Текст книги "Кино для взрослых. Плутовка"

Автор книги: Уильям Вулфолк

Соавторы: Ги Кар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Глава 24

Они сидели в баре ночного клуба в Гринвич-Виллидже. На эстраде красотка в серебряном платье с блестками пела в голубых лучах прожекторов. Ее голос перекрывал разговоры и смех посетителей, расположившихся за тесно поставленными столиками, и оркестр из пяти человек, злоупотреблявший ударными.

Пол был недоволен.

– Здесь толку не будет. Только даром тратим время.

Их было четверо: Пол, Хизер и Эд Сиранни с женой, высокой ширококостной женщиной. Жаклин славилась тем, что у нее обо всем было свое мнение. Она уже высказалась о Виллидже, хиппи, сексуальных меньшинствах, длинноволосых молодых людях и рок-музыке. Жена Эда Сиранни считала себя либералкой – только потому, что жила в микрорайоне, густо – хотя и в пределах квоты – населенном чернокожими, и прекрасно с ними ладила.

– Я бы выпила еще, – сказала Хизер, облизывая губы. Она явно скучала. Это была не ее идея – вечер в обществе «пожилой» супружеской пары.

Мимо прошел официант с подносом, заставленным не особенно чистыми бокалами. Пол попытался привлечь его внимание, но официант, ловко лавируя в почти неразличимых проходах между столиками, устремился в другой угол зала – чтобы раствориться в сизых клубах дыма.

– Эй, вы! Эй! – крикнул вдогонку Пол.

Его голос утонул в окружающем гуле. Он хотел встать, но недостаточно далеко отодвинул стул и смог только чуточку приподняться – чтобы тотчас плюхнуться обратно. Он был навеселе. И это еще мягко сказано.

– Оф-фициант! – рявкнул Пол.

Люди начали оглядываться.

– В этом чертовом притоне не продохнуть. Идемте в какое-нибудь другое место.

– Я принесу твой напиток, Хизер, – сказал Эд Сиранни.

Появился официант – убрать пустые бокалы. На поверхности стола остались мокрые круглые следы.

– По новой, – возвестил Пол.

– Тебе хватит, старина. Утром на работу.

– Обо мне не беспокойся. Подумай лучше о себе.

По потолку метались разноцветные огни. Такой же хаос царил у Пола в голове. Да, он пьян. Пропьянствовал, не просыхая, целую неделю. С того самого вечера у Шейлы он страдал от нервного перенапряжения и бессонницы. Пришлось искать хоть какое-то средство для разрядки.

– Я хочу танцевать, – объявила Хизер.

Пол скользнул по ней отсутствующим взглядом.

– Надо идти в зал?

– Почему бы и нет?

– Мне и здесь хорошо. Сейчас принесут еще выпить.

Ему попалась на глаза висевшая на стене абстрактная картина. Пол вроде бы различил очертания дома в окружении деревьев, но потом его что-то отвлекло, и все линии и краски снова смешались. Он поймал на себе взгляд Жаклин и выдавил:

– Довольно интересно.

– Ты и впрямь так думаешь?

– Ну, если хочешь знать правду, я тут ничего не разберу.

Жаклин тотчас оседлала любимого конька: закатила тираду о шарлатанах от искусства, которые вешают публике лапшу на уши и гребут деньги лопатой. Одна ее подруга купила «сущий гуляш» – и при этом с нее содрали тысячу долларов.

– А мой муженек сказал, что ему нравится. Из-за скрытого символизма. А сам даже не знает, где верх, где низ.

Интерес Жаклин Сиранни к вопросам культуры был своего рода противовесом одержимости Эда сексом. И на весах правосудия чаши идеально уравновешены. Не хочешь попасть в рабскую зависимость от секса – ищи в жизни другие интересы. Иначе он разрастется, как гигантский гриб, заполнит собой все уголки и поры твоего существа. Секс должен служить развлечением, хобби – а никак не целью жизни, ее единственным смыслом. Не случайно именно необразованная беднота больше всех занимается сексом. У этих людей нет других интересов. Мужчина берет женщину, только чтобы показать, что он на это способен. Пыхтит ради самоутверждения, доказывает себе и другим, что он – мужчина. И умирает, как некогда первопоселенцы – застолбив участок и отстаивая свое право собственности перед захватчиками.

