Текст книги "Божество реки"

Автор книги: Уилбур Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 43 страниц)

В последний момент он попытался развернуть отряд и грудь к груди встретить Ремрема, но было поздно. Лучше бы попытался бежать. Колесницы Ремрема могучей волной хлынули на гиксосов и смели отряд врага, как половодье Нила смывает мусор с его берегов. Я наблюдал за боем, пока не убедился, что Ремрем поймал большую часть лошадей гиксосов, и только тогда вздохнул с облегчением и повернулся к городу.

Горожане обезумели от радости. Люди плясали на улицах и размахивали первыми попавшимися тряпками синего цвета. Синий цвет – цвет фараона Тамоса. Женщины вплетали в волосы синие ленты, а мужчины надевали синие пояса и повязывали синие браслеты на запястья.

Кое-где еще продолжался бой, но постепенно последних гиксосов перерезали или стащили со зданий, которые они пытались защищать. Только в казарме несколько сот воинов заперлось изнутри. Их пришлось поджечь. Я слышал вопли горящих людей, и скоро запах жженого мяса донесся до меня. Казалось, где-то жарят свинину.

Разумеется, в городе начались грабежи, и некоторые еще державшиеся на ногах горожане стали врываться в кабаки и винные лавки и вытаскивать прямо на улицы кувшины с вином. Когда случайно кувшин с вином проливали, люди становились на четвереньки и лакали из луж, как собаки.

Внизу трое мужчин погнались за девушкой по переулку. Когда они поймали ее, бросили на землю и сорвали юбку. Двое прижали к земле плечи, а третий оседлал. Я не стал смотреть, чем это кончится.

Как только Мемнон и Крат уничтожили последние очаги сопротивления гиксосов, они стали наводить порядок в городе. Отряды дисциплинированных войск трусцой бегали по улицам и древками боевых копий, как дубинами, приводили в чувство пьяных и бредящих горожан.

Мемнон приказал повесить на месте преступления горстку пойманных мародеров, грабивших дома и насиловавших женщин, а затем их трупы прибили ногами кверху у городских ворот. К наступлению ночи в городе восстановился порядок, и приличные люди снова могли без опаски ходить по улицам.

МЕМНОН разместился во дворце фараона Мамоса, который был когда-то нашим домом на Элефантине. Как только я ступил на берег острова, то поспешил в наши старые покои в гареме.

Комнаты были по-прежнему роскошно обставлены и избежали разграбления. Человек, который занимал их, с уважением отнесся к моим фрескам. Водный садик весь зарос великолепными растениями, а пруды были полны рыбы и лотосов. Египетский садовник сказал, что здесь жил командир отряда стражи гиксосов. Он восхищался образом жизни египтян и пытался подражать нам. Я благодарен ему за это.

За несколько дней я привел покои и сад в необходимое состояние, и теперь они снова могли принять мою госпожу. После этого я отправился к Мемнону за разрешением привести царицу домой.

Царь был поглощен заботами по управлению царством. Тысячи разных проблем требовали решения, но он оставил их на некоторое время и обнял меня.

– Все идет хорошо, Тата.

– Со счастливым возвращением, ваше величество, – ответил я. – Но у нас еще столько дел.

– По моему царскому повелению, когда мы с тобой будем оставаться наедине, как сейчас, ты будешь попрежнему называть меня Мем, – улыбнулся он мне. – Однако ты прав, дел у нас очень много, а времени – мало. Скоро Салит со своим войском направится сюда из дельты. Мы победили в первой маленькой стычке. Нас еще ожидают великие сражения.

– Мем, мне хотелось бы выполнить одну обязанность, которая доставит мне огромную радость. Я приготовил покои для царицы-матери. Могу ли я отправиться вверх по реке и привести ее домой в Элефантину? Царица так давно ожидала мгновения, когда она снова ступит на землю Египта!

– Отправляйся немедленно, Тата. И приведи с собой царицу Масару.

Вода в реке еще стояла высоко, а дорога по пустыне была слишком трудна. Около сотни рабов несли носилки двух цариц по узким тропам вдоль берега Нила через ущелье порога и дальше по долине.

