Текст книги "В мире античных свитков"
Автор книги: В. Борухович
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Книгами в Афинах торговали и вразнос. Дионисий Галикарнасский в сочинении, посвященном творчеству оратора Исократа, описывает, как афинские торговцы носили целые связки свитков, содержавших судебные речи оратора, продавая их жителям города (Isocr., 18).
В Афинах впервые в мире была создана публичная библиотека. Известие об этом сохранил нам Авл Геллий (N. A., VII, 17, 1–3). «Как говорят, тиран Писистрат предоставил в Афинах для публичного чтения книги, излагающие благородные науки». Позже сами афиняне приложили старания, чтобы увеличить их количество. Но всю эту массу книг увез в Персию Ксеркс, захвативший Афины и сжегший город, кроме Акрополя. Спустя многие годы все эти книги вернул в Афины царь Селевк, получивший прозвище «победителя».
Традиция об афинской библиотеке нашла отражение и у других авторов (ср. Athen. 1, 3). Афинский тиран Писистрат действительно оказывал покровительство наукам и литературе, не случайно именно с его именем предание связывает редактирование гомеровских поэм.
Многие частные лица в Афинах обладали большими собраниями книг. Значительной библиотекой обладал Эврипид, в трагедиях которого особенно заметны следы «книжной» культуры (не случайно в комедии «Лягушки» Аристофан заставляет драматурга гордиться тем, что давал искусству «сок болтовни, настоянный на книгах»). Большая библиотека была у афинянина Эвтидема (Xen. Mem., IV, 2, 8), в которой были широко представлены книги по астрономии, геометрии, медицине – и, конечно, поэмы Гомера.
Афинский гражданин мог выбрать на книжном рынке все, что его интересовало. Ксенофонт в своих «Воспоминаниях о Сократе» упоминает о литературном произведении софиста Продика, которое называлось «Выбор Геракла». Учитель Геракла Лин разложил перед своим учеником ряд книг на выбор – там были произведения Орфея, Гомера, Гесиода, Хойрила, Эпихарма. Но Геракл выбрал… поваренную книгу, сочинение некоего Сима. Такой вариант мифа о Геракле мог появиться только там, где торговля книгами заняла важное место в ряду других товаров. Словарь Поллукса (VII, 211) ссылается на пьесу Аристомена «Обманщики», где выведен книготорговец, и в том же месте на пьесу Кратина, где упоминается писец, изготовляющий книги – «Библиограф». На основании скудных цитат трудно представить себе, в какой связи комедиографы вспомнили об этих профессиях, но само название пьесы Аристомена вызывает ассоциации, не очень лестные для лиц, упоминаемых комедиографом. Торговцы книгами упоминаются в числе прочих Никофроном (Meineke, II, 2852). В Афинах существовало и определенное место, где продавались книги, как можно предположить на основании одного намека у Платона в «Апологии Сократа». С огромной художественной силой рисуя сцены суда над своим учителем, Платон сохранил для потомства ряд важнейших деталей спора между обвинителями и обвиненным. Помимо прочего, один из обвинителей Сократа, Мелет, вменил в вину философу, будто тот высказывал утверждение, что солнце является в действительности не чем иным, как простым камнем, а луна – землей. Отвечая Мелету, Сократ опровергал подобные обвинения, указав, что такие умозаключения высказаны не им, а Анаксагором, и Мелет, обвинив в этом Сократа, только высказал тем самым свое полное презрение к судьям Афин, считая их неосведомленными и малограмотными людьми. Всем известно, что именно книги Анаксагора полны подобных утверждений, и в этом может убедиться всякий, купив эти сочинения за драхму на орхестре.
Что здесь имеется в виду под орхестрой, и можно ли считать, исходя из этого намека, что орхестра афинского театра Диониса была местом, где торговали книгами, когда там не было театральных представлений?
