Текст книги "Сиротка для врага. Огонь и Тьма (СИ)"

Автор книги: Ульяна Чертовских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Сиротка для врага. Огонь и Тьма

Глава 1

Ирэна

Осень в этом году выдалась на редкость дождливая и промозглая, словно сама природа утонула в бесконечной серой пелене. Изо дня в день заунывно дул порывистый ветер, срывая пожелтевшую намокшую листву с потемневших от сырости деревьев и гоняя её по асфальту. С низкого, свинцового неба сеял мелкий, нудный дождик, превращавший улицы в сплошное месиво из луж и раскисшей земли. Солнце изредка показывалось из-за плотных низких туч, но тут же пряталось обратно не в силах совладать с упрямым ненастьем. Люди торопливо пробегали по улице, спеша поскорее спрятаться от холода и сырости. Я же уныло шлёпала по лужам по направлению к школе. Ноги давно промокли, так как мои старенькие ботинки, которые уже много раз пыталась заклеивать, пропускали воду словно решето. Худенькое пальтишко не спасало от пронизывающего ветра, и после каждого порыва я сжималась всё сильнее и сильнее, пытаясь хоть как-то согреться. Благо от нашего детского дома до школы, в которой я училась, идти недалеко.

Переобувшись в классе в сухую сменку, я натолкала в ботинки бумаг, чтобы хоть немного просушить их, пока идут уроки.

– Огнева, ты что там делаешь? Двойки из дневника прячешь в обувь? Думаешь они превратятся в пятёрки? – ехидно поддел меня Марк Белов, самый противный одноклассник, который при любом удобном случае старался меня как-нибудь зацепить.

– Если только твои, – совершенно спокойно парировала я, так как училась хорошо, и неуды заглядывали в мой дневник крайне редко. А вот Белов мог похвастаться только состоятельностью своих родителей, но не успеваемостью.

Марк перевёлся в нашу школу в прошлом году. Симпатичный мажорик сразу стал предметом обожания школьных девчонок. Вот только сам он, игнорируя местных красоток, начал оказывать знаки внимания мне. Любая другая на моём месте была бы на седьмом небе от счастья. Другая, но не я. Жизнь давно научила меня не доверять людям, а тем более подросткам. Возможно, со временем я бы поверила парню, если бы однажды в туалете не послушала разговор моих одноклассниц.

– И чего Белов увивается около этой замухрыжки? – по голосу я узнала Таню Колупаеву. Родители Колупаевой работали на заводе и, соответственно, семья жила небогато. Однако Таня всё время пыталась корчить из себя обеспеченную мадам, заискивая при этом перед местными сливками общества. – И куда только Маринка смотрит? Неужели ей совсем наплевать?

– А чего ей переживать? Ты думаешь Огнева действительно может понравиться хоть одному стоящему парню? Я тебя умоляю. Да она одним своим взглядом затравленного зверька всех потенциальных поклонников распугает. На самом деле всё просто. Мне Маринка сама рассказывала, что Белов хочет втереться в доверие к нашей мисс всезнайке, чтобы тупо списывать домашку и не заморачиваться, – голоса стали тише и вскоре хлопнула дверь туалета.

Да уж. Пренеприятная вышла ситуация. Хотя, услышанное не было для меня новостью. Примерно так я себе изначально всё и предполагала. Выбравшись из своего убежища, в роли которого выступала кабинка, я побрела в класс.

Слова девчонок подтвердились спустя несколько дней, когда Белов, сделав интимный голос, ненавязчиво начал просить списать домашнее задание по химии, на что получил отказ. Однако вот так сразу парень не сдался. В течение ещё нескольких дней он подходил с разными вопросами и, всякий раз получая отрицательный ответ, в конце концов взбесился.

С тех пор он и начал мне мстить. Поначалу он отпускал в мой адрес безобидные шуточки, но когда одноклассники рассказали, что я детдомовская, всё кардинально изменилось. Он начал издеваться надо мной без всякого стеснения. Смотрел не иначе как презрительно. Очень скоро вокруг него образовалась шайка единомышленников, и моя жизнь превратилась в сущий ад. Я и до этого особо ни с кем не дружила, предпочитая уединение, а теперь и вовсе.