Это не было совпадением, когда первым египетским зданием, встретившимся нам на пути, оказался маленький храм. Я специально выбрал эту дорогу.

– Что это за святилище, Таита? – спросила госпожа, отодвинув занавеску на носилках.

– Это храм бога Ак Гора, госпожа. Не желаешь ли ты помолиться здесь?

– Благодарю тебя, – прошептала Лостра. Она поняла, что я задумал. Я помог ей сойти с носилок, и, тяжело опираясь на мою руку, госпожа вошла со мной в прохладные сумерки каменного храма.

Мы молились вместе, и я был уверен, что Тан слышит голоса двух людей, которые любили его больше всех на этом свете. Прежде чем покинуть храм, госпожа приказала отдать жрецам все золото, которое было у нас с собой, и обещала прислать еще на содержание и украшение святилища.

Силы ее иссякли, когда мы наконец добрались до дворца на Элефантине. С каждым днем существо в утробе становилось все больше, высасывая силы из тела. Я уложил госпожу на ложе в беседке в водяном садике. Она закрыла глаза и некоторое время лежала молча. Потом открыла их и нежно улыбнулась мне.

– Когда-то мы были здесь счастливы. Но увижу ли я Фивы до своей смерти?

Я не смог ответить ей. Что толку давать обещания, которые не мне придется выполнять.

– Если я умру раньше, обещаешь ли ты отвезти меня туда и построить мне гробницу в холмах, откуда мне будут видны прекрасные Фивы?

– От всей души обещаю тебе выполнить это.

В ПОСЛЕДУЮЩИЕ дни мы с Атоном восстановили старую сеть шпионов и осведомителей в Верхнем царстве. Многие из тех, кто работал на нас раньше, умерли, но многие остались живы. Обещанием золота и патриотическими речами мы смогли завербовать более молодых осведомителей в каждом городе и в каждой деревушке Египта.

Очень скоро у нас появились шпионы во дворце сатрапа гиксоса в Фивах и в других городах к северу до самой дельты и Нижнего царства. От них мы узнали, где размещаются отряды гиксосов и каково их боевое снаряжение, куда и каким образом они отправляются. Мы узнали о численности врага, об именах и грешках его командиров. Получили точные сведения о количестве боевых ладей и колесниц. Как только воды Нила начнут спадать, мы сможем проследить за продвижением на юг и на Фивы огромного войска и армады боевых колесниц царя Салита.

Я отправлял тайные послания от имени фараона Тамоса египтянам, завербованным в войско врага, и подстрекал их к мятежу. Они начали тоненькими струйками просачиваться по тропкам вдоль реки и приносили с собой более свежие и ценные сведения. Скоро тоненькая струйка дезертирства из войска гиксосов превратилась в полноводную реку. Два отряда лучников пришли под синими знаменами при полном вооружении. Они кричали: – За Египет и Тамоса!

Команды сотни боевых ладей подняли мятеж и перебили своих командиров гиксосов. А когда пошли вверх по реке, чтобы соединиться с нами, то пригнали с собой целый флот торговых барок, захваченных в портах Фив. Барки эти были доверху нагружены зерном, маслом, солью, вином и деревом – товарами, которые кормят войну. К этому времени все наши войска преодолели пороги и разместились в городе, за исключением маленького стада домашних гну. Их я оставил напоследок. Со своего наблюдательного поста на вершине северной башни я видел лагеря наших конных отрядов, протянувшиеся на многие мили по обоим берегам реки. Дым, поднимавшийся от костров, на которых готовили пищу, окрашивал воздух в голубой цвет.

С каждым днем силы наши росли, а по всему Египту распространялось бурное брожение. Пьяный аромат свободы наполнял грудь египтян. Кемит как страна словно переживала второе рождение. На улицах и в кабаках пели патриотические песни, а блудницы и виноторговцы жирели.

Мы с Атоном разглядывали карты и читали тайные донесения, и постепенно перед нашими глазами начала появляться несколько иная картина. Гигант-гиксос стряхнул с себя дремоту и протянул в нашу сторону вооруженный кулак. Его отряды двигались на нас из Мемфиса и каждого города Нижнего царства. Дороги были запружены колесницами Салита, а река заполнена ладьями, и все это гигантское войско шло на юг, к Фивам.

