Текст книги "Бунтарь (ЛП)"
Автор книги: Уинтер Реншоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Глава 6
Зейн
– У тебя есть новости, Зейн? – звучит через динамики голос тренера, когда я возвращаюсь домой после двухчасовой тренировки с моим инструктором.
– Никаких. – Я сжимаю руль. Точно знаю, о чем он спрашивает. – Вообще никаких.
– Держишься подальше от неприятностей? – Тренер говорит тихим голосом. Судя по смеху детей на заднем фоне, я догадываюсь, что он тусуется на крыльце заднего двора, пока четверо его мальчиков соревнуются, прыгая в бассейн «бомбочкой».
– Вы бы знали, если бы это было не так.
– Хорошо.
– Меня настораживает, что вы нянчитесь со мной.
Он смеется.
– Это не так, Зейн. Я слежу. Хочу убедиться, что ты не наделаешь глупостей.
– Добровольно – никогда. От владельцев что-нибудь слышно?
– Они залегли на дно, – начинает тренер. – Я не упомянул тебя на прошлом собрании, и это произошло впервые за несколько месяцев.
– Хорошо. Я живу, как святой. – Я фыркаю, намеренно опуская ту невинную шумиху, которую я, как известно, вызвал в «Ассоциации домовладельцев Лагуна-Палмс». Это было забавно. Этим людям нужна жизнь. Им нужны небольшие развлечения помимо мороженого в кругу друзей и игры в нарды. – До сих пор не могу поверить, что вы уговорили меня переехать в гребаное пенсионное сообщество. Даже не представляю, как вы устроили все это.
– Ну, деньги решают все.
– Согласен. – Провожу ладонью вдоль рулевого колеса, проезжаю пост охраны и поворачиваю направо к своей улице. Впереди вижу Далилу, которая ходит взад-вперед по моему тротуару с чем-то в руках. – Тренер, я перезвоню.
Паркуюсь на подъездной дорожке и выпрыгиваю из пикапа. Далила останавливается с невинным видом.
– Что там у тебя? – спрашиваю я, сунув руки в задние карманы, встречая ее на полпути.
– Я хочу заключить перемирие, – говорит Далила, протягивая мне маленький пластиковый контейнер. Он теплый, и когда я открываю крышку, запах свежеиспеченных шоколадных печений наполняет мои легкие.
– Тебе не нужно было приносить мне печенье, красотка, но я приму его.
Засовываю одно в рот. Мне нравится, как девушка жадно наблюдает за тем, как я слизываю с пальцев растопленный шоколад. Могу поспорить, что она не подозревает о том, какое у нее сейчас лицо. Губы приоткрытые и влажные от языка, который их облизывает.
– Хочешь зайти? – предлагаю я.
Она смотрит через мое плечо на дом Рут.
– Да. Если ты не возражаешь. Сейчас придут покупатели, поэтому я не могу там находиться.
Как только мы входим, я указываю Далиле на гостиную и скидываю обувь. Сняв с себя спортивную майку, перебрасываю ее через плечо и расшнуровываю пояс шорт.
– Я только приму душ, – говорю я, поставив контейнер с печеньем на кофейный столик. – Только что закончил тренировку. Но ты чувствуй себя как дома, хорошо?
* * *
Через двадцать минут я выключаю воду и слышу из коридора голос Далилы.
– …так откуда ты его знаешь?
Влага, покрывающая мою кожу, испаряется благодаря прохладному кондиционированному воздуху, но, черт, моя нижняя часть тела сейчас горяча и возбуждена при мысли о том, что Далила Роузвуд интересуется мной.
Потому что давайте посмотрим правде в глаза – она, черт возьми, хочет меня.
Далила пришла сюда, притворяясь, будто спонтанно решила принести мне печенье, но я знаю, что это. Далила не первая, и, вероятно, не последняя. Все, что ей нужно – это предлог, чтобы на минутку войти в мой мир, и как только я поверну за угол, она будет ожидать, что я возьму на себя инициативу и сделаю первый шаг. Буду следовать за ней повсюду.
Я точно знаю, как это будет происходить – разговоры, флирт, долбаные взгляды.
А потом она проведет пальцами по своей шее и ниже, скользя между двумя идеально круглыми сиськами. Затем неохотно улыбнется, касаясь языком своей нижней губы, ожидая, когда я перейду к решительным действиям.
