Текст книги "Монгол. Черный снег (СИ)"

Автор книги: Ульяна Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Глава 18

ОСТОРОЖНО МНОГО МАТА! Братья они такие, да!

Тамерлан Дугур Намаев ввалился в дом, как и всегда, будто ему здесь всё принадлежало. Широкие плечи, дорогой костюм, тяжёлый взгляд – в нём всё говорило о силе, власти, чёртовой уверенности в том, что этот мир принадлежит ему, и точка. Вся эта золотая империя, этот блеск, этот ебучий успех – всё это было для него не просто жизнью, а частью его самого. Он был рождён, чтобы доминировать, чтобы подчинять, чтобы заставлять этот мир прогибаться под себя.

Он бросил взгляд на брата, который стоял у окна, глядя куда-то в пустоту, будто хотел пробить взглядом стекло. Тамир даже не повернулся, когда Тамерлан зашёл. Вот так всегда. Ноль уважения. Ноль желания заговорить первым. Ну и хрен с ним.

– Ну что, брат, – начал Тамерлан, снимая пиджак и бросая его на спинку кресла, – сколько ещё ты собираешь бродить по жизни, как ебучий волк-одиночка? Может, уже хватит, а?

Тамир молчал, не поворачиваясь. Лишь сжал кулаки, и это было достаточно громко, чтобы Тамерлан заметил.

– Я серьёзно, мать твою. Хватит корчить из себя героя. У нас есть дело. Большое дело. Империя, которая растёт, как на дрожжах. Ты мог бы быть частью этого. Вместо этого ты сидишь тут, как грёбаный отшельник, и жрёшь свои проблемы в одиночку. Ты думаешь, ты кому-то что-то докажешь?

– Хватит, Тамерлан, – наконец сказал Тамир, и голос у него был ровный, но пропитанный ледяной усталостью. – Я уже говорил тебе. Я не хочу быть частью твоей чёртовой золотой империи.

– Не хочешь? – Тамерлан рассмеялся, но смех его был холодным, без радости. – Да ты даже не понимаешь, что отказываешься от жизни, которую можно только мечтать, Тамир. Ты даже не представляешь, как ты меня заебал со своим героизмом. Своей ебучей независимостью. Ты называешь это гордостью? Я называю это тупостью.

– Это моя жизнь, Тамерлан, – рявкнул Тамир, наконец повернувшись. – Ты не можешь решить за меня. Ты хочешь, чтобы я был твоей игрушкой? Чтобы я был очередным колесиком в твоей машине? Хрен тебе.

Эти слова выбили Тамерлана из колеи. На миг он замолчал, но потом снова выпрямился, тяжело вздохнул и развёл руками.

– Ты реально думаешь, что я хочу сделать из тебя игрушку? Да пошёл ты, Тамир. Я просто хотел помочь. Чёрт, да ты мой брат, мать твою. Мне что, нельзя заботиться о своей семье?

– Тебе? – Тамир хмыкнул, сдавленно, с горечью. – Забота? Ха. Ты не заботишься, Тамерлан. Ты управляешь. Ты хочешь, чтобы все были под тобой. Чтобы все танцевали под твою дудку. И я не собираюсь становиться частью твоей схемы.

– Ты просто жалкий, – выплюнул Тамерлан, и в его голосе зазвучала ярость. – Сидишь тут, утопаешь в своих проблемах, вместо того чтобы взять свою долю власти, которую я тебе предлагаю. Ты думаешь, ты благородный, да? Гребаный герой. Ты просто боишься.

– Да пошёл ты, Тамерлан! – Тамир шагнул к нему, их лица оказались слишком близко друг к другу. – Ты нихера обо мне не знаешь! Думаешь, я боюсь? Я просто не хочу этой вашей золотой грязи. Не хочу сидеть с тобой за одним столом и чувствовать, как ты смотришь на меня сверху вниз. Мне это не нужно. Твоя помощь мне не нужна.

