Текст книги "Родная старина"

Автор книги: В. Сиповский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 95 страниц) [доступный отрывок для чтения: 34 страниц]

Новгородские церкви и монастыри

Много церквей было в Новгороде. Самой главной была каменная церковь Св. Софии, строилась она пять лет (1045–1050). Владимир Ярославич призвал мастеров из Греции, чтобы расписать стены церкви.

Чем больше богател Новгород, тем больше строилось и церквей: их строили владыки новгородские из своей казны, строили и князья, иногда вскладчину сооружала себе храм какая-нибудь улица. Во время повальных болезней ставили «обыденные» церкви, то есть в один день построенные и освященные. Большею частью они были небольшие и деревянные. Частные люди, богачи иной раз давали по какому-нибудь случаю обеты построить церковь. Иные сооружали храмы, чувствуя за собою какие-нибудь грехи, чтобы искупить их.

Сложилось следующее любопытное сказание, в котором слились и народная набожность, и суеверие, и ненависть к ростовщикам.

Жил в Новгороде богач Щил; нажил он огромное состояние тем, что давал деньги в рост. Лихву (проценты) брал он небольшую. Скопив себе громадное имение, задумал он построить для спасения души своей церковь во имя Покрова и устроить монастырь на берегу Волхова; испросил он у владыки благословение на это дело. Когда церковь была построена, Щил попросил архиепископа освятить ее, и тут только сказал, что соорудил церковь на лихвенные деньги.

– Уподобился ты Исаву, – сказал архиепископ, – взял ты у меня обманом благословение. Иди и вели в твоей церкви в стене сделать гроб, надень саван, и пусть над тобой будет совершен похоронный обряд, вели сотворить по себе панихиду, а что случится далее, то пусть будет по воле Божией.

Горько плакал Щил, не посмел он ослушаться архиепископа и сделал все, как было приказано. Как только стали его отпевать, вдруг гроб провалился в землю, и на месте, где стоял он, явилась пропасть. Когда узнал об этом архиепископ и велел в память этого чуда изобразить на церковной стене Щила в гробу посреди ада. Церковь была после этого запечатана.

В большом горе пришел сын Щила к архиепископу и просил у него совета, как помочь отцу. Владыка велел ему сорок дней поститься и молиться, раздавать в это время нищим щедрую милостыню, и в сорока церквах заказать по сорок панихид. Когда это было исполнено, послал архиепископ в церковь, построенную Щилом, посмотреть на стенную картину. Оказалось, что он лежит в гробу по-прежнему, но голова его уже вышла из ада. Отслужили еще сорок панихид, посмотрели на картину, а Щил уже по пояс вышел из ада. В третий раз отпели сорок панихид – Щил на картине совсем вышел из ада с гробом своим. Изображение так и осталось, в стене по-прежнему оказался гроб Щила, и пропасть исчезла…

В таком торговом городе, как Новгород, ростовщиков было, конечно, немало. Сказание о Щиле показывает, что, по взгляду народа и духовенства, давать деньги на лихву (на проценты), хоть и умеренную, считалось тяжким грехом. Действительно, церковь не раз сильно вооружалась против промысла ростовщиков, но искоренить его не могли.

В Новгороде было много монастырей. Самыми древними считаются Перыньский и Юрьев. Первый находится на левом берегу Волхова, у истока его, где прежде стоял истукан Перуна, а Юрьев был основан еще Ярославом (христианское имя его Юрий) в 1030 г. В XII в. возникли еще два знаменитых новгородских монастыря: Антониев и Хутынский. В начале XIII в. в Новгороде и его окрестностях было уже до 20 монастырей, а по всей области Новгородской более тридцати… Они владели землями, огородами, деревнями. Благочестивые князья, бояре и гости новгородские много жертвовали на монастыри и земель, и денег.

Новгородские гривны

В каждом пригороде был торг (торговая площадь), где находилась и церковь. Торжок стоял под покровительством Спаса, Порхов – Св. Николы. Церкви в небольших городах устраивались, конечно, попроще и поменьше, чем в Киеве и Новгороде.

В Ладоге, одном из самых древних русских городов, уцелела старинная церковь (XII в.), на стенах которой сохранилась в нескольких местах старинная живопись (фрески). Частые пожары истребляли у нас в древности целые города, и потому немного древних зданий сохранилось до нашего времени, но все-таки, кроме церквей, кое-где сохранились остатки стен городских, например в Старой Ладоге.

