Текст книги "Зеркальные очки"

Автор книги: Уильям Гибсон

Соавторы: Брюс Стерлинг,Пат (Пэт) Кадиган,Льюис Шайнер,Пол Ди Филиппо,Грег Бир,Джон Ширли,Руди Рюкер,Джеймс Патрик Келли,Марк Лэйдлоу,Том Мэддокс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Она сняла очки, глаза ее светились знакомым Королеву безумием.

– Что ж… – Энди побренчал инструментами на поясе. – Может, проведете для нас экскурсию?

БРЮС СТЕРЛИНГ
ЛЬЮИС ШАЙНЕР
МОЦАРТ В ЗЕРКАЛЬНЫХ ОЧКАХ [84]84
  Пер. С. Красикова.


[Закрыть]

Эта лихая фантазия о путешествиях во времени родилась в характерном для Движения духе веселого товарищества. Безудержная энергия, едкая политическая сатира – верные признаки того, что авторы хотят поговорить о наболевшем: об Америке, о странах третьего мира, о «развитии» и «эксплуатации». А также о фантастике – о том, что энергичность и веселье присущи ей по праву рождения.

Образ Вольфганга Амадея Моцарта особенно созвучен нынешнему десятилетию: композитор фигурирует в кинофильмах, в бродвейских пьесах, в музыкальных видеоклипах, а также в фантастике. Любопытный случай культурной синхронности. Нескладно что-то в восьмидесятых. И никуда нам всем не деться.

С горы к северу от города Райс обозревал Зальцбург восемнадцатого века, раскинувшийся под ним, как обеденный стол. Громадные гиперболоидные башни [85]85
  Часть нефтеперабатывающего комплекса, используются в процессе крекинга – высокотемпературной переработки нефти.


[Закрыть]и раздувшиеся луковицы нефтехранилищ заслоняли собою руины кафедрального собора Святого Руперта. Из труб нефтеперабатывающего завода валил густой белый дым. Сидя в тени увядающего дуба, Райс вдыхал нефтяную гарь.

Величественное зрелище доставляло ему удовольствие. В конце концов, никто не подписывается на участие в предприятии, связанном с перемещением во времени, если не ловит кайфа от таких контрастов. Вроде фаллоса насосной установки, притаившейся на центральной площади Конвента, или по линейке прочерченных линий трубопроводов, разрывавших лабиринт мощеных улочек. Туговато, конечно, пришлось городишку, но за собою вины Райс не чувствовал. Временной луч случайным образом сфокусировался на коренной породе под Зальцбургом, в которой и вспух пузырь, соединяющий этот мир с временем Райса.

Он первый раз видел комплекс извне окружавшей его высокой металлической сетки изгороди. Он руководил бригадами по всей планете: конопатившими нантакетские китобойные суда, чтобы служили нефтетанкерами; обучавшими местных водопроводчиков прокладывать трубы в Синае и Мексиканском заливе.

И вот наконец он сам вышел на волю. Сазерленд, директор по связям с общественностью, предостерегала его от походов в город. Но Райсу ее мнение было по барабану. Самые мелкие происшествия выводили Сазерленд из себя. Она ночей не спала, пытаясь урегулировать самые тривиальные жалобы аборигенов. Она могла часами распекать «привратный люд» – местных, которые день и ночь осаждали квадратную милю комплекса, выклянчивая радиоприемники, нейлон или укол пенициллина.

Ну и черт с ней, решил Райс. Завод пущен в строй раньше срока, право на отдых честно заработано. Того же, кто не в силах найти себе по душе приключение в году от Рождества Господа нашего 1775-м, следовало пристрелить промеж глаз, – так он считал. Райс поднялся на ноги, отряхнул батистовым платком с рук раздутую ветром сажу.

Вверх по склону к нему, вихляя из стороны в сторону и чихая мотором, приближался мопед. У ездока не особенно получалось держать ноги, обутые в бальные туфли с пряжками, на высоком каблуке, на педалях. На правом плече у него балансировал внушительных размеров переносной стереомагнитофон. Мопед дернулся и остановился на почтительном расстоянии от Райса, тот узнал музыку с кассеты: симфония № 40 соль минор.

Парень прикрутил звук, когда Райс подошел к нему.

– Добрый вечер, мистер директор завода, сэр. Я не мешаю?

– Нет, все нормально.

Райс взглянул на отросшую щетину стрижки под ежик, сменившую старомодный парик. Он уже видел парня около ворот, тот был одним из завсегдатаев, но музыка расставила все на свои места.

– Ты же Моцарт, не так ли?

