Текст книги "Монгол. Черный снег (СИ)"

Автор книги: Ульяна Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 11

Спустя 5 лет...

Я стою перед зеркалом и смотрю на своё отражение. И не могу узнать себя. Те же белокурые волосы, те же зелёные глаза, что и раньше, но что-то изменилось. Где-то глубоко внутри. Это не просто взросление, не просто прибавившиеся сантиметры роста или чуть более утончённые черты лица. Нет, это нечто большее. Я – другая. Внутри меня пульсирует что-то новое, тяжёлое, непосильное, но такое живое.

Восемнадцать. Сегодня мне восемнадцать лет. Как это возможно? В голове не укладывается, как быстро пролетели эти годы, как я из той потерянной, дрожащей девчонки превратилась в кого-то другого. Сильную? Уверенную? Нет. Не всегда. Иногда я чувствую себя всё той же маленькой девочкой, которая боится каждого звука, каждого взгляда, каждого удара судьбы. Но что-то всё-таки изменилось. Может, я просто научилась скрывать это. Научилась носить маску – его маску.

Но в этом отражении я всё ещё вижу следы прошлого. Тени, которые никогда не исчезнут. Они запечатлены в моей памяти, как шрамы на коже, как выжженные знаки на душе. Их не стереть, не скрыть. Они напоминают о боли, о страхе, о тех днях, когда я пряталась под столом, боясь пошевелиться, и молилась, чтобы никто не нашёл меня. О днях, когда меня продавали, как вещь, как ненужный товар, и я считала, что это нормально, потому что ничего другого я не знала. Но он научил меня другому. Он показал, что я могу быть сильной.

Смотрю на свои руки. На пальцы, которые слегка дрожат, хотя я так старалась не показывать слабость. Они до сих пор дрожат каждый раз, когда думаю о нём. О Монголе. О моём спасителе, хищнике, который когда-то принёс мне свободу, а потом забрал мой разум. Он даже не знает, что сделал со мной. Он не понимает, что стал всем, что для меня важно, с того самого момента, как вошёл в тот грязный, проклятый дом, пропитанный страхом и болью.

Он был моим спасением, моей последней надеждой, но он даже не подозревает об этом. Я помню, как он стоял там, в полумраке, с ножом в руке, с холодными глазами, которые пробивали насквозь. Он был похож на тень, на призрак, но именно он оказался живым, реальным. И с тех пор он стал центром моего мира, моей осью, вокруг которой вращалось всё. Даже если он никогда не хотел этого. Даже если не собирался спасать меня, а просто пришёл сделать свою работу, уничтожить мерзавцев.

Он не похож на других. Его молчание – это не просто тишина. Это барьер, стена, которая отделяет его от всего мира. И я каждый день пытаюсь пробить эту стену, как будто у меня есть шанс. Как будто есть надежда, что однажды он пустит меня внутрь, хотя бы ненадолго, хотя бы на шаг. Я знаю, что он не хочет. Знаю, что он боится этого. Его молчание иногда давит на меня так сильно, что я чувствую, как ломаются мои собственные кости. Я пытаюсь понять его, но каждый раз, когда мне кажется, что я подошла ближе, он снова закрывается, отстраняется, как будто боится самого себя.

Каждое его слово – как скрежет ножа по стеклу. Резкое, холодное, безжалостное. Но в этих словах я иногда слышу нечто большее. Что-то, что он прячет, как будто боится, что если кто-то это увидит, его мир разрушится. Я вижу это в его глазах, когда он смотрит на меня чуть дольше, чем нужно, когда его руки едва заметно дрожат, когда он злится на меня, не зная, как ещё выразить свои чувства.

Но я вижу это. И я не боюсь. Даже когда он становится грубым, когда его слова режут по-живому, я чувствую, что за этим стоит нечто большее. Глубокая, тёмная бездна, которую он прячет даже от себя. И эта бездна манит меня, тянет к себе, как магнит, даже если я знаю, что могу утонуть в ней.

Я люблю его. Боже, как я люблю его. Я не могу объяснить это, не могу даже признаться себе в этом полностью, но я знаю, что люблю. Люблю каждую его холодную усмешку, каждое его резкое слово, каждую секунду, когда он смотрит на меня, пусть не так, как я мечтаю, пусть очень редко с теплом. Но он все что у меня есть. Я одержима им. Он мое все. И мне кажется, я тоже кое-что значу в его жизни.

