Текст книги "Принимающий дары (СИ)"

Автор книги: Ули Драфтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

Часть 97. Проклятье функции

Прихожу в себя, преодолевая боль и понимаю, что невольно спровоцировал своих мучителей. Оба функционала в мужской оболочке смотрели теперь на меня так, как я не желал бы. Мне понятны их мысли, ведь на мне осталась лишь тонкая одежда, что была под облачением, а состояние агонии слишком красноречиво демонстрировало оболочку.

Я, предчувствуя к чему все приведет, обращаюсь к лекарю.

– Прошу, объясни им, не надо использовать мою функцию наложника, это опасно, если факт пытки не заметят, то контакт со мной оставит на них след.

– Ты нас недооцениваешь, энгах, – смеется она в ответ, – мы получили допуск ко всем приемам дознания, поэтому твоя функция тоже послужит выяснению правды. И даже больше, – она доверительно подмигивает, как будто это я ее сообщник.

Я не верю тому, что слышу, пытаюсь опровергнуть такое утверждение, ведь подобное не возможно. И они уходят. Меня оставляют одного, но не на долго.

Возвращаются аннигилятор и еще один функционал. Меня освобождают от креплений, но только чтобы подвесить за руки на цепи.

– Остановитесь пока не поздно, вам сказали не правду, – пытаюсь отговорить их, – если станет известно Высшему…

Договорить мне не дают, сильным ударом по голове отключая от восприятия.

Прихожу в себя, понимая, что одежда на мне разорвана, а тело удерживается в неудобном положении. Резкая боль заставляет осознать все гораздо быстрее. Функционал, удерживая меня за ноги, резко проникает в оболочку, раня ее. Я едва сдерживаю крик, но все же нахожу в себе силы не выдавать свои мучения и поддерживать каналы закрытыми. Мои усилия их злят, и заставляют действовать более изощренно. Второй функционал становится позади меня, сильно натянув мне волосы, использует другой канал оболочки для проникновения. Стон от боли все же вырывается, потом я снова проваливаюсь в темноту.

Сознание приходится вместе с пониманием, что я пристегнут скобами к стене. Ноги лишь едва касаются пола, от чего руки от запястья до предплечья потеряли чувствительность. Одежды на теле больше нет. Только разорванные полосы ткани перехватывают оболочку на уровне груди и нижней части туловища. Но информационные структуры были надежно закрыты. Это единственное, что радует.

Ко мне скоро приходят. В этот раз без слов, устанавливают скобы на моей грудной клетке. Они затягиваются с каждым моим выдохом все сильнее, не давая оболочке вдохнуть достаточно. Практически удушенный, я держусь только за понимание, что каналы нужно держать закрытыми. Но потерять сознание мне не дают, вовремя ослабляя пружину скоб. Потом, все повторяется заново. На пятый раз я понимаю, что оставлен наедине со считывателем. Затянутые на моих ребрах скобы не мешают ему, сдернув мои связанные руки с креплений и уложив на пол, замкнуть контакт со всей возможной яростью. Скобы, слишком туго сжавшие грудную клетку, ломают мне ребра, раздирая кожу на них. Накопители информации остаются закрытыми, в этом я уверен даже когда теряю связь с восприятием.

Как долго длится забытье, я не знаю, только осознаю себя уже лежащим на узкой плоскости, привычно скованный в руках и ногах.

– А вы упорны, энгах, – Итир стоит рядом, сложив руки на груди, – видимо, есть ради чего так страдать.

– Вам не понять, – голос мне уже не подчиняется, а каждый вдох отдается болью.

– Думаю, вполне. Знаете, – он оборачивается к другим функционалам, – энгахи ни когда не кричат, даже если их истинные тела разрывают на части. Это для ни как табу, – он поворачивается ко мне, склоняясь, глядя в глаза добавляет, – давайте заставим этого прислужника Высшего вопить как последнего наложника в казармах.

В ответ слышится смех. Потом, мои руки и ноги тянут в разные стороны, распиная тело. Агония длится непомерно много, но это для меня не важно, боли я отдаю все, ради блокировки информации. Функционалы, присутствующие в этом месте используют меня для контакта раз за разом. Я уже не могу назвать их число, только понимание, что сил у меня все меньше.