– Вольфганг Амадей Моцарт к вашим услугам, сэр.

– Черт бы меня побрал! Ты знаешь, что это за кассета?

– На ней – мое имя.

– Точно. Ты написал музыку. Вернее, написал бы через пятнадцать лет.

– Она такая красивая, – Моцарт кивнул. – Я не говорить по-английски, чтобы сказать, как это – ее слышать.

К этому моменту большинство привратных уже бы всучивало ему что-нибудь. На Райса произвел впечатление такт собеседника и его знание английского. Типовой словарь местного жителя состоял главным образом из понятий, связанных с радиоприемниками, лекарствами и еблей.

– Ты направляешься в город? – спросил Райс.

– Да, мистер директор завода, сэр.

Что-то в нем понравилось Райсу. Энтузиазм, блеск в глазах. И конечно, то, что ему случилось быть одним из величайших композиторов всех времен.

– Забудь про должности. Лучше расскажи, где бы тут парню поразвлечься?

Поначалу Сазерленд не хотела, чтобы Райс присутствовал на встрече с Джефферсоном. Но Райс немного разбирался в физике времени, а Джефферсон давно донимал персонал американского отделения вопросами о временных дырах и параллельных мирах.

Райс, в свою очередь, с радостью воспользовался шансом увидеть Томаса Джефферсона – первого президента Соединенных Штатов Америки. [86]86
  Первым президентом США в нашей версии истории стал в 1789 году Джордж Вашингтон.


[Закрыть]Ему никогда не нравился Джордж Вашигтон, и он с удовлетворением воспринял известие о том, что масонские связи последнего сделали для него невозможным присоединиться к «безбожному» американскому правительству.

Райс ерзал в костюме из двойной вязки даркона, [87]87
  Торговая марка одного из видов полиэфира.


[Закрыть]он и Сазерленд готовились к встрече в недавно оборудованном кондиционерами зале заседаний крепости Гогензальцбург.

– Я уж и забыл, какие эти костюмы скользкие, – пожаловался он.

– Хорошо еще, – парировала Сазерленд, – что ты не надел сегодня этой дурацкой шляпы.

Реактивный самолет вертикального взлета из Америки что-то запаздывал, она то и дело поглядывала на свои часы.

– Треуголки? – удивился Райс. – Тебе не нравится?

– Господи, это масонская шляпа. Символ сил сопротивления переменам.

Франкмасонский фронт освобождения был одним из кошмаров Сазерленд. Эта политико-религиозная организация совершила несколько убогих терактов на Трубопроводе.

– Ой, расслабься, Сазерленд. Мне ее подарила одна из моцартовских групиз. Тереза-Мария-Анжела-что-то-там, из пошедших по миру аристократов. Они все тусуются в этом его музыкальном клубе, в центре. Просто прикольно шляпа смотрится.

– Моцарт? Ты с ним дружбу водишь? Тебе не кажется, что от него стоит держаться подальше? После всего того, что мы с ним сделали?

– Херня, – не согласился Райс, – мне можно. Я тут два года ишачил в стартапе, пока ты учила американскому футболу Робеспьера и Пейна. [88]88
  Пейн Томас(1737–1809) – англо-американский писатель, философ, публицист, прозванный «крестным отцом США».


[Закрыть]Вот только парочку ночей позажигал с Вольфгангом – тебе уже не так. А Паркер? Я что-то не слышал, чтобы ты ныла из-за его ежевечернего рок-н-ролла? Гремит из каждого дешевого транзистора.

– Он отвечает за пропаганду. Поверь, если бы я могла остановить его, я бы давно это сделала. Но Паркер – особый случай. У него связи в риалтайме, – она потерла щеку. – Давай не будем, ладно? Просто будь повежливей с президентом Джефферсоном. Ему тяжко приходится в последнее время.

Вошла сазерлендовская секретарша, в прошлом придворная дама Габсбургов, и объявила о том, что самолет прибыл. Тут же ввалился, оттолкнув ее в сторону, Джефферсон. Он был довольно высок для аборигена, обладал гривой огненно-красных волос, а глаза у него бегали безумней всех, виденных Райсом.

– Садитесь, мистер президент. – Сазерленд указала на дальний конец стола. – Вам кофе или чаю?

– Немножко мадеры, – усмехнулся Джефферсон, – если у вас имеется.

Сазерленд кивнула секретарю, та в замешательстве некоторое время хлопала глазами, а потом ринулась исполнять указание.

– Как прошел полет? – спросила директор.

– Машины впечатляют, – отреагировал Джефферсон. – Вы и сами отлично знаете.

