Текст книги "Детский сад (СИ)"

Автор книги: Ульяна Каршева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Джиллиан
Детский сад

НАЧАЛО

Быстрое шлёпанье босых ног по сухому асфальту отдавало ритмично шуршащим эхом в стены пустых высотных домов. Переулок небольшой, и в темноте наступающей ночи чёрные тени от зданий почти скрывали маленькую фигурку – мальчишки лет десяти. Бежал он уже давно, слыша за собой то близкий, то словно уходящий назад гул моторов. Преследователи иной раз теряли его след, но быстро восстанавливали, притормаживая и прислушиваясь к пространству.

Между последними домами, на улочке, которая выводила к следующей дороге, маленький беглец тоже остановился – отдышаться. Теперь, когда он позволил себе небольшой отдых от бега, саднящие порезы на лице снова ощутились уже приглушённой ноющей болью. Кровь на них застыла и, засыхая, стянула края порезов. Больно, очень больно. И страшно. Мальчишка вздохнул, но прерывистое от бега дыхание превратило вздох в горестный всхлип. Прислушался к себе. Сбитые об асфальт ноги дрожат, но пока бежать он может. Ещё немного – и он будет в безопасности. Добраться бы только до пригородной реки. Эти даже на мост побоятся въезжать...

На шорох от дома слева он подпрыгнул, мгновенно разворачиваясь и так же мгновенно пригнувшись. Быстро захлопал глазами, лихорадочно осматривая здание и стараясь уловить бьющее по глазам синее сияние. Но торец дома был тих и тёмен, как и пространство вокруг него. Больше шорохов не слышалось, зато в установившейся тишине уверенно нарастало гудение моторов.

Оглядевшись и чутко прислушавшись к пустынным улицам, мальчишка подавил новый вздох и рванул с места.

... Только вчера на этой витрине висели какие-то джинсовые шмотки. А сегодня здесь небрежно свалены лишь огромные картонные коробки, из-за чего пространство за стеклом кажется пустым и пыльным. Лена быстро глянула по сторонам и подошла к громадной витрине. В её стекле отражалась вечерняя улица середины ноября. Себя не рассмотреть. Виден лишь силуэт. Может, и к лучшему. Длинная куртка, бесформенные джинсы; взлохмаченные на ветру, плохо собранные волосы; обвисшая сумка, с которой вышла за хлебом и которая привычно набита Бог знает чем, отчего в ней всегда чуть не с килограмм груза... За спиной деловито мельтешат люди – чуть искажёнными витриной силуэтами; время от времени проезжают машины... Домой не хочется. Если б не хлеб, который домашние так и не удосужились купить... Впрочем, что уж – не удосужились? Прекрасно знали – есть кому сходить, пусть и после работы... Подождут. Она же, защищённая с этой стороны здания от резкого, пронизывающего ветра, может постоять, подумать.

О привычном. Никчёмность. Нереализованность. Любимая жвачка дня. Даже думать не хочется о том, что могла бы... А вот проехали. А ведь было бы... А вот фиг...

В последнее время её улыбка, которую раньше называли шаловливой и плутовской, слишком быстро тает в гримасу горечи... После смерти матери продав неожиданно пустую квартиру и оставшись в семье брата, Лена часто думала: лучше бы не продавала. На каторгу надо было пойти, чтобы денег хватило на квартплату, но не продавала бы...

Под ногой хрустнул лёд асфальтовой лужицы.

Хватит нытья. Лучше посмотреть, что за серовато-белые мёрзлые точки на пыльной витрине. Машина проехала, грязью обдав, а потом всё замёрзло?.. Сыграть, что ли? Как в детстве. Провести от одной точки линию к другой. А от этой – к третьей.

Лена замерла. Первые точки соединились легко. Но потом... Она же хотела провести линию к точке выше, а рука вдруг, как будто на неё мягко нажали, опустила линию вниз. Странный узор получился... Хм. Пыталась руку от стекла опустить, а она продолжает выписывать корявые линии. И внезапно – точка. Руку позволили опустить. Лена отступила. Что получилось? Странные буквы. Странные письмена. Не прочитаешь... Разве что интуитивно, что эта корявость опасна...

