Текст книги "Обнаружение цели (СИ)"

Автор книги: В. Миргородов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Глава 18 – Пить!

И...

Стоп! У меня нет мочевого пузыря! Удалили? А хрен его знает, тело по-прежнему не отзывается как надо.

– Пи-и-ить... – прошипел, осознавая, что пить и писать очень родственные понятия.

Но если мокрое можно сделать и под себя, то вот с водой – возникают проблемы.

– Сейчас...

Да ты издаиваешь!? – взвыл я в душе своей когда человек дал мне даже не глоток, не ложку, КАПЛЮ! Как этим вообще можно напиться!? – и я попытался подняться, чтобы запрокинуть в себя всю банку разом, но не смог даже головы отодрать от подушки.

Ох, тело! Опять оно тут всё напутало! Опять всё придется в ручном режиме править и моделировать. Ну, не смотри на меня глазками столь печальным! Прорвемся! И не с таким пиздецом выживал! Дай только... попить нормально, а! Прошу! Ну... чего тебе стоит? Спа... ах, тыж! Издеваешься!? Я ведь еще припомню тебе подобное! Так и знай, припомню! Найду, зарежу... а, нет – резать не буду. Но всё равно отомщу!

Мне, что б с «онемением» совладать, часа два понадобится! Еще один на нервы, да... да, часов через пять – к полуночи – углядел я краем глаза клонящееся к закату солнце – я уже свисну эту банку со стола! Вот увидишь!

Не увидел. Уйдя, баночку с собою прихватил. Гад! Заботливый.

– арр! – простонал я, пытаясь размяться, ведь подняться с кровати не смог и к утру.

Разве что – приподняться. Начать хоть как-то хоть чем-то шевелить! Сумел ближе к рассвету и утреннему обходу – больницы! Я опять угодил в лечебницу! Это стало ясно сразу, как носу, как органу наиболее близкому к голове, вернулась чувствительность, и я сумел различить соответствующие, специфические запахи.

Еще до того, как я сумел разглядеть окружающий меня «пейзаж» в деталях – белые стены. Кроватку, на которой покоиться моё бренное тело, определить по характерному «хрусту» – панцирь-сетка. Бельё, распробовать на вкус – беленькое, хлопковое, стиранное, хм, чистое. И собственно заметить капельницу, из которой в меня по капле уныло что-то капает.

Больничка... Хотя чего я еще ожидал при своих то травмах? Не в морге – и ладно! Хотя подозреваю что-то, что меня могли и закопать. Метра на два! Но думаю, смерть тела при ремонте души я бы уж не прозевал.

В принципе, физические травмы вшивые! Можно сказать даже – плевые! Вопрос одного месяца реабилитации. Но крендец котенку! Контролю. И задача его вернуть – действительно большая. Я просто перестал чувствовать тело! Отслоился, утратил контроль.

Не понимаю даже, что именно у меня болит! Толи нос, толи хвост, несуществующий – или уже пришили? С них же станется! И что отсутствует из органов. Не чувствую, не знаю, и... словно в деревянном бандаже. Словно в гипсе целиком, словно в теле, что онемело, как после долгого пребывания в жутко неудобной позе. Ничего не чувствую, и даже то, что пальцы вроде как шевелятся, определяю только визуально.

У меня что, позвоночник поврежден? Да, похоже... нет! Опять-таки беда вся не физическая! И я как поселенец в собственном же теле. Оно орет, блажит, зовёт меня! Всё так же слушается! А слышу я, лишь отголоски. Эхо...

Пора подъёма, и, учитывая по-прежнему наличие на мне бинтов, хотя по идее уже не должно было быть – я наверняка не один месяц провалялся! Трубочки, идущей сквозь них куда-то внутрь – не ясно толком куда, и зачем она вообще нужна – пуста и девственно чиста. И от того, что врач-мед брат, сомнительно все же, чтобы это был лично ОН, с дипломом, а не обслуга, столь аккуратненько меня поил... мне лучше не являть честному персоналу мгновенную регенерацию почти что инвалида.