Райс заметил, что руки у президента немного дрожат, он не очень хорошо перенес сверхзвуковой перелет.

– Остается только пожелать, чтобы ваше политическое благоразумие было на такой же высоте.

– Вы прекрасно понимаете, я не могу отвечать за всех своих подчиненных, – извинилась Сазерленд. – Я лично весьма сожалею относительно некоторых деталей наших операций. Нам будет очень не хватать Флориды.

– Но вы же сюда приехали не для того, чтобы обсуждать вопросы благоразумия. – Райс в раздражении подался вперед.

– Свобода, сэр, – провозгласил Джефферсон, – свобода стоит на кону!

Вошла секретарь с пыльной бутылкой хереса и пластмассовыми стаканчиками. Руки Джефферсона затряслись сильнее, он налил себе стакан и немедленно выпил. На его щеки вернулся румянец.

– Когда мы объединяли силы, вы сделали определенные обещания. Вы гарантировали нам свободу, равенство и право на счастье. [89]89
  Дословная цитата из Декларации независимости США.


[Закрыть]Вместо этого нас со всех сторон окружили вашими механизмами, с помощью дешевых поделок вы совращаете народ нашей великой страны, а богатства наших недр и произведения искусства навсегда исчезают в ваших замках! – вещал он. Заключительные слова президент произнес стоя.

– Общее благо подразумевает некоторый… переходный период… – Сазерленд съежилась на стуле.

– Да ладно тебе, Том, – вступился Райс. – Что за херня про «объединение сил»? Это мы выкинули бриташек, поставив у руля вас. Вот и все, блин, «объединение». То, что мы качаем вашу нефть и увезли несколько ваших картин, не имеет ни малейшего, блин, отношения к вашей свободе. Нам по херу. Делайте все, что вам вздумается, только не путайтесь под ногами. Хорошо? Если бы нам хотелось поговорить об этом, мы бы бриташек у власти оставили.

Джефферсон сел. Сазерленд тихонько налила ему еще стакан, который он снова тут же выпил.

– Я не могу понять, – начал он. – Вы сами сказали, что прибыли из будущего, но только тем и занимаетесь, что уничтожаете собственное прошлое.

– Нет, мы этого не делаем, – возразил Райс. – Все устроено иначе. История, она как дерево, да? Когда перемещаешься назад во времени и устраиваешь там заваруху, возникает еще одно ответвление от основного ствола. Этот мир представляет собой одно из ответвлений.

– Вы хотите сказать, – сообразил Джефферсон, – что этот мир – мой мир – не ведет в ваше будущее?

– Точняк, – подтвердил Райс.

– Так вы можете тут насиловать и мародерствовать сколько душе угодно! В то время как вашего собственного мира это абсолютно не касается! – Джефферсон снова вскочил на ноги. – Я нахожу подобный принцип невообразимо ужасным! Как вы можете поддерживать такую тиранию? У вас что, человеческих чувств нет?

– О господи, – взмолился Райс – конечно есть. Что вы скажете насчет радиоприемников, журналов и лекарств, которые мы раздаем? Лично мне кажется, нужно иметь определенную наглость, чтобы заявляться сюда со всеми этими вашими оспенными язвочками, в немытой рубашке, оставив дома толпу рабов, – и читать нам лекции о гуманизме.

– Райс? – подала голос Сазерленд.

Райс посмотрел Джефферсону в глаза. Тот медленно сел.

– Послушайте, – Райс смягчил тон, – мы готовы обсуждать то и это. Быть может, не все идет так, как представлялось вначале, но это ведь жизнь, понимаете? Скажите, что вам действительно необходимо? Автомобили? Кинофильмы? Телефоны? Контрацептивы? Просто назовите и получите.

Джефферсон массировал уголки глаз большими пальцами.

– Ваши слова, сэр, для меня ничего не значат. Я лишь хочу… Я лишь хочу вернуться домой. В Монтичелло. [90]90
  Монтичелло– усадьба Томаса Джефферсона на юге штата Виргиния.


[Закрыть]Как можно быстрее.

– Опять мигрень, мистер президент? – спросила Сазерленд. – Вот я для вас приготовила.

Она пододвинула ему через стол пузырек с таблетками.

– Что это?

– Вам станет лучше. – Сазерленд пожала плечами.

После того как Джефферсон вышел, Райс ожидал услышать выговор.

– Ты так глубоко веришь в наше дело, – протянула вместо этого Сазерленд.

