Текст книги "С автоматом в руках"

Автор книги: Вацлав Янечек

Соавторы: Рудольф Кальчик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

В понедельник утром к нему пришел Храстецкий.

– Товарищ штабной, – сказал он смущенно, – як вам с заявлением... Нужна рекомендация.

Цыган знал, что лежит перед ним на столе. Это было заявление штабного вахмистра Вацлава Храстецкого с просьбой перевести его на станцию КНБ в район Пльзеня.

– Ты ведь знаешь, Вашек, что рекомендацию я тебе дам, – ответил Цыган с невеселой улыбкой. Он хорошо понимал, что в тот день, когда Храстецкий уедет из Лесова, будет дописана последняя страница их большой и прекрасной дружбы.

V

В начале мая в маленьком лесовском костеле венчалась Ярка Байерова. Все пограничники во главе с Цыганом с автоматами на плече сомкнутым строем промаршировали к массивным дверям костела. Вахмистры посматривали на командира: вот, Вацлав, твоя любовь пойдет к алтарю с другим. Однако лицо их командира казалось бесстрастным: оно не выражало ни волнения, ни грусти, ни гнева. И когда новобрачные вышли из костела, Яниш первым их поздравил. Ярка была очень бледной. Она попыталась улыбнуться, но безуспешно. Салют из автоматных очередей провожал ее до самого дома. Цыган тоже салютовал в ее честь, направив дуло автомата в весеннее небо.

С двумя бутылками домашней сливовицы к ним подошел старый Байер.

– Ну, молодые люди, я приглашаю вас всех к нам на вечер. Отпразднуем как следует это событие. Чокнемся? – обратился он к Цыгану.

Они выпили по стаканчику. Лесничий пожал плечами:

– Что поделаешь? Все получилось иначе, Вацлав. Выпили еще.

– За здоровье Ярки и за счастье их обоих! Пусть мирной и спокойной будет вся их жизнь! – произнес Яниш, и слова его были искренними.

Ярка и в самом деле была уже в прошлом. Вспоминая о ней, Яниш не испытывал уже боли, как это бывало когда-то. Последний танцевальный вечер он провел со Славкой Благоутовой. Это была девушка иного склада, искренняя, откровенная. Яниш пообещал лесничему прийти на свадебный ужин, хотя знал, что не сдержит своего слова: он собирался к Благоутам.

Однако туда он не попал. Старый Липар привел на заставу двух молодых людей, которые, видимо, полагали, что у вахмистров такие же часы работы, как и у каменщиков, а потому отправились в воскресенье из Пльзеня с намерением перейти границу. Район Двура охранялся патрулем, но двое перебежчиков даже не добрались до вахмистров, встреча с которыми была бы неминуемой. В полукилометре от наряда они наткнулись на Липара, который как раз возвращался от своего брата из Ждара. Липар сумел взять их голыми руками и привел на заставу. Так Цыгану пришлось распрощаться с мыслью пойти в гости к Славке Благоутовой, а Ивану Оливе – на Яркину свадьбу. Они сидели в канцелярии, допрашивали задержанных и составляли протокол. Старый Зима ругался на чем свет стоит, когда его потревожили за свадебным столом:

– Не могли выбрать другой день! Послушай, Богоуш, – обратился он к опытному вахмистру Гендриху, – сделай это сам. Большого искусства здесь не требуется. Ты все это так же знаешь, как и я, а я потом подпишу эту бумажонку. Ну, не таращи так глаза, выпей-ка лучше! Засыпая поздно вечером, Цыган слышал доносившиеся издалека пьяные голоса и нестройное пение свадебных гостей: "Сколько ты со мной гуляла, сколько ты со мной стояла, только, видно, не судьба, за другого замуж ты пошла..."

"Что поделаешь?.. Вышла замуж, вышла, выбрала другого... Лучше вовремя распознать женщину, чем потом..." – убеждал он сам себя и изо всех сил старался побыстрее уснуть. Стромек вернулся со свадьбы под самое утро и пытался разбудить Яниша.

– Послушай, Вашек...

– Отстань, – заворчал на него Цыган.

– Она все время была такой грустной, будто ждала тебя. Все время была такой грустной, понимаешь?

– Иди спать!

– Иду, иду, – отвечал тот, с трудом раздеваясь. – Если бы ты ее видел... Каждому было ясно, что ей не до смеха.

Яниш промолчал. В комнате запахло сливовицей.

