Текст книги "Корделия"

Автор книги: Уинстон Грэхем (Грэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Глава II

Встретив его в театре, Чар принялась расспрашивать о визите, но Стивен не был расположен к праздной болтовне. Он удалился в свой кабинет и стал мерить его шагами, припоминая события вчерашнего вечера. У нее светлые волосы, но не тривиального безжизненного оттенка, а цвета спелой кукурузы. В серо-голубых глазах то и дело вспыхивают искры. Темные девичьи ресницы. Она больше похожа на юную девушку, чем на замужнюю женщину, и в то же время в ней подчас проскальзывает что-то очень взрослое. Интересно, каковы ее отношения с мужем? Они ведут себя непринужденно, но это скорее дружба, чем страсть – в этом он мог поклясться. Ясно, что она никогда не любила мужа.

Появился Моррис – за инструкциями относительно сегодняшнего шоу. После разговора о делах он спросил:

– Что с тобой, Стивен? Ты как будто не в себе.

– Что за чушь. Тебе показалось.

– Слушай, у меня идея. Что, если пригласить в "Помону" Джонсона и еще нескольких популярных артистов? Это будет неплохой рекламой.

– Хорошо. Обсудим это завтра, сейчас мне нужно кое-что уладить.

Моррис с любопытством посмотрел на двоюродного брата.

– Ну что ж. Пойду встречать Клодиуса.

После ухода Морриса и нескольких безуспешных попыток взяться за чтение Стивен возобновил вышагивание из конца в конец комнаты. Может, все дело в том, что он никак не ожидал встретить ее в этом доме? Поместите камелию средь бирючины – и она привлечет ваше внимание скорее, чем на выставке цветов. Хорошо бы увидеть ее еще раз.

Конечно, разумнее было бы устоять перед искушением. Импульс всегда играл определяющую роль в его жизни, что было частью его обаяния. Доводы рассудка обычно запаздывали. А впрочем, лучше не думать обо всем этом, иначе ему не знать ни минуты покоя. Стивен заглянул в бар и был приятно удивлен: Чар уже ушла в зал. Она слишком хорошо его знала – или думала, что знает. Временами это казалось обременительным.

Он пожонглировал в уме кое-какими усовершенствованиями программы, но так и не смог сосредоточиться. Вернулся Моррис.

– Я вот что думаю. Не изменить ли слова песенки Морли?

Стивен резко крутанулся на каблуках.

– Слушай, Чарльз… Клодиус уже приехал?

– Только что. Жалуется на слишком яркие огни рампы.

– Я бы хотел с ним кое-что обсудить.

Моррис вытаращил глаза.

– Освещение?

– Нет. Просто передай, что я его жду.

И Моррис отправился за Великим Клодиусом. На сцене, в свете прожекторов, фигура знаменитого фокусника казалась весьма внушительной, тогда как днем он производил впечатление жалкого старика, лысого и неряшливого. Его можно было принять за потрепанного жизнью итальянского официанта – хотя на самом деле он был родом из Гаскони.

– Входите, входите, мистер Клодиус, – радушно приветствовал его Стивен. – Позвольте предложить вам выпить. Портвейн? Бренди? Прекрасно, я возьму то же самое. Присаживайтесь, пожалуйста. Вот здесь, удобнее всего. Это кресло как раз для вас.

– Благодарю вас, мистер Кроссли. Превосходный бренди. Я сделал правильный выбор.

– Я вижу, вы знаток. Этого следовало ожидать. Настоящего художника отличает вкус во всем. Как вам нравится наш город?

– Очень нравится. Я не жалею, что приехал. Вот только освещение…

Они немного потолковали о делах. Потом Стивен закинул удочку.

– Да, кстати. Я уверен, что вы разбираетесь в потусторонних явлениях. К примеру, известно ли вам что-нибудь о модном сейчас течении – спиритизме?

– Естественно, – с достоинством ответил Клодиус. – Обыкновенное надувательство. В свое время у меня был пес, способный проделывать кое-какие трюки… Маленький Того…

Стивен не дал себя сбить.

– Это поветрие пришло к нам из Америки – столоверчение и вызов душ усопших… Все как будто сошли с ума. Мы имеем дело с настоящим ажиотажем. Не далее как вчера я участвовал в одной такой дискуссии и подумал: если кто-то и смыслит в таких вещах, так это мистер Клодиус.

