Текст книги "Жертва (в сокращении)"

Автор книги: Уильям Дж. Таппли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Уильям Дж. Таппли
Жертва

Сокращение романа выполнено Ридерз Дайджест Ассосиэйшн, Инк. по особой договоренности с издателями, авторами и правообладателями. Все персонажи и события, описываемые в романах, вымышленные. Любое совпадение с реальными событиями и людьми – случайность.

* * *

ВЗРЫВ В ЗДАНИИ ФИЗИЧЕСКОГО ФАКУЛЬТЕТА МАССАЧУСЕТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА УНЕС СЕМЬ ЖИЗНЕЙ. ПРЕДПОЛАГАЕТСЯ, ЧТО ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА НЕГО НЕСЕТ ГРУППА ПРОТИВНИКОВ ВОЙНЫ

Амхерст, штат Массачусетс, 24 августа 1971 года

Во вторник, в 3.04 утра, Кэбот-Холл – здание, в котором размещался физический факультет университета, – был разрушен взрывом бомбы, подложенной, как предполагается, выступающими против войны экстремистами.

Осенний семестр должен начаться через десять дней, а летний завершился неделю назад, поэтому университетский городок был в этот день практически пуст.

«Трудно даже представить, сколько людей могло погибнуть, если бы занятия уже шли полным ходом», – сказала пресс-секретарь университета Ева Шаллот.

Шестеро из семерых погибших при взрыве были аспирантами, их имена пока не названы. Седьмой предположительно связан с радикальной антивоенной организацией «Солдатская бригада».

В сделанном следователем ФБР Мартином Грили заявлении для прессы говорится: «Выбор времени для этой отвратительной акции отнюдь не случаен. Ровно год назад и практически в то же время прогремел взрыв в Стерлинг-Холле Висконсинского университета. Нет никаких сомнений в том, что события прошлой ночи также являются делом рук террористов, принадлежащих к левому крылу противников войны». Грили указал на то, что аресты не заставят себя ждать.

Взрыв в Висконсине прогремел прошлым летом – 24 августа, в 3.42 утра, – организатором его оказалась группа настроенных против войны студентов, принявшая название «Новогодняя банда». Четверо подозреваемых-студентов были арестованы. Пятому удалось скрыться.

ТЕРРОРИСТЫ, ПОВИННЫЕ ВО ВЗРЫВЕ В МАССАЧУСЕТСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ, АРЕСТОВАНЫ.

НАЗВАНЫ ИМЕНА ПОГИБШИХ.

ФБР: «ДЕЛО ЗАКРЫТО»

Амхерст, штат Массачусетс, 29 августа 1971 года

Прошлой ночью в одном из мотелей города Уайт-Ривер-Джанкшн, штат Вермонт, были арестованы два последних члена «Солдатской бригады», радикальной антивоенной группы вьетнамских ветеранов, несущей, как предполагается, ответственность за взрыв, который утром прошлого вторника унес несколько жизней в Массачусетском университете.

«Теперь под стражей находятся все наши подозреваемые», – заявил следователь ФБР Мартин Грили.

Предполагаемый лидер группы террористов, уроженец города Кини, штат Нью-Джерси, удостоенный нескольких военных наград ветеран Вьетнама Джон Кинкейд, был идентифицирован как седьмая жертва массачусетского взрыва. Шестью другими стали проводившие лабораторные исследования аспиранты.

«Кинкейд был мозгом этой группы, – сказал на пресс-конференции Грили. – Он скрывался от полиции, которая разыскивала его в связи с прошлогодним взрывом в Висконсине. В обоих случаях именно Кинкейд раздобыл и заложил взрывчатку, обращению с которой он научился, принимая участие в военных действиях. Судя по всему, в процессе минирования здания Массачусетского университета сбой в работе электронной схемы детонатора привел к его преждевременному срабатыванию. Мы считаем, что Кинкейд намеревался установить таймер на 3.42 утра – на время организованного им взрыва в Висконсине».

