Текст книги "Броненосец"

Автор книги: Уильям Бойд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Если б мне только удалось наскрести хоть какой-нибудь капитальчик, Лоример, – тоскливо стонал он. – Там же все как в старые добрые времена – Счастливая Долина, пионерский дух, джин и поло… Все, что требуется, – купить там поле для гольфа или виноградник. Деньги рекой текут. Но нужно иметь что-то, что можно продать, – охотничий заповедник, марину. Да в Южной Америке британцы – вроде нас с тобой – зашибают колоссальные бабки. Просто непристойные суммы.

– А почему бы тебе не разведать обстановку? Слетать туда. Поторговаться, – попробовал приободрить его Лоример.

– Да конечно. Завтра я должен выдать этой бессовестной суке полторы штуки, а у меня в наличии, – он вывалил содержимое карманов на стол, – семнадцать фунтов и горстка мелочи. Нет, это вообще не фунтовая монетка – это сто сраных песет. Итого – шестнадцать фунтов, горстка мелочи и сто песет.

Пока Торквил перебирал все возможные розничные торговые точки, в которых он побывал и в которых ему могли всучить песеты вместо пенсов, – Лоример почувствовал, как его плотным кольцом охватывает отчаяние. Он понял: так больше не может продолжаться. Его собственная жизнь – с ее выверенной устойчивостью, с отлаженным порядком, – терпела такое насилие, что он предвидел серьезную катастрофу. Нужно найти способ изгнать вторгшегося чужака. Кукушонок забрался в чужое гнездо и с каждым днем вел себя все наглее; еще немного – и птенцу Лоримеру с ним уже не совладать.

– Вся беда в том, что я не могу выкарабкаться, – ныл Торквил, исходя жалостью к себе. – У меня не осталось времени. Все сразу навалилось. Мне нужно во что бы то ни стало раздобыть наличных денег – вперед или сразу. – Он стиснул челюсти. – Я знаю – это аморально, но, думаю, у меня нет выбора, Лоример. Мне придется на это пойти.

– На что?

– Буду торговать наркотой – экстази, героином, крэком. Мне плевать, мое терпение лопнуло. Меня толкает на это общество. Я тут ни при чем – это общество и Бинни во всем виноваты.

Ну конечно же. Лоример внезапно увидел решение с абсолютной ясностью, подивившись тому, как иногда разум действует независимо от понуждения.

– Послушай, Торквил, если бы я предложил тебе хорошо оплачиваемую работу, наличными, так что ты смог бы решить свои текущие денежные проблемы, но тебе нужно было бы работать от восемнадцати до двадцати четырех часов в день, – ты бы согласился?

– Согласился бы я или нет? Да я хоть двадцать четыре часа готов вкалывать, если нужно. Скажи мне только, где и когда.

– Всего один телефонный звонок.

Лоример пошел на кухню и, набирая номер, почувствовал, как легко стало на сердце при мысли о том, что кукушонок если и не будет сразу выброшен из гнезда, то, по крайней мере, большую часть дня будет отсутствовать.

– Да? – ответили на том конце линии.

– Это Майло. Твоя «кортина» еще на ходу? Отлично. Я нашел тебе водителя.

390. Откуда взялось имя «Дэвид Уоттс».Об этом мне рассказал Торквил. Один из тех немногих интересных фактов, о которых мне поведал Торквил за все время общения с ним.

«Знаешь, почему он зовет себя Дэвидом Уоттсом?» – «Нет, а почему?» – «Это же из той песни „Кинкс“». – «Никогда про них не слышал». – «Боже мой, да ты что? Быть такого не может, слышал ты наверняка, – это ж одна из легендарных рок-групп шестидесятых». – «А, сказал я, теперь, кажется, что-то припоминаю».

Тогда Торквил встал, будто на сцене, и запел гортанным тенором с фальшивым акцентом кокни: «Фа-фа-фа– фа-фа, фа-фа-фа». Он пропел, не пропустив ни слова, всю песню целиком, от лица некоего «дурачка и простачка, который не отличает воды от шампанского» и мечтает о Дэвиде Уоттсе – настоящем герое школы, эпическом драчуне, богаче, капитане команды, главном заводиле, от которого без ума все девчонки в округе. В припеве хор занудно твердил: «Я хочу быть как Дэвид Уоттс, я хочу быть как Дэвид Уоттс, я хочу быть как Дэвид Уоттс». Это была песенка про парня, который не способен на подлость, про парня, которого ценят и уважают равные ему, про парня, который, в сущности, – полное совершенство. Тогда-то я начал лучше понимать, почему Мартин Фостер стал Дэвидом Уоттсом.