– Вам не кажется, мистер Кроссли, что я ежевечерне творю куда более удивительные чудеса?

– Ну разумеется. Ваши выступления – настоящая сенсация, я так и написал отцу. А это увлечение спиритизмом – не более чем дань моде, не правда ли? Очередное повальное помешательство. Конечно, с вашей точки зрения здесь нет ничего чудесного… Еще бренди?

– Благодарю вас.

Стивен взял оба стакана и подошел к бару.

– Маленький Того, – гнул свое мистер Клодиус, – обладал поистине уникальными способностями.

Стивен вернул разговор в нужное русло:

– Вы когда-нибудь присутствовали на одном из таких – как они это именуют – спиритических сеансов?

– Что-что? Ах да, сеансы. Нет. Лично – нет. Но один из моих приятелей подробно описывал подобное действо. Не могу сказать, что оно произвело на меня сильное впечатление. Бледновато для мюзик-холла. Вам нужно что-нибудь посвежее, пооригинальнее.

– М-да, – нехотя согласился Стивен. – Конечно, в многолюдном помещении подобные трюки вряд ли могут иметь успех. Зато в маленьких гостиных у этих шарлатанов все преимущества. Должно быть, это неглупый народ, как вы думаете?

– Вы считаете их умниками? Идиотское постукивание по столу, общение с так называемыми духами…

– Причем без всяких приспособлений, – подхватил Стивен. – В незнакомом помещении…

– Пара пустяков. Но зачем вам нужно это мошеничество? Мои выступления в десятки раз эффектнее.

– И тоньше. И виртуознее. И все-таки, мистер Клодиус, в силу особых причин меня интересует это явление. Мне бы хотелось услышать ваш совет.

– Все, что в моих силах.

– Понимаете… Откровенно говоря, я в затруднительном положении. Случилось так, что… мы с приятелем были в гостях у одного джентльмена, и разговор коснулся всеобщего увлечения спиритизмом. И вот, под воздействием момента – чистый импульс, знаете ли, – я заявил, будто знаком с одним медиумом, который мог бы продемонстрировать перед ними свой необыкновенный дар. На самом деле я никого не знаю, но раз обещал… Мне бы очень не хотелось ударить в грязь лицом. И у меня решительно никого нет на примете.

Густав Клодиус допил второй стакан бренди, но отказался от следующего. Вместо этого он отошел к окну и, собираясь с мыслями, уставился на улицу. Потом подергал концы своего переливающегося всеми цветами радуги шейного платка.

– Итак, мсье?

– Что?

– Вы сказали, у вас никого нет на примете?

– Абсолютно никого.

– Верно ли я понял, что вы предлагаете мне выступить в этой роли?

– Ну… Я не смею предлагать, но, разумеется, был бы весьма признателен… Естественно, я готов платить – скажем, вдвое против того, что вы получаете здесь за выступление. Вы бы меня очень выручили.

– Мне бы хотелось расставить точки над "i", если не возражаете. Вы, значит, везете меня в дом вашего знакомого и говорите: "Вот великий медиум Клодиус, который покажет вам, как выглядит общение с духами". Клодиус садится за стол и начинает вызывать духов. Я прав?

– Это было бы замечательно. Если потребуется, я готов ассистировать.

Гасконец внимательно посмотрел на свои ногти и начал полировать их носовым платком.

– Прошу прощения, друг мой, но вы забегаете вперед. Нет. Нет. Позвольте сказать вам вот что. Я – Клодиус, Великий Клодиус. Я приехал в ваш город с выступлениями – точно так же, как выступал в Лондоне, Париже, Вене. Моя специальность – фокусы. Я честно говорю людям: "Все мои чудеса основаны на ловкости рук. Когда я заставляю леди исчезать, это всего лишь обман зрения, но попробуйте вывести меня на чистую воду. Я закалываю ребенка в ящике, оттуда вытекает кровь, а потом мальчик оказывается жив и здоров. Попробуйте угадать, как я это делаю!" Здесь нет никакого обмана. Я честный человек. Вы же предлагаете мне отправиться вместе с вами в дом ваших друзей и заявить следующее: "Истинная правда. Я общаюсь с духами. Вы не можете разоблачить меня, потому что это существует на самом деле". Я нахожу это бесчестным. А вы предлагаете двойную цену за мой позор!