Отвечая на вопрос о том, что общего между взрывом в Массачусетсе и прошлогодним взрывом в Висконсине, Грили сказал: «В Висконсине взорвалась грубо сработанная самодельная бомба. Все организаторы этого преступления были, если не считать Кинкейда, радикально настроенными студентами. Взрыв же в Массачусетсе стал делом рук таких же, как Кинкейд, сбившихся с пути вьетнамских ветеранов, каждый из которых страдал либо от депрессии, либо от последствий контузии, либо был просто дезориентирован, что стало следствием их службы в армии. Помимо выбора времени и попытки привлечь внимание общественности к войне, общим для обоих взрывов является выбор объекта уничтожения».

В обоих университетских зданиях проводились финансируемые правительством исследования, имевшие военное назначение. Никакой информации о приготовлениях к суду над предполагаемыми террористами пока не поступило.

Глава 1

Времени было без чего-то пять вечера второго четверга октября. Я только что переговорил по телефону с моим последним на этот день клиентом, врачом-педиатром, который разводился с женой и хотел сохранить столько денег и достоинства, сколько позволит закон. Денег у него была куча, а вот достоинства – явная нехватка. Так уж действуют на людей разводы. И на их адвокатов тоже.

Я развернулся вместе с креслом, чтобы взглянуть в окно. Низкое предвечернее октябрьское солнце заливало теплым оранжевым светом кровли храма Троицы и отеля «Копли-Плаза», а внизу, на улицах, уже начинало смеркаться. Стояли последние дни бостонского бабьего лета. С росших на площади кленов понемногу облетали алые листья. В Новой Англии эту пору всегда отличает сладкая грусть. Вот уже четыре месяца, как уехала Эви, а о ловле форели мне до следующей весны нечего было и думать.

В дверь кабинета негромко постучали, и я, не оборачиваясь, сказал:

– Входи, Джули. По телефону я уже поговорил.

Я услышал, как у меня за спиной открылась дверь.

– Ты заметила, как рано стало темнеть? – спросил я, разворачиваясь в кресле. – Можно просто…

Я умолк. Поморгал. Покачал головой. Улыбнулся.

Это была не Джули, не моя преданная секретарша. Это была Александрия Шоу.

Я встал и обогнул свой рабочий стол, собираясь ее обнять. Она тоже улыбнулась, сделала шаг вперед и обняла меня.

– Джулия могла бы меня и предупредить, – сказал я. – Это сколько же времени прошло?

– Семь лет, – ответила она. – Чуть больше семи.

– Семь лет, как ты дала мне отставку. – Я на шаг отступил от нее. – Отлично выглядишь. – Впрочем, я тут же нахмурился: – Хотя что-то в тебе изменилось.

Она усмехнулась. Я хорошо помнил эту чуть кривоватую, циничную усмешку.

– За семь лет меняется практически все, Брейди.

– Да, но что-то в тебе не так. Что именно?

– Волосы длиннее, чем были тогда. В них появилась седина. Несколько новых морщин. Контактные линзы. Пара фунтов веса. – Она махнула рукой, отказываясь обсуждать свою внешность. – Вообще-то я по делу пришла. Мне нужен хороший адвокат.

– Очки, – сказал я. – Раньше ты носила очки. И они все время соскальзывали к кончику твоего носа.

– Именно поэтому я и обзавелась контактными линзами.

– Мне это казалось сексуальным, – сообщил я. – То, как ты подталкивала их указательным пальцем, возвращая назад.

– Все это было давно, – пожала плечами она.

– Стало быть, тебе нужен адвокат?

– Могу я угостить тебя выпивкой?

Я взглянул на часы и покачал головой:

– Мне нужно вернуться домой, пса покормить. Он меня ждет.

– Твой пес?

– Да, Генри. Генри Дэвид Торо. Он бретонец. Отлично знает, когда настает время ужина, и обижается, если я опаздываю.

– Мне следовало записаться к тебе на прием, – сказала Алекс. – Правда, насчет пса и его кормления Джули мне ничего не говорила.

– Зато, готов поспорить, наговорила много чего другого.

– Ну, нам же нужно было обменяться новостями о событиях последних лет. Джули всегда стояла на страже твоих интересов. И теперь стоит. Сегодня, прежде чем допустить меня к тебе, она постаралась увериться, что я заявилась с честными намерениями. Пришлось убедить ее, что совращать тебя я не собираюсь.

– Про Эви она тебе рассказала?

Алекс кивнула:

– Я огорчилась, услышав, что…

– Ну да, – сказал я.

