сих пор в себя прийти не может, – улыбнулся Стромек.

Ответа он не дождался. Его друзья засыпали один за другим...

– Ребята, – сказала тетя Благоутова, когда они зашли к ней на следующий день, – эти солдаты были в субботу в Ходове на танцах. Девчата в деревне рассказывали. Они даже танцевали с этим доктором, или кем он там был, этот убитый.

Тетя Благоутова стала серьезной. Казалось, эта смерть взволновала ее.

– Они сами начали стрелять, – сказал Цыган. – А если бы там остался лежать кто-нибудь из нас? Наше дело – охранять границу, вот мы и охраняем. И не позволим каждому авантюристу стрелять в нас.

– Не дай боже, – ответила тетя Благоутова. – Я бы этого не перенесла, ребята. Знаете, почему мы переехали в Лесов? Случилось это сразу после войны. Отец у нас был в деревне командиром гвардии. Они собирали поле сам оружие и патроны, чтобы не было несчастных случаев. Винтовки, автоматы и пистолеты. Отец все это в саду проверял и разряжал. Однажды случайно произошел вы стрел, и пуля угодила в ногу десятилетнему соседскому мальчишке, который все время вертелся возле. Отец был в отчаянии! Каждый день ездили мы к пареньку в больницу, возили ему разные лакомства. Отца судили за неосторожное обращение с оружием. Я плакала целыми днями. Мальчик стал слегка прихрамывать, всякие мысли мучили меня... В конце концов мы решили уехать куда-нибудь, где нам ничто бы не напоминало о случившемся. Нелегко было уезжать из деревни, где мы оба родились, где жили наши родители и родственники. А теперь вот мы здесь...

– Жалеете? – спросил тихо Цыган.

– Да нет... нам здесь хорошо. И с вами, ребята. Цыган быстро сменил тему разговора. Из головы у него не выходили эти танцы в Ходове. Солдаты должны были уйти оттуда часа в два ночи. Но что произошло потом? Где они были все это время? До рассвета в понедельник?

– Где-нибудь дрыхли и присматривались к местности, – предположил Хлоупек.

Они говорили об этом в присутствии Благоутов, ничего от них не скрывая, так как во всем верили им. Благоуты умели молчать.

Надо бы нам заглянуть на обе мельницы и в особняк. Поискать там следы.

– Так ведь они признались, Вашек, – возразил Стромек, – что проспали день и ночь у какого-то ручья в лачуге. Не все ли равно, где это было?

Вскоре они покинули благодатную тень под высоким кленом во дворе у Благоутов, перешли шоссе и, шагая мимо заброшенных домов, направились вниз, к мельнице. Уже год, как в ней никто не жил. Двери и окна были открыты, кое-где протекала поврежденная кровля. Еще недавно это была добротная постройка. Теперь между камнями на дамбе росла трава. "Дому нужны люди, людям нужен дом..." – подумали вахмистры.

– Здесь отдыхать только разбойникам, – ворчал Стромек. – Во внутренних районах страны не хватает квартир, люди мечтают иметь хотя бы одну комнату, а здесь вон сколько домов, да каких отличных.

– Не каждому сюда хочется, – сказал Цыган. – И Благоуты до сих пор оставались бы там, где родились, не случись этакого несчастья. Кое-кто думает, что разбогатеет на границе. Эти люди разламывают печи, обстукивают стены, ищут сокровища, а когда ничего не найдут, убираются назад. Или, к примеру, цыгане. Разведут кос тер посреди комнаты на полу, а когда дом сгорит, отправляются в следующий. Я бы им задал!

Храстецкий обернулся к Роубику:

– А ты бы стал здесь жить?

Роубик вытащил свою голову из гигантской печи, которую осматривал.

– А ты нет? Вон сколько земли, отличные постройки, сад... Был бы только город поближе. Когда-нибудь здесь будет ходить автобус, вот увидите.

Стромек осмотрел чердак. Ничего найти не удалось. "Наверное, ночевали в маленьком особняке", – решили ребята. Его уже осматривал Иван. Они вышли из мельницы и уселись на бетонном лотке над обветшалым мельничным колесом. Из глубины пруда время от времени, охотясь на мух, выскакивала форель.

