Текст книги "Броненосец"

Автор книги: Уильям Бойд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Глава третья

На столе у Лоримера зазвонил телефон. Это был Хогг:

– Быстро ко мне, солнышко, – отрывисто приказал он.

Лоример поднялся по пожарной лестнице на этаж выше и обнаружил, что за выходные рабочее пространство там совершенно переменилось. Секретарь Хогга Джанис – жизнерадостная толстушка в огромных смешных зеленых очках, с густыми курчавыми волосами стального цвета и позвякивающими браслетами-оберегами на обоих запястьях – вместе со своим машбюро из двух человек (временные помощницы постоянно сменялись) – перебралась в другую комнату, подальше от начальника, а три больших серых шкафа для деловых папок, словно стоячие камни, приютились теперь в коридоре возле ее нового кабинета. Раджив и его молодая ассистентка Янцзы тоже переместились – туда-сюда перетаскивали аккуратные стопки картонных коробок с нанесенными на них сбоку загадочными серийными номерами. Всюду царила атмосфера легкого хаоса и крайней раздражительности. Лоример услышал, как Раджив с непривычной для него горячностью прикрикивает на секретаршу:

– Один кусок сахара и ломтик лимона – да, Лоример? «Дижестив» или «гарибальди»?

– Да, пожалуйста. А печенья не надо – спасибо, Джанис. Что тут происходит?

– Мистер Хивер-Джейн въезжает. – Она произнесла «хивер» почти с яростью. – Ему понадобился больший кабинет, поэтому мне пришлось подвинуться, Радживу тоже, и так далее.

– Как в армейском сортире.

– Да, пожалуй, даже повеселее, Лоример, во всяком случае, на мой взгляд. Он тебя уже ждет.

Взяв свою чашку чая, Лоример вошел в кабинет Хогга – просторное, но спартанское помещение, с обстановкой, будто выжившей с каких-нибудь пятидесятых годов, со страниц низкопробного каталога мебели для заведений гражданской службы; все было одновременно солидным, но невразумительным, кроме ярко-оранжевого, похожего на солнце, ковра на полу. На стенах цвета слоновой кости висели пыльные репродукции картин Веласкеса, Вермера, Коро и Констебля.

– Если эта безмозглая жопа думает, что может там спокойно парковаться… – задумчиво проговорил Хогг, не оборачиваясь.

Лоример уселся и стал спокойно прихлебывать чай. Хогг распахнул настежь окно, впустив внутрь струю холодного зимнего воздуха.

– Извините, – проорал он вниз. – Да, вы. Здесь нельзя ставить машину. Это место зарезервировано. Здесь нельзя парковаться! Вы по-английски понимаете? Ладно, тогда знайте: я вызываю полицию. Да, вы!

Он захлопнул окно и сел, лицо его было мертвенно-бледным. Потом взял из серебряного портсигара на столе сигарету без фильтра, постучал пару раз кончиком о ноготь большого пальца, зажег и с жадностью затянулся.

– Болтаются еще на нашей земле безмогзлые паршивые ублюдки, Лоример.

– Верно, мистер Хогг.

– Как будто нам больше заняться нечем.

– В точности так.

Хогг засунул руку в ящик и перекинул ему через стол зеленую папку.

– Запусти-ка туда резцы. То еще дельце.

Лоример взял папку и почувствовал, как внутри будто задрожал молоточек возбуждения. «Ну, что тут у нас?» – подумал он, отмечая, что такое любопытство и было одной из немногих причин, почему он не бросал свою работу: трепетное ожидание еще неведомых встреч и переживаний, вот это – и тот факт, что он просто был не способен себе представить, чем бы он еще мог заниматься в жизни. Хогг поднялся, яростно одернул пиджак и принялся шагать взад-вперед по своему ярко-рыжему ковру. Он торопливо курил и, поднося ко рту сигарету, словно выбрасывал вперед руку. Поговаривали, будто в молодости Хогг служил в армии, и, конечно, он всегда восхвалял военный характер и воинские добродетели. Теперь Лоример думал – а не в военно-морских ли силах тот служил: курит очень крепкие сигареты с флотским обрезом, да и в манере шагать есть что-то от капитана на кормовой палубе.