Книга преобажения

Глава тринадцатая

Хогг без стука зашел в кабинет Лоримера. На нем был короткий овчинный полушубок и плоская твидовая кепка; в этом наряде он напоминал букмекера или фермера, приехавшего в город на один день на сельскохозяйственную выставку.

Лоример встал, отодвинул подальше стул и изобразил на лице обаятельнейшую улыбку:

– Доброе утро, мистер Хогг.

Хогг наставил на него палец:

– Пообедаем вместе, старина?

Они сели в такси, покатили на запад и вышли, к удивлению Лоримера, на Тоттнем-Корт-роуд, а потом прошли еще несколько кварталов пешком, приближаясь к телебашне. Наконец они дошли до ресторана «О'Райлиз» – заведения с низким потолком, кабинетами с обшивкой темного дерева, вельветовыми скамейками и обоями в стиле Уильяма Морриса. Владелец ресторана – марокканец по имени Педро – с преувеличенным гостеприимством приветствовал Хогга, а потом повел их обоих по совершенно пустому залу к дальнему кабинету.

– Как обычно, сеньор Хогг?

– Да, Педро. И принеси еще один для сеньора Блэка. – Хогг подался вперед. – Тут делают лучшие в городе гренки по-валлийски. Очень рекомендую, Лоример. Яблочный пирог тоже очень недурен.

Педро принес им по большому бокалу амонтильядо, и они углубились в изучение меню. Первое слово, какое тут приходило на ум, – «эклектика». Лоример понял, что находится в классическом английском ресторане – из тех, что исчезают на глазах: он уже много лет не видел, чтобы в качестве первого блюда предлагались на выбор «томатный сок, апельсиновый сок или грейпфрутовый сок». Хогг заказал гренки с сыром по-валлийски и сувлаки из ягненка, а Лоример выбрал долму и телячью отбивную в сухарях с овощным ассорти. Сегодня в ресторане подавалось венгерское вино «Бычья кровь», а попытка Лоримера попросить большую бутылку воды «перье» была встречена в штыки.

– Чушь. Принеси-ка ему стаканчик нашей старой доброй водички из Темзы, Педро.

Лоримеру было просто необходимо выпить воды, потому что от амонтильядо у него мгновенно заболела голова прямо над глазами. Шерри всегда так действовал на него, да еще навевал меланхолию. Но сейчас его к тому же охватило напряжение: он чувствовал, как мышцы собрались на затылке в тугой узел, крепко сковавший плечи.

Хогг с энтузиазмом заговорил о том, какой хороший выдался год для «Джи-Джи-Эйч лимитед». Последний квартал оказался сногсшибательным, заметил он, но этот уж точно побьет все рекорды.

– Не в последнюю очередь благодаря тебе, Лоример, – подытожил Хогг, осушив свой бокал, и сразу же заказал новый. – Я подумываю о расширении. Собираюсь добавить еще одного-двух членов к нашему маленькому семейству, сложить с твоих плеч часть нагрузки.

– Да я не жалуюсь, мистер Хогг.

– Знаю, Лоример. Но ты не из тех, кто любит жаловаться.

Лоримеру стало не по себе: Хогг произнес это тоном, подразумевавшим, что в действительности ему есть на что жаловаться. Лоример тыкал вилкой в фаршированные виноградные листья (и зачем он их только заказал?), и его голова была только наполовину занята мыслями о работе, – другая пыталась понять, зачем Хогг пригласил его пообедать.

– Ну вот, – сказал Хогг, отпиливая кусочек от своего гренка с оплывшим сыром, ярко-рыжим, как спасательный жилет. – А как там дела с Дэвидом Уоттсом?

– Очень скользко, – ответил Лоример. – Пожалуй, самый скользкий случай, с каким я только сталкивался.

– А почему так, Лоример?

– Потому что этот малый без тормозов, совершенный сумасброд, чокнутый, перворазрядный псих, мистер Хогг.

– Ты сделал ему предложение?