Жаль, что этого не произойдет.
Не то чтобы я этого не хотел.
Но будет чертовски весело наблюдать, как она ерзает, мучается и пытается вести себя так, будто ненавидит меня, когда каждая часть ее тела горит, словно вишневая бомба (Примеч.: рассыпной фейерверк красного цвета) четвертого июля на День независимости каждый раз, когда мы находимся в непосредственной близости.
Я вижу, как ее глаза сверкают каждый раз, когда взгляд встречается с моим. Вижу, как каждый раз она сжимает бедра. Когда я вхожу в ее пространство, ее руки дрожат, как будто я им владею.
Далила может говорить все, что угодно, но язык ее тела говорит другое.
– О, значит, ты знаешь его довольно давно? – Я снова слышу голос Далилы. Должно быть, она говорит по телефону.
Я смотрю на свое отражение в зеркале в холле, укладывая пальцами волосы на правую сторону, проверяю свежесть дыхания на тыльной стороне ладони и спокойно направляюсь в гостиную, словно человек, который даже не думает о сексе.
А потом я останавливаюсь. Умирая на ходу. Холодея.
Потому что Далила говорит не по телефону.
Она сидит напротив девушки – моего гребаного сталкера, и они мило болтают, словно парочка щебечущих птичек.
Я смотрю на психически неуравновешенную особу, которой является Карисса, и готовлюсь к знакомому выносу мозга.
– Что случилось, Зейн? – Карисса смеется, словно мы с ней пара старых друзей, подносит к губам печенье Далилы и откусывает кусочек. – Ты выглядишь так, будто увидел привидение.
Я сжимаю губы в твердую линию и смотрю на них по очереди.
– Ты не должна быть здесь, – говорю я. – Ты знаешь это, Карисса.
Она пожимает плечами, поворачиваясь к Далиле.
– Я навещала бабушку и дедушку, и, случайно проезжая мимо, увидела, как мой любимый мужчина заводит в свой дом красивую женщину. Мне пришла мысль, почему бы не зайти и не поздороваться. Просто чтобы быть любезной. Ты же этого хотел, верно, Зейн? Чтобы мы были любезными?
Карисса преследовала меня три года подряд, так часто появляясь на всех публичных и многих частных мероприятиях, что даже и не сосчитать. Первый раз, когда я встретил ее, она изображала из себя спортивного обозревателя и ждала меня возле раздевалки после большой игры. В комплекте с пресс-картой (Примеч.: пропуск для журналистов) и диктофоном она действительно выглядела как журналистка и была чертовски сексуальна.
Тогда она оттянула меня от команды и повела по коридору в частный конференц-зал под предлогом взятия блиц-интервью. Все выглядело не подозрительным, пока она не закрыла дверь, не упала на колени, и не взяла мой член в свой красивый розовый рот.
Самонадеянный и двадцатичетырехлетний, я думал, что эта красотка чертовски горячая. Я кончил между ее вишневыми губами, и она выпила все до последней капли. Приведя себя в порядок, она поднялась на ноги и, прежде чем исчезнуть, сунула мне в руку записку со своим номером телефона.
Но я так и не позвонил ей, потому что такие девушки как она, ничего, блядь, не стоят. И я не чувствую себя ужасно, когда говорю это, потому что они делают все для себя.
Они бросаются на нас, обесценивая свою красоту, занижая свои ценности и раздвигая ноги, потому что их единственная цель в жизни – удачно выйти замуж.
Покажите мне девушку, которая ненавидит футбол, и при этом без ума от меня – я сразу же женюсь на ней. Я еще не встречал никого похожего. Даже близко.
Не говоря уже о том, что невозможно уважать женщину, которая не уважает саму себя.
– Карисса, ты должна уйти. – Я скрещиваю руки на груди и сжимаю зубы.
– Он серьезно? – Далила указывает на меня и смеется.
Карисса встает, подходит ко мне и проводит рукой по моему плечу.
– Он всегда так драматизирует. Вот почему я его так си-и-ильно люблю.
От признания Кариссы в любви мне хочется блевануть, а ее прикосновение ко мне умышленно долгое.
– Уходи! – Мой приказ – низкое рычание. – Сейчас же.