Она снова шагнула к витрине... Точнее – начала шаг... А витрина неожиданно взорвалась – с таким грохочущим звоном, словно целую кучу камней в неё швырнули! За спиной – визг и крики. Сама зажмурившись от страха и ссутулившись, Лена, охнув, вскинула сумку защитить голову и отвернулась – бежать! И будто в мягкую, но неподатливую преграду упёрлась. Не пускают?! Кто?! Но... Боли нет. Ни одного осколка по лицу или по рукам... Опустила сумку, опасливо обернулась... И впрямь – все осколки мимо. Но сколько их... И все летят в страшном, направленном взрыве, только странно как-то – медленно, каждый осколок разглядеть можно, а то и успеть потрогать...

А из рвано растущей – звеняще разлетающимися осколками под ноги! – стекольной дыры внезапно вылетела когтистая лапа, вцепилась в куртку на груди и рывком подтащила Лену к витрине. Вскрикнув от страха и отворачиваясь, чтобы не врезаться в стекло лицом, отчаянно жмурясь в ожидании режущей боли ("Не надо! Пожалуйста! Не надо!"), девушка услышала пронзительное шипение:

– Никчёмная, говориш-шь?.. Тут такие и нуж-шны!

И её со страшной силой рванули к дыре, оскалившейся клыкастыми краями...

Она пронзительно закричала.

1.

С невольным вскриком Лена грохнулась на колени и охнула от боли, падая дальше, между какими-то огромными плоскими камнями, почти чёрными – в сумерках. Пальцы соскользнули с тупого края камня рядом – не удержаться! А инстинктивно всё пыталась схватиться хоть за какой-то выступ, ища его и сдирая кожу, пока падала, потеряв равновесие!

... Пришла в себя. Перепуганная, дрожащая, спиной на чём-то твёрдом и остром. Левая нога застряла чуть не в капкане, горела от боли так, что нетрудно догадаться: синячище ожидается немеряный. Слава Богу, кажется, всё-таки не сломала...

Потом Лена попробовала встать, всё ещё опираясь на камень за спиной. Огляделась. Вечер. Как тот, из которого только что выпала сюда. Но... сюда – это куда?

И не камни здесь. Искорёженные плиты асфальта, уродливо выломанные из дороги. Будто чудовищный трактор пропахал.

Отдышавшись, Лена встала уже без опоры. Резинка с волос почти слетела, пришлось их снова собирать в "хвостик". Пока собирала – торопливо огляделась.

Сама она на дороге, которая сплошь в мусорных кучах, больших и маленьких, заросших, оплетённых травой. Словно свалка – и не только старая, но и давным-давно забытая. В сумерках впереди угадывалось странное. Высились дома – серые на фоне вечереющего тёмно-синего неба и как будто вылезающие из чёрных скал. Приглядевшись, Лена поняла: каждое из зданий – обросло ползучими травами или кустарниками, а зелень издалека и ближе к ночи обычно виднеется чёрной... Пригород? Ни одного огонька в домах. Лена неожиданно для себя, казалось бы, безо всякой связи с представшим пейзажем, вспомнила, что в сумке валяется складной, так называемый перочинный нож – где-то на дне. Одно время ходила в ближайший лесопарк – за грибами, а потом выложить... оружие... не удосужилась. Так что... Сунула руку в сумку, нашарила нож, переложила в карман куртки.

Только более-менее успокоилась, почувствовала себя если не уверенней, то уже не совсем уязвимой, как снова замерла.

Пока возилась, шелестела одеждой и предметами в сумке, не сразу заметила, что вокруг тоже довольно много негромких шорохов. Во-первых, с обеих сторон дороги, из-за высокого парапета, слышен ритмичный всплеск, который затем рассыпается в беспорядочно мелкий шумок. Во-вторых, оттуда же, из-за парапетов, доносятся короткие равномерные звуки, явно издаваемые живыми существами. Лена почему-то сразу уверилась, что существ много... И запахи – терпкие запахи гниющей рыбы и водорослей, облепивших отсыревший бетон.

И, сообразив всё вместе, Лена поняла. Она на мосту. На огромном. И снова испугалась. Место открытое, и бежать некуда, произойди что-нибудь...