– Пожар в отеле, – проговорил Хогг. – Огромный ущерб. Двадцать семь миллионов.

– О, господи!

– И я думаю, мы не должны выплачивать ни пенни. Ни гроша долга. Все это дурно пахнет, Лоример, – гадкий, гадкий запашок исходит от этого дельца. Копни-ка и скажи, что ты думаешь. Там все в досье. – Он проворно подскочил к двери, открыл ее и снова закрыл.

– Ты уже познакомился… э-э… с нашим мистером Хивер-Джейном? – Хогговы потуги казаться простодушным выглядели смехотворно: он с нарочитым интересом всматривался в кончик тлеющей сигареты.

– Познакомился. Так, парой слов перебросились. Производит впечатление очень любезного…

– Думаю, его появление у нас в качестве содиректора как-то связано с этим гостиничным пожаром.

– Не понимаю.

– И я не понимаю, Лоример, и я не понимаю. Туман на рисовом поле рассеивается, но леопарда мы по-прежнему не видим. Но ты уж попомни мои слова, – Хогг ухмыльнулся, – «Тихо – ловим обезьянку».

– Кто же обезьянка? Неужели мистер Хивер-Джейн?

– Мои уста запечатаны, Лоример. – Хогг подобрался поближе. – Как ты можешь пить английский чай с лимоном? Гадость какая. Я сразу учуял в комнате посторонний дух. Лоример, ты должен пить чай с молоком, иначе люди подумают, что ты неженка.

– Люди начали пить чай с молоком всего сотню лет назад.

– Херня собачья, Лоример. Про Дьюпри что-нибудь слышно?

– Ничего. – Тут, кое-что вспомнив, Лоример спросил Хогга о той рекламе «Форта Надежного». Хогг никогда о ней не слышал, не видел ее, хотя сказал, что действительно припоминает какую-то недавнюю кампанию, которая не понравилась правлению (Хогг имел связи с правлением «Форта Надежного», вспомнил Лоример), – ее то ли вовсе отвергли, то ли определили для показа в менее удобное время, начав взамен разрабатывать какой-то более положительный или менее мельтешащий сюжет. Зато уж стоило это будь здоров, сообщил Хогг, и кто-то сорвал царский куш. Может, эту рекламу он имеет в виду? Лоример решил, что, наверное, так оно и есть, и снова с удовольствием подумал о той девушке, подумал о том, как удачно он проснулся в такую рань, – приятнейшее совпадение.

Хогг оперся тучным бедром об угол стола.

– А что, Лоример, ты такой большой любитель телерекламы?

– Что? А, да нет.

– Мы делаем лучшие рекламные ролики в стране.

– Правда?

– По крайней, есть чем гордиться, – проговорил Хогг с какой-то горечью, покачивая ногой.

Лоример заметил, что на ногах у Хогга тоненькие – совсем не флотского вида – мокасины, скорее уж мягкие тапочки; в них его ступни казались слишком миниатюрными для такого коренастого, упитанного мужчины. Хогг заметил направление его взгляда.

– Куда ты, черт побери, смотришь?

– Никуда, мистер Хогг.

– Тебе не нравятся мои туфли?

– Да нет, вовсе нет.

– Нельзя так глазеть на чужие ноги, это чертовская наглость. Просто верх грубости.

– Простите, мистер Хогг.

– У тебя все еще нелады со сном?

– Боюсь, что да. Я хожу в одну клинику, там исследуют нарушения сна. Может быть, удастся понять причины.

Хогг по-приятельски проводил его до двери.

– Береги себя, Лоример. – Хогг улыбнулся ему одной из своих редких улыбок; это выглядело так, будто он репетировал недавно отработанное выражение лица. – Ты – важный… Нет, ты – ценнейший сотрудник «Джи-Джи-Эйч». И нам надо, чтобы ты находился в отличной форме. В отличной форме – запомни, в отличной!

257. Хогг редко говорит тебе комплименты, и, когда он это делает, ты принимаешь их без благодарности, с подозрением, – так, словно за тобой наблюдают, или так, словно где-то рядом начала приоткрываться ловушка.