– Раздобуду удочку, – мечтал Цыган, – и отправлюсь на рыбалку. Вы знаете, что такое форель в масле? А если не поймаю форель, то уж нарушителя – обязательно.

– Еще не известно, кого раньше, – смеялись ребята. – Скорее всего Славку Благоутову. Что-то уж очень ты вокруг нее крутишься. Смотри, чтоб ее отец тебе ноги не переломал. Девчонка-то еще очень молодая.

– Вот Роубику, – защищался Цыган, – как раз и нравится самая младшая. У нее еще достаточно времени для ребят, а он и хочет прослужить в Лесове еще пять лет!

– Не болтай глупостей! – отрезал Роубик и встал. – Пошли обратно к заставе.

– Яниш, Храстецкий, почта! – закричал им из окна дежурный.

И в самом деле, Храстецкого ждало письмо от Аленки. Цыгану написали из дому. Там все было по-старому. Все те же сетования по поводу того, что он никак не приезжает. Бабушка, мол, без конца плачет, скучает. Сообщали, что посылают посылку. Письмо шло к нему через половину Чехии, с Орлицких гор. Родителей он не видел уж второй год... Как-нибудь он обязательно к ним съездит, как только станет немного поспокойнее на границе. Если б только знать, когда придет это время.

– Вот увидите, скоро оно наступит, – утешал их Стромек. – Служба будет не бей лежачего, как у таможенников.

– Не знаешь, когда? – расхохотался Храстецкий.

– Я не княжна Либуша{9}, – вмешался в разговор Роубик, – но завтра утром, ребята, этого еще не случится. И послезавтра тоже. Через год или два, возможно, тоже.

Его пророчество сбылось полностью.

Через несколько дней был получен приказ, касающийся операции против вооруженной группы. В нем подробно описывалась вся операция, отмечалась решительность вахмистров КНБ заставы Лесов, которые всем ставились в пример. Само собой разумеется, приказ был зачитан и лесовчанам. Прапорщик прочитал его от начала до конца. Изложенное строгим военным языком, случившееся выглядело несколько иначе. Больше всего всем понравилась заключительная часть: за отвагу, самоотверженность при охране государственной границы и отличное выполнение служебных обязанностей командир КНБ отделения производит ниженазванных вахмистров КНБ в звание штабных вахмистров: вахмистра Ярослава Недобу, вахмистра Рудольфа Мразека, вахмистра Вацлава Яниша, вахмистра Вацлава Храстецкого, вахмистра Ивана Оливу и вахмистра Владислава Кржовачека. Всем, получившим повышение, по очереди, учитывая положение на заставе, предоставлялся отпуск.

– Ура, ребята! Получайте!

Карлик достал знаки различия, и шесть вахмистров стали штабными вахмистрами. В их честь прозвучало "ура" на маленьком запыленном плацу перед домом командира, и друзья поздравили их. Многие сожалели, что не оказались в их числе. Так, Хлоупек, Роубик и Репка тоже заслуживали бы еще одну звездочку.

– Так, так, негодяи! – смеялся Карлик. – Быстро, быстро вы делаете карьеру. Мне пришлось пятнадцать лет прослужить, прежде чем я получил эту звездочку!

Они решили отметить это событие и собрались у Франты Киндла. Зазвучали старый патефон, гармошка Шикла и веселые голоса вахмистров. В течение часа ресторанчик заполнился до отказа. Пришли и девчата. Начались танцы, и гимн лесовчан не раз звучал в ту ночь в сольном и хоровом исполнении в обычно тихой пограничной деревне.

Цыган сидел с Яркой под могучим каштаном за маленьким особняком. Он и не подозревал, что это одно из последних их свиданий.