Первым уроком была литература. Время тянулось невыносимо медленно. Я слушала учителя, наблюдая, как ветер швыряет охапки листьев в окно, клонит к земле вершины деревьев, растущих на школьной территории. Едва выглянувшее из-за плотного полога солнце тут же скрыли тяжёлые облака, стремительно проносящиеся по небу, которое опустилось так низко, что едва не задевало крыши домов. Чувство щемящей тоски, не покидающее меня в последнее время, после созерцания подобных пейзажей усиливалось вдвойне.

– Эй, Огнева, что там увидела? Пытаешься наладить контакт с потусторонним миром? – Белов больно ткнул меня карандашом в спину. Я не ответила, но он не успокаивался и продолжал извергать плоды своей ненормальной фантазии.

– Белов, что там у вас происходит? – Ольга Николаевна прервала свой рассказ, обратив внимание на нас.

– Да вот Огнева мешает мне слушать материал, а я стараюсь от неё отбиться, – начал выкручиваться одноклассник.

– И не стыдно тебе врать, глядя мне в глаза? Будь добр повтори последнее, что я вам говорила, раз уж ты так внимательно слушал.

Естественно, Марк ничего повторить не смог и гневно зыркнул на меня.

– Дневник мне на стол. На этот раз ты не отделаешься простым замечанием, – Ольга Николаевна села за свой стол и продолжила тему урока. – Я долго терпела твои выходки, и не желаю больше понапрасну тратить свои нервы. Думаю, стоит пообщаться с твоим отцом.

– Вы хоть знаете кто его отец? – с разных концов класса послышались чуть сдавленные смешки.

– Знаю, Митрошин. Я вижу ты хочешь, чтобы я и своим отцом поговорила, – Денис после этих слов даже меньше ростом стал, поскольку хорошо знал, что Ольгу Николаевну уважают и даже побаиваются многие. И если она сказала, то слово своё сдержит.

– Ну, Огнева, тебе это так просто с рук не сойдёт, – шепнул парень, проходя мимо меня. Да я и сама уже знала, что теперь он не оставит меня в покое, как минимум, несколько дней.

На перемене я поспешила скрыться из класса подальше от глаз одноклассников. Уютно примостившись на подоконнике в коридоре, раскрыла альбом и стала рисовать.

Рисование всегда успокаивало меня и настраивало на позитивный лад. Порой я увлекалась так, что совсем не замечала времени. Вокруг меня как будто всё исчезало. Оставался лишь мир моих фантазий, который я и переносила на бумагу. Рисунки получались нереально живыми и красочными. Учителя были в восторге от моего таланта, а вот все остальные считали, что я чокнутая раз рисую всякие небылицы.

До звонка на следующий урок оставалось не более пяти минут. Вспомнив, что не приготовила нужные принадлежности, я нехотя побрела в класс.

Открыв дверь, я сразу поняла, что что-то произошло. Одноклассники с ехидными улыбочками смотрели на меня, а Белов стоял у доски, держа в руках до боли знакомую записную книжку.

– Итак, я продолжу, – он принялся читать мой дневник, который, судя по всему, нагло выкрал у меня из рюкзака. – “ Дорогой дневник, мне снова снился странный сон. Да и в целом в последнее время вокруг меня происходит много всего такого, чему я не могу дать ни малейшего объяснения. С каждым днём всё больше и больше ощущаю, что я будто чужая в этом мире. Иногда мне кажется, что меня здесь быть не должно, что мне была уготована совсем другая жизнь. Знаешь, мне кажется, что эта жизнь должна была быть полной счастья и любви”.

– Отдай, – прорычала я, наливаясь яростью. – Кто тебе позволил рыться в моём рюкзаке? Однако Марк, совершенно не обращая на меня внимания, продолжил цитировать.