– Твоя жизнь – дерьмо, Тамир, – прорычал Тамерлан. – И ты это знаешь.

Тамир молчал, глядя на него взглядом, в котором горело столько ненависти, что на миг Тамерлан даже почувствовал укол сожаления. Но он знал, что отступать нельзя. Это был его брат. Его чёртов сломанный брат, которого нужно было вытаскивать за шкирку, даже если он орал и сопротивлялся.

И всё же что-то было не так. Тамерлан это чувствовал. Он видел, как Тамир избегал смотреть ему прямо в глаза. Видел, как он нервно дёргал пальцами, как будто пытался сдержать себя. И ещё одна вещь, которая не давала покоя: Диана. Эта девочка.

Она была где-то в другом конце дома, но когда Тамерлан мельком увидел её до разговора, он заметил в её взгляде что-то странное. Что-то слишком личное, слишком… болезненное, когда она смотрела на Тамира. И Тамир, мать его, смотрел на неё так же. Слишком пристально. Слишком… голодно.

– Тамир, – вдруг сказал Тамерлан, смягчая тон, – что происходит? Ты ведь не просто так так отталкиваешь всех. Что с тобой?

– Не твоё дело, – быстро отрезал Тамир, отворачиваясь к окну.

И тут Тамерлан понял, что дело гораздо глубже, чем он думал. Это была не только их старая ссора, не только чёртова "независимость" Тамира. Что-то ещё. Что-то, что он не мог понять. Но он догадывался, что это связано с Дианой.

Тамерлан сжал челюсти так, что мышцы на скулах заиграли. Он смотрел на брата, который уставился в окно, будто в этом грёбаном стекле мог найти ответы на все вопросы жизни. Всё его ебучее одиночество, весь этот героизм, за который он цеплялся, как утопающий за соломинку. И всё это, сука, не просто так. Тамерлан знал. Он чувствовал нутром, что тут кроется что-то ещё. Что-то, о чём Тамир молчит, как мёртвый.

И он был готов докопаться до сути.

– Это из-за неё? – произнёс он резко, даже не думая о том, как прозвучат эти слова.

Тамир чуть вздрогнул, но быстро взял себя в руки. Всё ещё стоял спиной, но плечи его напряглись, как струны, готовые лопнуть. Молчал. Но его молчание было слишком красноречивым.

– Так я и думал, – прорычал Тамерлан, шагнув ближе. – Диана. Чёрт возьми, Тамир, что между вами происходит?

– Ничего, – бросил Тамир коротко, холодно. Голос сухой, отрезанный, будто он хотел поставить точку и закончить разговор на этом.

Но Тамерлан уже не мог остановиться. Его злость, его ебучая жажда понять наконец этого младшего брата, разъедали его изнутри.

– Ничего? – Тамерлан усмехнулся, но в его усмешке не было ни капли веселья. – Ты серьёзно думаешь, что я куплюсь на это? Ты видишь её, и у тебя глаза горят, как у бешеного. Она смотрит на тебя так, что это можно почувствовать за три грёбаных километра. Так что не пизди мне тут, Тамир.

Тамир повернулся к нему резко, взгляд – ледяной, будто мог проткнуть насквозь.

– Ты не понимаешь, что говоришь. Иди к чёрту, Тамерлан.

– Ты меня к чёрту посылаешь? – Тамерлан взорвался, шагнув вплотную. – Да ты сам уже там, мать твою. Я не слепой, Тамир. Между вами что-то есть. Это видно по твоим глазам. Ты смотришь на неё, как волк на добычу, и даже не пытайся отрицать это.

– Хватит! – рявкнул Тамир, голос сорвался на рычание. – Ты не знаешь, о чём говоришь. Не лезь в то, что не касается тебя!