– Бесполезно. Деньги его не интересуют. Если бы его менеджер еще был поблизости, тогда – я уверен – это бы точно сработало. Но сейчас всем заправляет сам Уоттс, он сам себе менеджер, и, надо сказать, логики в его действиях нет никакой. Он грозился – вернее, вскользь обронил, что если не получит своих денег, то затеет тяжбу на тридцать миллионов фунтов.

– Тогда придется показать ему, на что мы способны. – Хогг взглянул на скептическое выражение лица Лоримера. – А что бы ты как профессионал посоветовал, Лоример?

– Заплатить. Этот парень – бомба с часовым механизмом.

– Взорвется прямо у нас под носом? – Хогг сосредоточенно тыкал сырную шкуру своего гренка, выводя зубьями вилки какие-то грубые узоры. Он поднял глаза – и от его прежнего напускного добродушия не осталось и следа.

– Я смотрю, «Федора-Палас» с землей сровняли, – продолжил он.

– Я видел – на днях мимо проходил.

– Что это за игра такая, Лоример? Это же было дорогущее здание. Пусть попорченное пожаром, но все равно дорогущее.

– Понятия не имею.

Хогг до краев наполнил оба бокала «Бычьей кровью». Красное вино было настолько темным, что казалось почти черным. Лоример осторожно поднес его к губам, понюхал, ожидая ощутить резкую вонь скотобойни, требухи, внутренностей, опилок и испражнений, но запах оказался вполне нейтральным – вино не отдавало решительно ничем, кроме винограда. Он жадно припал к бокалу, а Педро между тем унес тарелки с остатками закусок и тут же принес основные блюда. Обслуживание здесь на удивление быстрое, подумал Лоример, а потом вспомнил, что они единственные посетители «О'Райлиз» в этот час. Заказанная им телячья отбивная в сухарях лежала в озерце подливы, деля место на тарелке с жареными и вареными кусочками картофеля, цветной капусты, морковки и горсткой оливково-зеленых горошин (только что из консервной банки).

– Все это воняет, – заявил Хогг, набивая рот мясом ягненка: его слова относились не к еде. – Вся эта тухлая херня воняет, и вонь стоит до небес. И я думаю, ты отлично знаешь почему.

– Нет, не знаю, мистер Хогг.

Энергично жуя, Хогг направил на него острие ножа.

– Тогда советую тебе узнать, мой ясноглазый мальчик. Пока не узнаешь – все будет висеть на волоске.

– Что именно?

– Ты сам – твоя работа, твое будущее, твоя премия.

– Это несправедливо.

– Не ту сиську пытаешься сосать, Лоример! Вся жизнь – несправедливость. Ты ведь работаешь в страховом деле – тебе ли этого не знать.

Лоример внезапно потерял аппетит; он даже почувствовал нечто противоположное – нет, не сытость, не тошноту. Он вдруг ощутил какой-то странный страх перед едой, как будто не хотел больше иметь дела с питанием вообще. Зато тяга к алкоголю никуда не пропала – напротив, он решил непременно напиться. Он припал к «Бычьей крови»: дай мне силы, молился он, дай мне силу венгерского быка. Хогг так яростно терзал своего ягненка, орудуя ножом и вилкой, как будто несчастная скотина при жизни нанесла ему личное оскорбление. Лоример втихомолку снова доверху наполнил бокалы.

– Что мы имеем? – рассуждал Хогг. – Сильный пожар, устроенный нарочно в новом, почти достроенном роскошном отеле. Отвратительно проделанная работа страховщиков, которая приводит к иску на двадцать семь миллионов фунтов. А потом потрясающее улаживание разногласий – просто сказка. Неделю спустя гостиницу сносят до основания. Колоссальное списание имущества – с точки зрения вложений. Какой же в этом смысл?

Лоример согласился, что, видимо, никакого. Однако кое-что в словах Хогга невольно встревожило его, будто звоночек прозвенел, – было в его рассуждениях какое-то слабое место. Надо поразмыслить об этом потом – сейчас Хогг вовсю разошелся.