Книга преображения

По карте Лоример увидел, что гостиница располагается совсем неподалеку от набережной, как раз за рекой, между Темпл-Лейн и Эрандел-стрит, откуда, возможно, открывается вид сбоку на половину Национального театра или дальний берег. Согласно материалам в папке, эта гостиница строилась компанией недвижимости под названием «Гейл-Арлекин Пи-Эл-Си», а сама должна была называться – подумать только – «Федора-Палас». Строительство было уже на три четверти завершено, как вдруг однажды, поздно ночью, на девятом и десятом этажах, где размещался двойной комплекс (спортивные залы и сауна), вспыхнул пожар. Огонь быстро перекинулся дальше, полностью уничтожив три нижних этажа, уже законченных и даже меблированных. Побочный ущерб, связанный с дымом и тысячами галлонов воды, израсходованной на тушение, тоже оказался немалым. Иск был выставлен на 27 миллионов фунтов. Из докладной записки инженера-строителя явствовало, что было бы дешевле разрушить здание и начать возводить все заново. Таков новый подход к делу в страховании, подумал Лоример: выплачивать натурой. Ты «теряешь» свои часы где-нибудь на пикнике, а потом предъявляешь иск: отлично, мы выдадим тебе новые часы, а не деньги. У тебя сгорела гостиница, и ты обращаешься к компании – что ж, мы отстроим для тебя гостиницу.

Лоример решил прогуляться до реки. По-прежнему стояла холодная погода, но сквозь дырявые облака, которые неслись над городом к западу, подгоняемые сильным ветром, изредка пробивались лимонно-бледные лучики солнца. Лоример быстро зашагал по Бич-стрит, с некоторым удовольствием ощущая лицом холодок, подняв воротник и засунув руки глубоко в карманы с фланелевой подкладкой. Не помешала бы шляпа – 80 % тепла человек теряет через голову. Кстати, какая шляпа подошла бы к костюму в тонкую полоску и короткому пальто? Не коричневая же фетровая – в ней вид такой, будто собираешься на скачки. Может, котелок? Надо спросить Ивана или леди Хейг. Он уже знал – Иван предложит котелок. А летом можно носить панаму – или нет?

Уже за Смитфилд-маркет у него вдруг появилось это ощущение – странное чувство, будто за ним следят. Это было в точности так, как когда тебе кажется, что кто-то произнес вслух твое имя, – оборачиваешься, но рядом никого нет. Лоример укрылся в дверях какого-то магазина, осматривая дорогу, по которой пришел. Мимо спешили по своим делам незнакомцы – девушка, бежавшая трусцой, солдат, нищий, банкир. Однако чувство оставалось настолько отчетливым, что Лоример задумался: «Что тебя встревожило? Что вызвало это ощущение? Может быть, какой-то особый звук шагов, постоянно звучавший у тебя в ушах: не перегоняет и не отстает?» Он вышел из укрытия и направился к «Федора-Палас» – никто его не преследовал. Глупец. Он улыбнулся сам себе: Хоггова паранойя оказалась заразной.

* * *

Снаружи гостиница выглядела не так уж плохо – разве что размытые пятна копоти на оконных рамах наверху. Но когда начальник стройки показал Лоримеру искореженный и обугленный гимнастический зал, погнутый и вздувшийся пол, он признал разрушительное действие пожара, его опустошительную мощь. Заглянул в центральную службу и в шахту лифта: выглядела она так, будто туда угодила и там взорвалась бомба. Жар был такой сильный, что начала взрываться даже бетонная обшивка шахты.

– А ведь бетон обычно отличается прочностью, – здраво заметил прораб.

Хуже дело обстояло на выгоревших этажах, где строительство уже было завершено: здесь огонь уничтожил узнаваемо «домашнюю» обстановку, и все эти обугленные кровати, почерневшие грязные клочки ковров и занавесок являли собой более впечатляющую картину, вызывая трогательную жалость. Везде сохранялся забивавший легкие кислый смрад мокрой сажи и дыма.

– Ладно, – вяло произнес Лоример. – Допустим, все действительно так плохо. А когда вы должны были открываться?

– Примерно через месяц, – весело ответил начальник стройки. Ему-то что было печалиться – не его же гостиница.

– А кто были подрядчики?

Выяснилось, что для отделки разных этажей в интересах скорости были заключены субдоговоры и верхними этажами занималась фирма под названием «Эдмунд, Ринтаул лимитед».

– Были с ними какие-нибудь сложности?