– Как ты справляешься?

– Привыкаю понемногу, – улыбнулся я. – А на прием тебе записываться не нужно. Просто ты застала меня врасплох. Насчет Генри все чистая правда, однако выпить с тобой – мысль хорошая. Давай пойдем ко мне. У меня есть почти целая бутылка бурбона – «Ребел Йелл». Ты же всегда любила «Ребел Йелл».

– Ты уверен? Я насчет того, что…

– Что, собственно, сказала тебе Джули?

– Сказала, что ты купил дом в Бикон-Хилл и жил в нем с больничной администраторшей по имени Эви Баньон. Сказала, что Эви умна и очень красива, дала понять, что ты любишь ее. Но теперь Эви уехала, и ты не знаешь, когда она вернется, да и вернется ли вообще. – Алекс улыбнулась. – Сказала, что тебе одиноко, что в последнее время ты часто грустишь.

– Мне придется уволить эту женщину, – сказал я. – Уж больно она болтлива.

– Это точно, – подтвердила Алекс. – Но она искренне заботится о тебе.

– Эви уехала в Калифорнию, чтобы ухаживать за отцом, – сказал я. – Живет в его плавучем доме в Сосалито. Он умирает от рака поджелудочной железы. И я хорошо ее понимаю. Дело вовсе не в том, что она меня бросила.

– И все же она уехала.

– Да, – сказал я. – Она уехала.

С минуту Алекс молча смотрела на меня, потом сказала:

– Я совершила ошибку. Ладно, пойду запишусь у Джули на прием, – и повернулась к двери.

– Насчет выпить я говорил серьезно, – сказал я. – Я с удовольствием выслушаю тебя. И Генри тебе понравится.

Алекс снова повернулась ко мне:

– Я пришла не для того, чтобы затащить тебя в постель. Честно. И для протокола: отставки я тебе не давала.

– Ну в конечном счете дала. Полагаю, впрочем, что все было не так просто. – Я пожал плечами. – Мне легче думать именно так, вот и все. И кстати, я тебя простил.

Взгляд ее стал гневным:

– Ах ты меня простил?

– Шучу, шучу, – выставил я перед собой ладони.

– Это ведь ты целовался с той бабенкой, не так ли, Брейди Койн?

– Будешь бередить старые раны, – спросил я, – или познакомишься с моим псом, выпьешь приличного виски и расскажешь, зачем тебе понадобился адвокат?

Она снова с минуту глядела на меня в молчании, потом кивнула:

– Выпивка и пес – это меня устроит. А старые раны мы оставим на потом. – Алекс улыбнулась. – Ты всегда умел вывести меня из себя.

– И наоборот, – ответил я. – Что и составляло надежную основу наших отношений.

Алекс оставила свою машину у станции монорельсовой дороги в Эйлвайфе, а я пришел в офис на своих двоих и, поскольку вечер был приятный, теплый, мы решили пройтись от Копли-сквер, где находился офис, до моего дома на Маунт-Вернон-стрит пешком. Нас не покидала неловкость, естественным образом возникающая между двумя людьми, которые были в прошлом очень близки, но не разговаривали вот уже семь лет. Когда-то мы любили друг друга. А теперь превратились в людей почти чужих, в людей, которым приходится знакомиться заново.

И потому, шагая по Ньюбери-стрит, мы обменялись кое-какими фактами своих биографий. Алекс по-прежнему жила в своем домике, стоявшем на проселочной дороге под городком Гаррисон, штат Мэн. Когда-то я каждый уик-энд ездил с ней туда из Бостона. Через пару лет после нашего разрыва она вышла замуж за портлендского застройщика, а еще через пару лет они развелись, сохранив, впрочем, дружеские отношения.

Она закончила книгу, над которой работала, когда мы были вместе, – сборник судебных дел, связанных с домашним насилием. Книга попала в несколько списков бестселлеров, занимая в них, впрочем, одно из последних мест, а Алекс получила приглашения на несколько ток-шоу. Потом она напечатала роман, в основу которого легло одно из этих дел. Роман приняли хорошо, и издатель уговорил ее написать еще один. Над ним она теперь и трудилась.

