Текст книги "Вечный союз"

Автор книги: Уильям Форстчен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

– Вспомни, мы договорились, что на этой встрече не будут звучать взаимные угрозы, – осадил его Касмар. Калин видел, что патриарх по обязанности защищает Михаила, но, как и он, с нескрываемым презрением смотрит на бывшего боярина.

– Так что ты в итоге предлагаешь? – спросил патриарх у Кромвеля, не обращая на рассвирепевшего Михаила никакого внимания.

– Признайте Михаила президентом. Армия, флот и промышленность будут находиться под моим контролем, так как я стану главой союза Руси, Рима и Карфагена. С такой силой я буду на равных говорить с мерками и, если они предадут нас, смогу их одолеть.

– Почему ты так считаешь?

– Потому, что «Оганкит» в руках у меня, а не у них А с ним я контролирую море. Ваш Кин никогда не понимал важности флота. Что касается тебя, Калин, и тех, кто захочет к тебе присоединиться, вы можете отправляться в Вазиму или даже в Новрод и поступать по своему усмотрению. Можете служить нам или нет, но я всем гарантирую сохранение жизни.

Калин невесело рассмеялся и покачал головой:

– Я отказываюсь.

– Я тебе все рассказал. Ты теперь должен понимать, что у вас нет никаких шансов на победу.

– Я уже был в такой ситуации и не боюсь оказаться в ней снова. С тех пор как янки помогли нам одолеть бояр, я свободный человек. Я не подчинюсь ни тебе, ни меркам, ни особенно тебе, – произнес Калин, дрожащей рукой указывая на Михаила.

– У тебя есть какие-нибудь встречные предложения? – быстро спросил Касмар, прежде чем Михаил успел ответить на выпад Калина.

– Только одно. Чтоб вы сдохли! – вскричал Калин, вскочив на ноги.

Он молча проклял священника, обыскавшего его при входе в собор. Если бы у него сейчас был револьвер, то он не колеблясь застрелил бы этих двух ублюдков, и пропади они пропадом, эти законы и договоренности!

– Мы еще можем спастись! – прорычал патриарх и грохнул кулаком по столу.

Калин поражено уставился на всегда доброжелательного и спокойного Касмара, который теперь выглядел не на шутку разъяренным.

– Вбейте немного разума в его тупую голову, ваше святейшество, – произнес Михаил, с нескрываемым удовольствием глядя на побагровевшего от гнева Калина.

– Я пытаюсь вбить немного разума во все ваши тупые головы, – обрезал его Касмар.

Калин продолжал молча смотреть на священника. – Мы все согласились, что мерки, Тугары, как бы они себя ни называли, – это наш общий враг, – продолжил Касмар. – Как люди, познавшие милость Кесуса, которого почитаешь и ты, Тобиас Кромвель, подобно другим янки, мы противостоим им. Подумайте, что можем мы сделать, объединившись! Тобиас Кромвель, твой флот и народ Руси могут сражаться не друг против друга, а вместе. Михаил Иворович, если есть люди, будь они знатью, купцами или крестьянами, которые поддерживают тебя, пусть будет так. Русь велика – в ней найдется место тем, кто разделяет твои взгляды, и им будет возвращена часть их бывшего состояния. Фабрики будут работать на вас троих, всех вместе, увеличивая нашу мощь на случай прихода мерков. Не лишайте русский народ, который раньше был в рабстве, того, чего он добился, не сжигайте вновь город, недавно восстановленный из пепла. Не разрушайте всего из-за своих амбиций и дайте Калинке и тем, кто признает его своим вождем, сохранить хотя бы это. Пусть будет так, и тогда мы все еще можем спастись. Сейчас мы похожи на детей, дерущихся в песочнице, в то время как всем нам угрожает страшная опасность.

– А как насчет тысяч жизней, отнятых этими людьми? – холодно поинтересовался Калин.

– Их не вернуть, – печально ответил Касмар, – но если мы позволим этому сейчас встать между нами, то погибнут и все их семьи. Души убитых сейчас сверху взирают на нас и, несомненно, не желают такой страшной участи для своих любимых. Настало время, когда надо забыть о мести.

Калин горько вздохнул. Действительно ли Винсент погиб? Калин знал, что Винсент хотел бы, чтобы он сделал все для спасения Тани и детей, даже если бы при этом он отказался отомстить за его смерть, какой бы подлой она ни была.

«О Кесус, – взмолился про себя Калин, – неужели все должно так закончиться? Неужели моя мечта о свободе привела к этому?»

Он посмотрел на своих врагов.