К грани я подхожу, приходя в сознание, опущенный на колени и поддерживаемый только на прикованных руках. Двое функционалов стоят передо мной, собираясь продолжить мою пытку. Мне пока хватает сил смотреть на них. Неожиданно, я замечаю и третьего. Мне он кажется знакомым, но припоминаю с трудом.

Один из прежних берет меня за волосы, заставляя откинуть голову. От ожидания новых мучений, я сжимаю зубы, напрягая мышцы. Это их и раздражает.

– Еще сопротивляешься? Ладно, так даже веселее, – один дает знак другому и тот возвращается со стержнем и тяжелым молотом.

Я стараюсь не думать о том, что последует за этим, продолжаю смотреть в лица мучителей. Когда стержень приставляют к моим зубам, протолкнув за губы, третий, что стоял позади поворачивается уходит.

Часть 98. Право на спасение

Когда я снова воспринимаю этот мир, то чувствую лишь кровь во рту и на губах. Осколки зубов лежат у моих колен и перекатываются на языке. Что со мной делали, я не помню, но силы почти на исходе. В таком положении меня застает тот самый третий, что ушел, как только началась моя пытка.

Он дергает за рычаг, поднимая меня цепями, пристегнутыми к рукам пока мое лицо не оказывается вровень с его. Тогда я узнаю этого функционала – Пирит. Приподняв меня за основание ног, он готовится использовать меня как и те, кто был до него. Но он продолжает смотреть мне в глаза, я же не отвожу своих.

Пирит останавливается, будто не решаясь начать контакт.

– Отвернись, – говорит мне, не меняя сосредоточенного лица. Злости или ярости я в нем не чувствую.

Понимая, что и сам не могу смотреть на него, отворачиваюсь, сосредотачивая внимание на скобах в стене и надеясь так отвлечь себя от происходящего. Но он так и не совершает задуманного, резко отпускает меня и уходит, ослабив натяжение цепей, так, что я снова оказался на коленях.

Почему это произошло, я не понимаю, но значило ли это, что у меня появился шанс спастись? Хотя бы кто-то из мучителей не согласен со своим положением. Однако, своего предполагаемого спасителя я встречаю уже в качестве аннигилятора.

Функционал нес в руках несколько тяжелых распорок. Я, из последних сил оставаясь в сознании, уже понял, что проиграл. Распорки устанавливаются на ногах и руках заведенных за спину. К последним прикрепляют цепь.

– Не бойся, – слышу неуместное замечание аннигилятора, смотрю на него, ожидая увидеть насмешку в лице, – «Подыграй мне», – следует ментальное сообщение.

Вероятно, мое удивление было воспринято как страх, потому и не вызвало подозрений. Цепь начинает натягиваться, выворачивая суставы рук, но боли я не ощущаю. Как такое происходит, понять я не в силах, но, взамен, сам погружаю свое сознание в недифференцированное состояние, воспринимаемое как дезориентацию при агонии. Сил удержать накопители закрытыми мне хватает.

– Зачем тебе это нужно? – спрашиваю я у него, когда, закончив попытки «разговорить» меня, нас оставляют наедине.

– А как ты думаешь? Чтобы помочь, – он отцепляет распорки от моих рук и ног.

– Почему помогаешь? – говорить мне тяжело, но ментальное общение сейчас для меня не доступно.

– Не уверен, что делаю правильно, – честно отвечает функционал, – но все происходящее здесь выглядит слишком странно.

– Тебе сказали, почему я здесь?

– Да, сказали – за уничтожение двух групп, – Пирит вместо того, чтобы пристегнуть мои запястья к скобам на стене, опускает меня на пол, давая телу необходимый отдых.

– Почему же ты не поверил?

– Потому что о вас говорили другое, – опережая мой вопрос, поясняет, – что вы пожертвовали собой ради приговоренных функционалов.

– Знаете, почему я здесь на самом деле?

– Хотел бы послушать вашу версию, – он укрывает меня полотном, сдернутым со стоящего в камере стола, изношенным и в ржавчине, но я благодарен ему за такую заботу.

– Кому-то понадобилась информация моего Куратора. Они решили добыть ее, пока я, как носитель ослаблен.

– Что по поводу групп, которые вы уничтожили?

Я подбираю слова перед ответом.