– “Меня все считают странной. Хотя… наверное они правы. Вот почему я не такая, как все другие девчонки? Мне уже почти восемнадцать. Почему меня совсем не интересуют шмотки, косметика и парни? Что со мной не так? Что вообще вокруг меня происходит?” — Белов оторвал взгляд от дневника и обратился ко мне. – Парни тебя не интересуют, говоришь? Может прямо сейчас мы это и проверим? – он приблизился ко мне вплотную, прижал к стене и… поцеловал. Жадно, требовательна и даже немного страстно. Этого я стерпеть уже не могла.

Оттолкнув наглеца от себя, я влепила ему пощёчину. Мои руки начали наливаться невероятной силой, ногти заострились, а глаза вспыхнули янтарным пламенем, заставив одноклассников отпрянуть в сторону. Из груди вырвался утробный рык и я, словно разъярённая кошка, бросилась на обидчика.

Я царапала его лицо, оставляя на щеках глубокие раны от ногтей, рвала волосы, даже укусить пыталась. Парень по началу пытался сдержать меня, но его старания были тщетны. Ярость бушевала во мне со страшной силой, не оставляя сопернику ни единого шанса, и, в конце концов, он вжался в угол и просто закрывал голову руками.

Одноклассники были настолько шокированы всем происходящим, что никто не рискнул вмешаться в драку. Наконец кто-то из ребят обрёл дар речи и отправил девчонок за подмогой.

Я краем глаза заметила, как Лина Петрова бросилась бегом к двери и скрылась из класса. Спустя пару минут она вернулась назад, а за ней вошла директор школы.

– Что здесь происходит? Огнева, опять ты? – женщина схватила меня за руку и с силой оттащила от несчастного парня. – Белов, немедленно отправляйся в медпункт, а ты, Ирэна, пойдёшь со мной.

Марк поспешил выскользнуть из класса, видимо всё ещё опасаясь повторного нападения. Директор же повела меня в свой кабинет. Меня продолжало трясти от ярости. Пальцы лихорадочно сжимались и разжимались, словно искали за что зацепиться. Губы дрожали, сердце колотилось с бешеной скоростью. С большим трудом я смогла немного успокоиться и взять себя в руки.

– Скажи мне, Огнева, что с тобой происходит в последнее время? – Татьяна Викторовна принялась отчитывать меня сразу, как только за нами закрылась дверь её кабинета. – Ты стала рассеянной и очень агрессивной. На прошлой неделе нагрубила учителю физкультуры, позавчера – учителю физики. А то, что произошло сейчас, вообще уже ни в какие рамки не вписывается.

– А как бы вы поступили на моем месте? – меня крайне возмутила позиция директора, судя по голосу которой оправдываться было бессмысленно. – Белов перешёл все грани дозволенного.

– Ты понимаешь, что чуть не покалечила парня? – директор продолжала свою тираду, явно меня не слушая.

– Я понимаю, но он взял мой дневник. Он рылся в моих личных вещах в моё отсутствие. Это по вашему нормально?

Продолжая игнорировать мои оправдания, директриса взяла телефон. Конечно, кто я и кто Белов. Проще сделать виноватой безродную сироту, чем сынка влиятельных родителей.

– Я вынуждена на некоторое время отстранить тебя от занятий. Заведующей вашим детским домом я позвоню сейчас же. Можешь быть свободна. Отправляйся домой, – Татьяна Викторовна всем своим видом дала понять, что разговор окончен. Она сосредоточенно раз за разом набирала номер телефона, пытаясь дозвониться до нашей заведующей.

С трудом сдерживая рыдания, я вышла из кабинета и поплелась в сторону гардероба. Ну почему жизнь так несправедлива? Почему одним можно всё, а другие должны расплачиваться за малейшую провинность?

– Что с тобой, девочка, ты не заболела? На тебе лица нет, – спросила меня тётя Луша – гардеробщица. – Вон у тебя пальто какое худенькое. В таком и простудиться недолго.

– Просто неважно себя чувствую, – ответила сердобольной женщине и даже выдавила из себя вымученную улыбку.

Тётю Лушу любили все в нашей школе. Своих детей у неё не было, как и родственников, и одинокая женщина находила утешение в учениках школы. Она была очень ласковой и доброй. Всех одинаково жалела и никогда ни на кого не ругалась. В отличие от уборщицы, которая периодически гоняла кого-нибудь половой тряпкой.