– Хуже того, – продолжал тот, – на меня спихивают десятиразрядного остолопа, подписавшего страховой полис, перед тем как вся эта хрень отправляется в унитаз, по личной просьбе самого сэра Саймона Шерифмура. Я увольняю этого пыльного мудака при первой же возможности, и что бы вы думали? – он поселяется в квартире у моего лучшего сотрудника, того самого, который блестяще провел сделку с «Гейл-Арлекином»! И как, по-твоему, я должен все это понимать? – Хогг оттолкнул от себя тарелку. – А понимать это, Лоример, я вынужден так: кто-то пытается натянуть задницу Джорджу Хоггу, а Джорджу Хоггу это нисколечко не нравится!

– Мистер Хогг, это чистая случайность – просто дурацкая случайность, – что Хивер-Джейн у меня поселился. – Лоример хотел рассказать ему про фактор «зембланья», объяснить, что это типичный пример того, как оно зловещим образом вмешивается в чью-то жизнь, но Хогг продолжал анализировать недавние события.

– Ты хорошо знаешь Шерифмура?

– Я разговаривал с ним лично всего один раз. Не думаете же вы, что он…

– Ему нужно было быстро избавиться от Хивер-Джейна. Но зачем спихивать его на меня? А затем, что тыработаешь на меня, и тебе было поручено дело «Гейл-Арлекина»…

– Не вижу здесь никакого смысла, мистер Хогг. Это дикое предположение.

Хогг достал и зажег длинную шишковатую сигару.

– Ну, как бы там ни было, – туманно произнес он, утопая в кольцах синего дыма, – я слышу грохот падающей черепицы.

– Должно же быть какое-то объяснение. Кто кого использует? Кто кого обдирает? Единственно, кто вправе жаловаться, – это «Гейл-Арлекин».

– Кто-то урвал десять лимонов.

– Всего сорок процентов от того, что им полагалось.

– Но зачем разрушать свою же гостиницу?

– Ума не приложу.

– Значит, кто-то где-то нас использовал или продолжает использовать и проворачивает свои грязные делишки.

– Но какие? И кто?

– А это уже по твоей части, Лоример. Ты все выяснишь, потом придешь ко мне и в двух словах все объяснишь. Пока ты этого не сделаешь – все отменяется.

– Но мне действительно очень нужна эта премия, мистер Хогг. Я совсем на мели, в смысле денег.

– Ерунда, перебьешься. Попробуй-ка яблочного пирога.

392. Однажды Хогг, в прежние компанейские деньки, сидя после работы в пабе, за бокалом «бристольского крема» и пинтой лагера вдогонку, спросил меня: «А знаешь, Лоример, почему ты получил эту работу?»

Я: Потому что я был на хорошем счету в «Форте Надежном».

ХОГГ: Нет.

Я: Потому что я хорошо знаю свое дело.

ХОГГ: Да мир битком набит людьми, хорошо знающими свое дело.

Я: Потому что у меня жизнерадостный характер?

ХОГГ: А ты вспомни-ка наше собеседование. Один твой ответ все решил.

Я: Не могу вспомнить.

ХОГГ: А я вот помню. Это было похоже на ледяную клизму. Я подумал: «Этот парень – что надо, у него есть коджоны».

Я: Кохонес.Это по-испански [24]24
  Cojones – букв.: «яйца» (исп.).


[Закрыть].

ХОГГ: Ерунда, это бельгийское словечко. Так в Бельгии говорят. «Сильный характер» по-фламандски.

Я: Мистер Хогг, это слово произносится «кохонес».

ХОГГ: Да начхать мне с высокой колокольни, как оно произносится. Я тебе пытаюсь втолковать, приятель, как это вышло, что ты сидишь сейчас в этом пабе и вместе со мной совершаешь возлияние. Помнишь, я задал тебе один вопрос, уже под конец интервью?

Я: А, да. Напомните мне, мистер Хогг.

ХОГГ: Я спросил: «А какой ваш самый большой недостаток?» И что ты ответил?

Я: Не помню: наверно, что-нибудь выдумал.

ХОГГ: Ты сказал – этого я никогда не забуду, ты сказал: «У меня вспыльчивый характер».

Я: Я так сказал?

ХОГГ ( задумчиво): И это произвело на меня впечатление, правда. Потому-то я и ввел тебя в семью, в «Джи-Джи-Эйч». У всех у нас есть недостатки, Лоример, – даже у меня они есть, – но не все готовы в них сознаться.

Книга преображения

– Слободан, это Торквил. Торквил, Слободан.