Вряд ли такое предположение допустимо. Театральное представление в те времена было священнодействием, и поэтому сам театр был неким подобием храма. Скорее всего, здесь надо принять точку зрения тех исследователей, которые видят в упомянутой Платоном орхестре юго-западную часть агоры Афин (RE, Hbd. 35, 1939, Sp. 883–885), которая так называлась. Когда-то здесь действительно была орхестра, но культовое назначение этой площадки было забыто после того, как в конце VI века до н. э. на юго-восточном склоне Акрополя в священном участке Диониса появилась новая орхестра, вокруг которой и возник театр. Старая же орхестра, сохранив свое название, стала частью торговых рядов, располагавшихся по всей афинской агоре. Здесь стояли статуи тираноубийц Гармодия и Аристогитона. Именно здесь и продавались книги, о чем говорится в «Апологии Сократа». Это упоминание можно сопоставить и с сообщением Диогена Лаертского (II, 3, 11), что Анаксагор был первым философом, который стал публиковать свои труды.
Нам трудно представить себе, как конкретно выглядели эти первые издания философских книг. Но уже вскоре после издания сочинений Анаксагора на афинском книжном рынке стали довольно часто встречаться книги философского содержания. Из одного места сочинения Диогена Лаертского (IX, 40) мы узнаем, что Платон вознамерился собрать и сжечь все сочинения Демокрита, философа-материалиста, которого Платон особенно ненавидел. Но пифагорейцы Амикл и Критий отговорили его, указав ему на безнадежный характер такой попытки – слишком многие люди хранили у себя сочинения Демокрита. Но тот же автор рассказывает, как в Афинах подобное мероприятие было осуществлено в государственном порядке: сочинения софиста Протагора, обвиненного в безбожии, были собраны в одно место государственными глашатаями Афин (отобравшими эти книги у граждан) и сожжены на городской площади.
Лавка книгопродавца в Афинах была не только местом, где любители изящной словесности и ревнители науки могли приобрести нужные им книги, но одновременно и литературным, а, может быть, и политическим клубом: здесь можно было услышать последние литературные новости, потолковать о книжных новинках. Упоминавшийся уже здесь Диоген Лаертский (VII, 2) рассказывает о Зеноне из Кития, как тот, потерпев кораблекрушение близ афинского порта Пирей, скитался по Пирею, пока не нашел приюта в лавке книготорговца (имя философа могло быть там известно).
Так как издание книг требовало особо высокой квалификации, не все греческие полисы могли наладить у себя это производство. Поэтому книги из Афин и других городов, где они изготовлялись, экспортировались в различные части эллинского культурного мира, иногда очень отдаленные, как, например, в греческие колонии, расположенные по берегам Понта. Мы узнаем об этом из вскользь брошенного замечания Ксенофонта. Автор, сочетавший в себе литератора и солдата, упоминает в «Анабасисе» (VII, 5, 12–14) о Салмидессе, городе и области, расположенной вдоль западного побережья Черного моря. Здесь часто терпели крушение греческие корабли, направлявшиеся в Понт (известие это подтверждает и Страбон – VII, 6, 1), так как пустынная и скалистая береговая полоса была здесь открыта для ветров. «Здесь многие из плывущих в Понт кораблей садятся на мель и их потом прибивает к берегу, так как море в этом месте на большом расстоянии очень мелководно. Фракийцы, живущие в этих местах, отмежевываются друг от друга столбами и грабят корабли, выбрасываемые морем на участок каждого из них. Рассказывают также, что до размежевания многие из них погибали, убивая друг друга во время дележа добычи. Там находили много кроватей, сундуков, книг и других вещей, какие морские торговцы обычно перевозят в деревянных ящиках»[139]139
Еще в VII в. до н. э. Архилох знал, что Салмидесс – гибельное место для моряка. Призывая все беды на голову изменившего ему друга, он писал:
Пускай близ Салмидесса ночью темнойВзяли б фракийцы его…Античная лирика. М., Худ. лит., 1968, с. 119, перев. В. Вересаева
[Закрыть].
Этот рассказ Ксенофонта является редким свидетельством, подтверждающим предположение о ведущей роли самых развитых государств Эллады в производстве книг и книготорговле.
Одна афинская пословица случайно сохранила нам имя человека, занимавшегося торговлей книгами и возившего их в далекие страны. Она приведена в словаре Суды и у Зеновия (Suda, s. v. λόγοισι; Zenob., V b). По-русски ее можно передать примерно так: «Торгует речами за морем Гермодор». По поводу этой пословицы словарь Суды сообщает нам следующее: «Гермодор был учеником Платона и торговал его сочинениями, вывозя их в Сицилию». Надо заметить, что Гермодор был не только деловым человеком, но и литератором, написавшим целую книгу о своем учителе Платоне (см. Diog. Laert., III, 66). По-видимому, Гермодор был первым издателем сочинений Платона, а издательское дело и книготорговля, как уже говорилось, были тогда тесно связаны. Разумеется, то, что издателем сочинений философа выступает его ученик, тоже не является случайным обстоятельством – близость к автору облегчала ему задачу редактирования сложных по композиции и содержанию философских диалогов Платона.