Небо над Двуром покрылось тучами. Был душный летний день. Роубик и Руда Мразек отправлялись в наряд.

– Будет гроза, – заметил Роубик, показывая в сторону леса, над которым собирались тучи. Мразек вытер вспотевшее лицо и надел автомат на ремень.

Единственным незагоревшим человеком на заставе был Ярда Штрупл, вечно сидевший в канцелярии над бумагами, однако в последние дни и его кожа стала приобретать коричневый оттенок. Цыган приказал Штруплу тоже ходить на контроль патрулей, чтобы он хоть немного бывал на свежем воздухе. Сейчас писарь и дежурный торопились закрыть окна в здании штаба, так как приближалась гроза и вдали гремели раскаты грома. Над Двуром блеснула молния. Лесовчане поспешили с полей к своим домам, чтобы спрятаться под крышей. В канцелярии воцарился полумрак. Сидевший там Иван Олива выглянул в окно:

– Погода как раз для нарушителей границы.

– Когда начнется ливень, ничего не будет видно на расстоянии шага, – с досадой сказал Мила Шикл: его с Коваржем ждал ночной наряд.

– Ничего не поделаешь, Мила, – ответил Цыган. – Вам предстоит охранять район Двура, готовьтесь.

Вашек Коварж про себя проклинал предстоящий тяжелый наряд, и в первую очередь его огорчало обмундирование. Резиновые сапоги и плащ во время дождя пригодятся как нельзя кстати, но, когда гроза кончится, плащ придется таскать с собой, а ноги в резиновых сапогах моментально взопреют. Двадцатичетырехчасовой наряд в таких сапогах выдержать вообще нельзя, но и двенадцати часов бывает достаточно, чтобы вымотать человека. Стромек как-то проходил весь день босиком, перебросив связанные резиновые сапоги через плечо, а в другой раз он взял старый поломанный зонтик, из-за чего у него были стлокновения с Павелкой.

– Ну и сумасшедший этот Стромек! – улыбнулся Цыган, глядя в окно. Сегодня только вернулся из на ряда, как отправился пешком на свидание в Тахов, а ту да и обратно – двадцать четыре километра. – Первые тяжелые капли смочили пыль. – Как пить дать угодит под ливень.

В этот момент погас свет.

– Черт побери! – выругался Штрупл. – Наверное, выключили перед бурей.

Цыган и Олива надели длинные, доходящие почти до пят плащи и побежали в столовую на ужин. Коридор стал мокрым от воды, стекавшей с плащей, уже висевших на вешалке. Мачек зажег свечи. Буря за окнами свирепствовала вовсю, потоки воды с шумом обрушивались на землю.

– Хлеба полягут, – заметил кто-то. Цыган узнал голос Роубика.

В столовую вбежали Храстецкий и Гофман. Они были в наряде налегке и попали под ливень, когда не спеша возвращались домой.

– Я промок насквозь, – отплевывался Храстецкий.

– Неужели вы не могли где-нибудь укрыться? – удивился Роубик.

– Не могли, – раздраженно ответил полураздетый Гофман. – Хотелось бы мне оказаться дома, у мамочки.

– Ну и ливень! – проговорил Храстецкий. – Махну я на все рукой и пойду в трусах.

Он большими глотками выпил горячий чай, который приготовил Мачек. Повар улыбнулся:

– То-то Алена рот раскроет, когда ты ввалишься к ней в исподнем...

– Ну так одолжи мне шмотки, – проворчал Храстецкий, и Мачек охотно предложил ему даже белый фар тук. Вацлав взял только куртку и брюки. Гофману ничего не досталось. Храстецкий уже собирался уходить, когда в комнату вошли промокшие до нитки Коварж и Шикл. Цыган вскочил из-за стола:

– Что вы здесь делаете? Вы должны находиться в районе Двура.

– Мы были там, Цыган. Объявляй тревогу. Перед самой грозой кто-то прошел в направлении Планы. Прокеш видел его, когда закрывал окна.

Цыган взглянул на ребят и стал одеваться.

– Он был во всем кожаном?

– Нет. Шел налегке. Одет был в голубую спортивную куртку.

– Чего же вы не сообщили об этом по телефону, черт побери?

– Так ведь он не работает, и света нет.

– Ребята, а я одолжил Вашеку свои вещи, – запричитал Мачек. – Если б знать, что предстоит такая операция...