Так проходили месяцы и годы. Лесов для ребят постепенно стал родным. У многих вахмистров в деревне или в округе появились друзья, и коллектив, состоявший первоначально из юнцов, стал постепенно распадаться на небольшие группы. С таможенниками общий язык так и не удалось найти. Все они были люди семейные, в возрасте, степенные и не очень обременяли себя заботами о безопасности границы. К тому же многие из них исповедовали другие политические взгляды. Таможенники участвовали в патрулировании только под руководством Карлика. Они жили также в постоянном напряжении, не зная, останутся ли вообще в КНБ и на границе. Некоторые старались приспособиться к новым условиям, но делали это так рьяно, что порождали еще большее недоверие к себе. Вахмистры не любили ходить в дозор с таможенниками, хотя прапорщик, формируя такие дозоры, руководствовался инструкциями, касающимися бывших работников таможенной службы. Не все из таможенников были плохи. Взять хотя бы Алекса или Вилема, самого старшего из них. К ним можно было прибавить, пожалуй, и Шпачека. Эти рассуждали здраво, как и старый Зима.

Цыган командовал патрулем, в который входил и Вилем. Этот таможенник был на тридцать лет старше его. Вилему Яниш нравился. Обоих объединяло увлечение живописью и любовь к природе. По просьбе Вилема Цыган обращался к нему на "ты". Сегодня они вместе вышли в мглистые сумерки. В дозоре в районе Гути им предстояло провести целую ночь.

– Ну и ночь, – вздохнул Цыган.

– У меня позади таких тысячи, Вацлав.

Вилем досконально знал этот участок еще с довоенных времен: люди здесь изменились, ушли немцы, да и характер службы стал другим. Они шли, вопреки инструкции, рядом и тихо разговаривали. Это не мешало им прислушиваться к каждому шороху. Подошли к околице Гути. Когда они вышли из леса, видимость несколько улучшилась, но лежащая в долине деревенька тонула в тумане. Засунув руки в карманы, они шли по вымощенной щебнем дороге вниз, мимо лесной сторожки к перекрестку.

Цыган, поеживаясь от пробравшего его холода, поднял воротник. Не говоря ни слова, они направились к полуразрушенному зданию весовой.

Там находился их контрольный пункт. Отсюда они охраняли перекресток дорог вблизи границы. Стояла тишина, только где-то за белой завесой тумана не переставая лаяла собака. Ей, видно, не нравилась эта ночь, но лучших уже не будет. Жаркое лето кончилось, приближалась осень 1948 года. Отсюда они хорошо видели перекресток.

– Когда немного рассветет, – сказал Цыган, – кто-нибудь из нас сбегает в деревню за молоком. Я очень люблю парное молоко. Мы ходим за ним к Благоутам. А если к нему еще хрустящий рогалик...

Время в дозоре тянулось медленно. Они то и дело посматривали на часы. Им было холодно, но оставить перекресток они не могли, особенно ночью. Они-то хорошо знали, что в это время следует оставаться здесь во что бы то ни стало. Да и куда идти? В домишке было еще терпимо. Наконец над Лесовом занялся рассвет. Яниш стал думать о Ярке. Тень ее жениха, подобно стене, всегда стояла между ними, и он это хорошо чувствовал даже в интимные минуты... Мгла понемногу отступала, на горизонте можно было уже разглядеть контуры леса. Цыган пробежался, чтобы немного согреться. Вилем сидел, сгорбившись, у окошка.

– Вилем, ты не сходишь за коровьим вермутом?

– Я как раз собираюсь это сделать. Только во что взять?

– Что-нибудь я тебе дам. И заплати, чтобы не было разговоров. Потом я отдам.

Вилем исчез в тумане. Недалеко от того места, где они расположились, шоссе проходило по мостику, под которым среди всякого хлама протекал грязный ручей. Там была, по-видимому, свалка. Перекладина, соединявшая межевые знаки, была выворочена и валялась в траве. Она обожгла холодом руки, когда Цыган поднял ее и вставил в паз межевого знака. Уже стали видны и очертания деревни, запели первые петухи. Занимался новый день. Сейчас они выпьют молока и пойдут к лесной сторожке, где когда-то взяли бандитов.

Его мысли прервал шум мотора. "Кого это сюда черт несет?" – удивился он. Шум усиливался. Он взял автомат наизготовку, прищурился, чтобы лучше видеть. С другой стороны приближался Вилем. И вот показалась легковая машина, старый драндулет. Завизжали тормоза. Яниш подбежал ближе к шоссе с автоматом наизготовку. "Вряд ли он мне понадобится, – подумал он, наверное, кто-нибудь заблудился..." Сейчас послышатся извинения и разумное объяснение. Из машины выскочил мужчина и поднял руки вверх.