Обход, делегация врачей, ввалившееся ко мне, в подозрительно одиночную палату минуя все палаты прочие, как к ВИП персоне! Как к высокому гостью. Но процедуры... до безобразия стандартны. Замера пульса , давления, проверка рефлексов, что как ни странно, в норме. Реакции на свет. Вопросы про два пальца.

– Доктор, я вижу тут только два, но понятия не имею, сколько вы там держите за своей спиной.

Врач, немного опешивший от подобного, вынул руку из-за спины, которой до этого придерживался за поясницу, и задумчиво глядя на пятерню, пошевелил пальцами, напомнившими мне сардельки и будящие звериный аппетит просыпающего от долго сна зверя – человеческого тела! Жрать хочу! – желудок, я тоже рад тебя слышать!

Перевел взгляд на остальных людей в халатах – какие суровые дядьки! И только одна тетка, стоящая в сторонке. И по их рожам видно, что они с чего-то думают, что это всё шутка. Вот только смеяться что-то никого не тянет! Срезные какие, прям смешно.

Впрочем, один смешнявенький тут есть, как видно самый молодой, вон, еле сдерживается.

– Сколько я была без сознания? Какое сейчас число? Доктор? – пошел я в наступление, раз взрослые сами делится не хотят.

– Второе марта. – после недолгой паузы, решился просветить самый юморной, и я невольно присвистнул, возвращая голову на подушку.

Нехило я поспал! А парнишке, сболтнувшего лишнего, походу достанется! Вон как на него остальные смотрят.

– Саша, что последнее ты помнишь? – присела ко мне на кровать единственная женщина коллектива коллегии докторов-мужчин, до сели участия в осмотре не принимавшая.

Психолог? Мозгоправ? Настраивает на доверительный лад? Вон, как смотри, улыбается! На коечку присела с краюшку, аккуратненько, тип мы уже подруги... да ну тебя, мымкра крашенная! Когда только успела заштукатурится, сейчас ведь часов шесть утра!

– Ничего хорошего. – отвел я взгляд от этой крали, чтоб не бесила лишний раз голодного человека своею штукатуркой – Мужчин... кровь... подвал. Мне обязательно это вспоминать? – вернул я взгляд на леди, и приподнял бровь.

– Кхм. – кашлянул как видно главный, что в основном и проводил осмотр, и пальцы сардельки демонстрировал – еда!

Правда до пальцев, осматривал сугубо как бревно. Ворочил, крутил, ничего не говорил и всё делал сам, игнорируя мои потуги и недоуменное хлопанье глазами. Что в прочем, правильно – яж коматозхник! Был...

– А где папа? И мама? С ними все хорошо?

– Конечно! Не волнуйся, мы их позовем, и они скоро к тебе придут – улыбнулась тётенька психолог, и группа врачей, начала потихоньку переползать к выходу, как видно решив, что их работа на сегодня окончена.

– Так, возьмите срочно анализ крови, мочи, кала... всё, в общем, полный круг – услышал я тихую речь главного уже из коридора.

– Да, сделаем. – ответили ему.

– Саша, ты чего-нибудь хочешь? – влезла психолог.

– Пить, – обозначил я свое желание для психолога. – Очень хочу пить.

Тетушка, почему-то помрачнела. Ну... могу и не пить! Не столь это важно! Увесистая капельница не зря всю ночь на мозги своими каплями давила! А я так и не смог придумать, как до неё дотянуться или иголку выдернув, кровяки себе не пустив.

Все же, без контроля над телом – я почти обычный человек! Пусть и с дико завышенной регенерации. И гематомы от внутренних кровоизлияний мне не нужны, пусть и рассосутся они за денек другой от силы. Ну а желание попить... следствие того, что почки пытаются хоть как-то достучатся до мозгов. Наверное. Можно и потерпеть – не суть важно. Просто пользуюсь тем, что тетка сама заговорила о том «что я хочу».