– Группа Гуата исчезла и мы отправились на поиски, но нашли только портал светлых, – я смотрю на него, оценивая его доверие, но сомнения не вижу, – я хотел отдать свой потенциал, чтобы опечатать его, но, видимо, что-то пошло не так и никто кроме меня не покинул этого места.

Опускаю голову, заново осознавая произошедшее. Баулт говорил, что они приложат все усилия, чтобы я выдержал. Возможно ли, что они истощили себя до предела? Ради меня….

– Наверно, я все же виновен в этом, – честно отвечаю функционалу.

– Но, не в той мере, как это представляют Итир и его подчиненные, – делает он свое заключение. Я удивлен этим, но Пирит продолжает, – вот как мы поступим.

План его прост – дать мне возможность дождаться разрушения оболочки, а в Уровнях сообщить обо всем происшедшем. Осталось выбрать методы, позволяющие мне сохранить информационные каналы.

Только плану не удалось исполниться. Скоро ко мне возвращаются прежние мучители. Вместе с Итиром.

Часть 99. Дознаватель

– Считай, тебе повезло, энгах, к тебе прислали доверенного дознавателя Старшего, – сообщает он с нескрываемым недовольством, – только не думай, что для тебя на этом все закончится.

Отвечать на это я не собираюсь, просто жду, что будет дальше. Считыватель и аннигилятор остаются стоять у стены, Итир становится спиной ко мне, посреди помещения, лицом ко входу. Снаружи слышатся шаги.

Вошедший функционал мне не знаком, я даже не могу распознать его уровень возможностей и функции. Но Итир явно обеспокоен его присутствием. Передо мной становится довольно высокий мужчина с завязанными в хвост длинными темными волосами и сильным телосложением. Он кладет руку мне на голову, от чего горячая волна опалят все внутренние подсистемы.

– Он сильно истощен, – говорит он в заключение, – осталось не долго до физиологической ликвидации. Нам это не нужно, – оборачивается он к стоящим позади, – приведите его приемлемому состоянию, тогда я приступлю к работе.

Он направляется к выходу, поравнявшись с Итиром, говорит:

– Да, и еще – не стоит больше испытывать его по функции наложника, это приведет к нежелательным последствиям.

Властность и значимость слов этого функционала становится неоспоримой, поскольку функционалы, почтительно ответив, тут же приступают к работе. Я же готов зародить в себе надежду, что смогу разъяснит ему свое положение.

Но сейчас мне достается только тяжелый взгляд Итира.

– Пришлите лекаря, – говорит он двум функционалам, отстегивающим меня от скоб, – к следующему дню он должен быть готов.

Потом действительно приходит лекарь и двое младших. Без лишних слов и аккуратности меня отмывают от запекшийся крови и перевязывают, даже вливают некоторое количество резерва. После всех процедур укладывают на металлическую плоскость, заменившую мне ложе.

– Не долго тебе радоваться, – с долей раздражения говорит лекарь, прежде чем погрузить меня в анабиоз.

Прихожу в себя, как и прежде, помимо своей воли.

– Встань, – слышу команду, передаваемую больше ментально, чем словесно.

К своему удивлению, понимаю, что могу подняться легко, не ощущая боли или скованности мышц. Опустив ноги на пол, вижу перед собой того самого функционала, что прибыл по поручению Старшего Лерда. Мое тело укрыто полотном, его я прижимаю к груди, не желая снова остаться обнаженным.

– Опусти руки, – следует команда, я, не понимая смысла такого приказа замираю, надеясь, что ослышался, – опусти руки и убери покрывало, – говоря так же твердо, он рушит мои надежды, – в процессе дознания твое тело не должно быть скрыто. Таковы правила, – поясняет он. Спокойно, без доли агрессии или нетерпения, – аннигилятору безразличен твой пол. То, что творили с тобой прежде неправомерно.

Я киваю, но откладываю покрывало с трудом, становлюсь перед дознавателем прямо.

– Мы будем говорить, – продолжает он, так же стоя напротив, – и от искренности нашей беседы будет зависеть, какие меры снижения твоего контроля я буду применять. И применю ли вообще, – он заходит за мою спину, скорее проводя осмотр, чем намереваясь навредить, – если я замечу неточность, стертость или сокрытие информации, которую я у тебя запрашиваю, мне придется использовать способы твоего ослабления. Их выбор будет за мной и ты будешь не в праве противиться. Тебе ясны правила? – спрашивает он, снова становясь передо мной.