Я дождался, пока вельможа Апачан, командующий колесницами гиксосов, дошел до Фив и встал лагерем за городскими стенами со всеми своими колесницами и лошадьми. Потом отправился на заседание верховного совета к фараону Тамосу.

– Ваше величество, я пришел сообщить вам, что враг собрал у Фив сто двадцать тысяч лошадей и двенадцать тысяч колесниц. Через два месяца вода в реке спадет, и Апачан отправится в поход против нас.

Даже у Крата лицо стало серьезным.

– Попадали мы и в худшие переделки… – начал было он, но царь оборвал его.

– Я вижу по лицу царского конюшего, что он еще не все поведал нам. Я прав, Таита?

– Фараон всегда прав, – подтвердил я. – Я прошу вашего позволения привести своих гну из-за порога.

Крат рассмеялся.

– Клянусь лысиной Сета, Таита, не собираешься ли ты запрячь своих забавных зверюшек в колесницы и пойти воевать с гиксосами?

Я вежливо посмеялся вместе с ним – его чувство юмора недалеко ушло от шилуков, которыми он командовал.

Следующим утром мы с Гуи отправились вверх по реке за нашими гну. К этому времени из стада в шесть тысяч голов осталось только три сотни несчастных животных, и они стали совсем ручными. Их можно было кормить с рук. Мы неторопливо погнали их на север, чтобы не загнать до смерти.

Лошади, которых Ремрем захватил в первом коротком бою с колесницами гиксосов, содержались по моему приказу отдельно от других лошадей, пригнанных нами из Куша. Мы с Гуи привели гну на одно пастбище с этими лошадьми, и после первых беспокойных минут животные стали мирно пастись рядом. Той же ночью мы загнали лошадей гиксосов и гну в один загон. Я оставил Гуи наблюдать за ними, а сам отправился во дворец на острове Элефантина.

Должен признаться, что все последующие дни чувство неуверенности и беспокойства не оставляло меня. Я верил в успех своей хитрости, но зависела-то она от природного явления, которое я до конца не понимал. Если бы хитрость нам удалась, мы могли бы не бояться мощного удара конницы врага, которая вчетверо превосходила нашу.

Я засиделся допоздна с Атоном и уснул за своими свитками в библиотеке, когда вдруг почувствовал, что чьи-то руки трясут меня, и голос Гуи раздался в ушах.

– Просыпайся, ленивый мошенник! Просыпайся, у меня есть новости для тебя.

Лошади ждали нас у пристани. Мы поспешили к ним и вскочили в седла, как только ступили на берег. Мы мчались галопом по освещенной луной дороге, и лошади в пене принесли нас в лагерь. Конюхи зажгли светильники и работали в загонах при их слабом свете.

Семь лошадей гиксосов уже лежали на земле, и густой гной тек у них изо рта и ноздрей. Конюхи делали надрезы и вставляли камышовые трубки, чтобы спасти лошадей от удушья.

– Сработало! – закричал Гуи, грубо обнял меня и начал плясать вместе со мной. – Желтый душитель! Сработало! Сработало!

– Я же говорил, что так и будет! – со всем достоинством, на какое был способен в такой дикой пляске, ответил я. – Разумеется, сработало!

Много недель назад мы приготовили барки и поставили их у берега. Сразу погрузили на них лошадей, тех, что еще держались на ногах. Гну мы оставили в загоне. Было бы трудно объяснить их присутствие там, куда мы направлялись.

Захваченные у гиксосов боевые ладьи тащили на буксире наши барки. Мы вышли на стрежень и повернули на север. С каждого борта ладьи пятьдесят весел пенили воду – мы спешили в Фивы с подарком для вельможи Апачана.

КАК ТОЛЬКО мы прошли Ком Омбо, спустили синий флаг и подняли знамена, захваченные у гиксосов. Большинство моряков ладей, которые буксировали барки, родились уже в правление гиксосов, а некоторые даже происходили из смешанных семей и бегло говорили на языке чужеземцев.