Далеко не все античные писатели издавали свои труды при жизни. Многие произведения Аристотеля были изданы лишь после его смерти. Историю их издания подробнейшим образом рассказывает Страбон (XIII, 2, 54): «Аристотель передал свою библиотеку Феофрасту, которому он оставил также и свою школу. Аристотель был первым из известных нам людей, который составил собрание книг и подал пример египетским царям, как надо составлять библиотеку. Феофраст передал библиотеку Нелею, который привез ее в Скепсис. Нелей оставил ее своим наследникам, лицам, к науке и образованию непричастным. Те держали эти книги взаперти и не заботились о них. Когда же они проведали о деятельности царей Атталидов (которым Скепсис был подвластен), разыскивавших книги для своей библиотеки в Пергаме, они скрыли эти книги в каком-то погребе под землей. Позже, уже поврежденными от сырости и червей, книги Аристотеля и книги Феофраста были проданы потомками Нелея за большие деньги Апелликону Теосцу. Этот Апелликон был скорее библиофилом, чем ученым. Стараясь восстановить изъеденные червями места, он переписал текст на новые копии (антиграфы), неверно дополняя тексты, и издал эти книги полными ошибок. Так получилось, что перипатетики – как те, которые принадлежали к первому поколению учеников Аристотеля, так и те, кто жили после Феофраста – не имели возможности деятельно заниматься философией, а только провозвещали основные положения учения Аристотеля, вследствие того, что у них вовсе не было книг их учителя, за исключением весьма немногих, и то в основном принадлежавших к эксотерическим сочинениям. Более поздним перипатетикам, с момента, как эти книги вышли в свет, предоставились гораздо большие возможности заниматься философией и следовать учению Аристотеля. Но все же они были вынуждены по многим вопросам высказывать утверждения, основанные на догадках, вследствие множества ошибок[140]140
Имеются в виду ошибки, сделанные при восстановлении поврежденных книг с произведениями Аристотеля.
[Закрыть]. Многое, к этому добавил и Рим. Ведь сразу же после смерти Апелликона Сулла, взяв Афины, увез его библиотеку. После того, как она была привезена в Рим, грамматик Тираннион, будучи приверженцем школы Аристотеля, взял на себя заботы о книгах. Он сумел угодить лицу, поставленному над библиотекой. (Имели дело с ней) и некоторые торговцы книгами, использовавшие плохих писцов и не сверявшие копии с оригиналом – что часто случается и с другими книгами, которые пишутся для продажи, и здесь, и в Александрии»[141]141
Под словом «здесь» имеется в виду, скорее всего, Рим.
[Закрыть].
В этом сообщении Страбона не все сказано с достаточной ясностью. Из него трудно составить себе представление о характере библиотеки Аристотеля – состояла ли она из сочинений самого философа, или же она содержала книги и других авторов. В пользу второго предположения говорит то, что Страбон с похвалой отзывается об искусстве Аристотеля составлять библиотеку, которое у него переняли Птолемеи. Это утверждение имело бы мало смысла, если бы речь шла о сочинениях только самого философа. В пользу того, что подбор книг в библиотеке Аристотеля был разнообразным и включал в себя произведения многих авторов, можно высказать ряд априорных соображений: это, во-первых, любовь к книгам, за которую Аристотель, еще обучаясь в Академии Платона, получил прозвище «книгочея»; во-вторых, особенность его творчества, одним из характерных признаков которого является постоянное внимание к учениям других философов, его предшественников.
