Текст книги "Жертва (в сокращении)"

Автор книги: Уильям Дж. Таппли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Я достал из холодильника две бутылки светлого пива, и мы втроем вышли в мой огороженный садик. Алекс и я уселись бок о бок в деревянные кресла. Генри в который раз пометил свою территорию и улегся рядом со мной.

Восточный ветер разогнал собравшиеся под вечер дождевые тучи, и теперь в небе сверкали миллионы звезд. Долгое время мы просидели в молчании. В уютном молчании. Нам с Алекс всегда хорошо молчалось вдвоем.

Наконец она произнесла:

– Вон там Элвис. Видишь его? – указала она на звезды. – С гитарой. А там Снупи со свисающими ушами.

– Созвездия Элвиса и Снупи? – невольно улыбнулся я.

– Да. И посмотри, вон Стряпуха с Косой.

– Ты хочешь сказать, Старуха с Косой – Смерть?

– Нет. Стряпуха с Косой. Так Гас переименовал Старуху. Видишь?

Я вгляделся в указанный ею участок неба, но никакой Стряпухи не различил, так же как не различил перед этим ни Элвиса, ни Снупи. И тем не менее ответил:

– Ну да. Конечно.

– Когда я была маленькой, – сказала Алекс – наша семья снимала каждое лето коттедж на Кейпе, и ясными ночами мы с Гасси выходили на задний дворик, он усаживал меня к себе на колени и показывал свои личные созвездия. Он говорил: «Почему бы нам не обзавестись собственными созвездиями? Вовсе не обязательно следовать за римлянами и греками». Гасси отвергал любое общепризнанное мнение. Он все подвергал сомнению. Ему нужно было увидеть все своими глазами и сделать собственные выводы. Думаю, потому он и стал таким хорошим фотографом.

– Мне очень жаль, что все так случилось, – сказал я.

– Я никогда не чувствовала себя настолько спокойной и защищенной, как в те вечера, когда сидела на коленях у старшего брата, а он обнимал меня сильными руками и рассказывал о звездах.

Она отпила из своей бутылки. Потом рывком поднялась с кресла и замерла, глядя на меня сверху вниз.

Я развел руки в стороны.

Алекс улыбнулась и бочком присела ко мне на колени.

Я обнял ее и держал, а она плакала.

Некоторое время спустя мы вернулись в дом, постелили для Алекс постель на диване в моем кабинете на первом этаже, я повесил в нижней ванной комнате свежие полотенца, нашел для Алекс новую зубную щетку, выдал ей одну из своих футболок – вместо ночной сорочки.

– Тебе будет спокойно здесь? – спросил я.

– Наверное, не очень, – пожала плечами она.

– Я буду наверху, прямо над тобой.

Алекс приподняла брови.

– Если ты не сможешь заснуть. Если захочешь поговорить. Я только об этом.

– Я справлюсь, – улыбнулась она, положила руки мне на плечи, привстала на цыпочки, поцеловала меня в щеку. – Спасибо, Брейди. Не представляю, как бы я пережила без тебя эту ужасную ночь.

– Ну, я ведь и завтра утром здесь буду.

– Знаю, – ответила она. – За это я тебя и любила.

Генри последовал за мной в спальню. Мою и Эви. Вернее, теперь уже только мою. Я пролежал без сна долгое время.

Глава 6

На следующее утро я, проснувшись около восьми тридцати, натянул джинсы и спустился вниз. Алекс уже сидела за кухонным столом. Генри развалился на полу рядом с ней.

– Я сварила кофе, – сказала Алекс. Одета она была в мою футболку и старые тренировочные брюки, которые, скорее всего, нашла в шкафу.

– Это тебя Генри разбудил? – спросил я.

Она улыбнулась:

– Когда он пришел ко мне, я не спала. И поняла, что он просит выпустить его наружу. Что я и сделала.

Я налил себе чашку кофе, сел за стол напротив Алекс и спросил:

– Ты вообще-то спала?

– Немного, – пожала плечами она. – А ты?

– Мне тоже не очень спалось. – Я отпил кофе. – Чем собираешься заняться сегодня?

– Доберусь до своей машины, – ответила она. – Заеду в отель, приму душ, потом съезжу к Клодии.