– Что касается платы, то я назвал ее наобум и готов еще раз удвоить, – быстро сказал Стивен. – Но вы ничем не рискуете. Вы же сами говорите, что эти люди – мошенники. Ваша совесть не пострадает.

– Если я считаю кого-то мошенником, мне не делает чести уподобляться этому человеку.

Стивен вздохнул.

– Ну что ж. У меня еще есть в запасе одна-две недели.

Клодиус заколебался. Он знал, что отец и сын Кроссли контролируют мюзик-холлы в разных графствах, а старший входит в долю "Аламбры". Клодиусу доводилось выступать в Лондоне, но далеко не в лучших мюзик-холлах. К тому же он понятия не имел, присуще ли Кроссли-младшему такое качество, как мстительность. Как бы не ошибиться.

– А что, если объявить спиритизм мошенничеством и в доказательство продемонстрировать, как это делается? Вот это я бы с удовольствием исполнил. Вы будете поражены.

– Боюсь, что это не годится. Я должен привезти настоящего медиума. Иначе нас сразу выгонят.

– Ваши друзья действительно верят в спиритизм?

– Тут главное – любопытство. Вы не злоупотребите их доверием. Это не более, чем шутка, если посмотреть на вещи в истинном свете. Поверьте, я ни в коем случае не хочу выставить этих людей на посмешище. А если что-то пойдет не так, валите все на меня, не стесняйтесь. Через пару недель вы уже будете в Ливерпуле, а мне и дальше здесь жить. Поверьте, я делаю это с единственной целью укрепить дружеские связи с этой семьей, а не разрушить их.

Глава III

"Сеанс" состоялся в Гроув-Холле в первый понедельник февраля.

Стивена немного беспокоило, как бы Клодиуса не узнал мистер Слейни-Смит. К счастью, тот не присутствовал на открытии гастролей в прошлый понедельник, а в субботу Стивен пригласил его в "Сад Помоны". Риск в любом случае был не особенно велик, потому что на сцене Клодиус выглядел совсем другим человеком.

Вечером в понедельник Стивен заехал за Слейни-Смитом и нашел дегустатора чая далеко не столь самоуверенным в родных стенах, нежели за их пределами. В опрятной, искусно декорированной маленькой гостиной с мебелью, занавесочками и прочими атрибутами домашней жизни острота передового мышления несколько сглаживалась, а логика переставала быть железной. Несмотря на сопротивление Слейни-Смита, здесь он был не чужд некоторой толики тех самых простодушия и наивности, которые так сильно презирал.

– А где же мсье Густав? – выпалил он, идя вместе со Стивеном к карете. Из-за кружевных занавесок в комнатах верхнего этажа за ними следили десять пар любопытных глаз.

– Маэстро прибудет позднее, – ответил Стивен и пояснил: – Он никогда не принимает пищу перед сеансом.

– Ха! – отреагировал мистер Слейни-Смит.

Пока они тряслись на ухабах Гайд-Роуд, Стивен мучился дурными предчувствиями. Все эти хлопоты, расходы… К тому же, когда он во вторник заехал к Фергюсонам, чтобы договориться насчет визита "мсье Клодиуса", Корделии не оказалось дома. Поэтому, только ради того, чтобы еще раз ее увидеть, он пошел на небольшой скандал с отцом. Но что ему до недовольства старшего Кроссли? Вот уже десять дней, как Корделия безраздельно владеет его мыслями. К счастью, ему не приходилось ждать подвоха со стороны Клодиуса. Коль скоро Стивену удалось сломить его сопротивление, маленький француз полностью отдался замыслу – ради собственной репутации.

Наконец они прибыли в Гроув-Холл. Холлоуз помог им раздеться. Стивен принес извинения за временное отсутствие мсье Густава. Тот обещал приехать не позднее девяти часов.

По такому случаю к Фергюсонам съехались гости: брат и сестра Гриффин – милые, ничем не примечательные люди; некая миссис Торп, дама с монументальной фигурой, задрапированная ниспадающим каскадом кружевной материи; молодой врач по фамилии Берч, долговязый и не особенно привлекательный.