– Мое первоначальное предложение остается в силе, – заявил Кромвель. – Если ты не согласишься, Калин, вынужден сообщить, что я устрою в твоем городе настоящий ад.

Михаил рассмеялся и поднялся со стула.

– Холоп, я все так и задумал с самого начала. Ты дурак. Если бы я был на твоем месте, то повесил бы тебя на ближайшем же дереве, а ты, как полный идиот, позволил мне участвовать в этой бессмысленной затее под названием республика.

Продолжая смеяться, Михаил вышел из комнаты. Кромвель на мгновение задержался, его глаза не отрывались от лица Касмара, как будто он хотел сказать ему что-то еще. Калин с ненавистью посмотрел на него, и взгляд Тобиаса затвердел. Кромвель выскочил из кабинета Касмара и с грохотом захлопнул за собой дверь.

– Ну и что теперь? – с горечью в голосе спросил патриарх.

У Калина слова застряли в горле.

– Что с нами будет?

– Мне пора возвращаться к своим людям, – наконец вымолвил президент Руси. – Если мои враги опередят меня, они могут открыть по мне огонь, когда я буду пересекать площадь.

Калин еще раз низко поклонился священнику, и Касмар осенил его крестом. Надев шляпу, Калин открыл дверь и нервной походкой, выдававшей его гнев, вышел в коридор.

Священник, который привел его сюда, сопровождал Калина и на обратном пути. Калин видел, что его спутник сгорает от желания узнать, чем закончились переговоры, но ничего не сказал ему. Пересекая неф, он вновь преклонил колена, быстро поднялся и пошел к выходу.

– Господин президент, ваше оружие, – произнес священник, дрожащей рукой протягивая ему револьвер.

Калинка выхватил у него свою пушку.

– Было бы лучше для всех нас, если бы ты не отбирал его у меня, – срывающимся голосом сказал он.

Священник опустил глаза. – Патриарх дал клятву, что ваша встреча в соборе произойдет без оружия, – прошептал он, отодвигая засов. Четверка телохранителей метнулась к нему через площадь. Солдаты, защищавшие фланги, взяли мушкеты на изготовку.

Телохранители снова прикрыли его своими телами и бегом ринулись обратно, фактически таща его на себе Едва они отбежали от здания собора на несколько шагов, как из развалин сената громыхнуло вражеское орудие. Картечью положило немало солдат, прикрывавших отход Калина. Один из телохранителей, подталкивавший его в спину, рухнул на мостовую и остался лежать. Из зданий, расположенных на противоположной стороне площади, раздался залп, и над головой Калина засвистели пули. Через несколько секунд президент оказался у распахнутой двери, и его охранники силой втолкнули Калина внутрь штаба. Остальные солдаты поспешили найти укрытие в узком переулке, куда не долетали неприятельские пули.

Один из тех, кто вбежал в дом вслед за Калином, бросил взгляд на опустевшую площадь и увидел, что над его раненым товарищем склонился человек в рясе. Священник пытался помочь раненому подняться, когда мушкетная пуля высекла искру из мостовой в дюйме от его ноги.

– Безбожные карфагеняне! – взревел телохранитель Калина и бросился обратно на площадь. Вместе со священником ему удалось втащить раненого в дом, несмотря на град пуль, обрушенный на них карфагенянами.

– Отличная работа, солдат, – похлопал его по спине Ганс.

– Этим людям ничего не стоит убить священника, – произнес Калин, глядя на побледневшее лицо своего недавнего проводника.

– Пожалуй, мне не следовало отбирать у тебя револьвер, – прошептал тот.

– Что они предложили? – спросил Ганс.

Калин жестом предложил ему следовать за собой. Пробравшись сквозь возбужденную толпу солдат, они вошли в комнату, расположенную в глубине здания, и закрыли за собой дверь. Там их ждали оставшиеся верными республике сенаторы, которые тут же окружили Калина и засыпали его множеством вопросов. Президент молчал, пока не стихли все крики.

– Все, как мы ожидали, – сообщил своим сторонникам Калин. – Сдавайтесь, или город будет разрушен. Президентом будет Михаил, но он всего лишь кукла, управляемая Кромвелем. А Кромвель признал, что он продался меркам.

– Значит, у нас нет надежды, – простонал Василий. Калин обвел комнату взглядом:

– Мы будем сражаться, и она появится!

– Как мы будем сражаться? – вскричал другой сенатор. – Почти все наши силы сосредоточены в укреплениях, окружающих фабрики. Город обороняется ополчением. Если за спиной у карфагенян стоят Тугары, или мерки, как они себя называют, то мы не выстоим.