Она подтянула к себе сумку. Первая мысль – снимают дурацкую передачу, типа "Жизнь за стеклом". Сунули неподготовленного человека в глупую ситуацию и смотрят, как себя поведёт. Если сделает что-то неловкое, будет идиотский закадровый смех.

– Глупо, – шепнула она, лишь бы услышать звук своего голоса. И сразу вспомнила совсем не давнее, потрогала лицо. Ни царапины, ни крови. Значит, когда втаскивали сюда, о стекло не порезалась? Крови – чуть-чуть, и только на ладони. Рассекла на асфальтовой глыбе, пока падала. Саднит теперь.

Втаскивали? Значит... Всё-таки это было?

Домой бы... В мирный покой привычного бытия. Но пока не до мыслей о возвращении. Да и... А нога всё ещё болит. Странно. Кажется, чувствительная боль, на которую приходится постоянно отвлекаться, вытеснила страх перед неведомым...

Что ж... Пока звуки отдалённые, надо бы сообразить, что дальше. Неизвестно, где она оказалась (в воображении вспыхнуло злорадное шипение: "Тут такие и нужны!"), но время – к ночи. Надо бы побыстрей оглядеться и найти безопасное (если такое тут найдётся) место переночевать. А утром, когда будет светлей...

С трудом, всматриваясь в густые тени, начала переставлять ноги, медленно и с опаской, как бы не провалиться куда-нибудь.

Пару раз чуть не попала в ловушки – в асфальтовые трещины, спрятанные под переплетением трав и кустарников и плохо видимые вечером. Почему вечер, а не утро? Темнеет быстро. Очертания предметов ещё видны, но тени от них плотней, сливаются между собой. Лена взглянула на небо. Низкие тучи наполнялись ощутимо густой тьмой. Не попасть бы под дождь.

Мысль о дожде заставила поторопиться. Пусть дома и выглядят обезлюдевшими, но ливень, например, лучше всё-таки переждать под крышей.

Это только казалось, что дома неподалёку. Пришлось идти довольно долго – Лена взглянула на старенькие наручные часы, но увидеть циферблат не удалось. Можно, конечно, посмотреть и при свете: в сумке валяется газовая зажигалка. Только вот на открытом пространстве как-то не хочется светиться – во всех смыслах. Вспомнив про сумку, Лена слегка встряхнула её, тяжёлую, и впервые с благодарностью вспомнила о родных: нет, они молодцы, что забыли купить хлеб!.. И передёрнула плечами. Здесь, кстати, не слишком жарко... Может, параллельный мир? Или будущее? А если прошлое?.. Про "Жизнь за стеклом" как-то уже не верилось. И снова в ушах зашипело: "Никчемная..."

Ближе к берегу Лена зашагала быстрей: дорога чище, травы почти нет, да и асфальт ровней. И возблагодарила своё дурацкое для всех пристрастие к высоким ботинкам на толстой подошве. Брат с женой всё морщились – неженственно, а Лена возражала – практично. Зато как шагалось в удобной обувке сейчас!.. Мягко, плавно. Повреждённая нога, в ссадинах и в синяках, почти не болела.

Прошла часть высокой, поднятой насыпью дороги. Уже медленней, остерегаясь неизвестно чего, осторожно приблизилась к первому дому на своём пути. Окна первого этажа, чаще с выбитыми стёклами, зияли пустотой и кромешным мраком – бездонной пропастью вовнутрь.

Нерешительно остановившись, Лена поразмыслила, как идти: прижимаясь к стенам, чтобы её не сразу было видно с дороги, или наоборот – подальше от окон, из которых может внезапно кто-нибудь выпрыгнуть? Хотя выбор небольшой: ближе к стенам – мусору-у... И по большей части – битое стекло, строительный хлам. По нему идти – себя обнаруживать сразу: хруст, дребезжание... Машинально похлопав по карману – проверяя, на месте ли нож, сделала первый шаг.

Затаив дыхание, она проходила дом, наверное, минут двадцать – таким длинным оказался. Следующий такой же. Зато подъездами – страшными чёрными провалами – сюда, на дорогу. И под окнами первого этажа дорожка довольно чистая. Хоть идти можно не спотыкаясь... Что тут было? Война?