– Одеться! Всех позвать сюда – и в путь! – приказал Цыган. – Коварж и Мила, вы дуйте ко второй мельнице и займите там позицию у ручья. Храстецкий и Гофман пойдут вместе со мной на Двур. Олива с Тондой – к тому лесу, где тогда попался этот тип, и выходите, Иван, на дорогу. Не может же он идти лесом! Вевода и Роубик, в Ходов! Проверять любого и каждого до самого утра! Мачек, беги на станцию к Зиме и все расскажи ему.

– Пусть кто-нибудь спустится к мельнице у дерев ни, – посоветовал Храстецкий, и Яниш направил туда Штрупла и Мачека: это ближе всего, так что утром повар сможет приготовить завтрак.

– В случае чего – стрелять! Мы все знаем, кто где. Они выбежали из столовой. Гроза утихала, только время от времени опять начинал идти дождь. Воздух был чистым, начало уже смеркаться. Цыган и Храстецкий побежали через сад вниз к ручью, прямым путем на Двур.

– Я так и знал, что в Двуре обязательно что-нибудь случится, отплевывался на ходу Храстецкий, делая мощные скачки вслед за Янишем. Бежать по слякотной полевой дороге было скользко. По бревну, которое они сами когда-то туда принесли, они перешли мутный бурлящий ручей. На небе загорелись первые звезды, но пограничники не видели их. Мокрые ветки стегали по лицам. Ребята уже промокли насквозь: особенно стокилограммовый Храстецкий. Горя нетерпением, теперь он мчался впереди. Вот и шоссе. Еще двести метров – и они на горе. Вдруг Храстецкий резко остановился, и Цыган наткнулся на его мокрую спину.

– Кто-то бежит внизу, – прошептал Храстецкий.

Человек приближался, на каменистой дороге был слышен каждый его шаг. Цыгану даже показалось, будто он видит, как тот бежит вниз по ложбине.

– Стой! – закричал Храстецкий и поставил автомат на боевой взвод.

– Не дурите, ребята. – Они узнали голос Стромека.

– Что ты здесь делаешь? Ты же пошел в Тахов!

– Я вернулся из-за грозы, хотел попросить плащ у Прокеша и от него узнал о случившемся.

– Пистолет у тебя есть? – спросил Цыган. – Покажи! Годится, пошли с нами.

В деревне царила тьма. После бури наступила тишина. Стромек тяжело дышал.

– В сторону Тахова он не пошел, а то бы я его встретил.

– Прокеш видел, как он направлялся к Плане.

Они побежали по лугу мимо домишек, через ограды и кусты и наконец оказались на шоссе. Там остановились.

– Он наверняка здесь шел, – сказал Храстецкий. – Только ливень все смыл, все следы. Он был здесь на два часа раньше, чем мы. Я предлагаю пройти дальше по шоссе и заглянуть в большую кормушку для оленей, а также на старую лесопилку наверху. Ребята уже давно на перекрестках и в Ходове.

Они помчались дальше по шоссе, которое шло то вниз, то взбиралось на холмы. Было не так уж темно, как им сначала показалось. Мостик, где когда-то проходил Дядя, давно уже починили. Под ним бежал такой же бурный поток, как и в тот раз, когда они впервые напали на след Дяди. Около большой кормушки ребята остановились. Гофман посветил большим фонарем. Остатки сена, намоченного дождем, заглушали их шаги. Они внимательно все осмотрели, кормушка была пустой, никаких следов.

Ребята вернулись на дорогу и прибавили шагу. Была здесь еще старая, наполовину разрушенная лесопилка. Они вышли из лесу. Перед ними раскинулись заболоченные просторы. Вдалеке чернела лесопилка. Сначала они обошли здание. Большие дубовые двери были распахнуты настежь. Ребята вошли внутрь, только Стромек остался снаружи наблюдать за окрестностями. Однако и здесь не было никаких признаков того, что кто-то искал тут убежища от грозы: на покрытом слоем пыли полу остались бы отпечатки ботинок. Как поступить дальше? На своем участке они предприняли все, что было возможно. Куда идти теперь? Что делать? Пока они здесь стоят и рассуждают, ребята внизу, наверное, что-нибудь разузнали. Цыган обдумывал, как поступить. Храстецкий предложил:

– По-моему, нам надо разделиться. Двое пойдут в направлении Ходова, а двое – на Плану. Нам нельзя долго размышлять. Надо идти до самой Планы с обеих сторон. Если тот тип не ждал, пока кончится дождь, а продолжал свой путь, значит, он идет наверняка. Его целью может быть только Плана.