– Взбодрись, – посоветовал Райс. – Ты слишком долго якшаешься с этими политиками. Поверь, мы живем в простую эпоху, населенную простыми людьми. Джефферсон, понятное дело, был малость взбешен, но он придет в себя. Расслабься!

Райс обнаружил Моцарта за уборкой столов в одном из залов крепости Гогензальцбург. В вылинявших джинсах, камуфляжной куртке и зеркальных очках, он мог бы запросто сойти за подростка из времени Райса.

– Вольфганг! – позвал он. – Как тебе новая работа?

Моцарт отставил стопку тарелок и пригладил короткие волосы.

– Вольф. Зовите меня Вольф, о'кей? Звучит более… современно, что ли. Но прежде всего я бы хотел поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали. За кассеты, книги по истории, за эту работу – тут просто замечательно.

В последние три недели его английский значительно улучшился, заметил Райс.

– Ты до сих пор живешь в городе?

– Да, но уже в собственном доме. Вы вечером заглянете?

– Обязательно, – заверил Райс. – Пока ты будешь здесь заканчивать, я пойду переоденусь, и ударим по захертортикам. [91]91
  Захерторт– шоколадный торт, фирменное блюдо венской кухни, изобретен в 1832 году Францем Захером.


[Закрыть]Зажигаем этой ночью.

Райс оделся со всей тщательностью: кевларовое нижнее белье, вельветовый пиджак, бриджи по колено, набил карманы безделушками на подарки и встретил Моцарта у задней двери. Уровень безопасности вокруг крепости был повышен, лучи прожекторов сновали по небу. В праздничной суматохе Райс ощутил возросшее напряжение. Наравне с другими пришельцами из будущего, даже будучи инкогнито, – он подозрительно возвышался над толпой.

В полумраке заведения Райс расслабился. Клуб занимал нижний этаж городского особняка молодого аристократа, на стенах до сих пор можно было заметить выпирающие кирпичи – контуры снесенных внутренних стен. Развлекались тут в основном местные, одетые в шмотки из риалтайма, какие только смогли добыть. Райс приметил паренька, напялившего на голову бежевые шелковые трусики.

Моцарт вышел на сцену. Резануло по ушам менуэтоподобное гитарное арпеджио, оно накладывалось на многоголосый хоральный мотив. Мощные усилители взорвались синтезированным риффом с пленки поп-хитов от «К-тел». [92]92
  «К-тел»– компания звукозаписи, известная своими сборниками «лучшего».


[Закрыть]Слушатели взвыли, осыпали Моцарта конфетти из оборванных со стен кусочков разрисованных обоев.

Когда все закончилось, Моцарт забил косяк турецкой травой и принялся расспрашивать Райса о будущем.

– Если хочешь узнать о моей версии будущего, – уточнил Райс, – то оно просто невероятно. Шесть миллиардов народа, и никто не работает, если не желает. Пятьсот телевизионных каналов в каждом доме. Машины, вертолеты, одежда, все такое, от чего у тебя глаза на лоб вылезут. Изобилие секса. Тебе нужна музыка? Можешь завести себе студию звукозаписи, по сравнению с которой твои нынешние инструменты – вроде старенького клавикорда.

– Правда? Я бы все отдал, чтобы увидеть. Не могу понять, как вы могли оттуда уехать?

– Я выпадаю лет на пятнадцать. – Райс пожал плечами. – Когда вернусь, буду снимать сливки. Со всего, что пожелаю.

– На пятнадцать лет?

– Угу. Попробую объяснить, как работает портал. Сейчас его диаметр примерно равен твоему росту. Хватает, чтобы провести в риалтайм телефонный кабель, нефтяную трубу, ну иногда, мешок с почтой. Делать его шире, например для того, чтобы переместить людей или оборудование, стоит чертовски дорого. Так дорого, что подобное происходит лишь два раза: при открытии и закрытии проекта. Вот поэтому-то мы тут, считай, застряли.

Райс сухо откашлялся и отпил из своего стакана. Османская травка ослабила тугую шнуровку его внутреннего контроля. Вот он тут распинается перед Моцартом о прелестях эмиграции, а достать грин-карту ни черта не может. Какое там, когда миллионы хотят отправиться в будущее – миллиарды, с учетом других проектов типа Римской империи, или древнеегипетского Нового царства.

– Но мне здесь нравится, – продолжил Райс. – Как будто… Как будто я тасую колоду истории. Никогда не догадаешься, что получится.

Райс передал косяк одной из моцартовских групиз, Антонии-что-то-там.

– В отличное время живем. Взгляните на себя. С вами же все в порядке, не так ли? – В порыве внезапной откровенности Райс перегнулся через стол. – Все нормально, правда? Или кто-нибудь ненавидит нас за то, что мы раздолбали ваш мир вдребезги и пополам?