– Если хочешь, я поеду с тобой.

– Ты не обязан делать это, Брейди. У тебя наверняка есть свои дела.

– А что может быть важнее? Нет, я просто предлагаю. Если ты считаешь, что должна проделать все в одиночку, я пойму.

Она коротко улыбнулась.

– Я была бы только рада твоему обществу. К тому же мне хочется познакомить тебя с Клодией и девочками. Спасибо.

Она взглянула на выходящее в сад окно и сказала:

– Знаешь, а ведь он этого не делал.

– Гас? – спросил я.

Она повернулась ко мне:

– Я лежала без сна, старалась быть объективной. Думаю, я знала Гаса лучше, чем кто-либо другой.

– По моему опыту, – сказал я, – то, что представляется объективным в ночи, при свете дня оказывается натяжкой.

– Ну, – ответила она, – свет – вот он, солнечный, а я по-прежнему не верю, что Гас покончил с собой. Он просто не мог это сделать.

– Милая, – мягко сказал я, – он был уже не тем человеком, который сажал тебя на колени и рассказывал о созвездиях.

– По-твоему, мне это неизвестно? – Она покачала головой. – Послушай, во многих отношениях я едва-едва узнавала брата. И все же Гасси не был способен на самоубийство.

– Я затрудняюсь сказать, что такое человек, способный на самоубийство, если, конечно, речь не идет о человеке, который его уже совершил.

– Я думаю, что одним людям просто свойственна тяга к самоубийству, а другим нет. Иначе как объяснить тот факт, что человек, живущий ничем не хуже других, кончает с собой, а эти другие живут себе и живут? Думаю, дело в чем-то вроде гена. Ты либо рождаешься с ним, либо нет.

– И ты хочешь сказать, что у Гаса его не было? – спросил я.

– Вот именно. Не было.

– В таком случае, если Гас себя не убивал, значит…

– Я понимаю. Значит, его убил кто-то еще.

– Кто, например? – спросил я. – И почему?

– Понятия не имею, – тряхнула она головой.

– Ты же не можешь не признать, что все свидетельствует о прямо противоположном.

Она прищурилась:

– А сам ты как думаешь?

Я пожал плечами:

– У него было достаточно оснований для самоубийства.

– Это не ответ на мой вопрос.

– Ладно, – сказал я. – Если бы я ничего не знал о его жизни, а просто понаблюдал за ним, то сказал бы, что он боец, человек, который легко не сдается. А из того, что говорил мне Гас, следует только одно: он собирался жить дальше. Обдумывал свое будущее.

– Он был бойцом, – подтвердила Алекс. – Вот и давай исходить из предположения, что покончить с собой он не мог.

– Да, но и игнорировать свидетельства в пользу противоположной версии мы ведь тоже не можем.

– Так я об этом и говорю. Давай возьмем эти свидетельства и посмотрим, как можно объяснить их, исходя из того, что моего брата кто-то убил.

– В таком случае нам следует начать с сообщения, которое Клодия получила вчера по электронной почте, – сказал я.

Алекс пожала плечами:

– Тут все просто. Его послал кто-то другой. Человек, убивший Гаса. Несколько слов, наводящих на мысль о самоубийстве. Что еще?

– Да, собственно, все остальное, – ответил я. – Кто, что, где, когда, почему и как. К примеру, кто мог желать его смерти? И почему?

– Так ты поможешь мне в этом?

– В чем?

– Я хочу выяснить, кто убил моего брата.

– Послушай, – сказал я. – Давай сначала посмотрим, что скажет медэксперт. Если он решит, что имело место самоубийство, будем думать, что нам делать дальше.

Мы доехали до гаража у станции монорельсовой дороги в Эйлвайфе, где Алекс оставила свою машину. Оттуда я последовал за ней к Конкорду, к отелю «Бест-Вестерн». Она заехала на парковку перед отелем, я поставил свою машину рядом.

Алекс вышла из машины, подошла к моему БМВ. Я опустил стекло.

– Не хочешь подняться ко мне? – спросила она. – Ненадолго. Мне нужно помыть голову. В номере есть кофеварка и телевизор.

– Обо мне не беспокойся, – ответил я.

Алекс развернулась и ушла.