Я рассказал о том, как купил таун-хаус у родных моего клиента, ставшего жертвой убийцы, как получил вместе с домом пса, как Эви, Генри и я прожили в этом доме последние несколько лет и как в прошлом июне Эви купила билет в один конец – в Калифорнию.

О том, почему Алекс приехала из Гаррисона в Бостон, зачем ей понадобился адвокат и почему она решила, что адвокатом этим должен стать я, она ничего пока не рассказала, а я и не спрашивал.

Мы сидели в деревянных креслах посреди маленького, обнесенного высокой оградой садика, разбитого позади моего дома. На раскладном столике стояла бутылка «Ребел Йелл», а рядом с ней блюдо с клинышками острого вермонтского чеддера и крекерами. Мы пили виски со льдом из стаканов толстого стекла. Алекс уже успела скормить Генри изрядное количество сыра и завоевать его любовь на всю жизнь.

– А у тебя здесь мило, – сказала она, глядя в темнеющее осеннее небо. – Совсем не то, что прежняя дыра в Льюис-Ворф.

– Там была не дыра, – ответил я. – Просто у ее хозяина голова была дырявая.

Она замолчала на несколько минут. Мы выпили. Потом Алекс сказала:

– В общем, дело в моем брате, не во мне. Это я об адвокате. Адвокат нужен ему. Ты помнишь Гаса?

– Мы не были знакомы, – ответил я. – Но ты много о нем рассказывала. О своем старшем брате – Огастине. Он ведь фотограф, так?

– Фотожурналист, – сказала она. – Художественной фотографией он не занимался и на свадьбах или выпускных вечерах не снимал. Делал репортажи.

Я кивнул.

– Так зачем я ему понадобился?

– Он разводится.

– Минутку, – сказал я. – Ты воспользовалась глаголами в прошлом времени. Сказала, что Гас делал репортажи. Это означает…

– Тут довольно длинная история.

– Я готов поспорить, история эта как-то связана с причиной, по которой он хочет, чтобы его представлял я.

– Разумеется, связана, – согласилась Алекс. – Все со всем связано. Однако основная причина тут во мне. Это я хочу, чтобы его представлял ты.

– Ну так считай, что уже представляю, – сказал я. – Нет проблем. Пусть он просто позвонит мне, и все.

Я помолчал, колеблясь, потом прибавил:

– Мне очень приятно снова видеть тебя. Однако, если честно, я постоянно занимаюсь разводами, так что вряд ли отказал бы ему. Тебе не было никакой нужды…

– Как я уже говорила, – прервала меня Алекс, – это длинная история, Брейди. – И она положила ладонь мне на запястье. – Так ты возьмешься за его дело?

– Если он разводится в штате Массачусетс, где мне разрешено заниматься юридической практикой, то, разумеется, возьмусь.

– Сейчас он снимает квартиру в Конкорде. Работает в фотомагазине. А его жена живет с детьми в Бедфорде.

– Давно они разошлись?

– Чуть больше полугода назад. Это… Не понимаю, почему я тебе сразу не рассказала.

Я откинулся на спинку кресла:

– Продолжай.

– Чуть больше года назад Гас вернулся из Ирака, – сказала она. – Что там произошло, он не рассказывает. Но он потерял кисть правой руки. А Гас правша – вернее, был правшой. Поэтому фотографию он забросил. Говорит, что не может работать с камерой одной рукой. – Она отпила глоток виски. – У него две маленькие дочери. Мои племянницы. Клеа и Джуно. Его жена, Клодия, женщина очень милая – Гасси ведь объездил весь свет, а женился все-таки на девушке, с которой познакомился на выпускном вечере. Ну так вот, этой весной Клодия попросила его покинуть их дом, а теперь наняла адвоката и хочет развестись с ним, Гас же просто-напросто ничего не предпринимает.

– Да, адвокат ему понадобится, – сказал я.

– Я знаю, – согласилась Алекс. – Потому к тебе и приехала. Ты сможешь представлять интересы человека, который не хочет, чтобы их вообще кто-нибудь представлял, говорит, что ему на все наплевать?

– Если он не попросит меня об этом, не смогу, – ответил я. – У него, я так понимаю, депрессия.

– Конечно, у него депрессия – еще с тех пор, как он вернулся, – если это можно назвать просто депрессией.