Но он никогда не скажет мне этого. Никогда не покажет, что чувствует что-то подобное. Потому что для него это слабость. А слабость – это то, чего он боится больше всего на свете. Он боится чувств, боится привязанностей, потому что они делают его уязвимым. И я понимаю его. Понимаю, потому что я такая же. Он научил меня быть сильной, научил меня прятать свои слабости, чтобы никто не мог использовать их против меня. Но он не научил меня прятать чувства к нему. Не научил, как не любить его.

И каждый день я вижу его, рядом, и каждый день это мучение. Смотреть на него, знать, что он никогда не станет моим, потому что он боится сам себя. Я стою перед зеркалом, и слёзы начинают литься по щекам. Не хочу плакать. Хочу быть сильной. Как он. Хочу, чтобы он увидел, что я могу быть такой же, как он – сильной, независимой, хладнокровной. Но я не могу. Я просто девочка, которая любит его, и это моя слабость. Моя единственная слабость, которую я не могу скрыть.

Когда он впервые привёз меня к себе, я не знала, что думать. Это было как прыжок в ледяную воду – шок, страх и невозможность дышать. Я помню, как дрожала, сидя на заднем сиденье его чёрной "Бугатти", когда он молча вёл машину, глядя прямо вперёд, не обращая на меня ни малейшего внимания. Я думала, что это ненадолго. Думала, что он просто оставит меня где-нибудь на пару дней, а потом выставит за дверь, словно ненужный мусор, от которого он хотел избавиться. И в какой-то момент я почти надеялась на это, потому что не понимала, зачем я ему. Почему он меня забрал? Почему просто не оставил на улице, не дал исчезнуть? Почему внял моим мольбам. Такой сильный, такой красивый, мужественный. Я боялась каждого его слова, каждого его взгляда. Он был таким холодным, таким чужим. Его присутствие было пугающим, давящим, словно он был сделан из льда. Он даже не старался быть грубым – ему не нужны были слова, чтобы показать, что ему наплевать. Или, по крайней мере, он хотел, чтобы я так думала. Его молчание было как нож, разрезающее воздух между нами. И я всё время пыталась угадать, что скрывается за этим молчанием, что он думает обо мне, о себе, о том, что делает.

Он молча оставлял деньги на столе – тонкие зелёные купюры, аккуратно сложенные, – и исчезал на несколько часов, а иногда и на целые дни. Он не говорил мне, куда уходит, не объяснял, что делает. Он просто уходил, и всё. А я оставалась одна в его огромной, холодной квартире, словно в пустыне, полной призраков. Тишина, которую он оставлял после себя, была тяжёлой, она нависала надо мной, сжимала меня, как стальные оковы. Я блуждала по комнатам, как потерянный ребёнок, касалась стен, мебели, искала хоть какой-то след жизни, но не находила ничего. Пустота. Она была повсюду. И эта пустота поглощала меня.

Глава 12

Каждый раз, когда он уходил, я чувствовала себя ещё более потерянной. Я не знала, как жить в этой тишине, не знала, как существовать в мире, где нет ни души, где никто не заговорит со мной, где никто даже не посмотрит в мою сторону. Я чувствовала себя никем, ничем. Пустое место, которое случайно заняло пространство в его доме. Я пыталась делать что-то, чтобы заслужить его внимание, его признание. Убиралась, готовила еду, даже пыталась расставить вазы с цветами, чтобы хоть как-то оживить эту мрачную обитель. Но всё это было бессмысленно. Он приходил, бросал на меня свой холодный, оценивающий взгляд и уходил снова, словно проверяя, не исчезла ли я, пока его не было.

Я боялась его возвращения, потому что каждый раз, когда он возвращался, он был всё такой же – замкнутый, холодный, смотрящий на меня как на проблему, от которой ему надо избавиться. Но каждый раз он оставался. Не спрашивал, как я, не спрашивал, что делала весь день, но его присутствие, тяжёлое и молчаливое, давало мне понять: он следит за мной. Он не говорил мне об этом, но я чувствовала это по его взгляду, по тому, как проверял, дома ли я, когда возвращался ночью. Он всегда проверял. Всегда.

Иногда он приходил вместе с Ашером. Их голоса – грубые, приглушённые, обсуждающие что-то мрачное, что-то опасное – нарушали тишину квартиры. Ашер был другой. Не такой, как Тамир. Он мог смеяться, шутить, иногда даже пытался заговорить со мной, но я всегда чувствовала, как его взгляд скользит по мне, как будто он пытается разгадать, зачем я здесь. Он, наверное, думал, что я мешаю, что я – его слабость. И это пугало меня. Каждый раз, когда Ашер приходил, я старалась спрятаться, быть незаметной, чтобы никто не думал, насколько я здесь лишняя.

