Текст книги "Родная старина"

Автор книги: В. Сиповский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 95 страниц) [доступный отрывок для чтения: 34 страниц]

Монашество и просвещение на Руси в девятом–двенадцатом столетиях

Начало русского монашества

В конце X в., когда к предкам нашим зашло христианство из Византии, там было уже много монастырей. Монашество впервые явилось на Востоке в III в. по P. X. Учение Христа и набожность так увлекали многих людей, что они отказывались от всяких мирских утех и житейских забот, удалялись в пустыню и там проводили одинокую жизнь в тяжких лишениях, посте и молитве. С Востока монашество перешло в Грецию. В Константинополе и в других больших и богатых греческих городах нравственный упадок в IV–V вв. доходил до крайней степени: богачи утопали в роскоши, в излишествах всякого рода, в пороках, а чернь от нищеты более и более грубела и становилась склонна к зверству и насилию. Тщеславие, зависть, жадность, обман, хищение и всевозможные пороки встречались на каждом шагу. Напрасно лучшие проповедники в своих речах громили общество, обличали пороки его, напоминали ему о христианских обязанностях. Ничто не помогало… Тяжело, душно было жить всякому истинно нравственному человеку среди пороков и нечестия. Люди, исполненные благочестия и христианского чувства, не выносили подобной жизни – отказывались от семьи, от всяких благ земных, уходили из городов и проводили одинокую жизнь в благочестивом размышлении, покаянии и молитве. Богачи жили в роскошных палатах, сияли златотканой одеждой, блистали драгоценными камнями, наслаждались самою утонченною и дорогою пищей, а отшельники находили себе приют в мрачных пещерах, в дуплах старых дерев, одевались в грубую, жесткую власяницу, питались сухим хлебом и то не всякий день. Эти отшельники, или аскеты (подвижники), как их называли в Греции, даже нарочно старались изнурять свое тело голодом, жаждою, зимою подвергали себя холоду, а летом жгучему зною: тело, по понятиям их, было только обузою, бременем для души, помехою для душевного спасения; на земную жизнь смотрели они, как на временное испытание для души.

«Антоний Печерский». Гравюра Л.Тарасевича. 1702 г.

Жизнь праведника, по их взгляду, должна была состоять в неустанной борьбе с телесными потребностями, при помощи которых лукавый искушал людей и старался ввести их в грех. Отшельник, изможденный голодом и жаждою и всякими лишениями, но сильный духом, могущий проводить дни и ночи в непрестанной молитве, покаянии и слезах, стал образцом истинного христианина-подвижника. Понятно, что среди изнеженного, малодушного и своекорыстного населения такие могучие духом подвижники возбуждали всеобщее удивление и вызывали свежих людей на подражание. По близости иных отшельников селились их подражатели – подвижники. Каждый жил особняком. Таким образом возникали уединенные жилища (монастыри). Обитатели этих монастырей – монахи (слово «монах» означает «одиноко живущий, инок») – считались как бы братьями и подчинялись старейшему (игумену, настоятелю).

Русский народ, еще молодой и свежий, не страдал, конечно, теми неизлечимыми недугами и пороками, в каких погрязло изветшавшее византийское общество, но и на Руси творилось много всякого зла, долго держались еще языческие обычаи, много было грубости. Все это, конечно, должно было мало-помалу ослабеть с большим просвещением, с усилением Христовой веры в народе. Но пока все-таки людям с глубоким чувством и умом тяжело жилось в обществе, или, как говорилось, «в миру»: слишком уж груба и темна была для них «мирская жизнь» полуязыческого и невежественного населения, а от священных книг, от учения Христова веяло таким теплом, таким светом!.. Как же люди чуткие и умные могли бы не увлекаться ими? Иными овладевало страстное желание всецело служить

Богу, отречься от всего мирского. Притом рассказы о самоотвержении и подвигах византийских пустынников вызывали желание подражать им. Понятно, почему и на Руси должно было рано возникнуть монашество.