– Зови меня просто Лобби. Меня все так зовут, кроме Майло.

– Майло? – Торквил поглядел на Лоримера с любопытством.

– Семейное прозвище, – произнес Лоример, понизив голос. Но Слободан все равно не услышал бы – он уже стоял у другого бока «кортины» и пинками проверял шины.

– Добро пожаловать на борт, Торквил, – сказал Слободан. – Ты застрахован, полностью прикрыт. Чистые водительские права, работай хоть сутки напролет. Ты нас выручил в час беды.

– Взаимно, э-э, Лобби, – сказал Торквил, пожимая протянутую руку. Они стояли возле Слободанова дома, и тусклое солнышко поблескивало на хромированной поверхности «кортины», а в канавах с журчаньем таял снег.

– Кажется, я у тебя в долгу, – сказал Торквил, угощая Слободана сигаретой. Оба закурили.

– Сорок фунтов в неделю – за радио. Деньги вперед. – Торквил вопросительно посмотрел на Лоримера. Лоример протянул Торквилу сорок фунтов, а тот передал их Слободану.

– Спасибочки, Торквил.

– Наверно, мне еще потребуется сколько-то на бензин, – сообразил Торквил, – и на кормежку.

Лоример дал ему еще сорок. Ему было все равно – он только радовался.

– Пойдем, познакомишься с моим партнером, мистером Бизли, – позвал Слободан. – Договоримся о твоем первом задании.

– У меня есть «От А до Я», – сообщил Торквил, вытаскивая из кармана Лоримерову карту Лондона.

– Для этой работы тебе больше ничего не потребуется. Кроме машины, конечно. А на чем ты обычно ездишь?

– У меня была «вольво». Казенная.

– Отличная тачка.

– Но у меня ее отобрали.

– Бывают и похуже огорчения, Торк. С кем не случается.

– Увидимся позже, – сказал Лоример. – Удачи.

Он проводил их взглядом: оба с сигаретами, оба среднего возраста, оба крепкого телосложения, оба тучные, только один с короткой стрижкой и в костюме в тонкую полоску, а второй с седоватым хвостиком и в бывшей вермахтовской форменной куртке. Его несколько смущало, что пришлось подпустить Торквила так близко к собственному семейству, но острая необходимость избавиться от постоянного и назойливого присутствия этого человека в своей жизни требовала быстрых действий, – и такой выход представлялся пока единственно возможным решением. Он просто сказал Слободану, что коллеги по работе называют его «Лоример», потому что «Миломре» им трудно выговорить. Слободан не придал этому особого значения. В таком случае, решил Лоример, чем меньше слов, тем лучше: по-видимому, оба – и Торквил, и Слободан – совершенно нелюбопытны, и, наверное, мало что способно их удивить. Так или иначе, ему предстояло решать более сложные проблемы – например, надвигающееся безденежье. Он до сих пор не успокоился после того обеда с Хоггом: паранойя этого человека подпитывалась все новыми подозрениями, усугубляя – если такое возможно – его неумолимую беспощадность. Но как же ему разгадать по-быстрому головоломку с «Гейл-Арлекином»? Может, теперь, когда его жизнь станет относительно бесторквилной, ему улыбнется удача.

Он уже собирался позвонить в родительскую квартиру, как вдруг дверь распахнулась и на пороге появилась Драва с охапкой скоросшивателей в руках.

– Как там отец? – спросил Лоример. – Врач приходил?

– Нормально. Крепко спит. Врач так и не понял, в чем дело. Дал ему антибиотиков и что-то еще, чтобы лучше спалось.

– Спалось? Да уж во сне отец нуждается меньше всего.

– Иногда он целыми сутками не спит. Входишь в его комнату среди ночи – а он лежит себе с открытыми глазами. Извини, Майло, я не могу тут целый день торчать и лясы точить.

Значит, это наследственное, размышлял Лоример, ведя машину обратно в Сити, этот чуткий сон у него – от отца. Потом подумал, не провести ли еще одну ночь в институте, – там все было так настроено на сон, что ему всегда удавалось поспать хотя бы пару часов, несмотря на сеть проводов от Алановых машин. Интересно, что говорят собранные данные, – наверняка их уже накопилось достаточно? Интересно, сможет ли Алан чем-нибудь ему помочь? И куда, кстати, подевался сам Алан? Сто лет его не видел.