А что потом? Пустой мусорный контейнер. Что остается от человека после гибели души? Порнография. Настоящая порнография – это когда человек выполняет недостойную работу, производя бессмысленную или даже вредную продукцию; торгует собой, как проститутка, на грешных улицах коммерции; говорит то, во что не верит, и дает заведомо ложные ответы. Все мы – порнографы.

Эд обратился к Хизер:

– Потанцуем?

У нее заблестели глаза.

– Минуточку! Одну минуточку!

Насквозь прокуренная комната качнулась у Пола перед глазами, но тотчас встала на место. Эд отодвинул стул, помогая Хизер подняться. Пол тоже встал.

– Она хочет танцевать со мной.

– Ты не в форме, – упрекнула девушка.

– Я вполне могу танцевать. Идем.

Он споткнулся о ногу Жаклин и свалился между столом и стулом. Женщина вскрикнула и пролила вино себе на платье. Эд бросился поднимать Пола. Тот приложил к губам палец.

– Где?

– Что «где»?

– Мне нужно…

– Идем. Я отведу тебя.

Жаклин проводила их взглядом, полным ледяного презрения. И подвинулась к Хизер.

– Как только ты терпишь? Только потому, что он – босс?

– Твоя жена – та еще штучка! – сказал Пол Эду, когда они остались одни в мужском туалете. – Где ты ее откопал?

– Не бери в голову.

– Воображала. Маленькая сучка.

– Давай, Пол, облегчайся.

Немного не дотянув до цели, желтая струя ударила в белый фарфор с внешней стороны и растеклась по полу.

– О Господи, – со вздохом произнес Эд. – Тебе нужно протрезветь, а уж потом возвращаться в бар.

Оттуда доносилась какофония звуков.

– Я не хочу возвращаться. Меня сейчас вырвет.

– Вот монетка.

Эд опустил двадцатицентовик в щель платной кабинки. Пол рванул туда. Опираясь одной рукой о стену, склонился над раковиной.

Когда он вышел несколько минут спустя, Эд причесывался перед зеркалом.

– Очухался?

– Да, полегчало.

Эд прополоскал расческу и повернулся к Полу.

– Ты только посмотри на себя!

Намочив бумажное полотенце, Эд кое-как стер с пиджака и брюк Пола следы недавней катастрофы. Но осталось жирное черное пятно.

– Эд, что мне делать?

– Идем в бар. Девушки подумают – мы тут вымерли.

Борясь с новым приступом дурноты, Пол ослабил галстук.

– Что мне делать?

– Отправляйся домой. Я скажу, что тебе стало плохо.

– Мне нечем дышать.

Скривив губы в кислой гримасе, Эд начал подталкивать Пола к выходу.

– Наше счастье, что никто не вошел.

Пол обнял его за плечи. Кафельный пол в черную и белую клетку ходил ходуном, точно палуба.

– Ты – настоящий друг. Сейчас я тебе кое-что покажу.

Он достал из кармана небольшой кусочек картона с отпечатанным текстом. Приглашение на свадьбу.

– Кто такая Дженнифер Нейлор?

– Моя бывшая девушка.

– Она тебя бросила?

Пол поморщился, как от боли. Было непередаваемо трудно думать о Дженнифер как о пройденном этапе. Ах, Дженни, Дженни! Оборвалась последняя ниточка, связывавшая его с прошлым. Остается только выпить горькую чашу до дна.

– Ну и черт с ней. Пошли они!..

– Согласен.

– Шлюхи. Все до одной. Не исключая присутствующих. Если бы я захотел, сегодня же переспал бы с Хизер.

– Поговорим об этом утром.

Пол задыхался. Шейла. Шейла тоже его бросила. Эд отдал ему приглашение. Он смял его и хотел было выбросить, но передумал и сунул обратно в карман.

Они вернулись в бар. Пол был пьян. В стельку.

– Эд, знаешь, кого мне по-настоящему не хватает? Мердока. Фрэнка Мердока.

Мимо по узкому проходу протискивался официант; Пол едва не сбил его с ног.

– Эй, мистер, смотрите куда идете!

Эд спросил:

– Ты уверен, что сам доберешься домой?

– Естественно, – ответил Пол. И добавил, чувствуя свою полную беспомощность и зависимость от Эда: – Ты отличный парень. Открою тебе один секрет. Если так и дальше пойдет, все мы кончим, как бедняга Фрэнк. И больше об этом ни слова.