Трудно также допустить, что до Апелликона главные сочинения Аристотеля не были известны (существуют достаточно веские соображения, свидетельствующие против такого предположения). Но как бы то ни было, ясно одно – широкое распространение труды Аристотеля получили после того, как они были изданы в Риме Тираннионом и Андроником Родосским. Андроник объединил сочинения Аристотеля в тематические группы, каждая из которых трактовала проблемы одной научной дисциплины. Помимо этого, в качестве приложения к изданию он составил парафразы и пояснения ко многим произведениям Аристотеля и написал введение в изучение философии Аристотеля и Феофраста, в котором, как предполагают, он изложил жизнеописание каждого из них, включив также в это сочинение текст завещаний обоих философов, и дал список их произведений, составленный в соответствии с его систематизацией. Можно догадываться, что там шла речь и о подлинности перечисленных произведений философов. Таким образом, это было одно из первых (если не самое первое) научно-критическое издание сочинений великого мыслителя древности, составленное по принципам, близким к тем, которые существуют в настоящее время.
Сведениям Страбона можно доверять не только потому, что он вообще был ученым, стремившимся к точности сообщаемых им сведений: Страбон был учеником Тиранниона, которого мог слушать в Риме (см. «География», XII, 3, 16). Кроме того, Страбон вообще был близок к перипатетикам, и это видно хотя бы из того, что он слушал Ксенарха, видного философа этой школы (XIV, 5, 4).
Сообщение Страбона о судьбе сочинений Аристотеля позволяет нам получить известные представления об издательской технике того времени. Становится ясно, прежде всего, что в его времена существовали два крупных издательских центра – Александрия и Рим. Издательской деятельностью занимаются книготорговцы, и качество их изданий зависит от квалификации писцов, работающих в их скрипториях. Изданные экземпляры должны сверяться с оригиналом – чего не было сделано при издании сочинений Аристотеля. Представляет интерес и то, что Страбон сообщает об Апелликоне, представлявшем характерный для того времени тип библиофила, охотника за редкими и ценными изданиями, но мало вникавшего в их содержание. Из других источников известно, что когда Апелликон не мог купить приглянувшуюся ему книгу, он ее воровал. Из афинского государственного архива он сумел добыть оригиналы древних постановлений афинского народного собрания. Добывал он редкие памятники письменности и в других городах (Athen., V, 214 E).
Рассказ Страбона содержит ряд характерных терминов, взятых из издательской практики того времени (антиграф – копия, выпущенная в свет издателем, архетип – оригинал, с которого делаются копии).
Ни одна античная книга не дошла до нашего времени в виде архетипа, то есть экземпляра, изготовленного автором собственноручно или рукой его секретаря. Как правило, рукописи античных книг, лежащие в основе современных изданий, отделены от самых древних копий, сделанных с оригинала, большим количеством промежуточных списков. Очень редко встречаются рукописи, которые были бы древнее XIII или XIV века. Следует при этом учитывать, что и алфавит, которым написаны дошедшие до нас рукописи произведений античных писателей, во многих случаях отличается от того алфавита, которым пользовался автор. Здесь имеет место то же самое явление, с которым мы сталкиваемся, читая, например, современные издания поэтов XVIII века. Сравнивая факсимиле оды В. Капниста «На смерть Державина» с современным изданием этой оды, мы видим, как в современном издании исчезли «твердый знак», «ять», «и десятиричное» и некоторые другие буквы; исчезли и знаки, которыми поэт отделял одну строфу от другой[142]142
Капнист В. В. Избранные произведения. М., 1973, с. 34.
[Закрыть]. В другом стихотворении этого же поэта, «Судьба», мы с первой же строки замечаем, как современные издатели заменяют старинную орфографию современной – меняя, например, «буйнаго» на «буйного»[143]143
Там же, с. 167.
[Закрыть].
Литературный язык никогда не стоял на месте, и писец, переписывающий произведение, сохранившее архаизмы или диалектизмы, невольно приспособлял язык копируемого произведения к общепринятому в его время. Как уже говорилось выше, нечто подобное произошло с пьесами Плавта, написанными на языке, которым говорили на улицах Рима в конце III – начале II века до н. э.
Но Плавту просто не посчастливилось. Совершенно иной предстает перед нами судьба поэм Гомера или произведения Геродота, из которых первые написаны на так называемом «гомеровском диалекте» (происхождение которого по-прежнему остается для нас загадкой[144]144
Положения не могут спасти изобретение новых терминов вроде «над-диалекта», применяемых к языку Гомера (Ср. Тронский И. М. Вопросы языкового развития в античном обществе. Л., «Наука», 1973, с. 109).