У нас явились монастыри вскоре после принятия христианства; при Ярославе их было уже несколько. Но ни один из них не имел такого важного значения, как Киево-Печерский. Основателями его были святые Антоний и Феодосий.

Антоний родился в местечке Любече, неподалеку от Чернигова. С юных лет он отличался уже благочестием и набожностью; странствовал по монастырям Греции и достиг Святой Горы (Афонской), где было несколько монастырей. Благочестивая жизнь в этих обителях так пришлась ему по душе, что он пожелал остаться иноком в одной из них. Настоятель постриг его в монахи и разъяснил ему все монашеские обязанности. Поселился Антоний отшельником в уединенной пещере и начал свою подвижническую жизнь. Его благочестие и строгая жизнь обратили на него общее внимание братии. Тогда игумен сказал ему:

– Иди снова в Русскую землю, да будет с тобою благословение Святой горы! От тебя произойдет множество черноризцев.

Прибыл Антоний в Киев, обошел все монастыри, но нигде не захотелось ему остаться. Тогда начал он ходить по горам и лесам близ Киева и наконец набрел на небольшую пещеру в лесу, у берега Днепра, и поселился здесь. Пещерку эту ископал Илларион, священник из села Берестова (впоследствии митрополит). Он любил уединяться для молитвы в лесу и на случай непогоды прокопал себе в крутом обрыве прибрежного холма углубление. Антоний прорыл его поглубже и поселился здесь. Пребывая постоянно в молитве, трудах, не давал он себе покою ни днем ни ночью; сухой хлеб, и то через день, был его пищею, простая вода – единственным напитком.

Скоро пошла по людям молва о новом подвижнике; начали приходить к нему набожные люди за благословением, приносили ему все нужное для жизни. Нашлись и такие, что стали просить у него позволения поселиться близ него и вести жизнь по его примеру. Первый поселился подле Антония Никон, а в 1032 г. пришел Феодосий.

Святой Феодосий

Родился Феодосий неподалеку от Киева, в городе Василеве. Родителям его пришлось скоро переселиться в Курск; здесь и провел Феодосий свое отрочество. С детских лет уже обнаруживал он большую набожность и благочестие. Церковь Божия была первым его училищем. Любил он слушать церковное пение и чтение божественных книг, детских игр чуждался, не хотел носить богатой цветной одежды. Не могли его принудить родители, люди зажиточные, надевать богатые наряды и играть с детьми. Скоро он научился грамоте у одного из учителей. Тринадцати лет он лишился отца. Мать Феодосия, женщина крутого нрава, очень упрямая, не могла выносить его склонностей. Она любила своего сына страстно. Поступки же его казались ей и странными и унизительными для него и ее рода: невыносимо было ей видеть, как ее сын в плохой одежде, ничем не отличаясь от рабов, шел с ними на работу. Она запрещала ему это, умоляла его одеться в богатое платье, идти играть со сверстниками, приходила в ярость, когда он не повиновался ей в этом, била его… Ничто не помогло! Смиренно выносил Феодосий побои матери, но продолжал поступать по-прежнему.

Наслушавшись рассказов о святых местах, где жил, учил и страдал Спаситель, Феодосий захотел во что бы то ни стало побывать там. Узнав от странников, проходивших через Курск, что они идут в Иерусалим, он упросил их взять его с собой. Когда они известили его, что собираются в путь, он встал ночью, тайком вышел из дому, не взял с собою ничего, кроме той плохой одежды, в какой обыкновенно ходил, и пошел вслед за странниками. Когда мать узнала, что сын ее ушел с богомольцами, бросилась она в погоню за ним – и догнала… Злоба ее не знала границ. В ярости схватила она его за волосы, бросила наземь, била его ногами. Связанного, словно злодея, привела домой. Гнев ее был так велик, что она и дома била его до изнеможения, после того велела заковать его. Наконец гнев ее мало-помалу улегся, и заговорила в сердце ее материнская любовь – жалко ей стало сына; начала она его увещевать, умолять, чтобы он не уходил от нее. Любила она его больше всех детей своих, не могла жить без него. Феодосий обещал не покидать ее, а она предоставила ему полную свободу поступать как он хочет.