– Тебе нужно выспаться. Завтра увидимся.

Эд помешкал немного и добавил:

– У меня туговато с наличностью. Ничего, если я отнесу расходы на издержки производства?

– Ясное дело.

– Не принимай близко к сердцу, – напутствовал Эд. И вернулся к столику.

* * *

Утром, когда Пол приехал в офис, его ждали Эд Сиранни и Рональд Ричардс – обсудить следующий фильм из цикла «История» – по мотивам «Ночи в турецком гареме». Они выбрали эпизод, в котором девушка совокупляется с жеребцом.

– Мне что-то не по себе, – признался Ричардс. – Зоофилия – единственная тема, относительно которой закон высказывается весьма сурово.

– Ты читал сценарий?

Ричардс кивнул.

– Высказал парочку замечаний. Но если даже ты с ними согласишься, не могу дать гарантию. От судей всего можно ждать.

– А ты как думаешь? – обратился Пол к Эду Сиранни.

– Мы и так ушли слишком далеко вперед. А по тем, кто высовывается, палят в первую очередь.

– То есть стоит рискнуть?

– Ага.

– Как будем снимать? Имитировать?

– Зритель всегда это чувствует. Если мы хотим попасть в яблочко, нужно стрелять без дураков.

Ричардс насупился.

– Делайте хоть так, хоть этак, это не повлияет на решение суда.

– Остается один практический вопрос, – сказал Пол. – Найдем ли мы исполнительницу главной роли?

– Я говорил с Линдой Джером, – ответил Эд Сиранни. – Она готова хоть сейчас выстроить в очередь сотню девиц, которые будут лезть вон из кожи, лишь бы получить роль.

– Осталось уломать жеребца.

Все рассмеялись. Ричардс поправил повязку на глазу.

– Не то чтобы я это одобрял… Но раз находятся желающие это смотреть…

– Присоединяюсь, – коротко уронил Пол.

Сиранни с Ричардсом ушли, радуясь тому, что ответственность взял на себя кто-то другой. Пол отправился докладывать Максу Рэнду, что они решили. Тот выслушал и кивнул.

– В нашем деле приходится рисковать. На том стоим. Ты давно разговаривал с Шейлой?

– Да.

– Мне позвонил ее агент, Иззи Танен. Она требует за участие в «Частной жизни Клеопатры» втрое больше того, что мы заплатили ей за «Жен Синей Бороды». Танен выжил из ума. Я не против прибавки, Шейла того стоит. Но за такие деньги я могу нанять кого угодно.

– Тебе нужен «кто угодно»?

– В конце концов, это нечестно. Мы сделали Шейле великолепную рекламу. Кто дал ей право задирать нос? В общем, я попросил ее приехать для личной беседы. Без посредников.

У Пола зашлось сердце.

– Она приедет?

– Сразу после обеда. Постарайся вернуться не позднее двух. Хочу, чтобы ты присутствовал. Может, собьешь с нее капельку спеси?

Когда Пол возвращался после обеда, перед зданием на Мэдисон-авеню собралась толпа. Пол разглядел мелькнувшую меж людьми и плакатами полицейскую форму. Сбившись в кучку в форме эллипса, пикетчики размахивали плакатами: «ГОМОСЕКСУАЛИЗМ – НЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ! НАША СВОБОДА – ВАША СВОБОДА!»

У входа его перехватил полицейский.

– Я здесь работаю, – объяснил Пол.

Его пропустили внутрь. Он кое-как втиснулся в переполненный лифт и вскоре уже входил в приемную. Хизер тревожно вскинула голову, а увидев Пола, с облегчением вздохнула.

– Ах, это ты.

– Макс уже пришел?

– Да. Он у себя в кабинете.

– Давно началось пикетирование?

– Я обратила внимание полчаса назад. Полиция задержала пару хулиганов на лестнице – норовили ворваться к нам. Все время идут телефонные звонки – мол, в здании бомба. Сейчас полицейские ее ищут. Как только людям не стыдно?

Макс Рэнд разговаривал по телефону. А закончив, в сердцах швырнул трубку на рычаг.

– Я звонил мэру. Потребовал арестовать эту шайку.

– А он что?

– Его обязанность – следить за порядком, этим он и будет заниматься. Ей-богу, он их боится!

– Он – политик. А они – избиратели.