– В чем дело? – поинтересовался я, видя, что она так и не рвется за стаканом.

– Тебе нельзя много пить.

– Ну я много и не прошу! Литра два и хватит! – растянул рот в белозубой улыбки, а крашенная модама кажется стала еще чернея.

– Тогда тебе нельзя будет капельницу...

– Ну и не надо! Кушать я уже и сама могу, так что не проблема.

– Я поговорю с Гавриилом, подожди немного – буркнула она, и тоже упорхнула.

Но все же странно – подумал я, провожая даму взглядом – я, коматозник, в больнице, в обычной палате, но маленькой, и совсем один! С какого... такая щедрость. И где родители? Напрягает меня все это! Ой как напрягает! А вот и за кровушкой моей прибыла медсестричка. Ну ка, родимые, стро... а кому я приказываю?

Впрочем, то, что я не слышу ответа, не означает, что они не слышат меня! Пальцы же вон шевелятся! А значит надо просто делать тоже, что и всегда, только как бы с закрытыми глазами. Эх, надо было почаще подобным заниматься! Поистереть что ли?

– Нет! Не трогайте! Не надо! НЕЕЕТ!

А, ну да, санитары, транквилизатор... быстро прискакали, козлы! Как будь то за дверью поджидали! И только и ждали...

– Убийцы... – прошипел я, оседая на кровати и вырубился.

Новое пробуждение пришло от того, что меня кто-то щупал. Чувство возвращаются! А вот то, что меня пока я дрых, распеленали, и теперь осматривают швы... в которых трубки всунуты – не очень.

– Дренаж сухой, думаю можно убирать – проговорил новый персонаж, хоть и очередной врач, и поправил очки – Как себя чувствуешь? – повернулся он ко мне, видя, что я пришел в себя.

– Паршива – честно признался я – голова трещит от ваших транквилизаторов.

– Да, это они зря. Дозу тебе бухнули, как-бы не летальную. Думали, опять в комму впадешь.

– Козлы...

Доктор оказался парадоксально согласен со мной! И покивал, поглаживая реденькую «козью» бородку.

– Да, есть малеха. А вообще как себя чувствуешь? Где еще болит, кроме головы?

– Где... – и тут я задумался, вновь сверяясь со своими ощущениями – Вообще, доктор, я ничего не чувствую нигде, кроме головы. Даже пальцы как деревянные, хоть и шевелятся, – пошевелил я пальчиками правой руки, подняв её меж нами.

– Ну ка... – сказал доктор, и ощупал кисть – А ногой можешь пошевелить? – я выполнил просьбу, скинув справой ноги одеяло – А второй?.. Поразительно!

– Что?

– А, прости, не важно.

Я прищурился – подозрительно! Но переспрашивать не стал – реально неважно.

– А когда меня выпишут? А когда мама пройдёт? А новый альбом группы... – начал я засыпать доктора вопросами имитируя бурную деятельность, чередуя глупость с важной информацией – А кто-нибудь вместе со мной к вам поступал? А как много крови я потеряла? А сколь долек от сюда кремль? А...

– Всё, всё, всё! Погоди! – прокряхтел доктор, поднимая руки – Вижу, что ты уже почти здорова, и с речью проблем не имеешь. Но имей совесть! Я старенький...

– А сколько вам лет? А вы Ленина видели? А Сталина? А кто был ростом выше...

– Ну погоди ты! Дай хоть понять, как скоро тебя можно будет выписать...

– Ура! Выписывают! Так я могу идти?

Бедняга чуть не взвыл! И дабы иметь возможность ретироваться не убегая, привлек на помощь медсестру, что приступила засыпать уже меня еще более нелепыми ответами на мои нелепые вопросы. И эту битву, я, позорно проиграл. Но кое что, все же выпытал – я, не в Москве!