– Посттравматическое стрессовое расстройство, так? – сказал я. – Он потерял кисть. И скорее всего, нагляделся всяких ужасов.

Она кивнула:

– Думаю, да. Он же за этим туда и ездил. Ужасы снимать.

– Он на кого-то работал?

Алекс покачала головой:

– Только не Гас. Он был независимым журналистом и гордился этим. Считал, что работать на кого-то – значит находиться под контролем. Терпеть цензуру. Он поехал в Ирак сам по себе и за свой счет. Всегда так делал. Всегда отправлялся куда-нибудь в поисках истории, о которой можно снять репортаж. Такую карьеру он себе выбрал. Искать истории, о которых никто еще не рассказывал, секреты и факты, которые, как он полагал, следует обнародовать. Гас считал, что это важно.

– А что он искал в Ираке?

– Этого я не знаю, – пожала плечами Алекс. – Он провел там больше года, а потом вернулся без правой кисти и никому ничего рассказывать не стал.

– Лечение он проходил? – спросил я. – От ПСР?

– Он состоит в какой-то группе взаимной поддержки. Или состоял. Посещает ли он ее сейчас, я не знаю. Зато знаю, что он принимает лекарства. – Алекс снова покачала головой. – Мне известно лишь немногое. Клодия позвонила мне, сказала, что разводится с моим братом, что брать адвоката он не желает, что она не может больше с ним жить, не хочет, чтобы он находился рядом с детьми, но беспокоится за него и думает, что адвокат ему все же понадобится. А я позвонила Гасу, сказала, что еду к нему. Думала провести у него несколько дней, попытаться настроить его нужным образом.

– И подрядить для него адвоката, – добавил я.

– Да, – сказала Алекс. – В идеале – тебя. Вообще выяснить, как он живет, могу ли я чем-то помочь ему.

Она вздохнула.

– В детстве Гас был моим героем. Я называла его Гасси. Его все любили, во всяком случае, так мне казалось. Он был очень хорошим спортсменом, сильным, красивым, и все время смеялся. И меня смешил. Был очень добр со мной. Я была его своевольной четырехглазой сестричкой. Но он не дразнил меня, не выводил из себя, не игнорировал, хоть и был на восемь лет старше. Он читал мне на ночь, учил играть в шашки…

В глазах у Алекс блеснули слезы.

– Ну вот, несколько дней назад я приехала к нему из Мэна, и он, по сути дела, дал мне понять, что остановиться у него я не могу, что ему необходимо одиночество. Было совершенно очевидно, что мое присутствие его раздражает. Ну, я сняла номер в «Бест-Вестерне», отеле, который стоит у кольцевой развязки Конкорда. Мы пару раз поужинали вдвоем, он делал вид, будто у него все в порядке. Но я же понимаю, что он просто пытается, как и всегда, избавить меня от лишних забот.

– И все же тебе было тревожно за него, – сказал я.

– Вся его жизнь пошла прахом, Брейди. Я понимаю, ему хочется самому во всем разобраться, но я могу хотя бы постараться, чтобы при разводе с ним обошлись по-честному. Сейчас он говорит, что ему на все наплевать. Однако может настать день, когда он пожалеет об этом.

– Ты совершенно права, – сказал я. – Я видел такое множество раз. Одна из сторон – как правило, муж – считает себя кругом виноватым или просто происходящее настолько угнетает его, что ему хочется махнуть на все рукой. Он думает, что если его облапошат, то так ему и надо.

– Точный портрет Гасси, – сказала Алекс.

– Он говорил тебе, что работает над чем-то? – спросил я.

– Да, но, думаю, просто для того, чтобы отвязаться от меня.

– А почему Клодия выгнала его из дома?

Алекс пожала плечами:

– Думаю, жить с ним сейчас очень не просто. Но я ее об этом не расспрашивала, решила не лезть не в свое дело.

– Если я стану адвокатом Гаса, это будет и мое дело. Хотя, пока он не согласился взять меня, все это лишь разговоры в пользу бедных.

– Он согласится, – сказала Алекс. – Я позабочусь об этом. И еще, для полной ясности, я собираюсь заплатить тебе.

– Ну разумеется. А как же.

– Да, вот именно. И нечего задирать передо мной нос, Брейди Койн.