Через две ночи к северу от Ком Омбо нас остановила ладья гиксосов Они подошли к борту и послали небольшой отряд для осмотра груза.

– Лошади для колесниц вельможи Апачана, – объяснил им кормчий. Его отец был гиксосом, а мать – знатной египтянкой. Вел он себя естественно и убедительно. После беглого осмотра нас пропустили. Прежде чем мы достигли Фив, нас еще два раза останавливали и осматривали, но каждый раз кормчему удавалось обмануть гиксосов.

Больше всего меня тревожило состояние наших лошадей. Несмотря на наши отчаянные усилия, они начали умирать, а половина живых были в плачевном состоянии. Трупы лошадей мы выбрасывали за борт и спешили на север.

Первоначально я собирался продать лошадей гиксосам в порту, но ни один человек, разбирающийся в лошадях, не станет даже глядеть на таких жалких тварей. Мы с Гуи решили действовать иначе.

Мы так подгадали время прибытия в Фивы, что солнце уже садилось. Сердце мое отзывалось болью всякий раз, когда я узнавал знакомые места. Стены цитадели светились розовым светом в последних лучах солнца. Три стройных башни, построенных мною для вельможи Интефа, по-прежнему указывали в небо – недаром их прозвали «Пальцы Гора».

Дворец Мемнона стоял на западном берегу. Он не был достроен, и гиксосы переделали его. Даже мне пришлось признать, что азиатское влияние может быть благотворным. В закатном свете шпили и дозорные башни придавали дворцу таинственное и экзотическое настроение. Как бы мне хотелось, чтобы госпожа моя могла разделить со мной этот момент возвращения домой. Мы оба так давно мечтали об этом – больше половины ее жизни.

Темнело быстро, но в сгущающихся сумерках мы разглядели огромное скопление лошадей, колесниц и повозок за стенами города. Хотя я и получил точные сведения о количестве гиксосов, глаза мои отказывались верить тому, что было перед нами. Сердце мое дрогнуло при виде гигантского стана – я вспомнил маленькое храброе войско, оставшееся в Элефантине.

Да, нам потребуется благосклонность богов и большая удача, чтобы одержать победу над такой армадой. Когда последние лучи солнца затерялись в ночи, костры гиксосов расцвели и замерцали на равнине, как огромное поле звезд. Им не было конца. Они простирались насколько хватало глаз.

Когда мы подплыли поближе, почувствовали их запах. Стоящее войско распространяет вокруг себя специфический аромат. Он состоит из множества отдельных запахов: от дыма костров, на которых готовится пища, до свежего запаха сена, аммиачного запаха лошадей, вони человеческих отбросов и испражнений, кожи, смолы, лошадиного пота, древесных опилок и прокисшего пива, и над всем этим витает запах десятков тысяч людей, которые живут бок о бок в хижинах или землянках.

Мы плыли дальше, и звуки доносились до нас с берега по гладкой, отражающей звезды воде. Мы молчали и слушали фырканье и ржание лошадей, звон кузнечных молотов, оклики часовых, пение, ругань и смех множества людей.

Я стоял рядом с кормчим передней ладьи и показал ему небольшой причал на восточном берегу, где когдато торговали деревом у самых городских стен. Если пристань была на месте, там удобнее всего выгрузить на берег наш табун.

Я нашел проход к пристани, и мы на веслах подошли к ней. Здесь все осталось по-прежнему. Как только мы причалили, начальник пристани суетливо взобрался на борт ладьи и потребовал разрешения на торговлю.

Я завертелся вокруг него с льстивой, раболепной улыбкой.

– Ваше высокопревосходительство, случилось нечто ужасное. Мое разрешение на торговлю унес ветер. Это все проделки Сета, без всякого сомнения.

Начальник надулся, как рассвирепевшая жаба, и снова сдулся, когда ощутил тяжесть золотого кольца в своей ладони. Он попробовал металл на зуб и с улыбкой ушел.