Но если не в Москве, то где? Что это за место? Город, страна, регион... почему одиночная палата! Почему со мною возятся как с какой-то реальной особо важной... принцессой. Кормят вон, блин, с ложечки!

– Я сама могу! – буркнул , отбирая ложку рывком, и чуть не выронив её уже в следующее мгновение.

Выронив, но на кровать, подняв, пока ни кто не понял! И кашку, кашку наворачивать... жидкую, почти как вода.

– Не торопись, Саша. Ты очень долго ничего не ела. Жуй тщательнее, а то может стать плохо.

Что тут жевать? – взглянул я на мечту престарелого беззубика – это пить можно! А вы «жевать», «жевать»! Что я и сделал, церемониально и назло, запрокинув всю тарелку в себя, и проглотив одним глотком.

– Добавки!

– Потерпи...

– Добавки!

– Нет.

Блин. И рассказывать они мне естественно ничего не рассказывают. Подсунули эту тетку психолога в надсмотрщицы и... наблюдают! А я тоже наблюдаю, за ними, и за собой.

Катетер, наличие которого во мне вызывало лишь одну реакцию «какого фига!?» вынули, заштопав дырочку. Однако еще одну трубочку, выходящею откуда-то из старательно забинтованной промежности оставили. И пусть, мне так и не сказали для чего она, сказав нейтральное «это пока нужно», не нужно иметь семи пяти во лбу, чтобы по цвету жидкости понять, что там протекает. Тем более, когда у койки регулярно стоит стеклянная баночка с мочой.

А уж то, что мне постоянно хочется в туалет, и при этом это чувство какое-то странное, зудящее-незначительное... и мысля «да идите вы! Я в койку!» никак не помогает, даёт четкое понимание, что у меня что-то не то с мочевым пузырем. Вряд ли он отсутствует как класс, хотя возможно, но серьёзно поврежден – как факт.

А потому вопрос с ним, как и с катетером – какого фига, а?! Прошло так много времени, а я еще не сросся?! Нет, я понимаю – тело без разума живучее, но безмозглое, и на многое не способно, но всё же! Все же! Или, пока меня атаковали духовно, я зевнул фаталити физические?

Тогда понятно, почему вокруг меня так вьются! Я ж, наверное, когда отец припер в больницу, был просто куском мяса с ногами! Но живым! Умирать и не думающим. Нонсенс! Прецедент! Феномен! Тогда где я?

Англия? Германия? Израиль? Какая клиника мира решила приютить столь ценного кадра для опытов, то есть исследований? Или все же кто-то из наших? Питерцы? А больше то и некому как бы. Тем более что в заграницу я не верю – уж больно тут всё по-нашему.

Обстановка, запахи, звуки, деревья за окном. Персонал! Я охотно верю, что даже ради меня одного, какая-нибудь Нью-Йоркская институтская врачебница, легко могла набрать русскоговорящий персонал, своих, просто знающих на уровне, реально русских, иммигрантов, или вообще переманив напрямую, но все равно бы остались следы!

Проскакивание словечек в речи, акценты, и прочие. Хотя бы у тех же посетителей соседних палат! Чего напрочь нет у окружающих меня людей. Что ведут себя и говорят, исключительно как наши, да из глубинки. С Урала, а не из-за бугра.

Не уж-то родители решились на возвращение в родные сосны?!

Глава 19 – Невидимка

– Пцы... – прицыкнул я, глядя на свой живот, с которого, наконец, вчера, сняли бинты, и на который я смотрю сидя на кровати, откинув одеяло.

Печальное зрелище! Совсем печально. Даже пука нет! Совсем. Зато шрамы... мамкин пирог с рыбой и то аккуратней заштопан бывает! Лоскутное одеяло и то лоскутов меньше имеет! И что-то мне подсказывает, что врачи, не сумевшие натянуть сову на глобус, остатки брюшины на мой живот, позаимствовали часть мяска откуда-то еще. И что-то мне подсказывает, что этим «чем-то» была моя же задница!