[Закрыть]), а произведение Геродота – на литературном ионийском диалекте. Сохранившиеся папирусные отрывки этих произведений, как уже говорилось выше, дают нам текст, ничем не отличающийся (по крайней мере, по языку) от того, который сохранили нам рукописи византийской эпохи и которым мы обязаны текстологам александрийской эпохи. Большое значение имело здесь и то, что оба автора, Гомер и Геродот, входили в перечень тех, которые изучались в учебных заведениях Византии и поэтому переписывались особенно часто.
Квалифицированный античный писец должен был обладать не только искусством каллиграфии – необходимым условием была высокая грамотность, позволявшая избегать механического переписывания. В античных скрипториях были выработаны правила копирования книг, которые до нас не дошли, но о существовании которых мы можем догадываться. Известно, например, что писец должен был воспроизвести оригинал так, чтобы и количество строк, и число страниц копии точно совпадали с оригиналом. В одной рукописи мы читаем: «Прототип воспроизведен точно, насколько было возможно». Другие копиисты, закончив работу, писали в конце переписанной ими книги, что просят читателей не осуждать их слишком строго за ошибки, которые они допустили.
Завершив свой труд, копиист иногда указывал дату окончания работы и подписывал свое имя. Этот колофон часто содержал различные благочестивые формулы или выражения радости по поводу окончания работы. Писали, например, так: «Так же, как радуется моряк, возвращаясь в порт, такую же радость испытывает и писец, видя свой труд завершенным». Другие высказывались более прозаично, подобно одному монаху, который написал в конце своего труда: «Дай-ка выпить, брат Франциск!»[145]145
Dain A. Op. cit., P. 35.
[Закрыть].
Латинское и греческое письмо, которым писались античные книги, прошло ряд стадий своего развития, изучаемых латинской и греческой палеографией. Можно выделить четыре стадии, через которые прошло латинское письмо: капитальное, унциальное, полуунциальное и минускульное. Античные латинские книги писались капитальным письмом и унциалом, но с середины III века н. э. постепенно входит в употребление «примитивный минускул», который называют иногда полуунициалом (это прямой предшественник каролингского минускула).
Греческий минускул, по распространенному мнению, представляет собой нормализацию курсивного письма[146]146
Краткий и очень ясный очерк латинской палеографии дан в книге А. Д. Люблинской (Латинская палеография, М., 1969). См. также Добиаш-Рождественская О. А. История письма в средние века. М., 1936. Фундаментальным руководством по греческой палеографии служит книга Gardthausen U. Griechische Paläographie, 2 Bde. Leipzig, 1911–1913.
[Закрыть].
Глава IX
Александрийская культура книги
В Египте все то есть, что есть в мире:
Богатство, власть, покой, палестра, блеск славы,
Театры, злато, мудрецы, царя свита,
Владыко благостный, чертог богов братьев,
Музей, вино – ну, словом, все, что ты хочешь.
Героид, Мимиямбы
Основание Александрии
«Александрийцы – это те, кто воспитал и дал образование всем эллинам и варварам, во времена, которые наступили после диадохов Александра. Птолемей VII, изгнав немалое количество александрийцев, наполнил острова и города грамматиками, философами, геометрами, людьми, причастными к мусическим искусствам, живописцами, учителями гимнастики, врачами и многими другими специалистами» (Athen., IV, 184 B).
В этих словах подчеркнуто выражена роль Александрии как вселенского центра культуры в древности. Ни один город мира во все предшествующие и последующие века истории античности и средневековья не смог бы сравниться с Александрией в этом смысле: светом ее науки, литературы, философии озарена громадная эпоха истории. Ставший позднее, к I веку н. э., мировым центром культуры, Рим питался соками Александрии. Страбон отметил в своем труде: «Рим полон александрийских филологов» (p. 675). Александрия была вместе с тем и мировым издательским центром, откуда книги расходились по всему тогдашнему цивилизованному миру.
Почему именно Александрии судьба уготовила подобную роль? На этот вопрос трудно дать однозначный ответ. Не одно, а стечение множества обстоятельств обусловило этот замечательный феномен истории античного мира. К ним следует причислить и выгодное географическое положение этого города, сразу же ставшего портом мирового значения, и то, что Александрия унаследовала древние греко-египетские связи, и блеск новой столицы Птолемеев, привлекавших сюда самых выдающихся деятелей науки и культуры со всего мира, и неисчерпаемые богатства страны, ресурсы которой оказались в полном распоряжении Птолемеев, и разноплеменность массы населения этого города, и исключительное положение, которое он занимал в системе административного управления в Египте, и многие другие обстоятельства (в числе которых следовало бы отметить и наличие крупного ремесленного производства, особенно производства писчего материала – папируса…).