Духовенство приносило Новгороду много пользы, старалось умиротворить враждующих, удерживало, насколько могло, от разных насилий и беззаконий, неоднократно порицало ростовщичество, помогало разным должностным лицам наблюдать, чтобы в торговле не было обмана. В одной новгородской церкви (Иоанна Предтечи на Опоках) хранились образцы различных мер, которых должны были держаться при торговле. В Новгороде были свои особенные меры и деньги.

Новгородская серебряная гривна весила фунт. Кроме гривен встречаются полугривны, которые иногда рубились пополам, отсюда название «рубли»; отрубки в половину рубля стали называться «полтина». Ходила в Новгороде и мелкая монета, величиною с гривенник. Кроме того, были в ходу и иностранные монеты западные – европейские и восточные – арабские; случалось, конечно, что купцы по старине обходились и без денег, довольствуясь обменом товаров.

Суздальская область

В то время как на юге шли бесконечные усобицы между князьями, а в Новгороде ссоры и распри на вечах, на дальнем северо-востоке, в Ростово-Суздальской области, начинались новые порядки.

По верхнему течению Волги земля большею частью неплодородная, богата она лишь дремучими лесами да болотами. Сначала жили здесь финские племена, а потом стали мало-помалу заселять этот край русские. Скупа здесь почва, скудные урожаи давала она земледельцу, – много ему приходилось трудиться, чтобы прокормить себя и семью; зато человеку, который хотел заниматься мирным трудом или промыслом, меньше было помехи на севере: не заходили сюда половцы; княжеских усобиц сначала тут совсем не было, и потом их было гораздо меньше, чем на юге, вот почему сюда охотно шли выходцы с юга. Особенно стала заселяться Ростово-Суздальская область с того времени, как начал тут княжить младший сын Владимира Мономаха – Юрий Долгорукий. При нем здесь возникло несколько новых поселений и городов: Москва, Юрьев, Переяславль-Залесский, Дмитров и другие. Князьям надо было устраивать укрепленные места, то есть города, чтобы легче было управлять страною и защищать ее. Кроме того, промышленники и купцы помогали заселению страны.

В иных местах, на торговом пути, у верховья какой-нибудь реки, где нельзя было везти товар на лодках и барках и приходилось его выгружать на возы, устраивались обыкновенно поселки; здесь жили работники, которые занимались перегрузкою товаров, да возчики, перевозившие всякую кладь. В других местах, по большей части при слиянии реки, куда удобно было свозить товары с разных сторон и производить обмен, устраивались склады товаров – торжки, или ярмарки.

Было тут вдоволь дела и торговому, и рабочему люду; возникают здесь поселки, растет торговля – растут и эти поселения, обращаются в города.

Помогли заселению северного края и монахи. Забредет какой-нибудь отшельник в глубину леса, поставит себе келью и ведет здесь одинокую жизнь свою в тяжком труде и непрестанной молитве. Проведают об этом другие благочестивые люди, богомольцы; селятся некоторые из них подле подвижника, стараются во всем уподобиться ему. Кельи огораживаются тыном, ставится деревянная церковь – и звон колокола впервые нарушает лесную тишь. Разрастается обитель: строятся тут и новая ограда, и более просторная церковь, и новые кельи. Немало всякой работы найдется по монастырю; одним монахам не справиться, нужны разные работники. Не прокормить их всех самим монахам: земли-то вдоволь, да рабочих рук мало, нужны и земледельцы. Мало-помалу подле монастыря являются поселки, становятся они все больше да люднее. Жить на монастырской земле льготно: монахи не притесняют, и князья чтят монастыри и работникам монастырским дают разные льготы. И вот на том месте, где некогда в темной чаще леса стояла одинокая убогая келья подвижника-отшельника, лет через пятьдесят или меньше стоит богатый монастырь с каменной оградой, с каменными златоглавыми церквями. Подле монастыря село. Далеко расстилаются возделанные монастырские поля. А если монастырь стоит у реки, на торговом пути близ него, то со временем село может разрастись и в многолюдный торговый город. Жизнь в таком монастыре уже не та, как в уединенной келье отшельника: слишком много тут шуму людского, мирских забот и помышлений. Кому-нибудь из благочестивых монахов этого монастыря придет на мысль уединиться, пожить такою же жизнью, как жил святой отшельник, основатель обители. Уходит инок из монастыря, старается подальше уйти от людных мест – уйти в «пустынь», чтобы мирские заботы не мешали ему думать только о душевном спасении – «спасаться». Селится он также в лесной глуши или на островке каком-нибудь, среди озера, ставит здесь свою одинокую келейку. Пройдут годы, и тут явится монастырь, возникнет и подле него людное село, и только старое предание гласит, что некогда на месте этом был темный непроходимый лес и спасался одинокий отшельник.

