Текст книги "Кино для взрослых. Плутовка"

Автор книги: Уильям Вулфолк

Соавторы: Ги Кар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Макс Рэнд с набитым ртом произнес:

– То есть в паху.

Фаллон проигнорировал.

– Дальше пойдут эксперименты, в том числе с разными приспособлениями. Потом они еще с одной парой поменяются партнерами.

– Все в натуральном виде и во всей красе, – не удержался Мердок.

Фаллон резко повернулся к нему.

– Слушай, Фрэнк, если ты переутомился, или надоело, или что-нибудь еще, тебя никто не неволит. Не мешай работать.

Пол предпринял новую попытку сгладить неловкость.

– Если они вот-вот обменяются партнерами, не представляю, что они будут делать дальше.

Однако Фаллон не купился на его уловку.

– Фрэнк, мы хотели поручить тебе режиссуру нового сериала. Но твое отношение доказывает, что я ошибся. Можешь линять. Найдем кого-нибудь, кто не станет демонстрировать презрение к нашему замыслу.

У Мердока появилось такое выражение лица, словно он хотел извиниться, но не знал как. Он промямлил что-то насчет трудного дня и переутомления. Ему и правда лучше пойти домой, принять горячую ванну и отоспаться. Он попрощался со всеми за руку и ушел. Фаллон проводил его взглядом.

– Черт! Правильно говорят – старость не радость. Он совсем выдохся.

Макс Рэнд прожевал свой жареный картофель.

– Сгорел на работе. Кончен бал. Хватит тратить на него время.

Фаллон повернулся к Полу.

– Твое мнение? «Мистер и миссис Смит» – грандиозная идея! Можешь изобрести нечто подобное?

Вот он – шанс подобраться к нужной информации!

– Мне было бы легче это сделать, если бы я знал, как идут остальные сериалы. Одна искра рождает другую. Зная прошлые удачи и ошибки, я мог бы их проанализировать. Диагноз предшествует лечению.

Макс Рэнд кивнул в знак согласия и набил рот едой, прежде чем ответить:

– Если тебя что-то конкретно интересует, обращайся ко мне.

– Я как-то не решаюсь беспокоить тебя в офисе. При твоей занятости…

– Приходи ко мне ужинать. У нас классная кухарка.

– С удовольствием.

Это и впрямь оказалось просто.

* * *

Наступили горячие деньки.

Позвонил редактор «Нью-Йорк игл» Тед Шилмен: он только что выслал по почте экземпляр нового контракта; пусть Пол ознакомится и, если его все устраивает, подпишет. Им не терпится опубликовать цикл статей о порнокассетах («Пока нас не обскакали»). Пол ответил: он пока не может сказать, когда точно закончит работу над циклом статей, потому что ему поручено собрать для Уильяма Грэхема Притчетта дополнительные сведения.

Он наконец-то ощутил выгоды работы в «Конфиденциальных кассетах». Никогда он не зарабатывал столько денег – и не заработает впредь. Зарплата начинающего преподавателя в Суитцере намного скромнее; пройдет много лет, прежде чем он достигнет своего нынешнего уровня благосостояния. Пол начал лучше одеваться; в его гардеробе завелись костюмы на разные случаи жизни, полдюжины сорочек и галстуков и несколько пар обуви, включая туфли от Гуччи. Пол начал входить во вкус обеспеченной жизни. Временами по дороге на работу он ловил себя на том, что сравнивает предположительный доход встречных прохожих со своим. Я зарабатываю пятнадцать тысяч долларов в год, мысленно говорил он себе, и благодаря этому могу с оптимизмом смотреть в будущее.

Он все больше влюблялся в Нью-Йорк. Когда ты при деньгах, жить в этом городе – одно удовольствие. Вся роскошь, весь блеск Нью-Йорка – твои, если ты в состоянии платить за них.

Он начал подумывать о более комфортабельной меблированной квартире. Пусть даже он проживет в ней каких-нибудь несколько месяцев – овчинка стоит выделки.

Человек с пятнадцатью тысячами дохода имеет право на удобства.

* * *

Когда он приехал к Рэндам, Макс и его жена Дороти ссорились. Горничная провела Пола в гостиную. Дороти с недовольным видом стояла у окна.