– Шутите? Вы же сейчас разговариваете с героем Зальцбурга. По-правде сказать, мистер Паркер собирается записать мой последний сегодняшний выход. Скоро обо мне узнает вся Европа!

Кто-то с другого конца клуба прикрикнул на Моцарта по-немецки. Тот оглянулся и сделал загадочный жест.

– Все клево, чувак. – Он снова повернулся к Райсу. – Ты же видишь, у меня прет.

– Сазерленд переживает из-за симфоний, которых ты не напишешь.

– Херня! Я не хочу писать симфонии. Я в любой момент могу их прослушать! Кто такая эта Сазерленд? Твоя подружка?

– Нет. Она больше по местным. Дантон там, Робеспьер… А ты? У тебя кто-нибудь есть?

– В общем – никого… с детства.

– Как это?

– Ну, когда мне было шесть, я при дворе Марии-Терезы часто играл с ее дочерью, Марией Антонией. Сейчас она себя называет Марией-Антуанеттой. Самая красивая девчонка поколения. Мы пели дуэтом. Часто шутили, что когда-нибудь поженимся, но она сбежала во Францию с этой свиньей – Людовиком.

– Черт побери, – прервал Райс, – ну и дела! Знаешь, она ведь у нас – легендарная личность. Ей голову отрубили во время французской революции за то, что давала слишком много балов.

– Да нет же…

– Во время нашей французской революции, – пояснил Райс. – Ваша прошла куда более цивилизованно.

– Езжай, познакомься с нею, если оно тебе надо. Она у тебя в долгу, ты ведь ей жизнь спас, выходит.

Прежде чем Райс смог что-нибудь ответить, к их столу подошел Паркер в окружении бывших придворных дам, разодетых в спандексовые лосины и расшитые стразами топики.

– Здорово, Райс! – крикнул Паркер – ходячий анахронизм в кожаных джинсах и переливающейся футболке. – Откуда ты взял эти отсосные тряпки? Взбодрись, зажигаем!

Райс наблюдал, как девушки, скучившись вокруг стола, разбирали ящик шампанского, вгрызаясь в пробки зубами. За коротенького, толстого и отталкивающего Паркера они бы друг дружке горло перегрызли, дай им только шанс поспать на чистых простынях и покопаться в его аптечке.

– Нет, спасибо, – отказался Райс, с трудом выпутываясь из проводов паркеровской звукозаписывающей аппаратуры.

Он никак не мог освободиться от засевшего в воображении образа Марии-Антуанетты.

Совершенно голый Райс сидел на углу накрытой балдахином кровати, чуть дрожа под ветерком от кондиционера. Через выступающее окно, через мутные стекла восемнадцатого века, ему открывался сочно-зеленый пейзаж, тут и там испещренный миниатюрными водопадами.

Внизу под надзором крестьянина подрезала кусты команда садовников из бывших аристократов, в темно-синих джинсовых комбинезонах. Охранник, с ног до головы одетый в камуфляж, не считая триколора кокарды на кепке, жевал резинку, лениво теребя ремень дешевого пластикового автомата. Сады Малого Трианона, как и Версаль в целом, заслуживали наилучшего ухода. Поскольку их ввиду величины нельзя было пропихнуть через портал, они принадлежали Народу.

Мария-Антуанетта раскинулась на розовом сатине, листая «Вог». Она была одета в миниатюрный черный кружевной пеньюар. По стенам комнаты теснились полотна Буше: [93]93
  Франсуа Буше(1703–1770) – французский живописец. Яркий представитель художественной культуры рококо. Фаворитка Людовика XV маркиза де Помпадур, которую он запечатлел на нескольких портретах, была его поклонницей.


[Закрыть]квадратные метры чувственных задниц, розовых чресел, игриво сморщенных губ. Райс зачарованно переводил взгляд с портрета Луизы О'Морфи, [94]94
  «Как и на портрете, написанном Буше, она лежала на животе, опираясь рукой и грудью на подушку и показывала лицо, бедро и задик. Последняя часть была написана художником с таким искусством и правдой, что лучшего не мог пожелать ни один любовник. Казанова был восхищен и подписал под картиной „О'Морфи“ греческими буквами, что выглядит красивее» (Герман Кестен. Казанова).


[Закрыть]котенком раскинувшейся на диване, на гладкую кремовую плоть Антуанеттовой спины и бедер.

– Блин, – прошептал он, – умел же чувак рисовать!