Я помню, как однажды ночью я проснулась в гостиной, свернувшись на диване, и увидела Тамира. Он сидел в кресле напротив и смотрел прямо на меня, не двигаясь. Его глаза, обычно холодные и пустые, в тот момент были… другими. В них что-то проскользнуло – тень, которую я не могла понять, но которая заставила меня почувствовать, что я не совсем чужая для него. Это был один из тех редких моментов, когда я видела в нём не просто хищника, не просто бездушного убийцу, а человека, который борется с чем-то внутри себя. Его взгляд был таким же острым и холодным, но в нём мелькнула искра – может, это было сострадание, может, что-то ещё, я не знала. Но я поняла, что он видит меня. Не просто смотрит на меня, а видит. Он не сказал ни слова. Просто сидел там, и я не знала, что делать. Хотелось что-то сказать, поблагодарить за все, но язык не слушался. Я боялась разрушить это мгновение, боялась, что если заговорю, он снова станет тем чужим, холодным Тамиром, который не видит во мне ничего, кроме проблемы. Я просто лежала и смотрела на него. Тишина между нами была такой густой, что я почти слышала, как она хрустит. Он подвинулся, наклонился ко мне и сказал тихо, но твёрдо: "Спи." Просто одно слово, но оно прозвучало, как приказ, и я подчинилась. Закрыла глаза и снова свернулась калачиком, чувствуя его взгляд на себе.

Я слышала, как он встал, как его шаги заглушили тишину квартиры, но я знала, что он не ушёл. Знала, что он останется, чтобы следить за мной, чтобы убедиться, что я в порядке, даже если он никогда не скажет этого вслух.

Эти первые месяцы были самым странным временем в моей жизни. Время, когда я училась жить заново, училась понимать, что значит быть под защитой человека, который сам словно ищет, от чего ему нужно защищаться. Монгол не был моим другом, не был моим героем, но он был тем, кто дал мне новую жизнь, и я не знала, как благодарить его за это. А может, он и не ждал благодарности.

И потом, когда Ашер снова появился, когда они вместе сидели и что-то обсуждали, я слышала, как он шептал Монголу, что девчонка делает его слабым. Он не знал, что я слышу. Не знал, что каждое его слово впивалось в мою грудь, как нож. "Она тебя уничтожит, Тамир, ты это понимаешь?" – сказал Ашар, и его голос был полон беспокойства и…неприязни. Ко мне.

Я слышала, как Тамир выдохнул, и эта тишина после его выдоха была ещё громче, чем любые слова. "Не лезь. Она – моя забота. Тебя не касается," – сказал он, и я почувствовала, как от радости зашлось сердце. «Она – моя забота». Это намного больше, чем я от него ожидала. И в тот момент я поняла, что он борется не только с собой, но и с теми, кто пытался заставить его измениться, отказаться от меня.

Эти первые месяцы я боялась того, что однажды он уйдёт и не вернётся. Но каждый раз, когда он возвращался, каждый раз, когда его тень пересекала порог квартиры, я замирала от счастья. Он стал причиной моей радости. И я полюбила его. Не быстро, нет. Он вошел в мое сердце медленно. Но останется там навечно. Даже когда я умру я буду любить его.

Тамир никогда не говорил мне, зачем привёз меня. Никогда не объяснял, почему не оставил на улице, как других. Но я чувствовала, что это не было просто капризом. Это было чем-то большим. Это было чем-то, что он сам не мог объяснить, но что заставляло его оставаться рядом. И этого хватало. Мне хватало. Пока.

Глава 13

Монгол не обсуждал это со мной. Просто однажды утром сказал, холодным, твёрдым голосом: «Собирайся. Ты пойдёшь в школу.» Это прозвучало, как приказ. Он купил мне целый ворох вещей. Красивых, дорогих. Не все было по размеру, но мне нравилось. Я была в восторге. Ведь это ОН выбирал их для меня.