От «Федора-Палас» остался всего один этаж – над забором виднелись остатки бетонных стен. А на самом заборе красовалось новое название и логотип: «Недвижимость Бумслэнг лимитед» – шрифт «сансериф» внутри стилизованного изображения ядовито-зеленой змеи. Что еще за Бумслэнг – кто, черт возьми, это такие?

– Понятия не имею, – признался прораб. Сказал только, что несколько дней назад все было продано новой компании, что потом появился какой-то молодой парень с этой пластиковой надписью и наклеил ее.

Лоример позвонил в офис «Недвижимости Бумслэнг», находившийся в Баттерси, и договорился о встрече на сегодня, на шесть часов вечера. Девушке, которая подошла к телефону, он сообщил, что речь идет о вопросе страховки, и вскользь упомянул, что возможны некоторые скидки. Обычно мысль о получении денег заставляет людей быстро назначать встречи.

«Недвижимость Бумслэнг» находилась над магазином, торговавшим дорогой посудой и кухонным оборудованием, в нарядном здании неподалеку от моста Альберт-Бридж. Девушка в джинсах и просторном свитере с набивным рисунком в виде смешных фигурок отложила журнал и сигарету и непонимающе воззрилась на Лоримера.

– Мы разговаривали с вами несколько часов назад, – напомнил Лоример и снова терпеливо объяснил цель своего прихода. – Я по поводу строительной площадки «Федора-Палас». – Он по-прежнему не видел понимания на лице девушки.

– Ах, ну да, – вдруг вспомнила она и закричала: – Мариус! Мистер Федора, страхование! – Никакого ответа. – Наверно, по телефону разговаривает.

Молодой великан лет двадцати с небольшим, почти двухметрового роста, светловолосый, с горнолыжным загаром, нагнувшись, вышел из уборной в коридор, и вдогонку ему донесся звук спускаемой воды. Рукава у него были закатаны, брюки держались на подтяжках. Прежде чем протянуть руку для приветствия, он вытер ладони о заднюю часть брюк.

– Здравствуйте, – сказал он. – Я – Мариус ван Меер. – Кажется, у него южноафриканский акцент, подумал Лоример, следуя за ван Меером (спина его была размером с кофейный столик) в его кабинет. Там Лоример начал плести туманные небылицы о возможных ошибках в установленном размере иска и о возможности выплаты дополнительного транша, если… и так далее, и тому подобное. Мариус ван Меер дружелюбно улыбался ему – вскоре сделалось ясно, что он совершенно не понимает, о чем толкует Лоример. Тем лучше: Лоример оставил свою придуманную для прикрытия историю в покое.

– Вы хотя бы знаете, что в этой гостинице был пожар?

– А, да, что-то слышал. Я тут несколько недель в Колорадо ошивался – катался на лыжах.

– Но это вы купили у «Гейл-Арлекина» место для строительства?

– Честно говоря, это отцовский бизнес. А я только учусь понемногу, осваиваюсь.

– А ваш отец?..

– Дирк ван Меер. Он в Йоханнесбурге.

Это имя показалось Лоримеру знакомым – должно быть, один из набобов Южного полушария. Алмазы, уголь, курорты, телевизионные станции – что-то в этом духе.

– А с ним можно было бы поговорить?

– Сейчас к нему трудновато пробиться. Вообще это он мне обычно звонит, а не я ему.

Лоример оглядел небольшой кабинет: все здесь было новое – ковер, стулья, шторы, письменный стол, даже огромная сумка с клюшками для гольфа, стоявшая в углу. Он услышал, как девушка болтает по телефону с подругой, договариваясь о вечеринке. Он попусту тратит здесь время.

Лоример поднялся, чтобы уходить.

– А кстати, что значит «Бумслэнг»?

– Это была моя идея, – с гордостью заявил Мариус. – Бумслэнг – это африканская древесная змея, красивая, но безобидная. Если только ты не яйцо.

– Яйцо?

– Ну да. Она их ест. Разоряет птичьи гнезда. Красивая такая, ярко-зеленая змея.