– Не касается? – Тамерлан оттолкнул его плечом, заставив шагнуть назад. – Эта девочка – она хорошая, чистая. Ты много ей дал…Но что ты можешь дать еще? Кто ты? Что ты? Зачем она тебе? Что ты замышляешь?

– Я ничего не замышляю! – Тамир шагнул вперёд, столкнувшись с Тамерланом грудь в грудь. Его лицо было перекошено от ярости. – Ты вообще понимаешь, о чём ты говоришь? Ты не имеешь права так со мной разговаривать. Я сказал, отвали! Она – не твое дело! Не лезь! Слышишь, не лезь! Я к тебе никогда не лез! В твое!

– Не имею права? – Тамерлан усмехнулся, но в его глазах сверкала опасная злость. – Я твой брат, Тамир. И если я вижу, что ты ведёшь себя, как идиот, как слабак, который не может справиться с собой, я имею право знать, что происходит. Она для тебя – кто? Ты можешь мне ответить? Или ты даже сам себе боишься признаться?

Тамир замер. Его лицо напряглось, как каменная маска, взгляд горел, но ответить он не мог. Он молчал. Его кулаки были сжаты так, что пальцы побелели, а вены вздулись. Но слова не выходили.

– Ты охренел, брат, – сказал Тамерлан, глядя на него долгим, пронизывающим взглядом. – Ты даже не можешь сказать правду. Не можешь признать, что влюблён в неё. Что, боишься? Боишься, что я скажу, какой ты жалкий? Какой ты ебучий слабак?

Эти слова ударили по Тамиру. Он рванул вперёд, схватил Тамерлана за воротник, притянул его к себе так резко, что тот даже не успел отреагировать.

– Заткнись! – прошипел Тамир, его лицо исказилось от гнева. – Заткни свой ебучий рот! Ты не понимаешь! Ты не знаешь, каково это, сука, жить с этим дерьмом! Ты даже не представляешь, что у меня внутри! Так что закрой рот и выметайся из моего дома!

Тамерлан смотрел на него, тяжело дыша, но не отстранялся. Его глаза были полны того, что Тамир ненавидел больше всего – разочарования. Не злости, не ненависти, а именно разочарования.

– Ты прав, – тихо сказал Тамерлан, оттолкнув его руки. – Я не понимаю. Но знаешь что, брат? Ты сам себя разрушаешь. И если ты потащишь её с собой в эту грёбаную пропасть, ты станешь ещё хуже, чем тот, кто сделал тебя таким. Ты этого хочешь?

Тамир не ответил. Он стоял, смотрел на брата, а внутри него всё разрывалось.

– Я вернусь, – бросил Тамерлан, подхватил свой пиджак и направился к двери. – Ты можешь меня ненавидеть, но я вернусь. Потому что, если ты потянешь её за собой…это будет самое большое скотство в твоей жизни!

Дверь хлопнула. Тишина накрыла комнату. Тамир стоял посреди неё, чувствуя, как его сердце стучит так громко, что заглушает всё вокруг. Потянуть её за собой? Эти слова, как яд, разливались в голове, и он не мог их вытеснить.

***

Я стоял посреди комнаты, как идиот. Дыхание сбивалось, в ушах гул, руки всё ещё дрожали. Это сука, Тамерлан, всегда знал, куда ударить, чтобы пробить меня насквозь. Он мог за пять минут вытянуть из меня всё дерьмо, которое я годами пытался закопать, и раскидать его по полу так, чтобы не осталось ни малейшего шанса его спрятать.

"Потянешь её за собой?" Эти слова, как гвозди, впились мне в мозг. Слышу их снова и снова, будто он ещё стоит здесь, у меня за спиной, и шепчет их мне на ухо. Потяну ли я её за собой? Чёрт побери, я уже тащу. Тащу с самого момента, как понял, что не могу жить без неё.

Я разжал кулаки, посмотрел на свои руки. Красные полосы на ладонях от ногтей. Всё тело напряглось, как будто меня готовили к бою. Но бою с кем? С ним? С самим собой? Или с этой грёбаной тьмой, которая годами жрёт меня изнутри?