Рядом с отелем находилась бензозаправка и небольшой круглосуточный магазин. Я зашел в него, купил стаканчик кофе и тощий субботний номер «Глоб» и вернулся с ними в машину.

Примерно час спустя Алекс вышла из отеля и уселась рядом со мной.

– Я только что разговаривала с Клодией, – сообщила она. – Мне показалось, она не обрадовалась, услышав, что мы приедем вдвоем.

– Насколько я могу себе представить, она сейчас не в лучшем состоянии, – ответил я. – И мысль о том, что придется принимать гостей… Может, поедешь без меня? – Я похлопал Алекс по руке. – А потом позвонишь мне, расскажешь, как все прошло.

– Я хотела, чтобы ты познакомился с Клодией и девочками, – сказала она. – И немного расстроилась. Ладно, наверное, сейчас действительно не лучшее время для такого знакомства.

– Я был бы рад познакомиться с ними, – сказал я. – Но для этого можно выбрать момент и поудобнее.

– Боюсь, времена вообще наступают трудные, – ответила Алекс. – Я имею в виду, для Клодии. Я понимаю, они разводились, Гас вел себя не лучшим образом, но я уверена – она все-таки любила его. И сейчас должна чувствовать себя…

– Виноватой? – спросил я. – Удивительно было бы, если б не чувствовала. Я и сам чувствую себя виноватым. Не сомневаюсь, что и ты тоже.

Алекс кивнула и, наклонившись ко мне, поцеловала меня в щеку.

– Думаю, ты прав. Будет лучше, если я поеду к ней одна. А тебе потом позвоню, ладно?

– Позвони, пожалуйста.

Она улыбнулась.

– Ладно, спасибо тебе за все. Без тебя мне пришлось бы этой ночью очень туго.

– Для этого и существуют друзья.

С тех пор как уехала Эви, мои уик-энды стали пустыми. Иногда по воскресеньям мне удавалось выбираться на ловлю форели. Но большую часть выходных я проводил, возясь с бумагами, которые брал с собой – по настоянию Джули – из офиса, смотрел по телевизору бейсбольные матчи и читал. До появления Эви я жил один и никакого одиночества не ощущал. Теперь же оно мучило меня почти постоянно.

В этот день, уже под вечер, мы с Генри уселись в машину и поехали в Болтон-Флэтс – это несколько сот акров земли под Клинтоном, покрытых лесами, полями и болотами. Генри носился как угорелый взад-вперед, я просто гулял, и после трех часов, проведенных таким образом на свежем воздухе, оба мы немного запыхались.

Вернувшись домой, я потратил пару часов, работая с документами за письменным столом, а потом, чтобы вознаградить себя за усердие, разогрел на ужин банку куриного супа с овощами. Когда позвонила Алекс, я с удовольствием наблюдал по телевизору за футбольным матчем университетских команд и смаковал бурбон.

– Я просто хотела пожелать тебе спокойной ночи, – сказала она.

– Как прошел разговор с Клодией?

– Я провела у нее целый день да еще и на ужин осталась, – ответила Алекс. – Они пока толком не поняли, что произошло. Это я о девочках.

– У тебя не осталось впечатления, что Клодии, как бы это сказать, сильно не по себе?

– Не забывай, это ведь она получила почту – и всего лишь вчера. Думаю, она позвонила мне, уже про себя решив, что Гасси что-то сотворил с собой.

– Ладно, какие у тебя планы? Собираешься задержаться здесь на некоторое время?

– Да, до тех пор, пока мы не поймем, что случилось с Гасом, – ответила она.

– Тогда давай пообедаем вместе, – предложил я.

– С удовольствием. – Алекс помолчала немного, потом сказала: – Ладно, Брейди, спокойной ночи. Спасибо за все. Выспись как следует.

– Попробую, – ответил я. – И ты тоже попробуй.

Я действительно выспался и проснулся довольно поздно. Стоял еще один прекрасный день новоанглийской осени, поэтому я вышел в садик с кофе и воскресным номером «Глоб» и прочитал его, что называется, от корки до корки.

После полудня я понаблюдал за тем, как «Патриоты» громят «Дельфинов». Потом провел час, возясь с бумагами, приготовил себе на ужин омлет и отыскал на кабельном телевидении фильм «Отныне и вовек».