Я подтверждаю.

– Тогда начнем, – он опускается на сидение, я остаюсь стоять прямо, – я вижу в тебе брешь. Она была сделана недавно и еще не достаточно закрылась. Откуда она?

– Я высвободил свой резерв, повредив оболочку и сому, – отвечаю честно.

– Для чего?

– Чтобы запечатать источник. Через него светлые хотели прорваться в параллель.

Дознаватель молчит, вероятно, оценивая точность моего ответа. Удостоверясь, продолжает.

– Как вы смогли найти этот источник?

– Я шел по следу группы Гуата. Он сообщил мне прежде, что вычислили странные энергетические следы. Они оставили незакрытые порталы.

– Вы нашли их?

– Двоих, полностью истощенных, а еще активный переход светлых и стражей вокруг него.

– Почему ты не сообщил в расположение о своей находке?

– Я отправил функционала моей группы с известием, но посчитал необходимым закрыть источник как можно быстрее.

– Ты использовал не только свой потенциал, верно?

– Нет, его бы не хватило. В момент наложения печати, часть энергии должна была быть взята из резервов моих подчиненных, но не на столько, чтобы разрушить их.

В этом я не был уверен.

– Я вижу в тебе сомнение, энгах, – говорит он, слегка подаваясь вперед, – значит ли это, что ты даже не соотнес затраты и ресурсы, выполняя столь опасную процедуру?

– Я строил все доступные мне расчеты. Времени было мало и я был уверен, что через портал готовятся прорваться более сильные сущности.

Здесь я тоже не честен, скорее просто оправдываю свои поступки перед собой. Дознаватель откидывается на спинку стула, прикрыв глаза, обдумывает мой ответ.

– В твоих словах достаточно правды, но и неуверенность имеет место, – наконец, отвечает он, – в расположение ни кто не явился с известием, ни следа функционалов твоей группы выявлено не было. Тот факт, что ты решил пожертвовать своим резервом ради безопасности параллели ни что по сравнению с потерей двух групп функционалов. Ответь мне на последний вопрос, энгах. Как давно ты знал о следах, по которым шел старший Гуат?

Да, этого следовало ожидать. Мой ответ не исправит плачевого положения.

– Приблизительно, шесть с половиной лунных цикла.

– Почему ты не сообщил об этом Старшему по расположению?

– Гуат просил меня не разглашать данные о наблюдении. Он был уверен, что предварительную проверку мы можем провести самостоятельно. Я не смог последовать с ними из-за несения вахты и последующем обходе. Когда они перестали выходить на связь, я решил, что должен сам отправиться на поиски.

В ответ снова молчание, тяжестью давящее мне на плечи. Все труднее становится держать спину прямо и все больше хочется сжаться, прикрыв себя руками. Слишком пристален взгляд дознавателя, будто пронизывает и оболочку и сому насквозь.

– Ты понимаешь, что твоими прямыми обязанностями, как функционала, было сообщить Старшему Лердриду о произошедшем?

Я подтверждаю.

– Понимаете, что это серьезное нарушение. Ликвидация за него была бы самой мягкой мерой, – я понимаю, хотя и чувствую оцепенение отчаяния, – но, учитывая, ваш недолгий опыт пребывания в нейтральном уровне и желание исправить содеянное, а так же честность в процессе дознания, я могу облегчить твое наказание до ликвидации с повреждением оболочки средней степени тяжести.

Это было бы неплохим исходом.

– Но прежде, ты должен ответить на еще один вопрос. – он встает, подходя ко мне, – Кто-нибудь еще знает о ваших наблюдениях?

Да, но их имена я выдать не могу. Дознаватель замечает мое желание скрыть информацию.

– Алури, не стоит испытывать судьбу. Назовите имена и все закончится благополучно.

– Что ожидает тех, кому известно о следах светлых? Если, как вы предполагаете, они существуют.

– Не пытайся обмануть меня, – функционал не теряет спокойствия, но отвечает теперь жестче, – они существуют, я это понял. Назови их и все решится быстро.