По-прежнему стал он ежедневно ходить в церковь и, заметив, что был недостаток в просфорах, принялся печь их и продавать. Излишек вырученных денег раздавал он нищим, а на остальные снова покупал жито, сам молол его и пек просфоры. Сверстники Феодосия насмехались над ним, стыдили, укоряли и ругали его. Он же сносил молча все поругания, тайно радуясь в сердце своем; но материнское чувство не вынесло насмешек над сыном, и начала снова она умолять его, с любовью увещевать.

– Молю тебя, дитя мое, – говорила она, – оставь это дело, не позорь своего рода: нестерпимо для меня слышать от всех укоры тебе. Неприлично тебе такое дело делать…

– О, мать моя, – отвечал Феодосий, – послушай меня. Господь наш Иисус Христос сам подал нам пример смирения: был Он и поруган, и оплеван, и заушаем, – все перенес Он спасения нашего ради. Нам же, грешным, тем более следует терпеть. А что до моего дела, то послушай: если сам Господь назвал хлеб своею плотью, то как же мне не радоваться, что Он сподобил меня приготовлять его плоть!

Подивилась мать разуму сына своего, перемогла она досаду и оставила его в покое, но ненадолго… Раз, увидев на нем ожоги, стала она снова укорять его, грозить, умолять, чтобы он оставил не подходящее его званию дело. Смутился юноша и долго недоумевал, как ему быть. Порешил он наконец уйти от матери. Ночью тайно ушел он из дому в соседний город. Там его принял к себе в дом один священник, и стал Феодосий по-прежнему печь просфоры для церкви. Долго мать в страшной горести разыскивала беглеца-сына. Наконец узнала, где он, нашла его, и снова Феодосий подвергся побоям и истязаниям…

Понравился он властителю города (наместнику княжьему), взял тот его к себе в дом, одевал в богатое платье; но Феодосий дарил нищим это платье, а сам по-прежнему ходил в старом и плохом. Мало того, он попросил кузнеца сковать тяжелые вериги (цепи), опоясался ими и носил их под платьем. Железо перетирало ему тело до крови; но он не показывал и виду, что ему больно. Случайно мать заметила кровь на одежде его, узнала, что он истязает себя, снова пришла в ярость, сорвала с него вериги и прибила его.

Однажды Феодосий при чтении Евангелия услышал слова: «Аще кто не оставит отца и матерь, и вслед Мене не идет, несть Мене достоин» и далее: «приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененные, и Аз вы упокою». Не раз слыхал эти слова Феодосий, но на этот раз они особенно сильно подействовали на него. Он решил уйти из дому во что бы то ни стало и посвятить себя всецело Богу. Слышал он, что в Киеве есть монастыри; там думал он найти приют. Дороги в Киев он не знал. По счастью для него, шел туда в это время купеческий обоз. Феодосий пошел следом за ним, не упуская его из виду, и таким образом добрался до Киева. Здесь ходил он по разным монастырям и просился, чтобы его приняли в иноки; но нигде не пожелали принять юношу, одетого в бедную, изорванную одежду.

«Феодосий Печерский». Гравюра Л. Тарасевича. 1702 г.

Услыхал он об Антонии и пришел к нему. Увидев отшельника, Феодосий поклонился до земли и стал со слезами просить, умолять его.

– Чадо, – сказал Антоний, – видишь ли эту пещеру? Место это скорбное и тесное; ты же еще юн и, думаю, не снесешь печали в этом месте.

– Честный отец, – отвечал Феодосий, – ты знаешь, что Бог привел меня к тебе, – все, что только ты велишь, буду я творить.