– Не будь грубым, Зейн. – Далила машет Кариссе, чтобы та вернулась, и похлопывает по месту рядом с собой. – Она может остаться. Или еще лучше – я могу уйти, чтобы вы двое могли наверстать упущенное. Карисса сказала, что вы когда-то были вместе, но разошлись.
Я фыркаю. Конечно, Карисса нарисовала такую картинку, которая не будет придавать ей вид пятидесяти оттенков сумасшествия.
Твердой рукой я веду Кариссу к двери и заставляю спуститься со ступенек перед входной дверью, лично выпроваживая ее за пределы моего дома.
– Не вздумай еще раз выкинуть нечто подобное, – говорю я, закрывая за нами дверь.
Карисса надувает губы, ее огромные оливково-зеленые глаза обрамлены глянцевыми черными ресницами. Она прекрасна, без сомнения, но безумие внутри нее сводит все на нет.
– Кто она, Зейн?
Тоска в ее голосе неуместна, и она пялится на меня так, будто я лучшая в мире вещь. Ее зацикленность на мне поражает, но я перестал пытаться понять это несколько лет назад. В Кариссе нет ни крупицы здравого смысла.
Она не более чем избалованная принцесса, которая так и не научилась понимать слово «нет».
– Не твоя забота, – выплевываю я.
Ее тоскливое выражение лица меняется во что-то более темное, и она топает ногой. Карисса чертовски хорошо знает, какую власть имеет надо мной, и я чертовски хорошо знаю, что она не боится этим пользоваться.
Ее отец – единоличный владелец «Гейнсвилльских Пум». Объявить, что его драгоценная девочка – сумасшедший сталкер, будет карьерным самоубийством, и публичное признание этого факта ни к чему не приведет, только сделает из меня посмешище в раздевалке.
– Она здесь с семьей, – говорю я. – На лето.
– Иисус, Зейн. – Карисса прижимает руку к груди. – Ты уже трахнул ее, не так ли?
– Нет.
– Но ты хочешь.
– Моя личная жизнь не твое дело, Карисса, – говорю я.– И, к сведению, Далила меня ненавидит, так что не сходи с ума, потому что траха никогда не случится.
Ну вот. Надеюсь, это заставит отступить Кариссу. Последнее, что мне нужно, чтобы она терроризировала племянницу Рут, втягивая ее в свое безумие.
Карисса смеется, скрестив свои худые руки под искусственными сиськами.
– Ты не настолько тупой, не так ли? Она принесла тебе печенье. Не будь идиотом. Она абсолютно готова трахаться.
– В любом случае, думаю, мы закончили, так что... – Я подгоняю Кариссу, глядя поверх ее плеча на припаркованную на улице «Ауди».
– Зейн. – Она вздыхает, дотрагиваясь до меня, но я отдергиваю руку. – Это несправедливо, что ты так сильно меня ненавидишь.
Я отказываюсь участвовать в ее долбаных трюках еще хоть одну минуту.
– Нужно ли мне обращаться за запретительным ордером?
Я знаю, что моя угроза пуста, но это последняя карта, которую мне осталось разыграть. (Примеч.: судебный запрет на приближение к объекту, его жилью, месту работы или учебы).
– Ты никогда этого не сделаешь. – Карисса вычисляет мой блеф за две секунды.
– Сделаю, если понадобится. – Я делаю шаг, нависая над Кариссой, что вызывает у нее улыбку. И, возможно, я не должен потворствовать ей. Это все равно, что уделять внимание ребенку, бьющемуся в истерике. Я вознаграждаю ее за плохое поведение. Но она должна услышать меня в последний раз. Она должна услышать. – Ты делала успехи, Карисса. Ты была от меня далеко, держась на расстоянии, как я и просил. Зачем ты пришла сюда сегодня?
Она откидывает прядь темных волос через плечо и облизывает изогнутые губы.
– Я уже сказала. Проезжала мимо и увидела, как ты зашел сюда с девушкой. Мне было любопытно. Не вини меня за желание посмотреть на мою замену.
– Тебя не заменили, Карисса. Я никогда не был с тобой. Я никогда не хотел тебя. Ты никогда не была моей, чтобы тебя заменять.
– Извини, я имела в виду замену Мирабель.
В один миг она выбивает почву у меня из-под ног. Мое дыхание становится тяжелым, а в теле происходит борьба.
– Не смей, – я охвачен яростью, – никогда, блядь, произносить при мне ее имя.