Я помню, как он стоял в дверях, глядя своими ледяными черными глазами, и я не могла понять, что мне делать. Школа... Это место всегда было чем-то чужим для меня, далёким, недосягаемым. Как будто там находились другие люди, у которых было право на нормальную жизнь, на друзей, на мечты. Но не у меня. Я дрожала, натягивая одежду. Великолепную одежду, модную. Джинсы, свитер с пайетками, накинула рюкзак на плечо. Дорогой, брендовый. Дрожала, потому что не знала, что меня ждёт. Потому что боялась, что там будут смеяться, указывать пальцем, как это делали всегда. Я чувствовала, как руки трясутся, когда застёгивала красивую дутую куртку, и всё время думала: а зачем? Почему он делает это? Почему я вдруг должна стать частью этого мира, от которого меня всю жизнь держали на расстоянии?

Он отвёз меня туда, и пока мы ехали, не сказал ни слова. Его лицо было каменным, непроницаемым, как всегда. Он смотрел на дорогу, держа руль крепко, как будто от этого зависела его жизнь. Он не смотрел на меня, но в этом молчании было что-то такое, что помогло мне успокоиться, собраться с мыслями. Как будто его холодное спокойствие передавалось мне, давая понять, что это всего лишь очередная часть моей жизни, которую надо пережить. Я знала, что для него это важно, что он не просто так решил отправить меня туда. И я решила, что сделаю это. Ради него. Когда машина остановилась у школьных ворот, сердце бешено заколотилось. Я смотрела на здание, на толпу детей, которые спешили внутрь, смеясь, разговаривая, как будто для них это был обычный день. Для меня это был ад. Но я не смела сказать ему об этом. Не смела попросить отвезти меня обратно. Я не хотела быть слабой. Не хотела, чтобы он увидел, что я боюсь. Поэтому я просто вышла из машины, прижала лямки рюкзака к груди и попыталась не дрожать.

Он остался сидеть в там, и я была уверена, что это прощание. Что как только я войду в школу, он уедет и забудет обо мне. Может он нарочно привез меня туда…Потом придут соцработники и заберут меня в интернат. Я знала, что ему не нужна эта забота, не нужны эти лишние проблемы. Он никогда не показывал, что ему есть дело до меня. Но его слова всё ещё звенели в голове: "Ты пойдёшь в школу." Как приказ, который я не могла ослушаться.

Сделала шаг к воротам, чувствуя, как ноги становятся ватными. Я боялась каждого шороха, потому что не знала, что ждёт меня там, внутри. Будут ли на меня смотреть? Будут ли смеяться? И в этот момент я поняла, что боюсь не их, а себя. Своей слабости, своей беспомощности.

Когда я прошла через двери школы, всё внутри меня кричало: "Вернись! Убеги!" Но я не могла. Я знала, что он ждёт, что я сделаю именно это. И поэтому я осталась. Я сильная. Я достойна быть рядом с ним. И если он привез меня сюда и оставит – то значит это моя судьба. Я вырасту и снова его найду. Упрямая и сильная. Не ничтожество.

Первый день был невыносимо долгим. Я сидела за партой, словно затравленный зверёк, стараясь не привлекать внимания, не смотреть в глаза другим детям. Я чувствовала, как на меня смотрят, как шепчутся за спиной. Но это было не самое страшное. Самое страшное началось позже, когда я встретила её – учительницу, которая решила, что я её новая мишень. Её звали Елена Владимировна. Красивая, строгая, всегда идеально одетая. Сначала она просто смотрела на меня с подозрением, будто я какая-то ошибка в этом классе, что-то неправильное. Потом начала замечания, колкие фразы, которые заставляли меня сжиматься в кресле. "Что ты вырядилась Стрельцова? Перед кем выделываешься? Может, тебе стоит научиться прилично одеваться?" Она говорила это так громко, что все смеялись. Каждый её комментарий был как плевок в лицо, каждый её взгляд – как нож в спину. Я сидела, стискивая зубы, стараясь не показать, что меня это задевает. Но внутри меня всё горело. Она видела, что я молчу, и это раззадоривало её ещё больше. Елена Владимировна любила чувствовать власть. Она находила слабые места и давила на них. Вскоре её придирки стали жестче. "Стрельцова, почему ты молчишь? Думаешь, что лучше всех? Думаешь, что можешь сидеть и ничего не делать?" И я молчала, потому что не знала, как ответить. Не умела защищаться, когда на меня так нападали.

***

Это был день, когда она нашла повод сделать из меня посмешище перед всем классом. Она заставила меня выйти к доске, задала вопрос, и когда я не смогла ответить, начала смеяться. "Вот видите, дети, есть такие, как Стрельцова. Глупые, мажористые и никчёмные. Хотите быть как она?" Это было унижение. Я стояла там, перед всей аудиторией, и чувствовала, как глаза наполняются слезами, но я не могла заплакать. Я не могла позволить ей увидеть мою слабость.