Александр, на мирной деятельности которого лежит отпечаток такой же быстроты и смелости решений, как на его военных походах, мыслил себе Александрию в качестве некоего интернационального центра[147]147
Александр оказался особым образом связан с Египтом – здесь был основан первый город, названный его именем, здесь он хотел быть похороненным (Curt., X, 5, 4; Iust., XII, 15, 7) и здесь же было положено начало культу Александра…
[Закрыть]. Для его внутренней политики вообще было характерно стремление предупредить национальные распри, могущие взорвать изнутри создаваемое им огромное мировое государство. Отсюда и те призывы к единодушию, с которыми он обратился и к македонянам – победителям, и к персам – побежденным, которые прозвучали на знаменитом банкете в Описе, политика смешанных браков, которым он сам первым подал пример, и т. п. Всем этим планам не суждено было осуществиться.
Арриан, основываясь на достоверной традиции, передает, как Александра захватила мысль построить город: «Придя в Каноп, он проплыл кругом залива Мариа и вышел там, где сейчас находится город Александрия. Место показалось ему чрезвычайно подходящим для основания города, который, по его мнению, должен был здесь процветать. Его охватило горячее желание осуществить эту мысль, и он сам разметил знаками, где устроить агору, где и каким богам поставить храмы – были посвященные эллинским богам, был и храм Исиды Египетской – и по каким местам вести кругом стены» (III, 1, 5).
Мы видим, что город был задуман с самого начала как эллинский полис, со всеми его атрибутами – агорой, храмами богов, палестрой и т. д. Основанная зимой 332/331 гг. до н. э.[148]148
Точную датировку содержит P. Oxy., I, 12, Col. IV: «В 112 олимпиаду… в первый год этой олимпиады Александр сын Филиппа взял Тир и занял Египет».
[Закрыть] Александрия противопоставлялась не только египетским городам, но и всем остальным полисам тогдашнего греческого мира. «Александриец» стало особым этниконом[149]149
Mitteis-Wilcken. Grundzüge und Chrestomathie der Papyruskunde, 1912. B. II, H. 2, № 36, 226/225 г. до н. э. (Ἀλεξανδρεύς τῆς ἐπιγονῆς).
[Закрыть]. Позже, в римскую эпоху, Дион Хрисостом в одной из своих речей (or., XXXII, 670 B) говорил: «Египет, столь великое племя, есть тело полиса (то есть Александрии. – В. Б.), скорее даже приложение к нему…» Лумброзо, глубоко изучавший эллинистический Египет, также заметил эту характерную особенность города и писал Вилькену: «Этот город сам составляет нечто целое, некое государство, царство само по себе…»[150]150
Archiv für Papyrusforschung, t. V, 1910–1911, S. 25.
[Закрыть]. Греки, жившие в Александрии, имели свой кодекс законов, свою агору, совет, палестры, стадионы, культ своих богов: они одни имели право получать материальную поддержку от государства (египтяне, жившие в Александрии, рассматривались как чужестранцы или метеки). Еще в 97 г. н. э., когда Плиний Младший хотел выхлопотать для своего врача египтянина право римского гражданства, ему было указано, что тому надо сначала стать александрийским гражданином… (Epist., X, 5, 6-11).
Детальный, хотя и густо сдобренный фольклорным материалом рассказ об основании Александрии мы находим в «Истории Александра Великого» Псевдо-Каллисфена[151]151
Pseudo-Callisthenes. Historia Alexandri Magni, I, 30, ed. Kroll, Berlin, 1926.
[Закрыть]. В нем заключено множество вымышленных и противоречивых подробностей, но одновременно мы находим там и целый ряд таких сведений, которые несомненно носят исторический характер. По всей вероятности, в своей основе роман Псевдо-Каллисфена сложился во времена Птолемеев, хотя дошедшая до нас редакция относится уже к римской эпохе[152]152
Rohde E. Der griechische Roman und seine Vorläufer, Berl., 1960, S. 197.