– Не жмись, Макс. Ты знаешь, я терпеть этого не могу.

– Я всего лишь взываю к твоему благоразумию. На черта тебе это манто? Ты задавала себе этот вопрос?

Макс Рэнд сконфуженно покосился на стоявшего в дверях Пола.

– Нет, ты только подумай: пять тысяч долларов за кусок меха на плечах!

– По-твоему, я должна разгуливать по городу в чем мать родила?

Она повернулась к Полу – полная блондинка в темном платье с низким вырезом, позволявшим разглядеть ее белоснежные плечи и грудь. На шее у нее было ожерелье из самоцветов.

– Мой муж не имеет никакого представления о хороших манерах. Устраивает сцены при посторонних. Вы здесь уже бывали, но мы разминулись. Я – Дороти Рэнд.

– Как поживаете?

Она смерила его критическим взглядом.

– Должна сказать, вы выгодно отличаетесь от тех кретинов, что работают с моим мужем. Сейчас он смешает вам коктейль. Ужин будет готов через несколько минут.

– Что будешь пить? – спросил Макс гостя.

– Водку.

Макс, как всегда, поражал зверским аппетитом. Все мало-мальски съедобное мгновенно исчезало в его алчной пасти.

Дороти брезгливо отвернулась от мужа.

– Если не ошибаюсь, вы – сценарист? Над чем сейчас работаете?

– Над «Историей». – У него не хватило духу добавить: «порнографии».

– Я видела одну серию. Пару дней назад. Макс приносил домой. Это здорово! Там еще говорится о женщине, у которой умер муж. Она идет в склеп…

– «Эфесская матрона».

– У вас богатое воображение.

– Не у меня. Это «Сатирикон» Гая Петрония.

– Я плохой знаток истории. Но она может многому научить.

Макс старательно выскреб дно тарелки.

– Слушай, давай отложим десерт на потом? Нам с Полом нужно потолковать.

– Как угодно. Я все равно ухожу.

– Куда?

– В кино.

– Не забудь носовой платок.

В своем кабинете Макс достал папку с отчетами, которые должны были показать Полу, как решаются некоторые производственные проблемы. Он держал их у себя дома, потому что нередко работал по ночам.

– Днем мне еле-еле удается справляться с текучкой.

Он показал Полу лицевые счета подписчиков. Познакомил с образцами писем – от мягко напоминающих о сроке оплаты до требовательных, угрожающих – и, наконец, коротких извещений о том, что счет подписчика передается адвокату для взыскания задолженности. Письма отправлялись регулярно, с равными промежутками, вплоть до погашения задолженности. Велся строгий учет денежных поступлений после каждого письма. Иногда в текст типовых писем вносились изменения, и, если новый текст оказывался эффективнее, старые бланки немедленно заменялись на новые. Все это было в высшей степени прагматично и достигало цели.

– Я не силен по части художественности, – констатировал Макс. – Мое дело – цифры.

– Тоже своего рода творчество.

Макс был польщен, но постарался не показать этого.

– Ага.

Просматривая вместе с Полом хитроумные таблицы, демонстрирующие эффективность взимания платы по почте, Макс объяснил: главная проблема – отказ от подписки. Как правило, после четвертой или пятой серии имел место естественный отбор, и Макс шел на всевозможные ухищрения, чтобы нагромоздить всевозможные барьеры и снизить удельный вес отказов до минимума. Например, запрещалось отказываться от подписки до шестой серии включительно (хотя отказы все равно имели место, и тогда шли в ход письма-предупреждения).

Для тех, кто не выходил из игры после шестого фильма, устанавливалась скидка при покупке следующих фильмов этого сериала или при подписке на другой. Тому, кто выдерживал год, учреждалась премия в виде одной из лучших картин.

– Мы решили использовать в качестве премии первый фильм «Истории». Там снималась Шейла Томкинс, у нее много поклонников. Скоро она станет звездой видео.

Пол навострил уши.

– Ничего удивительного.

– Не разбегайся. Эту крепость пытались взять многие, но повезло только Ивену Хендершоту.

