Текст книги "Незнакомец из-за моря (ЛП)"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)
Глава вторая
I
Ночь тянулась медленно, и они урывками дремали, продолжая иногда обмениваться случайными фразами, остротами и воспоминаниями. Ближе к рассвету они стали серьезней и заговорили о себе, о Корнуолле, о Полдарках.
Джеффри Чарльз тяжело воспринял смерть матери. Росс помнил, как однажды в Лондоне молодой человек явился к нему, побледневший и серьезный, и сказал, что эта потеря изменила его планы на будущее. Он больше не собирался поступать в Оксфорд, и его не интересовала жизнь обедневшего сквайра на юго-западной окраине Англии. Он больше не собирался жить под опекой ненавистного отчима, на что и раньше соглашался только ради матери, которую глубоко любил. Но без нее все изменилось. Джеффри Чарльз хотел найти собственное место в жизни и не желал просить одолжений у сэра Джорджа Уорлеггана.
Он мечтал как можно скорее покинуть Харроу и поступить кадетом в Королевский военный колледж в Марлоу. Росс пытался его переубедить. Из собственного опыта службы в армии он прекрасно знал, как тяжело там молодому человеку, не имеющему капитала или влияния. К тому же Джеффри Чарльз привык жить на широкую ногу, и Росс считал, что армейская жизнь окажется слишком тяжелой для племянника. И хотя три года в Харроу закалили молодого человека, он был слишком изнежен и избалован матерью в юности, и это до сих пор сказывалось.
Но ничто не могло поколебать решения Джеффри. Россу казалось, что в первую очередь Джеффри Чарльз желал уехать подальше от Корнуолла и связанных с ним воспоминаний. Ему хотелось отогнать их подальше, а неприязнь к приемному отцу стала лишь поводом. И Джеффри Чарльз настоял на своем. Россу пришлось вести долгую переписку с Джорджем – дело непростое, но им все же удалось избежать личной встречи. Джордж проявил некоторую щедрость, предложив пасынку двести фунтов в год, пока тому не исполнится двадцать один, а после этого увеличить сумму до пятисот фунтов. Джеффри Чарльз собирался отказаться, но Росс заставил его принять (пусть и с неохотой) это предложение.
– Я думаю не только о себе, – сказал Росс, – хотя чем больше ты получишь от него, тем меньше тебе потребуется от меня. Но Джордж кое-что должен твоей матери и твоему отцу, так что чуть-чуть разорив его, ты восстановишь элементарную справедливость.
– Чтобы облегчить его совесть?
– Понятия не имею, насколько будет облегчена или cмущена его совесть. Как я уже сказал, приняв эти деньги, ты восстановишь справедливость. Если это облегчит его совесть, буду рад за неё. Но в большей степени это равноправное соглашение между всеми нами. Оно наверняка бы порадовало твою мать.
– Если ты так считаешь, дядя Росс, думаю, лучше будет согласиться.
Так что в этот горький – горький во всех смыслах – февраль 1800 года Джеффри Чарльз как нельзя вовремя воспрянул духом. Он воспринял новую жизнь с надеждой, даже в год хрупкого Амьенского мира, хотя ежегодное содержание от Джорджа, увеличившееся к 1805 году, не избавило его от долгов, так что Росс дважды выкупал векселя, спасая племянника от долговой тюрьмы – последний раз на сумму в тысячу фунтов. Однако это не ухудшило их отношений.
Джеффри Чарльз зевнул и вытащил часы, пытаясь рассмотреть время в тусклом свете звезд.
– Около четырех, я думаю. Через несколько минут должен вернуться Дженкинс с кружкой чего-нибудь горячего. Мы должны позавтракать до рассвета. Подозреваю, французы атакуют с первыми лучами солнца. Перед этим я хочу представить тебя нескольким друзьям.
– Я не очень-то выгляжу в штатском.
– Я часто рассказывал о тебе моим лучшим друзьям, Андерсону и Дэвису. Знаешь, ты стал тут кем-то вроде героя.
– Какая глупость.
– Ну, судя по письмам из Англии, твое имя всегда на слуху.
– Письмам от кого?
– Неважно. Кстати, ты мало что рассказывал о Корнуолле.
– А ты и не спрашивал.
– Это не из-за отсутствия интереса, просто когда вокруг постоянно проносится смерть, приступ ностальгии – не лучшая вещь.
– Лучше расскажи о Веллингтоне.
– А что ты хочешь узнать кроме того, что уже знаешь? Он бесчувственный человек, но великолепный лидер, и, как по мне, замечательный солдат.