– Это политиканы их распустили! Несколько лет назад гомики были счастливы, если их хотя бы не трогали. А теперь от них больше шума, чем от всех остальных. Я попробовал поговорить с их главным, знаешь, что он сказал? «Гомосексуалисты – тоже люди. У них такие же права». Все мои доводы – как горох от стенки. Заладил: «Гомосексуалисты – тоже люда». Что такому докажешь?

Ничего, мысленно согласился Пол. Гомосексуалисты – действительно люда. Крыть нечем.

Жирное лицо Макса Рэнда побагровело от возмущения.

– Мы раскопали, кто за всем этим стоит. Член муниципального совета.

– Откуда ты знаешь?

– Ричардс смекнул: их кто-то натравил на нас. И точно! Сейчас он ведет переговоры с этим ублюдком.

– Каковы их требования?

– Чтобы мы отказались от реализации этих кассет.

– Дорогое удовольствие!

– Я подсказал Ричардсу сунуть ему пару тысчонок. И пообещать поддержку на выборах.

– А если он откажется?

Макс скривил губы в усмешке.

– Пустим в ход угрозу. Скажем, что подадим в суд и потребуем миллион за причинение убытков. Пусть даже у нас не будет доказательств, защита дорого обойдется этому мерзавцу. Нам есть что терять, а что выиграет он? Вот смотри – я собрал на него досье. В долгу по самые уши. Каждый раз вносит плату за аренду дома с опозданием в два-три месяца. Я выкуплю его закладную и, если придурок не уймется, выброшу его с семейством на улицу.

– Думаешь, этим все и кончится?

– По крайней мере нагоним на голубых страху. Я их проучу! Они убедятся, что на нас где сядешь, там и слезешь. Хотят неприятностей – они их получат. В огромных количествах.

Спустя полчаса, выглянув в окно, Пол увидел все тех же пикетчиков. Они маршировали и скандировали свои лозунги. Приглушенные расстоянием и толстым стеклом, их голоса странным образом напоминали птичий щебет. Улица стала походить на помойку: протестующие опрокинули стоявшие у служебного входа контейнеры с мусором, так что прохожим приходилось смотреть под ноги.

Двое парней начали отвинчивать водоразборный кран. Туда тотчас метнулся полицейский, но они его опередили – и хлынули пенистые потоки! Полисмен схватил обоих за шиворот. Их тотчас окружила кучка разъяренных пикетчиков.

У входа в здание остановилось такси. Оттуда, открыв заднюю дверцу, вышла Шейла. Не успела машина тронуться с места, как один пикетчик шарахнул щитом по заднему крылу.

На Шейле был темный плащ; она подняла воротник, чтобы не быть узнанной. Поколебавшись, она быстро пошла к крыльцу. На полдороге ее заметил один пикетчик и кликнул товарищей. Те зловеще уставились на нее. Они ее узнали, понял Пол. Шейлу блокировали с двух сторон: спереди и сзади. Возбужденные пикетчики зловеще размахивали своими щитами.

Пол почувствовал нутряной, животный страх. Он опрометью выскочил из кабинета и нажал на кнопку лифта. Выбежал в вестибюль. У парадного входа толпились пикетчики. Полицейские попытались их разогнать. Самые рьяные бешено сопротивлялись.

Толкнув вращающуюся дверь, Пол услышал резкие, злые голоса. Кто-то вырвал у полисмена дубинку и начал избивать незадачливого стража порядка. На помощь поспешил другой полицейский – его огрели сзади. С опущенной головой Пол вклинился в толпу, чтобы по-змеиному протиснуться к Шейле.

Толпа то разбухала, то съеживалась. Пол увидел Шейлу. Какой-то худой тип в сером комбинезоне, с всклокоченной шевелюрой злобно заорал на нее и схватил за руку. Пол одним прыжком очутился рядом и стал отдирать руку хулигана. Его с размаху ударили по голове. Он рухнул на асфальт.

Дальше все словно происходило не с ним, а с кем-то посторонним. На бровке, средь битого стекла, валялся одинокий красновато-коричневый кирпич. Качались уличные фонари. И все время слышались полицейские свистки. Крик. Пола охватила паника. Он поднялся и, еле держась на ногах, стал прокладывать себе путь в толпе. Улица покрылась ковром из битого стекла. Двое полицейских с дубинками волокли троих или четверых пикетчиков. В воздухе летали камни и прочие «снаряды». Что-то угодило Полу в плечо.