За ужином Стивен сидел на другом конце стола и, таким образом, не имел возможности перемолвиться одним-двумя словечками с миссис Фергюсон. После ужина мужчины бесконечно долго сидели в столовой, пока наконец Стивен не прервал затянувшуюся беседу возгласом, что он, как будто, слышит скрип кареты: должно быть, это прибыл мсье Густав.

Тревога оказалась ложной; после этого мужчины отправились к дамам в гостиную, а Стивен, подметив мелькание краешка белого платья, задержался в столовой, якобы для того, чтобы рассмотреть понравившуюся ему картину. И разумеется, вскоре появилась Корделия – отдать миссис Мередит распоряжения по перемене блюд. Заслышав ее шаги, Стивен обернулся и заговорил с ней. Она выразила сожаление, что не очень хорошо разбирается в живописи, знает только, что эта картина принадлежит кисти Ричардсона; а насчет всего остального ему следует обратиться к ее свекру.

Она уже собралась уходить, когда он быстро проговорил.

– Я был бы чрезвычайно признателен, если бы вы могли задержаться. Мне важно не чье-нибудь, а именно ваше мнение относительно картины.

Она внимательно посмотрела на него в неярком свете столовой, и он в то же мгновение понял, что влюблен – как никогда в жизни. Она так близко…

Корделия сказала:

– На этом пейзаже изображено озеро Бриенц в Швейцарии. Мне трудно судить о мастерстве художника.

– По-моему, это прекрасно. Ему удалось выявить глубину озера.

– Это окрестности Маттерхорна? – в свою очередь поинтересовалась она.

– Не думаю. Больше похоже на Юнгфрау.

– Этот пейзаж нравится мне больше всех, – призналась Корделия. – Наверное, потому, что акварель. Большинство картин, написанных маслом, кажутся мне слишком мрачными.

– Вам случалось бывать в Швейцарии, миссис Фергюсон?

– Нет – как вы и сами могли догадаться.

– А я однажды был. Только не в этих местах. Но, может быть, вы бывали в Париже, любовались картинами в Лувре?

– Нет.

Он смутился.

– У меня… были основания спрашивать.

– О?

– Да. Вы, без сомнения, считаете меня назойливым, – к своей досаде следующую фразу он, чуть ли не заикаясь, выдавил из себя: – Всему виной ваше белое платье. Оно напомнило мне одну виденную там картину. Если вас заключить в раму, я мог бы поклясться, что вы похищены из Лувра.

Корделия пришла в замешательство. Она привыкла к восхищенным взглядам незнакомых мужчин, но подобные комплименты были для нее внове. С минуту она не знала, что ответить.

– Ваш друг еще не приехал? Как вы думаете, он не опоздает?

– Уверен в этом. Я настоятельно просил его не задерживаться позднее девяти часов.

– Мой свекор с нетерпением ждал сегодняшнего вечера.

– Я, должно быть, – быстро проговорил Стивен, – позволил себе неслыханную дерзость. Вас, несомненно, оскорбило такое сравнение. Живая красота, подобная вашей… э… перед ней меркнет любое, даже совершенное, произведение искусства. Умоляю, скажите, что вы меня прощаете!

Она медленным шагом направилась к открытой двери в гостиную, за которой маячила огромная тень Фредерика Фергюсона. В этот момент у парадной двери раздался звонок.

– Наверное, это ваш знакомый.

Им оставалось пробыть наедине не более одной-двух секунд. Стивен твердо вознамерился заставить ее дать ответ. Он догнал Корделию и двумя пальцами робко дотронулся до ее руки.

– Надеюсь, вы будете так великодушны простить меня?

Она посмотрела ему прямо в лицо.

– Разумеется, мистер Кроссли. Мне нечего прощать. Спасибо за вашу доброту.

Мимо них к парадному входу протопал Холлоуз.

Глава IV

– Прошу всех соблюдать тишину и спокойствие, – обратился к присутствующим Густав Клодиус. – Вам совершенно не о чем волноваться. Здесь нет ничего из ряда вон выходящего, хотя я и не могу сказать, будто это уж совсем пустячное дело. Будьте добры сесть поудобнее и ждать.