Да, он прав. Чёрт его дери, он прав.

Я вижу, как она смотрит на меня. Как смотрела даже сегодня. Её взгляд, полный тепла, заботы. В нём нет страха. Она смотрит на меня так, будто я для неё всё. Так, как никто никогда не смотрел. И от этого мне хочется, чтобы она исчезла. Чтоб она выбежала из этой чёртовой комнаты, из моей жизни, чтобы уберегла себя от того, что я могу ей сделать.

Но нет. Она остаётся. Каждый раз остаётся. Смотрит на меня так, будто я достоин чего-то хорошего, хотя я уже давно доказал, что я только ломаю. Ломаю всё, к чему прикасаюсь.

Я сел на кровать, чувствуя, как внутри всё сжимается. Ненависть к себе колет, как осколки стекла. Он сказал правду. Я слабак. Я жалкий ебучий слабак, который даже не может ей сказать, что он чувствует. Не может признаться самому себе. Не может признаться в том, что я хочу её больше, чем могу себе позволить. Что она для меня больше, чем просто девушка, больше, чем просто семья.

Она мой грёбаный запретный плод.

Я смотрю на неё, и у меня внутри всё разрывается. Она – свет. Тёплый, чистый, недостижимый. Она – всё, чего я не достоин. И поэтому я стараюсь её оттолкнуть. Снова и снова. Брошу ей пару резких слов, накричу, отвернусь. А потом, когда она уходит, сижу вот так, в этой проклятой тишине, и чувствую, как пустота разрывает меня изнутри.

Я хочу её. Чёрт, как я её хочу. Когда она рядом, я задыхаюсь от её тепла, от её запаха, от её чёртового взгляда, который словно проникает в самые тёмные углы моей души. Я хочу быть с ней. Хочу держать её, прижать к себе, чувствовать её кожу, её дыхание.

Но я не могу. Я не имею права.

Всё, что я могу ей дать, – это боль. Только боль. Я знаю это, чёрт бы меня побрал. Моё прошлое уже разъело меня до основания. Там нет ничего, что можно было бы спасти. И если я позволю себе взять её, впустить её в свою жизнь… эта тьма сожрёт нас обоих. Она разрушит её так же, как разрушила меня.

И вот, что хуже всего: он прав. Тамерлан прав. Я потяну её за собой. Уже тяну. И она это чувствует, я вижу это в её глазах. Но она упрямая. Слишком упрямая. Она думает, что сможет меня спасти. Что сможет вернуть меня к жизни.

А я знаю, что она ошибается.

Я сижу здесь, и у меня перед глазами только её лицо. Её улыбка. Её взгляд, который я не заслуживаю. И я понимаю, что чем больше я её люблю, тем дальше я должен её держать. Потому что чем ближе она будет, тем сильнее я её сломаю. А я не смогу жить с тем, что причинил ей боль.

Мне кажется, я сейчас разнесу к чертям эту комнату. Просто чтобы хоть как-то заглушить это грёбаное чувство, которое душит меня. Тамерлан ушёл, но его слова остались. Они не дают мне покоя. Он вернётся, конечно. Этот упрямый сукин сын всегда возвращается. Но он уже сказал мне то, что я и так знал.

Я должен выбрать: оттолкнуть её раз и навсегда или уничтожить её вместе с собой.

Глава 19

Иногда мне кажется, что я знаю Тамира лучше, чем он сам. Слишком много времени мы проводим вместе. Слишком часто я ловлю себя на том, что смотрю на него дольше, чем нужно. Слишком часто я запоминаю каждую мелочь: как он хмурит брови, как чуть наклоняет голову, когда внимательно слушает, как напряжённо сжимает кулаки, когда злится.