Правда пощупать её, дабы убедится, я все так же не в состоянии – пощупал я своими «протезами» свой зад, лишь примерно, по спотыканию «сарделек нечувствительных» об выпуклости, определяя, что шрамы есть и там. А заглянуть себя за спину мне пока что нереально, и это – главная проблема года!

У меня, в спине, кусок железа! Я не вернул себе контроль настолько, чтобы понять что он такое и зачем он там, но уже чувствую его, как нечто инородное, на что все тело жалуется «он! Он противный!» и фиг я изогнуть теперь настолько, чтоб оглядеть хотя бы зад свой визуально.

Не получается! Что-то не дает, мешает... а еще эта, она – БОЛЬ родная. Попытка вернуть себе былой контроль над телом привела к тому, что оно, родимое, начало лить мне в уши стон и крик, плачь и жалобы на ЖЭК единым хором. И это – ужасает.

– Доброе утро, Саш – поздоровался врач, плавно вплывший в палату и миролюбиво улыбаясь.

– Доброе, – буркнул я в ответ без энтузиазма, и с ленцой и неохотой развернув голову к нему, задал многократно повторяемый вопрос – Когда меня уже выпишут?

– Скоро, Саша, скоро.

Ага, скоро, скоро – я только это и слышу уже неделю! И к родителям не пускают, и вообще! Я впрочем, и не горазд то шибко бегать, пока, но это не значит, что согласен лежать болванчиком и слушать сказки! Я и ходить могу!

И тем более у меня уже в печенке, от которой на текущий момент существует, как понимаю, только половина, уже сидит этот «день сурка»! Каждый день, драть его, как копия предыдущего: с утра обход-кормешка, потом перевозка-процедуры, кормешка-обход кабинетов, где я уже заипался сдавать кровь, ссанину с баночки, и приседать на публику. Последнее почему-то вызывает наиболее острый восторг озабоченных врачей, что они уже кажется сами готовы ссать на публику да через трубочку. Уж не в той железочки из спины все дело, а? Ну а вечером вновь обход. Хоть бы график гады меняли день ото дня!

Если и сегодня ничего не изменится – сбегу! Я уже достаточно восстановился что бы пусть не прям уж бегать-прыгать, но хотя бы достаточно уверенно ползать и сбежать, и уже разведал все дыры охранного периметра – суровых тётушек вахтерш! Хотя виды из окна меня пока что сдерживают.

– Вижу, ты уже совсем поправилась. Готова к выписки? – улыбнулся доктор, вынимая из ушей наушники стетоскопа.

– Если вы сейчас скажите «мы тебя выпишем, но надо провести еще пару тестов» я разобью вам нос, – без злобы ответил ему я, мило улыбнувшись.

– Всё так, дорогая моя. Мы должны все тщательно проверить, прежде чем сможем тебя вы...

Смачный удар, с брызгами крови, отправляет врача в нокдаун. И пока стоящая рядом медсестра прибывает в состоянии «чоооО?!» высвистываю из кабинета прямо в чем был – скудных бинтах на талии.

– Саша! – процессия в коридоре преграждает мне путь, но я замечаю дыру у стен, образованную пустой тележкой, и ныряю в неё рыбкой.

Спина издает отвратный «хряк», тело – успешно прокатывается по металлу, килькой падая на пол с другого конца, и, пользуясь тем, что пусть ноги и заплетаются а руки успешно работают, устраиваю забег по щенячье – на руках! Даже какое-то маневрирование меж препятствий – людей! Что разинув рты пялятся на усеченную улитку, выходит.

Ножки! Харе фигней страдать! Работать! Солнце только встало! – приказываю конечностям, и наконец начинаю принимать вертикальное положение – и тут же падаю.