После этого я сбежала из школы, побежала прочь, не зная, куда иду. Мне казалось, что весь мир смеётся надо мной, что я снова та девочка, которая никому не нужна. Я бежала до тех пор, пока не оказалась в тёмном, грязном переулке. И там я села на землю и заплакала, потому что не могла больше терпеть. Я была сломана. Я не хотела возвращаться. Я вспоминала как отец с матерью говорили мне что я ничто, что я пустое место, мусор, дрянь, тварь и сука.

…Но он нашёл меня. Я не знаю, как он узнал, где я. Не знаю, как долго он меня искал, но когда он появился в этом переулке, я поняла, что всё это время я ждала только его. Тамир подошёл ко мне, стоял рядом, не говоря ни слова. Я смотрела на его ботинки, потому что не могла поднять глаза, не могла признаться себе, что он увидел меня такой. Но он просто молчал.

– Вставай, – сказал он наконец. Его голос был твёрдым, как лёд. – В школу вернёшься. Я все решу. И еще…позволишь кататься на себе – не слезут. Начинай давать сдачи, Утенок!

Я не понимала, что он имеет в виду, но его слова звучали как приказ, от которого не убежать. И я подчинилась.

Через несколько дней я узнала, что Елена Владимировна в больнице. Сказали, что ее избили какие-то алкаши на улице, отняли сумочку, но никто не знал деталей. Только я знала, что это не случайно. Я не видела, как это произошло, но в тот день, когда она унизила меня перед всем классом, он узнал об этом. И я теперь знала, что он никогда не позволит кому-то причинить мне боль и уйти безнаказанным. Монгол не говорил мне ничего, но его глаза, когда он вернулся домой, сказали мне больше, чем любые слова.

Она исчезла из школы, и никто больше меня не трогал. Никто не смел даже косо на меня посмотреть, потому что они чувствовали его присутствие. Его тень нависала над каждым, кто пытался сделать мне больно. И я поняла, что с ним мне нечего бояться. Потому что он никогда не оставит меня одну. Потому что он всегда будет рядом.

Глава 14

Помню, как я заболела гриппом. Какой-то атипичной формой. Горячка пожирала меня, как огонь, оставляя от моего сознания лишь пепел. Я лежала в его огромной кровати, окружённая пустотой и мраком, чувствуя, как температура сжигает меня изнутри. Казалось, что воздух сам по себе тяжёлый, тянет к земле, давит на грудь, не давая вдохнуть. Мои губы пересохли, кожа горела, как в лихорадочном бреду, и я думала, что вот-вот исчезну, растворюсь в этой темноте, стану тенью, которая навсегда останется в этих стенах. Моя голова кружилась, и всё вокруг расплывалось. Я не могла различить, где реальность, а где кошмар. Иногда я просыпалась и видела перед собой странные образы, которые смешивались с воспоминаниями из прошлого – лица тех, кто смеялся надо мной, кричал на меня, бил. Я пыталась дышать, но воздух прорывался в лёгкие с трудом, как будто кто-то стягивал их крепкой верёвкой. Я хотела закричать, но не могла.

Всё вокруг было размыто, но сквозь эту дымку я слышала его голос. Резкий, чёткий, словно лезвие, рассекающее ткань. Он что-то говорил врачам, они бегали вокруг меня с капельницей и шприцами, и в его голосе слышалась такая уверенность, что я чувствовала себя спокойнее. Мне казалось, что если он здесь, то я не умру. Он не даст.

– Пей это, – говорил он, протягивая мне стакан с горьким лекарством. Я чувствовала, как оно жжёт горло, как будто пытаясь пробиться к самому сердцу, но я пила, потому что не могла ослушаться его. Его голос был как спасательный круг, за который я хваталась, боясь утонуть.

– Ешь, – приказывал он, когда я отказывалась от еды. Мой желудок скручивался в узел, и я не могла заставить себя проглотить ни кусочка, но его взгляд, строгий и холодный, говорил мне, что я должна. Я должна выжить. Я должна слушаться. Он не просил. Он приказывал. И я ела, потому что знала, что он не потерпит отказа.