Наши тренировки стали для меня чем-то большим, чем просто уроки. Каждый раз, когда он ставит мне руку для удара, его пальцы лишь на секунду задерживаются на моей коже, но мне кажется, что это длится вечно. Его голос – низкий, жёсткий, почти равнодушный – даёт мне команды, а внутри я слышу в нём что-то ещё. Он хочет, чтобы я выжила. Чтобы я была сильной. Чтобы я не повторила его ошибок, его боли. И эта забота, скрытая за стенами его ледяного самообладания, сводит меня с ума.

«Локоть выше, Диана», – говорит он, и я тут же поднимаю руку, стараясь сделать всё идеально. Мне важно, чтобы он увидел, что я могу. Что я не слабая. Что я слушаю его.

Но я не могу просто слушать. Не могу просто делать, что он говорит, как послушная ученица. Всё моё тело реагирует на его присутствие. Моё сердце начинает бешено стучать, как только он оказывается рядом. Когда он поправляет мою стойку, обходит вокруг меня, чтобы показать, как держать баланс, я буквально чувствую, как его дыхание касается моей кожи. Это так мучительно. И так прекрасно.

Я знаю, что для него всё это другое. Для него это просто тренировка. Урок, необходимость, инструмент, чтобы убедиться, что я не сломаюсь в этом мире. Он строг, почти бесчувствен. Словно я просто обязанность для него. Но я вижу, что это ложь. Я вижу это в том, как его взгляд иногда задерживается на мне чуть дольше, чем нужно. В том, как он иногда задерживает дыхание, прежде чем сказать мне что-то резкое.

Он защищает меня. Каждый его жест, каждое слово кричит об этом. Но он делает это так, словно боится, что защита станет чем-то большим. Словно боится переступить эту черту, за которой он больше не сможет её вернуть.

Он для меня не просто защитник. Уже давно нет. Он – моя опора. Мой чёртов каменный бастион. Когда я рядом с ним, мне кажется, что со мной ничего не случится. Что этот мир, со всеми его страхами, жестокостью, грязью, не сможет меня сломать. Потому что он никогда этого не допустит.

Но одновременно с этим он и моя боль.

Чем ближе я становлюсь к нему, чем больше я узнаю его, тем сильнее я понимаю, что он разрушается. Я вижу это каждый раз, когда его глаза на миг пустеют, когда его лицо становится таким холодным, что я чувствую, будто он отрезает себя от всего мира. От меня. Я хочу пробить эту стену. Хочу дотянуться до него, но он каждый раз отстраняется, будто боится, что я узнаю слишком много.

Я вспоминаю, как он учил меня ставить удар. Как его руки легли на мои плечи, чтобы выровнять их. Как его голос звучал прямо у моего уха: «Не бойся. Ударь так, будто от этого зависит твоя жизнь». И я ударила. Тогда мне показалось, что я делаю это не для защиты. Я делала это ради него. Ради того, чтобы он поверил, что я могу быть сильной. Что я могу быть достойной его.

Но чем больше я стараюсь стать сильной, тем больше я понимаю, насколько я слаба перед ним. Я не могу контролировать то, что чувствую. Я смотрю на него, и в груди сжимается всё. Мне больно видеть, как он отталкивает меня. Больно видеть, как он мучается.

Он всё для меня. Он не просто мой учитель, не просто мой защитник. Он – мой воздух. Моя стена, моё укрытие, мой единственный шанс быть собой. И чем больше я это понимаю, тем сильнее я привязываюсь к нему. Тем сильнее меня тянет к нему.

Но он никогда этого не признает.

Он отталкивает меня снова и снова. Я вижу его борьбу. Вижу, как он каждый раз борется с самим собой, когда я рядом. И от этого я хочу ещё сильнее быть с ним.

Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Это не просто любовь. Это что-то большее. Одержимость? Возможно. Но если это одержимость, то я не хочу от неё избавляться.