И вдруг он увидел на тротуаре темный плащ с торчащими из-под него ногами.

У него помутилось в глазах. Он вслепую побрел туда, где лежала Шейла – с закрытыми глазами. Под одним глазом багровел синяк. На выброшенной в сторону руке блестел браслет – его подарок.

Кто-то вонзил ей меж ребер нож.

Глава 25

Такси остановилось у входа в маленькую клинику. В этот поздний час открытая всем ветрам улочка была практически безлюдна. Время от времени слышался стук каблуков редких прохожих. Пол вошел в сумрачный вестибюль. Назвал регистратору свое имя и предъявил пропуск.

В плохо освещенном больничном коридоре вдоль стены выстроились передвижные столы – каталки. Чуть поодаль светился небольшой пятачок – там располагался пост. Пол вручил пропуск дежурной медсестре.

– Доктор Линдсей придет через десять минут. У мисс Томкинс другой посетитель.

Дверь была неплотно прикрыта. Пол осторожно открыл ее и сразу узнал высокую, худую, очень прямую спину Ивена Хендершота. Тот что-то говорил – тихо и размеренно, словно гипнотизируя.

Пол негромко кашлянул. Хендершот обернулся и, нисколько не удивившись, жестом попросил его подождать в коридоре.

Через несколько минут он вышел и сочувственно дотронулся до его рукава. Они немного прошлись по коридору и остановились перед двойной дверью закрытого на ночь буфета.

– Я говорил с доктором Линдсеем, – сообщил Хендершот. – Пару часов назад. У нее внутреннее кровоизлияние. Нож задел жизненно важные артерии. Это вопрос времени. Она почти без сознания.

– Я пойду к ней.

– Ступайте, я подожду вас здесь.

На кровати лежала неподвижная фигура. Пол подошел на цыпочках, а когда глаза привыкли к темноте, различил ее лицо.

Белое лицо на белой подушке.

Он мягко опустился на стул. Под тонким одеялом обозначились контуры ее пленительного тела. Пол начал загораться.

Это какое-то безумие: даже в такой момент все остальные чувства – горе, жалость, вина – отступили перед влечением.

Она открыла глаза.

– Ты… вернулся…

Большие глаза не мигая смотрели куда-то мимо него.

– Тебе вредно разговаривать.

– Ах, Ферди, я думала… что ты умер.

Ферди. Так звали ее первого возлюбленного, гонщика и плейбоя. Фердинанд дель Рио. После его гибели Шейле пришлось некоторое время провести в клинике для нервнобольных.

– Шейла, это я, Пол. Пол Джерсбах.

Никаких признаков, что она его узнала.

– Ты… был… жесток…

– Это уже в прошлом.

Шейла пришла в возбуждение. Грудь заходила ходуном.

Она свистящим шепотом произнесла:

– Я могла убить тебя… Я пыталась.

Он почувствовал укол любопытства.

– Пыталась?

– Сам… знаешь… Поэтому ты здесь.

Пол положил дрожащие руки на колени.

Может, если рубануть сплеча, это вернет ее к действительности?

– Ты не нарочно.

– Ах, Ферди… не знаю…

Она вдруг словно увидела что-то страшное и, вцепившись в одеяло, заметалась, с нечеловеческой силой пытаясь встать.

– Все кончено… Кончено! Ферди!..

На мгновение Полу показалось, будто он видит в ее расширившихся зрачках жуткую давнюю картину: неуправляемый автомобиль на полной скорости врезается в каменную ограду.

И его пожирает оранжевое пламя.

Шейла откинулась на подушку. Половину лица закрыли волосы.

А глаза все так же пристально вглядывались вдаль.

Пол поднялся, чтобы позвать врача, и обнаружил прислонившегося к притолоке Ивена Хендершота – стройного и неумолимого, как судьба.

– Она бредила, – пояснил Пол.

Лицо Ивена озарилось слабой усмешкой.

– Это она подстроила аварию. Вот что она силилась сказать.

Пол с горечью ответил:

– Какая теперь разница?

Спустя несколько минут врач подтвердил. Шейла умерла.

* * *

Они выпили вместе в коктейль-баре близ клиники, уединившись в небольшой кабинке у окна, завешенного бежевой шторой.