Я послал одного из конюхов на берег пригасить факелы, освещавшие пристань. Мне не хотелось, чтобы любопытные зеваки разглядели, в каком состоянии наши лошади. Некоторые из них оказались настолько слабы, что не могли встать, другие спотыкались и хрипели, а вонючий гной и слизь текли из их ртов и ноздрей. Нам пришлось надеть уздечки на всех лошадей и долго уговаривать их сойти с барки на пристань. В конце концов лишь сотня лошадей отправилась на берег вместе с нами.

Мы повели их по выбитой повозками дороге высоко над рекой, где, по сообщениям наших шпионов, располагались основные силы конницы гиксосов. Шпионы снабдили нас также паролем первого отряда колесниц, а знатоки языка среди наших отвечали на оклики стражи.

Мы провели лошадей вдоль всего лагеря врага. По дороге начали отпускать животных по одному или маленькими группами, и они уходили к лошадям каждого из двадцати отрядов гиксосов. Мы шли так спокойно и естественно, что никто не заподозрил дурного: даже болтали и шутили с конюхами и погонщиками гиксосов.

Когда небо на востоке загорелось первыми лучами рассвета, мы, усталые, вернулись к пристани, где сошли на берег. Только одна ладья ожидала нас, так как остальные ушли обратно на юг, как только избавились от своего груза.

Мы поднялись на борт ладьи. Гун и остальные конюхи повалились спать прямо на палубе, а я остался стоять на корме и смотрел, как стены прекрасных Фив удаляются от меня, омытые чистым утренним светом.

Десять дней спустя мы вошли в порт Элефантины, сообщив обо всем фараону Тамосу, я поспешил в водяной сад гарема. Госпожа моя лежала в тени беседки. Она была так бледна и худа, что руки мои едва не задрожали, когда я кланялся ей. Лостра заплакала, когда увидела меня.

– Мне не хватало тебя, Таита. У нас осталось так мало времени.

ВОДА начала спадать, и Нил постепенно возвращался в русло. Поля освобождались от воды, покрывшись свежей черной грязью. Дороги начали просыхать, открывая путь на север. Скоро настанет пора пахоты и войны. Мы с Атоном беспокойно ждали сообщений из стана врага, тщательно изучая послания наших шпионов. Наконец получили нужные вести, которых так ждали и о которых молили богов. Быстрая ладья принесла их на крыльях северного ветра. Она причалила к пристани в третью ночную стражу, но мы с Атоном засиделись при свете светильников, и гонец застал нас в его покоях.

Я поспешил к царю с грязным кусочком папируса в руках. Стража получила приказ пропускать меня в любое время, но царица Масара остановила меня у занавешенной двери в спальню царя.

– Я не позволю тебе разбудить его. Царь устал. Он впервые за весь месяц лег поспать.

– Ваше величество, я должен видеть его. У меня строжайший приказ…

Пока мы спорили, низкий молодой голос позвал меня из-за занавески.

– Это ты, Таита? – занавеска отодвинулась, и царь встал передо мной во всей своей величественной наготе. Мужчина он был красивее многих, стройный и крепкий, как клинок голубого меча, и все части его мужского тела были настолько величественны, что я в его присутствии еще больнее чувствовал свое убожество.

– Что случилось, Тата?

– Сообщение с севера, из лагеря гиксосов. Ужасное поветрие обрушилось на ряды конницы гиксосов. Половина лошадей уже пала, тысячи других заболели страшной болезнью и умирают каждый день.

– Ты колдун, Тата. Как могли мы смеяться над тобой и твоими гну! – он схватил меня за плечи и посмотрел мне в глаза. – Ты готов ехать со мной навстречу славе?

– Готов, фараон!

– Так запрягай Утеса и Цепь и поднимай синий вымпел над нашей колесницей. Мы возвращаемся домой, в Фивы.

И ВОТ МЫ ВСТАЛИ перед городом ста ворот с четырьмя отрядами колесниц и тридцатью тысячами пехоты. Орда царя Салита расположилась перед нами, однако из-за спин множества врагов«Пальцы Гора» манили нас, и стены Фив сияли перламутром в лучах рассвета. Огромное войско гиксосов лежало перед нами, как чудовищная свернувшаяся змея, где колонна стояла за колонной, ряд за рядом. Наконечники копий блестели на солнце, золотые шлемы командиров сверкали в утренних лучах.