– Не вся Англия так считает.
– И не все солдаты. Даже здесь достаточно вигов, даже не надеющихся победить Наполеона, и после каждого отступления они кивают с таким видом, будто заявляют: «Мы же говорили!»
– Англичане, – заметил Росс, – устали от затянувшейся войны. На севере неспокойно, в центральной Англии тоже не все благополучно. Правительство не меньше думает о том, как не допустить революции на родине, чем о разгроме Франции.
– Англичане, – возразил Джеффри Чарльз, – все чаще заставляют меня исходить желчью. После возвращения из Ла-Коруньи на нас смотрели, как на предателей, словно мы подвели страну или сбежали. Говорили о Джоне Муре с таким презрением, будто он был растяпой и слабаком! А если бы он не погиб, его бы отдали под трибунал!
– Многие теперь об этом спорят, – ответил Росс. Поражение всегда непопулярно, а чтобы разобраться во всех обстоятельствах, нужно время.
– Твои соратники просиживают толстые задницы в парламенте. Пинтами лакают портвейн, перемещаются на портшезах с одного изысканного вечера на другой и отдают невыполнимый приказ нашему лучшему генералу. А когда тот погибает, пытаясь его исполнить, вскакивают с места – наконец-то у них есть силы подняться – и громогласно обвиняют его в некомпетентности, при этом восхищаясь превосходным военным мастерством французов!
– Говорят, Сульт [5]5
Николя Жан де Дьё Сульт (1769—1851) – маршал Империи. Участник революционных и наполеоновских войн. В 1808—1814 годах (с небольшим перерывом) командовал армией в Испании, откуда совершил поход в Португалию, а затем вынужден был отступить в Южную Францию.
[Закрыть] хочет поставить ему памятник в Ла-Корунье.
– Разумеется, один военный командир отдает дань уважения другому! Этим актом любезности они намекают, что Англия не может установить собственный памятник, раз уж он умер разгромленным, а не победителем, как Нельсон.
Росс промолчал. Сын его старого друга и кузена Фрэнсиса, распутника и неудачника, которого он все равно искренне любил, и женщины, которую он тоже любил, вырос. И со времени их последней встречи племянник изменился и душой, и телом. Росс всегда относился к Джеффри Чарльзу теплее, чем просто к родственнику. И эта привязанность только усилилась и окрепла за эту встречу: манерой разговора тот напоминал Фрэнсиса, но суждения племянника куда больше походили на его собственные.
– А Веллингтон, – вернулся к разговору он, – тоже настроен против Мура?
Молодой капитан Полдарк с раздражением потер шрам на подбородке.
– Старый Дуэро – великий человек, и войска пойдут за ним куда угодно. Но Мура мы любили.
Прибыл денщик с еще одной кружкой дымящегося кофе.
– Что ж, пока мы в настроении, расскажи о Корнуолле. Говоришь, моя обожаемая тетушка в добром здравии?
– В целом да. Иногда к вечеру у нее затуманивается зрение, но это проходит, если она пару часов полежит.
– Что она делает с большой неохотой.
– Чего она никогда не делает по собственной воле. Что до детей, то Джереми теперь всего на дюйм ниже меня, но похоже, уже больше не вырастет. Когда ты видел его в последний раз?
– После Ла-Коруньи я не приезжал в Корнуолл. Я так кипел злостью из-за того, что на наше отступление и на генерала Мура будут смотреть подобным образом, а потому отказался от мысли поехать домой и оправдываться за то, что, в сущности, не нуждается в оправданиях... Выходит, я видел его четыре года назад на похоронах дедушки. Наверное, Джереми было около пятнадцати. Он был одного роста со мной, только еще худее.
– Это по-прежнему так.
– А какие у него склонности и планы на жизнь?
– Кажется, у него нет никакого желания участвовать в военных действиях, – сухо ответил Росс.
– Я его не виню. У него есть мать, отец, сестры и замечательный дом. Надеюсь, ты на него не слишком давишь.
– Если война будет продолжаться, нам всем придется принять в ней участие.
– Всеобщая воинская повинность, как у французов? Надеюсь, до этого дело не дойдет. Но уж лучше так, чем сдаться Наполеону после стольких лет!
Росс обхватил кружку ладонями, чтобы их согреть, пар приятно овевал лицо. В зарослях что-то зашуршало, и Джеффри Чарльз на мгновение задержал взгляд на кустах:
– Вокруг полно ядовитых тварей, – сказал он. – Змеи, скорпионы... Если мы станем вести с Наполеоном переговоры, получится как в прошлый раз – очередное перемирие даст ему возможность собраться с силами, и мы уступим ему колонии. Мне известно, что этой кампанией недовольны, но она очень важна. Разве не так? Тебе следовало бы знать. Правительство так слабо, что просто теряешь к нему доверие. Вот бы Питт вернулся!
– Думаю, это правительство продержится, пока жив старый король.
– Ещё одна беда. Ему за семьдесят, и говорят, недавно он заболел.
Вдалеке, со стороны французского лагеря, послышался похожий на шипение гремучей змеи рокот барабанов.
– А что насчет Клоуэнс? – спросил Джеффри Чарльз, забеспокоившись, что времени остаётся всё меньше. – И ваша младшенькая, крошка Изабелла-Роуз?
– Не такая уж и крошка. Обе повзрослели. Клоуэнс почти семнадцать, она наконец-то похорошела. Белле восемь, она худенькая и милая. Совсем не похожа на Клоуэнс, та в её возрасте была непоседой, как мальчишка. Да такой и осталась.
– Должно быть, вся в мать.
– Это точно, – ответил Росс.
– А Дрейк и Морвенна?
– У них всё хорошо. Хотя я их уже целый год не видел. Они всё ещё в Лоо, управляют моей корабельной верфью.
– Отослать их – хорошая идея, я тебе за это очень признателен. С Тренвитом связано слишком много воспоминаний. Боже мой, подумать только, а я когда-то хотел поселиться в Тренвите, стать сельским сквайром и нанять Дрейка управляющим!
– Что ж, первое ты ещё вполне можешь сделать, если война когда-нибудь закончится.
– Надо утихомирить этого корсиканца, дядя. Страшно подумать, что ему только сорок. Вечная проблема – гений, не важно, злой или добрый, проявляется рано. У них есть ещё дети?
– У кого, у Дрейка с Морвенной? Нет, только одна дочь.
В темноте, минуя спящих солдат, торопливо пробирался посыльный. Он прошёл совсем рядом и нырнул в стоящую в пятидесяти ярдах палатку.
– Наверное, депеша для Кроуферда, – предположил Джеффри Чарльз. – Полагаю, теперь нам придётся прервать отдых. Барабанная дробь в долине становится громче.
– У меня не слишком много патронов, – сказал Росс. – Но я могу драться хоть дубиной. Не рассчитывал много стрелять, а сейчас, похоже, придётся.
– Я велю Дженкинсу выдать тебе пули. У нас таких нет, но 95-й полк поблизости. Благодарение Богу, нам хватает запасных кремней и тому подобного. И ядер для орудий хватает. – Джеффри Чарльз сел и помял сапог в том месте, где нога начала затекать. – И уж коли мы заговорили про пули, возможно, мне следует осведомиться о здоровье того, кто, безусловно, заслуживает ее получить, хотя так бережёт себя, что никогда не отправился бы воевать... Разумеется, я про моего отчима Джорджа.
Росс замялся.
– За последнее время я его встречал всего пару раз в Палате, но мы сторонимся друг друга, да оно и к лучшему. В Корнуолле мы тоже нечасто видимся. Но надеюсь, с нашим конфликтом покончено.
– Я не видел его с 1806-го, когда умер дед. Помнится, в тот день я и Джереми в последний раз видел. Сырой туманный день, как раз подходящий для поминок. Джордж тогда выглядел измученным и постаревшим – раньше времени, пожалуй.
– Он тяжело переживал смерть твоей матери, Джеффри.
– Да, не сомневаюсь.
– Как и все мы. Ты же знаешь, как я... я её очень любил.
– Да, это я всегда знал.
– Мы редко виделись с тех пор, как она стала миссис Уорлегган, но её уход стал для меня огромной утратой. Она умерла такой молодой, мне её очень не хватает. Как и тебе, насколько я знаю. Но Джордж меня удивил. После всего, что случилось в прошлом, я всегда относился к нему с неприязнью, но его горе и скорбь после смерти твоей матери оказались для меня неожиданностью. Возможно, с тех пор я больше никогда не стану плохо о нем думать.
– Что ж... По крайней мере, он не женился снова.
– Должен сказать, – ответил Росс, – что после смерти миссис Чайновет Тренвит впал в запустение. Как ты знаешь, после смерти твоей матери Джордж переселился в поместье родителей, в Кардью, но держал в Тренвите небольшой штат прислуги для твоих деда и бабки. Он посещал их не чаще раза в месяц, только чтобы убедиться, всё ли в порядке. Наверное, и после смерти твоей бабушки ничего не изменилось. Но когда не стало мистера Чайновета, Джордж фактически закрыл дом. Новую мебель, которую он покупал в девяностые, перевезли в Кардью, прислугу уволили, большая часть парка заросла. В коттедже живут братья Харри, они вроде по мере сил присматривают за домом и поместьем. Может, и жена Гарри Харри что-то делает по дому, но это всё.
– А Джордж никогда там не бывает?
– Думаю, он бы не был Джорджем, если бы никогда не приезжал. Говорят, он там появляется время от времени – убедиться, что Харри не совсем уж бездельничают, но вряд ли чаще, чем раз в три месяца.
Джеффри Чарльз помедлил с ответом. Звёзды в небе появлялись и снова исчезали за летящими лёгкими облаками.
– Полагаю, по закону этот дом теперь мой.
– Да... Вернее, будет, когда ты вернёшься и заявишь на него права. Разумеется, я виноват, что не следил за состоянием дома пристальнее, но в прошлом моё внимание к поместью частенько приводило к серьёзным проблемам между мной и Джорджем. Когда там жили люди, которые меня волновали – твоя двоюродная бабушка Агата или твоя мать, ты или Дрейк – я чувствовал себя обязанным вмешиваться. Но когда речь только о доме...
– Понимаю.
– Заборы, которые поставил Джордж, по большей части не существуют – либо развалились от старости, либо деревенские растащили на дрова. Но в целом, думаю, мало кто покушался на твое имущество. Местные жители побаиваются забияк Харри, а возможно, понимают, что со временем в доме снова поселятся Полдарки, и поэтому стараются не причинять вреда. Но дом в плохом состоянии. Не так давно Клоуэнс проверяла.
– Клоуэнс? Зачем ей это понадобилось?
– Это в её характере. Я в то время был дома и отругал девчонку за такой риск – её могли схватить за нарушение прав собственности. Но, думаю, я мог бы и не тратить слова понапрасну. Разумеется, она огорчилась тем, что я расстроен, и поняла причину. Но у неё есть склонность к спонтанным поступкам, она повинуется больше чутью, чем разуму...
– Как мать?
– Да, но не совсем так. У всех поступков Демельзы – а она, конечно, всегда была упрямой, и сейчас такая же! – обязательно есть веская и серьёзная причина, хотя в прежние времена я далеко не всегда с этими причинами или суждениями мог согласиться. Клоуэнс в этом отношении гораздо более своенравна, чем Демельза, её поступки часто кажутся случайными порывами. У неё не было никакого повода отправляться в Тренвит, просто пришло в голову посмотреть на дом – она и поехала.
– Хорошо, что её хотя бы не поймали.
– К сожалению, – сказал Росс, – именно так Клоуэнс и оправдывалась: «Но папа, никто меня не видел». «А могли увидеть, – сказал я, – и тогда случились бы неприятности, тебя могли обидеть». «Но ведь обошлось же, папа, разве нет?» И как спорить с такой девчонкой?
В темноте Джеффри Чарльз улыбнулся.
– Я очень ценю твое беспокойство, дядя. Если когда-нибудь вернусь с войны или мне предоставят достаточно долгий отпуск, я избавлюсь от этих двух Харри, и Клоуэнс сможет бродить по Тренвиту сколько пожелает... Она сказала, дом в плохом состоянии?
– Нельзя забросить дом на четыре года, особенно в корнуольском климате, чтобы он не пришёл в запустение. Разумеется...
– Что ты хотел сказать?
– Кроме того, после смерти твоей матери на дом тратили совсем мало. При жизни деда и бабки Джордж хоть с минимальными расходами, но поддерживал дом. Поэтому в каком-то смысле имением пренебрегали десять лет, а не четыре.
– Значит, пора мне вернуться домой.
– Пора. Но сейчас ты должен находиться здесь. Если мы с нашими небольшими ресурсами сумеем объединиться с испанцами и португальцами и устоим, это отнимет у Наполеона много сил. Даже его резервы не безграничны. Это важное испытание на прочность и выносливость. Можешь представить, что Клоуэнс даже не помнит время, когда мы не воевали с Францией? За исключением одного недолгого перемирия. Неудивительно, что все так устали от войны.
– Устали, но не пали духом.
Похоже, туман в долине сгущался. Если он не рассеется до рассвета, это может сильно помочь атакующей стороне.
– Послушай, Джеффри Чарльз, наша неожиданная встреча ясно показала, что моё пренебрежение твоими делами...
– О, пустяки.
– Вовсе нет. Я очень виноват. Почти тридцать лет назад со мной приключилось нечто подобное. Мне тогда было двадцать три, я вернулся с войны в Америке. Моя мать скончалась лет за двенадцать до того, а отец – незадолго до моего возвращения. Он болел, а из прислуги у него оставались только Пэйнтеры. Можешь представить, как скверно они за ним ухаживали. Твой дед, Чарльз Полдарк, тоже не слишком хорошо ладил с братом и редко заезжал его навестить... Я не желаю тебе по возвращении домой оказаться среди подобного хаоса и разорения, как это случилось со мной.
– Постой, – сказал Джеффри Чарльз, – вон Дженкинс. Надо поручить ему снабдить тебя боеприпасами. Позволь взглянуть на твою винтовку. – Молодой человек внимательно осмотрел оружие. – Хорошее оружие, капитан. Уверен, ты приобрел его не в Порту.
– Нет, капитан, не в Порту.
– Что это за винтовка?
– Нарезной карабин с ударно-кремнёвым замком Генриха Нока. Как видишь, шомпол установлен под прикладом, чтобы удобнее было его вытаскивать и перезаряжать.
Джеффри Чарльз нахмурился, глядя в туман.
– Некоторые стрелковые подразделения получили винтовки Бейкера. Мы – пока нет. У нас старые ружья сухопутного образца. Нам хватает.
Некоторое время оба молчали.
– На войне в Америке тридцать лет назад был такой человек по имени Фергюсон, капитан Фергюсон. В семидесятых годах он изобрел казнозарядную винтовку. Из нее можно делать по шесть выстрелов в минуту при любой погоде. Огромный успех... Но он погиб вскоре после моего приезда. Я пользовался такой винтовкой. Великолепное оружие. Но после его гибели никто не стал этим заниматься. Никто не заинтересовался.
– От армии только такого и можно ожидать, – согласился Джеффри Чарльз. Он унёс винтовку Росса и вскоре вернулся с ней обратно.
– Обо всем позаботились. Завтрак через десять минут. Потом я познакомлю тебя с друзьями.
– Кстати...
– Что такое?
– Насчёт твоего отчима. Ты сказал, он не женился во второй раз.
– Да. А разве не так?
– Так. Но вскоре после отъезда я получил письмо от Демельзы. Она писала, что в графстве ходят слухи, будто Джордж проявляет интерес к одной даме.
– Mon dieu! Кто же она?
– К сожалению, имя я забыл. Я с ней незнаком. Харриет... как-то там. Леди Харриет как-то там.
– Вот как, – многозначительно протянул Джеффри Чарльз, – это можно понять, – он шаркнул носком сапога по земле. – Полагаю, мне не следует на него обижаться. Мама сама его выбрала. И хотя их совместную жизнь безоблачной не назовёшь – всякое бывало, думаю, она по-своему его любила. Так что, если теперь, в его-то годы – сколько ему, пятьдесят один? – он снова женится, я могу сказать лишь одно: надеюсь, его второй брак станет таким же счастливым.
– Как прежде не будет никогда, – сказал Росс.
Спустя несколько минут их позвали завтракать – по ломтику солонины каждому, немного крошащихся сухарей (возможно, с долгоносиками, хоть их и не разглядеть), по чарке рома. Росс познакомился с друзьями Джеффри Чарльза. Они казались беззаботными, шутили, негромко смеялись, в них чувствовался азарт и готовность к предстоящей схватке. Росса почтительно приветствовали, а когда узнали о его нежелании оставаться только наблюдателем, уважение к нему заметно возросло.
Во время скудного завтрака через лагерь проскакал сурового вида всадник на белом коне в сопровождении офицеров. Его повсюду приветствовали, вытягиваясь по струнке, и всадник отвечал сухо и сдержанно. Герцог Веллингтон производил финальный осмотр боевых позиций. Его войска, рассеянные по девяти милям склона, который предстояло оборонять, казались немногочисленными, однако в них царила уверенность в победе, какую мог вселить только выдающийся полководец.
Спустя десять минут Веллингтон скрылся из вида, а рокот барабанов и горнов со стороны французского лагеря стал ещё более зловещим. Как только через ползущий туман пробились первые лучи утреннего света, сорок пять батальонов самых опытных и закалённых в боях воинов Европы, подкреплённые двадцатью двумя тысячами солдат резерва, огромной чёрной массой двинулись вверх по склону, к позициям британцев.