Тогда Антоний благословил Феодосия и велел Никону постричь его и возложить на него черные монашеские ризы.

Начались иноческие подвиги Феодосия. Но ему предстояло новое тяжелое испытание. Его мать была в отчаянии… Напрасно она разыскивала его сама по всем окрестным местам; тщетно искали его всюду ее слуги; щедрую награду обещала она тому, кто его приведет, – все напрасно! Четыре года прошло – о Феодосии ни слуху ни духу! Но вот случайно от путников, пришедших из Киева, узнает она, что Феодосия видели там. Немедленно спешит она туда, бросается по всем монастырям, наконец узнает, что он в пещере у преподобного Антония. Она приходит к пустыннику и слышит, что сын ее жив и находится здесь. Она хочет видеть его, но отдавший себя Богу решается отказать матери в свидании. Никакие мольбы не могут изменить его решения, даже увещания самого Антония не действуют на него. Тогда страстно любящая мать от мольбы переходит к угрозам.

– Покажи мне сына моего, – говорит она в отчаянии Антонию, – если не покажешь его, я погублю себя у твоей пещеры!

Антоний в тяжелой скорби идет и снова умоляет Феодосия выйти к матери; наконец он повинуется и выходит. Увидела мать своего сына бледного, исхудалого, изможденного, бросилась к нему на шею, горько рыдала, обливала его слезами. Успокоившись немного, стала она умолять его:

– Возвратись в дом свой, детище мое! Все, что тебе надо для спасения души, – все ты будешь творить по своей воле, только не отлучайся от меня. Умру я, погребешь ты меня, тогда возвращайся в пещеру эту. Не могу я жить и не видеть тебя!

Напрасны были мольбы матери. Феодосий, верный данному монашескому обету, был непреклонен. Он предложил матери, если она хочет видаться с ним, постричься в одном из киевских ближних женских монастырей. После долгой борьбы материнское чувство взяло в душе ее верх над всеми мирскими утехами, и она, не имея сил расстаться навсегда с сыном, постриглась в женском монастыре Св. Николая. (Все подробности эти преподобный Нестор, написавший житие Феодосия, узнал от келаря Феодора, который слышал от самой матери святого подвижника.)

Молва о днепровской пещере и трех подвижниках ее: Антонии, Никоне и Феодосии – далеко разносилась по Русской земле. Со всех концов ее из разных сословий стала стекаться братия.

Сын одного знатного вельможи, Иоанна, явился раз к Антонию, долго беседовал с ним и выразил желание постричься в иноки. На другой день приехал он к пещере в светлой одежде, на богатом коне, в сопровождении своих слуг. Отшельники вышли из пещеры и приветствовали его, как вельможу; он же в ответ поклонился им до земли и, сняв с себя боярскую одежду, положил ее перед старцем, поставил перед ним и коней в богатых уборах и сказал:

– Все это, отче, прелесть мира сего; как хочешь, так и поступи с нею. Я же хочу, презрев все это, быть иноком и жить с вами в пещерах и не возвращусь больше в дом свой.

Антоний напоминал ему о силе обета, о власти отца, о гневе князя, но решимость юноши не поколебалась. Тогда Никон постриг его и нарек Варлаамом. Вслед за ним княжий слуга, любимец князя, также постригся в монахи под именем Ефрема. Узнав об этом, великий князь Изяслав сильно разгневался – велел привести к себе одного из отшельников. Явился Никон.

– Ты ли, – спросил его с гневом Изяслав, – постриг боярина моего и слугу в монахи без повеления моего?

– Божею благодатью, – отвечал Никон, – я постриг их повелением Царя небесного Иисуса Христа, призвавшего их на подвиг.

– Иди, – сказал князь, – и увещай их, чтобы они возвратились к себе домой; иначе я пошлю тебя и всех живущих с тобою в заточение и пещеру вашу раскопаю.