Таким образом, мало-помалу северный финский край заселялся русским людом. Финны во многих местах смешивались с русским населением, роднились с ним, забывали свой язык и сливались с русским в один народ.

Андрей Боголюбский

Юрию Долгорукому, хотя он и долго жил на севере, в Ростово-Суздальской земле, видимо, очень хотелось утвердиться на юге: сильно добивался он Киева, вел упорную борьбу с племянником своим Изяславом Мстиславичем, наконец добился-таки своего и умер великим князем киевским.

Завладев Киевом, Юрий посадил старшего сына своего Андрея княжить в Вышгороде, а Ростов и Суздаль отдал младшим своим сыновьям; но не нравилось Андрею на юге. Славился уже он боевой храбростью, не раз побывал в битвах, но он был умен, властолюбив и не любил войны. В Южной Руси постоянно грозили нападения или половцев, или русских же князей; надо было угождать дружине, зависеть от нее, – все это было не по душе властолюбивому Андрею. Ему сильно хотелось уйти в Суздальскую землю: там он родился и провел свои детские годы, там его знали и в детстве величали своим князем, а в Вышгороде ему было все чуждо. Решился он уйти отсюда, не испросив даже согласия отца. Он взял с собою из Вышгорода местную чудотворную икону Пресвятой Богородицы – увез тайком, так как жители добровольно не расстались бы с этой святынею. Икона эта, как гласило предание, была написана св. евангелистом Лукою и привезена из Царьграда.

За десять верст от города Владимира, по пути в Суздаль, как говорит предание, совершилось чудо: кони под иконою вдруг стали; запрягли других лошадей – воз с иконою ни с места! Дивятся все чуду… Князь приказал остановиться. Раскинули шатер и расположились на ночлег. Поутру князь объявил, что Богоматерь явилась ему во сне и велела не везти икону в Ростов, а поставить ее во Владимире, а на том месте, где было видение, построить каменную церковь во имя Рождества Богородицы и основать монастырь. Тогда же на месте видения заложено было село – Боголюбове и построена богатая каменная церковь. Здесь, в этом храме, поставили временно и взятую из Вышгорода икону. Андрей украсил ее богатым окладом, в котором было пятнадцать фунтов золота, много жемчуга, драгоценных камней и серебра. Построил он себе в Боголюбове также и каменный дворец. Это село сделалось любимым местопребыванием Андрея. Отсюда и произошло его прозвище – Боголюбский.

Когда умер Юрий, жители Ростова и Суздаля признали своим князем Андрея, но он избрал своей столицей Владимир на Клязьме. Этот прежде небольшой и малонаселенный город теперь населился, разросся и очень украсился. Андрей построил здесь из белого камня великолепную церковь Успенья Богородицы с позолоченным куполом. Сюда была перенесена чудотворная икона Богоматери.

Андрей Боголюбский. Скульптурный портрет. Реконструкция М. М. Герасимова

Святыня эта в глазах народа сильно возвышала значение и города Владимира, и Андрея Боголюбского, которому сама Богоматерь как бы указала столицу. Уже Юрий привел на север много поселенцев из Южной России, теперь же стало еще больше южан переселяться сюда.

Одной церкви, названной Десятинной из подражания Киеву, Андрей, подобно Владимиру Святому, назначил десятую долю всех своих доходов, подарил села и угодья. Соорудил он много красивых церквей, снабжал их иконами и утварью, не жалея средств, – как видно, старался, чтобы Владимир красотой своих храмов уподобился

Киеву или же превзошел его; построил во Владимире Золотые ворота, подобно киевским, с церковью над ними. Соорудил он во Владимире тоже монастыри: Спасский и Вознесенский; строил церкви и по другим городам. Видел народ и щедрость его, и благочестие. Постоянные большие постройки давали работу многим, привлекали искусных рабочих из других мест, увеличивали население городов.