– Хорошо, – одобрил предложение Цыган, – я с Владой пойду на Плану, а вы двое – на Ходов. Внизу вы встретитесь с ребятами. Нет смысла идти по местности, шагайте по шоссе.

Стромек со злостью отбросил промокшие сигареты. Яниш предложил ему сухие и стал шарить по карманам в поисках спичек. Гофман осветил часы, потом курильщиков и вдруг бросился обратно через луг к лесопилке. Спустя несколько секунд он вернулся.

– Спички, ребята! – ликовал он. – Я знал, что найду там что-нибудь.

Он осветил коробочку спичек, которую держал на ладони.

– Немецкие! Из рейха!

– Мокрые, – заметил Цыган. – Где они лежали, Вашек?

– У самых дверей в первой комнате.

– Значит, кто-то там был. Назад! – приказал Цыган, и четверка пограничников вернулась на лесопилку. Гофман показал, где нашел спички. Стромек осмотрел потолок. Дождь не мог попасть в комнату.

– Отсырели они не здесь, – заметил Гофман. – Кто-то их выбросил, как Стромек свои сигареты. Потому я и вспомнил о них.

Все вернулись на дорогу.

– Пойдем, как я говорил, – решил Цыган и спрятал спичечный коробок в карман.

Ребята бросились в темноту. След, на который они наткнулись, вновь разжег в них азарт, придал новые силы. Они прошли по скользкой обочине грязной дороги и остановились на холме, где росла одинокая сосна. В это время внизу, в долине, прогремел в отдалении выстрел, за ним второй. Цыган и Стромек вздрогнули и посмотрели друг на друга.

"Кто там мог стрелять? – размышлял Цыган. – Наверное, Иван. Что-то случилось. Храстецкий сейчас будет там, он идет прямо к ним и, конечно, тоже слышал..."

– Мы туда пойдем? – спросил Стромек.

Ему не хотелось идти на Плану, но Цыган был неумолим.

– Если там кто-то есть, то ребят там достаточно, чтобы справиться. Но ведь этот тип мог пойти, и нашей дорогой...

Не говоря больше ни слова, Цыган продолжал путь. Стромек следовал за ним.

Храстецкий бежал лугом к Лесову, когда услышал выстрел. Несколько секунд он прислушивался, не вернется ли Яниш, а потом бросился в сторону ручья. За второй мельницей он встретился с Оливой.

– Ты стрелял? – закричал он Ивану, который так быстро поднимался по косогору, что Тонда отстал от него.

– Нет, Вашек. Это откуда-то со стороны Ходова. Там Роубик и Франта Вевода!

– Мы думали, это ты палишь, – сплюнул Гофман.

– А где Цыган?

– Он пошел на Плану. Кто-то был на старой лесопилке. Мы нашли там мокрые немецкие спички. Тогда мы разделились и вдруг услышали выстрелы.

– В Ходов! – приказал Олива.

Четверка пограничников во главе с Храстецким направилась по грязной дороге вдоль ручья к Ходову. Возле крайнего дома их встретил яростный лай собаки, не привыкшей к таким поздним гостям. Они тихо прошли мимо садов.

– Стой! – вполголоса приказал кто-то из ложбины.

– В чем дело? – резко ответил Храстецкий.

– Идите сюда, ребята, – сказал из темноты голос Роубика.

– Это ты стрелял? – спросил его Олива.

– Да. Только не здесь, а еще там, возле ручья. Пойдем, покажу кое-что.

Роубик осветил перед собой размокшую от дождя землю. В грязи отчетливо отпечатались следы ботинок. Они вели к деревне. Кто-то прошел туда после дождя, иначе бы сильный ливень смыл следы.

– Кто мог идти от леса к деревне после ливня – это ясно, – заметил Иван. – А вот куда он шел, неизвестно.

На другом краю деревни в одном из домов загорелся свет.

– Это трактир, – сказал Роубик. Свет в окне опять погас, и Роубик снова наклонился к следам.

– Если этот тип остановился в деревне, мы его разыщем, – сказал Храстецкий, дрожа от холода. – Ну, а если он двинулся дальше, наше дело плохо. Ведь он мог пойти и в направлении Марианок.

Олива молчал, раздумывая, потом закурил, пряча огонек сигареты. Где-то у трактира залилась лаем собака. Деревня спала. Промокшие пограничники изучали следы на земле. Эх, была бы сейчас хорошая собака-ищейка! Но такой собаки не было, а они стояли в темноте, в грязи, перед темными домишками.

– Кто это там зажигает свет в трактире? – нарушил молчание Олива. Через секунду свет опять погас. – На сколько я знаю, все там живут на первом этаже, а отец Эрики спит в задней комнате. Наверху находятся только комнаты для гостей. Кто бы это мог быть там так поздно?

– А ты точно знаешь, что наверху никто не живет? – спросил многозначительно Храстецкий.

– Абсолютно, – ответил Олива. – Однажды я там был... У нее.

– А может, кто-то остановился у них? – предположил Роубик.

– В этой дыре в будний день? – рассмеялся Храстецкий. – Да там никто никогда не ночевал, кроме Ива на. А ведь мы имеем право посмотреть, что там происходит? Как вы думаете? Пусть хозяин скажет, что у него нет гостей, но, раз наверху зажигался свет, мы должны проверить, в чем там дело.

Они обошли деревню и задворками подошли к трактиру. Олива остался у черного хода, Гофман встал у входной двери. В одной из комнат было полуоткрыто окно. Храстецкий, не говоря ни слова, показал на него Роубику. Тот постучал в окно спальни хозяина. Ответа не последовало, лишь зажегся слабый свет. Наверное, настольная лампа. Окно медленно открылось. Вахмистры тем временем спрятались, перед домом остался один Иван Олива.

– Это я, пан Фримл, – отозвался он.

– Что так поздно? – услыхали они сердитый голос.

– Да есть маленькое дельце. Есть у вас кто-нибудь наверху?

Хозяин не ответил и в свою очередь поинтересовался:

– Почему вы об этом спрашиваете?

– Да просто так. Разыскиваем мы кое-кого. Не просился ли кто у вас переночевать?

– Нет.

– Хозяйка ваша дома? И дедушка Прохазка тоже?

– Спят здесь, внизу, можете сами убедиться. – И хозяин трактира хотел было закрыть окно, но Иван, сорвав с плеча автомат, сказал:

– Откройте, пан Фримл. Именем закона!

– Сейчас. Подождите минуточку, дайте одеться! Прошло довольно много времени, прежде чем хозяин открыл дверь. Ребята терпеливо ждали. Они знали, что улизнуть никому бы не удалось. Олива сразу же направился к деревянной лестнице, ведущей на второй этаж. Фримл включил свет на лестнице и настежь открыл двери всех трех комнат. Три постели сияли чистотой.

– Это все, господа, – спокойно сказал Фримл. Роубик прошел по комнатам. Нигде никаких следов.

Олива остановился в задней комнате. Постель в ней показалась ему застланной не так старательно, как в остальных комнатах. Заметил он и торчащий угол простыни. Медленно вошел в комнату, оставив дверь распахнутой настежь. Осторожно засунул руку под перину. Постель была еще теплой. Иван резко повернулся к хозяину трактира и направил автомат ему в лицо. Фримл отшатнулся и глазами показал на дверь, ведущую на чердак. На полу у двери валялся кусок свежей газеты. Иван открыл в коридоре окно, выходящее во двор, и тихонько свистнул.

– Здесь он. Будьте внимательны. А вы, пан Фримл, откройте-ка эту дверь!

Хозяин нерешительно нажал на дверную ручку и отступил в сторону. Иван крикнул в черный проем двери:

– Вы окружены! Руки вверх! Выходите в коридор! Ответа не последовало.

– Выходите, а то будем стрелять!

На чердаке было тихо. Олива лязгнул затвором автомата, то же самое вслед за ним сделал Роубик. Со двора до чердака тоже донесся холодный металлический звук.

– Считаю до трех! – повысил голос Олива.

И вот на чердаке послышались медленные, осторожные шаги. Кто-то шел к лестнице. Олива и Роубик отошли от двери. Их пальцы лежали на спусковых крючках автоматов. Хозяин, белый как мел, стоял у полуоткрытого окна. Кто-то спускался по лестнице. Сначала они увидели промокшие ботинки, потом мокрые, забрызганные грязью брюки, темно-синюю куртку и, наконец, лицо. Знакомое лицо. Это был Барак.

– Если вздумаешь пошевелиться, – тихо сказал Олива, сохраняя невозмутимое выражение лица, – я тебя нафарширую свинцом. В этом можешь не сомневаться. Ребята внизу будут рады встрече.

– Встать лицом к стене! – приказал Роубик. Осторожно и тщательно они его обыскали. Оружия у

него при себе не оказалось. В этот момент возле дома остановился автомобиль, из которого выскочили Цыган и несколько сотрудников государственной безопасности из Планы. Они увидели пограничников у трактира и подоспели в самый нужный момент.

– Дай-ка лапы, – процедил сквозь зубы Стромек и достал наручники. Барак молча протянул руки. – Что у тебя с собой?

– Портфель, – услужливо ответил хозяин, прежде чем Барак успел вымолвить слово.

– Вас эти браслеты тоже ждут, – улыбнулся ему Цыган. – Если не сегодня, то завтра.

Шофер из Планы воскликнул:

– Я же его знаю! Он ведь у нас служил. Товарищ вахмистр...

Из темноты вышел человек в штатском.

– А, знакомый, – проговорил он спокойно. – Будет, пожалуй, лучше, если мы тебя сразу же возьмем к себе. Время не терпит, да и ребята, по крайней мере, отдохнут.

Конвоировали задержанного Стромек и Храстецкий. Яниша успех окрылил. Может, наконец-то прояснятся те загадочные случаи, в отношении которых до сих пор строили лишь предположения. И добились этого ребята самостоятельно, хотя порой, казалось, уже теряли всякую надежду. Олива тем временем присматривал за хозяином, удобно устроившись напротив него за бильярдным столом.

– Четыре пива, если вас это не затруднит, – сделал он заказ.

Ждали Стромека и Храстецкого. Промерзшие, усталые и невыспавшиеся, они вернулись из Планы только на рассвете.

– Поехали домой, – сказал Цыган. – Шофер спешит, а я должен еще написать кучу рапортов.

У мельницы они остановились, и Яниш велел Стромеку, как и было условлено, дать очередь из автомата. Это был сигнал об окончании операции. Стромек стрелял и кричал во все горло. Эхо возвращало грохот выстрелов и его голос. Цыган не стал дожидаться утра и попросил соединить его по телефону с Содомой. Поначалу прапорщик был раздражен, но тон его резко изменился, когда Яниш доложил о результатах ночной операции.

. – Сейчас я к вам приеду, – сказал Содома и повесил трубку.

Ребята разошлись, но Цыгану еще предстояла работа. Он взял журнал заставы и, хотя глаза его слипались, коротко, но точно записал в пего все о проведенной операции. Лучше всего получилась у него заключительная часть... К этой записи он приложил подтверждение, что бывший вахмистр КНБ Йозеф Барак передан им станции КНБ Плана в Марианске-Лазне. Хозяином трактира, как ему сказал Стромек, органы государственной безопасности займутся завтра.

Содома провел на заставе весь день. В полдень вернулся ездивший за покупками интендант Тонда. Он сообщил, что хозяина трактира уже увезли.

– Если понадобится, будите меня хоть среди ночи, – сказал Цыгану прапорщик, прощаясь с ним.

Большинство вахмистров так устали, что даже не пошли в столовую. Один за другим они улеглись спать. Цыган тоже бросился на койку и сразу же уснул. На границу в тот день вышел только один патруль.

На станцию КНБ в Лесов приехали сотрудники государственной безопасности из Марианске-Лазне, чтобы расследовать некоторые обстоятельства всего случившегося в последнее время в деревне и на заставе.

Зима послал за Цыганом.

– Стромек и Вашек, пойдете со мной, – позвал Яниш товарищей. К ним присоединился Олива.

У Зимы сидели трое в штатском. Один из них, уже пожилой, представился как надпоручик Крал.

– Это как раз те четверо, которые участвовали во всех этих делах, улыбнулся Зима. Вахмистры уселись.

– Начну с того, – сказал надпоручик, – что Карлик и Барак действовали, вероятно, заодно. Задержание вами этого набожного дезертира позволило выявить некоторые связи.

Надпоручик, наверное, думал этим удивить ребят, но ошибся. Стромек только кивнул головой:

– Так мы и предполагали.

– Барак, следовательно, знал о махинациях Карлика.

Как это произошло, еще не совсем ясно. Надо устроить очную ставку. Совершенно определенно можно сказать, что Карлик был инициатором многих переходов через границу и самым прямым образом способствовал им.

Вот это сообщение надпоручика действительно произвело на них сильное впечатление. Они недоумевающе смотрели друг на друга: ну да, эта его сестра, частые визиты, поездки к границе, подозрения Храстецкого, тот третий...

Зима только посмеивался: он-то узнал обо всем еще до их прихода.

– Эта женщина, – начал Крал не спеша, – была ему не сестрой, а любовницей.

– Мы это подозревали, – заметил Цыган. – Потом вам расскажем обо всем...

– В последние месяцы многий из "бывших людей" Кладно смылись на Запад. Потом от них стали приходить письма – из Германии, Франции и других стран. Это, понятно, заинтересовало наших ребят. Они стали искать, кто же из жителей Кладно выполняет роль проводника, где начинается тот канал, что ведет за границу. Долго их усилия не давали никаких результатов. Потом обнаружилось, что некоторые из бывших полицейских и жандармов Кладно служат теперь на границе. Мы принялись осторожно прощупывать одного за другим. Так добрались и до Карлика. Второй конец оказался здесь, в Лесове. Стали изучать методы работы Карлика и его помощников. Его любовница – дочь крупного торговца. Она регулярно приезжала к нему в Лесов, и не одна...

Цыган хотел было что-то сказать, но Крал движением руки остановил его и продолжал:

– Несколько раз мы следили за ней от Кладно до Лесов. Разведенная пани Кихлова, любовница Карлика, по пути в Лесов всегда делала только одну единственную остановку – в ресторане у Стржиба. Там ее каждый раз ждал спутник, которого присылал туда ее бывший муж.

– Как это? – вырвалось у Цыгана. – Мы только однажды обнаружили следы, а вы говорите, что границу переходили многие... Мы столько времени провели на границе!..

Надпоручик улыбнулся и развел руками:

– Им приходилось мириться кое с какими неудобствами: в багажнике этой великолепной большой машины надо было выдержать до самого Лесова. Там подсаживался горевший нетерпением Карлик и ехал со своей дамой к границе... нарвать брусники, собирать грибы или любоваться заходом солнца. Какие еще объяснения придумывал он, чтобы дурачить вас?

– Так вот что означали эти прогулки! – Стромек по стучал себя по лбу.

– И не только это, – припомнил Цыган. – А отмена патрулирования в районе пограничного столба номер двадцать два?..

– Именно так, – подтвердил надпоручик. – Потом достаточно было вытащить пассажира из багажника и пожелать ему счастливого пути. Не бесплатно, конечно. Наличные приходовала "сестра" Карлика. Оригинальная троица: она, любовник и бывший муж...

– Однажды я оказался совсем рядом с этой свинской компанией! – вспыхнул Храстецкий и рассказал надпоручику о преследовании раненого кабана и о том, кого видел у пограничного столба № 22.

– Этого нельзя было так оставлять, вы должны были что-нибудь предпринять, – упрекнул его надпоручик.

– Сейчас легко об этом говорить, когда все ясно, – проговорил Цыган. Но вы войдите в наше положение. Ведь он был командир... Ну, а что Барак?

– Сейчас его допрашивают в Праге. Мы пока ничего не знаем. Известно только, что между ними существует какая-то связь.

– Обидно, что оба были в наших руках, в корпусе, – нахмурился Яниш. Надпоручик продолжал;

– Не огорчайтесь, ребята. Это ведь классовая борьба, а теперь, после февральских событий, она особенно обострилась и усиливается с каждым днем. Буржуазия по терпела поражение, но не смирилась с этим. Она продолжает сопротивляться. В первую очередь надо очистить наши ряды от чуждых элементов. Такая ответственная задача ложится на вас, на тех, кто целиком и полностью предан социализму. Такие, как вы, должны составлять Корпус и чем быстрее, тем лучше... Один – бывший жандарм (не сердись, товарищ Зима!), любовник дочери крупного торговца, второй – глубоко верующий человек. Ну разве место им в Корпусе? Подобные люди легко идут на измену.

– Как можно ошибиться в человеке, – задумчиво проговорил Зима. – Он казался таким надежным. Никогда бы не подумал, что он может обратиться ко мне с каким-нибудь непорядочным предложением.

– Ты – честный человек, – сказал надпоручик. – Он знал, что ты бы дал ему отпор. Не все, кто служил раньше, одинаковы.

Зима промолчал. Цыган знал, о чем он думает: о том, что, может, очень скоро настанет и его время и ему, несмотря ни на что, придется покинуть заставу.

О Дяде, как ни странно, надпоручик ничего не знал: им, вероятно, занималась другая группа или другой отдел. Однако он записал все данные по этому делу, сообщенные ему вахмистрами. Надпоручика это крайне заинтересовало. Обстоятельства гибели пограничников в лесу под Гутью все еще оставались невыясненными. Не была пока установлена и личность человека, застреленного Оливой. Стромек обратился к Кралу:

– По-моему, здесь существует какая-то взаимосвязь. Дядя знает не только наш участок, но и весь район вокруг Тахова. По старому опыту знает, как у нас охраняется граница. Он – немец по происхождению и обоими языками владеет в совершенстве. А тот тип, которого подстрелил Иван, как раз шел по одному из маршрутов Дяди.

– Мы в этом разберемся, – ответил Крал.

– Почаще бы вы приезжали, – посоветовал Храстецкий.

Надпоручик невесело улыбнулся:

– Очень много работы, ребята, а нас так же мало, как и вас. Переходите к нам, в органы.

– Можно, – вздохнул Стромек, – только кто меня отсюда отпустит?

– Нас четверо, а должно быть семь, – констатировал Зима.

Они еще долго говорили о борьбе со спекуляцией, об антигосударственных группах, о школах шпионажа за рубежом, где быстрыми темпами готовили множество агентов, о политической деятельности эмигрантов. Большое красное солнце уже клонилось к западу, когда Крал встал, чтобы попрощаться. Два его товарища и так уже несколько раз заглядывали в прокуренную комнату.

– Не огорчайтесь, ребята. Что было, то было. Не ваша это вина. И постоянно будьте начеку. Февраль это только начало пути, а вы, судя по вашим орденам, тоже внесли в это свой небольшой вклад...

Старая Зимова прохаживалась возле здания, явно нервничая.

– Иду, иду, – успокоил ее, высунувшись из окна, супруг.

– Пану Храстецкому уже тоже пора идти домой, – донесся снаружи ее тонкий голос.

Они дружно рассмеялись, выражая этим мужскую солидарность, и, пожав друг другу руки, вышли на улицу.

– Вот так-то, – улыбнулся Храстецкий на лестнице, – выпроваживают нас домой. Она как только увидит нас вместе, так сразу начинает подозревать карты.

Храстецкий угадал. Когда они отправились улицами Лесова, оказалось, что старой Зимовой не так уж и спешно требовался ее супруг. Было уже темно, а до Цыгана все еще доносился с перекрестка их смех. Никому не хотелось идти домой. Стоял прекрасный теплый вечер, один из тех, которые надолго остаются в памяти.

Утром Цыган собрал всех пограничников и ознакомил их с теми сообщениями, которые сделали товарищи из государственной безопасности. Яниш подчеркнул, что не стоит об этом распространяться в деревне, так как дело касается только заставы. Все с ним согласились. О Карлике они уже знали почти все. Однако до сих пор оставалась загадкой гибель Пепика Репки и Ярды Недобы. Проходя по лесу у Гути, ребята вспоминали своих товарищей. Пограничники и так были всегда начеку, а там становились особенно бдительными. Некоторые из пограничников уже получили направления в другие места, в другие подразделения. Однако, если бы им приказали остаться на границе еще на пять лет, ребята не стали бы роптать. Слава, Иван, Стромек, Роубик, Храстецкий, Коварж, Руда, Мила, Тонда, Гофман, Мачек и другие выходцы из рабочих отдавали все силы службе на границе. "Есть ли еще такая дружная группа где-нибудь на другой заставе? – думал Цыган. – Наверняка есть. Но наши прошли трудную школу. Хорошо быть вместе с ними, даже в роли их командира... Каждый из них мечтает однажды встретиться с Дядей, привести его, обезоруженного, на заставу, доказав тем самым, что те, кого он предал и обманул, уже далеко не желторотые юнцы... Неужели уже в этом году нам придется расстаться? Такой дружной группе!.. Если они разъедутся, я все равно останусь здесь, – решил Яниш. – Останусь, пока смогу, и не только из-за той светлокудрой девушки, что живет в доме Благоута. Я расскажу новичкам о службе, о своих товарищах. Нам есть о чем рассказать..."