– Владыка, как тебе угодно, так и твори, а я не могу отнимать воинов у Царя небесного! – отвечал кротко Никон.

Жена Изяслава стала просить за иноков и смягчила гнев своего мужа.

Много стараний употребил отец Варлаама, чтобы вернуть сына из пещеры, наконец силою увел его к себе домой. Варлаам молча сидел в углу, не трогал пищи, принесенной ему, не обращал внимания на просьбы и ласки жены. Три дня просидел он молча, не евши, и только мысленно молил Бога, чтобы Он подкрепил его. Наконец родители поняли, что ничего с ним не поделать, и со слезами отпустили его. Оплакивала его жена, плакали слуги, любившие его. Он остался твердым в своем решении.

Варлаам был игуменом после того, как Никон ушел из Киева в Тмутаракань. Вскоре по желанию князя Варлаам стал настоятелем в монастыре Св. Димитрия в Киеве, тогда по благословению Антония братия избрала игуменом Феодосия.

Первыми подвигами его в игуменстве были постройка большой церкви и введение монастырского устава. Недалеко от пещеры нашел он удобное место, соорудил там храм во имя Пресвятой Богородицы, а около него выстроил кельи. В своем монастыре ввел он устав Студийского Константинопольского монастыря.

Правила этого устава очень просты. Общая молитва всей братии в церкви считается выше одиночной, келейной. У иноков должна быть общая трапеза; пищу вкушать за братской трапезой должны были все безмолвно, внимая чтению; без благословения игумена никто не смел ни есть, ни пить, ни держать хлеба или воды в келье, ни съесть ягоды в поле. Имущество у иноков должно быть общим, даже и одежда; никто не мог ничего назвать своим; даже в разговоре запрещалось употреблять слова «мое, собственное, твое». Инок не должен был принимать милостыни ни от кого; взять что-либо у кого-нибудь позволялось не иначе как с благословения игумена. Инокам не позволялось ходить по кельям друг к другу. Без разрешения игумена никто не смел выходить за монастырские ворота. Разные ремесла и искусства составляли занятие иноков в досужее от молитвы время.

Более всего Феодосий требовал от иноков полнейшего повиновения воле игумена; всякое уклонение от приказания его считалось тяжким грехом. Братия привыкла так повиноваться воле своего настоятеля, что раз вратарь не решился без спросу у него впустить в монастырь даже великого князя, потому что он приехал в такую пору, когда Феодосий запретил впускать посторонних в монастырскую ограду.

Жизнь иноков проходила в долгих церковных службах и тяжелых трудах. Пища была скудная; монастырь был еще беден, и случалось, что братия с вечера не знала, чем будет питаться завтра; но все иноки и игумен твердо верили, что Бог, питающий небесных птиц, пропитает и их. С течением времени, когда от разных пожертвований и вкладов обитель несколько обогатилась, Феодосий стал отделять десятую долю всех доходов монастыря на бедных, даже устроил особый двор, где жили на счет монастыря нищие, калеки и больные. Каждую субботу посылал Феодосий воз с хлебами по темницам. В келье у себя держал он расслабленного старца и взял на себя весь уход за ним.

Феодосий требовал, чтобы все иноки строго исполняли свои обязанности. Он часто посещал кельи, и если находил у кого из братии сверх общих братских вещей лишнюю одежду или другие вещи, то бросал их в огонь. Даже по ночам строгий игумен обходил кельи и слушал у дверей. Если он слышал в келье молитву, то благодарил Бога за благочестие инока; если же слышал беседу двух или трех иноков, то стучал в дверь. Утром призывал он виновных и обличал их, укорял кротко, со слезами…

«Молю вас, братия, – говорит он инокам в одном поучении, – будем подвизаться в посте и молитве. Попечемся о спасении душ наших. Возвратимся от злобы и от путей греха, каковы: клевета, празднословие, пьянство, объедение, неприязнь к брату. Взыщем Бога рыданием, слезами, постом, неустанною молитвою, покорностью, послушанием. Назвавшись чернецами, мы должны каждый день каяться в своих грехах. Покаяние есть путь, приводящий к Богу; оно есть ключ к царству; без него никому нельзя войти в царство небесное».