Битый час Макс водил Пола лабиринтами строго секретной статистики. То был мир, где не ступала нога человека, – царство цифр. Макс описал Полу производственный процесс – от перевода изображения с магнитной ленты или пленки на базовую матрицу. Процесс штамповки копий был быстрым и не требовал особых затрат – все равно что тиражировать фонограммы.

– Мы снизили себестоимость до смехотворной величины, – похвастался Макс. – Сюда входят и материалы, и расходы на производство, и заработная плата штатным сотрудникам. Иногда, если нужно экономить, мы делаем фильм на магнитной ленте. Или на кинопленке. Кстати, твоя «История» снята на пленке.

– Знаю.

– Похоже, с ней все будет в порядке. Твои акции неуклонно поднимаются в цене. В нашей компании тебя ждет большое будущее.

– Это воодушевляет.

– Я мог бы еще многое рассказать. Но сначала пошли поужинаем.

* * *

Макс Рэнд прочел Полу еще парочку лекций, из которых стало окончательно ясно, что «Конфиденциальные кассеты» получали фантастическую прибыль на затраченный капитал. Единственной проблемой была необходимость постоянно иметь достаточный капитал для продолжения и расширения производства. Наконец Пол убедился, что собрал достаточно фактов и цифр – осталось только организовать материал и написать статью.

* * *

В его жизнь вторглась Шейла и не собиралась оставлять его в покое. Они редко встречались: как правило, в офисе или на студии, и всегда – при посторонних. Она вела с Максом Рэндом переговоры о главной роли в новом сериале. Для Пола эти встречи были и сладки, и мучительны. Шейла была настроена дружески, но всегда находила предлог для отказа выпить с ним или куда-нибудь сходить. В то же время она ухитрялась не отталкивать его совсем; причины отказов всякий раз несли на себе печать правдоподобия. Пол продолжал надеяться.

В тот день, когда она подписала контракт на главную роль в «Тайных романах Маты Хари», он нашел предлог заглянуть на студию. Наблюдая за ее игрой, любуясь совершенством ее гибкой фигуры, он испытал потрясение – словно током ударило. Его ощущения были опасны, изменчивы, непредсказуемы; клокочущая в нем страсть готова была в любой момент перелиться через край. Ему хотелось только одного: чтобы быстрее пролетело время и кончилась съемка. Чертовы камеры! Он весь дрожал, готовый схватить Шейлу и унести подальше от съемочной площадки. Вырвать Золушку из развратной сказки!

Когда он вышел из павильона, шел дождь. Пол точно рассчитал время, но когда рядом появилась Шейла в светло-желтом плаще, все равно вздрогнул, как от неожиданности.

– Привет.

Она подняла глаза к небу.

– Похоже, дождь зарядил надолго.

– Зайдем куда-нибудь – выпьем, посидим, пока он не кончится?

– В моем распоряжении всего один час до закрытия магазинов. Я запланировала кое-какие покупки, – ответила Шейла и, видя его разочарование, добавила: – Матч переносится, билеты действительны.

Снова обидный, двусмысленный отказ, который только разжег его страсть, усилил его одержимость. Он проводил взглядом ее такси и еще некоторое время стоял в вестибюле студии, с чувством безмерной жалости к себе созерцая человеческий муравейник. Шейла никогда не будет обращаться с ним как с ровней. Ему ничего не светит, кроме дружеской снисходительности – как будто он юнец, совершенно не знающий жизни. Что-то похожее он чувствовал в бытность свою первокурсником. Мир принадлежал выпускникам и студентам-старшекурсникам, и они всячески изощрялись, шпыняя «молокососов». Обычно такие мысли отрезвляли Пола; проснувшаяся гордость пересиливала вожделение, и он радовался тому, что не любит Шейлу по-настоящему.

Но это состояние самообмана длилось недолго. Рано или поздно желание властно напоминало о себе. ОН ДОЛЖЕН ОБЛАДАТЬ ШЕЙЛОЙ! Такова была простая, неприкрашенная и неумолимая истина. Стоило ему вспомнить, что Ивен Хендершот ее любовник, как им овладевала неукротимая, испепеляющая ярость. Хендершот недостоин! Он – старик. На студии поговаривают даже, будто он и Том Фаллон… Скорее всего, это неправда. Что Шейла находит в таком человеке?