Я отказываюсь выполнить.

– Значит, придется добиться ответа силой, – выносит он свое решение, теперь говоря полностью отстраненно, – вы меня разочаровываете, энгах.

Я все же не выдерживаю и обхватываю плечи руками. Все происходящее кажется гораздо страшнее, чем когда меня подвергали пыткам функционалы Итира.

Затем, происходит то, чего я боялся больше всего. Над моим телом берут контроль.

– Мы начнем с малого, минимальные повреждения, но если вы будешь сопротивляться и отказываться выдать ваших сообщников, я буду вынужден увеличить степень наносимых увечий, – он отходит в сторону, указывая на конструкцию, отдаленно напоминающую кресло, – подойди и сядь.

Под контролирующим блоком я выполняю приказ, оболочка четко делает каждый шаг и движение. Когда холод металла касается кожи, прочные фиксаторы замыкаются, удерживая тело в главных точках. Но запястья и ладони остаются свободными. Функционал подходит с хрупкого вида конструкцией в руках.

– Тиски, думаю, принцип работы понятен, энгах, – говорит он, – сильных повреждений не нанесет, но болевые ощущения будут значительными. У вас еще есть возможность избежать их, ответив на мой вопрос.

Мне не важна боль, если для ее избежания нужно предать.

– Тогда, начинаем.

Тиски надеваются на мою левую ладонь подобно перчатке, обхватив каждый палец. Острая боль стягивает кисть и бьет в голову, когда легким движением дознаватель затягивает винт с нитями, держащими ее. Глаза застилает алым, но не снижает контроль. Этого слишком мало, чтобы я мог предать тем, кто мне доверился. Но это и не самый изощренный метод дознавателя. К окончанию процедуры, мои пальцы лишились подвижности, сместились в суставах. Боль от этого повреждения не покидает даже после снятия тисков. Напряжение оболочки стянуло мышцы в спазм, заставляя дрожать. Но функционал преодолевает его, запрокинув мою голову, удерживая ее ладонью.

– Вы упорны, как меня и предупреждали, – говорит он, глядя на меня с высоты своего роста, – но не упорнее меня, – заставляя удерживать то же положение, отходит мне за спину, – я не понимаю, почему энгах готов пожертвовать собой ради нескольких функционалов.

Я не могу ему объяснить. И выдать никого не могу.

– Значит, – подводит он свой итог, – мы переходим к более существенным методам – повреждения кожных покровов, – он возвращается с металлическими стержнями в руках, на конце которых есть утолщения или плоские элементы. Дознаватель выпускает часть энергии своей сомы, от чего стержни в его руках накаляются.

Я продолжаю смотреть на него, когда выбирает один, с плоской руной на конце. Одна его рука ложится на мое плечо, другая прижимает к нему раскаленный металл. На крик я не срываюсь только благодаря тому, что теряю сознание.

Приводят меня в чувства, снова заставляя ощутить прикосновение раскаленного металла.

– Я поражаюсь тебе, энгах, – говорит функционал, когда он решает закончить эту пытку, – мне довелось видеть не мало нарушителей, но никто не стал бы терпеть подобного ради других, – он освобождает мои руки из креплений, я же замечаю, что все тело покрыто ожогами и от любого движение боль от них стягивает покров, – пойми меня, я не верю в самопожертвование и потому, считаю, что выдав их, ты выдашь и более опасную свою тайну.

Переубедить его сил у меня нет. Дальше следует команда взяться руками за перекладину, которая опускается на цепях передо мной. Я выполняю сам, едва не потеряв связь с восприятием от боли. После этого, он фиксирует мои руки на ней и натягивает цепи так, что я повисаю. Только ноги остаются прикованными к скобам кресла. Сам дознаватель подходит ко мне держа в руках молот с длинной рукоятью. Я не сразу понимаю, для чего он нужен, поэтому первый удар принимаю неподготовленным. От невероятной боли сознание меркнет, а второй последующий сразу отправляет обратно в забытье. Я даже не замечаю – успел, закрыть память или нет.

Сколько проходит времени, прежде чем я приду в сознание, но вижу, что функционал сидит напротив, глядя на меня.