Фильм закончился в одиннадцать. То есть в восемь вечера по калифорнийскому времени. Я открыл сотовый. От попыток дозвониться до Эви я давно уже отказался. Мне не нравилась мысль о том, что она, увидев на дисплее телефона мой номер, просто не отвечает на вызов. И не нравилось слушать, как ее голосовая почта предлагает мне оставить сообщение, – и не оставлять его, понимая, что Эви все равно не перезвонит.

Однако на сей раз оставить для нее сообщение было необходимо. Я набрал номер Эви, нажал на кнопку вызова. И после пяти гудков услышал уже знакомые, произносимые Эви деловым тоном слова: «Это Эви. Я не могу ответить на ваш звонок. Оставьте сообщение, и я свяжусь с вами».

Я наполнил легкие воздухом и, услышав сигнал, сказал следующее: «Привет, малыш, это я. Я получил твое письмо. В общем-то, оно меня не удивило. Все правильно. Я хочу, чтобы ты поступала так, как считаешь нужным. У меня все в порядке. Не беспокойся обо мне. – Я помолчал, колеблясь. Все это было не то, что мне хотелось сказать. И я продолжил: – Послушай. Мы же можем поговорить. Я не стану просить, чтобы ты вернулась, не буду жаловаться на одиночество. Ничего подобного, честное слово. Просто мне было бы приятно поговорить с тобой. Вот, собственно, и все, что я хотел сказать. Надеюсь, Эд хорошо справляется со случившимся. И ты, надеюсь, тоже. У нас все в порядке. У меня и у Генри. Я стараюсь жить обычной своей жизнью, как ты и хотела». Я замолчал и нажал на трубке красную кнопку.

Прежде чем лечь, я вывел Генри на прогулку. Он обнюхивал землю, рыскал по кустам, а я стоял на веранде и вглядывался в небо, пытаясь отыскать Элвиса, Снупи и Стряпуху с Косой. Однако видел я лишь все ту же хаотичную россыпь звезд.

Всю первую половину понедельника я провел в суде и попал к себе в офис только около двух пополудни. Когда я вошел в приемную, Джули разговаривала по телефону. Я помахал ей рукой, налил большую чашку кофе и ушел к себе в кабинет.

Минуту спустя вошла Джули.

– Как дела? – спросила она.

– Судья Кольб был, по обыкновению, сварлив, – ответил я, – но, в общем, мы справились неплохо. Вот только Гас Шоу никак не выходит у меня из головы.

Она кивнула:

– Мне очень жаль. А Алекс? Как она с этим справляется?

Я пожал плечами:

– Он был ее старшим братом. Ну ладно, что тут произошло сегодня в мое отсутствие?

Джули подтолкнула ко мне по столу листок с записью поступивших сообщений и напоминаний и сказала:

– Я выяснила, кто состоит в адвокатах у «Всеамериканских перевозчиков». Чарльз Кенилуорт. Офис находится в Амхерсте, Нью-Гэмпшир, на шоссе Сто один А.

– Отличная работа, – сказал я.

– Знаю. Ну-с, полагаю, ты не прочь поговорить с адвокатом Кенилуортом?

– Правильно полагаешь, – ответил я.

Джули ушла в приемную, и через несколько минут на моем телефонном пульте загудел зуммер.

– Адвокат Кенилуорт на второй линии, – сообщила Джули.

– Похоже, секретарша у него так себе, – сказал я, – иначе она дала бы тебе от ворот поворот.

– Он сам взял трубку, – ответила Джули. – Я объяснила ему, кто ты и кого представляешь, и он попросил соединить его с тобой.

– Ладно, – сказал я. – Спасибо. Все понял.

Я нажал мигавшую на пульте кнопку и произнес:

– Адвокат Кенилуорт? Вы меня слышите?

– Слышу, – ответил он, – называйте меня Чаком.

– Хорошо, – согласился я. – А вы меня – Брейди. Я хотел поговорить с вами о…

– О претензиях Эппингов к некой несуществующей массачусетской корпорации, – перебил он меня. – Ваше письмо лежит передо мной на столе.

– Я полагал, что вам захочется обсудить его со мной, – сказал я.