– Где же Апачан и его колесницы? – спросил фараон, и я посмотрел на тот «палец Гора», который стоял ближе к реке. Мне пришлось напрячь зрение, чтобы различить маленькие цветные лоскутки, двигавшиеся на башне.

– Апачан разместил пять отрядов в центре и шесть в резерве. Они прячутся за стенами города.

Я прочел сигналы шпиона, которого поставил на самую высокую из трех башен. Оттуда он сможет наблюдать за ходом сражения с высоты птичьего полета.

– Пять отрядов и шесть отрядов. Получается одиннадцать, Тата, – проворчал царь.

– А желтый душитель? – откликнулся я. – Он вывел на поле боя всех лошадей, какие еще держатся на ногах.

– Клянусь Гором, было бы хорошо, если бы ты оказался прав. Надеюсь, Апачан не приготовил нам какойнибудь сюрприз, – он коснулся моего плеча. – Однако кости брошены, их уже поздно менять. Мы должны сыграть эту партию так, как позволили боги. Поехали на смотр.

Я взял вожжи и выкатил свою колесницу перед войском. Царь показывал себя воинам. Его присутствие придаст им силы и бодрость. Я быстрой рысью вел колесницу вдоль передних рядов. Утеса и Цепь вычистили и расчесали им гривы, их шкуры блестели при солнечном свете, как полированная медь. Царскую колесницу украсили тонким золотым листом. Это была единственная уступка, на которую я согласился в своем стремлении к легкости.

Кузнецы молотками выковали лист тоньше папируса, и колесница потяжелела всего на сотню дебенов, однако вид у нее был ошеломляющий. Враг ли, друг ли смотрел на нее, у него не возникало сомнений, что перед ним колесница фараона, и в одних это вселяло мужество, а на других наводило страх. На высоком и гибком бамбуковом древке развевался синий вымпел, и воины приветствовали нас, когда мы проезжали мимо них.

В тот день, когда мы оставили Кебуи и началось Возвращение, я дал обет не стричь волос до тех пор, пока не принесу жертву в храме Гора в центре Фив. Теперь волосы мои отросли до пояса, седые пряди я закрасил хной, завезенной из земель, расположенных за рекой Инд. Огненно-золотая грива оттеняла мою красоту до совершенства. Я надел простую накрахмаленную юбку из белейшего полотна, а на груди у меня сверкало «Золото похвалы». Я не хотел отвлекать внимание от молодого фараона, поэтому не использовал грима и других украшений.

Мы проехали мимо отряда шилуков-копейщиков. Великолепные кровожадные язычники, как скала, держали центр нашего войска. Они приветствовали нас криками: «Каян! Тан! Каян! Тамос! » Страусиные перья их головных уборов волновались, как буруны порогов, когда они поднимали к небу копья, приветствуя нас. В самой гуще черных воинов я увидел Крата, он что-то кричал. Его слова потонули в реве десятков тысяч голосов, но я прочел по губам: «Мы с тобой еще напьемся до рвоты в Фивах, старый хулиган».

Шилуки расположились в глубину ряд за рядом и отряд за отрядом. Крат неустанно обучал их борьбе с колесницами – я помог ему разработать приемы. Помимо длинных пик, у каждого черного воина была связка дротиков и палка с кожаной петлей для их метания. Перед собой они вставили в землю заостренные деревянные колья, которыми ощетинились передние ряды. Колесницам гиксосов придется прорываться через этот колючий барьер, чтобы добраться до них.

Египетские лучники расположились позади, готовые пробежать вперед между их рядами или отступить назад, как того потребует ход сражения. Они высоко подняли свои изогнутые луки и закричали фараону:

– Тамос! За Египет и Тамоса!

Фараон надел синюю военную корону с золотым кольцом уреи надо лбом и золотыми головами стервятника и кобры, знаками союза двух царств, глаза которых были выполнены из драгоценных камней. Он отвечал на приветствия, поднимая голубой меч.