По своему благочестию и набожности Андрей Боголюбский напоминал деда своего Владимира Мономаха: Андрея всегда можно было видеть, говорил летописец, во храме на молитве, со слезами умиления на глазах; всенародно раздавал он милостыню убогим, чтил духовенство, чернецов, зато слышал похвалы своему христианскому милосердию и благочестию. Но подобно деду, он, хотя и не любил войны, однако постоять за Русскую землю с оружием в руках был готов.

В это время не в ладах были с русскими болгары, жившие по Волге и Каме, и делали частые набеги на русские земли. Войну с неверными (болгары были магометане) народ считал делом богоугодным. В 1164 г. Андрей предпринял поход на болгар. С войском шло духовенство и торжественно под знаменами несло св. икону Богоматери; князь и все войско перед выступлением в поход приобщились Св. Тайн. Поход был удачен: болгарский князь обратился в бегство; русские взяли один болгарский город.

Хотел Андрей возвысить свой Владимир над всеми русскими городами, даже и над Киевом.

Когда в 1166 г. киевским князем сделался Мстислав Изяславич, правнук Владимира Мономаха, тогда как Андрей был внуком его, загорается снова борьба в Киеве. Андрей собрал огромное союзное войско (11 князей с их дружинами и ратью принимали участие в походе). 12 марта 1169 г. Киев был взят сыном Андрея Мстиславом. Древняя столица, мать русских городов, – город, красе которого дивились иноземцы, был разграблен, посрамлен, унижен. Андрей посадил княжить в Киеве подручного себе князя, брата своего Глеба, а сам, приняв титул великого князя, остался во Владимире.

С этого времени Владимир-на-Клязьме становится главным городом на Руси.

Недаром Андрей утвердился во Владимире и сделал его своею столицею: Ростов и Суздаль были города старые; жители их, подобно новгородцам, для решения важных дел сходились обыкновенно на веча; решению их должны были повиноваться младшие города, или «пригороды», как их называли. А Владимир-на-Клязьме был город новый, основанный князем, вечевой порядок здесь еще не укоренился; князь тут не мог встретить сильной помехи своей власти. Владимирцы рады были повиноваться скорее своему князю, чем чужому вечу. Притом они были очень расположены к Андрею: он украсил их город великолепными зданиями; при постройке их много нашлось дела для рабочего люда; наконец, он перенес из Вышгорода чудотворную икону Богоматери. Икона эта, под именем Владимирской Божьей Матери, стала главною святынею города Владимира. На поклонение ей стали приходить люди из окрестных мест. Это придавало больше значения и самому городу. Когда великий князь сделал Владимир своею столицею и дружина поселилась тут, стало в городе люднее, промыслы разные и торговля пошли бойчее, город начал быстро расти и богатеть… Из Владимира по Клязьме, а потом по Оке нетрудно было добраться и до Южной Руси, которую хотел держать в руках властолюбивый Андрей.

Часть дворцового комплекса XII в. в Боголюбове. Реконструкция

Завладев Киевом, задумал он и другие области подчинить себе, а также уничтожить самостоятельность вечевого Новгорода. Уже Юрий Долгорукий стал теснить его. Суздальский князь мог всегда сильно вредить новгородцам: мешать им собирать дань с восточных их земель, прервать восточную торговлю их, которая шла через Суздальскую землю, а главное, мог прекратить подвоз в Новгород хлеба по Волге из низовых областей. Вот почему рано или поздно новгородцы должны были попасть в зависимость от суздальских князей. Зимою 1170 г. явилась под Новгородом грозная рать. Тут были суздальцы, смольняне, рязанцы, муромцы и полочане; начальствовал сын Андреев Мстислав. И предводитель и войска были те же, которые брали Киев. Слухи об их злодействах и насилиях повсюду, где они проходили, воспламенили новгородцев; вспоминали они о беспощадном разорении Киева суздальцами, о разграбленных церквах, о поруганной святыне и клялись умереть за св. Софию и за свою вольность. Город поспешно укрепили новым тыном.