– Я не понимаю, – говорит он, – я подвожу тебя к грани, а ты думаешь только о том, чтобы не выдать их, – после некоторого молчания продолжает, – нет, это не похоже на попытку обезопасить себя, – вздыхает, – я сообщил Лердриду о результатах. Он дал разрешение на твою ликвидацию. В связи с обстоятельствами, он смягчил требования к повреждению оболочки до четырех ударов – отсечение конечностей. Пятый летальный, в основание шеи. От себя же хочу добавить – поскольку это твоя первая ликвидация и ты очень ослаблен, я буду действовать быстро. Время приведения приговора – через два малых цикла.

Он встает, собираясь уходить, я теперь осознаю, как опасно мое положение. Даже такой облегченной ликвидации я могу не выдержать, а если выдержу, то с большей вероятностью подвергнусь стиранию памяти и опыта. Тогда могут пострадать те, кто на меня рассчитывал.

– Господин дознаватель, – мне неизвестно его имя и мой голос еле отличим от хрипа, но он оборачивается, – есть ли у меня право на последний разговор?

Он смотрит на меня, уже с заинтересованностью оборачивается, прося продолжить.

– Мне хотелось бы переговорить с одним исполнителем. Я в долгу перед ним, а возможности вернуться сюда у меня может уже не быть. Он не причастен, – добавляю я, открывая информацию о нем.

В ответ молчание, функционал оценивает возможные и допустимые варианты.

– Хорошо, – наконец, выносит он свое решение, – я дам тебе возможность по прощаться.

До приведения приговора в исполнение я оставлен один. Оболочка и сома на столько ослаблены, что я только сижу не подвижно, временами проваливаясь в сон.

Часть 100. Прощание. Казнь.

– Алури, – Раон входит, едва скрывая жалость, проскользнувшую в ауре. Именно жалость я не хотел бы видеть, – я пришел, малыш. – оборачивается к стоящему позади дознавателю, – Драг, дай нам пару минут.

– Хорошо, но не возражай потом против проверки, – пожав Раону руку дознаватель уходит.

– Алури…

– Раон, прошу, не смотри на меня, только выслушай – прерываю я его.

Он кивает, подходя ближе и положив свою ладонь на мою, опускает глаза, выполняя мою просьбу.

– Слушай внимательно, – продолжаю, собравшись с силами, – я закрыл источник, не мог поступить иначе, что произошло после – мне неизвестно. Мое положение использовали, надеялись извлечь информацию Высшего, теперь я признал свою вину и меня будет ждать стирание… И если выживу, то я не вспомню ни о чем, понимаешь?

– Что я могу для тебя сделать? – кивает он, сразу предлагая помощь.

– Береги себя. Они будут подозревать всех, кто общался со мной. Я…постараюсь исправит все, если смогу вспомнить, – он понимает о чем я говорю, пояснений, опасных сейчас, не требуется.

– Я не смогу вас найти, даже если бы это было разрешено… – он говорит, опустив голову, признавая свою беспомощность.

– Не нужно искать – что-либо на моей оболочке может напомнить мне о вас, не дать потом совершить ошибки.

Он поднимает на меня взгляд.

– Заплети мне волосы, Раон, – говорю, с трудом произнося эти слова, – так же как у тебя.

Он смотрит некоторое время, потом кивает. Я наклоняю голову, давая ему доступ. Иные метки или предметы потеряются после восстановления оболочки, волосы же сохранят закрепленный на них узор косы из пяти прядей как у функционала. Подобные знаки отличия могут напомнить мне о знакомстве с ним, если нам еще доведется встретиться.

Он осторожно выполняет мою просьбу. Легкие, даже нежные движения едва не заставляют меня заплакать – так давно я не чувствовал подобного.

Он уходит, а я остаюсь ждать своей судьбы уже со спокойствием.

* * *

– Значит, думаешь, тебе повезло? – чуть позже ко мне входят сразу несколько функционалов, – надеешься отделаться простой ликвидацией, энгах? Зря.

Один из них подает сигнал остальным. Меня отцепляют от кресла. Перехватывают так, что я оказываюсь поднят над полом.

– Чего вы хотите? Старший одобрил мою ликвидацию. Иные воздействия будут неправомерными.

В ответ смех.

– Если об этом узнают, – говорит тот, что стоит напротив, – тебе не пережить ликвидации, а больше рассказать будет некому.

