Текст книги "В мире античных свитков"
Автор книги: В. Борухович
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Глава VI
Античная книга-свиток
Я скоро весь умру. Но, тень мою любя,
Храните рукопись, о други, для себя!
Когда гроза пройдет, толпою суеверной
Сбирайтесь иногда читать мой свиток верный.
А. С. Пушкин, Андрей Шенье
В декабре 8 года нашей эры римский император Август специальным эдиктом сослал Публия Овидия Назона, к тому времени известного в римских литературных кругах поэта, в расположенный на самой окраине империи город Томы (ныне порт Констанца в Румынии).
Недавний баловень римских литературных салонов, кумир золотой молодежи, не мысливший себе иной жизни, чем та, которую он вел в Риме, Овидий горько жаловался на свою судьбу в элегиях, которые он присылал с Понта. Эти «Печальные элегии» проникнуты чувством неподдельной тоски по родине. А. С. Пушкин, находивший в своей судьбе черты сходства с опальным римским поэтом, высоко отзывался о них: «Книга Tristium… выше, по нашему мнению, всех прочих сочинений Овидиевых (кроме «Превращений»). «Героиды», элегии любовные, и самая поэма Ars amandi, мнимая причина его изгнания, уступают «Элегиям Понтийским». В сих последних более истинного чувства, более простодушия, более индивидуальности и менее холодного остроумия… Сколько живости в подробностях! И какая грусть о Риме! Какие трогательные жалобы!»[98]98
Пушкин А. С. Собрание сочинений. М., Изд-во АН СССР, т. XII, с. 34.
[Закрыть].
Овидий завидовал судьбе своих книг, которым суждено было увидеть Рим, столь дорогой его сердцу город, тогда как автору их запрещено появляться на берегах Тибра. Это были книги изгнанника, и внешний вид их соответствовал обстановке, в которой они появились на свет. «Бедная книга! – писал поэт. – Не завидую тебе, ты прибудешь в Рим без меня. Увы! Твоему господину являться туда запрещено. Иди же, но лишенная всяких украшений, как и подобает изгнаннику. Пусть, жалкая, увидят тебя в том наряде, который приличествует нынешним несчастным временам. Тебя не укутает пурпурного цвета кожа – ведь године скорби не приличествует этот цвет. Титул твой не будет сверкать киноварью, а харта – кедровым маслом. И на «лбу» ты будешь носить «чистые», а не черные «рожки» – ведь это все украшения счастливых книг, тебе же следует служить напоминанием о моей судьбе. Хрупкая пемза не отшлифует оба «лба» книги, чтобы люди увидели тебя косматой, с распущенными волосами. И не стыдись пятен! Всякий, кто их увидит, поймёт, что это следы слез» («Печальные элегии», I, I, 1—14).
Мы видим здесь, как поэт противопоставляет свою скромную книгу изгнанника роскошным столичным изданиям, отличия которых, впрочем, нам не вполне ясны. Что представляют собой «рожки»? Какой частью книги является «лоб»? На эти вопросы мы постараемся ответить позднее.
Изысканно отделанные книги, описанные здесь поэтом, ко времени Овидия представляли собой уже вполне устоявшуюся форму, за которой были уже несколько столетий исторического развития. Ее начальные шаги теряются в глуби веков, и только на основании скудных следов традиции и ряда априорных умозаключений мы приходим к выводу, что впервые в Элладе книга появляется и затем, находит все более широкое распространение в VII–VI вв. до н. э.[99]99
Dahl S. Geschichte des Buches. Leipzig, 1928, S. 11.
[Закрыть] Это как раз время, когда устанавливаются регулярные и прочные торговые связи с Египтом, единственной страной-экспортером папируса, харты, из которой изготовлялись книги. Оживленная торговля приводит к созданию постоянных торговых факторий, так называемых эмпориев, в дельте Нила. Греки создают здесь свою «интернациональную» колонию, город Навкратис, надолго ставший базой греческого влияния в Египте; греческие наемники-солдаты становятся с этого времени главной ударной силой армии фараонов Саисской династии. Греки поселяются также в специально созданных для них лагерях, и с этой поры начинается с особой интенсивностью то взаимопроникновение культур Востока и Запада, которое достигнет полного завершения в эллинистическую и римскую эпохи.