Осторожно подошла к одному из подъездов, с полуоткрытой дверью. Постояла у чёрного проёма, изо всех сил напрягая слух. Тишина. Впечатление всеобъемлющей пустоты. Показалось, что внутренности у здания вообще нет – только стены...

Она бы ещё долго думала: попробовать войти и поискать себе место для ночлега? – ведь на улице стемнело так, что дома через дорогу почти не видно. Но, уже привыкшая напряжённо вслушиваться, различила странный, пока слабый звук. Он-то и заставил её шмыгнуть (всего-то два шага) за дверь, в темноту. Здесь она застыла лицом к выходу: чувствительная пустота за спиной и нос к носу – чёрная дверь, в ощутимо резную ручку которой она вцепилась, поспешно нашарив её... Вцепиться-то вцепилась, а руки всё равно от страха ходуном ходят – дрожь не остановить.

Ровно нарастающий гул в три гудящие ноты постепенно накатывал на дорогу. Накатывал не со стороны реки, а из города. В этом гудении был слышен четвёртый, странно диссонирующий с первыми звук – подпрыгивающий, жалобный. Не сводя глаз с улицы (даже попыталась усмехнуться: посмотришь тут!), она отставила сумку в сторону, стараясь примерно запомнить – куда.

А гудение приближалось – вместе с тем прыгающим тоненьким подвыванием. Эхо прыгало из переулка между домами – между тем, в котором она сейчас пряталась, и тем, который только что прошла. Сообразив это, Лена, сдвинув брови, пыталась вслушаться в гудение – моторов?

Теперь к этим звукам добавился шлёпающий стук по дороге, эхом отдающийся в стены. Лена чуть высунулась из-за двери... Прижимаясь к стене дома, прихрамывая, в её сторону бежала низкая тоненькая фигурка. Она-то как раз и подвывала.

Сердце подпрыгнуло больно-больно, когда из-за угла дома вывернули мощные огни и шарахнули ослепляющим белым потоком по дому напротив, а затем, развернувшись, – шарахнули светом по дороге, и полетели по ней параллельно дому. Мотоциклы?! Но виделись они из-за мощных фар какими-то чёрными чудовищами... Фигурка бежала – и теперь Лена ясно расслышала детское хныканье. Бежал ребёнок, который задыхался от усталости и плакал от страха, что его вот-вот догонят.

Ничего не понимая, Лена приготовилась. Мотоциклисты приближались, и до фигурки им оставалось совсем немного. Правда, та оставалась чуть в стороне от света их фар, бежала-то близко к дому. Поэтому пока пряталась в темноте. Но, если преследователи сообразят немного повернуть фары в сторону дома... В общем, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что неизвестные гонятся за ребёнком.

Белые полосы заливали дорогу, ослепляя, но Лена разглядела-таки, что мотоциклистам до её подъезда осталось немного. Зато ребёнок уже пробегал мимо.

В следующую секунду она стремительно шагнула вперёд, резко выбросила руку вперёд и, схватившись за плечо беглеца, под его дикий, почти звериный визг пойманного, рывком (хорошо – в мотоциклетном гудёже не слышно!) втянула его к себе, за дверь. Был миг – Лена испугалась, что ребёнок вылетит из собственной одёжки: так натянулась, потрескивая, непрочная ткань. Но всё-таки прижала его к себе:

– Тихо!

Ребёнок снова взвизгнул, как пойманный зверёныш, и сильно дёрнулся сбежать. Сама перепуганная, Лена поневоле шлёпнула по его губам ладонью – оборвать крик. Стремительно наклонилась к уху:

– Тихо... Тихо... Я тебе ничего не сделаю.

Только секунды спустя до неё дошло, что он, наверное, и не понял её. Ведь, возможно, в этом мире говорят на неизвестном ей языке...