– Если понадобится, мы будем сражаться голыми руками, – ударил кулаком по столу Калин.

– И все равно в итоге все погибнем.

– Неужели вы все готовы сдаться? – воскликнул Калин. – Вы попробовали вкус свободы, но через два года оказалось, что вы слишком слабы, чтобы сражаться за нее. Вы сидите передо мной и хнычете: «Мы погибнем». – В голосе Калина зазвучали саркастические нотки. – Вы сенаторы, так выполняйте свою работу. Народ Руси заплатил большой кровью за то, чтобы добиться свободы, а в вас должно быть сосредоточено все лучшее, что есть в нашем народе, а не худшее!

– Он прав, – тихо произнес Василий. – Нам нельзя забывать свой долг.

– Но мы все равно проиграем, – заметил его товарищ. – Надо смотреть фактам в лицо. Кромвель ослабил нас, а мерки закончат работу.

– Черта с два, – произнес у них за спиной знакомый голос.

К огромному изумлению Калина, в дверном проеме стоял О’Дональд с неизменной сигарой в зубах. Ирландец отступил на шаг назад, и в комнату вошла Кэтлин. При ее появлении все тут же встали. – Вы бы не могли снова сесть? – попросила Кэтлин. – Мне кажется, сейчас совершенно неподходящее время, чтобы соблюдать эти дурацкие правила этикета.

– Скажите мне, пожалуйста, – недоуменно спросил Калин, – что вы здесь делаете?

– Намекаешь на то, что нас не приглашали? – рассмеялся О’Дональд.

– Пэт, ты напился, – резко бросил Ганс.

– Ганс, ты же знаешь, что я легко могу перепить тебя, это было доказано сотню раз. Чтобы напиться, мне надо вылакать куда больше спиртного, чем я пока что успел.

– Скажите мне, сенаторы, – перебила его Кэтлин, не давая ирландцу развить свою излюбленную тему, – как прошла встреча?

– Как и ожидалось, – нехотя ответил Калин.

– И вы готовы прекратить борьбу? – Голос Кэтлин мог заморозить всю воду в Нейпере.

– Я буду драться до конца! – выпалил Василий, и воодушевленные сенаторы поддержали его воинственными криками.

– Рада это слышать, – произнесла Кэтлин. – Я не в том положении, чтобы задать вам трепку, но, если вы сейчас струсите, можете не сомневаться, что Эндрю вам ее устроит.

Калин смотрел на нее выпучив глаза.

– Надо было, конечно, сразу показать ее вам, – выступил вперед О’Дональд, приобняв Кэтлин за талию, – но я решил, что будет лучше, если ее милость первой услышит эти новости.

Театральным жестом артиллерист вытащил листок бумаги.

– Телеграмма со станции Бангор на реке Волге. Туда прибыл гонец из русской армии. В телеграмме написано: «Мы возвращаемся. Передайте Кэтлин, что я ее люблю». Подписано: «Полковник Эндрю Лоуренс Кин».

– Ай да парень! Я знал, что он не пропадет, – заорал Ганс, стуча в восторге кулаками по столу.

О’Дональд довольно осклабился, вытащил из кармана еще одну сигару и воткнул ее в рот старому сержанту. Ганс откусил кончик и начал жевать «гавану».

– Как раз собирался тебя об этом попросить. И где ты только ухитряешься доставать табак?

Ирландец весело рассмеялся:

– Когда карфагеняне в прошлом году прекратили торговлю, я сразу счел это подозрительным и быстро скупил весь запас сигар.

– Он даже не забыл написать, что любит, – задумчиво произнес Калин, смотря прямо в глаза Кэтлин.

Кэтлин обвела взглядом комнату. Вдруг ее лицо исказила гримаса боли, и она схватилась руками за живот.

– Дорогая, – встревожено воскликнул О’Дональд, подхватывая ослабевшую женщину.

– Выйдем отсюда, – прошептала она.

Калин и Ганс моментально сорвались с мест и подбежали к ним. О’Дональд подхватил Кэтлин на руки и вынес ее из наполненной людьми комнаты.

– Оставайтесь здесь, – приказал сенаторам Ганс, выскочил вместе с Калином вслед за ними и захлопнул за собой дверь.

О'Дональд не торопясь шел вперед по узкой улочке. Повернув за угол, он резко остановился, и Калин с Гай-сом едва не сбили его с ног. Ирландец хитро улыбнулся.

– Поставь меня на землю, старый пень, – потребовала Кэтлин.