Одевшись, я вышла на улицу. Дождь прекратился, но ветер свирепствовал с невероятной силой, словно хотел снести всё на своём пути. Взял бы лучше Белова куда-нибудь унёс подальше, чтобы тот до конца одиннадцатого класса не вернулся.

Придя домой, я не переодеваясь легла на кровать. Хотелось немного побыть в тишине, чтобы меня никто не трогал. Однако спустя несколько минут в комнату вошла воспитательница и сообщила, что заведующая меня уже ждёт.

Я шла как на каторгу. Ничего хорошего встреча с Ольгой Фёдоровной мне не сулила. Нет, она в общем-то женщина неплохая и незлая. Но ко мне у неё было особое отношение, за которое я её и недолюбливала.

Я живу в этом детском доме с четырёх лет. Меня несколько раз хотели удочерить, но в последний момент почему-то делали выбор в пользу другой девочки. По началу я искала причины в себе. Мне казалось, что я какая-то не такая, вот они от меня и отказываются. Лишь став постарше, я случайно узнала, что дело вовсе не во мне. Это заведующая отговаривала моих потенциальных родителей, говоря, что я не от мира сего. Что я живу в своём выдуманном мире, и показывала им мои рисунки. Не знаю, что ещё она говорила, но после этого меня брать уже никто не хотел. А потом и вовсе молва пошла, что я ненормальная раз за тринадцать лет никто не забрал меня в семью.

Я замкнулась в себе. Как оказалось, находиться в мире фантазий куда лучше и безопаснее, чем в реальном. Дети бывают очень жестоки, и я как никто другой прочувствовала это на себе. А поведение заведующей вообще никаким объяснениям не поддавалось. Поэтому я её и не любила.

– Здравствуйте. Можно? – я постучалась в дверь и заглянула в кабинет.

– Проходи, Ирэна, садись, – Ольга Фёдоровна движением головы указала на стул. – Рассказывай. Что на этот раз? Опять Белов?

– Белов, – горестно вздохнула я. – Он рылся в моём рюкзаке и читал записи из моего дневника перед всем классом.

– Но ты же чуть не покалечила его. Ты отдаёшь себе отчёт о том, какими могут быть последствия? Ты же прекрасно знаешь кто его родители, – заведующая постучала карандашом по столу. – В последнее время у тебя стали проявляться вспышки неконтролируемой агрессии. Что же с тобой происходит?

Если бы я могла ответить на её вопрос, то обязательно сделала бы это. Со мной действительно творилось что-то странное, но я даже себе не могла объяснить, что это.

Глава 2

Началось всё чуть меньше года назад, почти сразу после моего семнадцатилетия – того самого дня, который прошёл так же буднично и незаметно, как и все предыдущие. И случилось это неожиданно, одной из тех глубоких ночей, когда тишина в спальне детского дома обычно бывала особенно густой.

Я проснулась от странных, непривычных звуков, вскочив на кровати с таким ощущением, будто меня кто-то резко окликнул. Сердце колотилось где-то в горле. Я замерла, стараясь дышать тише, и огляделась по сторонам, но ничего необычного не заметила. Комната была погружена в привычный полумрак – ничто не шевелилось, ни одна тень не сдвинулась с места. Все мои соседки мирно спали на своих койках, каждая на своём месте.

Однако звуки не исчезали. Наоборот, теперь, когда пришла в себя, я слышала их ещё отчётливее. Это не было шумом в ушах – нет, это было что-то другое, что-то реальное.

Я снова легла, уткнувшись лицом в тонкую прохладную подушку, и закрыла глаза, решив прислушаться получше. И тогда комната ожила. Вернее, она всегда была жива, но только сейчас я это осознала. Казалось, будто всё пространство наполнилось тихим, копошащимся гулом: бесконечными шорохами, короткими вздохами, приглушёнными стуками где-то в стенах. Вот кто-то завозился под полом, и послышался тонкий, отчаянный писк – похоже, мыши устроили под полом драку. Откуда-то издалека, может, с улицы или даже из подвала, доносился низкий, едва уловимый гул. Но самое пугающее было вблизи: я слышала дыхание каждой из спящих девочек – не просто вдохи и выдохи, а до малейшего посвистывания в носу, до хрипа в груди, до скрипа зубов во сне.