Для него, барахтающегося, точно щепка, в водовороте страстей, телефонные разговоры с Дженнифер – раз в две недели – стали непосильным бременем. Они сводились к банальностям и невыносимой скуке. Она завела персидскую кошку и тревожится за птиц на деревьях близ дома. Решила держать кошку дома, но та скучала. Дженнифер любила животных, была нежно привязана ко всему живому. Когда кошка забеременела, она стала регулярно отчитываться перед Полом: какими деликатесами кормит страдалицу, как приготовила для нее специальную коробку с мягкой подстилкой. Очередной разговор был прерван взволнованным возгласом: «Ой, Пол, они пошли! Пошли котята! Я перезвоню!»

А когда перезвонила, он не смог заставить себя разделить ее восторг. Перед тем как дать отбой, Дженнифер спросила: он действительно любит ее? «Действительно!» Она что-то заподозрила, и Пол чувствовал, что, несмотря на все старания, в его голосе не было прежней теплоты. Одна часть его существа нуждалась в том, чтобы Дженнифер по-прежнему считала его любящим, внимательным и верным. Какое лицемерие!

Однажды он сделал над собой усилие и честно попытался дать Дженнифер понять, что кое-что изменилось. Сказал, что должен разобраться в самом себе. Усиленно намекал, что между ними еще ничего не решено. Она поняла это как жалобу и загорелась желанием немедленно соединить их судьбы. Она поможет ему обрести себя; вдвоем они найдут свой настоящий путь в жизни. Он резко оборвал разговор – испугался, что вот-вот сделает предложение, лишь бы положить конец эмоциональному шантажу.

Мышеловка захлопнулась.

На другом конце мышеловки была Салли Горовиц. Пол чувствовал: она начала связывать с ним свои планы на будущее. Она ввела его в круг своих друзей и с ликованием передавала, какого они о нем высокого мнения. Словно это утверждало законность ее притязаний. Она начала делать ему многочисленные маленькие одолжения: относила в химчистку его одежду, а белье – в расположенную в подвальном помещении прачечную, разбирала почту, делала за него телефонные звонки. Массировала ему шею, когда у него болела голова, и ставила приятную, успокаивающую музыку. Когда она принялась вязать ему свитер и штопать носки, Пол воспротивился, но она сказала: ей ничего не нужно, лишь бы он был счастлив. И заговорила о поездке к ее родителям в Сиракузы.

Ему страстно хотелось вырваться из плена, и наконец он нашел действенный способ. Однажды вечером они поужинали в ее квартире, и она пошла в ванную – чтобы вновь появиться в прозрачной ночной рубашке. Пол строго-настрого сказал себе: вот он, решающий миг! После долгих ласк Салли легла на кровать, слабо освещенная настольной лампой.

Пол разделся, аккуратно повесил одежду на спинку стула, поставил ровнехонько туфли под кровать. Он старался не смотреть на ее перламутрово-белое тело на темном бархате покрывала, точеные груди и изгиб бедер, четко обозначившихся под тонкой ночнушкой.

Он лег рядом; Салли обняла его и стала целовать. Сняла рубашку. Прижалась к нему. Давай, давай, просило ее тело. Пол проявил нечеловеческую выдержку. Она прижала его голову к своей груди. Потом скользнула рукой вниз – и опешила. Ничего не случилось.

– Ты еще не готов! – сказала она с укором.

– Сейчас буду.

Она терпеливо продолжала ласкать его руками – и наконец губами. Это был первый раз, когда Салли делала ему феллацио; от застенчивости она повернулась к нему спиной. Орган скользнул во влажную глубину ее рта – и выскользнул обратно. Чтобы не оплошать, Пол усиленно думал о посторонних вещах. Однажды Салли упомянула, что перенесла пустяковую операцию, но не стала уточнять, какую именно. Наверное, геморрой. Пол жадно ухватился за эту мысль и начал добросовестно представлять себе геморроидальные шишки.

Девушка начала злиться.

– Что с тобой сегодня?

– Сам не понимаю.