Я всегда знала, что Тамир не тот, кем хочет казаться. За его силой, грубостью, этой жёсткой бронёй, которую он носит как доспехи, скрывается что-то другое. Что-то хрупкое, болезненное. Я вижу это в его глазах. Они всегда такие холодные, такие отчуждённые, будто он никогда никого не подпускает к себе. Но в редкие моменты, когда он думает, что никто на него не смотрит, эта холодность исчезает, оставляя только боль. Глубокую, почти кричащую боль.

Однажды я увидела его таким, каким он старается быть только наедине с собой.

Я замерла в дверях, боясь нарушить эту тишину. Его лицо было таким открытым, беззащитным. Он, наверное, даже не понял, что я вошла, потому что был где-то далеко. И этот взгляд... Он был пустым, но в то же время таким кричащим, полным вопросов, боли, разрывающей тоски и какой-то страшной черноты. Это был человек, который видел слишком многое, пережил слишком многое. Внутри у меня всё сжалось. Я захотела подойти к нему, обнять, сказать, что он не один. Что я здесь, рядом, и что бы ни терзало его, он может поделиться этим со мной.

Но я не могла. Он бы меня оттолкнул. Я это знала. Тамир всегда держит людей на расстоянии. Это его защита. Его способ выживать. Его способ выжить в мире, который, похоже, слишком много раз его ломал.

И всё же, наблюдая за ним, я чувствовала, как в груди разрастается боль. Он был так близко – всего в нескольких шагах, но казалось, что между нами стена. Невидимая, высокая, непробиваемая. Он выстроил её сам, кирпич за кирпичом, чтобы никто не мог к нему приблизиться.

Я знаю, что он хочет защитить меня. Он думает, что я не замечаю этого, но я вижу. Каждый его жест, каждое слово говорят о том, что он боится, что я могу пострадать. Тамир слишком старается быть для меня чем-то вроде брони, щита. Но я также вижу, как он старается держать меня подальше от себя.

Словно он боится, что я слишком близко. Словно думает, что, если я перейду эту черту, что-то непоправимо изменится. Что-то сломается.

Иногда я спрашиваю себя, почему он так боится быть рядом со мной. Ведь он уже рядом, даже если сам этого не осознаёт. Каждый день, каждая наша встреча – это шаг ближе друг к другу. Но он упорно отталкивает меня, словно я могу разбудить в нём что-то, что он давно пытается похоронить.

Этот момент у окна я не могу забыть. Его руки были сжаты в кулаки, как будто он хотел бороться, но даже не знал, с чем. Он дышал глубоко, медленно, как будто пытался успокоить себя. А потом я увидела, как его пальцы дрогнули, как он разжал кулак и посмотрел на свои руки. Он смотрел на них так, будто ненавидел их. Будто эти руки сделали что-то, за что он никогда себе не простит.

В тот момент мне стало страшно. Я не знала, что с ним произошло, но в моей голове мелькнула мысль: он ненавидит себя. Настолько, что не может даже просто сидеть спокойно. Ненависть внутри него такая сильная, что она буквально разрывает его на части.

Я застыла, но он не пошевелился, не произнёс ни слова. Только его плечи были напряжены, как будто на них лежал груз, который он не мог сдвинуть.

– Ты в порядке? – наконец выдавила я. Голос сорвался, и мне показалось, что он прозвучал слишком мягко. Слишком… беспомощно.

Он медленно поднял голову, но не обернулся. Секунда молчания – долгая, гнетущая. А потом:

– Всё нормально. Иди.

Это «иди» ударило по мне так, будто он запустил в меня кинжалом. Холодное, безразличное. Но я не ушла. Не смогла.

– Ты не выглядишь нормально, – сказала я, делая шаг вперёд.

– Диана… – он произнёс моё имя медленно, почти выдохнул, и я почувствовала, как внутри всё дрогнуло. – Я сказал, иди.