Какого фига!? – реву в мыслях, понимая, что встать вновь, что-то не выходит. Меня – что-то держит! Оглядываюсь, и вижу, длинный шлейф распустившегося бинта, на который наступил какой-то мужик. Хм, что-то не помню я его в этом коридоре. Из какой он палаты?... вышел. Зато, кажется, я где-то его раньше видел.

– Александра! Ты куда! Нельзя тебе еще так бегать!

– Не ушиблась хоть?

– Срочно на рентген! Только переломов нам тут не хватало... – обступили меня врачи, и поймавший меня мужчина куда-то исчез за их спинами.

– Папа! – воскликнул я восторженно, увидев отца в дверях палаты.

И пуская желтую жижу по трубочке в баночке, привязанной к своей ноге – чтоб пол не пачкал впредь! Кинулся к нему в объятья.

– А где мама? – взглянул обеспокоенно, отстраняясь, замечая дорожки свежих слез на его обветренных щеках.

Заглянул ему за спину, справа и с лева посмотрел, и в коридоре – нету. Не удивительно, но надо изобразить дитё.

– Пап? – протянул вопросительно, видя, как он уже конкретно плачет – Что с мамой?

Отец присел на колени, обнял меня до хруста моих нынче сильно ослабших костей, уткнувшись в мою грудь, тихо рыдая. Что!? Неужели... – возникла немного паническая мысль, что естественно отразилась на моём лице – нет, невозможно! От бати ею пахнет, и слишком сильно, чтобы списать это на остаточный запах! Не тот шлейф, что сохраняет в себе одежда, если её хорошо упаковать.

Она жива! Но... вместе с этим запахом, на бате отмечался «парфюм» лекарств, что бывает у людей, работающих в больнице при таблетках, или там лежащих, и что почувствовать могут даже самые простые люди.

Болеет! Она болеет! Опять!

– Пап...

Отец отпрянул, выпрямился, встав в полный рост, на ходу утирая слезы, будто их и не было вовсе. Сделал серьёзную моську, несмотря на травму лица ограничивающею эмоции, улыбнулся, и произнес почти будничным тоном:

– Не волнуйся, она в порядке!

– А... братик?

– Он тоже в порядке, но именно из-за него мамы тут и нет – готовятся к его появлению на свет.

Врет! Но сделал моську, будто поверил.

– Аа... а ты как пап? Как с работой? И вообще как...

– С работой? – переспросил он, а, видя что ему отвечать то как бы и не хочется, решил продолжить свой вопрос.

Но папка опередил, не стал ждать свеженькой подлянки, решив ответить дошераком:

– С работой нормаль! Но, может ты, всё же позволишь мне войти? Или так и будешь держать отца на пороге?

– Прошу! – сделал я приглашающий жест.

– Просторно... – оглядел отец хоромы, делая вид, что дико восторгается и впервые подобное видит.

Отвлечь пытается! Или... все же реально, заинтересован? Да, палата у меня большая! Можно и погордится!

– А то! ВИП-персона! Принцесса! – выпячил я грудь и задрал нос – Непонятно только с чего вдруг – сдулся, и сурово уставился на отца.

Отец – проигнорировал.

– А это что?

– Это? Книжки. Учебники вернее сказать – поднял я одну из книг со стопки – Принесли мне тут, чтоб школьную программу нагоняла.

Вообще-то на самом деле эти книжки тут для тестов, проверяют, как работают мои мозги. Не свихнулась ли девчонка, и способна ли решить хотя-бы дважды два. Тут ведь внизу стопки и математика за первый класс, и раскраска для дошколят с «весёлыми» буковками – они мне теперь долго будут снится в своём нелепом ужасе.

Ублюдки! Не могли что ли книжку попристойнее найти?! Чем эту «порнографию» для дошколят подсовывать почти что коматознику. Так и копыта склеить можно! Гады! Врачами-психологами еще себя зовущие! Надо почаще от них всех убегать! Вон, стоило мне сегодня только попытаться, так и отец сразу нашелся! А то «скоро», «скоро»...