* * *

Лоример проехал всю Люпус-Крезнт в тщетных поисках места для парковки и еще пять минут осматривал соседние улицы, пока не нашел на обочине небольшую свободную площадку. Потом потащился домой, раздумывая о загадочных манипуляциях с недвижимостью «Гейл-Арлекина» / «Бумслэнга» и задаваясь гнетущим вопросом: чего ждет от него Хогг? Ему что теперь – садиться в самолет и лететь в Йоханнесбург? Он вгляделся в окна полуподвального этажа леди Хейг. Свет горит, значит, она…

Дубинка соскользнула с его головы (именно этот небольшой поворот головы вправо и спас его, понял он позже), и вся мощь обрушившегося удара пришлась на левое плечо. Он вскрикнул от боли и шока: левая рука мгновенно ослабла, как будто в нее вонзились десятки тысяч раскаленных иголок. Повинуясь инстинкту самозащиты – качнувшись в сторону от силы удара, – он взмахнул портфелем, описав им в воздухе дугу. Лоример услышал хрустящий звук: это угол портфеля угодил в лицо нападавшего; впрочем, звук этот был не столько зверским, сколько умиротворяюще-домашним – так струя молока льется на хрустящие кукурузные хлопья. Теперь, в свой черед, вскрикнул нападавший, а потом, качнувшись, упал на землю. В глаза Лоримеру бил яркий свет (противоракетные огни над Багдадом), и он наугад отвесил пару пинков в сторону извивавшегося в корчах тела, причем второй пинок пришелся в лодыжку. Потом неизвестный, одетый во что-то темное, с капюшоном на голове, проворно вскочил на ноги и поковылял прочь с поразительной скоростью. В руке у него была не то дубинка, не то бита. Тут Лоример споткнулся: его голову пронзила острая, не знакомая прежде боль травмированных нервных окончаний. Он легонько коснулся волос над левым ухом: там все было мокро и болью отзывалось на прикосновения. Пальцы нащупали шишку. Все в крови.

Никто не вышел на улицу, по-видимому, никто ничего не слышал: «бой» длился, наверно, не дольше трех секунд. Дома он посмотрелся в зеркало в ванной и обнаружил сочащийся кровью дюймовый порез над ухом и шишку величиной с половинку пинг-понгового мячика. Мышца на спине чуть пониже плеча сделалась багрово-красной, ушиб был очень болезненным, но, по-видимому, все кости остались целы. Лоример с тревогой подумал, сможет ли он завтра утром вообще пошевелить левой рукой. Он с трудом вышел из ванной и налил в медицинских целях в стакан виски. Он был несказанно рад, что Торквила нет дома. Снял телефонную трубку, зажал ее под подбородком и набрал номер.

– Да?

– Фил?

– А кто это?

– Это Ло… Это Майло.

– А, привет, Майло, самый главный мужик. Лобби тут нет. Как поживаешь?

– Так себе. Кто-то только что пытался размозжить мне голову бейсбольной битой.

– Это тот подонок, который тебя и раньше доставал?

– Ринтаул.

– А хочешь – вместо тачки я его самого отделаю? Пальцы ему переломаю или еще что-нибудь? Знаешь, как это хреново, когда восемь пальцев сломаны? Даже помочиться и то не сумеешь.

– Не надо, только изуродуй ему тачку. Он поймет.

– Считай, что это уже сделано, Майло. Мне и самому приятно будет.

Лоример выпил виски, принял четыре таблетки аспирина, кое-как скинул с себя куртку и сбросил ботинки, а потом скользнул в постель, под пуховое одеяло. Он чувствовал, как наливаются тяжестью плечо и рука, как будто действовала местная заморозка. Чувствовал он и колоссальную усталость, которая наваливалась на него теперь, когда адреналин уходил из крови, или рассасывался, или что там еще происходит с адреналином, когда он уже не нужен организму. Лоример чувствовал начинающуюся дрожь, и впервые после испытанного шока на глаза навернулись слезы. Что за подлец… Каким же последним трусом надо быть… Не поверни он вовремя голову, не уклонись от удара – что бы сейчас с ним было? Единственным утешением служила мысль о том, что вот сейчас, впервые за многие годы, ему удастся проспать целую ночь напролет.

В 2.15 его разбудил Торквил. Растолкал среди ночи, схватив своей неуклюжей лапой за изувеченное плечо.

– О, господи, извини. – Торквил испуганно попятился. – Что это с тобой? Страшен как смерть.

– Кто-то напал на меня. По голове огрел.