Тяжёлое дыхание. Дрожащие худенькие плечи под руками медленно опали, расслабляясь. Она почувствовала, как он повернулся взглянуть на неё. Убрала руку с его рта, погладила его по голове. Другую оставила на его плече, обнимающей и придерживающей... Какой маленький. Совсем ребёнок. Лет семь есть ли? Общения с детьми в её жизни было слишком мало. С племянниками отношения не задались с самого начала, как она переехала в семью брата. Слишком избалованными казались, слишком капризными, слишком привыкшими, что им многое позволяют... Она почувствовала под пальцами его лихорадочно трепещущий пульс. Господи, сердце от страха зашлось не только у неё...

На мгновение свет фар попал в подъезд – и у Лены перехватило дыхание, когда она увидела всё ещё запрокинутое к ней лицо. Да, детское. Но исполосованное страшными, вспухшими царапинами, словно из кожи пытались нарезать... Что?!

Свет уехал из подъезда, зато остановились мотоциклисты. И тут Лена ещё сильней прижала к себе уже послушного её движениям мальчика. Преследователи остановились близко к ним, между двумя подъездами, приглушив свет и явно пытаясь рассмотреть, куда же делся беглец.

От опасливого наблюдения за мотоциклистами отвлёк мальчик. Вцепившись руками в её поддерживающую руку, он что-то жалобно спросил – что-то неразборчивое в гудении трёх машин.

– Да-да, – рассеянно ответила Лена, не спуская с мотоциклистов глаз.

И чуть не закричала от ужасающей боли – мальчишка впился зубами в её руку, чуть выше кисти. После первого шока до неё дошло, что он не кусается, а раз прокусив ей кожу, высасывает из раны кровь... И она ничего не может с этим поделать, потому что, попытайся отодрать его от себя, движением привлечёт внимание с дороги: свет еле-еле, но проникал сюда. Преследователи ребёнка показались страшней, чем боль. Их больше, и они взрослые – одной не справиться с ними... И она собралась с силами – выдержать боль. Полная ненависти к подловившему её в ситуации-западне страшному мальчишке.

Наверное, часы спустя, как показалось, боль слегка притупилась. И, хотя пальцы прокушенной руки похолодели, Лена уже могла выдерживать ощущение, тянущее воспалённым зубным нервом. И могла соображать. Мальчишка – вампир?! И теперь вампиром (по многочисленным сведениям из книг и фильмов) станет она сама?

Когда он вынул зубы из её плоти (она снова ощутила это, как будто из руки тупо тянут жилы или нервы), он, как ни странно, не облизал, а погладил место укуса и снова поднял к ней лицо. Лена, стараясь дышать спокойно, медленно опустила руку, которую дёргало от тупой боли. Кажется, теперь он не собирался сбегать. Успокоившись, она осторожно заглянула в его лицо. И снова оцепенела. Ни одной царапины. Ровная кожа без единого рассечения... Это что? Он пил её кровь, чтобы... Чтобы излечиться?

Мельком она вспомнила: он спросил о чём-то, прежде чем укусить. Она ответила: "Да-да..." Значит... Он просил разрешить ему... вкусить крови, и она согласилась?

Потом разберёмся.

Но как больно до сих пор...

Тем временем на дороге зашевелились. Трое развернули угрожающе гудящие машины так, чтобы пустить свет по всем направлениям. Опять мазнуло светом по подъезду, где прятались двое. Лена шагнула было назад, в темноту подъезда, но теперь мальчишка вцепился в её куртку, останавливая с характерным, наверное, для всех народов: "Ш-ш..."

И опять мельком: а как говорить? На каком здесь говорят языке?

Мальчишка вдруг попятился – так внезапно и так явно забывшись, что наступил на ногу Лены, стоящей за ним. Не страшно. Она в ботинках, а мальчишка, как сейчас выяснилось, босиком. Но чего он испугался?.. Мальчишка тем временем, сообразив, куда идёт – во тьму подъезда, снова машинально шарахнулся к ней. Она обняла его. Он буквально влепился в неё спрятаться – лицом в её живот. А потом повернул голову, словно боялся не смотреть... Чего? Судя по подбородку, видимому в свете из-за двери, он поднял голову. Лена взглянула. И оцепенела.

Мотоциклисты сидели на своих ревущих машинах уже лицом к "их" дому, кажется собираясь приблизиться к "их" подъезду, а может, обшарить все подъезды подряд... Но Лена застыла взглядом не на них.