– Ууу... какие сложные примеры!

– Ага. Тут много того, чего мы не проходили. Пап, слушай... а почему ты пришел ко мне только сейчас? Я скучала... – сказал я, и заметил, как отец сжал кулаки до побеления костяшек.

А лицо его, что уже разгладилось и обрело домашние, миролюбивые нотки, вдруг стало отображать лишь сталь и холод.

– Пап?

– Да, дочка. – улыбнулся он, совладав с нервами – Просто... были дела.

– Тебе ведь не сказали, да? – и по реакции сразу понял, что да – Я неделю уже тут кукую – и огляделся, выискивая камеры или жучки в кабинете.

Тут был один, но я его опробовал на зуб. Вроде как новых не прибавилось, но я и как ищейка жучков – пустая банка пива, что только сдать в металла приёмку за четверть от копейки.

– Пап, что было, до того как ты за мной пришел? – озадачил я его, и понял почти сразу – не скажет.

Придумает что-нибудь, ляпнет, соврет! Но не скажет! Оградит бедную дитятку от правды мира, встанет грудью, закроет собой... но не скажет.

– Да ничего не было, ты вообще о чем?

– Скажи ей, – донесся голос от двери, и я резко развернулся, уже готовясь к рывку с четким намереньем убить, наплевав на последствия.

У прохода обнаружился совершенно обыкновенный мужичок, стоящий в расслабленной позе, спиной навалившись на косяк. И когда он там оказался?! Почему я его не заметил!? Не прихода, ни шагов, ничего! Да от него же почти не пахнет ничем! Что за... мистер призрак! Невидимка! Не цепляемый глазу человек...

Он опасен! И реакция отца на голос – злоба, ненависть, замешанная на покорности, уважении и чувстве долга... какой-то адский букет чувств, что и непонятно кем для отца является этот человек – другом, или же врагом? И я его уже видел.

Давно! Очень давно! В милицейском тире. Стоял он там так же, в тенечке у стеночки. Не отсвечивая, и не привлекая внимание. Не откладываясь в памяти, и не имеющий отличительных примет.

На взгляд простого смертного, но не меня. И хрен я его второй раз забуду – узнаю где угодно и в гриме!

– Зарасти, – поздоровался я, видя что отец на него и смотреть то не желает – А вы кто?

– Друг твоего папы, – улыбнулся он, взглянув мельком на меня, и переключусь на отца – Скажи ей, ты не сможешь хранить тайны вечно, – и отец вновь сжал руки в кулаки, не желая смерятся с очевидным. – Как и ты моя дорогая – а вот это уже мне, и я оказался вынужден округлить глаза до блюдец.

Черт! Так вот что чувствует папаша!

– о... О чем вы? – состроил я святую невинность.

– Не прикидывайся дурочкой. Ты всего пару часов назад сломала человеку нос вовсе не детским ударом.

– с-с-Случайно вышло! – потупил я взгляд, типо «невиновата я-я!»

– Ага, случайно, пусть так. Но все же скажи, каковы приделы твоих навыков и регенерации?

Я взглянул на отца, что все так же сидит спиной к двери. На больно много себе позволяющего человека... и решил дать возможность им меж собою разобраться!

– Это у отца спрашивайте! Он меня лучше меня самой знает!

Батя чуть не подпрыгнул от такой подставы! И на его лице, мгновенно повернувшемся в мою сторону, так и читалось крупным шрифтом «чтооо?!».

– Николай? – как видно не понял шутки визитер, и в его голосе прорезался металл.

Черт! Кажется, я играюсь не с тем человеком! Это не шпик, и не агент! Это, блин, начальник! И очень крупный и властный!

– В рукопашном и ножевом бое ей нет равных – прошептал бедный родитель едва слышимо, но достаточно громко, что бы собеседник услышал и покивал в ответ.

– Огнестрел?

– Полный ноль.