Редко когда русские пытались брать города приступом – обыкновенно долгой осадой принуждали жителей сдаться, брали город, как говорилось тогда, «измором». Но на этот раз Мстислав понадеялся на силу своей рати и решился на приступ. Три дня суздальская рать готовилась к нему, на четвертый начался бой. Новгородцы защищались мужественно, но силы у Мстислава было больше, и стал он одолевать… Казалось, пришел конец Новгороду, но, по преданию, он был спасен чудом. В ночь со вторника на среду новгородский владыка Иоанн усердно молился перед образом Спаса, вдруг ему послышался голос от иконы:

– Иди на Ильину улицу, в церковь Спаса, возьми икону Пресвятой Богородицы, вознеси ее на стену, и Богородица спасет Новгород.

На другой день владыка в сопровождении многочисленного духовенства торжественно вынес икону на стену. Игумены и священники пели молитвы. Народ со слезами молился о спасении, всюду слышались громкие возгласы: «Господи помилуй!» Тучи стрел летели в город. «Одна стрела, – говорит предание, – попала в икону, и она в тот же миг обратилась ликом к городу, и слезы закапали из очей ее. В то же мгновение внезапный и необъяснимый страх охватил всю суздальскую рать, воины пришли в беспорядок, на них нашло какое-то одурение – стали они стрелять друг в друга». Новгородцы вышли из города и одержали блестящую победу над врагами, множество их избили, а пленных взяли столько, что, по словам новгородского летописца, «десяток суздальцев отдавали за гривну».

Мстислав бежал со своею ратью, и лютость его отозвалась на нем же: пришлось проходить ему по тем местам, которые раньше он опустошил, нигде больше не находили хлеба – воины умирали от голода и болезней и принуждены были с ужасом, говорит летописец, в Великий пост есть мясо коней своих.

Так говорит новгородское предание о чудесном избавлении Новгорода от суздальской рати. (С этого времени в честь иконы Богоматери Знаменской установлен праздник 27 ноября.)

Скоро, однако, новгородцам пришлось искать милости у Андрея Боголюбского. Был в Новгородской земле неурожай – настала страшная дороговизна, а хлеб, как выше сказано, шел в Новгород через Суздальскую землю, и вынуждены были новгородцы признать своим князем Юрия, сына Андрея. Но все-таки победа их имела значение. Хотя великий князь и посылал в Новгород своих подручных князей, но «старины и пошлины новгородской» не нарушал…

Между тем Андрей затевал новые порядки: понимал он, что удельные распри губят Русскую землю, что она от них все больше и больше беднеет и слабеет, да и сам хотел быть великим князем не по имени только. Из Ростово-Суздальской области он, боясь усобиц, удалил своих родичей – младших братьев и племянников; выгнал и старых отцовских бояр, которые привыкли слишком вмешиваться в княжеские дела. Советоваться с дружиной Андрей не любил.

Хотел он быть «самовластцем» – и не только в своей области, но и во всей Руси. В Киеве умер брат его Глеб. Владимир Мстиславич надумал было водвориться здесь. Андрей приказал ему немедленно выехать из Киева и отдал его Роману Ростиславичу, князю кроткому, покорному, – отдал не по старшинству, а по «милости своей».

Андрей благоволил к Ростиславичам (князьям Смоленским), так как они признали его старшинство и повиновались ему.

– Вы назвали меня своим отцом, – велел он сказать им, – хочу вам добра и отдаю Киев брату вашему Роману.

Через несколько времени случилось, что Ростиславичи не исполнили одного желания Андрея, тогда он послал сказать Роману:

– Не ходишь в моей воле ты с братьями твоими – так иди вон из Киева, а Давид пускай идет вон из Вышгорода, Мстислав – из Белгорода. Ступайте себе в Смоленск и делитесь там между собою, как знаете!

Не слыхали еще до сих пор русские удельные князья таких властных речей от великого князя. Роман повиновался, но другие Ростиславичи воспротивились и послали сказать Андрею:

– Брат! Мы назвали тебя своим отцом, крест тебе целовали и стоим на крестном целовании, хотим тебе добра; а ты теперь брата нашего Романа вывел из Киева и нам кажешь путь из Русской земли без всякой вины; так пусть рассудит нас Бог и крестная сила.