Мы развернулись перед левым флангом, но, прежде чем отправиться обратно, Мемнон остановил меня, положив руку на плечо. Некоторое время мы вместе осматривали поле боя. Гиксосы уже двинулись вперед. Их передние ряды были вдвое длиннее наших.

– Как гласит твой трактат, Тата, – процитировал он, – осторожно обороняйся, пока враг не увязнет в сражении, а затем стремительно и смело атакуй.

– Ты хорошо запомнил урок, господин.

– Без всякого сомнения, нас охватят с флангов, и Апачан сразу бросит в бой пять отрядов колесниц.

– Я согласен с тобой, Мем.

– Но мы знаем, что нужно делать, правда, Тата? – Он хлопнул меня по плечу, и мы отправились назад, туда, где позади пехоты стояли наши отряды колесниц.

Ремрем возглавлял первый отряд, Аст – второй, а вельможа Акер – третий. Гун только что присвоили звание лучшего из десяти тысяч, и теперь бывший сотник командовал четвертым. Два отряда шилуков охраняли наш обоз и запасных лошадей.

– Посмотри-ка на этого старого гончего пса, – Мемнон кивнул в сторону Ремрема. – Так и рвется вперед. Клянусь Гором, еще до заката я научу его терпению.

Мы услышали звуки труб в центре наших войск.

– Начинается, – Мемнон протянул руку вперед, и мы увидели темные ряды колесниц гиксосов, приближающиеся к нам в туче пыли. – Да, Апачан пустил на нас свои колесницы.

Он поглядел на наши отряды. Ремрем поднял меч.

– Я готов, ваше величество! – горячо воскликнул заслуженный воин, но Мемнон словно не заметил его и дал знак вельможе Акеру. Третий отряд пошел следом за нами колонной по четыре колесницы. Сам фараон вел его.

Колесницы гиксосов тяжело и величественно катились на нас, нацеленные на центр наших войск. Мемнон повел отряд наперерез врагу, и тонкая колонна протянулась между ордой и нашей пехотой. Потом по его знаку все развернулись грудью к врагу и понеслись вперед. Маневр казался самоубийственным и бессмысленным, как нападение хрупкой деревянной лодки на скалу в порогах Нила.

Когда мы сошлись, лучники стали пускать стрелы в лошадей гиксосов. В их рядах образовывались просветы, когда подбитые животные валились на землю, опрокидывая колесницы. В самый последний момент линия наших колесниц рассеялась, как дымок. Наши возницы воспользовались превосходством в маневренности и скорости и, избежав столкновения с гиксосами, свернули в появившиеся бреши. Они пронеслись сквозь строй врага. Однако не все наши колесницы спаслись, некоторые были разбиты и перевернулись. Вельможа Акер вывел из боя четыре колесницы из каждых пяти.

Наш отряд прошел сквозь строй гиксосов, развернулся, снова построился в одну линию и галопом понесся за врагом, догоняя его сзади и пуская стрелы с сокращающегося расстояния.

Колесницы гиксосов защищали воинов только спереди, а наши лучники пускали в них стрелы сзади. В рядах врага воцарился хаос, когда его колесничие попытались отбить нападение с тыла. Пытаясь развернуться, в плотном строю некоторые возницы сталкивались с соседями. Ужасные колесные ножи рубили ноги упряжек, и те с криком и визгом валились на землю.

Их охватила паника, и именно в этот момент египетские лучники в первый раз выпустили стрелы из-за спин шилуков; они тучей поднялись в небо и обрушились на врагов. Как только это произошло, мы отвернули в сторону по приказу Мемнона, не дожидаясь, пока налетим вместе с гиксосами на заостренные колья. Половина вражеских лошадей была покалечена их страшными остриями. Тех же, кто сумел пробиться через ограду из заостренных кольев, встретил рой дротиков из рядов шилуков. Напарываясь на колья под градом стрел и дротиков, лошади пугались, начинали биться в упряжках и вставать на дыбы.

Сохранившие управление колесницы ринулись на ряды шилуков, но не встретили никакого сопротивления. Черные воины разошлись, пропуская их, и снова сомкнули ряды.