– Хочу кожаное бикини. – Туанетта отломила кусочек шоколада «Херши», указывая на картинку в журнале. – Всегда, когда я быть блядьской девочкой, моя блядьская мать держать меня в блядьских корсетах. Она думать, мои, как это, лопатки слишком выдаваться.

Райс откинулся ей на бедра и обнадеживающе похлопал внушительную задницу. Он чувствовал себя восхитительно глупо: полторы недели непрекращающихся услад превратили его в эйфорическое животное.

– Забудь о своей мамаше, киска. Теперь ты со мною. Хочешь блядское кожаное бикини – я о нем позабочусь.

– Завтра поехать на природу, хорошо, парень? – Она облизывала шоколад с пальчиков. – Одеться как крестьянин и делать любовь среди изгородь, как благородный варвар.

Райс задумался: его парижский уик-энд растянулся на полторы недели. Служба безопасности, должно быть, уже обыскалась. «Черт с ними!» – подумал он.

– Отлично, – решился Райс. – Я позвоню, чтобы нам приготовили жратвы на пикник. Фуагра, трюфели, немножко черепашьего мяса…

– Я любить продвинутую пищу. – Туанетта надула губки. – Пиццу, буррито, цыпленок-гриль.

Райс пожал плечами, а она сомкнула руки ему на шее.

– Ты любишь меня, милый?

– Люблю ли я тебя? Да я без ума от самого факта твоего существования.

Он ловил кайф от вышедшей из под контроля истории, вибрирующей под ним, как гигантский черный мотоцикл заветных грез. Стоило только задуматься о парижских уличных пирожковых, высыпавших как грибы на тех местах, где могли бы стоять гильотины, о шестилетнем Наполеоне, надувающем пузыри из жвачки у себя на Корсике, как Райс представлял себя несущимся во весь опор архангелом Михаилом.

Мегаломания – он прекрасно знал это – профессиональное заболевание. Но к работе необходимо вернуться. Поскорее. Через пару дней…

Зазвонил телефон. Райс начал копаться в плюшевом халате, ранее принадлежавшем Людовику XVI. Тот не будет возражать: он вел счастливую жизнь разведенного слесаря где-то в Ницце.

– Эй, где ты там? – На экранчике появилось лицо Моцарта.

– Во Франции, – уклончиво ответил Райс. – Случилось чего?

– Неприятности, чувак. Сазерленд слетела с катушек, ее держат на успокоительном. По крайней мере шестеро ключевых менеджеров, включая тебя, скрылись в пампасах. – В речи Моцарта акцент почти не чувствовался.

– Но послушай, я никуда не скрывался. Через пару дней вернусь. У нас человек тридцать в Северной Европе. Если тебя интересуют квоты…

– На хуй квоты. Все гораздо серьезнее. Команчи устроили бучу на техасских нефтяных вышках. В Лондоне и Вене – забастовки. Риалтайм серьезно окрысился. Предлагают уже вывести нас отсюда.

– Что-что? – Райс насторожился.

– Что слышал. Сегодня пришло сообщение. Пишут, что вы, ребята, небрежно ведете операцию. Слишком велико загрязнение, слишком близкие отношения с местными. Сазерленд заварила тут с ними кашу, пока все не выяснилось. Она пыталась организовать масонов на мирное сопротивление и черт знает что еще.

– Вот говно!

Гребаные политики снова все просрали. Мало того что он жопу рвал, выводя производство на запланированные мощности, так теперь еще за ними подтирать придется. Райс сердито глянул на Моцарта.

– Вернемся к теме слишком близких отношений с местными. Что за «мы» такое? И на фига ты вообще звонишь мне?

– Просто пытаюсь помочь. – Моцарт побледнел. – Я теперь работаю в отделе связи…

– Для такой работы необходима грин-карта. Где, черт побери, ты ее достал?

– Ой, послушай, чувак… я должен идти. Возвращайся, ты нам нужен! – Моцарт заглянул через плечо Райсу. – Можешь взять с собою своего милого гида по эпохе, если хочешь. Но поторапливайся.

– Я… блин, хорошо, – растерялся Райс.

Автомобиль на воздушной подушке уверенно пыхтел на восьмидесяти километрах в час, выдувая тучи пыли из глубокой колеи того, что здесь называлось «шоссе». Они приближались к баварской границе. Острые пики Альп прокалывали небо над ярко-зелеными лугами, бурными, прозрачными ручьями из тающего снега.