Расцвет литературы и прежде всего прозаических жанров, который наблюдается в Элладе в VI и V веках, был неразрывно связан с развитием книжного дела. Папирус ввозился в Элладу во все более возрастающих масштабах, превратившись в один из главных товаров, импортируемых Элладой из Египта, наравне с хлебом и льняными тканями.
Подлинного размаха книжное дело достигает в Афинах V века до н. э., ставших в это время ведущим центром греческой культуры. Афиняне были тонкими ценителями художественного слова во всех его видах, а афинское государство – страной поголовной грамотности. Аристофан в комедии «Лягушки», представляющей собой первый в мировой истории образец литературно-критического произведения, притворно сетует на это обстоятельство:
Если ж вы еще боитесь, как бы не нашлось невежд
Среди зрителей, боитесь – тонкость речи не постигнут,
Пусть вас это не тревожит, времена теперь не те!
Здесь сидит народ бывалый,
Каждый с книжкою подмышкой, каждый опытный судья.
Лягушки, ст. 1109 слл.
К сожалению, в источниках не сохранилось сведений, как была организована торговля книгами в это время, кто и как производил те книги, о которых говорит здесь Аристофан. Но совершенно немыслимо представить себе тот высочайший взлет искусства художественного слова, который так характерен для этой эпохи, без высокого развития издательского и книготоргового дела. В Афинах должны были существовать мастерские-скриптории, производившие свою продукцию не только для нужд Аттики, но и на экспорт. Вряд ли афиняне, соединявшие в качестве черты национального характера высокий уровень духовной культуры с редким практицизмом, могли доверить кому-либо другому издание произведений своих гениальных поэтов и писателей, – дело, бывшее в высшей степени прибыльным. Афинские книги широко распространялись, и вместе с ними – язык литературных Афин, аттический диалект, легший в основу общегреческого литературного языка, ставшего и разговорными языком эпохи эллинизма, так называемой койнэ…
Указанные причины заставляют нас при реконструкции типа античной книги обращаться к более поздней античной традиции, эллинистической и особенно римской, а также к данным папирологии. Чисто внешнее представление о том, как выглядела античная книга, можно получить также на основании произведений античного искусства – помпейских фресок, античных статуй и барельефов, на которых изображены читающие и пишущие люди, а также рисунков на античных вазах.
Единственным видом книги, который знала античность в классическую эпоху, была книга-свиток. Этот тип книги сохранялся очень долго, и только ко второму веку нашей эры он начал вытесняться книгой-кодексом – то есть тем типом книги, который существует в настоящее время[100]100
Распространяющиеся в настоящее время микрофильмы как будто возродили к жизни древний тип книги-свитка, но это впечатление только кажущееся (микрофильмы имеют вспомогательное значение).
[Закрыть].
Статуя Демосфена, знаменитого оратора Афин IV века до нашей эры.
Демосфен держит в руках свиток с текстом своей речи, у ног его – футляр для книг.
Рим, Ватиканский музей.
Распространенным стандартом был свиток длиной в среднем около 6 м[101]101
Funke Fr. Buchkunde. Leipz., 1963, S. 50.
[Закрыть]. Такой стандарт определялся прежде всего удобствами читателя – слишком длинный свиток перематывать утомительно и пользоваться им неудобно. Шесть метров – это примерно длина той «скапы», стандартного свитка чистого папируса, о котором писал Плиний в цитированном выше отрывке из его «Естественной истории». Но, разумеется, в ходу были свитки и меньшей, и (реже) большей величины. Пиннер полагает, что обычный свиток имел в длину 30 футов, то есть 9.15 метра, и высоту 23–25 см, но с ним трудно согласиться[102]102
Pinner H. L. The world of books in classical antiquity. L., 1948, p. 14.
[Закрыть]. Такой свиток менее удобен для чтения, чтобы вернуться к прочитанному месту, его надо очень долго перематывать. Читали свиток обычно сидя, держа его двумя руками: одной рукой, обычно правой, его разворачивали, левой – сворачивали. Высота свитка соответствовала тому, что мы теперь называем форматом книги. Максимальной была высота в 40 см, минимальной – 5 см. Большинство найденных в Египте папирусов имеет высоту от 20 до 30 см.
Часто встречающимися были свитки длиной в 2–3 метра. Именно такими были свитки, содержащие отдельные песни «Илиады» и «Одиссеи», необычайно распространенные в античном мире. Среди папирусов Британского музея имеется фрагмент третьей песни «Одиссеи». Колонка текста состоит здесь из 35–36 строк и занимает в ширину около 15 см. Следовательно, длина свитка, содержавшего всю III песню «Одиссеи», равнялась примерно 2.5 м[103]103
Böckwitz H. Beiträge z. Kulturgeschichte des Buches, Leipz, 1956, S. 5.
[Закрыть].
Произведения античной литературы большого объема делятся обычно на «книги», на книга делились и собрания стихов поэта. Размер такой античной книги равнялся примерно современной главе. Каждая книга, составлявшая часть крупного произведения литературы, представляла собой отдельный свиток. В Александрийскую эпоху «Илиада» и «Одиссея» были разделены на 24 книги (песни) каждая: эти книги представляли собой отдельные свитки, которые хранились либо связанными, либо (что чаще) в специальной коробке, откуда их владелец по желанию мог достать нужную ему часть произведения. Античная книга, как правило, занимала немного места: свиток длиной в 6 метров, будучи свернутым, образует цилиндр диаметром в 5–6 см. Совокупность свитков, составляющих произведения одного автора, в римском юридическом языке называлась «корпусом», как можно заключить из Ульпиана (Dig., XXXII, 52). Сочинения античных авторов состоят иногда из множества таких книг. Например, произведение римского историка Тита Ливия, излагавшее историю Рима «От основания города», состояло из 142 книг. Они были объединены в десятки, «декады», для удобства читателей и книгопродавцев.
Выбор формата иногда зависел от жанра самого произведения. По-видимому, именно это имеет в виду епископ Исидор из Севильи (VII век н. э.), стремившийся в своей книге «Начала» доказать необходимость сохранения античной культуры. Он пишет: «Известные типы книг изготовляются по определенным правилам, более мелкие используются для сборников стихов или писем, исторические же сочинения имеют большие размеры…» (VI, 12). Действительно, один из сохранившихся свитков, содержащий тексты эпиграмм, имеет в высоту 5 см[104]104
Berliner Klassiker Texte, V, 1.
[Закрыть]. Мерой величины литературного произведения в античности было, как мы увидим ниже, число строк («стихометрия»). Мы можем, например, установить примерную величину книги исторического сочинения из следующего замечания Иосифа Флавия, который в конце своего сочинения «Иудейские древности» пишет: «Я хочу закончить свою древнюю историю. Она занимает 20 книг и 60 000 строк». Отсюда можно заключить, что каждая книга сочинения Иосифа Флавия состояла в среднем из 3 000 строк.
Обычным термином, которым пользовались греки для обозначения понятия «книга», было слово «библос», «библион», отсюда происходит слово «библия», что значит «книги», и слово «библиотека». Этим термином называли как отдельный свиток, так и сочинение, состоявшее из нескольких свитков. В более позднюю эпоху со словом «библос» стали связывать представление о книге, обладающей тематической законченностью и единством, тогда как свитки, составляющие отдельные части, «книги», стали обозначать словом «том»; в период раннего средневековья словом «том» обычно обозначали документы, написанные на папирусе. По-видимому, этот термин, значащий «отрезок», получил распространение вследствие того, что оставшийся чистым конец свитка отрезался ради экономии писчего материала.
У римлян термином, обозначающим книгу, вначале было слово «либер» (собственно луб, так как вначале писали именно на нем), и лишь позднее, когда получил широкое распространение папирус, появился наряду с ним термин «волюмен», свиток. В дальнейшем словоупотреблении наметились различия между словами «либер» и «волюмен». Первый термин стал обозначать книгу вообще, а также ту «книгу», на которые делились объемистые произведения (соответствующую, как уже указывалось, нашей главе), тогда как слово «волюмен» стало обозначать свиток в его вещном значении. Плиний Младший в одном из своих писем (III, 5) упоминает о сочинении своего дяди, Плиния Старшего, состоявшем из трех книг. Но так как книги были слишком большими, то для удобства читателя все сочинение было переписано на шести свитках («волюмина»).
Папирусный свиток обертывался пергаменом, окрашенным а пурпурный или шафранный цвет: он играл роль современного переплета. Торцы свитка (то, что Овидий в цитированном выше отрывке «Печальных элегий» называл «лбами») шлифовались пемзой, которая срезала торчащие волокна папируса. В одной из своих эпиграмм Марциал пишет:
Иногда к краю папирусного свитка подклеивался лист пергамена, который служил ему защитой. До нас дошел документ римского чиновника Субатиана Аквилы из Египта (от 209 г. н. э.): здесь к папирусному листу подклеен лист пергамена.
Крайний лист, иногда оба крайних листа, прикреплялись к продолговатым стержням, округлые концы которых назывались умбиликами («пупками»). Выдающиеся концы умбиликов иногда получали форму изогнутых рожков и поэтому назывались «рожками». Они окрашивались в черный цвет, как видно из цитированного текста Овидия, но иногда, в особо роскошных экземплярах, покрывались позолотой. О таких изукрашенных книгах упоминает Лукиан в сочинении «Против невежды, скупающего множество книг». Поэт Стаций шутливо обращается к Плоцию Грипу, приславшему ему в подарок свою книгу стихов: «Ну, давай сосчитаемся! Вот наша пурпурная книжечка, из новой харты, украшенная двумя умбиликами…» (Silv., IV, 9, 6–7). Тибулл в одной из своих элегий высказывает свои пожелания относительно того, как должна бы выглядеть его книжка: «Пусть шафранного цвета оболочка из кожи укутает белоснежную книжку, которой пемза ранее срезала седые волосы, пусть тонкая кожа прикроет вершины свитка, чтобы начертанные на ней буквы назвали мое имя, пусть будут ярко раскрашены «рожки» между двумя «лбами»… (III, 1, 9)[106]106
Отделать так книгу называлось у римлян «украсить книгу» (ornare). См. Ulpiani Dig., XXXII, 52, 5: «perscripti libri… nondum ornati…».
[Закрыть].
О книге, прочитанной до самого конца, говорили, что она «перекручена до самых рожков»:
Книгу до самых рожков перекрученной мне возвращаешь,
Будто ее прочитав, Септициан, целиком…
– пишет Марциал (XI, 107).
Умбилики появились в античной книжной технике сравнительно поздно, и далеко не все книги ими украшались[107]107
В Египте, где мало дерева, для умбиликов использовали тростник.
[Закрыть]. Во всяком случае, на тех памятниках изобразительного искусства античности, где мы видим читающих людей, свитки, которые они держат в руках, умбиликов не имеют. Нет их и у книг, изображенных на так называемом Неймагенском рельефе. Лишен умбилика и свиток, который держит в руках читающий юноша на происходящем из Афин рельефе[108]108
См. воспроизведение в книге Klasické Ateny, Bratislava, Tatran, 1970, с. 198.
[Закрыть]. В этом смысле представляет особый интерес также известная фреска из Помпей, на которой изображен Пакувий Прокул с супругой. Пакувий сжимает в руке свиток, тогда как его супруга держит восковые таблички, полиптих. По-видимому, супруги имели отношение к литературе, что и старался подчеркнуть художник. Свиток, который держит Пакувий, не имеет умбиликов и очень прост с виду.
Чтобы спасти книгу от книжного червя, свиток пропитывали кедровым маслом. Лукиан в уже упомянутом здесь сочинении обращается к библиофилу-невежде: «На что ты надеешься, постоянно развертывая и свертывая их, приклеивая и обрезая, смазывая их кедровым маслом и шафраном, заворачивая их в кожу и вкладывая в них стержни…».
Первая страница античной книги-свитка называлась протокол («первая подклейка»), последняя страница – эсхатокол («последняя подклейка»). В византийскую эпоху на протоколе ставился своеобразный «государственный штемпель», удостоверявший, что папирус произведен на государственном предприятии или подтверждающий уплату налога. Этот протокол придавал официальный характер документам, писавшимся на папирусе: отсюда ведет свое происхождение современный термин протокол.
Титул книг помещался на последней странице, эсхатоколе. Причиной такого расположения титула было стремление надолго сохранить титульные данные: последняя страница всегда оказывалась внутри свитка, и это гарантировало ее от внешних повреждений. В титуле, кроме имени автора и названия произведения, могли быть указаны порядковый номер книги (если это была часть большого произведения), количество строк («стихометрия») и склеек. Иногда данные титула оказываются весьма лаконичными и требуют известных усилий, чтобы их «расшифровать». На найденном в Египте комментарии к речам Демосфена, составленном грамматиком Дидимом, под последней колонкой текста обозначено: «Дидима Демосфена 28 Филиппик». Затем следуют цифры с 9 по 12. Все это означает, что перед нами двадцать восьмая книга комментария грамматика Дидима к речам Демосфена и что в этом свитке прокомментированы «Филиппики» с девятой по двенадцатую.
Титул вместе со стихометрическими данными составлял колофон. По колофону покупатель определял стоимость книги (прямо пропорциональную затраченному на ее изготовление труду): мы можем представить себе, как античный покупатель, придя в книжную лавку, брал поданный ему свиток и перематывал его, стремясь добраться до колофона.
Иногда в титуле, или субскрипции, как он назывался по-латыни, высказываются различные добрые пожелания, обращенные к лицам, причастным к созданию книги, или просто читателям, как в одном папирусе библиотеки Райланда (Pap., Ryl., I, 58). После названия книги (это знаменитая речь Демосфена «За Ктесифонта о венке») там идут слова: «Пусть сопутствует счастье переписавшему эту книгу, взявшему ее в руки и читающему ее…».
В некоторых случаях краткий титул ставился и на первом листе свитка; как можно судить по Геркуланским папирусам, ни один из которых не имеет начального титула, это бывало очень редко. Изданные книги имели краткий титул на внешней стороне свитка, так называемую «Эпиграфэ», надпись.
К торцовой части античной книги-свитка прикреплялся так называемый силлиб, или ситтиб: это была полоска пергамена, на которой было обозначено имя автора и название произведения. Ситтиб был необходим для того, чтобы читатель мог, не разворачивая свиток, взять нужную книгу с полки, или вынуть ее из коробки, где она хранилась вместе с другими. Цицерон, тщательно подбиравший свою библиотеку и весьма заботившийся о своих книгах, пишет в одном из писем к своему другу и издателю Аттику: «Твои люди привели в порядок мою библиотеку и снабдили все мои книги ситтибами…» (Ad Att., IV, 5). О том, какое значение Цицерон придавал ситтибам, можно увидеть из другого его письма, адресованного тому же Аттику: «После того, как Тираннион привел мои книги в порядок, мне кажется, что мое жилище приобрело душу. В этом деле помощь твоих Дионисия и Менофила была удивительной. Нет ничего красивее, чем твои полки, после того, как они украсили книги ситтибами…» (Ad Att., IV, 8). Слово «ситтиб» было греческим, римляне обычно употребляли термин «индекс». Надпись индекса часто выполнялась в красном цвете (ср. Марциал, III, 2: «И червецом заалеет гордый индекс…»). Он имел овальную или трапециевидную форму[109]109
Овальную форму имеет окрашенный в пурпурный цвет индекс свитка, который держит в руке мужчина на помпейской фреске, изображающей Пакувия Прокула и его супругу.
[Закрыть].
Титульные данные, в которых указывалось число строк в книге, были необходимы и для оценки объема литературного наследия писателя. Диоген Лаэртский, оставивший нам жизнеописания знаменитых греческих философов, сообщает, что труды Аристотеля составляли 445 270 строк («стихов» – V, 27). В другом месте он же сообщает, что всего сочинения этого философа насчитывали 400 книг и 1 000 трактатов.
Другим способом измерения объема произведения было указание на число склеек (такое измерение, естественно, могло появиться вследствие того, что книга писалась часто на отдельных листах, которые потом склеивались в один свиток). На титуле сочинения философа эпикурейца Филодема «О благодарности», обнаруженного среди прочих папирусов знаменитой Геркуланской библиотеки, указано: «Склеек 73 страницы». Еще более значительным был объем другого сочинения того же философа, «О смерти» – в нем было 118 страниц. Но уже сочинение «О риторике» (того же автора) содержало 4 200 строк и было, таким образом, ближе к свитку обычной величины.
Как исчислялся объем литературного произведения в Афинах классической эпохи, можно увидеть из случайно брошенного замечания оратора IV в. до н. э. Исократа. В «Панафинейской речи», созданной им уже тогда, когда он находился в весьма преклонном возрасте, оратор рассказывает, как ученики упрекали его в том, что речи, сочиняемые им, слишком длинны. Оправдываясь (§ 136 указанной речи), Исократ заявил, что будет писать лишь для таких слушателей, которых не отпугнет чрезмерный объем его речей – хотя бы они достигали 10 000 «гекзаметрических строк» (как можно перевести термин ἔπη). Здесь, конечно, содержится известное преувеличение. Но отсюда можно сделать заключение, что эпический стих, античный гекзаметр, был общепринятым стандартом величины строки. Как полагают исследователи, длина такого среднего «нормативного» гекзаметра исчислялась в 34–36 знаков[110]110
Ср. например, Grolier Eric de, Histoire du livre, P., 1954, p. 14.
[Закрыть].
В сохранившихся папирусах количество знаков в строке колеблется от 48 (как в знаменитом папирусе с номом Тимофея, о котором шла речь выше) и до 15–10, как в папирусе, содержащем комментарии к диалогу Платона «Теэтет».
Текст в строке античной книги не разделялся на слова и буквы тесно примыкали одна к другой. По мнению Виламовица, отсутствие деления на слова способствовало тому, что писец, перенося с оригинала букву за буквой, не делал ошибок. Но скорее такова была традиция античной письменности: в надписях текст также не делился на слова. Эта особенность античной книги представляла собой определенные затруднения для читателя. До нас сохранился один любопытный документ раннего христианства, так называемый «Пастырь Гермы». Сочинение это делится на пять «видений»: в первых четырех видениях автору является церковь в образе женщины, в пятом же перед ним является «ангел раскаяния» в образе пастуха (отсюда и название произведения). В первой главе второго видения женщина дает автору книгу с пророчествами, которую надо переписать. Далее автор сообщает: «Я взял ее и, удалившись в уединенное место пустыни, стал переписывать ее буква за буквой, не различая даже слогов». Это значит что автор, находившийся в экстазе, переписывал ее, не понимая смысла текста, не разделяя копируемые строки на слова и слоги.
Между колонками оставлялись поля. Вверху и внизу колонки также оставлялось свободное поле, так как эти края более всего подвергались опасности механических повреждений. Количество строк в колонке зависело от «формата» папируса; различной была и «плотность» текста. В упоминавшемся выше комментарии Дидима к Демосфену примерно семь строк текста занимают 3 см высоты колонки. Число и расположение колонок было идентичным во всех экземплярах одного и того же издания, чтобы при корректуре легко можно было проконтролировать качество труда переписчиков.
Вначале места склеек листов папируса не заполнялись текстом и служили полями. Позднее переписчики уже не обращали на них внимания, так как склейки делались настолько тщательно, что калам пересекал их, не встречая сопротивления.
Существовали два способа изготовления папирусной книги. Первый способ заключался в том, что текст писался на отдельных листах, которые затем склеивались в свиток. Естественно предположить, что этот способ был обычным, когда книга выпускалась «массовым тиражом», то есть выходила из скриптория античного издателя: здесь под диктовку одновременно изготовлялись десятки экземпляров и писцам было удобнее манипулировать отдельными листами папируса. На некоторых сохранившихся свитках можно заметить, как далеко выступающие к краю страницы буквы оказываются заклеенными в месте склейки. Возможно, именно этот способ изготовления книги имеет в виду Аристотель в «Метафизике», когда он пишет: «В процессе связывания появляется пучок, в процессе склейки – книга» (VII, 1042 B, 18). Но не исключено, что здесь под словом «библион», употребленным Аристотелем, понимается чистый свиток папируса.
Другой способ, особенно распространенный тогда, когда изготовлялись единичные экземпляры книги, состоял в том, что исписывался целый заранее приготовленный свиток. Здесь текст пересекает места склеек. Обычно писали на внутренней стороне свитка («ректум») – той, где волокна папируса шли горизонтально, и калам двигался вдоль них, не встречая сопротивления. Но когда писчего материала не хватало, исписывалась и наружная сторона, «версум». Исписанные с обеих сторон книги назывались опистографами. Так писали люди экономные, потреблявшие большое количество писчего материала. Опистографы входили в книжное наследство Плиния Старшего, по свидетельству его племянника, Плиния Младшего (см. «Письма», III, 5, 17).
Иногда возникала необходимость уничтожить уже нанесенный текст для вторичного использования папируса. В таких случаях он смывался влажной губкой, иногда так, что не оставалось и следа.
Для того, чтобы строки шли строго параллельно, чистый лист папируса заранее расчерчивался. Делалось это при помощи линейки и диска из свинца, заменявшего в древнем мире карандаш. Линии проводились как горизонтальные – для строк, так и вертикальные – для разграничения колонок. Следы этих линий можно обнаружить в некоторых сохранившихся папирусах.
Титул и начальные буквы (или строки) глав выписывались красной тушью: это были так называемые «рубрики», красные строки. Поэтому античная чернильница, как уже говорилось выше, часто была двойной – для красной и черной туши. Буквы в изданной античной книге были маюскульными, то есть, говоря неспециализированным языком, прописными. Причина понятна – книга должна была быть доступной любому грамотному человеку. Это было бы невозможно, если бы писцы применяли курсивное письмо, также известное в античности (оно применялось лишь в частных списках). Формы букв менялись в разные эпохи, и, несмотря на индивидуальные отличия почерка отдельных писцов, характер письма древних манускриптов часто является единственным основанием для их датировки – разумеется, если исключить данные языка и орфографии, которые тоже очень важны в этом случае. В римскую эпоху мы находим повсеместно распространенным правильно сформировавшееся унциальное, «книжное» письмо, буквы которого стояли прямо, нисколько не наклоняясь вправо, отличаясь особо четкими округленными формами.
Часть папируса с текстом произведения Тимофея «Персы». Книга относится к последней трети IV века до нашей эры.
Берлин, Государственный музей.
Текст античной книги не был «слепым» – применялись различные типы значков для выделения смысловых разделов текста, о которых уже говорилось выше, в главе «Античные книги из Египта». К особо часто встречающимся принадлежит параграф – небольшой горизонтальный штрих по краю колонки под строкой, иногда с точкой вверху. Параграф обычно ставился под началом последней строки абзаца. Применение параграфа особенно характерно для папирусов, содержащих фрагменты произведений драматургии: речи каждого действующего лица вводятся при помощи такого знака. Параграф применялся также для обозначения метрически обособленных частей хора (или парабасы в комедии).
Иногда над первой буквой нового абзаца ставилась черта или точка. В виде исключения применялись и знаки для разделения слов, подобно тому, как это делалось иногда в надписях. В некоторых случаях писцы оставляли небольшую лакуну внутри строки, после которой следующая буква выдавалась своей величиной. В этих лакунах (а иногда и на полях) ставился особый знак, который по происхождению был сокращенным египетским иероглифом goreh – «пауза». От этого знака ведет свое происхождение современный знак параграфа.
В I в. до н. э. мы встречаемся в текстах папирусов со знаками ударения и придыхания, ставившимися над строкой. Особенно часто встречаются ударения в тех случаях, где от акцентуации зависел смысл слова, например, в сложных словах. Система интерпункции также была выработана в древности: мы можем проследить применение точки вверху, в середине строки, внизу. Применялось и двоеточие («диколон»), служившее знаком разделения фраз.
Конец текста обозначался особым значком – коронидой:
.
Поля использовались для стихометрии – через каждые 50 или 100 строк («стихов») ставился знак – цифра. На полях же, в промежутках между колонками текста книги, писались примечания («схолии») – как правило, мелким курсивным письмом. Подавляющее большинство сохранившихся фрагментов античных книг схолий не содержит, и это объясняется тем, что они предназначались для широких читательских кругов, которым ученые примечания были не нужны.
Переписанная книга редактировалась и исправлялась, после чего в колофоне ставилось слово διώρθωται, «исправлено». В несомненной связи с этим находится слово «диортоза» – термин, употреблявшийся античными грамматиками в том смысле, в каком мы употребляем термин «издание». Страбон в XIII книге «Географии» (p. 594) сообщает об одной диортозе поэмы «Илиада», которая называлась: «Та, что из ларца». Этот список «Илиады» возил с собой Александр Македонский, храня его в особом драгоценном ларце, захваченном его воинами вместе с прочей добычей у персов.
Следуя принципам египетской книжной техники, где, помимо выделения красной тушью начал и особо важных мест, применялись и двухцветные иллюстрации, греческие мастера книги также старались ее украсить и расцветить. Многочисленные папирусные фрагменты носят на себе следы цветных инициалов и иллюстраций. Это подтверждается и данными античной традиции. Плиний Старший в «Естественной истории» (XXV, 8) сообщает, например, что греки, описывая различные растения, издавна присоединяют к этим описаниям и изображения растений. Но необходимо отметить, что в отличие от средневековой книги, античная книга редко становилась по своему оформлению произведением искусства.
Наряду с иллюстрациями в античных книгах применялись различные схемы и чертежи. В одном из документов «архива Зенона» был открыт план имения Аполлония, всесильного диойкета (первого министра) царя Птолемея II Филадельфа (III в. до н. э.)[111]111
Архив Зенона – огромный комплекс папирусных документов, открытых в восточной части Фаюмского оазиса в начале XX века.
[Закрыть]. Огромная земельная площадь поделена на этом плане на прямоугольные бассейны, которые затапливались в целях орошения: все они показаны на чертеже (P. Lille, I)[112]112
Swiderek A. W. «Panstwie» Apolloniosa. Warsz., 1959, с. 31.
[Закрыть].
В первом томе «Оксиринхских папирусов» (p. 58, № 29) опубликован фрагмент сочинения знаменитого математика древности Эвклида с чертежом, на котором изображена геометрическая фигура.
Иллюстрации в греческой книге выполнялись двумя способами: они или помещались внизу под текстом колонок, или вставлялись внутрь самого текста.
Грекам в оформлении книг во многом следовали римляне. Но в связи с тем, что в римском изобразительном искусстве высокого развития достиг художественный портрет, он стал применяться в качестве иллюстрации в римских книгах. Плиний Старший в «Естественной истории» (XXXV, 11) упоминает о сочинении Варрона «Образы». Оно насчитывало 50 книг, в которых были помещены портреты 700 знаменитых политических деятелей древнего Рима. К этим изображениям были добавлены заметки биографического характера. Все это было вполне в духе римских национальных традиций: право хранить портретные изображения своих предков, ius imaginum, считалось важной привилегией нобилитета.