Руки заломаны, а тело и без того неподвластное мне, теперь растянуто и смято в невероятном положении. Что от меня хотят получить, я уже понимаю. Болезненно сжав верхнюю часть моих ног, меня открывают сразу для двоих, использующих мое тело для контакта. Болевой спазм парализует тело, которое, как мне казалось, уже не может чувствовать ничего. Я не кричу, но мне и не дают, так же используя предназначенное этому часть тела для контакта. Я выдерживаю долго, пока они сменяют друг друга, но вскоре понимаю, что по оболочке идут судороги. Я почти перестаю ощущать что-либо кроме болезненного сокращения мышц. Внутри то, что билось ровно и бесперебойно, теперь начинает пропускать ритм, дышать становится тяжело. Тогда меня отпускают, снова пристегивая к креслу. Но с их уходом мучения не заканчиваются.

К приходу Драга я почти отключаюсь от восприятия. Он тут же осматривает меня, высказав проклятия.

– Кто это сделал, говори? – спрашивает, приподнимая мне голову. Но ответа я дать не могу, – теперь ты не выдержишь ликвидации, тебя истощили слишком сильно, – поясняет он мое состояние.

Он отходит, обдумывая что-то. Я же не вижу проблемы в ситуации.

– Делайте то, что должны, – прошу я: даже прежде мои шансы пережить разрушение оболочки были небольшими. Теперь же осталось единственное желание – что бы все закончилось. Другая мысль заставляет меня быть увереннее, – моя смерть – это лучший из исходов, Драг, – честно говорю ему. Я понимаю, что опасен и не только для врагов, но и для друзей, для Хозяина, для всех, кто дорог.

– Молчи, – отвечает он, у меня уже больше нет сил говорить, – я должен провести ликвидацию и аннигиляции как ее последствия я не допущу, – говорит он, уходя.

За мной приходят чуть позже, не разговаривая, отцепляют от креплений и, закинув на плечо, выносят из подземелья. Я мало что замечаю, стараясь справиться с судорогами, не дающими вдохнуть хотя бы немного воздуха. Я понимаю только то, что меня усаживают, стягивая веревкой ноги и руки за спиной так, что локти оказываются соединены. Как и колени. Ремни прижимают мою спину к чему-то плоскому. Стоящий позади берет меня за косу, натягивая. Я догадываюсь, что для удобства мне собираются срезать волосы, потому прошу не делать этого, приложив оставшиеся усилия. Меня слушают, зафиксировав голову при помощи ее же, значит, обвязав о то, к чему я прислонен.

– Алури, – Драг касается моего лба, – я не могу изменить условия ликвидации, но сократить время и способ ее проведения в моих силах. Слушай внимательно, будет два удара – я отсеку твои ноги выше колен и руки на уровне локтей. Затем будет один в основание шеи, летальный. Время между ударами будет минимальным, – он останавливается, потом добавляет, – после каждого считай до трех. Понял? – я наклонив голову даю знать, что понял, снова чувствую давление на лоб, – только держи голову прямо. Не теряй сознание, Алури, – затем, отойдя, говорит, – считай.

Вдох – один – больше вдохнуть не могу – два. «Три» произнести я уже не успеваю. Болевой шок переполняет тело, заставляя дрожать. Сил на крик нет. Я поднимаю голову, впервые распознав изображение – небо абсолютно голубое, едва прикрытое пеной облаков. Так глубоко и бесконечно в своем покое. Один – боль осталась так далеко – два – свобода от любых ощущений словно саваном окутывает тело. Три – взрыв боли заставляет дернуться, задыхаясь оглядеть, что находится вокруг. Воспаленное сознание цепляется за фигуру стоящую в отдалении. Больше нет никого, но его я узнаю. Раон. Зачем? Зачем он остался? Как я не хотел, чтобы он видел меня таким. Но его от меня закрывает темнота.

– Мы закончили, не бойся, – слышу слова уже в угасающем сознании. Три – боль холодом отзывается в горле. За агонией приходит покой. Наконец.

Так ли плохо, что я исчезну, ведь тем я спасу хотя бы кого-то, не стану оружием светлых против своих же.

Если есть, за кого отдать жизнь, смерть – тоже желанный дар.

Конец первой книги