У них впервые случилась размолвка. Туанетта попросила грин-карту, а Райс признался, что не может ее достать. Вместо этого он предложил Серый пропуск, который позволил бы ей путешествовать из одной временной ветви в другую без права посещения риалтайма. Он понимал, что получит новую работу, если проект прикроют, и хотел забрать ее с собой. Хотел как лучше – не оставлять же ее в мире, лишенном «Херши» и «Вога».

Но ей этого было мало. Через несколько километров напряженного молчания, она начала ерзать.

– Хочу писать, – призналась наконец Туанетта, – останови около этих блядьских деревьев.

Лопасти со свистом остановились, машина замерла. Напуганное стадо пестрых коров удалялось, звеня колокольчиками. На дороге никого не осталось.

Райс вылез и потянулся, наблюдая за тем, как Туанетта перебирается через изгородь и направляется к роще.

– Что за дела? – завопил он. – Вокруг никого! Давай быстрее!

Тут из канавы выскочило с дюжину мужиков, которые мгновенно окружили Райса, направив на него кремневые пистолеты. Одеты они были в треуголки, парики, отороченные кружевами разбойничьи камзолы. Лица скрывали маски.

– Что за херня? – изумился Райс. – У вас тут карнавал?

Лидер нападавших сорвал с себя маску и поклонился с ироничной улыбкой. Его благородное тевтонское лицо было припудрено, губы накрашены.

– Граф Аксель фон Ферзен. [95]95
  Ханс Аксель фон Ферзен-мл.(1755–1810) – шведский дипломат и военачальник.


[Закрыть]К вашим услугам, сэр.

– Послушайте, граф, не нужно переживать из-за девушки. – Имя Райсу было знакомо. Ферзен был любовником Туанетты перед Революцией. – Я думаю, мы поладим. Может быть, вас устроит цветной телевизор?

– Избавьте нас от сатанинских искушений, сэр! – заревел Ферзен. – Я более не испачкаю своих рук об эту сучку-предательницу! Мы представляем Франкмасонский фронт освобождения!

– Господи! – взмолился Райс. – Вы, вероятно, шутите. Собираетесь восстать против Проекта, вооруженные этим вашими пугачами?

– Мы в курсе вашего превосходства в вооружениях, сэр. Именно поэтому мы взяли вас в заложники.

Он что-то приказал по-немецки. Райсу связали руки и запихнули в телегу, которая под стук копыт запряженной в нее лошади выкатилась из лесу.

– Может, хотя бы машину возьмем? – предложил Райс.

Оглянувшись, он увидел, что Туанетта с покинутым видом села прямо на дороге, около автомобиля на воздушной подушке.

– Мы отвергаем ваши машины, сэр! – возмутился Ферзен. – Они лишь очередная грань вашего безбожия. Скоро мы отправим вас обратно в Ад, откуда вы и явились.

– Отправите – как? Метлами выметать будете? – Райс устроился в углу телеги, пытаясь не замечать запаха навоза и гниющего сена. – Не нужно путать доброту со слабостью. Стоит только послать через портал Армию Серого пропуска, как от вас не останется пепла, чтобы наполнить пепельницу.

– Мы готовы к жертвам. Каждый день тысячи присоединяются к охватившему весь мир пожару под знамена Всевидящего Ока, чтобы возвратить себе свою судьбу! Ту судьбу, которую вы у нас отняли!

– Вашу судьбу? – Райса передернуло. – Послушайте, граф, вы что-нибудь знаете о гильотинах?

– Я не желаю более слушать о ваших механизмах. – Он сделал знак подчиненному. – Заткните ему рот.

Райса отвезли в деревенский домик под Зальцбургом. Все пятнадцать часов тряски в телеге его не оставляли мысли о предательстве Туанетты. Завела бы она его в ловушку, пообещай он грин-карту? Только ее не хватало Марии, и масоны тут не помогут.

Стража беспокойно расхаживала под окнами, плохо подогнанные доски скрипели под сапогами. Из того, что в услышанных обрывках разговора часто упоминался Зальцбург, Райс сделал вывод, что город взят в некое подобие осады.

Масоны начали нервничать: никто до сих пор не явился вести переговоры об освобождении заложника. Вот если бы только удалось прогрызть этот проклятый кляп, тогда – Райс был в этом уверен – он бы смог поучить их уму-разуму.

Отдаленный гул медленно перерастал в рев. Четверо охранников выбежало на улицу, оставив в дверях одного присматривать за Райсом. Тот попытался сесть, извиваясь в узах.

И тут доски прямо у него над головой разнесла в щепки очередь из тяжелого пулемета. Перед домом ухнули гранаты, окна лопнули, внутрь ворвалось облако черного дыма. Стражник закашлялся и поднял свое кремневое ружье, целясь в Райса. Но не успел он спустить курок, как шквал огня отбросил террориста к стене.