– Шейла рассказала мне обо всем вскоре после того, как мы познакомились, – сказал Хендершот. – Ее возлюбленный требовал, чтобы она бросила сниматься. Возможно, она согласилась бы на это на вершине славы, но не в самом начале. Все в ней восставало против ультиматума. Она спросила: «Почему я должна отказываться от одного, чтобы получить другое?» Вспыхнула ссора. Ей было одинаково невыносимо потерять его и навсегда отказаться от карьеры. На какой-нибудь год – да, но не навсегда. Играть для нее постоянно было такой же необходимостью, как дышать.

Пол невыносимо страдал: Хендершот говорил о Шейле как о ком-то постороннем!

– Но из любви к нему она попыталась. А через год он узнал о ее связи с режиссером, который обещал ей главную роль в своем фильме. Тогда он сказал, что между ними все кончено. Накануне ответственных гонок она подмешала в коктейль наркотик. Я верил, когда она говорила, что не собиралась убивать его – только наказать.

Пол ждал, когда же наконец подействует алкоголь и притупит боль? Шейла умерла – это единственное, что имело значение. Она была для него всем, а теперь она – ничто для всех.

Вот он, зловещий смысл смерти.

– Конечно, – рассуждал Хендершот, – не в характере Шейлы было убиваться о ком-то до такой степени, что ее пришлось поместить в клинику. Так сильно она никого не любила.

– Откуда вы знаете? – неприязненно спросил Пол.

– От нее самой. Все дело было в чувстве вины. Плюс еще один, решающий удар: режиссер, которому она отдалась, обанкротился и не смог дать ей роль в фильме.

Пол никогда не переставал надеяться на то, что у них с Шейлой есть будущее. Он бы все вытерпел – абсолютно все – ради привилегии заниматься с ней любовью. Как жить дальше? Если бы можно было ее вернуть, он благословил бы даже ее жестокость.

– Вы говорите о ком-то выдуманном. Шейла была совсем другая.

– Вы любили ее.

– И она меня любила.

– Уверяю вас, что нет.

Пол чуть не впал в бешенство – и вдруг наступило прозрение. Да, это правда. Было бы смешно отрицать: чувство Шейлы не шло ни в какое сравнение с его всепоглощающей страстью. И все же в их отношениях было что-то прекрасное, несопоставимое со всем, что было до нее. Хотя бы в постели.

Он заставил себя посмотреть на Хендершота. Впалая грудь. Худые руки…

Господи! И он был ее любовником!

– Должно быть, вы думаете, что она любила вас!

– Я стараюсь не тешить себя иллюзиями, особенно в отношениях с женщинами. Но почему мы говорим только о Шейле, милый юноша? Она – прочитанная глава. Пора перевернуть страницу. Давайте поговорим о вас. Ведь у вас вся жизнь впереди!

Однажды, лежа рядом с Полом в постели, Шейла сказала, что во всем, что касается любви, Хендершот – лучший психолог, чем Хэвлок Эллис или Крафт-Эббинг. Пол только посмеялся. Такая реплика была бы уместной в прежние времена, когда люди думали о сексе как о величайшей загадке, тайном ритуале, доступном только посвященным.

Но теперь он спросил себя: неужели она и впрямь считала Ивена непревзойденным любовником? И неужели он, Пол, ее разочаровал?

В порыве самобичевания он показался себе наивным юнцом с примитивными понятиями о потенции. Бесспорно, Шейла больше него смыслила в любви. Почему не допустить, что и Хендершот тоже?

Соединившись, ревность, соперничество и чувство утраты вылились в желание как можно больнее уколоть собеседника.

– Хочу кое в чем признаться, мистер Хендершот. Статьи, которые должны были появиться в газетах Притчетта, написаны мной.

Хендершот потрогал свежий цветок в петлице и немного насмешливо произнес:

– В самом деле?

– Я пришел в вашу фирму с целью собрать для них материал.

– Почему?

– Один человек, которого я любил и очень уважал… одна преподавательница… покончила с собой из-за того, что попала в ваш фильм о «гей-клубах».

Хендершот еле заметно скривил губы, и Пол понял: его признание не произвело впечатления. Хендершот мягко произнес:

– Вы стали нашим самым ценным работником. Ваши идеи принесли фирме большую прибыль. А ведь никто не обязывал вас проявлять инициативу.

– Это было составной частью работы. Я старался произвести хорошее впечатление, чтобы удержаться в «Конфиденциальных кассетах».

– Но вы вернулись и после написания статей, когда стало ясно, что их не опубликуют.