– Были какие-то споры по поводу партии турецкого мрамора. Запаздывала доставка. Забастовка в карьере, что-то вроде того. Обычные заморочки. Им пришлось туда лететь и самим все утрясать.

Спустившись вниз и зайдя во времянку, Лоример взял копии всех важных договоров (на всякий случай, для верности) и вернул каску. Хогг был прав: дело это было с душком, и отнюдь не от дыма. Одного визита к «Эдмунд, Ринтаул лимитед» будет достаточно, чтобы подтвердить подозрения, предположил Лоример. Все это выглядело как старое знакомое мошенничество, давным-давно известное крючкотворство, только вот с масштабом было что-то не так: возможно, скромный случай заурядного подлога, чудовищно вышедшего из-под контроля, переросшего в нечто катастрофичное, как в фильмах ужасов. В одном, впрочем, Хогг был более чем уверен: тут им придется выложить кое-какие деньжата. Вопрос лишь в том, сколько именно?

Лоример услышал нежное щебетанье мобильного телефона в кармане пиджака.

– Алло?

– Лоример Блэк?

– Да.

– Фрак и ливень – дрянь!

– A-а, добрый день.

– Как насчет обеда? Я заскочу. «У Чолмондли»?

– Гм… Ну, хорошо. Звучит неплохо.

– Отлично. Увидимся в час.

Нажав на кнопку отбоя, Лоример отправил Хивер-Джейна обратно в эфир и нахмурился, вспомнив туманные догадки Хогга. Первый день на работе – и уже желает обедать с Лоримером Блэком. А где я в это время обретаюсь?

* * *

Ресторан «У Чолмондли» выглядел как нечто среднее между спортивным залом и восточным борделем. Внутри стоял полумрак от ротанговых штор на окнах и расставленных повсюду финиковых пальм. Под потолком висели вентиляторы, бамбуковая мебель спорила со старомодным, вышедшим из употребления спортивным реквизитом – темно-коричневыми крикетными битами, скрещенными веслами, деревянными теннисными ракетками, тонированными в сепию фотоснимками спортивных команд и выстроенными рядами треснувшими рыболовными удочками. Обслуживающий персонал, и мужчины и женщины, были облачены в полосатые мясницкие передники и канотье (можно ли носить канотье с городским костюмом?). Из спрятанных динамиков едва слышно доносились мелодии западных баллад и кантри.

Хивер-Джейн уже сидел за столом, перед наполовину осушенной «Кровавой Мэри», украшенной веточкой сельдерея, и снимал целлофан с пачки сигарет, которую ему только что принесла официантка. Он помахал Лоримеру.

– Хотите одну? Нет? Ну, тогда закажем по бутылке домашнего красного и домашнего белого. – Тут, видимо, ему пришла на ум какая-то неприятная мысль, и он замер. – Это ведь не английское вино?

– Нет, сэр.

Лоример угадал по акценту, что девушка – иностранка. Она была немного сутулой, с болезненным, усталым лицом.

– Слава богу. Принесите вино, а через десять минут снова подойдете.

Лоример протянул руку.

– В чем дело? – Хивер-Джейн глядел на него с недоумением.

– Добро пожаловать в «Джи-Джи-Эйч». – Лоример все время забывал, что эти люди не любят здороваться за руку, и теперь ему пришлось неопределенно повести рукой, изображая стандартный жест приветствия. – Не застал вас в офисе. – Лоример сел, отказавшись от предложенной сигареты. Автоматически провел быстрый осмотр: темно-бордовый шелковый галстук с мелким рисунком, новенькая бледно-розовая рубашка – плохо выглаженная, зато с монограммой ТХД, вышитой (странно!) на краю нагрудного кармана; французские манжеты, золотые запонки, никаких дурацких подтяжек, кольцо-печатка, мокасины с кисточками, голубые носки, немного тесноватый темно-синий готовый костюм в тонкую полоску, двубортный, с двойными клапанами, явно сшитый на человека более стройного, чем сидевший напротив него Хивер-Джейн. Одеты они были почти идентично – вплоть до кольца-печатки, – с той только разницей, что носки на Лоримере были темно-синие, а костюм с двубортным пиджаком в тонкую полоску и рубашка были сшиты по индивидуальному заказу. Вдобавок на его рубашке не было нагрудного кармана, а монограмма (ЛМББ), раньше прятавшаяся в верхней части рукава, как шрам от прививки, подверглась удалению после того самого дня, когда Иван Алгомир сказал ему, что рубашки с монограммами безнадежно вульгарны.