К тому времени, когда я перестаю видеть красную пелену перед глазами, дверь захлопывается перед лицом Кариссы, и я оказываюсь в середине холла.
– У тебя там все нормально? – голос Далилы звучит из гостиной.
– Ага, – я кладу руки на бедра, делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоиться, потому что будь я проклят, если позволю кому-то, типа Кариссы, испортить мои планы на Далилу Роузвуд, которая сидит в данный момент в моей гостиной.
– Что это было? – спрашивает она, когда я возвращаюсь.
Я сажусь рядом с ней и вытягиваю руку вдоль спинки двухместного кресла за ее спиной. Требуются все мои силы, чтобы скрыть те пятьдесят тонн взрывчатки, которые циркулируют по моим венам. Однако выразительный темный взгляд Далилы и ее спокойные собранные манеры заставляют меня немного остыть.
– Это, – говорю я, – был мой сталкер.
Далила смеется.
– У тебя есть сталкер? Настоящий преследователь?
Я выдыхаю, закатив глаза.
– Да. Это забавно.
– Она такая милая. Не может быть. – Далила не перестает хихикать.
Рад, что моя личная трагедия может кого-то забавлять.
– Парень преследует девушку – и это попадает в пятичасовые новости. Парня преследует дочь владельца команды – и он просто должен скрывать это или хвастаться, как будто это какой-то долбаный обряд посвящения.
– Каким образом она тебя преследовала?
– Следовала за командой из города в город. Зависала возле раздевалок, использовала липовые пропуска для прессы, чтобы попасть в места, где ее и быть не должно, прокрадывалась в гостиничные номера. Убедила своего папочку дать ей пропуск на все командные вечеринки и мероприятия. Пряталась в кустах возле моего дома, посылала мне жуткие любовные письма, забиралась в мой дом, когда меня не было, подорвала мою личную жизнь… мне продолжать?
– Черт. – Улыбка Далилы давно исчезла.
– Она реально сумасшедшая. Я удивляюсь, что она не отрезала прядь твоих волос, пока ты не видела.
– Сейчас ты просто драматизируешь. – Далила щелкает языком. – Знаешь, она показалась мне довольно милой, несмотря на то, что я не знала всего этого. Мы говорили о том, как вы познакомились.
Я едва не давлюсь.
– Она сказала, что стажировалась в газете, и ей нужно было взять у тебя интервью один на один, – говорит Далила.
– Ага-ага. Нет, это ложь. Все, что говорит эта женщина, является ложью. Не верь тому, что она сказала тебе сегодня.
– Ты даже не знаешь, о чем мы говорили. – Далила шутливо бьет меня по груди.
– Мне не нужно знать. Карисса – лгунья. Она лжет. – Я пожимаю плечами, когда констатирую этот факт. – И я хочу сказать еще одну вещь, прежде чем мы закончим с этим, потому что я не собираюсь сидеть здесь и говорить о женщине, которая превратила мою жизнь в ад за последние три чертовых года.
– Ладно. Какую?
– В следующий раз, когда будешь в моем доме, не открывай дверь и не впускай случайных людей внутрь.
– Ты не думаешь, что немножко опережаешь события?
Я чешу свой лоб, приподняв брови.
– Что я опережаю?
– То, что я буду здесь постоянным явлением. – Далила отодвигается подальше и кладет согнутый локоть на подлокотник кресла.
– Потому что ты живешь здесь всего пару дней и уже не можешь держаться от меня в стороне.
Далила закатывает глаза, стараясь не улыбаться.
– Не обольщайся, де ла Круз. Я пришла сюда с печеньем только для того, чтобы предложить мир, а не потому, что мне нравится натыкаться на тебя по всему Лагуна-Палмс.
Де ла Круз.
О, она уже потеплела ко мне.
– Не веди себя так, словно тебе это не нравится, – дразню я.
Далила прищуривает глаза и морщит нос. Она ужасно притворяется, что рассержена на меня, но я не говорю это, потому что она так охренительно классно выглядит, когда злится.
– Я с нетерпением жду этого… если честно, – говорю я.
Наши взгляды встречаются.
Выражение ее лица становится мягче, губы шевелятся, но она ничего не говорит.
Бум.
Вот как это делается.
– Я просто хочу, чтобы мы поладили. – Теперь ее просьба звучит мягче. – Я не хочу тратить лето на беспокойство о пятидесяти тысячах способов избегать тебя каждый раз, когда выхожу на улицу.
– Тогда не надо. Не избегай меня. Прими это как неизбежное.
Далила упирается подбородком в ладонь, и изучает меня.
– Смею спросить, что ты думаешь об этом?
– Мне действительно нужно это озвучить? Разве это не очевидно?
Далила тяжело дышит.
– Определенно нет, иначе я бы не стала спрашивать.
– Ты хочешь трахнуть меня.
Я не могу удержаться от усмешки от уха до уха, как высокомерный мудак, потому что знаю, что попал в яблочко.
Это произойдет.
Далила будет облизывать губы, краснеть и вести себя нерешительно, а потом я перейду к последнему удару.
К черту приказы тренера.
Я могу нарушить правила только один раз.
Только для нее.
– Иди к черту! – Далила встает, бросает мне в лицо диванную подушку и несется к двери.
Дверь захлопывается, и я наблюдаю из кресла в гостиной, как Далила идет к дому Рут.
Глава 7
Далила
Мое сердце колотится в ушах, заглушая мысли, а ноги несут меня по тротуару быстрыми решительными шагами. Хорошо, что агент и покупатель уже ушли, потому что мне нужно попасть в дом Рут и хорошенько подумать над тем, почему, черт возьми, я выбежала от Зейна, напуганная до чертиков, потому что все, что сказал Зейн – правда.
Я хочу трахнуть его.
Очень сильно.
Я хочу трахнуть Зейна де ла Круза так сильно, что это пугает меня.
И я даже не осознавала этого, пока Зейн просто не произнес это.
Мое тело говорило: «Да! Трахни меня прямо здесь и сейчас! И пока делаешь это, шлепай меня по заднице, удерживая за волосы». А голова говорила: «Точно нет! Этот парень – мудак, немедленно убирайся из его дома, если не хочешь стать еще одним из многочисленных завоеваний Зейна де ла Круза».
Мой защитный механизм сработал, и я убежала, а теперь стою у двери Рут снова и снова, безуспешно вводя код на панели системы безопасности и видя красный цвет индикатора вместо зеленого.
Зейн – противоположность тому типу людей, к которым я обычно тянусь. Знаю, что он может разбить мое сердце ровно за две секунды, если я слишком увлекусь любой возможностью физического контакта, который он мог бы предоставить.
И Рут.
Черт.
Рут была бы так расстроена из-за меня. И она в буквальном смысле отрубит ему яйца. И я не хочу за это нести ответственность.
Я набираю код, на этот раз медленнее, нажимая на клавиши сильнее, и терпеливо выдерживая паузы между вводом каждой цифры.
Зеленый свет.
Слава Богу.
Меня приветствует порыв холодного воздуха, тишина и громкие мысли.
Захожу в свою комнату, падаю на кровать и хватаю книгу в слабой попытке отвлечься от всего, что только что произошло. Мои глаза нацелены на слова, пальцы касаются плотной бумаги, но это бесполезно, потому что в своей голове я все еще нахожусь в соседнем доме и мысленно прокручиваю свой разговор с Зейном.
Я захлопываю книгу, отбрасываю ее в сторону и беру в руки подушку.
Может быть, мне нужно вздремнуть.
Если я буду спать, то не смогу думать о Зейне.
А если не смогу думать о нем, то я не буду думать о том, каково это – заниматься с ним сексом.
Используя метод, который изучила в аспирантуре, я успокаиваю свои мысли с помощью простых дыхательных упражнений и пытаюсь представить свой разум белым холстом. Любые мысли, которые появляются на нем, уносит прочь легкий ветерок.
Мысленно я повторяю свою мантру: «Успокойся. Сосредоточься».
И это работает…
…недолго.
Самодовольная ухмылка Зейна с ямочками на щеках заполняет мой разум, и я не могу перестать представлять, как его белые зубы оттеняют его мускулистую загорелую кожу и глаза цвета меда.
Зейн восхитительно сексуален. Он вызывает во мне желание распустить волосы из моего идеально закрученного узла, сорвать одежду и предложить ему себя, как будто я отчаянная глупая красотка, которая вышвырнула осторожность за дверь, обнаружив, что ее трахает глазами в гостиной легенда НФЛ.
Вау, полегче, подруга. Я вижу себя в зеркале напротив своей кровати и едва узнаю. Моя грудь быстро поднимается и опускается, губы припухли от тех укусов, которыми я их подвергла, а волосы растрепались и теперь падают прядями вокруг моего лица.
И мое тело. Мое тело… Горит.
Теперь понимаю. Я понимаю, почему девушки бросаются на этих мужчин. Это все мышцы и тестостерон. Можно свести это к основной человеческой природе и генетике. Проще говоря, мы существа, которые рождены для того, чтобы производить потомство, а такие люди, как Зейн – здоровые и привлекательные мужчины, – имеют тенденцию разжигать гормональное безумие в нашем обезьяньем мозге; особенно, когда цикл женщины приближается к своему пику, потому что хорошее здоровье подразумевает плодородие.
Перекатываясь на спину, я улыбаюсь.
Надо же!
Я только что объяснила всю эту чушь элементарной наукой.
Я не сумасшедшая. Я просто женщина во власти своих невероятно взбесившихся гормонов. Мое тело запрограммировано реагировать подобным образом на любого мужчину, похожего на Зейна.
Образ мокрых плавок, облегающих большую выпуклость в бассейне на прошлой недели, всплывает в моем мозгу, и я не могу не думать о том, насколько он большой там, внизу. Очевидно, под тканью скрывается нечто внушительное…
Скользнув рукой под пояс леггинсов и, крепко зажмурив глаза, я прикусываю губу и делаю то, чего раньше никогда не делала – фантазирую о том, кого действительно знаю.
В другое время обычно это некий воображаемый сексуальный парень, не существующий в этой вселенной, но чудесным образом удовлетворяющий все мои физические и умственные потребности, потому что ум – самый большой половой орган женщины.
Я провожу пальцем между скользкими складками, направляю его вниз и проникаю глубоко внутрь себя с таким отчаянием, которого никогда не испытывала до сих пор. Бедра дрожат, клитор набухает, и движения моих рук пробуждают к жизни каждую частичку меня.
Это чувствуется потрясающе, но чего-то не хватает.
Я располагаюсь в центре кровати, сосредотачиваясь, концентрируясь на удовольствии, пока мои пальцы заняты работой. Прикусив зубами нижнюю губу, я становлюсь ближе с каждым лихорадочным мгновением.
По…чти…
И… замираю, когда слышу звонок в дверь. Спрыгнув с кровати, я натягиваю штаны, разглаживаю рубашку и мчусь прямиком к двери.
– Привет, Зейн. – Я краснею.
На пороге дома Рут стоит Зейн. И краснею еще больше. Мои щеки горят жарче, чем полуденное солнце Флориды.
Он протягивает руку, сжимая мой телефон.
– Ты забыла.
– О… Спасибо. Я действительно ценю это. – Ох, а не могла бы я говорить не так официально?
На экране отображается текст сообщения от тети Рут:
Буду поздно ночью. Мы с девочками доберемся на такси. Не жди!
Я качаю головой, широко улыбаясь, и закрываю сообщение. Социальная жизнь тети Рут более захватывающая, чем моя, и я не знаю, смеяться мне или плакать по этому поводу.
– Что смешного? – Зейн изучает мою улыбку, как будто она редкая и завораживающая.
– Ничего. – Я убираю телефон за спину. – Тетя Рут сегодня вечером будет танцевать польку со своими друзьями. Я просто нашла это забавным.
– Забавно, потому что ей семьдесят пять лет, или забавно, потому что тебе – треть ее возраста, а ты сидишь дома, ничего не делая, в то время как она развлекается?
– Это вечер вторника, – издеваюсь я. – Не надо на меня наезжать за то, что я осталась дома во вторник вечером.
– Что происходит в этот день? Я не в курсе событий в межсезонье. – Зейн чешет свой левый висок.
– Это должно произвести на меня впечатление?
Уголки его губ приподнимаются.
– Я бы мог многое сделать, чтобы произвести на тебя впечатление, Далила, если бы захотел. Но не думаю, что ты справишься с этим, поэтому я пощажу тебя.
– Пожалуйста. – Я закатываю глаза.
– Почему ты так раскраснелась? – Зейн прижимает к моей щеке ладонь, но я отталкиваю ее. – Ты заболела?
У меня отвисает челюсть, и я не знаю, что ответить. Я плохая лгунья. Всегда была.
– Что ты делала, когда я постучал? – спрашивает он.
– Ты позвонил в дверь.
– Нет, сначала я постучал. Несколько раз. И я знал, что ты дома, поэтому продолжил стучать. А потом, когда я позвонил в дверь, ты вылетела сюда, выглядя растерянной.
– Внутри жарко, – лгу я. Ужас. – Наверное, кондиционер сломался.
Зейн смотрит через мое плечо на полуоткрытую входную дверь, где наружу просачиваются потоки холодного воздуха и окутывают нас на ступеньках.
– Ты плохая лгунья, Далила. – Зейн проходит мимо меня и оказывает в доме Рут.
– Что ты делаешь? – Я иду за ним. – Ты не можешь просто войти сюда. Если кто-нибудь скажет Рут, что ты был в ее доме, у нее будет истерика.
– Не беспокойся о Рут. Она будет поздно, верно? Никто не видел, как я вошел. Все нормально.
Зейн прямиком идет на кухню и открывает потайную дверь кладовой рядом с холодильником.
– Что ты делаешь теперь? – спрашиваю я. – И откуда знаешь дорогу на кухню Рут?
– Когда перестраивалось здание клуба, Рут проводила здесь все собрания ассоциации домовладельцев, – поясняет он. – И до того, как она решила возненавидеть меня, я приходил и помогал ей с содержанием дома. Делал то, что она не могла сделать. Вешал шторы. Передвигал мебель. Все в этом роде. Я знаю каждый сантиметр этого дома.
– Да? Я этого не знала. – Я слежу, как Зейн вытаскивает пачку печенья с написанной от руки этикеткой, которую я не могу разобрать. – Рут вовсе не ненавидит тебя. Что это?
– Пастичотто, – говорит Зейн с испанским акцентом, сунув одно в рот. Он жует, затем слизывает сахарную пудру с пальцев. – Печенье из Испании. Моя бабушка делала такое в детстве, и Рут всегда держит их в своей кладовой. Она заказывает их в европейской пекарне в Нью-Йорке. И платит хорошие деньги, чтобы его доставляли свежим. Хочешь одно?
Я отрицательно качаю головой.
– Почему бы тебе не заказать их для себя?
– Я и заказываю. Мы оба получаем их первого числа каждого месяца. Я уже съел свое. – Зейн улыбается мальчишеской улыбкой и кладет пачку обратно. – Ты многое теряешь.
– Тебе пора, – говорю я.
– Почему? У тебя внезапно наметилось свидание? – усмехается он, и я замечаю на его щеке налет сахарной пудры, который я почти готова слизать.
Но, конечно, я бы никогда этого не сделала.
– У меня есть дела, – говорю я.
– Подобные тем, какими ты занималась до моего прихода?
– Не беспокойся об этом. – Я приподнимаю брови и указываю на прихожую. – Уверена, что тебе есть куда пойти и кого побеспокоить, так что…
– На самом деле, сегодня вечером я совершенно свободен. – Зейн складывает руки за голову и идет к двери.
Я закатываю глаза, когда он не видит.
– Я уверена, что ты найдешь способ заполнить этот пробел.
– Хочешь потусоваться? – Его вопрос кажется серьезным, судя по отсутствию ухмылки на лице или огонька в глазах.
Я указываю на себя.
– Хочу ли я… Хочу ли я потусоваться? Сегодня вечером? С тобой?
– Хорошо, позволь мне перефразировать, – говорит он, подходя ближе. – Ты зависнешь со мной сегодня ночью?
Я смеюсь.
– Хорошая попытка, де ла Круз. Боюсь, я не буду этого делать.
Внутри меня все приходит в волнение, что-то зажигается и губы начинают изгибаться в широкую улыбку.
Я не узнаю себя сейчас. Кто эта женщина, позволяющая себе быть очарованной профессиональным соблазнителем?
– Перестань быть такой чертовски упрямой. – Зейн понижает голос, взгляд настолько напряжен, что я не могу отвести свой взгляд. И, возможно, не хочу. – Мы можем посмотреть фильм. Может, закажем пиццу. Черт. Я не знаю. Что ты любишь делать?
Я наклоняю голову и разглядываю его лицо.
– Почему ты хочешь тусоваться со мной?
– Слушай, я чувствую себя виноватым. За то, что заставил тебя чувствовать себя некомфортно. Конечно, черт возьми, я не ожидал, что ты убежишь. – Зейн издает смешок. Один раз. – Я думал, что такая девушка, как ты, привыкла к подкатывающим мужчинам. Полагаю, такое бывает довольно часто. Не думал, что когда-нибудь испугаю женщину.
– Я не испугалась, – говорю я. И его лесть работает.
Вроде бы.
Черт его подери.
– Хорошо, испугал, разозлил, что угодно. – Он поднимает руку.
– Там, откуда я приехала, мужчины так себя не ведут. Ни один мужчина в Рикстон Фоллс никогда не скажет женщине, что ему кажется, будто она хочет его трахнуть.
– Это в штате Нью-Йорк, верно? – спрашивает он.
Я киваю.
– Тогда я позволю себе не согласиться с тобой по этому вопросу. Я знаю много придурков с севера.
– Они, вероятно, из города. Небольшие городки севернее менее… прогрессивные, когда дело доходит до такого рода вещей.
– Это многое объясняет. – Зейн подставляет большой палец под подбородок и пристально на меня смотрит. – Ты девушка из маленького городка. Я городской парень. Мы говорим на разных языках. Может быть, это наша проблема.
Я смеюсь.
– Не думаю, что это наша проблема. Вовсе нет. Хотя, это мило.
Он морщит нос.
– Мило? Боже. Никогда не называй меня так. Иисус, Далила, я из Чикаго. Вырос на улицах Саут-Сайда. Мужчины не милые. Ты заставишь меня потерять мой уличный авторитет, если продолжишь называть меня так. Кстати, я тяжело работал, зарабатывая его.
– Уличный авторитет? Ага. Не думаю, что он тебе нужен в Лагуна Палмс. Твой уличный авторитет здесь не пригодится. – Я слегка хлопаю его по руке. – Кстати, я учусь в колледже Чикаго.
– Рут мне говорила.
Ну, конечно, она это сделала.
Зейн фокусируется на мне, его улыбка исчезает.
– Кажется, каждый раз, когда делаем шаг вперед, мы возвращаемся на пять шагов назад.
Я смеюсь.
– Ага.
– Как ты думаешь, почему так, док? Проанализируй это.
Подняв палец, я не могу удержаться от желания исправить его.
– Я буду лицензированным социальным работником, а не психологом или психиатром. Не доктором.
Зейн закатывает свои медового цвета глаза.
– Какая разница? Просто ответь на этот чертов вопрос. Почему нам так чертовски трудно дружить больше пяти минут?
Он так близко, что я чувствую запах его одеколона. Чувственный. Опьяняющий.
Это заставляет меня задуматься о том, как будет ощущаться его кожа, когда его теплое тело будет тереться о мое, каково это будет чувствовать себя прижатой его телом, запутанной в простынях, с его руками в моих волосах.
Я трясу головой, приходя в себя.
– Потому что у нас разные приоритеты.
– Да? И какие у меня?
– Трахнуть девушку, живущую по соседству.
– А твои?
– Не трахаться с парнем, живущим по соседству.
Зейн рукой обхватывает мою талию и притягивает меня к себе. Мое сердце бьется так быстро, что уверена – оно вот-вот лопнет у меня в груди.
– Будет ли это худшим, что может случиться с тобой этим летом? – Мятное дыхание касается моих губ. – Позволь мне сопроводить тебя в постель.
– Сопроводить меня в постель? Что, ты вдруг стал джентльменом?
– Хорошо. Трахнуть меня будет худшим, что произойдет с тобой этим летом?
– Возможно.
– Очень плохо. – Зейн наклоняет голову набок. – Потому что, думаю, это было бы чертовски охренительно.
Мои губы инстинктивно раскрываются, молчаливо умоляя Зейна поцеловать меня, несмотря на мое упорное сопротивление. Он уже двумя руками обхватывает мою талию и прижимает меня к себе прямо в центре холла великой тети Рут.
– Это лето я запомню на всю жизнь. Это, блин, точно, – добавляет он.
У тети Рут случился бы сердечный приступ, если бы она увидела сейчас этого бунтаря-футболиста, стоящего здесь и держащего свои грязные лапы на тех моих местах, которые, очевидно, ему не принадлежат.