– Может, я зря стараюсь?

– Боюсь, что так, – ответил он, притворяясь огорченным.

История повторилась два раза. Салли испробовала весь свой сексуальный репертуар. Они сделали двухнедельную паузу и предприняли новую попытку. На этот раз Пол прибегнул к противоположной тактике: вызвал в воображении образ Шейлы и преждевременно кончил.

– Какой же я идиот, – внутренне ликуя, сокрушался он.

– Не будем об этом говорить, – произнесла Салли с ледяным достоинством.

В следующий раз он повел ее ужинать. Приступив к шоколадному муссу, Салли спросила:

– Ты спишь с другими женщинами?

– Ты задаешь неуместные вопросы.

Но она настаивала – и он ответил утвердительно. При этом он отказался просить прощения и не пообещал порвать с «другой женщиной». Салли потребовала, чтобы он назвал имя, и он придумал хрупкую очаровательную медсестру, даже дал ей имя – Инга. Салли завопила: его мало убить! Он не спорил.

На следующей неделе он нашел другую, лучшую квартиру в Виллидже. А переезжая, чувствовал себя как Ной, уплывающий на ковчеге под парусами подальше от старых грехов.

Часть вторая

Глава 11

День за днем «Конфиденциальные кассеты» все более утверждались в общественном сознании. Повсюду только и говорили, что о фантастическом буме видеокино; «Конфиденциальные кассеты» стали общепризнанным лидером. Статьи о фирме публиковались в журналах; популярные телевизионные комики отпускали шуточки на ее счет; деловые колонки газет мгновенно подхватывали кость любой, самой скудной информации о ее невероятном успехе (согласно «Бизнес уик», на ее сериалы подписалось три миллиона человек и число подписчиков неуклонно росло); церковники провозглашали ей анафему. Макс Рэнд договорился о сотрудничестве с фирмой, специализирующейся на «паблик рилейшнс», чьей обязанностью стало постоянно поддерживать интерес к фирме в обществе. Актеров, снявшихся в этих шестидесятиминутных лентах, приглашали в телевизионные ток-шоу; у них беспрестанно брали интервью.

По понедельникам просматривали готовые фильмы; на этот раз – по мотивам «Декамерона». Когда Пол вошел в темный зал, на экране как раз появились титры.

Среди ночи несколько молодых монахинь были разбужены странными звуками, доносившимися из кельи сестры Изабетты. Послушав немного под дверью, они ринулись по длинному коридору будить настоятельницу. Аббатиса возмутилась: что они делают у ее двери в столь позднее время? Задыхаясь от бега и волнения, девушки ответили: в келье сестры Изабетты – мужчина!

Им было невдомек, что в ту ночь аббатиса была в обществе священника. Боясь, как бы монахини от излишнего рвения не выломали дверь, она стала поспешно одеваться, но впотьмах приняла поповские штаны за монашескую вуаль. И стала вместе с другими уличать сестру Изабетту.

Сценарная разработка принадлежала Эду Сиранни. Пол дописал диалоги и создал атмосферу. Работая над этим фильмом, он размышлял: времена меняются. Люди начинают понимать, что, надев вериги, монахини не сбросили с себя кожу – человеческую природу.

Воссев в капитуле, куда по ее требованию доставили нарушительницу в чем мать родила, настоятельница принялась осыпать ее бранью. Смех сестры Изабетты и других монахинь, разглядевших ее «вуаль», открыл ей глаза на то, что ее самое уличили в том же проступке. Тогда настоятельница переменила тон и завела речь о невозможности уберечься от вожделений плоти. Дальше шли два коротких эпизода, в которых аббатиса с попом и Изабетта со своим любовником вернулись к прерванным ночным утехам.

В зале зажегся свет. Фаллон поздравил Пола и Сиранни с удачным сценарием и обратился к Фрэнку Мердоку:

– Режиссура – отвратная. Худшее из всего, что вы делали до сих пор. Ни одной стоящей сцены.

Мердок покраснел.

– Может, скажете конкретно, что вам не понравилось?

– Пришлось бы угробить весь уик-энд. Вы по-прежнему норовите снимать, как в сороковые. Нельзя всю жизнь выезжать за счет прежних заслуг.