Андрей никакого ответа на эти слова не дал. Тогда Ростиславичи тайно ночью въехали в Киев, схватили Андреева младшего брата и племянника и посадили в Киеве брата своего Рюрика.

Узнав об этом, Андрей сильно разгневался. Обрадовались его гневу Ольговичи, князья черниговские: они надеялись сами завладеть Киевом и стали подстрекать Андрея против Ростиславичей.

– Кто тебе враг, – послали они ему сказать, – тот и нам; мы готовы идти с тобою.

Андрей надеялся на свои силы. Призвал он своего мечника и наказал ему:

– Поезжай к Ростиславичам и скажи им от меня: не ходите в моей воле, – так ступай же ты, Рюрик, в Смоленск к брату, в свою отчину; а ты, Давид, ступай в Берлад (город в нынешней Молдавии), не велю тебе быть в Русской земле. А Мстиславу скажите так: ты всему главный зачинщик, не велю тебе быть в Русской земле!

Сильно оскорбился такою речью и самовластием Андрея Мстислав, стоявший всегда за правду и за старину. Смолоду он привык не бояться никого, кроме одного Бога. В сильном гневе приказал он при себе остричь послу голову и бороду и отослал его с такими словами великому князю:

– Мы доселе чтили тебя как отца по любви, а ты прислал к нам такие речи, как будто не князьям, а подручникам. Твори, что замыслил, пусть Бог нас рассудит!

Старинные гербы Новгорода и Владимира

Когда услыхал Андрей эти слова, когда узнал об оскорблении посла, то пришел в такой гнев, что даже опал в лице. Он велел немедля собрать большое войско. Тут были ростовцы, суздальцы, владимирцы, переяславцы, белозерцы, муромцы, новгородцы, рязанцы – всего около 50 тысяч воинов. Сын Андрея Юрий с опытным воеводою вел это войско. Получили они от великого князя такой приказ:

– Рюрика и Давида выгоните из моей отчины, а Мстислава схватите, ничего ему не делайте, приведите только ко мне.

Вся эта рать двинулась в Черниговскую область; тут соединились с нею черниговские князья; князья полоцкие тоже принуждены были идти. Казалось, Ростиславичам несдобровать. Рюрик Ростиславич заперся в Белгороде, Мстислав в Вышгороде, а Давида они послали к галицкому князю Ярославу просить помощи.

Главные силы северной рати пошли на Мстислава, дерзкого противника Андрея Боголюбского. Девять недель стояло под Вышгородом огромное ополчение.

Храбро отбивался Мстислав, несмотря на то что силы у него было немного. Союзная рать действовала неединодушно, многие из участников воевали против своей воли: между отдельными вождями согласия не было, и дело союзников не ладилось; больше было тут шуму, крику, суеты, чем толку. Многим надоело уже стоять под городом, взять который они потеряли надежду. Вдруг разнеслась молва, что галицкая рать, соединившись с Рюриком, хочет ударить на них. Ужас охватил сборную Андрееву рать; они бросились бежать из Вышгорода; бежали в таком беспорядке, что множество людей при переправе через Днепр утонуло.

Мстислав, видя поспешное отступление вражьей силы, вышел из города, погнался за врагами, захватил их обоз и забрал многих в плен.

Это дело доставило Мстиславу громкую славу. Двадцать союзных князей с их ратями не совладали с ним. С этого времени и назвали его Храбрым.

Стал после этого Киев снова переходить из рук в руки. Не такой был человек Андрей Боголюбский, чтобы помириться с неудачей и оставить враждебных себе князей полными хозяевами на юге; он, верно, добился бы своего, если бы неожиданная смерть не помешала ему.

Властолюбивый Андрей имел много врагов между князьями и боярами; оказались они и между ближними людьми. Был он и к ним очень строг, если они злоупотребляли его доверием или не повиновались ему. Казнил он за какую-то вину одного из родственников своих по жене, боярина Кучковича. Брат казненного с несколькими княжескими слугами решился злодейством освободиться от строгого господина. Андрей, подобно другим русским князьям, принимал к себе на службу иностранцев. Одним из приближенных слуг к нему был ключник Анбал из иноземцев. Он тоже принял участие в заговоре.

– Сегодня князь казнил Кучковича, – говорили заговорщики, – а завтра казнит и нас; покончим с ним.