[Закрыть]. В этом романе, после выдуманного рассказа о том, как римляне прислали Александру подарки и солдат, сообщается о путешествии Александра к богу Аммону, после чего он приказал своим солдатам сесть на корабли и отправиться на остров «Фаритиду», чтобы там ожидать его прибытия. В оазисе Аммона Александр принес жертвы богу и попросил его подтвердить знамением, что он, Александр, его сын. Ночью во сне Александр получил это знамение и после этого воздвиг Аммону храм с надписью: «Отцу богу Аммону посвятил Александр». У Аммона же Александр попросил указания, где он должен основать город и назвать своим именем. Бог также ночью явился ему во сне и в стихах (в ритме героического гекзаметра, как обычно давались оракулы) указал Александру место – «У острова Протеиды». После рассказа о том, каково происхождение названия места Паратонион, сообщается, как Александр прибыл в район, где находились египетские поселения (перечисляются 16 названий). Наиболее выдающимся из них, «метрополией», была Ракотида. Поселения эти имели 12 рек, изливающихся в море. Реки были засыпаны и стали улицами нового города. Оставлены были только три – одна, называющаяся Ракотит («которая ныне является дорогой великого бога Сараписа»), затем канал по улице, ведущей к агоре, и самая большая река, которая ныне называется Аспендия.
Александру давали советы, как строить город, Клеомен из Навкратиса и Динократ родосец. Они советовали не строить большого города, так как некем будет его заселить. И даже если отыщется население, купцы все равно не смогут доставить туда необходимого количества припасов, так много их потребуется. Кроме того, в большом городе непременно возникнет вражда между жителями, тогда как в малых городах всегда сохраняется согласие. Александр уступил архитекторам и поручил им строить город такой величины, какой они признают необходимым.
Архитекторы наметили городскую черту от Драконта[153]153
Драконт – исток озера Мареотиды, соединявший его с морем. Он находился на западе, вне городской черты Александрии.
[Закрыть], что у Тафосирийской косы, до Агатодемона[154]154
Агатодемон – большой канал близ Канопа.
[Закрыть], напротив Канопа, а ширину от Мендесия до Эврилоха и Мелантия[155]155
Эврилох и Мелантий – эпонимные (видимо, мифические) герои, от которых вели свое название одноименные поселения вблизи Александрии, как можно предполагать на основании контекста.
[Закрыть].
Псевдо-Каллисфен называет далее помимо Динократа и Клеомена, принимавших участие в планировке города, еще и Кратера Олинфийца[156]156
Подлинное имя – Кратет.
[Закрыть], а также ливийца Герона, брата которого звали Гипоном. Гипоном посоветовал Александру соорудить отводные каналы и клоаки, выходящие в море. Поэтому эти каналы и называются Гипономы [157]157
Мы сталкиваемся здесь с типичным этиологическим мифом. Греческое слово «гипоном» означает «подземный канал», «подкоп». Отсюда и пошла легенда, будто эти каналы под землей, которых, как мы увидим ниже, в Александрии было большое количество, построил некий строитель по имени Гипоном.
[Закрыть]. Далее автор «Истории Александра Великого» уверяет, что нет города больше Александрии, и приводит для сравнения с периметром Александрии (16 стадиев 395 футов) периметры Антиохии (8 стадиев 72 фута), Карфагена (16 стадиев 7 футов), Рима (14 стадиев 20 футов). Цифры эти совершенно нелепы, если действительно считать их периметрами. Возможно, здесь надо подразумевать иные единицы измерения, а именно римские мили – во времена Веспасиана Рим действительно имел в периметре около 13 миль, как видно из Плиния. Старшего (N. H., III, 16).
Прибыв к месту, где должен был располагаться будущий город, Александр увидел каналы и разбросанные вокруг деревни. С берега он заметил остров и спросил, как он называется. Местные жители ответили, что это Фарос, и что там жил Протей. Александр тогда принес жертву герою Протею и, увидев, что посвященное ему сооружение обрушилось, приказал восстановить его как можно скорее.
Посыпая мукой, они таким способом наметили городскую черту. Но птицы расклевывали эту муку, и тогда Александр послал за толкователями, отгадывающими смысл знамений. Те следующим образом разъяснили его смысл: основанный город будет кормить весь мир, и всюду проникнут люди, рожденные в нем (ведь и птицы облетают весь мир).