Было странно. Он был со мной, но в то же время казался таким далёким, таким недосягаемым. Его руки были сильные, твёрдые, как сталь, когда он помогал мне подняться, чтобы принять лекарства, но его глаза оставались холодными, как ледяная вода. Я не могла понять, что он чувствует, что думает, когда смотрит на меня. Казалось, что он делает это потому, что обязан. Потому, что так правильно. Потому, что он не может позволить себе быть слабым, даже в такие моменты.

Я теряла сознание, снова погружалась в чёрную бездну, где не было ничего, кроме моего собственного страха. Время перестало существовать. Оно растянулось в бесконечную череду болезненных мгновений, где я то горела в огне, то замерзала до костей. Но его голос, этот чёртов голос, всегда возвращал меня обратно. Резкий, строгий, как холодный ветер в лицо.

– Не вздумай умирать, Утёнок. Ты не имеешь права, – шептал он мне на ухо, и я не знала, говорил он это всерьёз или просто пытался меня разозлить, чтобы я держалась. – я тебя накажу!

Однажды ночью я проснулась и увидела его рядом. Темнота окутывала комнату, но я могла различить его силуэт на краю кровати. Он сидел там, неподвижно, словно скала, но в его позе было что-то такое, что меня тревожило. Я смотрела на него сквозь полуприкрытые веки, боясь пошевелиться, чтобы не разрушить это странное мгновение. Он думал, что я сплю, и не отводил взгляд.

Его руки сжимались в кулаки, как будто он боролся с чем-то внутри себя, с какой-то тёмной силой, которая пыталась вырваться наружу. Я видела, как его пальцы сжимаются так сильно, что суставы белеют. В комнате стояла тишина, но я чувствовала, что внутри него грохочет буря. Я притворилась, что снова засыпаю, чтобы он не знал, что я его вижу. Я не хотела, чтобы он заметил мои глаза, полные слёз, которые я не могла сдержать. Потому что в тот момент, когда я смотрела на него, я вдруг поняла, что он тоже боится. Он, этот сильный, непоколебимый хищник, который всегда знал, что делать, который всегда был уверен в своих действиях, боялся. За меня.

Я видела, как он наклонился ко мне, как его глаза чуть дольше задержались на моём лице. Он не знал, что делать. Я чувствовала это. Видела, как его губы слегка дрожат, как будто он хотел что-то сказать, но не мог. Он не умел говорить о таких вещах. Не умел показывать слабость.

– Пей, – сказал он тихо, почти шёпотом, и снова протянул мне стакан. Я сделала вид, что сплю, но он не ушёл. Просто сидел там, смотрел на меня, и его лицо было таким измученным, что я не могла этого понять.Он сидел, словно боялся, что если уйдёт, я исчезну. Словно боялся, что он сам может исчезнуть, если оставит меня одну в этой комнате. И это было одно из тех мгновений, когда я поняла, что он заботится обо мне по настоящему. Даже если никогда не скажет этого вслух. Он мог быть грубым, резким, холодным, но в его глазах я видела страх. Страх потерять меня.

Я снова закрыла глаза, пытаясь уснуть, но не могла. Я слышала, как он встал, услышала его шаги по комнате. И тут он остановился, замер. Я открыла глаза и увидела, что он стоит у окна, смотрит в темноту, и его плечи опущены. Он был таким сильным, но в тот момент он выглядел таким уязвимым, таким одиноким, что моё сердце сжалось от боли. Я никогда не видела его таким. Всегда сдержанным, всегда собранным, он не давал себе права на слабость. Но в ту ночь, когда он думал, что я сплю, он позволил себе быть слабым. И я поняла, что он тоже человек. Что он тоже может бояться, тоже может страдать. Я хотела встать, подойти к нему, сказать что-то, но не смогла. Потому что я боялась разрушить это хрупкое мгновение, боялась, что он снова закроется, что снова наденет свою маску хищника, который ничего не боится. Я просто лежала и смотрела на него, на его силуэт в свете луны, и понимала, что для него это борьба. Каждый день, каждый миг – борьба с самим собой.

Той ночью он остался рядом. Я чувствовала его присутствие, его дыхание, которое сливалось с моим. Я знала, что он останется до утра, что не уйдёт, пока не убедится, что я в порядке. И в этом была его забота. Не в словах, не в прикосновениях, а в этом молчаливом, непоколебимом присутствии. Утром у меня спала температура и я быстро пошла на поправку. Ведь если я умру он меня накажет.

Приходите в мою горячую новинку! Лютый. Муж моей сестры

https:// /shrt/h4Pu