– Извините, что в тот вечер так вышло, – сказал Хивер-Джейн. – Кстати, можете… можешь – ладно, зови меня просто Торквил. Гм, мне необходимо было вырваться из этого места. Сбежать от всех этих проклятых придурков.

Торквил. Значит, просто Торквил. Ну ладно.

– Кто? Каких еще придурков?

– Да наша тусовка. Наши коллеги. А эта девица – Динка, Донкна? Где их только откапывают?

– Димфна. На самом деле все они отлично выполняют свою работу.

– Что ж, бог в помощь, что я могу еще сказать. Красного или белого?

* * *

Торквил ел острые камберлендские колбаски с картофельным пюре, а Лоример передвигал вилкой по черной миске из папье-маше кусочки чрезмерно остро заправленного салата по-тайски с курицей, зажаренной на углях, когда к ним подошла официантка с горшочком горчицы на блюдце.

– Нам еще бутылку красного, – сказал Торквил, принимая горчицу. – Эй, придержи-ка лошадей, красотка. Это французская горчица. А мне нужна английская.

– У нас есть только такая. – Ее выговор показался Лоримеру восточноевропейским. Казалось, за плечами у девушки – целая история усталости. У нее было тонкое лицо с острым подбородком, по-своему даже привлекательное, несмотря на изможденность, и с темными кругами под большими глазами. Маленькая родинка вверху левой щеки придавала странноватую экзотичность той тусклой утомленности, которую она олицетворяла. Лоример почувствовал, будто его связывает с ней невидимый аркан тайного родства.

– Ступай-ка принеси нам английскую горчицу.

– Я же вам говорю, что у нас нет такой…

– О'кэй, тогда неси этот чертов томатный соус. Кетчуп? Красная фигня в бутылке? Хрен знает что такое. – Торквил отпилил кружочек сосиски и стал жевать с полуоткрытым ртом. – Называют заведение «У Чолмондли», нанимают в обслугу иностранцев и не подают английскую горчицу. – Он перестал жевать. – А ты не знаешь Хью Абердина? Не был помолвлен с его сестрой или что-то в этом роде?

– Нет. Я не знаю…

– А я думал, ты был в Гленалмонде. Хогг говорил, ты в школу ходил в Шотландии.

– Да. В Балкарне.

– В Балкарне?

– Она уже закрылась. Неподалеку от Томинтаула. Совсем небольшое заведение. Католическое. Им заправляло несколько монахов.

– Значит, ты католик? Монахи, страсти Христовы. У меня от этого мурашки по коже.

– Теперь все в прошлом. Забавное было место.

– Думаю, моя жена – католичка. Похожа на католичку. Любит григорианские хоралы, церковное пение, все такое. Нет, не надо кетчупа. Убери. Да, я закончил.

Официантка молчаливо, со стоическим терпением унесла тарелки. Торквил, продолжая жевать, потянулся за сигаретами. Закуривая, он покосился на девушку.

– А для такой стервозины попка у нее ничего. – Он сделал глубокий вдох, отчего грудь у него чудовищно выпятилась. – Балкарн. Может, я и знал кое-кого из тех, кто там учился. А я учился в Ньюболд-Хаусе. Это в Норту-у-умберленде. Ты точно больше не будешь пить красное? А что за человек, кстати, этот ваш Хогг?

– Хогг – сам себе закон, – осторожно ответил Лоример.

– Устрашающая репутация в «Форте», должен заметить. Нет. Убери их. Я тебя позову, когда нам понадобятся меню. Убери их совсем.И что она за птица? Полька какая-нибудь, немка, венгерка или кто? – Он подался вперед. – Нет, кроме шуток, Лоример, я буду в первые дни полагаться на тебя, а ты меня, как говорится, направляй в нужную сторону. Особенно в том, что касается Хогга. Не все ясно в этих фишках с оценкой ущерба. Не хотелось бы выглядеть перед ним дураком, ну, ты понимаешь.

– Разумеется.