– А я никогда и не задирал его перед тобой, Александрия Шоу, – ответил я и рассмеялся.

– Чтоб ты пропал, – сказала она. – Над чем это ты смеешься?

– У нас снова все как в старые времена?

Тут уж и она рассмеялась:

– Да, злить меня ты не разучился.

– Как ты насчет хорошего сэндвича или еще чего-нибудь в этом роде? – спросил я. – Я могу поджарить что-нибудь на гриле либо позвонить в пиццерию.

– А мне еще удается задевать тебя за живое? – спросила она.

– Значит, договорились: пицца. Ты по-прежнему предпочитаешь с артишоками и баклажанами?

– Вот видишь, тебя ничем не проймешь. И это всегда доводило меня до белого каления. Чего же удивляться тому, что я ушла от тебя. – Она шумно вздохнула, изображая недовольство. – И не забудь, на моей половинке пиццы должен лежать козий сыр.

Глава 2

В мае Дуглас Эппинг и его жена Мэри переехали из двухэтажного челмсфордского дома в купленную на старость квартиру в кооперативном доме в Чарльстоне, на самом берегу реки. Теперь, пять месяцев спустя, на следующий после моего воссоединения с Александрией Шоу день, Дуг расхаживал по моему кабинету, и лицо его становилось все более красным. Дугу уже под семьдесят, мужчина он высокий, лысый и сутуловатый. И выглядел он сейчас так, точно его того и гляди хватит удар.

– Успокойтесь, – сказал я. – Присядьте. Сделайте глубокий вдох.

Дуг ударил кулаком по ладони.

– Мэри тоже говорит, что не стоит так расстраиваться, – сообщил он. – А я вот расстроен, Брейди. И мне очень хочется поубивать этих сукиных детей.

Он плюхнулся на диван.

– Давайте лучше поговорим о том, как мы будем судиться с ними, – сказал я. – И постарайтесь никогда не упоминать при вашем адвокате о том, что вы хотите кого-то убить. Расскажите мне все с самого начала. Не торопясь.

– Хорошо. – Он набрал полную грудь воздуха, с шумом выдохнул его. – Значит, эти деятели из Лоуэлла, «Всеамериканские перевозчики», которых наняла Мэри, потому что они запросили меньше других и выглядели, по ее словам, очень мило, – первое, что они проделывают в день нашего переезда, это пригоняют слишком маленький фургон. А их бригадир – вовсе не тот малый, который показался Мэри таким милым, – говорит, на этот счет не волнуйтесь, сэр, и подразумевает, как вскоре выясняется, что они намерены втиснуть в свой фургон все бесценные вещи Мэри, независимо от того, найдется для них место или не найдется.

Дуг вскочил на ноги и принялся снова расхаживать по кабинету.

– И не успели мы опомниться, как…

– Дуг, – сказал я, – если вы задумали свалиться с инфарктом, сделайте это где-нибудь еще, ладно?

– Извините. Вы правы. – Он сел. – В общем, мне сразу, как только я увидел их паршивый фургончик, следовало сообразить, что дело плохо. Ну а второй их замечательный поступок оказался таким: они собрали все картины Мэри и свалили их на лужайке. Представляете, бесценные, написанные маслом полотна, акварели, все, что она собирала в течение сорока лет, валяется на траве, лицом к солнцу, а грузчики переступают через них с вещами, которые таскают из дома. Третье: я заговариваю с одним из них, молодым латиноамериканцем, спрашиваю у него, где он обучался работе грузчика, а он со смехом отвечает: «Какая еще учеба, друг? Я вообще-то кровельщик. Когда Сони из „Всеамериканских“ требуются грузчики, он просто обзванивает ребят вроде меня».

– То есть все эти грузчики были непрофессионалами из числа временно безработных? – спросил я.

– Насчет всех не знаю, – ответил Дуг, – но меня это не удивило бы. Поденщики на черной зарплате.

– Весьма интересная история, – сказал я.

– Да, особенно для любителя фильмов ужасов.

– И для любителей подсудных дел тоже, – согласился я. – Так, говорите, это была компания из Лоуэлла?