– Я и не собираюсь, – униженно молвил Мердок.

– Вам не хватает куража. Возьмем первую сцену с сестрой Изабеттой. Ваше представление о сексе здесь – на уровне старой девы. Секс в духе «Ридерс дайджест». Это не то, что нужно нашим клиентам. Вы забыли, что снимаете «Историю порнографии»? Неужели нужно говорить по буквам? П-О-Р-Н-О-Г-Р-А-Ф-И-Я.

В комнате было человек двенадцать, но ни один не откликнулся на немую мольбу Мердока о поддержке. Чтобы не встретиться с ним взглядом, Пол притворился, будто с головой ушел в чтение своих заметок. Прославленный режиссер, работавший с такими мастерами, как Сэм Хоффенштейн, Эдвин Мейер, Джеймс Кейн и Уильям Сароян, оказался во власти невежественных бездарностей.

* * *

В последний четверг месяца традиционное совещание в кабинете Фаллона, как обычно, началось с общих вопросов. Линда Джером доложила, как идет отбор актеров на роли в следующих сериях. Обсуждение свелось к тому, что Линда говорила: «Вряд ли такая-то согласится работать менее чем за пятьсот долларов в неделю», а Фаллон парировал: «Предложите ее агенту три сотни плюс гарантию на четыре месяца, и увидите, как он отреагирует». На дебаты ушло полчаса, дальше уже дело Линды – торговаться с агентами Нью-Йорка и Голливуда.

Режиссер «Медицинского журнала» Боб Джереми попросил увеличить смету, сопроводив просьбу подробной расшифровкой. Фаллон был немногословен:

– Засунь ее себе в зад. Наша политика – сокращать, а не раздувать накладные расходы.

– Я не могу готовить качественные блюда из снятого молока.

– Ваш бюджет и так – самый высокий. Урежь гонорары доктора Ванса. И поучись экономике нашего бизнеса.

– Не прибедняйся, Том. Все знают – наши дела идут прекрасно.

– Я опираюсь на голые факты. Макс меня поддержит. Каждый заработанный цент вкладывается в расширение производства. Я нисколько не шучу, когда говорю, что не представляю, где взять средства на финансирование плана будущего Года. Так что ни слова об увеличении сметы. Всем нам придется подтянуть ремни.

Джереми передернул плечами.

– Ну ладно. Я готов ужаться, но не хотел бы, чтобы обо мне забыли, когда придет время распределять всю эту сказочную прибыль, которая пока только на бумаге.

– Не бойся, не забудем. Давай, Макс, следующий пункт повестки дня – по твоей части.

Макс Рэнд сообщил:

– После четвертой и пятой серии поступило множество отказов от подписки. Это – наша ахиллесова пята. Вам, творческим работникам, легко рассуждать о том, сколько требуют эти ублюдки.

Пол обвел взглядом присутствующих. Все сидели с похоронными лицами. В индустрии развлечений, подумалось ему, потребитель – и друг, и заклятый враг. Мы пытаемся выколотить из него деньги за нечто, не являющееся для него предметом первой необходимости. Это не крыша над головой, не пища, не одежда и не средство передвижения. Нужно усыпить его бдительность, сыграть на тайных пристрастиях – только тогда он примет роковое решение обменять свои кровные за удовольствие созерцать в четырехцветном изображении археологические раскопки, или карту, указывающую путь к «Утраченному фонтану счастья», или – как в случае с «Конфиденциальными кассетами» – заглянуть одним глазком на темную сторону Луны, где тщательно скрываемые пороки, многократно увеличенные в размерах, проецируются на экран.

После того как были оглашены все мыслимые рецепты по спасению ситуации, Фаллон вновь взял слово.

– Что касается графика съемок на будущий месяц, то у меня есть кое-какие предложения, с которыми вам придется согласиться. Хотя и они большей частью – еле-еле удовлетворительны. Имейте в виду: конкуренция растет и ужесточается. Если мы хотим по-прежнему возглавлять гонку, нужно идти вперед, а не почивать на лаврах. В этом смысле меня сильно беспокоит следующий фильм «Истории».