Лоример был уверен лишь в одном – что не желает становиться союзником этого человека; держать дробовик для Торквила Хивер-Джейна вовсе не входило в его намерения. Лоример взглянул на своего визави: тот ковырял во рту зубочисткой, выискивая застрявшие кусочки острых камберлендских колбасок. Он был тучен, и прямые редкие волосы были зачесаны назад от нахмуренного лба.

– Лоример, у тебя дети есть?

– Я не женат.

– Мудрый ты человек. У меня их трое. А через шесть недель мне исполнится сорок. Что ж это делается, а?

– Мальчики или девочки?

– Боже мой. Сорок лет. Можно сказать – одной ногой в могиле. Ты стреляешь?

– Нет, перестал. Барабанная перепонка лопнула. Доктора запретили.

– Жалко. У моего тестя в Глостершире неплохое местечко. Ну, все равно, ты должен как-нибудь прийти пообедать.

– С твоим тестем?

– Нет. Со мной и моей женой – муж и жена одна сатана. Эй, ты! Да-да. Меню. Me-ню.Хрен бы тебя побрал. – Он с дружеской миной повернулся к Лоримеру. – Может, в конце концов все уладится. Мы с тобой вдвоем – одни против всего мира. Хочешь портвейна или бренди? Арманьяка, еще там чего?

44. Краткая биография

Имя: Лоример М. Б. Блэк Возраст: 31 год

Должность в настоящее время: старший специалист по оценке ущерба, «Джи-Джи-Эйч лимитед»

Образование: школа Сент-Барнабас, Фулэм. 2 аттестата зрелости, 4 первых уровня (математика, экономика, английская литература, история искусств). На степень бакалавра наук пройден основной курс прикладной математики и изобразительных искусств в Северокаледонском институте науки и техники (ныне – Университет Росса и Кромарти)

Послужной список: стажер, страховой эксперт в «Клерикл-энд-медикл» (3 года); страховой оценщик, «Форт Надежный» (2 года); специалист по оценке убытков, «Джи-Джи-Эйч лимитед» (5 лет)

Хобби: коллекционирование старинных шлемов

Книга преображения

В 4.30 было уже темно, и в цветочном ларьке Марлоба горели лампочки (теплая, ярко расцвеченная пещерка – все оттенки красного и желтого, розовато-лиловые и пламенно-рыжие тона). Лоример остановился, чтобы купить букет редких здесь цветов – белых тюльпанов. Марлоб пребывал в шумном и веселом расположении духа и болтал с одним из своих корешей – худым молодым парнем со странно перекошенным лицом, что объяснялось отсутствием у него всех верхних зубов. Пока Марлоб отбирал цветы для букета и заворачивал их, Лоример успел догадаться, что тема их сегодняшнего трепа – «Идеальная жена». Давясь смехом, Марлоб едва выговаривал слова:

– Нет, говорю же тебе – она должна быть аппетитной, да? Жаркой, как атмосфера во время гонок на цеппелинах, да? А рост у нее должен быть три фута, правильно? Чтоб легче минет было делать. И голова у нее должна быть плоская – верно? – так, чтоб я бутылку пива мог туда ставить, пока она мне отсасывает.

– Ну, это уже мерзость, – прошелестел голос.

– Погоди-ка. А еще, еще она должна владеть пивнушкой, да? Пивнушка должна ей принадлежать. А после секса она должна превращаться в пиццу.

– Фу, что за мерзость.

– Да они даже не достойны «цветами» называться, приятель, – сказал Марлоб Лоримеру, не переставая хихикать. – Ими бы я даже подтираться побрезговал. Понятия не имею, как они вообще ко мне попали.

– A-а, понимаю: превращаться в пиццу, – проговорил Шелестящий Голос, – чтобы ты мог ее съесть, да? А как насчет кебаба? Кебаб тоже бы подошел. Обожаю кебабы.

– А еще лучше, – откликнулся Марлоб, – в мясной пирог!

– А я вот как раз люблю белые цветы, – отважно и бесстрастно заявил Лоример, но из-за дружного хохота его никто не расслышал.