– У меня не было выхода.

Так ли? Что стояло за его страхом потерять работу в университете? Уж не искал ли он спасения от собственных амбиций? Если бы Макс Рэнд не закрыл перед ним дорогу в Суитцер – может, со временем он сам нашел бы предлог не возвращаться?

– В общем, это неважно. Не следует думать, что, признавшись, вы сделали отчаянный, непоправимый шаг. Поскольку статьи не увидели свет, я не вижу ущерба.

– Неважно, что вы видите или не видите.

Полу стало досадно. Что толку дерзить, если человек не выходит из себя?

– Не сердитесь. Мне хотелось бы стать вашим другом.

– Почему?

– Потому что вы очень привлекательный молодой человек.

– Забудьте. Меня это не интересует.

Глаза Пола заметались, словно в поисках оружия – любого оружия!

– Это Шейла считала вас каким-то эротическим принцем! А для меня вы всего лишь старый…

Чтобы не сказать больше, он вскочил и выбежал из бара.

Он долго бродил один, не разбирая дороги. Боль пронизывала все его существо. Страшно подумать, что он больше ее не увидит. Он все еще чувствовал свежесть ее губ. Мысли кружили вокруг Шейлы; он припоминал, одно за другим, их свидания.

Только тот, кто изведал соблазн во всей полноте, поймет агонию утраты. «Если мне не суждено проснуться, будьте милосердны, ради Христа!» Шейла уже никогда не проснется…

Из предрассветной мглы перед ним возникли очертания моста Джорджа Вашингтона. Птицы искали убежища на высоких стальных башнях, подальше от человека. Но где оно, убежище?

* * *

Он почти не сомкнул глаз – разве что на какой-то час. А проснулся угрюмый, подавленный – и не сразу вспомнил, почему.

Ее остывшее тело в морге. Сколько красоты, сколько страсти она унесла с собой!

Он не поехал в офис. Вчерашнее признание Хендершоту должно было стать сигналом к отступлению. Он не останется в «Конфиденциальных кассетах». Хендершот – душа и мозг фирмы, а он больше не хочет знать этого человека.

Что же делать? Преподавание исключено. Даже если подвернется работа, он уже не сможет терпеть благородную бедность. Возможно, он был в плену иллюзий. «Порнография – не что-то внешнее. Она – здесь, внутри»[3]3
  Игра слов: «core» – «ядро, внутренность, сердцевина». Выражение «hard core» – «твердое ядро, самая суть» – стало означать «порнография, крутое порно» (прим. переводчика).


[Закрыть]. Бедный Мердок! Отсюда вывод: порнография сидит в каждом человеке, она – его суть, тот минимум, с которым он согласен мириться. Пол Джерсбах уже не сможет жить, прервав все связи с миром больших денег. Он – продукт второй половины двадцатого века, эпохи девальвированных ценностей и людей, утративших корни, – никчемных перекати-поле.

Все они блуждают в тумане, а среди памятников разрушенной веры гордо сияет золотой алтарь.

Пол размышлял: я должен научиться извлекать выгоду из своих достоинств. И что же это за достоинства? В первую очередь – профессиональное умение развлекать тупые серые массы, жадно листающие комиксы, пока над ними проносятся ветры истории.

К утру он принял решение – хотя и не без насилия над собой.

– Мистер Притчетт? Это Пол Джерсбах. – Молчание на другом конце провода и собственная нервозность заставили его скороговоркой выпалить: – Помните наш разговор о моем переходе в вашу фирму?

– Да.

– Я много думал и понял свою ошибку. Пожалуй, я мог бы заново рассмотреть ваше предложение.

– Оно утратило силу.

– Вы хотите сказать…

– Я заключил договор – позавчера за обедом. Этот человек даже больше вас подходит на эту должность. Вы умны, Джерсбах, но, по-моему, плохо представляете себе специфику данного бизнеса.

– Надеюсь доказать, что вы ошибаетесь, мистер Притчетт.

На него свинцовой тяжестью навалилось чувство поражения.

Позднее он отправился в офис за своими вещами. Ему прямо-таки не терпелось туда добраться. То-то в «Конфиденциальных кассетах» удивятся, когда он объявит о своей отставке.

Губы заранее скривились в злорадной усмешке.

Хизер подняла на него печальные глаза.

– Слышали о Шейле Томкинс?