– Совсем?

– Ты все видел сам, чего еще спрашиваешь? – наконец взглянул на гостя папа, и в этом взгляде я как ни старался, а ненависти не увидел.

Только грусть, печаль, тревога. К чему бы только это?

– Видел. Но это было давно, думал, что изменилось, – отец в ответ помотал головой – Жааль. – не сильно то и расстроился гость у двери – Что еще?

– Про регенерацию спрашивай у своих врачей. А более ничего необычного я и не видел.

– Да, да. Мне уже доложили. Очень интересно, – взглянул он вновь на меня, и на мою спину вылезли мурашки с дружным криком «опыты!»

Но что-то мне подсказывает – они уже нарезались и насшивались вволю, пока я был в отключке. От того и катетер, от того и шрамы там, где их быть недолжно – например на бедрах! Поперек, кольцом... Они мне что, ноги отпиливали под шумок?!

– И мне вот интересно – а органы ты себе новые отращивать тоже умеешь?

Вот это вопрос! Вот это наезд! Бедный батя!

– Нет, не умею – потупил я взгляд, и пресекая продолжение с подковырками дополнил – ни новые, ни старые, которые удалили, – и взгляд такой на мужика, с укором и вопросом «вы что, мне что-то нужное навырезали, пока я был в отключке?!» – только чинить то, что хоть как-то работает – и ручки так к низу живота, и взглядик потупить.

Я за прошлый год довел до идеала свою технику «невинный ангелок». Ну, почти – на некоторых она априори не работает.

– Вот... – вдруг прорезались эмоции у нашего до сели без эмоционального посетителя, что разве что не сплюнул, от неудовольствия ответа. – Поправляйся – буркнул напоследок и ушел.

Беззвучно, плавно, бесследно... высочайшее мастерство! Куда там слону с крыши в красной тряпке?! Дилетантка! Вот высшей уровень! Вот она – элита! Пик прогресса... Завидую! Очень сильно и лютой завести! Хочу, хочу, хочу!..

– Папа? Ты чего?

– Ничего дочка, все нормально – положил он мне руку на плечо, пытаясь улыбаться, а сам чуть не плачет.

– Пап... Ну... ну что? Говорит! Ведь так еще больнее! Болит где-то? С мамой что-то не так? – он кивнул, затем усиленно замотал головой – Что с ней? Где она?

– С ней всё в порядке, всё хорошо!

– Тогда что, Шредингер тебя побери!? – не выдержал я, и рявкнул соскакивая с койки.

– П.. пусть тебе врачи лучше скажут. – не поднял он на меня даже взгляда.

– Нет. Лучше ты скажи. Давай! Врачи... они такие сцуки! Ну их! – отмахнулся я и сел обратно.

– Саш... – взглянул он, наконец мне в лицо – Ты.. у тебя никогда не будет детей, Саш! Они...

– Да плевать! – отмахнулся я с ходу, не видя в этом и тени какой либо проблемы.

Что даже напугал отца.

– Саша! Ты не понимаешь...

– Да все я понимаю! Ну не будет детей, и ладно – возьму из приюта! Делов-то! Жива и ладно, остальное наживное! – улыбнулся я, и наконец увидел в глазах родного человека, хоть лучик не натянутого, искреннего просветления.

– Дочка... – прошептал он, глядя на меня, а я подумал, сколь глупым может быть переживания вроде бы взрослого уверенного в себе мужика.

И, обняв отца, уткнулся ему в грудь, ощущая тепло его тела возвращающейся чувствительностью кожи лица. А он, обняв в ответ, уткнулся мне в плечо, начав неторопливо поглаживать по, никуда не девшимся, пусть и поредевшим за время болезни волосам. И посидев так с минуту, начал тихим, едва различимым шёпотом шептать мне на ушко, едва сдерживая слезы, сколь чего еще, важного и жизни необходимого, мне удалили, пока я был без сознания эти два месяца.