90. Отсутствие глубокого сна.После твоих первых визитов в Институт прозрачных сновидений Алан начал лучше понимать твою проблему. Электроэнцефалограмма – ЭЭГ – является инструментом, как бы подбирающим ключ к спящему; с ее помощью мы исследуем электрофизиологию сна. Распечатка энцефалограмм позволяет определить природу деятельности, происходящей в мозгу. Алан говорил: во время сна твои энцефалограммы показывают, что ты, по-видимому, постоянно пребываешь в некоем готовом к пробуждению состоянии, что у тебя редко можно увидеть четвертую фазу ЭЭГ.

– Четвертую фазу ЭЭГ? – спросил ты с тревогой.

– То, что мы называем глубоким сном.

– Значит, у меня отсутствует глубокий сон? Или почти отсутствует? Это плохо?

– Ну, не то чтобы очень плохо.

Книга преображения

Пока Лоример проглядывал в холле свежую почту (счет, счет, циркуляр, счет, циркуляр), его подстерегла леди Хейг.

– Лоример, дорогой мой, вам нужно обязательно зайти и посмотреть – это просто потрясающе.

Лоример послушно проследовал в ее квартиру. В гостиной ее престарелая собака по кличке Юпитер, высунув язык и часто-часто дыша, лежала на покрытой шерстью бархатной подушке перед беззвучно работавшим черно-белым телевизором. Внушительных размеров кресло леди Хейг, с кожаной обивкой в трещинах, с широкими подлокотниками, стояло между двумя торшерами и освещалось старомодной лампочкой-консолью для чтения. Остальной мебели почти не было видно за кипами книг и пачками журнально-газетных вырезок: леди Хейг с азартом вырезала полюбившиеся статьи, а выбрасывать их потом ей было жалко. Лоример последовал за ней на кухню, где различная допотопная утварь, вымытая и отполированная до блеска, поражала своей почти музейной чистотой. У похрюкивавшего холодильника стояла пластмассовая миска с собачьим кормом для Юпитера (от корма заметно отдавало тухлятиной), а рядом – кошачий туалет (тоже Юпитеров, догадался Лоример: леди Хейг терпеть не могла кошек, этих «эгоистичных, эгоистичных созданий»). Справившись с многочисленными замками и цепочками своей «черной» двери, старушка подхватила фонарик и повела Лоримера в ночную тьму – вниз по железной лестнице над «колодцем» полуподвального этажа, к своему клочку внутреннего садика. Лоример знал, что леди Хейг ночует в полуподвале, но сам он никогда не осмеливался туда заходить, да его и не приглашали. Отсюда ему было видно только одно окно, но его скрывала решетка, а стекло было мутным от грязи.

Садик был окружен скошенными стенами и недавно возведенными пристройками примыкавших домов, а над дальним его концом виднелись задние фасады и занавешенные окошки домов с параллельной улицы. Пышные ломкие побеги клематиса качались на прогнившей деревянной ограде, обозначавшей границы узкого прямоугольника сада, а в одном из углов отважно росла суковатая акация, с каждым годом дававшая все меньше листьев и все больше сухих сучьев, хотя летом радостное и трепетное присутствие ее бледно-зеленой листвы весьма скрашивало грязную осыпающуюся кирпичную стену. Вид на этот крошечный садик открывался и из ванной комнаты Лоримера, и он был вынужден признать, что, когда акация покрывалась листьями, когда вылезали ломонос и гортензия и косые солнечные лучи падали на зеленый дерн, то зеленеющий прямоугольник насаждений леди Хейг и впрямь обретал какую-то притягательную силу и – как любая зелень, произраставшая в большом городе, – источал покой и скромное обаяние.

Но только не сегодня ночью, думал Лоример, вдыхая сгущенную влагу сада и хлюпая вслед за фонариком по газону, так что ботинки его сразу же намокли в высокой траве (леди Хейг не признавала никаких газонокосилок: «Раз уж нельзя пустить сюда овец, то существуют же ножницы для изгородей», – так она говорила). У подножья акации тускловатый свет падал на небольшой участок земли.

– Глядите-ка, – сказала леди Хейг, указывая куда-то вниз, – рябчик. Ну, не чудеса ли это?

Лоример нагнулся, всмотрелся и действительно увидел росший из лессированной земли крошечный цветок, похожий на колокольчик, почти серый в электрическом свете фонарика, но с темными крапинками, проступавшими отчетливым шахматным узором на тонком, как рисовая бумага, венчике.