Строгий к другим, Феодосий был еще строже к самому себе. Никогда не видали его праздным: он не гнушался никаким трудом, работал целый день, не давая отдыха своим рукам и ногам, часто ходил в пекарню – месил тесто и пек хлебы вместе с пекарями. Пример его сильно действовал на братию. Раз пекарь сказал Феодосию, что нет воды, а наносить некому; тогда блаженный тотчас встал и принялся носить воду с колодца. Один из братии увидел это и поспешил сказать другим; сейчас же нашлось несколько человек, которые наносили воды с избытком… В другой раз случилось, что не было дров для кухни. Келарь пришел к Феодосию и сказал:

– Ты бы велел кому-нибудь из братии, кто не занят, наносить дров!

– Вот я не занят, – отвечал Феодосий, – так я и пойду.

Братии он велел идти в трапезу, так как было время обеда, а сам взял топор и стал рубить дрова. Когда иноки после обеда увидели настоятеля за работой, тотчас же каждый взял свой топор, и скоро накололи дров на много дней.

За братской трапезой ел он только сухой хлеб и вареную зелень без масла, не пил ничего, кроме воды, одежду носил ветхую в заплатах, а под нею колючую власяницу. Спать он обыкновенно не ложился, а после повечерья засыпал сидя; часто проводил он ночи без сна, молясь за себя и за братию. С наступлением Великого поста он обыкновенно удалялся в особую пещеру (известную до сих пор под именем Феодосиевой, или дальней), а возвращался в обитель накануне Лазаревой субботы.

Своим примером, добротой и приветом Феодосий производил чудесное действие даже на испорченных людей. Раз привели к нему связанных разбойников, которых поймали в одном монастырском селе за кражею. Блаженный при виде их связанных сильно опечалился. Прослезившись, он велел освободить их и накормить; потом долго поучал их никого не обижать, никому не делать зла, дал им много необходимого и отпустил их с миром. Отпущенные так умилились душою, что с этих пор перестали делать кому-либо зло, стали довольствоваться своим трудом.

Смирение Феодосия было необыкновенно. Случилось ему раз быть далеко от обители, у князя Изяслава. Князь приказал одному из своих слуг отвезти настоятеля в монастырь. Слуга, видя инока в нищенской одежде и не зная, кого везет, сказал ему дорогою:

– Ты, чернец, всегда празден, а я живу в трудах: пусти меня отдохнуть в повозке, а сам садись на лошадь.

Феодосий беспрекословно обменялся местом со слугою и целую ночь то ехал верхом, то шел подле лошади, чтобы не уснуть. Когда рассвело, бояре, ехавшие к великому князю, при встрече с подвижником сходили с коней и низко кланялись ему. Слуга, увидев это, испугался; но Феодосий успокоил его, ласково ввел его в обитель и приказал угостить.

Кроткий и смиренный Феодосий был в то же время очень строг, тверд и непоколебим, где надо было изобличить неправду. Когда, изгнав из Киева Изяслава, завладел его княжеством Святослав, Феодосий строго обличал его за это, не раз в присутствии бояр и княжих людей укорял князя за его несправедливость к брату и насилие и просил бояр передать свои слова князю. Мало того. Он сам написал ему большое послание, где сравнивал поступок его с преступлением Каина. Князь, прочитав это обличение, пришел в ярость… Братия, опасаясь за подвижника, умоляла его смириться и не раздражать князя. Многие бояре, приходившие в обитель, упрашивали игумена о том же и говорили, что Святослав грозит послать его в заточение.

– Радуюсь я этому, – сказал Феодосий, – для меня это самое лучшее в жизни. Чего мне бояться? Потери ли имущества или богатства? Лишусь ли детей или сел? Нагими мы пришли в этот мир, нагими же подобает нам и уйти из него.