– Всем выйти! – закричал Цыган и отошел на несколько шагов.

Из автомашины быстро выбрались еще трое и также сразу подняли руки вверх. Цыган увидел, как Вилем поставил на землю банку из-под консервированных огурцов, полную молока, и бросился ему на помощь. Еще не было сказано ни слова и последний из четырех щегольски одетых мужчин только что поднял руки над головой, как вдруг рядом с Цыганом прогремел выстрел. Он испуганно оглянулся. Кто же выстрелил? И заметил винтовку Вилема. Это из нее прогремел случайный выстрел. Пуля угодила в шину, оттуда со свистом вырывался воздух.

– Сдаемся, сдаемся! – кричали мужчины.

– Чего ты дуришь? – взорвался Цыган, обращаясь к Вилему, лязгнувшему затвором винтовки, а потом закричал мужчинам: – Разомкнись! Кругом! Все!

– Случайно. Винтовка была на боевом взводе, – шепнул в ответ Вилем, хорошо еще, что я угодил в шину.

"Если это не перебежчики, – подумал Цыган, – скандала не оберешься".

– Куда вы ехали? – спросил он строго. Один из мужчин ответил:

– Заблудились мы в этом тумане. Хотели в Тахов, а остановились уже около шлагбаума.

Цыган заметил, что автомашина буквально набита багажом.

– Значит, заблудились? – холодно улыбнулся он. – Вилем, проверь-ка груз.

Таможенник сразу же выскочил из машины со старой крупномасштабной картой, лежавшей на переднем сиденье. Дорога из Марианске-Лазне к границе была выделена красным карандашом. Яниш демонстративно лягнул затвором автомата.

– У вас даже карта была. Ну, кто начнет? Признание пойдет вам только на пользу.

– Не удалось, – выпалил вдруг самый маленький из них.

– Собрались на ту сторону?

– Да.

– И по-моему, не издалека? Из Марианок, а?

– Да. Я буду говорить, – сказал маленький.

– Очень хорошо, – улыбнулся Цыган и приступил к обыску задержанных. Сколько раз приходилось ему заниматься этим за последние месяцы! Оружия ни у кого из них не оказалось. Только личные документы и набитые бумажники летели к ногам Вилема. Тот их поднимал и разбирал.

– Можете опустить руки, – распорядился Цыган. – Но одно неосторожное движение, и я буду стрелять. И ни слова. Вилем, займись господами!

Яниш поставил машину на обочину дороги. Задержанные между тем сели и с разрешения Вилема закурили. Троим из них было лет по двадцать пять. Четвертый, тот, что вел машину, был пожилой, уже седоватый франт. Цыган заметил мальчика в ушанке. Тот соскочил со своего велосипеда и во все глаза смотрел на них.

– Пойди сюда, Йозеф, или как там тебя. Езжай в Лесов и скажи пограничникам, чтобы приехали на по мощь. Мы здесь задержали четверых. Понял?

Мальчик вскочил на разболтанный велосипед и исчез за поворотом. Цыган уселся на каменную тумбу и закурил, посматривая на задержанных: гладко выбритые, превосходно одетые, надушенные, как дамы, руки в кольцах.

– Вилем, пойди-ка сюда, – тихо сказал Яниш. – Если эти не проболтаются, считай, что выстрела не было. Понимаешь?

– Спасибо, Вашек, – ответил таможенник. – Стыд какой! Никогда в жизни со мной такого не бывало...

Дрожащими пальцами он достал сигарету. Вскоре к ним подъехали на своих мотоциклах Пепик Репка и Франта Вевода. Четверо задержанных направились в сопровождении Цыгана пешком в Лесов. Туман рассеялся. По дороге они встретили нескольких местных жителей. Для них такое шествие, особенно после февральских событий, было не в диковинку. Вилем с Репкой пытались тем временем починить автомобиль. Задержанные не успели еще дойти по каменистой дороге до опушки ельника у Лесова, как их, тарахтя, догнала старая "Прага" с наполовину накачанной передней шиной. Вилем сидел за рулем, Репка медленно ехал за ним на мотоцикле.