– Совершенно верно. «Всеамериканские перевозчики, Инк.». Так вот, вся эта история дурно запахла уже с той минуты, когда они прикатили к нам на своем игрушечном грузовичке. Я постарался добиться, чтобы хоть на картины никто не наступил. И они таки втиснули в фургон все наши вещи. Остальное прошло хорошо, так нам, во всяком случае, казалось. Мы добрались до Чарльстона, они разгрузили фургон, и, только начав распаковываться, мы обнаружили множество повреждений. Например, туалетный столик Мэри принадлежал ее семье на протяжении пяти поколений. Теперь его столешница вдавлена внутрь. Старинное кресло-качалка, которое стоит больше, чем мой «вольво». Обратилось в обломки. У одной из акварелей разбито стекло, сама акварель ободрана. Старую картину маслом, которая висела у нас над камином, просто-напросто проткнули насквозь. Продолжать – или уже хватит?

Я поднялся из-за стола:

– Я принесу нам водички. Посидите здесь.

Выйдя в приемную, я направился к стенной нише, в которой у нас стоял небольшой холодильник, а на нем кофеварка, достал из холодильника две бутылки воды, а затем подошел к столу Джули.

– Выяснишь для меня кое-что?

– Ради этого я тут и сижу, не так ли? – улыбнулась она.

– Это лишь одна из бессчетных и неоценимых услуг, которые ты мне оказываешь, – ответил я. – Так вот, посмотри, что можно найти о компании «Всеамериканские перевозчики, Инк.», которая базируется в Лоуэлле.

– Дело срочное?

– Да. Я хотел бы получить эти сведения, пока Дуг еще здесь.

– Нет проблем. Да, постой-ка. Тебе Алекс звонила.

– И чего она хотела?

– Ну, просто… в общем, перезвони ей.

– Когда закончу с клиентом, перезвоню.

Я вернулся в свой кабинет, протянул Дугу бутылку.

Сделав большой глоток, он спросил:

– На чем я остановился?

– Начав распаковывать вещи, вы обнаружили, что многие из них повреждены.

– Точно, – кивнул он. – Ну, я позвонил им, поговорил с тем малым, с которым разговаривала Мэри. Делани, так его зовут. Президент компании. Сообщил ему, что многие наши вещи пострадали при переезде, и высказался в том духе, что он, наверное, захочет договориться с нами по-хорошему. Он отвечает что-то вроде: «Да, сэр. Разумеется. Мы всегда выполняем наши обязательства – и ду-ду-ду». И говорит, чтобы я оценил повреждения и прислал оценку ему. Я нахожу в Чарльстоне малого, который ремонтирует антикварные вещи, и он составляет полную опись повреждений.

– Утрата отремонтированным антиквариатом его рыночной стоимости в ней учитывается? – спросил я.

– Нет. Он сказал, что для таких оценок мне понадобится кто-то другой. В общем, я отправил копию этой описи Делани. Прождал неделю. И ни слова от него не получил.

– В какую сумму был оценен понесенный вами ущерб? – спросил я.

– Чуть больше тринадцати тысяч.

– После того как вы поправите столешницу, склеите кресло, залатаете и подкрасите картины, эти вещи все равно уже не будут так хороши, как прежде.

Дуг кивнул.

– Я решил, что на какие-то компромиссы мне пойти все равно придется. Так или иначе, не дождавшись звонка от Делани, я попытался сам дозвониться до него. Оставлял сообщения на его голосовой почте. И в конце концов понял, что он, увидев на дисплее телефона мое имя, просто не отвечает на вызов. Тогда я звоню с сотового, и Делани отвечает. Да, конечно, говорит он, оценку ущерба он получил. Но она просто возмутительна, говорит. Я же не могу доказать, что все это сделали его грузчики, так? Максимум, говорит, что он может для меня сделать, это заплатить по страховке, указанной в нашем контракте, заплатить по шестьдесят центов за фунт веса, хотите берите, хотите нет. – Дуг вскочил, оттолкнувшись руками от дивана. – Бесценный туалетный столик восемнадцатого века весит примерно пятьдесят фунтов, Брейди. Так что этот малый намеревается заплатить мне за него тридцатку, это как, честно? Теперь вы понимаете, почему мне хочется кого-нибудь укокошить?

– Сядьте, Дуг, – сказал я.

– Да, конечно, – снова кивнул он. – Простите.

– Так чем все-таки закончились ваши переговоры с Делани?