– Нет, – ответил он. – На самом деле мне обсуждать его не хочется. Мой клиент, если исходить из предположения, что речь идет о зарегистрированной в штате Нью-Гэмпшир и имеющей штаб-квартиру в Нэшуа корпорации «Всеамериканские перевозчики», никаких причин отвечать на ваше письмо не имеет.

– Если исходить из предположения, что ваш клиент не нарушил никаких законов, – сказал я, – вы, я полагаю, правы. В этом случае нам обсуждать нечего.

Кенилуорт поколебался – чуть дольше, чем следовало, – а затем спросил:

– Вы случайно не угрожаете мне?

– Я? Что вы, что вы, – ответил я. – Просто информирую. Ваш клиент переломал кучу ценных вещей, принадлежащих моим клиентам, и не желает за это отвечать. В результате мои клиенты очень расстроились, и я, из сочувствия к ним, тоже. Я просто подумал, что вам, может быть, захочется обратиться к мистеру Николасу Делани из ныне нью-гэмпширской, а прежде массачусетской корпорации «Всеамериканские перевозчики» и сообщить ему, что в Бостоне живет очень сердитый адвокат, у которого есть знакомые в управлении генерального прокурора штата и друзья в Службе внутренних сборов и который собирается приглядеться к тому, как его корпорация ведет свой бизнес. И обещаю вам, прежде чем мы покончим с этим делом, я буду знать о Николасе Делани все, что о нем следует знать.

Кенилуорт хмыкнул:

– Все-таки это смахивает на угрозу.

– Так что, ждать мне вашего звонка?

– Я вам перезвоню, – пообещал он. – Приятно было поговорить с вами, Брейди.

– И мне с вами, Чак, – сказал я. – Прямо-таки наслаждение испытал.

Я сразу же набрал номер Дуга и Мэри Эппинг. Трубку взяла Мэри, я попросил позвать к телефону Дуга.

– Он прилег вздремнуть, – сказала она. – Мне бы не хотелось будить его. Вы насчет моей мебели?

– Насчет мебели, – подтвердил я.

– Так расскажите все мне, – попросила она.

– Конечно, – согласился я. – Простите. Так вот. Существует одна сложность, Мэри. Весной, когда эта всеамериканская шайка-лейка перевозила вас и поломала ваши вещи, она была корпорацией массачусетской. А теперь уже нет. Юридически ее попросту не существует. И ничего с ней сделать нельзя.

– Я разбираюсь в корпорациях, – сказала Мэри. – И в ограниченной ответственности тоже. Но неужели эти люди не несут никакой ответственности за то, что натворили?

– Боюсь, что нет. Никакой юридической ответственности они не несут.

– Дуг будет вне себя, – сказала она.

– И я не стану его за это винить.

– Вы должны что-то придумать, Брейди. Дело даже не в мебели и не в деньгах. Дело…

– Дело в принципе, – сказал я. – Согласен.

– Это просто неправильно, – сказала Мэри Эппинг. – И мы этого так не оставим. Даю вам слово.

Мы с Алекс поговорили по телефону в понедельник вечером, а затем разговаривали и во вторник, и в среду – чуть раньше одиннадцати, когда оба уже собирались ложиться спать. Это странно напоминало мне те времена, когда мы были уже вместе, но жили порознь – Алекс у себя в Гаррисоне, штат Мэн, я в Бостоне, в съемной квартире на самом берегу залива. В ту пору мы с ней перезванивались перед сном каждый будний вечер, а встречались только по выходным.

Во время одного из наших нынешних разговоров мы договорились встретиться в пятницу, совсем как в былые времена, и поужинать у меня дома. Алекс настояла на том, что готовить будет она. По ее словам, ей хотелось показать мне, что она стала лучшей стряпухой, чем была. Я же ответил, что нимало в этом не сомневаюсь, поскольку раньше она вообще никогда ничего не стряпала.

О том, где она заночует в пятницу, или как мы проведем уикэнд, или многое ли изменилось за последние семь лет в наших с ней отношениях и многое ли изменений не претерпело, ничего сказано не было.

В четверг вечером, когда я уже снял офисный полосатый костюм, влез в джинсы и кормил Генри ужином, у меня зазвонил телефон. Сняв трубку, я услышал голос Роджера Горовица.