Прапорщик, стоя в дверях, наблюдал за разгрузкой машины, из которой извлекали массу багажа. Дежурный отвел задержанных в канцелярию.

– Кто эти люди? – спросил Карлик Цыгана. – С самого утра работы по горло. Я сейчас вызову Зиму, пусть радуется.

Задержанные признались в попытке перейти границу, да и бесполезно было бы запираться. Они оказались официантами из Марианске-Лазне. Цыган громко рассмеялся:

– Эти официанты меня доконают! Какие это уже по счету? Так, значит, в Марианках вам не понравилось? Не получается бизнеса, а? Да что вы рассчитывали, на Монте-Карло?

Они везли с собой много дорогого белья, какое и не снилось вахмистрам, фотоаппараты, драгоценности, сигареты, изделия из кожи и дорогие костюмы. Около двенадцати ими уже занялся Зима. О выстреле не было сказано ни слова. Цыган медленно направился вдоль деревни домой и, поздоровавшись с Храстецким, крепко заснул.

В тот вечер по дороге на станцию КНБ Храстецкий встретил Ярмилу Байерову. Она возвращалась с покупками. "Странно, – подумал вахмистр, говорим мы с ней, говорим, а о Цыгане ни слова". И он решил взять быка за рога.

– Тоска зеленая так жить, – сказал он. – Женюсь я, пожалуй. Что ты на это скажешь?

– Да ты говоришь это уже год. Женись – и забудешь о скуке.

– А как у вас с Цыганом? Что вы об этом думаете? Она сразу стала серьезной и, встряхнув своими красивыми волосами, проговорила:

– Я, наверное, тоже выйду замуж. Только за другого...

– Значит, Цыгана ты оставишь?

– Он найдет себе девушку, – ответила Ярка, помолчав. – Он знал, что я помолвлена.

– Мне он об этом ничего не говорил, – задумчиво произнес Храстецкий.

– Вряд ли. Знаю я вас.

– Это же серьезное дело, Ярка.

– Он обо всем знал от меня. Была у него возможность выбора, сам он так решил. А кроме того, отец слишком большое значение придает политике. Вы совсем другие, чем он. О маме я и не говорю. Вахмистр в семье... этого и представить себе нельзя! А у Вашека будет девушка в любой момент, как только он захочет.

– Ты так думаешь? Вряд ли.

– Все обойдется. Вон у Благоутов четыре девушки. По-моему, Цыган уже выбирает себе одну из них.

– Что передать ему?

– Ничего. Абсолютно ничего. Если захочет, найдет время и все узнает от меня, – сказала она с невеселой улыбкой. – А теперь я должна идти, Вашек, не сердись.

– Разреши хотя бы проводить тебя, – предложил он и взял ее сумку с покупками. – Очень мне его жалко. Очень.

Она молча шла рядом с ним. "Значит, конец Цыгановой любви, – размышлял Вацлав. – Такой заурядный, плохой конец. Вахмистр должен уступить банковскому служащему, или кто он там такой. Только не пожалела бы ты потом, милая..."

Почти все время проходило у ребят в дозоре. Они и не заметили, как наступила осень. Солнце уже не припекало, как раньше. Золотое и теплое, освещало оно красные рябины и ярко раскрашенные листья, которые даже при полном безветрии медленно слетали на землю. У оленей начался гон. По утрам уже были заморозки; на луга, заборы и телефонные провода ложился первый иней.

Вахмистры вынули из шкафов рукавицы и шарфы. Почти все по очереди побывали в коротком, очень коротком отпуске, и никто из них дома не обещал, что скоро приедет вновь. Такую роскошь могли себе позволить только те, кто жил недалеко от Пльзеня. Крестьяне запахивали стерню на полях, возили из леса дрова. Теперь уже никто не засиживался на лавочках, каждый искал тепла. В столовой уже не стоял кувшин кислого молока, такого приятного в горячие летние дни. Только сестра Карлика продолжала регулярно приезжать, для нее время года не имело никакого значения.