Установилась гробовая тишина; все обратили взоры на тех, против кого была направлена критика: Фрэнка Мердока, Эда Сиранни и Пола.

– Кому пришла в голову эта муть? – потребовал Фаллон, потрясая папкой. – «Чосер и Рабле»! Мы ставим «Историю» порнографии, а не литературы.

– Мы хотели использовать их только для заставок, – начал оправдываться Мердок.

– Ага, – насмешливо протянул Фаллон. – Как с Библией.

– Может, взять кого-нибудь другого – например, Аретино?

– Ара-кого?

– Аретино. Он писал сонеты.

– Поэзия? – ахнул Фаллон.

– А что? – вмешался Пол. – Аретино – интересный автор.

– Ну, Пол, я думал, хоть у тебя есть голова на плечах. Нашим клиентам подавай натуральный продукт. Мне тут пришла в голову мыслишка насчет фетишизма. Нужно вызвать у клиентов шок. Может, пустить в ход культовые предметы? Например, распятие?

– Распятие?

– Пусть женщины пользуются им вместо вибратора. Спасение через секс. Потребитель будет в восторге.

Мердок ошарашенно моргал.

– Фетишизм еще может сойти с рук – если соответствующим образом снять. Но, посягая на веру, вы нарываетесь на крупные неприятности.

– Я уже говорил с Рональдом Ричардсом, он парень ловкий, обещает выкрутиться.

– Есть планка, ниже которой опускаться нельзя. Даже в этом бизнесе.

– Протест отклоняется! – рявкнул Фаллон. – Не хотите работать – не надо. Но тогда уж и принимайте последствия. Вместо вас будет другой – кто не побоится ставить фильмы, которые по вкусу нашим покупателям.

Полу было ясно: Мердок избран жертвой. Фаллон только и ждет, чтобы он подал заявление. И Пол решил вмешаться.

– Давайте набросаем сюжетную композицию. А тогда уже решим, приемлемо ли это для Фрэнка.

Эд Сиранни подставил второе плечо:

– Не беспокойся, Том, со сценарием все будет о’кей. На нашу с Полом ответственность.

Фаллон потрещал костяшками пальцев.

– Это бизнес, а не исправительное учреждение. Кому не нравится, пусть отправляется к «Анонимным алкоголикам».

Это был сознательный удар ниже пояса. Все знали: Фрэнк Мердок пьет горькую.

* * *

Пол с Эдом Сиранни отбирали эпизоды для фильма о фетишизме. Сиранни был поденщиком от литературы, мастером писать на заказ, но на этот раз получалось топорно. Его стихией была двусмысленная анонимная литература, нашпигованная сексом, когда сюжет сводился к череде совокуплений, а персонажи были ходячими фаллическими символами. Он решил положиться на Пола: тот досочинит фабулу, если уж без нее не обойтись. Когда Пол познакомился с вышедшей из-под пера Эда «сценарной идеей», он подивился: неужели здесь можно провести какую бы то ни было сюжетную линию? Однако деваться было некуда.

Он отнес Мердоку законченный вариант сценария. Тот внимательно прочитал и утомленным жестом подтвердил свое намерение снимать. Пол облегченно вздохнул. Очевидно, у Мердока еще сохранился какой-то уровень, раз это помогает держаться самому Полу.

Отсняв основную часть фильма о фетишизме, Пол, Фрэнк Мердок и Эд Сиранни отправились в близлежащий бар. Последний день съемок оказался долгим. На каждую серию отводилось девять дней; от всех требовалось неукоснительное соблюдение графика, даже если в последний день приходилось работать сверхурочно. Студийное время было дорого. Так что, хотя официально рабочий день заканчивался в полпятого, иногда расходились за полночь.

На этот раз они закончили в десять. Все это время Эд Сиранни с Полом присутствовали в павильоне: вдруг в последний момент потребуются какие-нибудь переделки? Заключительная съемка каждого шестидесятиминутного фильма имела много общего с родами: схватки, потуги, появление на свет – и опустошенность, граничащая с сожалением.

Мердок выглядел подавленным. За третьим мартини он пробурчал:

– Это вызовет возмущение у верующих.