Черные стройные дьяволы были прирожденными акробатами. Они прыгали на подножки несущихся колесниц сзади и убивали колесничих кинжалами и копьями. Их ряды проглотили первую атаку колесниц, как медуза поглощает серебристую сардинку тысячей рук своего аморфного тела.

Копейщики гиксосов двинулись было вслед за колесницами, однако теперь остались без защиты. Вырвавшиеся из упряжек лошади и уцелевшие колесницы отступали через их ряды, и им приходилось расступаться, чтобы пропустить своих. На какое-то время они беспорядочно столпились в середине поля, и Мемнон умело воспользовался моментом.

Лошади вельможи Акера устали, и Мемнон отвел его отряд в резерв. Мы с ним сменили упряжку. Конюхи за несколько мгновений высвободили из упряжи Утеса и Цепь и привели запасных лошадей. В тылу у нас оставалось еще шесть тысяч свежих лошадей. Интересно, сколько лошадей гиксосов уцелело от желтого душителя, сколько свежих упряжек сохранили они, подумал я.

Когда мы снова выкатились к передним рядам, Ремрем отчаянно заорал:

– Ваше величество! Первый! Пустите первый отряд! Фараон не обратил на него внимания и дал знак Асту.

Второй отряд на рысях пошел в бой за нашей колесницей. Пехота гиксосов все еще в беспорядке толпилась посредине поля. Ряды растянулись широко, чтобы охватить наши войска, но строй их теперь уже не был плотным и ровным. Они изогнулись и кое-где разошлись. Опытным глазом воина Мемнон выбрал самое слабое место в расположении: выступ на левом фланге.

– Второй отряд! Рысью, вперед! Колоннами по восемь! Марш!

Мы обрушились на выступ в расположении гиксосов. Колонна за колонной по восемь колесниц в ряд налетали на пехоту, сметая ее на своем пути. Левый фланг врага изогнулся, отступая, а правый по-прежнему двигался вперед. Ряды растягивались. Центр грозил разорваться надвое в любую минуту, и Мемнон, перегруппировав третий отряд на полном галопе, послал его на центр.

Когда мы приближались к рядам врага, я поглядел на город. Облако пыли почти скрывало «Пальцы Гора», но я успел разглядеть два белых флажка на вершине башни. Это был предупредительный сигнал – я обернулся и посмотрел на восточные ворота города.

– Господин! – крикнул я и показал рукой назад. Царь посмотрел, куда я показывал, и увидел, как первый отряд колесниц гиксосов выходит из-за городских стен. Остальные последовали за ним, как колонна черных муравьев.

– Апачан бросает в бой резервы, чтобы спасти пехоту, – крикнул Мемнон, стараясь перекричать шум боя. – Еще мгновение, и он ударил бы нам во фланг. Отлично, Таита.

Нам пришлось оставить в покое пехоту, и мы, развернувшись грудью к врагу, понеслись на колесницы Апачана. Мы мчались на них по полю боя, усеянному разбитыми и перевернутыми колесницами, брошенными стрелами и дротиками, мертвыми и умирающими людьми и лошадьми. Когда мы начали сходиться, я привстал на подножке и посмотрел вперед. В движении вражеских колесниц было что-то необычное, и я не сразу понял, в чем дело.

– Господин! – закричал я. – Посмотри на лошадей! Они запрягли больных животных!

Грудь передних упряжек покрывал блестящий слой желтого гноя, струившегося изо рта и ноздрей. На моих глазах одна лошадь споткнулась и повалилась на землю, потянув за собой вторую.

– Сладчайшая Исида! Ты прав. Их лошади падут, так и не доскакав до нас, – ответил Мемнон. Он сразу увидел, что нужно делать, и с природной проницательностью воина и умением управлять войском развернул атакующие колесницы и в последний момент ушел от прямого столкновения с врагом.

Наш строй развернулся, подобно лепесткам распускающегося цветка, и помчался назад, к своей пехоте, уводя за собой колесницы врага и заставляя больных, задыхающихся лошадей скакать за нами из последних сил.