– Никогда еще не видела, чтобы они расцветали так рано, – удивлялась старушка, – даже в Миссендене, а там у нас их пропасть росла. А в прошлом году их и вовсе не было – я уж думала, морозом побило.

– У вас тут, должно быть, какой-то особый микроклимат, – сказал Лоример, в надежде, что именно такой отзыв был здесь уместен. – Да, очень красивый цветок. – И совсем не в Марлобовом вкусе, невольно подумал он.

– Ах, рябчики, – вздохнула леди Хейг с трогательной ностальгией, а потом пояснила: – Понимаете, я добавила в землю мульчу – для акации. Найджел принес мне два ведра со своего участка. Это, наверное, их и приободрило.

– Найджел?

– Это очень милый растафарианец из двадцатого дома. Очень душевный человек.

На кухне Лоример вежливо отказался от предложенного чая, сославшись на ожидавшую его работу.

– Можно после вас почитать «Стэндард»? – попросила старушка.

– Да берите хоть сейчас, леди Хейг. Я его уже пролистал.

– Вот так сюрприз! – воскликнула она. – Сегодняшний «Стэндард»! – Тут из гостиной, с трудом переваливаясь с лапы на лапу, на кухню пришел Юпитер, понюхал свою миску с едой, а потом просто остановился рядом, безучастно на нее глядя.

– Не так уж и голоден.

– Да он знает, вот в чем дело, – вздохнула леди Хейг. – Он как осужденный. Все понимает. Поэтому до любимой еды даже не дотрагивается. – Она сложила руки. – Вам лучше сейчас попрощаться с Юпитером – завтра его здесь уже не будет.

– Почему же это?

– Я хочу его усыпить, отвезти к ветеринару. Он ведь такая старая псина, со своими странностями, и я не хочу, чтобы с ним кто-нибудь дурно обращался, когда меня не станет. Нет, нет, – она и слушать не желала возражений Лоримера, – еще одна простуда, еще один насморк, и меня не станет, вот увидите. Бог ты мой, мне ведь уже восемьдесят восемь – давно бы пора на покой.

Она улыбнулась, голубые глаза блеснули – с радостным предвкушением, показалось Лоримеру.

– Бедняга Юпитер, – сказал он искренне. – По-моему, это чуточку жестоко.

– Вздор. Хотела бы я, чтобы менякто-нибудь отвез в лечебницу. А не то и чокнуться можно.

– Из-за чего?

– Из-за этого нелепого ожидания. До того все надоело.

У двери она положила руку на плечо Лоримера, заставив его податься чуть вперед. Леди Хейг была высока ростом, несмотря на сутулость, и Лоример вдруг подумал, что когда-то, в молодости, она была весьма привлекательной женщиной.

– А скажите-ка, – проговорила она, понизив голос, – как, по-вашему, доктор Алан, случайно, не того… не голубой ли он?

– Вполне возможно. А что?

– К нему никогда не ходят в гости девушки. Но скажу еще кое-что: я вижу, к вам тоже никогда не ходят девушки. – Она коротко рассмеялась, прикрыв рот рукой. – Ладно, Лоример, я же просто шучу, дорогой мой. Благодарю за газету.

* * *

Лоример допоздна засиделся за работой, упорно вчитываясь во все контракты «Гейл-Арлекина», обращая особое внимание на документы, относившиеся к сделке с Эдмундом и Ринтаулом. Как он и ожидал, бумаги подтвердили его подозрения, но даже ночная работа не сумела отвлечь его от меланхолии, темной кляксой просачивавшейся в его душу.

Потом он провел два с половиной часа, переключаясь с одного кабельного телеканала на другой, пока снова не поймал рекламу «Форта Надежного». Он быстро включил видео и успел записать последние сорок секунд. Прокрутив пленку заново и остановив изображение в конце, он несколько мгновений всматривался в слегка дрожавшее лицо девушки. Наконец-то он ее поймал, поймал навсегда, и это действительно она – та самая. И, разумеется, подумал он, неожиданно повеселев, существует же какой-то верный способ узнать ее имя.

В половине пятого утра он тихо спустился по лестнице и просунул записку под дверь леди Хейг. Там было написано следующее: