Текст книги "Обнаружение цели (СИ)"

Автор книги: В. Миргородов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Глава 20 – Кукла

Пф! Подумаешь! Тварь Франкенштейна, собранная из лоскутков! Переживу ! И не... вообще-то такого еще не было. Меня еще не пытались убить бессмертные! И это наводит на определенные негативные мысли.

А еще это имеет определенные куда более серьёзные последствия, чем просто быть куском заново собранного конструктора – врачи толи по приколу, толи от не фиг делать и в рамках эксперимента отчекрыжили мне и тоже конечности. Остались следы! Шрамы, в том числе и на костях.

Последствия, в виде того, что вернув себе полный контроль над своим «внутренним миром» я вдруг обнаружил, что моё тело более не знает о необходимости существования некоторых органов. Каких конкретно – пока не знаю. Но почти уверен, что в них входит вся мочеполовая система – кукла Барби блин! Даже катетер мочеточника из спины торчит, а не там где ему положено.

И почка одна. И печени только кусок, спасибо врачам, что хоть это спасли – ей сильно досталось. И селезёнки нет, и поджелудочная какая-то странная. А кишки... что по массе своей и приняли на себя больше всего урона, просто бесконечно себя откопируют! Достигнув нужной им длины. Переживу! По крайней мере я на это надеюсь.

Но все же сейчас, меня больше волную не я сам, со своими проблемами, и недостающими органами, а отец, возможность прилета ему в спину за моё спасение в том подвале. Все же огнестрельное, и тяжелое пехотное! Оружие, в приделах жилого района, и чтоб его! Здания! С людьми! За такое по головке точно не гладят! И восемь лет – начальный срок.

А ведь там он был не один! По предварительному сговору! Хотя кто они такие? Эти друзья, товарищи, коллеги? Ни за что не поверю что случайные прохожие. И их ведь тоже могут привлечь... или уже? И сколь много из них выжило в той бойне.

Зато отец, ну хоть кто-то! Все же ответил мне, где я сейчас почиваю-лечусь. В военном госпитале в Челябинске! Почему я, гражданская девочка, в военном госпитале, и почему именно Челябинск – не пояснил. Но что есть, уже хлеб. По крайней мере, стало объективно понятно, почему в соседних палатах одни мужики. Да еще и в основном с различными пост боевыми-полу боевыми травмами, на вроде сломанных бедер от неудачного прыжка, и самострелов, а не типично больничных – геморроев и изжог. И почему я, вдруг лежу отдельно.

Так же стало понятно, что бежать – идея бредовая. Госпиталь находится на территории военной части, за забором, под охраной... и понятное дело, что в любом заборе есть дыры! А охрана тоже люди, и не прочь вздремнуть! Но для того чтобы сквозь них просочится, нужна как минимум информация! А для того, что бы её получить – время. С наскока это все не провернешь.

Да и зачем бежать? Я же все же не дурак, и все понимаю – я ценный индивид, и для того, чтобы меня контролировать, семьи вполне достаточно. А матери я пока еще не видел! Да и тот странный «невидимый» мужчина, как бы невзначай, но намекнул – мы ему крупно обязаны. И думаю, не стоит искушать судьбу, излишними конфронтацией.

Зачем? Пока меня всё устраивает! Кормят, поят, и даже не потрошат! Только боюсь меня от сюда не скоро выпустят, даже просто на улицу погулять.

– Чтооо!? – офигел я, узнав при следующем посещении меня отцом, что мне, вот вдруг! Разрешили навестить маму! Лежащую в обычной больнице на сохранении.

В городе. Не в части. За приделами периметра! За границей охраняемой и контролируемой зоны! С чего такая щедрость?!!? – почти что сорвалось с губ, но я успел сдержаться. Впрочем, моё лицо, и без произнесения слов, отцу все сказало.

– Чему ты так удивляешься, дочь?

– Да нет, ничего. А когда?

Ну, давай! Обломай меня! Скажи что «скоро»! Все же говорят что «скоро», или на крайняк «попозже».

– Сейчас, когда еще? – и я так и сел – Я не пойму, что это за реакция такая, Саша?! Чему ты так удивляешься? – не оценил моей реакции отец, недоумевая.

– Да так. – буркнул я себе под нос – Думала что все, меня от сюда больше не выпустят.

– Ух, ты-ж, глупая! – обнял он меня и потрепал по макушке – Нафантазировала себе чего-то, а потом сама еще и расстраиваешься! Ну? – заглянул он мне в глаза – Нет дочка, пока я жив – никто тебя нигде не запрет!

Ну-ну, так я и поверил! Впрочем, ладно папенька, будь по-твоему. Вот только одно:

– Не стоит давать невыполнимых обещаний. И, – вздохнул я, выползая из-под одеяла в чем мать родила, да доктора отняли – мне нужна одежда.

И пластический хирург – вновь взглянул на себя, не радуясь тому, что сняли бинты – Шрамы, шрамы, шрамы... заживут! Но вот шрам между ног как-то не внушает доверия. Я не могу предсказать когда где и что у меня теперь прорежется, да и сдерживать регенерацию не желаю, но трубка за спиной – бесит.

– Мы что-нибудь придумаем – вернулся отец в палату с кулем одёжные, замечая мой печальный взгляд направленный на своё тело.

Куль одежды.. ссаные тряпки! Новые, но... что-то мне подсказывает, что их покупала мать, да на рынке, ну а то что сюда вес отец, и измял неслабо, и так очевидно. Только где их тут хранили? В соседней палате? Ну да, у меня тут даже шкафа нет, а по времени отсутствия бати – соседняя палата.

В прочем, не так уж все и плохо! Платье в пол, закрыло собой все шрамы и даже примотанную скотчем к ноге пластиковую баночку с мочой.

– Мама! – вскрикнул я, увидев мать, и бросился в объятья.

– Сашенька! – вскрикнула она в ответ, и привстала на кровати, распахивая руки, дабы принять меня на грудь.

А живот то уже большой! Сколько месяцев? Ууу! Скоро уж... Брыкается! Какой бойкий! Шалунишка. Ути-пути!.. блин, придётся мне съезжать от родителей сразу после окончания средней школы. Поступать в какой-нибудь техникум или училище, на бюджет и с общежитием.

У матери на девяносто процентов рак, и на сто процентов он вызван именно моей силой. Когда я её ею накачал, для борьбы с инфекцией, я вылечил одно, подсунув за место этого другое. И теперь, моя энергия, делает только хуже, за место лечение. Ускоряет процесс развития, сокращая срок жизни.

Но я не хочу их убивать! Ни её, ни брата, ни отца! Пусть ненадолго, хоть на чуть-чуть! Но хочу продлить им жизнь! И... отец знает? Мать знает? Врачи? Нет? Плохо! Надо сообщить, заставить... но не сегодня. Один день ничего не изменит, а от настроения многое зависит. Сегодня день счастья! Я выздоровел, вышел из коммы, и вообще здоров-здоровёшенек, уже готовлюсь к выписке!

– К твоим родам мам, я обязательно уже буду здорова и дежурить рядом! – гордо заявляю я у маминой кровати, гордо прикладывая кулачек к своей груди под дружный смех окружающих взрослых.

В душе радуясь, что пока мы ехали сюда на служебной машине с военными номерами, я уболтал отца не рассказывать матери о моих травмах. И это было несложно – он ей и так даже половины не сказал, сообщив только, что я с друзьями наткнулся на неразорвавшийся снаряд в подвале дома и впал в комму. Собственно, это и является официальной версией! Уже которую неделю безостановочно мусолящеюся в новостях:

– Необходимо запретить детям гулять по улицам без взрослых! Необ...

– Да что вы говорите! Им что уже, и до школы идти только сугубо за ручку?!

– Да, именно!

_ Угу!

– Друзья! Мы забываем, что дети, и подростки – это разные вещи! К тому же данные ребята подорвались не перед или после занятий! А в свободное от учебы время! Мы должны, обязаны организовывать их досуг...

– Вот я и говорю! Детям на улице не место!..

И так каждый день, что смотреть уж тошно. Прошло каких-то два месяца, а с экранов телевизора совсем пропал годный контент! И ладно хоть меня там не поминают.

– От того мы и сбежали в Челябинск, а иначе бы твоя фотография висела бы на каждом столбе – просветил меня на этот счет папа, а я задумался – а каково это быть эстрадной звездой?

Встряхнулся, послал такую перспективу нафиг, допил кислородный коктейль, распрощался с отцом и поплелся в свою палату, отчаянно почёсываясь во всех местах – упрел. Ткань «платьица» оказалось ужасной, не дышащей от слова совсем.

А на утро ко мне пришел доктор пластический хирург.

– Так, посмотрим, посмотрим... – проговорил он, разглядывая мою кукольную промежность – да... случай, прямо скажем, интересный. – распрямился он, поправляя очки и переключая внимание на зав отделения, так же тут присевающего тут, и исполняющего роль моего лечащего врача. – Внутри как понимаю, тоже ничего нет? – зав кивнул – Дааа... – а с кишками как у девушки? – взглянул на меня.

– Почти полный порядок, что даже удивительно – «слегка» соврал лечащий.

– Почти? – понял намек просвещенный коллега.

– Они короче в половину, – икнул зав, пугая пластика – но если вы о возможности взятия куска для имитации влагалища – то это не проблема.

– Половины... нооо? – хирург походу в шоке, и даже слегка в астрале.

Говорит ломано, и рот не закрывается. Ну а зав... кажется, понял, что сболтнул лишнего, но заднею сдавать уже как бы поздно.

– Да, у неё удивительный кишечник. Даже в таком состоянии он работает почти как полноценный. Так что потеря еще десятка сантиметров ради такого дела – взглянул доктор на меня, а я кивнул – не будет для девушки проблемой.

– Но... – протянул на это пластификатор человеческих тел, и вновь нагнулся к моей промежности.

Все тщательно осмотрел, ощупал, и вновь обратился к компетентному лицу – начальнику отделения, исполняющего обязанности моего лечащего врача, надсмотрщика, и просто – ответственного.

– С кожей как погляжу, тоже особых проблем нет. Но вот это трубка... – коснулся он торчащей из моей поясницы пластиковой фигни, задумчиво её теребя, вызывая не самые приятные ощущения.

И тут уже зав отделения пришлось пожать плечами и тяжело вздохнуть – ничем не можем помочь, ничего не можем поделать. Клапана для подобного делать еще не научились, да и взять их для данного места не откуда. Пропускать через все тело пластик поздно – придется вынуть вновь делать полостную, полностью выпотращивая бедняжку, да и резиновый пакетик за место мочевого пузыря – так себе идея.

– А если взять клапан от какого-нибудь сосуда? – спросил я врача, когда пластический хирург уже ушел. – А пузырь сделать из той же кишки?

Бедняга вылупился на меня как на идиотку. Сказал, что это так не работает, что так нельзя... а потом махнул рукой, заявив:

– Да с тобой вообще все через жопу!

И согласился. Операцию назначали через два месяца – раньше, как я не умолял, никто ничего делать не захотел, «тебе надо восстановиться после всего! И желательно вообще не месяц, и не два – а полгода!», но позже – у меня уже могут быть проблемки, и я бы не хотел, чтобы меня вскрывали уже тогда. Я не желаю столь долго жить неполноценным! Без почки, и с кусочком печени.

А уже на следующий день, мать увезли в операционную, на кесарево сечение. И тогда же, у меня родился брат. Слабый, беспомощный, и недоношенный. Лишенный материнской любви и молока, ввиду тяжёлого состояния родительницы после операции и родов. Чворт.

Пришлось в тихую, с милыми глазками, перебираться из хирургического отделения военного госпиталя в родильное отделения городской больницы, из пациентки в санитарку. Не знаю, как это все провернул зав хирургического отделения госпиталя, но стоило ему аргументированно доказать, что мне это надо, он тут же согласился.

Просто выслушал, что жизнь матери и брата для меня важна, и я хочу быть рядом, а не жить в неведенье, согласился с тем, что мне самому пока еще нужен медицинский присмотр, несмотря на всю мою «черезжопность» и на территории родильного отделения за мной всё равно присмотрят. Да и с тем, что лишние руки никому еще лишними не были, спорить не стал.

Единственный его аргумент против, это то, что мне доучиваться надо! Но с учетом тог, что я и так завис в неизвестности и подвешенном состоянии по учебе, и мне только и надо, что читать книжки – а какая разница где? Согласился.

И вот я уже бегаю по роддому, от мамашки к мамашке, таскаю поесть. Булькаю бутылочкой на ноге, но бегаю! Бегаю ведь! Правда с утра, у меня как у всех пациентов, осмотр, вечером в прочем тоже, иногда средь дня приезжие врачи проводят какие-нибудь тесты, да и койка места в одной из палат тоже есть.

– Вот странная девица! Все тело в свежих шрамах, баночка с мочой на ноге болтается, а бегает как лань по отделению! – не укрылся от моих ушей перешопот коллег, и я подумал, что со шрамами пора завязывать.

С органами пока нет – меня еще вскрывать ведь будут! И придется сдерживать регенерацию, и желание тела уже начать восстанавливать утраченное по предложенным мозгом чертежам, а вот с кожей – это входит в мою легенду! И пора возвратить себе кожу куклы Барби! Коль я таковой по половым признаком и являюсь.

– Мама привет! – поприветствовал я мать, с жизнерадостным видом вваливаясь к ней в палату, куда её недавно перевели из реанимации – Сегодня видела Ивана – напомнил ей о сыне, присаживаясь на её кушетку – Такой шибутной лежит в барокамере!.. – и щебетать, щебетать ни о чем.

У Ваньки тридцать три врожденные болячки. Начиная от пятен с нарушением пигментации, и заканчивая пороком сердца, что я бы подумал впихнуть в него своё, если это было возможно – группы крови у нас с ним разные, а как говорят врачи – это противопоказание к трансплантации органов. Однако, несмотря на это все, он, как и еще два десятка других малышей в палате, быстро идут на поправку.

Сейчас главное не переборщить! Главное не перестараться! Не повторить случай с матерью! У неё наконец диагностировали то, что я уже так давно чувствовала – рак крови. И пусть я уже предложил свою жижу взамен её, доить меня хоть по литру в неделю! Врачи, даже знающие об моей регенерации, отказались это делать.

– Пап... – произнес я, стоя вместе с ним на крыльце черного хода, выйдя туда подышать, а вернее – проводить его из отделения, после посещения палаты матери.

Стоя тут, напару, смотря вдаль, и думая, как нам теперь дальше жить.

– Пап, пообещай мне одну вещь... – отец повернул ко мне голову, всем видам выражая готовность слушать дальше, я же продолжал смотреть на закат – Если будет выбор, меж мной и Ванькой, ты выберешь его.

– Что ты какое говоришь, дочка!? – после минутной задержки, паузы, во время которой мозг пытался соотнести звуки со смыслом, буквально вспылил отец, почти срываясь на крик.

– Ты ведь знаешь, кто я такая.

– Дочь моя? – усмехнулся мужчина, ложа руку мне на плечо.

– Монстр.

Отец хотел на это возразить резкое «ЧТО?!», но слово из глотки не вышло, а морда скорчилась, как видно от воспоминания той кашей, которой он меня вынес из того злополучного подвала.

– Ты не монстр, дочка, не надо.

– Монстр. И ты это знаешь.

– Знаю... – проговорил он, и убрал руку с плеча, вновь уставившись вдаль. – И знаю уже очень давно, но как ведёшь это ничего не меняет.

– Почему? – спросил я невинно, взглянув на него.

А в душе тут же подпрыгнул «что?! Насколько давно? Когда конкретно?! Почему я не в курсе!!!».

– А почему это должно что-то менять? Ты моя дочь, иного не надо, – взглянул он на меня в ответ и улыбнулся, – Пойдем внутрь, холодно еще тут стоять. Все же не в Москве более, и погодка тут не московская – Урал! С мартом заснеженным.

И мы зашли внутрь, оставив на память припорошенному снегом крыльцу отпечатки своих битников и пару желтых капель – трубка протекла!

Глава 21 – Один в поле

– Ну и что ты дальше планируешь с ней делать? – поинтересовался Николай Алексич у своего старого друга-недруга без фамилии и имени.

– А ты как думаешь? – ответил тот, сидя в кресле начальника хирургического отделения военного госпиталя, кабинет который эти двое одолжили на время «переговоров».

– Ничего хорошего. – потупил взгляд Николай – Нормальной жизни у девчонки не будет, да? – собеседник помотал головой – Ну дай хоть школу закончить то!

– Ты ведь и сам все понимаешь, Николай. – вновь помотал собеседник, поясняя другу по сути прописные истины, которые тот скорее всего и так знает, просто не хочет признавать очевидное – Не мы, так другие. Информация о ней, так или иначе, растечется по всей стране в течение полугода максимум. А еще через месяц – он ней уже будет вкусе весь мир. И только от нас зависит, как эту информацию встретит общественность, и сама девчонка. Будет ли она готова к начавшейся на неё охоте, или окажется вновь беспомощная пред лицом превосходящего врага.

Намек, который сделал старый недруг, заставил бывшего кинолога вновь вспомнить тот ужас, что он видел в том проклятом подвале. Бессмертную тварь, что жестоко насиловала его дочь, и не сдохла, даже когда её приложили из гранатомёта. Чудовище, что окончательно погибло только после двух канистр бензина, вылитого и подожжённого на еще живую биомассу, что сложно было назвать человеком.

И его дочь, в тот момент, по факту, тоже была таковой! Фактически руки с ногами и головой, с массивом посередине! Распотрошённая до такой степени, что из неё наружу вывалились кишки...

Вспомнить, и пережить заново, как чудовище убило его друзей и товарищей! Вспомнить, как на него смотрели врачи со скорой, которой он принес свою девочку – практически крутя у виска! Вспомнить, как напился до беспамятства, не зная, что сказать своей жене и её матери... и разговоры врачей о том, что если девчонка не придёт в себя, то её можно будет пустить на органы.

Ярость... злоба... гнев... обида... и вот этот человек, что по сути и начал всю эту кашу, подверг его близких опасности и едва, пусть и косвенно, не убил его дочь... говорит что это только начало?! Да...

Но еще есть другой фактор – он сам. Ему звонили... его приятель лично приходил к нему на работу, предлагая участвовать в ловле какого-то особо опасного вражеского агента... он их всех послал, отказался, сказал «меня не втягивайте! У меня теперь своя жизнь! Далёкая от войны и политики». Но как оказалось – бывших не бывает. И если не сам, то...

Но каковы бы небыли сильными эмоции в душе у опытного военного, пережившего Чечню, каждый день патрулируя окрестности штаба, и регулярно участвуя в разминировании, разум, все равно взял верх. Николай прекрасно понимает, что каким бы его старый друг-недруг не был мудаком, и какой бы он не был сволочью – он все равно прав.

И за Сашей все равно придут, в какую бы тайгу они не убежали. Вопрос лишь в том, будет ли за их спиной стоять этот ублюдочек с большой властью, пусть и сидящий всю жизнь в тени, или же они будут одни.

– Что нужно делать?

***

Хм, странно – отец ведь был против моего военного бедующего! А тут припер книжечку, с неброским названием «как уничтожить танк» и заданием «чтоб к моему возвращению всю выучила!» к чему бы это? А я все также таскаю утки.

Правда, мне чуть повысили «уровень допуска»! И теперь я не только утки таскаю, но и стираю подгузники. И даже – жуть! Иногда сам их меняю. Впрочем – мне не привыкать. Судьба у меня видать такая, вечно за кем-нибудь ухаживать, даже если этот кто-то, я сам.

Мама поправилась, хотя сложно сказать подобное о человеке, у которого рак. Врачи дали ей еще два года жизни, с чем я почти согласен, и готовят к переводу в палату общего содержания мамочек, что просто ждут своих младенцев с сохранения, сами не имея проблем по кузову.

Ванька, наконец, покинул барокамеру, и всем сердцем обожает меня – в яслях все врачи и санитарки привыкшие к детскому крику и благополучно его игнорируют, но только я один игнорирую его по делу, а не просто всегда.

– Что, обкакался?

– Ува – буркнул мелкий, как кажется, слегка смущенно – Ва...

– Ну сейчас поменяю...

Запахи – сила! И не только Ванька из младенцев смекнул, что мне бесполезно реветь в лицо, но я хорошо понимаю, проблемы младенцев.

– А это кто у нас тут так круто переел? Ай, яй, яй...

– ыХыыы!

– Ну рев, реви, много выривешь.

– Ыхы?

– Ага.

– А у тебя что, опять колики? Ай, яй яй! Сестра! – крикнул я возящейся в сторонке медсестре, ведь я сам тут как курица – без прав, но с обязанностями – у Ани опять колики!

Медсестра проворчала что-то нечленораздельное, но явно недовольная, и с видом «как ты меня уже достала, мелкая дрянь!», обращенным ко мне, а не к Аньке, что всё время доставляет хлопоты медперсоналу, подошла к яслям со страдающей девочкой. Пощупала, потыкала, прошла по кругу, и наконец, все же пришла к тому же выводу, что и я, проскрипев сквозь зубы недовольно:

– И как ты их определяешь на один только взгляд?

А я пошел к другому лежаку с младенцем, у которого как видно поднялась температура.

Труп – вынес вердикт через пару минут, глядя на хаотично дергающею конечностями малютку, страдающего от жара, раздирающего все изнутри. – Это не просто температура, это агония. Это полное отторжение Силы, и пофакту – я его уже убил.

– Прости малютка, я ничем не могу тебе помочь.

– Чле-но девка – проговорил я, разглядывая потолок лёжа на кровати, крутя в руках резиновый дилдак.

Это вообще-то... просто кусок резины! Из которого кто-то очень искусно вырезал половой член крепкого мужчины, очертив по всей длине даже кровеносные сосудики. А потом кто-то, из пациенто... ток! Родильного отделения – им что, мало?! С огромным смаком на себе использовал... там все было залито, кхм, после чего изделие оказалось забыто в туалете где я его и нашел.

И вот теперь лежу и думаю, о всяком, пользуясь тем, что в палате никого нет – жрать ушли! А «работа» уже закончилась, как и осмотры. Да и поесть я уже успел, подъедая за младенцами. Думаю, а не сменить ли мне пол? И не паркетный, а условно женский на условно мужской.

Условно – приставил я резиновое изделие к своей паховой области, к одежде – от того, что отрастить себе член – вообще не проблема! И врачи помогут, выменяв на него к примеру пальчик с руки – уже узнавал! И вообще, как бы процедура не слишком сложно.

Да, есть проблема – родители! – убрал я дилдак подальше от промежности – да и вообще, смена пола и все такое – документики! Но это все фигня! Фигня на фоне того, что кроме члена я себе ничего отрастить то и не смогу. Ни телосложение сменить – это сложно и муторно!

Ни гормонально сдвинуть, и отсутствие яичников тут не благо, а подстава! Тотальный сбой гормонального фона и вообще всего, что, так или иначе, завязан на этом. Полнейший разлад и огромные ресурсы на стабилизацию ситуации. Постоянный контроль, чтобы просто удерживать все в рамках приличия.

Да и яйца мне никогда не отрастить! А значит – членодевка! – услышал я шаги и голоса за дверью, верный призрак возвращения с обеда – А хочу ли я будь мужиком, выглядящим как баба, или бабой с половым отростком, болтающимся между ног?

Нет, точно нет! Ненужно мне такое счастье! – и резиновый елдак полетел вдаль по палате, блинчиком по полу заскакивая под одну из кроватей.

– Вот это я понимаю пенис! – с ходу заметила его одна краля, несмотря на всю скрытность резины под свисающей простыней.

– Мерзость.

– Шикарный!

– Ужас какой!..

– Вот бы у моего был такой...

– Не дай бог, не дай Бог!

– Выкинь эту гадость!

Пора идти – вздохнул я, вставая, и направляясь на выход, просачиваясь мимо облепивших фалос тетей, и покидая палату – У меня сегодня тренировка по ночному ориентированию в городских условиях, организованного сорвавшимся с цепи папашей.

Время для неё наиболее удачное – безлунная ночь! И влажность. И города я совсем не знаю. Но – думаю, это скорее будет экзаменом, чем тренировкой – я сомневаюсь, что отец в этом аспекте сможет меня хоть чему-то научить.

– Готова? – поинтересовался папаня, дожидавшийся меня у черного хода отделения.

– Естественно – улыбнулся я, и для уверенности проверил, надежно ли закреплена баночка в штанине.

Как швейцарский сыр! Ой, то есть часы!

– Ну тогда... – сунул он руку во внутренний карман куртки.

–Пап, ты реально думаешь, что тебе есть чему меня учить в ориентировании? – усмехнулся я глядя на него, немного ошарашивая.

– Эх, конечно нет – улыбнувшись и вздохнув, ответил он, но судя по движению руки, вынув из кармана не то, что хотел.

Не ту карту, что мне сейчас сует! С обозначениями, а не просто схематическая топографическая сьемка, где не ясно даже дом это, или стадион.

– Просто хочу проверить твои навыки. Сможешь найти, где это место? – указал он на обведенное кружочком здание.

Хех! Обижаешь, папаша! Где находится это место, я уже знаю! Видал карты и похуже. А тут тем более есть такой ориентир как река и пруд – вообще не прозеваешь! Осталось только определить, где сейчас мы сами находимся – текущее местоположение тут естественно не обозначено. И пруда из окна тоже не видно.

– Обижаешь – буркнул я, пялясь на листок чёрно-белый печати и крутя в голове все виденные мной из окон больницы ориентиры.

Высотки, трубы завода, дороги... в конце концов плюнул, и просто приложил к карте маршрут по которому мы сюда ехали из госпиталя, сразу поняв где я сейчас нахожусь.

Чтож, металлургический район. А нужно... в советский. Через весь город, флять! А ведь тут еще и есть река... нужно не забывать учитывать мосты... и ночка, темно, транспорт уже наверняка не ходит. Да и ехать на нем – жульничество! А у меня тут, как не взгляну на батю – экзамен!..

– Ну пап, пошли, глядишь к утру и дойдем – усмехнулся я, и свернув карту пополам, потопал в направлении выхода с территории больницы.

– Что? – донеслось мне в спину озадаченное, а я, свернув карту еще пополам и сунув её в карман, буркнул, не оборачиваясь:

– Пойдем, провожу, говорю, а то заблудишься.

***

– Эта девчонка... – проговорил человек без имени, что столь часто их менял, что уже и сам толком не знает, как его зовут на самом деле.

Так, как назвали родители? Или как зовут друзья. Те немногие, которым он может хоть как-то доверять! Или подчинённые? То, как он числится в органах власти? В депутатах? За мандатом которых он даже и не ходил. Неизвестно – и человек постучал по лежащей в открытой папке фотографии «этой девчонки».

Проблемная – только так может её характеризовать «этот человек». И с ней проблемы начались с самого начала, хоть и при ближайшем рассмотрении и личном знакомстве она кажется скорее подарком судьбы.

Идеальный агент, с навыками ликвидатора! – вот как её он мог бы назвать сейчас, не случись с ней того, что уже случилось. А три года назад, когда он только начал копать, она казалась подозрительно, странной пешкой, которую еще только предстояло проверить на лояльность. С потенциалом ферзи, но с уж больно большим количеством вопросов по жизни, навыкам и происхождении.

И последнее, чего ему хотелось в этой жизни, это затащить к себе в окружение... нет, не крысу! Норку! Хладнокровную убийцу, с милой улыбкой, убивающею всех его хорьков. Вот только тогда же и начались проблемы.

Сначала, упущенное им предложение от работодателей матери девочке, что вроде как случайность, и скорее следствие интереса самой материи, но точности в этом деле быть не может – вероятность спланированной акции никто не опроверг до сих пор. Из-за чего девчонка в один момент ускользнула из зоны его влияния и полномочий, сильно повязав руки и ограничив возможности слежки.