– В телеграмме говорилось что-то еще, так ведь? – спросил Ганс, с трудом переводя дыхание и утирая пот со лба.

– Видишь ли, мы не хотели говорить об этом при всех, поэтому нам надо было как-то вытащить вас оттуда, – ответил Пэт.

– Эндрю не такой человек, чтобы вставлять любовные послания в военные телеграммы, – тихо заметил Ганс, – но вы с вашими шуточками чуть не довели меня до инфаркта.

Калин бросил лукавый взгляд на Кэтлин и подмигнул ей.

– Ему пришлось зашифровать послание, – сказала Кэтлин. – О'Дональд тоже так решил. Там была еще одна фраза: «Кэтлин, поцелуй моих новорожденных сыновей, Ревира и Лонгфелло Кинов».

Калин недоуменно посмотрел на нее:

– И что это значит?

– Мы не даем мальчикам таких имен, – рассмеялась Кэтлин, – так что я в две минуты разобралась, что к чему. Пол Ревир и Лонгфелло, который написал о нем поэму.

– Кто это такие?

– «Один посуху и два по морю», – процитировал О’Дональд. – Единственная строчка, которую я оттуда помню.

Это означает, что он вернется морем, – пояснила Кэтлин.

– Но как, Господи Иисусе? – поразился Ганс. – «Оганкит» потопит его корабли!

– Возможно, он построит свой «Оганкит»? – предположил Калин.

– Каким образом?

– Не знаю. Может быть, подмога прибудет через неделю, а может, нам осталось продержаться еще несколько месяцев. Я не знаю.

Суздаль сотрясла череда взрывов, и земля задрожала у них под ногами. Высоко в небе послышался протяжный свист. Калин поднял голову и увидел пущенный мортирой снаряд, падающий на город. Затем Суздалец перевел взгляд на Ганса, который за все время обстрела даже не шелохнулся.

– Если мы продолжим сопротивление, что надо удержать прежде всего? – спросил Калин.

– Конечно, фабрики.

– А их сейчас могут захватить?

– Ну, у нас там хорошие укрепления. Но если враги нанесут удар всеми имеющимися у них силами, они могут прорваться туда.

– А если вся наша армия укроется там и мы возьмем I собой все мушкеты и пушки?

Тогда у нас будут неплохие шансы выстоять.

– Я отдаю приказ оставить город, – твердо произнес Калин.

– Что?

– Надо быть реалистами. У нас в городе чуть больше двенадцати тысяч вооруженных людей. Все остальные ушли с Эндрю. Большинство мужчин на Руси продолжают заниматься своим хозяйством, и я не удивлюсь, если окажется, что в деревнях знать не знают, что идет война. Наши силы слишком рассредоточены. Мы не сможем спасти город от пожаров. Так пусть они возьмут его себе. Склады почти пусты, так как урожай пока не собран. Все боеприпасы забрал с собой Эндрю. Если мы сейчас оставим город Михаилу, он решит, что победил.

– Ты прав, – согласился Ганс. – Я думал о таком варианте, но мне казалось, что ты никогда не решишься на это.

– Мы знаем, что Эндрю возвращается, – ответил Калин. – Отведем все наши силы к фабрикам и будем держаться. Кто знает, может быть, они по крайней мере прекратят эти обстрелы, город уцелеет, и со временем нам удастся вернуть его себе.

– Зато они направят пушки на фабрики, – заметил Ганс.

– Им не хватит дальности стрельбы, а мы контролируем высоты у плотины, – возразил О’Дональд. – Если бы не эти проклятые мортиры! Они могут разрушить здания, но если мы обложим машины и инструменты мешками с песком, они выдержат бомбардировку. По-настоящему я боюсь только прямого попадания в пороховой завод. Но мы его тоже обложим мешками с песком и наведем там порядок. И вообще, я сомневаюсь, что Кромвель станет обстреливать фабрики, он же хочет получить машины целыми и невредимыми.

– Значит, так. Я возвращаюсь к сенаторам и говорю им, что сегодня ночью мы начинаем выходить из города. Если им это не понравится, они могут катиться к чертовой матери, – сурово подытожил Калин. Немного помолчав, он с невеселой улыбкой оглядел своих друзей: – Как там сказал ваш Грант? Эндрю говорил мне, но я забыл.

– Чертов Грант сказал: «Я буду держаться, даже если это займет все лето», – ответил О’Дональд. – Именно так, – бросил Калин и, засунув руку в карман, направился обратно в свой штаб.

– Знаете, – заметила Кэтлин, – если снять с него этот дурацкий цилиндр и воткнуть в рот сигару, получится вылитый старина Грант!