– Почему ты всегда так? – я не выдержала, сорвалась. Голос дрожал, но я не могла больше этого терпеть. – Почему ты всегда отталкиваешь меня? Я вижу, что тебе плохо, Тамир. Ты думаешь, я не замечаю?

Он резко обернулся. Его глаза – такие тёмные, такие глубокие, полные чего-то, что я не могла понять до конца. Это не просто злость. Это был целый шторм из эмоций, который он отчаянно пытался скрыть.

– Ты ничего не понимаешь, – бросил он грубо. – Я не отталкиваю тебя. Я просто… Просто оставь меня в покое.

– Не могу, – я подошла ближе, чувствуя, как у меня начинают гореть глаза. – Не могу, понимаешь? Я не могу просто смотреть, как ты страдаешь.

– Это не твоё дело, – резко ответил он, но в его голосе была трещина. Маленькая, почти незаметная, но я её услышала.

– А если я хочу, чтобы это было моим делом? – спросила я, глядя на него.

Он встал, слишком быстро, слишком резко. Его движение было угрожающим, но я не испугалась. Он двинулся ко мне как хищник, готовый кинуться, но я знала – он никогда этого не сделает.

– Ты не понимаешь, что творишь, ты ничего не понимаешь…– прорычал он.

– Тогда объясни, – я не отступала. – Объясни мне, Тамир. Ты всё время отталкиваешь меня, но я знаю, что ты… Я знаю, что тебе не всё равно.

– Ты ничего не знаешь! – его голос был резким, громким, почти злым, но я видела, что это защита. Всё, что он говорил, он говорил, чтобы держать меня подальше. – Ты думаешь, ты можешь мне помочь? Ты думаешь, что понимаешь, через что я прошёл?

– Я не знаю, через что ты прошёл, – я вздохнула, чувствуя, как в горле горит от сдерживаемых слёз. – Но я хочу знать. Ты не обязан быть один, Тамир.

– Я должен, – он сжал кулаки, его плечи снова напряглись. – Это не жизнь, Диана. Это просто существование. Ты не понимаешь, с кем ты пытаешься связаться. Я – проблема. Я – дерьмо, которое ты не заслуживаешь.

Я шагнула ближе, уже почти вплотную. Он замер, его дыхание стало рваным, но он не отступил.

– Я сама решаю, что я заслуживаю, – сказала я тихо, но в моём голосе было больше уверенности, чем я сама ожидала. – И я хочу быть рядом с тобой.

– Ты не знаешь, чего хочешь, – он прошептал это, почти хрипло. Я видела, как он борется с собой. Его кулаки, его взгляд, его дыхание – всё говорило о том, что он хочет…хочет того что и я.

– Тогда расскажи мне, – я осторожно коснулась его руки, почувствовала, как он напрягся. – Расскажи, Тамир. Дай мне понять.

– Ты не выдержишь этого, – он выдохнул, но голос его уже не был таким жёстким. Он посмотрел на меня, и я увидела в его глазах что-то, что разбило моё сердце.

– Попробуй, – я чуть сжала его руку, и это было как мольба. – Просто попробуй.

Он отвернулся, словно не мог смотреть на меня. Его дыхание стало тяжёлым, и я услышала, как он сдавленно выдохнул.

– Ты не понимаешь, Диана. Всё, к чему я прикасаюсь, ломается. Всё, чего я касаюсь, я уничтожаю. Я не могу позволить себе сделать это с тобой.

– Ты не сломаешь меня, – я сказала это почти шёпотом, но он услышал. Он повернулся ко мне, и на его лице была такая смесь боли и гнева, что у меня в груди что-то оборвалось.

– Уже ломаю, – он прошептал, и это прозвучало так тихо, что мне пришлось напрячься, чтобы услышать. – Ты просто ещё этого не поняла.

И с этими словами он вырвал свою руку из моей, развернулся и вышел, оставив меня в этой комнате наедине с пустотой.