– Да. Я был в клинике.

Как он мог забыть? В этот самый момент мертвая Шейла лежит в клинике или погребальной конторе. ШЕЙЛА! Знак его мужского достоинства встрепенулся; Пол задрожал. Однажды он взял ее с такой силой, что это было похоже на насилие. Страсть превратилась в манию; ласки граничили с пытками. «Будь ты проклята! – вырвалось у него. – Будь ты проклята!» Разрядка показалась взрывом. Обессиленный, он рухнул на спину и долго лежал, зажмурившись, словно в трансе. Никогда прежде он не испытывал подобного смятения чувств.

Как жить дальше без ее объятий? Где найти подобное совершенство? ГДЕ?

Он спрятал лицо в ладонях. Хоть бы пролились благодатные слезы! Ее имя то и дело всплывало в сознании и вновь погружалось в неведомые глубины – дальше, дальше…

Слез не было.

На столе лежал черновой вариант сценария очередного фильма из цикла «Подлинные события» – вечер в Клубе мазохистов, окровавленные тела и утонченные пытки с применением «железных сапог», наручников и плетки-девятихвостки. На него нахлынуло острое чувство стыда. Он встал и направился в кабинет Макса Рэнда. Сейчас все будет кончено.

«Макс, я подаю в отставку – с этой самой минуты!..» Скрытые раны сердца еще долго будут напоминать о себе, но жизнь сама несет в себе исцеление. Пока человек жив, остается надежда.

У Макса Рэнда был посетитель – седовласый человек с загорелым лицом и проницательным взглядом. Макс представил его – лейтенант Брэдбери из полиции.

– Лейтенант хочет задать тебе пару вопросов о вчерашних беспорядках. Я сказал ему – это ты нашел Шейлу.

Пол опустился в кресло – с чувством странного покоя, даже отрешенности. Он рассказал о том, как Шейла вышла из такси и толпа окружила ее. Лейтенант подивился его интуиции, побудившей его сломя голову мчаться на помощь, и попросил Пола дать подробное описание человека в сером комбинезоне, а также Шейлы – как она лежала возле самой бровки. Наконец он отложил блокнот в сторону.

– Если вспомните что-нибудь существенное, позвоните.

Макс Рэнд вздохнул.

– Ужас! Вы кого-нибудь подозреваете?

– Мы опросили всех свидетелей. Но, откровенно говоря, не слишком далеко продвинулись.

Макс проводил лейтенанта до двери. И вернулся за стол.

– Его никогда не поймают. Ты же знаешь, как голубые держатся друг за дружку.

– Поймают не поймают – от этого ничего не изменится.

– Ну, кое-что все же изменилось. Эти придурки прервали пикетирование. Больше они нас не потревожат.

– Смерть Шейлы обернулась твоей выгодой, – с горечью произнес Пол.

На лице Макса не отразилось никаких чувств.

– Точно. Такая вот ирония судьбы – особенно если учесть, что это она написала те пасквили для Притчетта.

Пол вздрогнул.

– С чего ты взял, будто Шейла к этому причастна?

– Ивен сегодня позвонил с утра пораньше. Вчера вечером она призналась ему в клинике.

– Шейла… призналась?..

Макс сунул в рот горсть соленых земляных орешков.

– Должно быть, это тяжким бременем лежало на ее совести – после всего, что Ивен для нее сделал. Хотела, чтобы не поминал лихом. Она всегда на него вешалась.

Пол стиснул кулаки.

– Когда похороны?

– Ивен взял все заботы на себя.

– Хочу отдать дань уважения.

Хрустя орешками, Макс почти неразборчиво произнес:

– Тело не будет выставлено в зале церемоний.

– Почему?

Что-то в поведении Макса насторожило Пола. Почему Макс избегает встречаться с ним взглядом?

– Ты же знаешь, как делается в случае насильственной смерти. Требуется вскрытие. Хочешь узнать подробности – поговори с Ивеном Хендершотом. Он забрал тело.

– По какому праву?

– У нее не было прямых родственников. Вчера в клинике она подписала какие-то бумаги.

Пол не сразу понял смысл его слов. Господи, как же Шейла была одинока! Ни мужа, ни семьи, ни друзей – только любовники, для которых существовало одно ее тело. И вот оно стало всего лишь мертвой оболочкой. Такая красивая, бесконечно желанная женщина – и такой одинокий конец!