– Да уж, камера раскалилась добела, – согласился Эд. – Хоть асбест подкладывай.

Он на одном дыхании снял эпизод с использованием распятия в качестве приспособления для секса и даже заставил Мердока с Полом сделать пикантные дополнения.

– А ты что думаешь, Пол? – спросил Мердок. – Мы не слишком далеко зашли?

– Еще не поздно вырезать наиболее кощунственные кадры. Существует же редактирование.

– Только не с Фаллоном за спиной, – возразил Эд. – А по мне, так все едино. Я не испытываю ни малейшего дискомфорта. Это будет сенсация.

Он сделал знак официанту – принести счет. Пол с Мердоком обменялись усмешками. Для них не составляло секрета: счет за этот ужин в завуалированном виде будет отнесен на издержки производства.

На Мердоке начали сказываться последствия выпитого.

– Почему бы нам не остаться и не перехватить еще по рюмочке? Время детское.

– Если я не успею на рейс одиннадцать ноль пять, жену хватит удар, – ответил Сиранни.

– Подумаешь!

– Тебе легко говорить: ты холост.

И он отчалил.

– А ты, Пол? – с надеждой спросил Мердок.

– Мне предстоит легкое чтение – маркиз де Сад. Кстати, Фрэнк, знаешь, чего тебе не хватает? Отдушины.

– Что ты предлагаешь?

Пол раскинул мозгами.

– Может, посмотреть какой-нибудь старый добрый фильмец?

Стоя на тротуаре, он долго провожал глазами удаляющегося прочь неверной походкой Мердока.

* * *

Шейла Томкинс нежилась в огромной, вровень с полом, ванне, от которой исходил запах мускуса. Одной рукой она опиралась на кафельный пол. Ее гладкое тело расслабленно покоилось в горячей, слегка пузырящейся воде. Рядом, положив голову ей на плечо и обводя пальцем ее изящное ухо, отдыхал Ивен Хендершот.

Перспектива секса с Шейлой рождала в нем легкую досаду, но ничего не поделаешь. Женщины ненасытны. В последнее время он чувствовал, что вот-вот сделает окончательный вывод, какие из его желаний являются органичными, а какие – надуманными, фальшивыми. У него словно рассеялся туман в голове и выкристаллизовалось отчетливое понимание своих сокровенных потребностей. Хендершот убедился, что его не влечет к женщинам – хотя, по странной иронии судьбы, он был непревзойденным любовником. В их оргазме было что-то гротескное – каждая изображала из себя Жанну д’Арк на эшафоте. Даже прекраснейшие из них, при всем физическом совершенстве, при всей изысканности манер и в то же время разнузданной похоти, не могли предложить ничего такого, что бы могло заставить его волноваться. Он представил себе всех женщин, готовых покорно принять его, не способных ни на что-то другое, кроме искусственных содроганий, скучных ласк, оргазмов по требованию, – и ему стало противно.

Шейла – другое дело. Хорошо, что именно ей суждено стать для него не очередной, но последней. Но даже с ней любовный акт носил оттенок вульгарности. В этот вечер он почувствовал, что никак не может настроиться. В причудливые, рождаемые огромным выпуклым зеркалом образы вторгались, разбивая чары, непрошеные воспоминания. Однажды, например, после особо пылких объятий она отправилась в ванную. Звук спускаемой воды и специфический запах подчеркнули банальность и приземленность их страсти. Пластический ритуал при слиянии мужчины и женщины был лишен зрелой нежности, вдохновения, стремления к идеалу, ощущения себя равными.

Он зачерпнул ладонью теплой воды и вылил Шейле на грудь. Ее соски всегда безотказно реагировали на тепло.

– Фаллон звонил тебе? – спросил он.

Она подвинулась ближе.

– Да. Что ты посоветуешь?

– Для тебя это – идеальный вариант. Жёны Синей Бороды. Ты сыграешь их всех и примешь смерть самыми разными способами.

– Это попахивает садизмом.

– Не больше, чем то, что мы много раз испытывали вместе, дорогая.

– Это не совсем то, о чем я мечтала, и вряд ли повлияет на мою карьеру. Я – актриса. Хочу показать все, на что я способна.