Ночью, взявши оружие, пошли злоумышленники к княжескому терему. Когда они подошли к спальне князя, то их обуял страх; не хватало у них смелости совершить преступление. Тогда они пошли в медушу (погреб, где хранились меды и вина), напились вина и снова пошли в княжий терем.

Один из злодеев постучал в дверь спальни.

– Кто там? – спросил Андрей.

– Прокопий! – отвечал стучавший (Прокопий был одним из любимых слуг Андрея).

– Нет, это не Прокопий! – сказал князь, хорошо знавший голос своего слуги.

Дверей он не отпер. Злодеи стали ломиться в дверь. Князь бросился к своему мечу, который обыкновенно находился подле него. Меча не оказалось: Анбал раньше убрал его. Заговорщикам удалось выломать дверь; бросились они на князя…

Андрей был очень силен, стал обороняться и одного из противников своих сбил с ног. Впотьмах, не разглядев, злодеи поранили упавшего, приняв его за князя. Затем, увидев свою ошибку, напали на князя, стали наносить ему удары мечами, саблями, копьями. Он сначала сильно боролся.

– Нечестивцы! Что я вам сделал? – говорил он. – За что вы проливаете кровь мою? Бог вам отомстит за мой хлеб.

Наконец израненный и окровавленный Андрей упал под ударами убийц. Злодеи думали, что он убит, взяли раненого товарища своего и поспешно понесли его. Князь поднялся и, обливаясь кровью, со стоном вышел из спальни. Убийцы услышали стон его и вернулись. Не нашедши его на том месте, где они оставили его, злодеи испугались…

– Скорее ищите его, – говорили они друг другу, – а не то мы погибли!

Зажгли свечу и по кровавому следу нашли несчастного князя; он успел сойти по лестнице вниз и думал скрыться за лестничным столбом. Злодеи кинулись на него.

– Господи, в руки Твои предаю дух мой! – были последние слова несчастного.

Умертвили заговорщики и Прокопия, верного слугу Андрея. Княжеское имущество было разграблено. Из кладовой князя забрали золото, драгоценные камни и разные ткани и одежды.

Тело убитого князя долго лежало брошенное в городе; никто не решался взять его, чтобы отдать ему последний христианский долг, – все боялись заговорщиков. Но нашелся между слугами князя один, киевлянин Кузьма, который не побоялся злодеев. Стал он плакать над трупом Андрея. Насилу выпросил этот верный слуга у ключника ковер и корзно покрыть труп убитого князя. Обернув тело, Кузьма понес его в церковь и стал просить, чтобы ее отперли. Ему закричали:

– Да кинь тело тут в притворе. Экая тебе печаль с ним!

Все были уже пьяны. Кузьма стал плакать и причитать над своим господином:

– Уж тебя, господин, слуги твои не хотят знать… Бывало прежде, придет ли гость из Царьграда или из какой-либо русской стороны, или латинянин, христианин ли, поганый ли, – ты, бывало, скажешь: введите его в церковь и на полати (на хоры), пусть видит истинное христианство и крестится, – что и бывало. Болгаре, жиды и вся погань-язычники, видевшие здесь славу Божию и красоту церковную, больше сокрушаются по тебе, а эти твои слуги даже в церковь не пускают положить.

Только на третий день после убийства нашлось духовное лицо, которое решилось отпеть князя. На шестой день, когда волнение, поднявшееся во Владимире, стихло, владимирцы порешили перенести тело своего князя из Боголюбова во Владимир. Когда торжественная процессия приближалась к городу и толпы народа, стоявшего у городских ворот, завидели княжеский стяг (знамя), который несли перед гробом, многие из народа стали рыдать. Андрея похоронили в построенной им Богородичной церкви (1174).

После смерти его ростовцы и суздальцы выбрали себе в князья не сына его и не братьев, а племянников, – думали, что в благодарность за избрание они будут править «по старине». Владимирцы призвали к себе на княжение брата Андреева – Михаила. Начались тогда усобицы между племянниками и дядями, между старыми городами (Ростовом и Суздалем) и молодым городом Владимиром. В конце концов владимирцы одолели. Михаил Юрьевич утвердился во Владимире. Через год он умер, и место его занял брат его Всеволод по прозванию Большое Гнездо (1176).