Александрию начали строить от Месопедия («Срединной площади»): место это и получило свое имя оттого, что с него начали строить город…
Всю землю, которая выбрасывалась при закладке фундаментов, Александр приказал сваливать в одно место. Сейчас там высится гора, которая называется Коприя. Заложив большую часть городских кварталов и составив план, он начертал на нем пять букв: Α Β Γ Δ Ε. Буква Α означала «Александр», Β – «Басилевс» (царь), Γ – «генос» (род), Δ – «Диос» (Зевса), Ε – «ектисе» («основал» – имеется в виду город…).
Рассказ Псевдо-Каллисфена донес до нас народные легенды об основании знаменитого города древности, но в этих легендах скрывается историческое зерно. Противоречивый и сбивчивый рассказ романа об Александре нуждается, конечно, в серьезных коррективах и дополнениях. Особенно важным в этом отношении является описание Страбона (XVII, 791–795), позволяющее восстановить панораму этого красивейшего города древности[158]158
Страбон бывал в Александрии во времена императора Августа и прожил там, по-видимому, несколько лет, с 25 по 20 гг. до н. э. (См. Parsons?. A. The Alexandrian library. London, 1952, p. 61).
[Закрыть].
Город располагался на склоне холма, спускавшегося к морю от озера Мареотиды, и тянулся с юго-запада на северо-восток. Местность была очень удобной в стратегическом отношении – гавань, закрытая с севера островом Фарос, была прекрасным убежищем для флота. Каналы соединили гавань с Нилом, водной артерией страны, и тем самым – со всеми областями Египта. Район был хорошо известен грекам – в сорока милях от него находился Навкратис, древнее поселение греков в Египте.
По Страбону, план города напоминал хламиду – македонский военный плащ; длина города приблизительно втрое превышала ширину. В целом площадь, занимаемая городом, напоминала параллелограмм с длинной стороной в 30 стадий (свыше 5 км). Ширина равнялась 7–8 стадиям (ок. 1.5 км).
Ровные и широкие улицы города, удобные для проезда колесниц и всадников, пересекались под прямыми углами – Александрия была распланирована с учетом всех достижений античной науки о градостроительстве. Следы этой планировки можно было открыть еще в XIX в. Лучший план античной Александрии опубликовал в конце прошлого века Махмуд-Эль-Фалаки[159]159
Mahmud-el-Falaki. Memoire sur l’ancienne Alexandrie, Copenhagen, 1872. См. также Neroutsos-Bey T. L’ancienne Alexandrie, P., 1888; Alexandre Max de Zogheb. Études sur l’ancienne Alexandrie. P., 1909.
[Закрыть]. Автор сам производил раскопки и открыл одиннадцать поперечных улиц и семь продольных проспектов, тянувшихся параллельно длинной стороне городской черты. Главный проспект – Канопский – пересекал город с запада на восток, начинаясь на востоке Воротами Солнца и оканчиваясь на западе Воротами Луны[160]160
Позже этот проспект называли просто Дромос. Улица была восстановлена при императоре Антонине Пии. Ворота Солнца и Ворота Луны иногда связывают с концами другой, поперечной улицы (второй главной улицы Александрии).
[Закрыть]. Диодор, также посетивший Александрию, описывает этот проспект в следующих словах: «Почти посредине город прорезает улица, удивительная по своей величине и красоте – она идет от одних ворот до других. Длина этой улицы равна 40 стадиям (египетский стадий – 174 метра), а ширина – одному плетру (30 метров). Вся она застроена роскошными зданиями и храмами» (XVII, 52, 3). Среди этих зданий, упомянутых Диодором, выдавались красотой и роскошью постройки, тянувшиеся по одной стороне улицы, – Гимнасий, Палестра, храм Кроноса, Тетрапилон. По другой стороне возвышались дворец правосудия (Дикастерион), храм Пана, храм Сараписа и Исиды и другие сооружения. Площадь, находившаяся посреди города, называлась Месопедион. На этой площади находился палладиум Александрии – гробница Александра Македонского, построенная Птолемеем II Филадельфом (так называемая «Сема»). Позднее римские императоры почитали эту гробницу за святыню и ездили к ней на поклонение. Страбон пишет обо всех этих сооружениях: «Одним словом, город полон общественных памятников и храмов. Наиболее красивым является Гимнасий с портиками более одного стадия длиной. В центре города находятся здание суда и парки» (XVII, 795).