В комнату ввалился невысокого роста, крепко сложенный мужчина в бронежилете и кожаных штанах. Из-под снятых с закопченного лица очков блеснули косые глаза. По спине свисала пара грязных косичек, грудь перекрещена перевязями с гранатами. Под мышкой воин сжимал автомат.

– Супер! Похоже, последний.

Он вырвал изо рта Райса кляп. Завоняло потом, дымом и нездоровой кожей.

– Ты – Райс?

Райс мог только кивать и судорожно хватать ртом воздух. Спаситель поднял его на ноги, штыком разрезав веревки.

– Джэбэ-нойон, [96]96
  Джэбэ-нойон(Чжебе от монг.«джэбэ», «стрела»; собственное имя – Джиргоадай) (ок. 1181 – ок. 1231) – монгольский военачальник, темник, один из лучших полководцев Тэмуджина (Чингисхана).


[Закрыть]Транстемпоральная армия, – представился он.

И пихнул в руки Райсу кожаную фляжку с прокисшим кобыльим молоком, от вони которого того чуть не вырвало.

– Пей! – настаивал Джэбэ. – Это кумыс, это хороший тебе! Пей, Джэбэ-нойон приказал!

От одного глотка напитка желчь комом стала в горле.

– Ты из Серых? – прошептал он.

– Серая армия, да! Охуенные вояки всех времен и народов! Только пять воинов тут, я убить их всех! Джэбенойон – темник [97]97
  Темник(от тьма – десять тысяч) – русское наименование воинского звания тумэнбаши в Золотой Орде.


[Закрыть]Чингисхана, великого и ужасного. О'кей, чувак? – Большие, грустные глаза уставились на Райса. – Ты обо мне не слышать?

– Извини, Джэбэ, нет.

– Земля обращалась в прах под копытами мой конь.

– Не сомневаюсь, приятель.

– Ты сидеть сзади меня, – проинструктировал он, подталкивая Райса к двери. – Ты увидеть, как земля превращаться в прах под колесами мой «Харлей». О'кей?

С холмов над Зальцбургом они обозревали пустившийся в разнос анахронизм.

Кровавое месиво из местных солдат в чулках и камзолах устилало подступы к воротам нефтеперерабатывающего комплекса. Вот пошел в атаку с мушкетами наизготовку еще один батальон. Вот их срезала оранжевая трассирующая очередь, выпущенная немногочисленной охраной: Гансами и монголами. Вот разбежались оставшиеся в живых нападавшие.

– Похоже на осаду Камбалука, [98]98
  Камбалук– древнее название Пекина.


[Закрыть]– хохотнул Джэбэнойон. – Только голова и уши теперь не отрезаем такой мы стали цивилизованный. А вызвать бы солдатики, вертушки из Вьетнам, выжечь сукин сын напалмом по полной.

– Нельзя так, Джэбэ, – строго сказал Райс. – У жалких негодяев и так нет шансов. Зачем их уничтожать?

– Я иногда забываться, о'кей? – пожал плечами Джэбэ. – Снова думать, как завоевать весь мир.

Он завел байк и ухмыльнулся. Мотоцикл рванулся под гору, Райс обхватил монгола за вонючий бронежилет. Джэбэ вымещал неудовлетворенность на неприятеле, носясь по улицам, намеренно врезаясь в самую гущу брунсвикских гренадеров. Лишь взявшаяся от ужаса сила помогла Райсу не свалиться, в то время как колеса давили и перемалывали руки и тела. От этого аттракциона у него разболелись почки.

В вечернем небе над крепостью Гогензальцбург сияла заря ионизирующей радиации. Портал работал на полную мощность, перегоняя в одну сторону грузовики Серой армии, а в другую те же грузовики, только набитые драгоценностями и произведениями искусства.

Поверх пулеметного огня Райс расслышал завывание двигателей вертикального взлета: то прибыли эвакуированные из США и Африки. Римские центурионы в кольчугах с ракетными установками на плечах сопровождали риалтаймовский персонал в туннели, ведущие к порталу.

Из толпы, привлекая внимание Райса, весело махал рукой Моцарт.

– Нас выводят, чувак! Это – фантастика! Назад – в риалтайм!

– Ебаный стыд! – Райс оглянулся на скопление башен насосных установок, охладителей, крекинга. – Вся работа – псу под хвост!

– Слишком большие человекопотери, чувак. Проехали. Мало ли восемнадцатых веков?