– Через пять минут в твою дверь постучат, – сообщил он, – это буду я. Просто хотел убедиться, что ты дома.

– Я дома, – подтвердил я. – Тебе поесть что-нибудь приготовить?

– Обойдусь кофе, – ответил он и прервал вызов.

Я сварил свежий кофе и через пять минут, с точностью почти до секунды, услышал звонок в дверь. Генри подлетел к двери и замер, уткнувшись в нее носом. Я отдал ему команду стоять и открыл дверь.

В прихожую вошел Горовиц с большим желтым конвертом под мышкой.

– Я получил заключение медэксперта, – сказал он. – Решил, что тебе захочется ознакомиться с ним.

– Разумеется. Спасибо.

Мы прошли на кухню. Я налил две чашки кофе, мы сели за стол.

Горовиц вытянул из конверта желтую папку, открыл ее:

– Самоубийство. Суть заключения такова. Думаю, тебя это не удивляет.

– В общем-то, нет, – подтвердил я.

– Доказательства неоспоримы, – продолжил он.

– А я с тобой и не спорю, – ответил я.

Он кивнул.

– Девятимиллиметровая пуля, убившая мистера Шоу, выпущена из пистолета, который мы нашли на полу под его левой рукой, – из «Беретты M-девять» армейского образца. На этом оружии, совпадающем с описанием незаконно вывезенного им из Ирака пистолета, которым он, э-э, предположительно угрожал семь месяцев назад жене и детям, обнаружены отпечатки пальцев, принадлежащие мистеру Шоу, и только ему.

Горовиц, приподняв брови, взглянул на меня.

– А об угрозах ты откуда узнал? – спросил я.

– О них узнал Бойл – от миссис Шоу.

Я пожал плечами:

– Хорошо. Что еще?

– Две пустые гильзы на полу. Очевидно, он произвел проверочный выстрел в потолок.

– Что значит «проверочный»? – поинтересовался я.

– Их иногда производят люди, кончающие с собой посредством огнестрельного оружия, – пояснил Горовиц. – Может быть, для храбрости. Или просто из желания убедиться в том, что оружие исправно. К сожалению, расспросить об этом жертву самоубийства нам еще ни разу не удавалось. Так или иначе, гильз было две. Выстрел в потолок, выстрел в голову.

– Хорошо, пуля вошла сюда… – я прижал указательный палец к мягкой впадинке под моим левым ухом, сразу за челюстью, – а вышла…

Горовиц коснулся своей головы – справа, рядом с макушкой:

– Здесь. Пистолет он держал под углом, дулом кверху. Пуля прошла через голову снизу вверх.

– Он прижал дуло к голове?

– Нет, – ответил Горовиц. – Судя по ожогам и волдырям на коже около входного отверстия, дуло находилось примерно в дюйме от головы.

– Те, кто стреляет себе в голову, всегда так делают?

Он помрачнел:

– Тебя что-то смущает, Койн?

Я покачал головой:

– Нет. Нисколько. Я всего лишь пытаюсь представить себе всю картину. А ты отвечаешь на мои вопросы. Спасибо. Продолжай.

Горовиц отпил кофе, окинул взглядом разложенные им по столу бумаги.

– Следы пороховой гари на левой, и единственной, кисти Шоу… – Он провел пальцем по странице. – Это я пропущу. В организме обнаружены следы прописанных ему лекарств. Антидепрессантов, тех же, что были найдены в его ванной комнате, причем в количествах, согласующихся с прописанной дозой. Мм, так, около двух унций бурбона в пустом желудке. А в стоявшей на его столе бутылке «Эрли Таймс» недоставало четырех унций, и это почти совпадает с уровнем алкоголя у него в крови, который был равен нолю, точка, ноль четыре.

– Вот этого я не понял. Объясни.

– Две рюмки виски по две унции в каждой, выпитые с промежутком примерно в полчаса, – сказал Горовиц, – это то количество крепкого спиртного, которое способно довести уровень алкоголя в крови у крупного мужчины, каким был мистер Шоу, до примерно ноль, точка, ноль четырех и частично ослабить его. Пьяным он с точки зрения закона не будет, но соображать станет хуже и рефлексы у него замедлятся. Возможно, этого хватит и для того, чтобы набраться храбрости перед самоубийством. Две унции в желудке, еще не переваренные, были приняты за минуту-другую до того, как он спустил курок. Понимаешь? Он выпивает рюмку, ждет, пока спиртное подействует на него, расслабляется, может быть, стреляет в потолок, а после выпивает вторую рюмку и убивает себя.