Улыбаясь, Джубади вышел из юрты и взял под уздцы коня Суватая. Командир умена Вушка Хуш, пораженный оказанной ему высочайшей честью, низко склонился в седле и только после этого соскочил на землю, встав рядом с кар-картом.

– Твои люди сыты? – спросил Джубади, обнимая Суватая за плечи.

– На пастбищах все в порядке. Кобылы дают молоко, в лесах много дичи… – Суватай замолк, не решаясь продолжать.

– Но что-то не так, – закончил за него кар-карт.

– Люди ворчат. Мы давно доели последний скот из страны Хан, и воины начинают поглядывать на карфагенян. Конина уже в горло не лезет.

Джубади задумчиво кивнул:

– Скоро наши убойные ямы наполнятся скотом, но сейчас надо потерпеть.

– Им так и было сказано.

– А как дела у остальной части Вушка Хуш?

– Неделю назад они встретились с ордой, и хотя бы в эту ночь в юртах царило веселье. На следующий день, как ты и приказал, они двинулись дальше. Сейчас они в трех днях позади меня, но скачут быстро.

– Когда они достигнут этого города, я разрешу им повеселиться здесь один день, но не больше.

– А потом на восток? – спросил Суватай.

– На север. Я отправлю их на Русь.

– Один умен? – не поверил своим ушам Суватай. – У тугар было двадцать с лишним, а чем все для них закончилось!

Джубади рассмеялся:

– Скот ослабел. Ты помнишь эти древние сказания о том, как сквозь туннель света в наш мир пришел народ йор?

– Все мы выросли на этих сказаниях, – улыбнулся Суватай. – Разве твоя мать не пугала тебя йорами, как и моя?

– Эта история очень поучительна. Ибо йоры пришли в Валдению, чтобы захватить землю, которую наши предки задолго до того объявили своей. У йоров были смертоносные лучи, которые разили на расстоянии в сотни раз большем, чем наши луки. А мы были слабее, чем сейчас, потому что тогда еще не было скота, плотью которого мы сейчас питаемся, и не было лошадей, на которых мы ездим и перевозим наши юрты и имущество. И все равно мы тогда победили. Потому что все орды – и мерки, и Тугары, и банта-га, и даже паноры – объединились, а йоры перессорились между собой из-за того, кто будет нашим кар-картом. Мы натравили их друг на друга, а потом сообща добили выживших. Моя мать рассказывала мне истории о йорах не для того, чтобы я боялся, а для того, чтобы я извлек из них урок. И теперь, в нашей нынешней ситуации, я знал, как поступить, и повернул один скот против другого.

– И все же, – задумчиво произнес Суватай, – раз нам предстоит воевать с Русью, я бы не отказался от оружия йоров.

Кар-карт покачал головой:

– Оно покоится в море. Так решили наши предки, и это было правильно. Даже сейчас я бы не хотел, чтобы у нас были эти лучи, так как в конце концов мы бы обратили их против самих себя. Оружие янки совсем другое, им можно убить одного или двух, а стреляет оно лишь немногим дальше наших луков. Один йор мог убить сотню. С нашей воинственностью мы бы быстро перебили друг дружку. В таком бою нет чести.

– Но до меня дошел слух, что ты раскопал древний курган.

– Это не было запрещено, – резко ответил Джубади. – Ты увидишь, что в скором времени мы извлечем из этого большую выгоду. Но не забивай себе голову такими вещами. Скот сам себя кастрирует – они и сейчас убивают друг друга.

– Это великолепно, – рассмеялся Суватай. – Жаль только, что зря пропадает такая уйма хорошего мяса. – Ha нашу долю еще достанется много мяса, русского и карфагенского, – ухмыльнулся Джубади. – Следуй за мной, я приготовил сюрприз для моего командира Вушка Хуш.

Суватай последовал за кар-картом в юрту, и его лицо озарилось счастливой улыбкой.

– Я думал, что ты запретил убой скота, – наконец вымолвил он.

– Однако кар-карт должен следить за своим здоровьем. И за здоровьем своих полководцев тоже.

Суватай подошел к женщине, прикованной цепями к центральному столбу; в ее рту торчал кляп. Рядом на раскаленных углях стояла медная жаровня.

Суватай вытащил из-за пояса кинжал.

– Предлагаю поджаривать мясо по кусочкам, – обратился он к кар-карту, и его зубы заблестели в красном отсвете очага. – Мне всегда нравилось, когда они смотрят, как мы пожираем их плоть.

Джубади сел к огню рядом с ним и расхохотался.