Мне стало жутко. Я сжалась в комок и натянула одеяло до самого подбородка, как в детстве боясь, что из темноты непременно кто-нибудь выскочит и схватит меня. Это странное состояние длилось, наверное, минут двадцать, но показалось вечностью. Постепенно, уже под утро, страх отступил, сменившись леденящей усталостью, и я всё же провалилась в короткий, тревожный сон.

Следующей ночью всё повторилось снова. Едва я закрыла глаза, тот же шквал звуков обрушился на меня. Но на этот раз паники не было – лишь нарастающее любопытство. Я осторожно приподнялась, отбросила одеяло и, ступая босыми ногами по холодному полу, на цыпочках выскользнула из комнаты в коридор.

Звуки здесь стали другими, но не прекратились. Они были гулче, просторнее. И тогда я отчётливо услышала, как едва скрипнула дверь в самом конце коридора. Я тысячу раз проходила мимо и никогда раньше этого не замечала. А сейчас мой слух улавливал всё: скрип дерева, лёгкий стук щеколды, даже шуршание пыли на её поверхности.

К моему ужасу звуки не исчезли и, кажется, исчезать не собирались. Они преследовали меня повсюду – в столовой, в классе, на улице. Через несколько дней до меня наконец дошло: по необъяснимой причине мой слух невероятно, до неестественности, обострился. Теперь я могла, при желании, с лёгкостью расслышать, о чём шепчутся воспитательницы за закрытой дверью на другом конце здания, или уловить тихий разговор влюблённой пары на скамейке у дальнего забора.

Поначалу это сводило с ума. Мир превратился в оглушительную какофонию. Но постепенно я привыкла. Мой мозг научился выхватывать из этого шумового потока нужные нити, фильтровать информацию, концентрируясь только на том, что было важно. Я думала, что это предел, но едва я освоилась со слухом, как ко мне пришло новое умение – зрение. В одну из ночей я поняла, что могу без труда различать очертания предметов в кромешной тьме. Я могла передвигаться по тёмному коридору, не зажигая света, видя всё вокруг с размытой, но совершенно отчётливой ясностью, будто сквозь лёгкую дымку. Тьма перестала быть для меня непроглядной.

Не знаю, как одно связано с другим, но мой кулон, единственная ниточка, связывающая меня с прошлым, с родителями, о которых я ничего не помню, тоже начал меняться. Это была изящная фигурка рыси, отлитая из тусклого серебра, с гравировкой, имитирующей шерсть. Но главной его тайной всегда были глаза – два крошечных, отполированных до зеркального блеска янтарных камешка, которые казались живыми. И вот, когда моё зрение пронзило ночную тьму, эти камни загорелись. Не ярко, а приглушённо, как тлеющие угольки, будто в их глубине проснулась дремлющая сила.

В тот же момент я заметила перемены в собственном отражении. Мои глаза, всегда бывшие обычными золотисто-карими, стали цвета тёплого мёда и солнечного камня – точь-в-точь как у той самой рыси. А в моменты, когда мной овладевал гнев, в их глубине вспыхивали крошечные огненные искры, пугающие и завораживающие одновременно.

Однако перемены коснулись не только внешности. Во мне пробудилось что-то чужое, дикое. Я стала замечать, как по малейшему поводу во мне вскипает раздражение, а на привычные насмешки и тычки сверстников я теперь реагировала с внезапной, острой агрессией, едва успевая сдерживать порыв броситься в драку. А потом появились сны.

Они были настолько яркими, красочными и осязаемыми, что граница между явью и грёзами начала расплываться. В этих снах я оказывалась в другом мире – мире изумрудных лугов, древних лесов и воздуха, напоённого ароматом диких трав. Там я чувствовала себя на своём месте – уютно, спокойно и невероятно комфортно, как будто вернулась домой после долгой разлуки.