Я покачал головой.

– Что? – нахмурился Горовиц.

– Только то, что Гас бросил пить, – ответил я.

– Ну, думаю, когда человек собирается пустить себе пулю в голову, его такая ерунда уже не волнует. А может, он тебе просто соврал.

– Еще какую-нибудь выпивку в его квартире нашли?

– Нет. Только бутылку «Эрли Таймс». Скорее всего, для этого случая и купленную.

Горовиц снова порылся в бумагах.

– Ладно, – сказал он. – Идем дальше. На рюмке только отпечатки пальцев мистера Шоу. С бумажного пакета, в котором находилась бутылка, отпечатки снять не удалось. На самой бутылке лишь несколько смазанных фрагментов – использовать их нельзя. На оружии тоже только его отпечатки. Время наступления смерти – пятница, между пятью тридцатью пятью и одиннадцатью десятью.

– Странноватая оценка, – сказал я.

– Письмо жене он отправил по электронной почте чуть позже пяти тридцати пяти. Значит, он был еще жив. А ты позвонил мне в одиннадцать пятнадцать и сообщил, что он мертв. Что и требовалось доказать.

– Для получения такой оценки на врача учиться не обязательно. Есть же еще температура тела, синюшность кожи, трупное окоченение, процессы пищеварения – ими кто-нибудь занимался?

– Разумеется. На самом-то деле оценка медэксперта такова: между шестью и девятью вечера.

– Электронная почта была отправлена с компьютера Гаса?

Горовиц кивнул.

– Что-нибудь еще на компьютере или в его содержимом найдено? – спросил я.

– На компьютере – отпечатки пальцев Шоу, – ответил Горовиц. – Только его. Насчет компьютерных файлов в отчете ничего нет, указано только, что письмо к жене стоит в самом верху списка посланных сообщений.

Он сложил документы в стопку, взглянул на них еще раз, уложил в папку и закрыл ее.

– Это все? – спросил я.

– Тут есть еще отчеты криминалистов, – ответил он. – Подробные. Но все их данные указывают на то, что Гас Шоу покончил с собой.

– А как насчет его настроения?

– Все, с кем разговаривали наши ребята, показали примерно одно и то же. Этот человек страдал посттравматическим стрессовым расстройством. Господи, да ему же кисть руки оторвало. Скорее всего, он насмотрелся там слишком много ужасов и не смог их переварить.

– Могу я спросить, с кем именно они разговаривали?

– Не дави на меня, Койн. Я рассказал тебе все это по дружбе, а вовсе не для того, чтобы ты начал оспаривать выводы медэксперта и наших копов. Просто я решил, что Алекс имеет право узнать все прежде, чем это попадет в газеты или еще куда.

– Ты хочешь, чтобы я пересказал все Алекс? – спросил я.

– Могу и я, – ответил он, – если тебе неохота.

– Да нет, – сказал я. – Перескажу. Но ваше заключение ей не понравится.

Горовиц покачал головой:

– Бедняге просто стало невмоготу. Все очень просто. Близким всегда трудно это понять. Они об этом и слышать не желают. – Он запихал папку в конверт, сунул ее под мышку, отодвинул стул от стола и встал: – Ладно, спасибо за кофе.

– Что насчет его квартиры? – спросил я. – Мы можем туда заглянуть?

– Полицейскую ленту с квартиры сняли, – ответил Горовиц. – Расследование оказалось быстрым и простым, Койн. Гас Шоу покончил с собой, и всем придется с этим смириться.

Я кивнул:

– Похоже, я в нем ошибся.

Горовиц усмехнулся:

– Тебе это впервой, что ли?

– Да, ты прав. Я не очень хорошо разбираюсь в людях.

– Это точно, – согласился он. – Взять хотя бы твою личную жизнь.

– И тут ты прав, – сказал я, – не жизнь, а сплошной бедлам.