– Мерзавец. Угадай, сколько я заработал?

– Торквил, я избит, я ужасно себя чувствую, мне нужен сон.

– Я проработал девять часов без передышки. Ну, угадай.

– Я спать хочу!

– Двести восемьдесят пять фунтов. Лобби сказал, работы для меня полно. А ночью еще лучше. После десяти тарифы выше.

– Мои поздравления. – Лоример снова упал на подушку.

– Я думал, ты за меня порадуешься, – обиженно произнес Торквил.

– Я рад за тебя, – пробормотал Лоример. – Очень рад. А теперь уходи, оставь меня в покое, будь паинькой.

234. 1953 год.«Это один из самых поразительных фактов в научной истории, – сказал Алан, – одно из самых необъяснимых явлений в истории изучения человеческого тела». – «Что?» – «Подумай только, – сказал Алан, – после тысячелетий сна и спанья, „быстрый“ сон открыли только в 1953 году! В 1953-м! Неужели раньше никто никогда не наблюдал за спящим человеком и не задавался вопросом – почему у него бегают глаза?» – «А вообще, существовал этот вид сна до 1953 года? – спросил я. – Может, „быстрый“ сон – это позднейшее эволюционное усовершенствование человеческого рода». – «Разумеется, существовал», – возразил Алан. «Откуда ты знаешь?» – «Потому что мы видим сны только в фазе „быстрого“ сна, а сны люди видят с незапамятных времен».

Книга преображения

* * *

– …это Адриан Боулд, – говорил Хогг, – Димфна Макфарлейн, Шейн Эшгейбл, Иан Феттер и – наконец, но отнюдь не на последнем месте, – Лоример Блэк.

– Добрый день, – проговорил Лоример, пытаясь изобразить на лице дружелюбную приветственную улыбку. Теперь он по-настоящему понял смысл выражения «перекошенный от боли». Он чувствовал себя Жераром де Нервалем с фотографии Надара. Голову ему будто буравил какой-то очень острый резец, а боль в плече давала о себе знать весьма мощно и даже изобретательно, разными неожиданными способами. Казалось, на нее откликается вся левая сторона его тела: даже левая ступня глухо, словно сочувственно, пульсировала. Хогг представлял оценщиков убытков «Джи-Джи-Эйч» их новой сотруднице, Фелисии Пикерсгилл – суровой на вид женщине лет сорока с чем-то, с густыми седоватыми, как у барсука, волосами и проницательными равнодушными глазами. Лоример не очень-то вслушивался в Хоггову преамбулу, но, кажется, ему запомнилось, что она занимала какой-то высший пост то ли в Женской Королевской Морской Службе, то ли в армии, – в общем, на какой-то службе, позднее она работала в банке, а затем в страховой компании (наверное, в военной полиции, подумал Лоример, – такой пункт биографии пришелся бы по вкусу Хоггу). Впрочем, единственное, что сейчас интересовало Лоримера, – это вино в бутылках, расставленных за тарелками с бутербродами на Хогговом рабочем столе. Сегодня утром, по пробуждении, его дважды вырвало, и поэтому ему пришлось щедро сдобрить свой чай бренди. Боль ненадолго притупилась, но теперь ему была необходима новая доза обезболивающего алкоголя.

– …чрезвычайно рады принять Фелисию к нам в «Джи-Джи-Эйч» и очень надеемся, что ее профессиональные навыки будут способствовать успеху и репутации фирмы.

– Правильно! Правильно! – произнесли в унисон Раджив с Янцзы, а Джанис захлопала в ладоши, но Хогг поднял кверху ладонь, призывая к тишине.

– Фелисии известно, как это известно и всем вам, что вы представляете собой элиту нашей профессии. Нас немного, зато наша власть и наше влияние обратно пропорциональны нашей численности. «Джи-Джи-Эйч» зарекомендовала себя как выдающаяся компания в мире специалистов по оценке убытков, где существует высокая конкуренция. Во многом этот успех был достигнут благодаря вам и вашим стараниям. Я знаю, иногда я бываю немножко строг и даже суров (почтительные смешки), – но это потому, что лишь высокие требования к себе позволяют нам преуспевать. Преуспевать и процветать в этом сложном, более того, жестоком мире. Когда вещи упрямятся, как сказал один американский киноартист…