Иногда мне снились женщина и мужчина в роскошных одеяниях, расшитых причудливыми узорами, не похожими ни на что из того, что я видела в реальности. Рядом с ними резвилась маленькая девочка с роскошными локонами цвета спелого мёда. Я с болезненной уверенностью чувствовала, что она – это я. Они были семьёй – маленькой, светлой и безмерно счастливой. Отец, могучий и ласковый, подхватывал дочку на руки и кружил, а она визжала от восторга и страха, вцепившись в его плечи. Мать же чаще стояла в стороне, и её глаза, полные бездонной печали и нежности, смотрели на меня с такой любовью, что это тепло заполняло всё моё существо, согревая изнутри. Просыпаясь, я часто обнаруживала на щеках слезы – горькие слёзы по той жизни, которой у меня никогда не было.

Я окончательно ушла в себя, отгородившись от всего мира. Единственным спасением стал рисунок. Я рисовала сутками, как одержимая, покрывая листы призрачными пейзажами из своих снов, глазами той женщины и фигуркой рыси с горящими глазами.

Прошлой ночью мне приснилась она. Рысь. Гордая и величественная, она стояла на опушке леса, залитой лунным светом, и вся её поза выражала собранное, напряжённое ожидание. Её уши, увенчанные роскошными кисточками, вздрагивали, улавливая каждый шорох, а на самых кончиках этих кисточек вспыхивали и гасли крошечные искорки – точь-в-точь как в моих глазах во время приступов ярости. Внезапно кошка сорвалась с места и помчалась в чащу с такой стремительностью, что захватывало дух. Но в этот раз я не наблюдала за ней со стороны. Я сама и была ею. Это не она, а я чувствовала, как упругие мышцы играют под кожей, как воздух свистит в ушах, а земля пружинит от лап. Это я с невероятной, опьяняющей скоростью неслась сквозь лес, легко лавируя между стволами, и каждый мускул, каждое чувство было обострено до предела. Это было упоительное, дикое, всепоглощающее ощущение мощи и абсолютной свободы.

Я проснулась с твёрдой уверенностью, что эта мощь не осталась в мире снов. Моё тело стало сильнее, реакции – острее. Сегодняшняя стычка с Беловым, лишь подтвердила это. Раньше я ни за что бы не справилась с ним, но не теперь. Это осознание одновременно радовало и пугало до дрожи. А что, если в следующий раз я не смогу остановиться? Что, если эта агрессия, это дикое начало во мне вырвется наружу и натворит бед?

Сейчас, сидя на жёстком стуле в кабинете заведующей, под её тяжёлым, испытующим взглядом, я понимала это с предельной ясностью. Рассказать ей правду? Ни в коем случае. Какой адекватный, здравомыслящий человек поверит в истории об обострившихся чувствах, светящихся глазах и снах, в которых ты превращаешься в дикого зверя? Она решит, что я окончательно спятила, что у меня галлюцинации на почве стресса. Нужно было срочно придумать что-то правдоподобное, и я начала врать.

Я плела что-то бессвязное про то, что больше нет сил терпеть постоянные издевательства, про накопившуюся злость и отчаяние. Ссылалась на гормоны, на переходный возраст, на подростковый кризис, сама поражаясь, насколько гладко и убедительно могу сочинять.

В конце концов она махнула рукой, прерывая мой лепет, и принялась задумчиво барабанить длинными ногтями по столешнице.

– Вот что прикажешь с тобой делать? – её голос прозвучал устало. Я сидела, не шелохнувшись, впившись взглядом в узор на линолеуме. – Что ж, пожалуй, поступим так. Оформим тебе больничный, а пока будешь ходить к психологу. Думаю, он если даже и не сможет докопаться до сути, то хотя бы облегчит твоё состояние.

Я даже не удивилась, услышав этот вердикт. Кабинет психолога был для меня почти что вторым домом. Меня отправляли туда с завидной регулярностью, гораздо чаще, чем всех остальных воспитанников. Но сейчас меня это не угнетало. Наоборот, в этом был свой плюс. Вот только главный вопрос оставался открытым: стоит ли приоткрыть завесу тайны перед специалистом, или лучше пока хранить молчание, пряча свою странную, новорожденную сущность под маской обычной проблемной подростковости?