Собравшиеся – все двенадцать человек – окружили резной столик в гостиной. Самого Клодиуса, в своем фальшивом пенсне похожего на бедного профессора из Сорбонны, привязали к креслу кожаными ремнями с пряжками. Он на этом настоял, зная, что хозяева дома – большие скептики. После нескольких вежливых протестов они уступили, и Стивен с доктором Берчем исполнили его просьбу.

Стивену повезло. Корделия должна была сидеть между мужем и мистером Слейни-Смитом, но последнему очень хотелось быть поближе к медиуму, и он попросил молодого человека поменяться местами. Это наполнило Стивена ликованием, а тут еще "мсье Густав", словно по наитию, велел всем крепко взяться за руки. Когда прохладная левая ладошка Корделии скользнула в его правую руку, Стивен понял, что ради одного этого стоило ввязываться в авантюру.

Два отъявленных скептика – Фредерик Фергюсон и Слейни-Смит – расположились по обе стороны от Клодиуса, но это его нисколько не обескуражило. Кипучая натура гасконца приняла вызов. Он ни за что не стал бы надувать вдов и сирот, но это был совсем другой случай. Сейчас он имел дело с двумя малосимпатичными ему английскими типами. Один – Фредерик Фергюсон – удачливый бизнесмен, толстокожий денежный мешок, презирающий мюзик-холл, Вагнера, любовь и иностранцев. Другому, мистеру Слейни-Смиту, жилистому интеллектуалу, впору было бы поучить бедного француза, но он производил впечатление человека, которому самому еще учиться и учиться.

После того как прикрутили газовые лампы, в гостиной остались гореть лишь четыре свечи, прихваченные Клодиусом.

– Постарайтесь понять одну вещь, – предупредил он. – Я ничего не могу гарантировать. Когда в атмосфере сталкиваются несколько недружественных воль, результат, как правило, непредсказуем.

– Не считайте их недружественными, – запротестовал мистер Фергюсон, смахивая с сюртука пылинку.

– С вами-то все в порядке, – возразил Клодиус. – И все же я явственно ощущаю чье-то противодействие. Больше сказать не могу.

Слейни-Смит сухо кашлянул.

– Что касается меня, то я обещаю непредвзято отнестись к любому духу, которого вам будет угодно вызвать. Я был бы только рад встретиться с кем-либо из дорогих усопших и узнать, что из себя представляет рай. Мне весьма любопытно, что случилось с двумя моими тетушками – играют ли они на арфе или на трубе. Вечно они отмачивали что-нибудь этакое.

Мистер Фергюсон нахмурился, и в комнате стало тихо. Кольцо, однако, оказалось прерванным: не хватало рук самого медиума. Он заявил, что это в порядке вещей, и, попросив всех сосредоточиться, склонил лысую голову, как для молитвы. В тишине слышалось только пыхтение мистера Фергюсона.

Ждать пришлось недолго. Тетя Тиш начала было клевать носом, но у нее вдруг заныла любимая мозоль и задергалась нога.

"Старик Фергюсон, – подумал Клодиус, – настоящий лев: с великолепной седой шевелюрой, крупными чертами бледного лица и отчетливой складкой на переносице. За пределами своего дома он слывет богатым, набожным человеком с незапятнанной репутацией. Прекрасная ширма для фарисея!

Зато невестка! Настоящая роза, погребенная в этом угрюмом доме, среди мрачных людей без воображения… Берегись, Клодиус!"

Наконец в напряженной тишине явственно послышался слабый звук. Сначала все подумали, что им показалось, но звук повторился – на этот раз гораздо отчетливее, так что от него стало трудно отмахнуться. Словно маленький звоночек, похожий на волшебный колокольчик – настойчивый, отдаленный и в то же время как будто находящийся здесь, в комнате. Стивен взглянул на Клодиуса – тот не шевелился. Хорошее начало! Не знай он правду, мог бы и сам поддаться суеверию.

Колокольчик все звонил. Слейни-Смит отчаянно вертел головой, пытаясь установить направление звука. Но источник оставался скрытым.

Клодиус поднял голову и приоткрыл глаза, так что сверкнули белки.

– Здесь есть кто-нибудь?

Звон прекратился. Воцарилась мертвая тишина.

– Есть здесь кто-нибудь? – повторил медиум.

Раздался быстрый, легкий стук по столу. Стивен заметил, как молодая женщина рядом с ним вздрогнула.

Мистер Слейни-Смит пристально посмотрел на тщедушного иностранца, а затем перевел взгляд под стол, откуда, как ему показалось, шел незнакомый стук.

– Кто-то морочит нам голову, – заявил он.

Все дружно запротестовали.

– Ш-ш-ш! – произнес Клодиус. – Один раз – да, и два – нет. Вы настроены дружелюбно?

Один стук.

– Вы существуете в природе?

Один стук.

– Что все это значит? – запротестовал мистер Фергюсон.

Медиум не удостоил его ответом. Снова зазвонил невидимый колокольчик.

– Будете ли вы так добры отвечать на наши вопросы? – громко осведомился Клодиус.

Два стука.

– Что-нибудь не так?

Один.

– Слишком много народу?

Два стука.

– Может быть, слишком светло?

Один стук.

– Ну, в таком случае…

Сидевший напротив Стивена доктор Берч потянулся рукой к одной свече, но Клодиус остановил его возгласом:

– Осторожно, вы нарушите магический круг!

Кто-то ахнул. Одна свеча сама собой задымилась и погасла. Все с благоговейным вниманием смотрели на нее.

Через несколько секунд то же произошло со второй свечой. В наступившем полумраке все уставились на оставшиеся две свечи. Одна вдруг ярко вспыхнула и тотчас погасла.

– Оставьте нам хоть немного света! – попросил Клодиус.

Четвертая, последняя свеча как раз начала гаснуть, но неожиданно снова разгорелась. Она была похожа на крошечный глазок во тьме, которая обступила круглый стол, нависла над присутствующими.

Стивен почувствовал, как в его руке слабо зашевелилась, точно пытаясь ослабить пожатие, рука Корделии. Он выпустил ее, но через несколько секунд вновь завладел нежной ручкой. При этом он устремил на прекрасную соседку взор, но она, не отрываясь, смотрела на последнюю свечу, чье отражение зажгло в ее глазах золотые искры.

Когда Стивен пришел в себя, чудесный колокольчик уже умолк. Он услышал, как Клодиус задает духу вопрос:

– Кого вы имеете в виду – вот этого джентльмена слева от меня, мистера Фергюсона?

Один стук.

– Минуточку! Думаю, я мог бы описать вас, хотя и вижу очень смутно. Вы – высокий пожилой джентльмен в очках с золотой оправой и окладистой белой бородой. У вас в бутоньерке роза, а вместо воротничка шелковый шейный платок. Верно?

Один стук.

"Еще бы, – подумал Стивен, – не зря же я откопал фотографию в книге о торговле тканями."

– Мистер Фергюсон, вам знаком этот человек? – спросил Клодиус.

– Возможно, – процедил тот.

– Ой, да это же папочка! – раздался тонкий взволнованный голосок с другого конца стола. – Папочка, как ты? Я – твоя маленькая Летиция!

– Тихо! – рявкнул Прайди. – Веди себя прилично, Тиш! Никому не интересен твой детский лепет.

– Но это же папочка, Том! Милый папочка! Он так давно ушел от нас!

– У вас есть для них какое-нибудь сообщение? – спросил Клодиус, вновь обращаясь к духу.

Один стук.

Внезапно Клодиус задергался на своем сиденье.

– Держите меня! – заверещал он. – Держите кресло, иначе я вознесусь!

И они, эти скептики, схватились за ручки кресла, а он яростно извивался, словно борясь с неведомой силой, насколько позволяли кожаные ремни. Впоследствии мистер Фергюсон признался, что кто-то невидимый вырывал из рук кресло. Потом все стихло.

– Отлично, – сказал Клодиус. – Значит, я так и передам. Так вот, этот старый джентльмен говорит своим детям: "Честность – залог процветания". И еще он велит позаботиться о цветах на берегу реки, там, где теперь построены красильни, – не погубить их все.

Собравшиеся застыли от изумления.

– Ой, – пискнула тетя Тиш. – Он всегда это говорил! Ах, он снова покинул нас, я чувствую! Папочка, милый папочка!

Дядя Прайди что-то буркнул. Фредерик Фергюсон не издал ни звука, словно показывая, что его голыми руками не возьмешь.

Однако Клодиус еще не закончил. Он был артистом до мозга костей, то есть обладал безошибочным чувством меры и не собирался ни переигрывать, ни оставлять неиспользованные возможности. Слейни-Смит несколько раз втянул в себя воздух. Вскоре и другие почувствовали слабый запах ладана. Внезапно погасла единственная свеча. Воцарился кромешный мрак.

– Прошу прощения, – сказал Клодиус. – Они не любят света… Да… Хорошо. Как скажете… Здесь еще двое. Один – молодой человек, он держит в руках деревянную фигурку… да, это распятие. И свеча. Он весь мокрый и дрожит от холода. Кто-нибудь знает этого человека?

Ответа не последовало.

– Боюсь, что мне нечем дополнить описание. Молодому человеку лет двадцать пять, на нем черный плащ. Он промок и продрог… Кто-нибудь узнал его?

Снова молчание.

– Он просит передать следующее: "Прочитайте Евангелие, глава девять, четвертый стих". Все.

– Ой, – запищала тетя Тиш. – Кажется, это…

– Нельзя ли зажечь свет? – дрожащим голосом попросила миссис Торп. – До меня кто-то дотронулся.

– Со мной было то же самое – с минуту назад, – подтвердила мисс Гриффин. – Вот опять…

– Рядом с ним, – как ни в чем не бывало продолжал Клодиус, – молодая женщина. Я смутно различаю ее черты. У нее черные волосы, расчесанные на прямой пробор, и тонкий прямой нос. Она долго была больна…

– Пожалуй, на сегодня достаточно, – перебил мистер Фергюсон. – В общем, мсье Густав…

– Молчите, умоляю вас! – задыхаясь, проговорил тот. – Вы спугнете молодую женщину. Она силится сказать что-то важное. Прошу соблюдать тишину!

Это просто поразительно, как на всех подействовал его приказ. Собравшимися овладела паника – безо всякой причины.

– До сих пор все шло как по маслу, – констатировал Клодиус. – Единственное, что пока не удалось, это материализация. Но при таком большом собрании ее очень трудно осуществить, потому что вы то и дело нарушаете тишину.

– Нельзя слишком многого требовать от новичков, – сказал Слейни-Смит.

Брук поддержал отца:

– Я полагаю, на сегодня достаточно. Все это очень похоже на розыгрыш. Пойду, скажу, чтобы принесли следующую перемену блюд.

Однако строгому блюстителю этикета, каковым являлся мистер Фергюсон, вмешательство сына пришлось не по душе.

– Боюсь, мистер Густав составит о нас неверное впечатление. И мистер Кроссли.

Брук угрюмо опустился в кресло. У него бешено колотилось сердце. Впрочем, он надеялся, что отец не позволит этой шутке зайти слишком далеко.

– Позднее, мсье Густав, вы нам все объясните, – обратился к Клодиусу хозяин дома.

Тот выдержал довольно долгую паузу и снова заговорил:

– Разница в восемь лет, но это бы еще ничего, если бы он был таким, как я думала. Но у него не было возможности повзрослеть. Жить своим умом…

По мере того как Клодиус говорил, его голос постепенно слабел и под конец перешел в невнятный шепот, однако затем снова начал крепнуть.

– Все с самого начала пошло вкривь и вкось. Мы ежедневно ссорились.

– Онвиноват, он! – все услышали, как Клодиус снова с кем-то борется. – Тихо! – произнес он уже своим обычным голосом. – Сейчас что-то будет.

Одна из женщин ахнула. В темноте, в двух-трех футах от того места, где сидел Клодиус, появилось слабое сияние. Постепенно оно обрело круглую форму, качнулось и сдвинулось на один-два дюйма в сторону. Потом вдруг послышался резкий звук, как будто кто-то ударил по клавишам. Брук отшвырнул свое кресло и вскочил на ноги. Было слышно, что он направляется к камину. Светящийся круг исчез. Клодиус хватал ртом воздух.

– Не надо было этого делать, – захныкала тетя Тиш. – Это глупая, очень глупая игра.

Брук зажег лампу и опустился в одно из набитых конским волосом кресел. Стало светлее. Все заворочались, начали оглядываться и щурить глаза. Им было страшно. Клодиус опустил голову на грудь и, казалось, находился в трансе. Стивен неохотно отпустил влажную ладошку Корделии, встал, подошел к Клодиусу и расстегнул ремни. Понемногу француз пришел в чувство и встряхнул головой, словно отгонял от себя непрошеные образы.

Все ноты с фортепьяно были сброшены на пол.

Люди избегали смотреть друг другу в глаза. Мисс Гриффин была очень бледна и как будто на грани обморока. Сохранивший самообладание доктор Берч дал ей нюхательную соль.

Едва Стивен отпустил руку Корделии, она встала и подошла к мужу.

– С тобой все в порядке, Брук?

– Да, конечно. Зажги остальные лампы, хорошо, дорогая?

Она сделала движение, но Стивен ее опередил.

Корделия поблагодарила. Клодиусу помогли подняться.

– Ничего не понимаю, – бормотал он. – Просто ума не приложу. Связь вдруг оборвалась – ни с того, ни с сего. С вами ничего не случилось?

Присутствующие стали наперебой уверять, что нет. Тем временем мистер Фергюсон велел принести еду. Все прекрасно поняли, что означало последнее видение Клодиуса, и преисполнились сочувствия к Бруку. Лучше всего замять это дело. Все, что сейчас требуется, – легкая застольная беседа об ирландских бунтах, "Дамском литературном обществе" или о плохой погоде. Что же касается спиритизма, то он хорош, пока ограничивается безобидным постукиванием…

Подкрепившись, все почувствовали себя лучше. Хотя после ужина прошло всего два часа, они охотно пили портвейн и крепкий портер, ели сандвичи с яйцами и пирожки с куриной начинкой. За этими блюдами последовали булочки с джемом, пирожные и сливовый пирог.

Клодиус ощущал себя триумфатором, хотя и не без доли раскаяния. Он зашел чуточку дальше, чем предполагал, но горячительный напиток вернул ему душевное равновесие. Он украдкой рассматривал своих зрителей. Лицо худощавого молодого человека покрыла мертвенная бледность; под глазами образовались темные круги. Его красавица жена притворяется, будто очень беспокоится за него (конечно, притворяется, ибо что еще могло заставить младшего Кроссли пойти на такую авантюру, если не сильное увлечение, а кто, кроме прекрасной, молодой, замужней женщины может воспламенить мужчину?). А этот филистер с напомаженными волосами песочного цвета, жующий такие же песочные, напомаженные усы!.. Зато тучный хозяин дома с честью выдержал испытание – да и то лишь благодаря своим стальным нервам.

По мере того как Клодиус расходился, Стивен все больше нервничал. Казалось, еще чуть-чуть – и "мсье Густав" выдаст свою принадлежность к артистической среде. Он разглагольствовал о Франции, Второй империи и о своей собачке Того, и все не могли надивиться, какой это милый и безобидный человек – после столь зловещего начала. Стивен несколько раз бросал на него красноречивые взгляды, но ничто не могло остановить Клодиуса, пока все, что могло быть выпито и съедено, не оказалось у него в желудке. А поскольку других оснований для его пребывания в этом доме не было, мистер Фергюсон вернулся к вопросу о том, как и почему тот пришел к спиритизму. Маэстро чувствовал себя слишком уютно, чтобы отказать хозяину. Пока Стивен исходил холодным потом и незаметно для окружающих скрежетал зубами, маленький гасконец поведал высосанную из пальца историю своего детства – на это ушло не менее четверти часа.

Когда он наконец откланялся, воцарилось неловкое молчание. Стивену было ясно, что его присутствие мешает искреннему обмену мнениями, однако он не спешил с уходом.

– Любопытный субъект, – с присущим ему либерализмом изрек мистер Фергюсон. – Разумеется, не следует спешить с выводами. Жаль, что Брук перебил его на самом интересном месте.

– А фортепьяно? – при одном воспоминании миссис Торп вздрогнула. – Вы слышали фортепьяно?

– Во всяком случае, – хозяин дома обратился к Стивену, – мы у вас в долгу за интересно проведенный вечер.