С крыши дома напротив сползало нечто. Или стекало.

Прозрачное, оно тускло блестело каким-то не освещающим, а замкнутым на себе сиянием. Такое Лена видела, лишь когда зажигала газовые конфорки на плите. Туманно синий цвет, режущий глаза.

Дом напротив – многоэтажный, что по ночи и не видно, где в небо уходит последний этаж. И ЭТО сползало, исчезая краями – и сверху, и с пропадающих во тьме улицы боков здания, продолжая равнодушно сиять холодным, убивающим глаза тусклым светом. А мотоциклисты тихо переговаривались, не подозревая, что у них за спиной...

Мальчишка всхлипнул. Лена пришла в себя. Плюнула на всё, повернула его к себе лицом, хотя трудно было оторвать от себя. И, подхватив под мышки, прижала его к себе, чтобы он смог обнять её. Вампир не вампир, но он знает, что это такое... Знает и боится – страшно боится. Что значит: ребёнок не должен видеть этого чудовища... А сама молилась: не знаю, что будет делать это страшное прозрачное покрывало, только – Господи помоги! – пусть оно до нас не долезет, не доползёт!

Её движение защитить мальчишка будто понял: крепко, чуть не до удушья обнял её за шею, ткнулся лицом, холодным носом, ей в ключицу. А весу-то в нём – подумалось с жалостью, косточки ж одни...

Нечто уже скользило, словно ломаясь углом или стекая ровным водопадом со стены на узкие газоны под окнами дома, а затем – на дорогу. Преследователи тем временем уже, кажется, договорились, что будут делать, но... Край нечто оказался в нескольких метрах от них... Один мотоциклист, наверное, что-то почувствовал – оглянулся. Край покрывала мгновенно взвился в воздух и опустился на всех троих.

Ни крика, никакого другого звука, который бы свидетельствовал о том, что происходит под мерцающим покрывалом. Лишь ровное гудение моторов.

Лена, ничего не соображая, сама обняла мальчишку так, что он ойкнул. Но услышала она его придушенный стон как-то сторонне... Если эта дрянь сейчас полезет уже на них...

Нечто медленно сползло с троих. Мотоциклы валялись на дороге, продолжая гудеть и светить фарами в разные стороны. Людей на них не было. А покрывало продолжало медленно и не спеша убираться к дому, с которого сползло...

Двое за подъездной дверью затихли. Лена почти не дышала...

– Оно ушло? – жарко выдохнул в ухо мальчишка.

– Ушло, – следя, как уволакивается в темноту над домом светящийся край чудища и промаргиваясь от режущего глаза света, машинально ответила она. И через секунды сообразила: мальчишка сказал – она поняла. Какой-то несколько странный выговор у него. Но, может, это она по нескольким словам не так услышала. Главное – она его понимает... В общем, лучше разобраться с этим потом. – А что это было?

– Ночной Убийца, – сказал, как будто удивился (как это?! Ты не узнала этого зверя?!), мальчишка и разомкнул руки вокруг её шеи. – Ты отпустишь меня? А как ты здесь оказалась? Тебя выгнали? Куда ты пойдёшь? У тебя есть место, где переночевать? Возьмёшь меня с собой?

– Тихо-тихо, – сказала Лена, ошарашенная непрерывно падающими на неё вопросами, и спустила егозу на землю. Почему-то она ожидала, что он немедленно сбежит. Но он встал рядом, прижимаясь к ней, быстро и зорко оглядывая всё вокруг, и явно боялся отходить далеко. А потом вспомнила – босой! Господи, да как же он бегает босиком? Здесь! Среди стеклянных осколков! – Подожди. Где-то здесь была моя сумка. А ты кто?

– Я Мика. А ты? – Мальчишка до сих пор говорил шёпотом, не сводя глаз с дома напротив, хотя мерцающий голубым, газовым огнём Ночной Убийца уже утянулся в темноту. И Лена отвечала шёпотом – всё-таки он местный, лучше соображает, как говорить в таких ситуациях.

– А меня – Елена.

– Селена? Красивое имя.

Именно из-за шёпота, кажется, мальчишка не расслышал, какое имя она произнесла. Но Лена вдруг решилась: новый мир – новое имя! Селена – так Селена! Интересно, а в этом мире есть луна?

Она выпрямилась уже с сумкой. Постояла, посмотрела в проём двери.

– Мика, я здесь пришлая. Чужая. Я не знаю ничего.

– Дома, значит, у тебя нет, – со вздохом заключил Мика. Тоже помолчал, глядя на улицу. – Ладно. Пошли, Селена. Есть одно местечко, где переночевать можно. Только идти придётся долго.

Она заколебалась, глядя на лохматую макушку мальчишки. А вдруг он приведёт её куда-нибудь, где их встретят его взрослые сородичи?!

Не отводя взгляда от дома напротив, Мика предупредил, словно услышав её беспокойные мысли:

– Только у меня есть нечего.

– Как это? Ты же...

– Я не чистокровный, – шёпотом объяснил Мика. – У меня папа человек был. Да и чистокровным был бы – ел бы всё подряд, только мяса побольше.

– А почему ты сейчас не с родителями? Сбежал?

– Папа умер. А мама ушла давно.

– То есть кровью... – Лена запнулась. – Кровь ты не пьёшь – ну, в смысле...

– Нет. Я ем всё, когда найду чего-нибудь. Ну, что? Бежим?

Они осторожно вышли из-за двери на неровный свет от мотоциклетных фар. Остановились. Мика сунул ладошку в ладонь Лены. Сначала она не сообразила: ей показалось – он хочет погреться, очень уж холодная ладошка оказалась. Но Мика стиснул пальцы и потянул её в сторону, ближе к стене, шёпотом предупредив:

– Ты на окна смотри, а я на дорогу.

Как ни странно, он повёл её обратной дорогой – причём именно к мосту, который в первое знакомство с ним показался опасным, а уж теперь, почти в полной тьме... Приглядываясь с той же опаской к мальчишке, Лена заметила, что он чуть ссутулился, когда они пошли в кромешном мраке.

– Мика, ты видишь, как мы идём?

– Вижу, – прошептал мальчишка. Кажется, он наконец обратил внимание, как она идёт – шаркая ногами. – А разве ты не видишь?

– Нет.

– Ты же ведьма! Почему ты не видишь?

Лена поперхнулась. Ведьма? Она? Кхм... Наверное, лучше промолчать. Или сказать что-нибудь такое... Только вот какое – такое? Что у этого маленького аборигена не вызовет подозрений? И подозрений в чём? Знать бы ещё...

– Я... болела.

– Отравилась, небось, – тоном специалиста по отравам сказал мальчик.

– Ага...

Лена замолчала, да и Мика явно не был расположен говорить, когда они начали путь по мосту. Он шёл на шаг впереди, чутко прислушиваясь: Лена замечала, что он то и дело словно кивает головой. Она всё ещё не могла привыкнуть, что мальчишка идёт босиком, поэтому следила за ним, не укололся бы, и раздумывала, предложить ли взять его на руки? Но он шёл спокойно, будто не замечая, что босой. И она побоялась спрашивать: а вдруг скажет лишнее, выдавая собственную неосведомлённость.

Пару раз останавливались. Один раз – когда всплеск за перилами моста раздался слишком сильный. Пришлось следом за мальчишкой присесть, притаиться. Второй раз оба чуть не споткнулись, когда буквально под ногами кто-то пронзительно заверещал, а потом крик резко оборвался, и некоторое время пришлось слушать удаляющееся чавканье явно громадной пасти.

"Если бы не темнота", – обмирая от страха, подумала Лена... Она уже пришла к выводу, что здесь будет делать – особенно в первые дни. Да, в этом мире страшно. Да, непонятно. Поэтому она вцепится в этого мальчишку, вампира-полукровку, и будет постоянно рядом с ним. Сделает всё, только бы он хоть чуть-чуть нуждался в ней. И, пока она будет держаться рядом с ним, она постепенно привыкнет к этому месту и узнает этот мир. И больше никто не будет воспринимать её чужачкой. А там, глядишь... Её передёрнуло, а когда снова начала нормально двигаться, сумела криво усмехнуться: только бы назад, домой, не отправили...