Вилем выходил в эти дни на природу рисовать. Его обычно сопровождал Цыган, его помощник и поклонник. У Цыгана было теперь много свободного времени: встречи с Яркой прекратились. Зато Храстецкий и в самом деле решил жениться. Время его свадьбы приближалось. Он все чаще ездил в Пльзень. Ребята немного ворчали по этому поводу, но по-прежнему держались вместе.

Иван Олива завел новое головокружительное знакомство в соседнем Ходове. Теперь это была дочь венского портного. Она элегантно одевалась и ездила в роскошном американском автомобиле. Говорили, будто в Вене она была замужем за американским офицером. Это знакомство пришлось лесовчанам не по вкусу: черт знает, что могло за ним крыться. Однако ребята молчали. Иван почти выбыл из их компании. Что поделаешь? Они жили в Лесове уже третий год. Теперь это были не просто веселые юноши, как в первые недели и месяцы. Все они возмужали, стали более спокойными и решительными. Выявились и различия между ними...

Пока еще ни один месяц не прошел спокойно, и это было хорошо: служба не казалась монотонной, и они день ото дня все больше осознавали свою роль на границе. Прошли те времена, когда они отвиливали от службы. Ребята уже не боялись темных ночей, не мучило их чувство одиночества и опасности. Улучшилась и их экипировка. Передатчики с той стороны границы продолжали заманивать чехов и словаков в "страну свободы". Но лесовчане стояли на страже. Они привыкли к лесовской заставе, к ее жизни. Только Карлик стал мечтать перейти на другое место и все ждал, когда удовлетворят его просьбу. Однако шансов на успех у него почти не было. Командиров не хватало, а у молодых, считалось, еще нет опыта, хотя на деле это было не так. Да, они не служили при трех режимах, как большинство их начальников, но они были коммунистами и от всего сердца хотели видеть свою страну социалистической.

Осенью они задержали женщину с ребенком, которую проводник пытался перевести через границу. Стромек стрелял в него в темноте и, как оказалось позже, слегка ранил в ногу, так что агенту пришлось обратиться в Баварии к врачу. Кем он был, никто не знал.

"А что, если это был Дядя?" – предположил Хлоупек, который всегда мечтал задержать опасного агента. Сверху о Дяде ничего не сообщали, как будто он сквозь землю провалился, но в Лесове о нем не забыли...

Как это ни странно, вот уже несколько дней на границе было спокойно. Даже ни один обычный перебежчик не попал никому из них в руки.

– Пятница и вдобавок тринадцатое число. Вдвойне несчастливый день, протянул Храстецкий, вставая с постели и собираясь в наряд. Он шел вместе с бывшим таможенником Алексом.

– Идешь к Гути? – спросил Цыган, игравший со Стромеком в домино.

– Ага, а Вашек Коварж – к двадцать второму. Вот и все... Завтра личный состав заставы увеличится на одного человека. К прапорщику приедет его барышня.

– Сестра?

– А кто же еще?

– Ну, господа, адью, – распрощался Вацлав. – Пан Храстецкий направляется на службу.

– Служи хорошо да приведи кого-нибудь. И в нашей бедной хатке сразу будет веселей, ребятки! – прокричал вслед ему Цыган.

Патруль шел вдоль ручья к Гути. С Алексом в дозоре было хорошо. Храстецкий знал, что скучать ему не придется: таможенник каждый раз рассказывал фантастические истории из тех времен, когда таможенная стража только начинала свое существование. При этом он никогда не повторял одну и ту же историю дважды. Они прошли к западной окраине деревни, где у перекрестка дорог находился их пост. Именно такие места чаще всего контролировал командир: здесь он мог легко найти патруль.

Ночь прошла спокойно. Наступали холода, но ребята согревались от быстрой ходьбы, шагая с одного края деревни на другой. Под утро они зашли в полуразрушенный дом, где в прошлом году были задержаны два бандеровца. Храстецкий осмотрел следы в стене и на печи, оставленные автоматом Роубика. В этом здании патрули обычно чем-нибудь подкреплялись или даже кипятили чай во время положенного им отдыха, при этом перекресток всегда оставался в поле их зрения.