Феодосий продолжал свои обличения. И принужден был великий князь смириться перед иноком, сиявшим своим благочестием. Сила смирилась перед правдою. Князь старался даже сблизиться с обличителем своим, часто приезжал в обитель к нему, искал его беседы, кротко выслушивал укоры его, с радостью принимал наставления. К нему обращались часто миряне с просьбою заступиться за них, попросить за них у князей и бояр. Князья и бояре чтили Феодосия как праведника и охотно исполняли его просьбы.

Князья не только приходили сами к Феодосию, но нередко приглашали его к себе. Раз пришел он к Святославу во время пира. Гремела музыка, раздавались песни, плясали скоморохи… Подвижник сел поодаль, печально опустив голову, и наконец, обратившись к князю, проговорил:

– Будет ли так на том свете?!

Князь понял, как оскорбляет мирское веселье смиренного инока, проводящего дни и ночи в покаянии, слезах и молитве, и велел тотчас же прекратить веселье. С тех пор как только докладывали князю о приходе игумена, музыка и веселье прекращались. Князь так уважал Феодосия, что говорил ему:

– Если бы отец мой встал из мертвых, я так не был бы обрадован этим, как твоим приходом!

Феодосий, несмотря на то что Святослав благоговел перед ним и много добра сделал для братии, все-таки не простил ему проступка: на ектениях во время богослужения в монастыре всегда молились сначала за Изяслава как законного великого князя, а за ним уже поминали Святослава…

От Феодосия до нашего времени сохранилось несколько поучений: одни из них касаются монашеской жизни, другие вообще христианских обязанностей. В одной проповеди своей «О казнях Божиих» он признает голод, болезни, нашествие врагов карою небесною за грехи; указывает на разные языческие суеверия народа, нерасположение его к духовным лицам (встречу, например, с чернецом, с черницею народ считал дурным предзнаменованием). Нападает также Феодосий на чародейство, на гаданья, на ростовщичество, на мирские забавы, на музыку и пляску. Более всего укоряет он за пьянство: как видно, этот порок был и в ту пору сильно распространен. Особенно в своих поучениях предостерегает он сближения с иноверцами – латинцами: он, видимо, опасался, чтобы они не совратили русских в свою веру.

Монастырь все более и более расширялся; благодаря вкладам и пожертвованиям он год от года богател; число братии росло. Задумал Феодосий воздвигнуть большую каменную церковь в честь Успения Богородицы. Великий князь Святослав подарил для новой церкви хорошее место близ старого Печерского монастыря и пожертвовал большие деньги (около ста гривен золота) на сооружение ее. Были и другие пожертвования. Закладка церкви происходила в 1073 г. Феодосий с братией ежедневно работал при постройке и помогал мастерам. Но не пришлось ему дожить до окончания ее: он сильно занемог и скоро почувствовал приближение кончины. Созвал он всю братию. Все плакали.

– Чада мои, любимая братия, – говорил он, – отхожу я уже к Владыке нашему Господу Иисусу Христу; изберите себе сами игумена и повинуйтесь ему, как духовному отцу, бойтесь его…

Затем умирающий заповедал, чтобы погребли его в той пещере, куда он обыкновенно удалялся во время Великого поста. Горько плакали все иноки. Феодосий утешал их:

– Обещаюсь вам, что я только телом отхожу, а духом вечно пребуду с вами.

Он скончался 3 мая 1074 г. на 65 году от роду. За год перед тем скончался Антоний 90 лет.

Долго строилась Успенская церковь. Окончена постройка была через 15 лет после закладки. Красота этой церкви изумляла современников: внутри она блистала золотом и мозаикою; помост устроен был из разноцветных каменьев узорами; церковные главы были позолочены. Крест на главном куполе был выкован из чистого золота. Современники называли печерскую церковь «славою и украшением всей земли Русской».