Дуг улыбнулся:

– Я сказал ему, что следующий звонок он получит от моего адвоката. Прервал разговор и позвонил вам.

– И с того времени вы ничего больше о «Всеамериканских перевозчиках» не слышали?

– Нет. Ничего.

– Ну разумеется, – сказал я и покачал головой.

– Так что? – спросил Дуг. – Возьметесь вы за это дело?

– Конечно, возьмусь, – ответил я. – Мне нравятся дела, в которых сразу ясно, кто хороший человек, а кто мерзавец. А такие люди в нашей профессии встречаются гораздо реже, чем вы, возможно, думаете.

Я помолчал, затем спросил:

– Вы подписывали какое-нибудь соглашение об отказе от возможных претензий, связанных с вашим антиквариатом, заявляли, хотя бы устно, что согласны пойти на связанный с перевозкой риск?

– Нет. Эта тема вообще не затрагивалась.

– Однако контракт, в котором значились шестьдесят центов за фунт веса, все-таки подписали.

– Да. Вернее, его подписала Мэри. Шестьдесят центов за фунт каждой из поврежденных вещей. В контракте указывались и другие возможности, однако Делани сказал ей, чтобы она расписалась в этой графе, ну, Мэри так и сделала.

– Это плохо.

– Вы хотите сказать, что реальных денег нам получить не удастся?

– Этого я не говорил. Вам придется…

Тут в дверь постучали, и вошла Джули. Она положила на стол листок бумаги, улыбнулась и вышла.

Я просмотрел принесенную ею распечатку и сказал:

– Я говорю о том, что было бы лучше, если бы Мэри не подписывалась на шестьдесят центов, однако, если они действительно нанимают для работы первых попавшихся кровельщиков, платят им черным налом, используют фургоны неподходящих размеров, бросают картины на землю и так далее, мы получаем совсем неплохие козыри. Правда, вам придется кое-что сделать для меня, идет?

– Конечно. Что именно?

– Мне нужны качественные фотографии поврежденных вещей, – ответил я. – А если найдутся фотографии, которые показывают, какими они были прежде, это будет совсем хорошо.

– Мы сфотографировали все, когда оформляли страховку дома.

– В таком случае поговорите и с вашими страховщиками, – сказал я. – Не исключено, что они смогут оплатить ваши убытки.

– Я это выясню.

– Мне нужны две независимые оценки стоимости ремонта всех поврежденных вещей, – сказал я. – А кроме того, оценка двух независимых экспертов по антиквариату и искусству по поводу рыночной стоимости вещей – и теперешней, и той, какой она была бы, останься вещи невредимыми. Только позаботьтесь о том, чтобы эти эксперты согласились выступить в суде, если, конечно, до него дойдет дело, что маловероятно.

– Почему маловероятно?

– Потому что судебный процесс – это последнее, что нужно вашим перевозчикам. Они постараются уладить все миром.

– Ну да, конечно. Дурная реклама. Звучит обнадеживающе.

Я снова взглянул на принесенный Джули листок.

– «Всеамериканские перевозчики», – прочитал я. – Массачусетская корпорация, основанная в августе две тысячи второго. Офис на Кларк-стрит, Лоуэлл. И еще один на Аутлук-драйв в городе Нэшуа, штат Нью-Гэмпшир. Президент и генеральный директор Николас Делани.

Я вопросительно взглянул на Дуга.

– Это они самые, – подтвердил он.

– Ну хорошо, все, что мне требуется, я от вас получил, – сказал я. – Можно приниматься за работу. Вопросы у вас какие-нибудь есть?

Дуг Эппинг пожал плечами:

– Только один. Как по-вашему, мы сможем выиграть это дело?

– Таких обещаний я никогда не даю. Однако и не берусь за дела, которые кажутся мне провальными.

Я встал, он тоже. Я проводил его до приемной, сказав на прощание:

– Джули оформит необходимые бумаги. Как только у вас будет все, о чем я просил, дайте мне знать.

– Конечно. А пока…

– А пока я, как ваш адвокат, направлю им официальное письмо, выясню, кто их адвокат, и посмотрю, не захочется ли ему переговорить с мистером Делани и тем самым облегчить мою задачу.

Мы обменялись рукопожатиями, и Дуг ушел.