Потом – переворот, в котором сам безымянный чуть не стал разменной монетой – повезло, что не успел выйти из тени, рассчитывая сделать это уже после заявления верховного. Покойся с миром, ты не был глупцом, но просчитался.

После, по сути оккупации, кандалы на все конечности и, как ни посмотри, пребывание в изгнании. Даже мелькала мысля бросить всё и исчезнуть! Уйти на пенсию, коль шестой десяток разменял. Но... удержался. Уральский регион остался под его полным контролем и даже немного подрос, а сама власть старой тени стала еще крепче, граничащей с абсолютом.

Заводы, спецслужбы, армия... но этого мало, что бы контролировать страну! Их сметут, раздавят... высушат, оставив без средств и финансов, стоит только «соседям» пронюхать, заподозрить в патриотизме региональных правителе... впрочем, враги и так держат на всех крупных постах своих людей, но им пока что удается худо бедно дурить головы, делая обратное приказанному.

Надолго ли? Точно нет. Слив уже идет, да и... люди нынешнего поколения уж больно падки до сладкого. А когда было иначе? Никогда. От того времени все меньше, и надо действовать решительнее и быстрее, старясь при этом не слить все в гражданскую войну – еще одного переворота страна, то, что от неё осталось, точно не переживет.

И в этих условиях до какой-то девчонки совершенно нет дела! Ни сил, ни времени не средств – мужчина взглянул на фотографию, на которой эта девчонка лежала с отделенными от тела ногами, уложенными рядом с туловищем.

Один в поле не воин – усмехнулся он про себя, одновременно вспоминая отчеты врачей, что несколько ошарашенно доложили о полном отсутствии проблем с подвижностью конечностей. Хоть её и держали в банке отдельно от тела несколько суток, пока не сильно умные врачи думали, кому же их можно попробовать пришить. Эх, жаль дальше камчатки не сослать.

Одному войну не выиграть – подумал безликий гражданин, хоть он и имеет нехилые планы на «эту девчонку». Вот только и слежка за ней, еще там, в Москве, сразу как с хаосом переворота разобрались, пошла не по плану.

Сначала друг, отказался следить за своей названной дочерью. И вообще послал довольно грубо, в пешее эротическое, сказав, что его долг пред родиной исполнен с лихвой. Потом – все три надежных как часы агента, вдруг разом испарились, будь то их и не существовало.

Не было никогда, сбежали, растворились... а квартира, в которой они временно обитали, оказалось столь тщательно вымыта хлоркой, что искать следы бессмысленно. Да, возможно стоило наведаться на явку пораньше, сразу как доносы от них перестали приходить, но – из-за секретности, дела агенты вели самостоятельно, присылая в штаб только отчеты.

Так было и проще, и удобнее, и выглядело надежней. Большими возможностями и агентурной сетью в столице безымянный тогда еще не обладал. И даже простой опрос свидетелей был затруднителен, и всё, что удалось узнать – азиатка. К ребятам на регулярной основе приходила какая-то девица, и, они – видимо сбежали.

Это был удар, приступ параной, и новый повод задуматься о пенсии. Но... слежка за девицей продолжилась, и тут вскрылась весьма любопытный факт – фиг её на камеру заснимешь! Она будто чувствует внимание к своей персоне, и стоит начать сьемку – быстро покидает зону фокуса.

Об этом докладывали и агенты! Об этом говорила и наружка, что оказалась не в состоянии её вести дольше сотни метров! Все заговорило о том, что такому... нельзя обучиться просто по книжкам.

Неизвестно – хмыкнул мужчина себе под нос, и закрыл папку – куда бы все это зашло, если бы не тот американец. Супер агент, взявший непреступную крепость арабского шейха в одиночку и, по сути, на глазах у доверенных русской тени людей.

Да, живого монстра там никто не ждал. Да и штурма в целом. Было тихо, и жарко, и фактор неожиданности был разыгран на полную. Но все же! В одно рыло... с дырочками, от шальных болванок, что стягивались за секунду. Девчонка стала приманкой.